3.3.1. Ювенальная юстиция: понятие и происхождение

Ювенальная юстиция представляет собой весьма сложное множественное целое — комплекс концепций и «схем» влияния на ПОД' ростков, массу конкретно-практических ситуаций воздействия на человека, семью, первичные группы (непосредственное окружение подростка), а также социальные институты.

Во-первых, ювенальную юстицию целесообразно рассматривать не просто выделяя специфичных для нее действующих лиц (судей, со' циальных работников, пробаторов), но предполагая, что они своими действиями реализуют особые («ювенальные») концепции, проекты и схемы работы. Эти концепции, модели работы и схемы нельзя рассматривать как нечто раз и навсегда сложившееся — они были и остаются предметом специального поиска и совершенствования. Изменение концепций и моделей приводит к соответствующим изменениям в практике.

Во-вторых, важно подчеркнуть момент множественности и разнообразия действующих лиц и концепций, обеспечивающих их функционирование. Система ювенальной юстиции той или иной страны является уникальным комплексом, уникальной констелляцией концепций и форм организации (схем) деятельности, определяемой особенностями истории и правовой системы. В рамках каждой такой системы реализуется не только множественность, но и особая связь кооперации различных специалистов, позволяющая им взаимодействовать в относительном единстве. Сложность обсуждаемого целого внешне выражается втом, что системы ювенальной юстиции различных стран имеют довольно существенные различия.

Принципиальным для возникновения ювенальной юстиции стало соединение двух разнородных социокультурных образований — формально-юридически организованной системы государственных судов и личностно определяемого попечения о детях. Именно соединение таких, казалось бы, взаимоисключающих образований привело к возникновению уникального способа работы с детьми-правона- рушителями, под влиянием которого была фактически перестроена система уголовного правосудия для несовершеннолетних.

Этому предшествовала длительная история работы с подростками: в XIX в. организовывались приюты, а затем начали создаваться и повсеместно использоваться так называемые «реформатории» (исправительные заведения для несовершеннолетних). Одновременно развивалась система попечительского присмотра, которая постепенно стала приоритетной в работе с детьми-правонарушителями и детьми группы риска.

XIX в. был временем крупных социальных и промышленных преобразований в Соединенных Штатах. Создавалась крупная промышленность, сельское население перетекало в города. «В ответ на связанные с этим проблемы бедности, преступности, неустроенности, безработицы возникло движение за благополучие детей, которое сосредоточило свои усилия на защите несовершеннолетних ют нездорового, развращающего влияния городской жизни... На началь- ном этапе участники движения “За спасение детей” ставили перед собой задачу установить в американском обществе светскую разновидность нравственности... Они видели свою миссию в исправлений нарушителей закона, а также возлагали на себя обязанность “учить беспризорников, бродяг и пьяниц более пристойному образу жизни”272.

Приюты возникли в ходе реализации этой миссии.

В 70-х годах XIX в. по почину граждан г. Бостона Кука и Аугусту- са была учреждена система попечительского надзора. Кук и Аугустус присутствовали на судебных процессах по делам несовершеннолетних, и если выяснялось, что ребенка можно исправить, просили судью не назначать наказание, а отдать правонарушителя под присмотр274. Система попечительского надзора — личностно окрашенная забота о ребенке — постепенно приобретала важнейшее значение как способ изменения ребенка и его среды.

Заметим, что сама по себе организация приютов и попечительского надзора, их использование для помощи детям и удовлетворения общественной потребности в особых воспитательных учреждениях еще не означают появления ювенальной юстиции: параллельно с этими учреждениями существовал обычный уголовный суд, к ведению которого относилось реагирование на преступления детей и подростков. Создатели приютов и попечительского надзора в XIX в. в первую очередь имели дело с узким спектром отклоняющегося поведения и жизни подростков, куда подростковая преступность как особый предмет поначалу не входила. Вместе с тем попечение и приюты начали проводить в жизнь особые — реабилитационные — подходы обращения с несовершеннолетними. В соответствии с этими подходами именно общество берет на себя миссию обеспечения позитивной социализации тех детей, которые не имеют заботящейся о Них семьи.

Ювенальная юстиция возникла в тот момент, когда попечительские (реабилитационные) схемы обращения с подростками были универсализированы и распространены на подростковую преступность. При этом они заняли то место, которое традиционно занимали карательные способы реагирования на преступления. Переход был связан с переворотом в мышлении, который состоял, в частности, в том, что понятие преступления в его классическом уголовно-правовом варианте (существовавшем со времен Ч. Беккариа) — как нарушения уголовного закона — перестали относить к криминальным ситуациям с участием подростков. Подобное нарушение оценивалось теперь не как преступление, требующее наказания, а как отклонение, пусть иного вида, чем, к примеру, бродяжничество, но отклонение, вызванное сложившимися социальными обстоятельствами и требующее реабилитационного реагирования, а не тюремного заключения. Одновременно активисты движения искали практические способы некарательного воздействия на подростковую преступность (и не только на нее).

Идеологи движения «За спасение детей» руководствовались общим принципом: носители отклоняющегося поведения должны быть возвращены в русло позитивной социализации, т. е. реабилитированы, а не наказаны. Для рассмотрения дел о несовершеннолетних было введено новое понятие «правонарушитель» (dilinquent), отличающееся от понятия «преступник» (criminal). Возник формальный статус несовершеннолетнего правонарушителя — носителя отклоняющегося поведения, в рамках которого были объединены такие различные группы подростков, как нищенствующие, бродяги (беспризорные в широком смысле — основной контингент приютов), непослушные (недисциплинированные дети) и — собственно нарушители уголовного закона.

Как отмечает 77. И. Люблинский, в ведение американских судов д$ несовершеннолетних начала XXв. «передаются дела относительно под' ростков до 17, а иногда до 18 лет, находящихся в состоянии “преступности” (delinquency)... л'Делинквентами ” назывались в более ранних законах относительно несовершеннолетних: 1) те, которые нарушили закон государства или обязательное постановление местной власти, и 2) те, которые являются неисправимо порочными. Позднейшие законы значительно расширили это понятие, присоединив к нему следующие категории: 1) подростков, сознательно общающихся с ворами и порочными людьми, 2) скрывшихся из дому без ведома родителей или опекунов или без уважительной причины, 3) проводящих время в праздности и преступлениях, 4) сознательно посещающих дома, пользующиеся дурной репутацией, 5) бродящих ночью по улицам, рельсовым путям или около складов, 6) входящих в вагоны без надлежащего права, 7) употребляющих бранные и непристойные выражения, 8) проявляющих безнравственность и бесстыдство».

Постепенно ювенальная юстиция стала превращаться в особую форму деятельности и знания.275 Первое время, пока шел процесс утверждения ее статуса и определения «территории» по отношению к традиционному уголовному правосудию, преступность несовершеннолетних привлекала к себе внимание практически и идейно. Затем появилась необходимость в проведении концептуальной границы применения разных подходов. Это «выяснение соотношений» между уголовным правосудием и ювенальной юстицией сопровождалось процессом обоснования и углубления предмета ювенальной юстиции с привлечением социологического и криминологического знания.

Формирование корпуса знаний, обслуживающих ювенальную юстицию, было отчасти обусловлено тем, что развивающиеся криминологические и социологические исследования регулярно обращали внимание на те аспекты жизни подростков, в свете которых их Поведение рассматривалось как социально запрограммированное к антиобщественному исходу.

Подобный взгляд стал следствием привнесенного из социологических и криминологических исследований осознания того, что в ряде случаев поведение подростков (в том числе и преступное) программируется особыми социальными обстоятельствами; причины противоправного поведения стали обнаруживаться в процессах социализации. В 90-е годы XIX в. эту идею следующим образом выразил Иллинойский совет общественной благотворительности:

«Ребенок, воспитанный в невежестве и пороке и ставший в результате этого нищим или преступником, в свою очередь, скорее всего станет родителем преступников»‘.

«.„Американцы уже не искали в теологических постулатах греховности и врожденной порочности человека объяснения причин преступности. Получили распространение более социологические объяснения, авторы которых видели причины преступности в разрушении семейных устоев, вызванном нестабильностью жизни в Америке в период быстрой индустриализации... Светский гуманистический характер эпохи проявился в том, что... реформаторы обратили внимание на внешние социальные силы, оказывающие воздействие на ребенка, и попытались установить над ними контроль с целью предупреждения неправомерного поведения несовершеннолетних» .

За счет такого понимания обосновывалось объединение в одном понятии детей-правонарушителей и детей группы риска. Появился единый объект деятельности специалистов ювенальной юстиции - дети с отклоняющимся поведением, — включающий обе группы* Можно сказать, что ювенальная юстиция получила свое начало и основание через представление о подростке и его взрослении как об определяемых окружающей социальной средой. В частности, семьЯ рассматривалась как важнейшая социальная среда (и сила!), непосредственно формирующая подростка в соответствии с социальными нормами.

В недавно переведенной на русской язык работе Патриции Хан- ниган прямо поддерживается этот взгляд:

«В детстве и отрочестве человек учится соблюдать социальные нормы: это процесс социализации, посредством которой происходит социальное регулирование... Регулирование в психосоциальном плане осуществляется благодаря совокупности ограничении и связей молодого человека со средой. Привязанность к среде и определенные обязательства по отношению к ней являются мощными регуляторами. Действительно, чем больше молодой человек привязан к своей среде (семья, школа и сверстники), тем легче он согласится выполнять нормы, предписанные этой средой. Чем больше молодой человек привязан к своей среде, тем легче он смирится с навязанными ограничениями и усвоит их. Короче говоря, ограничения (правила), являющиеся законами и социальными нормами, будут соблюдены, приняты и усвоены. В этот момент можно говорить об усвоенных ценностях, о самоконтроле и об умении сдерживать свои желания. Хорошо социализированный индивид (тот, кто выполняет принятую им социальную роль, кто утвердил свое “я”, кто привязан к своей среде) владеет средствами, необходимыми для противостояния преступности. У большинства подростков эти механизмы постепенно развиваются. Однако проблемы, переживаемые в семье, в школе или со сверстниками будут мешать нормальному функционированию механизмов регуляции...»

Социально-реабилитационная работа в ювенальной юстиции проходила под знаком распространения общественного и государственного контроля на социальные силы, формирующие подростка. Она состояла, главным образом, в исключении подростков из одних социальных сред (патологические семьи и уличные группировки) и включении в другие (искусственно создаваемые в виде особых организаций — реформаториев, приютов, клубов и т. п.), где стала бы возможной их позитивная социализация. Суд же использовался для принятия необходимых в том или ином случае властных решений.

Глядя из сегодняшнего дня, можно сказать, что ювенальная юстиция формировалась вокруг осознания программирующего влияния социальной среды. Основатели ювенальной юстиции поняли, что объективно имеют дело со своеобразными ситуациями, обусловливающими дефекты в социализации молодых людей, их криминальное заражение и тем самым программирующими их будущее. Если детей вовремя не «вынуть» из пагубно действующего на них социального окружения, такая программа наверняка «сработает». В свете этого обстоятельства подобные ситуации рассматривались как криминализирующие общество, и работа с ними новыми средствами (в том числе усилиями по реабилитации) становилась важной миссией ювенальной юстиции. Применение же уголовных наказаний приводило только к ускорению антисоциального исхода, поскольку молодые люди в этом случае попадали в своеобразный «инкубатор преступности».

С этого времени усилия, затрачиваемые на: •

выведение подростков из среды и жизненных обстоятельств, препятствующих их нормальной социализации; •

вовлечение в такие мероприятия и формы общежития, в которых они могли бы формироваться в качестве полноценных членов общества (и вместе с тем локально прервать действие криминализирующих общество процессов); •

конструирование всех необходимых для этого способов и технологий деятельности —

и стали собственными (не дублируемыми никаким другим институт том) общественно значимыми функциями ювенальной юстиции и одновременно ее проблемно-содержательным полем.

Формирование ювенальной юстиции состояло не просто в изда- нии определенных законов, выделении мест для специальных судей и возникновении должности попечителя. Это был, прежде всего, переворот в мышлении и деятельности, который позволяет говорить о возникновении ювенальной юстиции как новой практики, созданной человечеством в XIX в. Произошло закрепление новых деятельных связей «суд—попечительство—общественность» в определенной структуре знания, куда входило знание о причинах отклоняющегося поведения детей и о способах работы с такими детьми. Историческая роль американского движения «За спасение детей» состоит в том, что оно задало миссию и интеллектуальный контекст новой практики, показало, что можно и нужно отказаться от уголовно-карательного обращения с подростками, и приступило к созданию попечительских (реабилитационных) форм деятельности.

Первые суды для несовершеннолетних восприняли сложившуюся в XIX в. в различных штатах Америки схему обращения с двумя вышеуказанными группами детей и начали реализовать ее на основе нового юридического статуса детей (делинквенты). В отношении подростков, входивших в эти группы, суд наделялся миссией их социализации, а также широкими полномочиями, и с этих позиций регулировал обращение и надзор над находящимися на иждивении, запущенными и склонными к правонарушениям детьми. При этом нельзя сказать, что первые специалисты ювенальной юстиции не различали детей-беспризорников и детей-правонарушителей. К примеру, законодательство о детских судах Пенсильвании запрещало помещать детей-правонарушителей в приюты для беспризорных и, наоборот, беспризорных — в приюты для детей-правонарушителей.1

Воспитательная (социально-реабилитационная) направленность ювенальной юстиции определила три ключевых положения, которые регулировали ее деятельность: 1) дети-правонарушители подлежат заботе и попечению, 2) суд берет на себя управление этим процессом, 3) «судебное производство рассматривается скорее как спор об опеке, чем уголовный процесс»2.

Главными фигурами ювенального суда стали судьи и государственные и общественные попечители. При этом суду поручалось руководство службами попечительского надзора. Обязанности должностных попечителей сводились к:

«1) расследованию состояния и окружающей среды каждого ребенка, представленного в суде; 2) присутствованию на суде для сообщения сведений о несовершеннолетнем и для поддержки его интересов; 3) производству отдельных расследований по поручению суда и 4) принятию на себя попечительского надзора за несовершеннолетним до и после судебного разбирательства»276.

Ювенальный судья, опираясь на доклад должностного попечителя, принимал необходимые властно-правовые решения. Его деятельность качественно отличалась от работы судьи в обычном уголовном процессе.

Вот как выглядело, по описанию известного российского юриста профессора П. И. Люблинского (изучавшего новый опыт на основе непосредственного наблюдения за работой американского «детского» суда), место для «слушания дела»: «Все дела относительно несовершеннолетних слушаются Н. Вакегом в его кабинете. Это небольшая уютная комнатка, где на небольшом возвышении стоит небольшой стол с креслом судьи; непосредственно подле кресла — небольшой помост для несовершеннолетнего. Ребенок, стоя здесь, находится на одном уровне с лицом судьи, и судья может всегда положить ему на плечо свою руку»277.

Обычный порядок при разборе дела был следующим. Сначала дежурный попечитель докладывает о стоящих на очереди делах. Затем — принятие «жалоб» и «прошений» на проступки несовершеннолетних. Судья ведет переговоры с посетителями, затем передает дела попечителям. При этом судья связывается с различными учреждениями, которые могут принять ребенка, если обнаруживается, что необходимо помещение ребенка в приют. Затем идет расследование дела. В отсутствие ребенка допрашиваются свидетели, затем родите278 ли. В разговоре с родителями судья изучает прошлое ребенка, совещается с ними, иногда делает грозное предупреждение. После этого родители удаляются, чтобы ребенок не боялся, поскольку те часто учат детей, что говорить, а что нет. После этого происходит разговор судьи с ребенком с глазу на глаз. —

Ну, Вилли, скажи, ты знаешь, почему тебя привели в суд? —

Должно быть, N жаловался, что я взял у него деньги. —

Ну, расскажи, как это случилось...

И подросток обыкновенно рассказывает, причем все его попытки каким-либо образом исказить обстоятельства дела немедленно пресекаются замечаниями судьи. — Припомни хорошенько, действительно ли дело обстояло так? Ты должен рассказать всю правду.

Большую роль при этой беседе играют слезы. Появление слез, искренних, горячих слез, на глазах ребенка — первый и верный признак, что сердце его завоевано и раскаяние возможно...

Опытный судья всегда отличает слезы трусости или притворства от слез искреннего раскаяния, подступивших к горлу. Часто плачут в суде для несовершеннолетних и родители, и дети, и этой очистительной силой слез здесь порой смывается тот накопившийся слой грубости, злобы и взаимного непонимания, который губил семью, толкал ребенка к преступлению и ожесточал родителей.

Окончив беседу, которая касается не только учиненного проступка, но и успехов в школе, товарищей, вкусов ребенка и т. д., судья приглашает попечителя, родителей и потерпевшего в свой кабинет. —

Вилли признал, что он взял деньги от N; я признаю его нарушившим закон, и он имеет право принести на это жалобу.

Это — провозглашение приговора... За провозглашением приговора идет труднейшая часть всего процесса — избрание подходящей воспитательной меры. Для этого снова происходит совещание судьи с родителями и попечителем, при этом судья указывает родителям на те промахи в воспитании ребенка, какие должны быть отнесены на их счет. В редких случаях судья сразу назначает ту или иную окончательную меру. Обыкновенно более серьезные меры назначаются условно — в случае недействительности других1.

Меры, обычно применявшиеся к подросткам, состояли в следующем: —

лечение; —

изоляция ребенка от дурной среды (товарищей, родителей ит. д.); —

возмещение ребенком из карманных денег, если он нанес кому-либо материальный ущерб; —

для менее взрослых детей может назначаться та или иная поучительная воспитательная мера (например, судья может поручить Ребенку переписать ту или иную книгу. Через некоторое время про винившийся должен явиться к судье и показать переписанную книгу); —

временное помещение в приют; —

в случае серьезной испорченности могло быть назначено тюремное заключение.

Роль судьи не ограничивалась только работой с детьми. Важная роль отводилась работе с родителями. Здесь судья мог использовать возможности попечителей и общественности, наложить на родителей штраф, заставить их вносить деньги на содержание ребенка в приюте и принять другие меры, направленные прежде всего на создание для ребенка нормальных условий жизни в семье и воссоединение родителей и детей.

В распоряжении судьи находились два должностных попечителя, оплачиваемых государством. Нехватка попечителей частично восполнялась участием благотворительных обществ279.

Итак, личностный и заинтересованный подход к ребенку, особая организация помещения, специальная процедура, акцент на помощь, а не наказание (использование разных мер, их набор и сочетание диктуются конкретной ситуацией), опора в реализации назначенных мер на государственных попечителей и общественность, обсуждение с попечителями и родителями назначаемых воспитательных и лечебных мер — вот основные принципы и условия деятельности ювенального судьи.

Важнейшая роль отводилась способу взаимодействия судьи и ребенка. Первый гуманитарный конгресс, посвященный анализу десятилетнего опыта ювенальной юстиции США, в своей резолюции отметил, что органы, которым поручено рассмотрение дел несовершеннолетних, в том числе и органы, производящие расследование по таким делам, должны быть избираемы, прежде всего, в зависимости от их способности понимать детей и симпатизировать им и, кроме того, должны иметь специальные познания в области социальных и психологических наук280.

Надо отметить, что институты ювенальной юстиции как альтернатива уголовному карательному подходу, как способ реагирования на массовые социальные проблемы молодых людей стали сенсацией начала XX в. и очень быстро завоевали себе сторонников во всем мире. В первые двадцать лет после учреждения чикагского суда национальные системы ювенальной юстиции возникли в Канаде (Закон от 20

июля 1908 г.), в Англии и Уэльсе (август 1905 г.), в Германии (1907—1908 гг.), во Франции (Закон от 22 июля 1912 г. вступил в силу в марте 1914 г.), в Бельгии, Австрии, Испании, Италии, России, Венгрии, Румынии, Польше и т. д.281