§ 2. Развитие юридической науки и проблема формирования антропологического знания

Ключевым понятием в этой части работы является понятие "развитие”. Именно от того, какой смысл мы будем вкладывать в это слово, зависит наше представление о том, привносит ли в юридическую науку какие-либо новые элементы формирующееся в ее недрах антропологическое знание.

Понятие "развитие" в нынешнем словоупотреблении достаточно многозначно.

В существующей обществоведческой научной литературе понятие развития трактуется в основном как поступательные изменения, происходящие в объектах исследования вследствие действия объективных и субъективных факторов, которые, в свою очередь, приводят к прогрессу или даже регрессу состояния объекта23. В ряде случаев развитие толкуется как становление, рост, накопление новых черт в объекте, определенные новшества24, которые появляются в объекте.

Во многих научных трудах смысл слова «развитие» достаточно расплывчатый и неопределенный, поскольку слово используется как синоним слова

1S

«изменение» . С нашей точки зрения эти понятия едва ли могут применяться в качестве синонимов. Основной упрек авторам, которые применяют без должной строгости термин «развитие» заключается в том, что в интерпретациях исследователей объекты, о которых они рассуждают (государство, право, политика, личность и т.д.), не отражены в соответствующих терминах, обозначающих развитие.

Говоря о развитии юридической науки, отметим, что наука - достаточно rj* сложный социальный объект со своей структурой, насчитывающей много

элементов. Элементы в составе юридической науки представляют из себя межотраслевые, отраслевые и прикладные научные дисциплины (например, соответственно, теория государства и права, наука конституционного права, криминалистика), которые имеют автономно определяемые содержание, темп и направление развития. В силу этого, на данном уровне методологии науки, совершенно невозможно выяснить, как все эти развивающиеся элементы взаимодействуют друг с другом, и как это сказывается на развитии юридической науки в целом. Например, каков характер и результат воздействия на м юридическую науку наиболее статичных и инертных наук в ее составе, - наук,

изучающих процессуальные отношения и процессуальное законодательство? Или, скажем, как сказался консерватизм науки конституционного права на других элементах юридической науки в 60-70-е годы? Эти вопросы пока остаются без ответа, а между тем они имели бы важное значение для анализа сложного процесса развития юридической науки.

И все же, понимая сложность задачи научного определения развития юридической науки, попытаемся выяснить главное - каков механизм развития правоведения. Это важно, поскольку этот вопрос никогда не ставился в юридическом науковедении, а кроме этого мы ставим перед собой задачу решить наши научные вопросы, сформулированные заголовком настоящей части работы.

Общеизвестно, что изучением юридической действительности занимаются конкретные исследователи, ученые.

юридической науки25. Другим элементом развития науки являются те знания, которые добываются, обобщаются и анализируются учеными в процессе их исследовательской деятельности. Содержание этих знаний не безразлично процессу развития, ибо от истинности или ложности знаний развитие науки может идти либо интенсивно, либо прекратиться совсем. Элементы юридической науки приобретают внутренний, имманентный механизм развития как извне (через структуры управления наукой), так и задаются субъективно. Этот чисто абстрактный, теоретический вывод следует дополнить таким «практическим» суждением.

Отмеченные выше элементы юридической науки обладают собственными «траекториями» и факторами влияния, которые постоянно отклоняют исследовательское движение от цели, заданной структурами управления юридической наукой. В результате порой возникает ситуация, когда знания, полученные в результате исследований ученых-юристов, не всегда соответствуют запросам, «вызовам» социальной практики. Как следствие, практика приобретает способность и навык к самостоятельному решению своих проблем, без участия науки. Всем юристам прекрасно знакома ситуация, когда рекомендации юридической науки либо используются практиками не полностью, либо игнорируются совсем. Чтобы убедиться в правоте этих слов достаточно привести рекомендации Верховного суда (носящие, безусловно, научный характер), адресованные судам общей и специальной юрисдикции о непосредственном применении норм Конституции Российской Федерации26. Эти указания выполняются пока

чрезвычайно редко. Аналогичные этому примеру факты игнорирования

практикой рекомендаций науки способны «подтачивать» то позитивное влияние, которое может оказывать юридическая наука. В результате движение науки отклоняется от поставленной цели.

Таким образом, с методологической точки зрения развитие юридической науки означает:

во-первых, такое движение юридической науки, которое проявляется в формулировке наукой новых правовых элементов (знаний о предмете, новых юридических конструкций, понятий, методов и приемов);

во-вторых, инновационные элементы науки порой способны нарушить привычное движение целостной юридической науки, вызвать критику и даже отторжение у научного сообщества (достаточно, например, упомянуть попытку логически выстроить, формализовать доктрину естественного права, предпринятую В.О.

в-третьих, цели, возникающие перед юридической наукой могут стимулировать формирование новых научных категорий, научных направлений и подходов, способствовать обогащению состава юридической науки, детерминировать инновационный научный поиск за пределами сложившегося научного предмета. В связи с этим, отметим (пока в постановочном порядке), что развитие юридической науки сегодня настоятельно требует специального направления, изучающего бытие человека в мире права, требует заложения основ юридико- антропологической теории. Этому активно способствуют возникающие проблемы юридической практики, требующие научного осмысления. Так, ст. 90 Семейного Кодекса РФ возлагает на мужчину обязанность предоставления содержания (выплаты алиментов) бывшей жене в случае развода при условии, что беременность возникла до момента расторжения брака. Безусловно, что эта норма отражает тот стереотип общественного сознания, при котором ребенок всегда должен оставаться с матерью. Как результат, в 90-95 % бракоразводных дел спор о ребенке решается в пользу матери28. Оправдан ли такой стереотип судебных решений? На это ответ может дать юридическая антропология.

Развитие юридической науки не может протекать в отрыве от условий ее функционирования. Для того, чтобы юридическая наука и составляющие ее элементы отвечали своему назначению, получали импульс своему развитию, недостаточно эффективно применять научные знания или создать новое научное направление. Необходимо, чтобы существовали условия, обеспечивающие такое функционирование и развитие науки. Отсутствие (или недостаточность) таких условий лишает науку ее полезных свойств и качеств, потенциал ее остается нераскрытым. Вот пример, иллюстрирующий эту особенность юридической науки. Так, идея социального правового государства долгое время не воспринималась отечественной юридической наукой29, пока для ее реализации не сформировались предпосылки социально-политического характера (крушение тоталитаризма в СССР, демократизация, свобода слова и т.д.).

Итак, для реализации своих идей, своего научного содержания необходимо, чтобы юридическая наука находилась в соответствии с социально- политической и культурной средой, в которой ей предстоит функционировать, или, по крайней мере, не входила в эту среду как чуждый ей элемент. Важно, чтобы правоведение было естественной частью культурной среды. На наш взгляд, провозглашенные принципы социального правового государства и уважения прав и свобод человека, с необходимостью формируют те идеологические условия, в которых нуждается юридическая наука для своего поступательного развития. Конечно, с точки зрения социально-экономических условий возможно еще не созрели окончательно благоприятные условия для наращива ния познавательного потенциала правоведения, однако, рост монографических исследований по правоведению в последнее время наглядно подтверждает интенсивное обновление юридической науки.

Чтобы убедиться в том, что юридическая наука сегодня вплотную подошла к рубежу, перейдя который она неминуемо должна обратиться к проблематике человека и его правовой деятельности, а значит развить движение в сторону формирования нового юридико-антропологического знания, рассмотрим вопрос о том, как после большевистского переворота 1917 года отечественное правоведение трактовало феномен собственности.

Уточняя исходную позицию, отметим, что для того, чтобы диагностировать развитие юридической науки и зафиксировать ее сегодняшний рубеж в точке обретения нового качественного знания - юридической антропологии, необходимо попытаться проанализировать, во-первых, юридические тексты, которые зафиксировали реальные отношения собственности, и теоретически, с помощью понятий, выразили эти отношения; во- вторых, попытаться для решения поставленной задачи зафиксировать этапы развития объекта нашего научного анализа-собственности как таковой, и, наконец, в-третьих, на основе проанализированных научных текстов и развития научных понятий цивилистики, свести выводы по предпринятым двум направлениям в общий вывод о способности отечественной юриспруденции инициировать формирование антропологического знания в контексте права.

В порядке общего введения заметим, что собственность-это не только экономическая и социальная реальность и, соответственно, не только экономическая категория, но и одна из фундаментальных категорий юриспруденции, и прежде всего гражданского права. Не случайно, что исследованию этого вопроса во все времена посвящали труды видные юристы34. Напомним, что факт легального обладания собственностью говорит о пребывании определенных вещей в исключительной власти определенного лица, а правовые нормы, которые регламентируют отношения по поводу этой собственности, определяют, какую деятельность или действия собственник может или должен совершить в соответствии с законом.

В качестве исходного эмпирического материала о собственности, на примере которого мы будем диагностировать развитие юридической науки, мы выбрали юридические тексты, которые отражают этапы становления цивили- стических знаний. Первый этап начинается после 1917 года и до 40-х годов, когда шло формирование основ социалистической доктрины права и заложены основные принципы советского законодательства, второй этап-с конца 40-х годов-до начала 90-х годов - этап отдельных уточнений, вносимых правоведением в господствующую правовую доктрину, и третий этап-с начала 90-х годов по настоящее время. Временные рамки такой выборки эмпирического материала объясняются тем, что взгляды на право собственности претерпевали радикальные метаморфозы как минимум трижды: первый раз - с осуществлением октябрьского переворота, второй раз - с созданием командной экономики и формированием социалистического законодательства, и третий раз - с формированием рыночной экономики в России и созданием «рыночного» гражданского законодательства в 90-х годах нашего времени.

Опишем теперь более детально эмпирический материал.

Научные тексты правоведов-цивилистов, которые были написаны в 20-х годах, не содержали упоминания о праве личной или частной собственности. Это было отражением политической установки, реализованной на практике, согласно которой частная собственность есть пережиток буржуазного строя, подлежащий либо национализации, либо конфискации, либо реквизиции. Именно в силу таких исходных оснований анализ права собственности проводился исключительно в социально-политическом ключе35. Как указывает В.М. Сырых, в этот период «интерпретация определенной части понятий была признана ненаучной и поэтому неприемлемой для советского правоведения (например, понятия «право», «государство», «монархия», «суверенитет»...)»36.

Классик пролетарского права П.И. Стучка в «Курсе советского гражданского права», анализируя известную триаду собственности «владение, пользование, распоряжение», указывал, что право трудового пользования составляет единственное основание частного обладания землей. Право распоряжения ограничивалось не только в отношении объектов прав, но и цели отчуждения. В свою очередь право владения уступило место трудовому пользованию37. В сущности, указанные суждения вполне соответствовали тому экономическому порядку, который установился после октябрьской революции. Это и составляло, так сказать, исходный пункт развития правоведения - в условиях нового социального строя понятие собственности оказалось усеченным до абстрактной выхолощенной научной категории. Сама собственность как экономический феномен оказалась отсеченной и отчужденной от личности, тем не менее претендующей, в силу своего естественного стремления к обладанию, на признание права владения, пользования и распоряжения.

В текстах права этого времени мы находим почти полное соответствие указанным научным взглядам. Так, в ст. 58 Гражданского кодекса РСФСР 1922 года общее определение права собственности выглядело следующим образом: «Собственнику принадлежит в пределах, установленных законом, право владения, пользования и распоряжения имуществом». Здесь сразу бросается в глаза уточнение, которое упреждает правомочия собственника - «в пределах установленных законом». Несмотря на то, что закон (ст. 52 ГК РСФСР) признает такие виды собственности, как государственная, кооперативная и частная, следует принимать во внимание, что в России того времени закон по своей сути был инструментом пролетарской диктатуры. Это означало, что форму закона приобретал произвол, низводящий собственность до юридической фикции. Собственность как экономическое явление, как явление бытийного мира не «привязывалось» к личности, к конкретному субъекту. По понятиям юристов того времени собственность и деятельность человека по ее приватизации были не совместимы в принципе, они как бы существовали отдельно друг от друга. Отражением этой тенденции было «растворение» субъективного понятия собственности в более общих вопросах, или замена пространным анализом государственного сектора экономики. Тексты многих исследователей гражданского и хозяйственного права 20-х годов содержали вполне объяснимые пробелы в осмыслении проблемы частной собственности, проблемы обладания человеком собственностью. Эта проблематика была погребена под «тоннами словесной руды» (В. Маяковский) о собственности как государственно-правовом институте. А это, как правильно отмечал А.А. Собчак, «есть отчуждение конкретного человека, перенос этих отношений в сферу политики, в сферу государственных образований и в результате - отстранение непосредст- венного производителя материальных благ от собственности» .

Итак, новое «революционное» правоведение, понятно, ничуть не интересовалось проблемами человека в праве, и в частности, проблемами собственности «субъекта права». Все эти и другие трактовки, принимающие хотя бы отдаленно антропологический оттенок, - все эти трактовки находились в иррациональном и острейшем противоречии с реальностью экономического порядка, установленного большевиками. А сутью последнего был, безусловно, политический, административный, и внеэкономический террор38. «История социалистической собственности (и определяемого ею социализма в его «базисных» и «надстроечных» характеристиках) показывает, что она может возникнуть и утвердиться лишь внеэкономическим и внеправовым путем...» - замечает B.C. Нерсесянц39.

Как писал Е.Б. Пашуканис, «у нас есть система пролетарской политики, на нее должно быть ориентировано право» . 3.

Следующий шаг (30-е годы) в развитии юридических воззрений на собственность связан с реакцией правоведения на интенсивную деятельность большевиков по уничтожению остатков частной собственности в деревне и индустриализацию промышленности, сопровождавшуюся формированием административно-командной системы управления.

Каким образом юридические тексты ученых-правоведов зафиксировали изменения, произошедшие в реальных отношениях собственности и с помощью каких понятий, теоретически, выразили эти отношения? Анализ трудов А.В. Венедиктова, Л.Я. Гинцбурга, П.й. Стучки, Ю.К. Толстого и других ученых40 позволил нам прийти к следующим результатам.

Прежде всего заметим, что теоретически актуальной представлялась проблема юридического опосредования господствующей политической идеи. Эта идея, как известно, заключалась в уничтожении частной собственности и установлении исключительного положения собственности нового социалистического государства. Поэтому в исследовании права собственности прежде всего делался акцент на феномене государственной собственности. Для юристов стоило немалых трудов понять и выразить в научных категориях, как следует трактовать особое общественное отношение между социалистическим государством, являющемся владельцем вещей - объектов права собственности и государственным социалистическим предприятием, которое лишь использует эти вещи. Никогда в мире эти вопросы еще не ставились и не решались, так как нигде в мире не совершался победоносный социально-классовый переворот. Сложность заключалась в том, чтобы юридически совместить статус государства, как единственного владельца и собственника имущества с государственным предприятием, как юридическим лицом, пользующимся собственностью. Для достижения этой цели использовалась следующие юридические приемы и конструкции. A.

Юридическая конструкция «разделенного права собственности». Ее сутью было положение, согласно которому одно и то же имущество может принадлежать и государству и государственному органу.

Б. Юридическая конструкция «право собственности предприятия как право оперативного управления собственностью». Эта концепция, авторство которой принадлежит А.В. Венедиктову, разработана на рубеже 30-40 годов. По своей сути представляла собой попытку более гибкой интерпретации «разделенного права собственности». Сторонники А.В. Венедиктова (Генкин Д.М., Братусь С.Н. и др.), как и сам автор концепции, пришли к признанию того, что «государственные учреждения и предприятия не являются собственниками отдельных частей государственного имущества - им поручается лишь управление этими частями»41. B.

Конструкция о праве колхозно-кооперативной собственности. Прежде чем дать краткий анализ этой юридический доктрины, представляющей собой также новое знание в цивилистике, укажем, что появление концепции было обусловлено весьма радикальными социально-экономическими сдвигами в деревне, начиная с конца 20-х годов.

Дело в том, что к концу 20-х годов под диктатом государства оказались не только государственные предприятия, но теперь уже и сельский производитель.

На ХУ съезде ВКП (б) в 1927 году был провозглашен курс на коллективизацию сельского хозяйства. Всему крестьянскому населению было предписано объединиться в коллективные хозяйства. Частная собственность крестьянина подлежала обобществлению. В результате провозглашенного курса, к концу 1929 года в колхозы было объединено 3,4 млн. крестьянских хозяйств, т.е. 14% их общего числа, а к концу февраля 1930 г. в колхозах уже числилось 14 млн. хозяйств - 60% общего числа. Понятно, что обобществление сельского жителя сопровождалось репрессиями. Только в 1930-1931 годах было выселено свыше 380 тыс. семей, т.е. около 2 млн. человек42. По оценке академика В. Тихонова, число репрессированных в ходе коллективизации достигало 15 млн. человек43. Хлеб, получаемый в результате применения таких способов, как продналог, реквизиция и выемка, продавался за границу, а вырученные средства направлялись на нужды индустриализации. Индустриализация осуществлялась на основе плана. Теперь он понимался как обязательная для исполнения директива, исходящая от государства. План представлял из себя важнейший инструмент администрирования в условиях экономики, основанной на государственной и колхозно-кооперативной собственности.

Конструкция права колхозно-кооперативной собственности вырастала из общего юридического анализа кооперативного права. При этом главный вывод исследований состоял в признании именно социалистической природы собственности советской кооперации.

Однако приведенные выше положения правовой науки о кооперативной собственности, а также скупость (если не сказать - замалчивание) юридической регламентации этого института, в принципе, играли на руку практике колхозного строительства, которую иначе, как средневековой по содержанию и методам осуществления назвать нельзя. Юридическая незащищенность самой личности колхозника, его полное бесправие и экономическая зависимость придавали фигуре сельского пролетария истинный смысл слова. Так, собственность отдельного крестьянина, загнанного в колхоз была фактически экспроприирована, а сам он подвергался жесткой эксплуатации. Государство, используя все доступные методы принуждения и насилия, а также применяя план как административный метод принуждения, лишила «колхозника поневоле» какой- либо свободы, инициативы, самостоятельности (например, насильственно прикрепляло к земле, не выдавая колхозникам паспортов).

г. Конструкция о праве личной собственности граждан.

Переворот, совершенный большевиками в 1917 году, переворот, потрясший основы бытия миллионов людей и способствовавший многим из них потери смысла жизни, - этот переворот именно потому приобрел масштабы вселенской трагедии, что он нес в себе огромную разрушительную энергию. Основой вектор приложения этой разрушительной силы стала частная собственность, собственность человека. Новая власть, совершив тотальное отчуждение частной собственности, именно потому трудно и долго укрепляла свою социальную основу, что эта власть разрушила основу бытия человека - принадлежащую ему лично, неделимую ни с кем частную собственность. Взамен этой собственности человеку предложили собственность иллюзорную, мнимую - так называемую собственность всего народа (государственную), и в «утешение», не отменили так называемую собственность личную.

Право личной собственности представляет собой юридическую новеллу, впервые получившую свое законодательное закрепление в 1936 году в Конституции СССР. До этого времени законодатель, как и юридическая наука, не подвергались табу на анализ понятия частной собственности и достаточно свободно высказывались на эту тему. Как пишет О.С. Иоффе, «сперва анализ частной собственности сводился едва ли не исключительно к освещению часгаокапиталистической собственности и только в работах, относящихся всецело к индивидуальным имущественным правам, затрагивалась частнотру довая, а также иная, не связанная с ведением индивидуального хозяйства, собственность граждан»44. Ученые также проводили различие между капиталистической и трудовой частной собственностью, основываясь на разной исторической судьбе и на разных перспективах этих видов собственности.

Позднее родилась идея о производности личной собственности от собственности социалистической45, чем фактически было признано единство всех видов собственности как социалистической, коллективистской по своей природе. Была опровергнута знаменитая формула Г. Гегеля о том, что «собственность есть по существу свободная, полная собственность46».

Надо признать, что негласный политически и открытый идеологически47 запрет на исследования проблематики частной собственности соблюдался на протяжении почти всей истории советского строя. Теперь, после предпринятого беглого обзора наиболее крупных достижений правовой науки, которые внесли ученые-правоведы в исследование института собственности в России,

44

следует установить перечень юридических средств , правовых научных понятий и конструкций, которые использовались при доктринальном и легальном опосредовании собственности как экономической реальности.

Юридический инструментарий, используемый в теоретическом выстраивании одного из важнейших правовых институтов цивилистики - права собственности выглядит следующим образом. 1.

Триада «владение - пользование - распоряжение», раскрывает родовые черты собственности, а также выражает суть обладания любой вещью, в том числе принадлежащей государству. 2.

На основе доктринального и легального признания триады, формируется новое знание в виде концепции права оперативного управления собственностью. То, что последняя концепция логически вырастает из триады, говорит то обстоятельство, что ни один из сторонников концепции А.В. Венедиктова не отказывается в своем анализе от использования указанной конструкции. 3.

Кроме того, была выдвинута конструкция о неограниченной виндикации (истребование из чужого незаконного владения, и даже истребования у добросовестного приобретателя) государственной собственности. 4.

Разработана инновационная модель колхозно-кооперативной собственности. 5.

Отвечая на вызов социально-политических реалий, юристы разрабатывают концепцию права личной собственности граждан, которая выступает доктринальным инструментом замещения частной собственности.

Изложенные выше пять пунктов (их при необходимости можно было привести гораздо больше), свидетельствуют о том, что трактовка собственности постепенно, в процессе становления советского правоведения, получала новое содержание. Созданные новые знания, новые понятия и конструкции появились внутри самой цивилистики, благодаря преодолению учеными возникающих внутри сложившейся социальной деятельности ситуаций "разрыва"48. На основе этих пяти пунктов мы можем сделать вывод о появлении новых научных элементов внутри науки гражданского права. В этом, собственно, и заключается способ развития юридической науки.

Многие российские ученые-юристы к концу 80-х-началу 90-х годов понимали и принимали поставленную экономической и политической ситуацией задачу - предложить наиболее эффективные юридические средства, способы и методы совершенствования отношений собственности, преодоления застоя и деформации социалистической собственности. Более того, многие из них в силу

w, ^ 46

своих знании, возможностей пытались решать эти задачи . В то же время арсенала имеющихся у них юридико-эмпирических и научных средств было недостаточно для их исчерпывающего решения. Юридическая наука стояла перед дилеммой - либо вводить принципиально новые познавательные средства, ничего общего со старыми средствами не имеющими, либо, учитывая потребности нарождающейся рыночной экономики и новые социально- политические условия, сделать прорыв в сфере практики правотворчества, и ввести новые элементы юридического знания (даже в некоторой комбинации со старыми) в реальные правовые тексты. Применительно к вопросу о собственности это был второй путь: сначала появились инновационные нормативноправовые акты (закон о собственности49, Гражданский кодекс РФ и т.д.), а затем, позднее, появляются знания, которые их осмысливают с разных точек зрения. Этот путь задал известный уровень новизны в правовом регулировании и повысил эффективность последнего.

Изложенный выше эмпирический материал позволяет высказать гипотезу, согласно которой к началу 90-х годов XX столетия отечественное правоведение испытывало определенный дефицит идей, способных преодолеть ситуацию разрыва. В цивилистике, в частности, ситуация разрыва заключалась в невозможности имеющимися научными и юридическими средствами преодолеть состояние обезличенной, и фактически ничейной государственной собственности. Наука оказалась не в состоянии предложить эффективные способы использования собственности, оказалась не готова рекомендовать радикальные способы и юридические средства передачи собственности во владение, пользование и распоряжение отдельному человеку.

Однако приведенная выше оценка верна лишь до того времени, когда в России была провозглашена и установлена политическая и экономическая свободы, когда реально заработали демократические механизмы. Эпоха коренных перемен в отношении собственности начинается примерно с 1990 года, когда 24 декабря 1990 года был принят закон «О собственности в РСФСР»50. Это была своего рода "юридическая революция": в статье 3 закона провозглашалась частная собственность, ее равенство со всеми другими видами собственности, в том числе с государственной. Закон Союза ССР от 6 марта 1990 г. был еще не столь смел и прогрессивен, и упоминал, в частности, о собственности граждан, приобретаемой за счет их трудовых доходов (сразу возникал вопрос: признавать ли трудовым доходом полученное по наследству имущество).

Наконец, Конституция Российской Федерации 1993 г. в статье 35 провозгласила: «право частной собственности охраняется законом». Указанными актами был проложен курс российского государства на обретение гражданами частной собственности. Развернувшиеся процессы приватизации государственной собственности, при всех сопровождающих этот процесс негативных явлениях, способствовали утверждению в стране личности собственника, способствовали утверждению человека, который реально обрел подлинность своего бытия, который с помощью собственности успешно себя утвердил.

Все эти аспекты получили соответствующее юридическое опосредование в новых понятиях и конструкциях, содержащихся в цивилистической конституции России, основном законе свободного рыночного хозяйства - Гражданском кодексе Российской Федерации 1995 года. Уместно привести слова М. Хайдеггера: «собственное «движение» наук развертывается в более или менее радикальной и прозрачной для себя самой ревизии основопонятий»49. Поэтому развитие гражданского права стало интенсивным с интеграцией в правоведение новых понятий.

Эмпирические данные, полученные на основе изучения правовых текстов («догмы права»), дают возможность предположить, что в содержании современного российского законодательства заложены определенные юридические средства и конструкции, которые характеризуют развитие правоведения. В свою очередь, новые юридические инструменты и конструкции создают предпосылки для формирования юридико-антропологического знания. Например, в Гражданском кодексе РФ 1995 г. (часть 1) зафиксированы следующие юридические нормы: -

в ст. 1 Гражданского Кодекса РФ:

п.1 говорит о признании равенства участников регулируемых правоотношений, признается неприкосновенность собственности, свободы договора, недопустимости произвольного вмешательства кого-либо в частные дела; п.2 утверждает, что граждане (физические лица) приобретают и осуществляют свои гражданские права своей волей и в своем интересе. Они свободны в установлении своих прав и обязанностей на основе договора.

Приведенные выше нормы права (наряду с некоторыми другими - например, ст. ст. 9, 14, 18, 27, 210, 212, 217 ГК РФ) устанавливают те подходы законодателя, которые мы можем охарактеризовать как антропологические по своему содержанию. Антропологическое знание выражается в следующих умозаключениях:

во-первых, приведенные выше нормы Гражданского кодекса (в дальнейшем -

нормы) упорядочивают отношения между индивидами и юридическими лицами, и в этом качестве эти нормы становятся одним из элементов регламентирующей функции культуры общества;

во-вторых, нормы позиционируют субъекта права как автономного и независимого человека, формируют у него чувство собственного достоинства через указания на его равенство с другими людьми, признание неприкосновенности его собственности, установление запрета на вмешательство в его частные дела со стороны других лиц;

в-третьих, нормы выступают средством упорядочения связи человека с государством и обществом через указание на его статус собственника, на возможность самозащиты от внешних посягательств действиями самого человека;

в-четвертых, нормы способствуют конкретному разрешению вероятного противоречия между существованием человека и его наличным социальноправовым статусом. Имеется в виду, что эмансипация есть акт государства по отношению к конкретному человеку, акт государства, выражающий новую фундаментальность человека в системе социальных отношений. Это создается через интеграцию отдельного индивида в сообщество право- и дееспособных субъектов права - через эмансипацию; в-пятых, процитированные выше нормы права ориентируют сознание человека на его место в системе социальных отношений, ориентируют его на юридически признаваемые и защищаемые свободные действия. Нормы Гражданского кодекса представляют из себя юридическую модель перспективных состояний (модусов), используя и реализуя которые человек обретает себя как полноценного члена общества.

Антропологическая оценка изложенных выше норм Гражданского кодекса РФ выводится в связи с анализом тех норм, которые отличаются особым заострением на человеке, человеке как субъекте права собственности, если употреблял» юридическую терминологию.

Резюмируя, отметим следующее. 1.

Нормы о собственности в изложении законодателя предоставляют реальную возможность отдельно взятому человеку иметь собственность и обладать собственностью. Собственность позволяет человеку реализоваться. Он, как собственник, всецело определяет судьбу вещи, выступает безраздельным ее господином и несет ответственность в связи с ее обладанием. 2.

В трактовке авторов Гражданского кодекса собственность уже не является эфемерным, фантомным явлением в руках человека. Как мы могли убедиться, это характерно только для тоталитарного законодательства. Ныне, напротив, собственность - это объективно существующий феномен, реально защищенный и обеспеченный юридическим средствами (см. п.2, п.З ст. 209 ГК РФ), феномен, реальная масса которого может быть на законных основаниях преумножена человеком сколь угодно много. 3.

Собственность как объективная социальная реальность, также, как и юридические нормы о собственности, - эти феномены в совокупности создают глубокие, объективного значения, фундаментальные основы человеческого существования. Не обладая собственностью, не руководствуясь правилами по ее цивилизованному использованию и реализации, человек способен утратить стержень своего существования, способен на любые асоциальные поступки. И действительно: когда человеку «нечего терять кроме своих цепей» он способен потерять все, даже разрушить себя как личность. Чтобы убедиться в этом, достаточно понять, каков в нашем отечестве механизм пополнения многочисленного отряда бродяг и бомжей - личностей во всем мире относящихся к социальному дну, маргиналов, нередко готовых на любые правонарушения. Этот класс изгоев-люмпенов рекрутируется чаще всего в результате того, что они промотали, прогуляли, проели и пропили все средства, полученные в результате продажи единственно ценной собственности, которой они обладали: бесплатно полученной еще при социалистическом строе недвижимости (квартиры, дома и т.д.). В новых же условиях, когда человек вывел себя из-под влияния (прессинга) трудового коллектива и государства, предоставленный сам себе, человек нередко утрачивает стержень своего бытия, перестает видеть смысл своей жизни в слиянии с собственностью. Утратив собственность и стремление к ней, человек отрицает себя как личность. 4.

Собственность способна причинять человеку беспокойство, детерминировать заботу, обуславливать позитивные или негативные, по сути, чувства, имеющие в качестве объекта и источника те или иные материальные предметы. В ст. 210 Гражданского Кодекса РФ положение о бремени содержания принадлежащего собственнику имущества, если иное не предусмотрено законом или договором, подчеркивает долг человека, состоящий в обязанности нести организационные, материальные, юридические и психологические тяготы, связанные с обладанием собственностью. Психические переживания, воля во многом составляют суть бремени содержания собственности и обуславливают, в конечном счете, все варианты правового (но не всегда правомерного) поведения человека. Народная мифология давно подметила эту особенность в притче, согласно которой бедняк всегда беззаботен, он поет песни, веселится, ни о чем не думает, ибо свободен от отягощающих его сознание и поведение мыслей об имуществе. Богач, же, напротив, и грустен, и озабочен, и спит плохо, именно в силу того, что не перестает думать о своем богатстве, своей собственности. 5.

Положение закона о том, что «собственник вправе по своему усмотрению совершать в отношении принадлежащего ему имущества любые действия, не противоречащие закону и иным правовым актам и не нарушающие права и охраняемые законом интересы других лиц», выводит наш антропологический анализ на орбиту выяснения социальных связей человека с другими собственниками. Это важнейшая сторона обладания собственностью. Дело в том, что право собственности не единоличное право в том смысле, что в деле обладания собственностью участвуют неопределенное число обязанных лиц. Другие, «те», которые окружают собственника, с которыми он находится в непосредственной или опосредствованной связи, контакте, - эти «другие» с одной стороны, естественно, не вправе нарушать субъективную основу собственности, но с другой стороны, вправе требовать, чтобы собственник распоряжался и пользовался собственностью так, чтобы его воля ограничивала, подавляла порой беспредельные устремления человеческой натуры. 6.

Норма гражданско-правового закона (ст. 217 ГК РФ) о том, что «имущество, находящееся в государственной или муниципальной собственности, может быть передано его собственником в собственность граждан и юридических лиц» определяет фундаментальную возможность легального разгосударствления собственности, легального процесса обретения предметов собственности человеком. Кроме того, путь приватизации открывает такие горизонты перед человеком, которые адекватно отражают одну из главнейших особенностей человека, особенностей его социальной природы. Эта особенность связана с почти маниакальным стремлением, влечением гобсековской силы к преумножению имущества, преумножению своей собственности любыми юридически доступными (а порой и социально не одобряемыми) средствами и путями. В этом намерении - преумножить свою собственность - нет ничего плохого, так как в нем раскрывается родовая черта человека. Но совсем не случайно, что те немногие персоны, которые в этом плане составляют исключение из человеческого рода, вошли в мировую историю как особенные, выдающиеся человече ские типы: философ Демосфен, писатель JI.H. Толстой, проповедник М. Ганди, ученый и политик А.Д. Сахаров - всех их роднит образ поведения, совсем не типичный для большинства их современников. Их modus vivendi отвергал идею безграничного преумножения собственности как смысла бытия человека. Однако исключения, как известно, лишь подтверждают правило.

Изложенные выше суждения по поводу некоторых норм Гражданского кодекса РФ, посвященных собственности, наглядно, на наш взгляд, обнаруживают возможные способы (о механизме говорить пока преждевременно) образования антропологического знания. В их основе, в частности, лежат приемы толкования правовых текстов, а также анализ социально-правовой действительности, в условиях которой формируются научные антропологические представления.

Антропологическое знание в правоведении появляется в результате фиксации в знаковой форме новых связей между знаками и объектами, сложившихся в соответствующей системе деятельностей, операций и процедур51. В данном случае новое антропологическое знание является результатом наделения элементов правового текста свойствами, которые изначально им не принадлежали. В результате операции сопоставления знаков текста права, конкретной деятельности и благодаря применению логических операций умозаключения и выводов, привычные знаки, выражающие текст права, получают новые объяснительные функции52, новые значения. Если говорить максимально упрощенно, правовые нормы получают новую интерпретацию вследствие новых потребностей в новой деятельности. Так рождается новое юридико- антропологическое знание, выражаемое в суждениях и знаках.

Каковы же особенности, черты антропологического знания в правоведении в целом?

Для ответа на этот вопрос, сделаем несколько уточнений логикогносеологического и общенаучного свойства. 1.

Призвание научного антропологического знания заключается в том, что оно должно выделить и зафиксировать в соответствующей знаковой форме процессы, деятельности и процедуры, происходящие в реальной действительности. При этом важно отметить, что антропологическое знание фиксирует не столько внешние аспекты объектов знания (хотя и это важно), а вскрывает внутренние характеристики и особенности изменяющегося объекта, а также внутренние, устойчивые, повторяющиеся связи, имеющие в качестве своей основы родовую сущность человека. 2.

Юридико-антропологическое знание "отслеживает" свой объект, но не сливается с ним, а «надстраивается» над своим объектом - человеком в правовой действительности. На основе познания «своего» научного предмета - разворачивается система собственных научных понятий и конструкций (см. об этом ниже). Указанные понятия и конструкции в совокупности образуют познавательный арсенал юридической антропологии. 3.

Важно иметь в виду, что хотя выше мы отмечали, что антропологическое знание в значительной степени зависит от реальных социальных процессов, детерминируется какими-то эмпирическими референтами, но вместе с этим, внутренний механизм его развития не получает достаточного объяснения в динамизме социальной жизни, динамизме права. Именно поэтому большое внимание в настоящей части работы мы уделили (на примере права собственности) анализу внутреннего развития правовой науки, становлению ее некоторых понятий и конструкций. Результаты предпринятого анализа позволяют сделать вывод, что и антропологическое знание в значительной своей части способно «вырасти» из правовой реальности, правовых знаний, способно выстроить свой понятийный ряд и сконструировать концепции. При этом новое антропологическое знание не просто добавляется к совокупности знаний о человеке, праве, правовом регулировании и т.д., а интегрируется в правоведение путем установления связей с уже используемыми элементами правовой науки (см. об этом часть 3 настоящей работы). 4.

Особенность антропологического знания в правоведении заключается в том, что оно появляется как результат углубляющейся дифференциации законодательства53 и, соответственно, юридического знания. Последнее представляет из себя двухуровневую науку: первый уровень составляет логикофилософский блок знаний о праве и государстве, второй уровень - практически- прикладной блок, ориентированный непосредственно на применение знаний на практике. Антропологическое знание по своему характеру таково, что оно формируется в недрах, понятно, первого блока правоведения, но применяется фактически во втором блоке, в конкретных юридических отраслях54. Этот научный феномен можно объяснить тем обстоятельством, что юридическая антропология как учение о человеке в правовой действительности не может ограничивать свою задачу лишь познанием процесса осознания права субъектом, познанием его внутреннего мира, выяснением «юридического восприятия» человека. Эти знания, хотя порой их нелегко диагностировать и учесть в правотворчестве и правоприменении, тем не менее, осознанно или неосознанно, законодателем используются. В результате появляются правовые нормы с антропологическим содержанием. Вот один из последних примеров. В настоящее время в первом чтении был принят Государственной Думой законопроект «О договорах концессий, заключаемых с российскими и иностранными инвесторами». Этим проектом, когда он будет принят, будет заполнен правовой вакуум. При первом знакомстве с законопроектом кажется, что готовится сугубо специальный, юридико-позитивистский документ. Однако при ближайшем рассмотрении его стержневой идеи, выясняется следующее. Дело в том, что сегодня государство может продавать свою собственность (приватизация) или заключать международные договоры, но не имеет правового механизма для заключения договоров, например, на условиях аренды с частным инвестором. Человек, как отдельный субъект права, был исключен из числа возможных «доноров экономики». Указанный законопроект, если он будет реализован, предоставит гражданам, желающим вложить свои деньги в «реальный сектор экономики», стабильные условия деятельности, и граждане смогут сами, на свой риск или без него, заключить концессионный договор и реализовать еще один легальный способ умножения своей собственности55. В результате получается, что помимо экономических задач, законопроект, будучи принятым, одновременно будет преследовать (вольно или невольно) и гуманные, гуманистические цели, направлять свою «юридическую энергию» (С.С. Алексеев) на обеспечение условий для умножения собственности людей, предоставлять простор и свободу в юридическом воплощении материальных интересов отдельных граждан. 5.

В ходе глубокого теоретического анализа научных и правовых текстов можно сделать вывод о степени учета законодателем антропологического фактора, а также о структуре, элементах антропологической составляющей в текстах права и правовой действительности. Вот показательный пример. Действующий Уголовный кодекс РФ устанавливает, что при назначении наказания, влияющего на его срок или размер, должен учитываться факт беременности. В том случае, если преступление совершено в отношении беременной женщины, то это обстоятельство будет отягчать наказание (п. "з" ч.1 ст. 63 УК РФ), а в том случае, если преступление совершено женщиной, находящейся в состоянии беременности, то законодатель толкует этот факт как обстоятельство, смягчающее наказание (п. "в" ч. 1 ст. 61 УК РФ).

Как видно, юридико-антропологическое мышление не чуждо нашему законодателю. Вопрос лишь в том, чтобы оно стало в правовой сфере повсеместным. Утверждению нового стиля юридического мышления будет, по-видимому, способствовать отстаиваемый нами вид знания, а также некоторые новые элементы юридической идеологии.

Теперь перечислим основные критерии антропологического смысла правовых текстов, которые сведём, в целях лексической экономии, к кратким научным понятиям56.

Итак, антропологический смысл может быть выявлен, если в тексте (законодательно-нормативном или научном) используются и применяются такие термины, как: человек (личность), бытие (существование), гуманизм, духовность, религия (свобода совести), право (во всех его проявлениях), свобода, договор, собственность, жизнь, ответственность, поведение, совесть, игра, организация, индивидуализм, материальность, сознание, активность, выбор, поступок, ситуация, природа, экология, культура, социум, самоопределение, индивидуализация, социализация, сущность, биология и психофизиология человека, пол, информация, обмен, общение, конфликт, отчуждение, ценность, смерть, смертная казнь, эвтаназия и др. Должно быть само собой понятно, что приведенный перечень юридико-антропологических терминов ни в коей мере не является исчерпывающим. Он носит демонстративно-показательный, ориентирующий характер; каждый термин приведенного списка может быть развернут в более дробную цепочку зависимых от него и кореллирующих понятий. Важно понять следующее. При диагностике, выявлении антропологического правового знания, а также в процессе его научного конструирования, следует ориентироваться не только на приведенный выше дискурсивный ряд, но и руководствоваться тем соображением, что лишь скрытое, либо явное присутствие проблематики человека в сфере правового регулирования, сфере властного влияния со стороны государства (в том или ином контексте) позиционирует такую проблематику как юридико-антропологическую.

Подводя итог, отметим, что в изложенной выше части работы мы рассмотрели то каков типичный способ развития юридической науки и попытались обосновать, что это развитие неминуемо приводит к формированию антропологических правовых знаний. В силу особенностей своего содержания эти знания не могут не нести (не выполнять) специфических функций в структуре правоведения. Именно эти функции способны придать юридической антропологии статус самостоятельного юридического направления, претендующего на собственную теоретическую модель права и соответствующую модель человека, пребывающего в мире правовой реальности.