§ 3. Человек - центральное звено правового регулирования

Правовое регулирование - одно из важных направлений работы любого государства. Этой проблеме всегда уделялось достаточно внимания в юридической науке, особенно в советское время420.

Человеческое общество всегда нуждалось в точных и совершенных правовых решениях, в такой деятельности органов государства, в результате которой создаются оптимальные нормы права, правила поведения граждан и организаций. Именно их очень не хватало советскому обществу, однако это было связано не с недостаточной разработанностью теории и практики правового регулирования, а с другими, далекими от науки, причинами. Повышение качества правовых решений, снижение до минимального числа неэффективных нормативных актов, учет в нормах права интересов человека -

в этом видится постоянная задача законодателя. Именно этим объясняется теоретическое и практическое значение изучения проблем, связанных с процессом действия норм права. “Потребителями” законов являются люди, общество, и нельзя допустить поспешных, непродуманных правовых решений, ибо любая ошибка законодателя влечет неоправданные материальные затраты, нарушение интересов граждан. Можно привести немалое число фактов из отечественной истории, когда наша социальная жизнь, духовная сфера и экономика пострадали от непродуманных, научно необоснованных и грубых правовых решений. Чего, например, стоило признание законом “тунеядцами” людей, занимающихся творческой или иной индивидуальной деятельностью, или установленный в нашем законодательстве знаменитый “Перечень № 1 категорий работников44, трудовые споры которых разрешались вышестоящими организациями, но никак не судом! Мировая история права тоже была несвободна от ошибок в правовом регулировании.

Может создаться впечатление, что попытка соединения антропологической проблематики и правового регулирования носит не совсем обоснованный характер. Однако это не так, ибо искусство правового регулирования всецело определяет, будет ли тот или иной закон выполняться или нет, примет ли его гражданское общество или отторгнет как неудачный правовой эксперимент.

Смысл и значение правовой регламентации состоит в том, чтобы избрать такой вариант юридического воздействия на общество и человека, чтобы это воздействие в наиболее полной мере отвечало бы интересам и целям народа и законодателя, способствовал бы прогрессу общества. При этом требуется учет многих обстоятельств:

-потребностей развития общества;

-благоприятных объективных и субъективных условий для принятия и применения нормативно-правового акта;

-выбор оптимальной правовой формы государственного решения (закон, указ, постановление, инструкция, регламент и пр.);

-ожиданий, установок, пожеланий, рекомендаций и требований граждан в отношении содержания нормативно-правового акта.

Государство ведет свою законодательную политику на основе реагирования на потребности общества и на основе познания тенденций общественного развития. Основным импульсом к созданию закона или иного нормативно-правового акта служит общественно-значимая проблема, острая социальная ситуация, нерешенный вопрос, имеющий значение для большого числа людей, для государства в целом. Искусство законодателя в том и состоит, чтобы, во-первых, вовремя, а во-вторых, точно, адекватными правовыми средствами, отреагировать на общественный “вызов”, “снять” остроту ситуации. История права знает большое число удачных нормативноправовых решений (например, Французский гражданский кодекс 1804 года, действовавший почти два столетия), так и решений ошибочных, поспешных (пример, о котором мы уже упоминали - заимствование в 1927 году Турцией Швейцарского гражданского кодекса.

Главная роль в определении времени, содержания и формы правового решения должна принадлежать правовой науке. Именно наука обладает таким научно-познавательным инструментарием, который позволяет почти безошибочно выявлять проблемы общественного развития и юридические средства их решения. Конечно, уровень развития того или иного государства влияет на содержание принимаемых законов. Если для США актуальными являются борьба за безопасность на автотрассах, а также за чистую окружающую среду, то для России во главе угла находятся защита прав человека, борьба с мафией и преступностью, вопросы федеративного устройства и т. д. Однако прежде чем привести примеры эффективного или неудачного правового регулирования, примеры игнорирования интересов человека в ходе правовой регламентации, выскажем свою точку зрения по поводу того, как может и как должно строиться правовое регулирование, если общество не хочет игнорировать интересы и права человека. С это целью «разложим» на составные части теоретическую модель правовой регламентации, осуществляемую с непосредственным участием человека, который является либо объектом, либо (чаще всего) субъектом права. Это вполне корректное намерение, так как любой нормативный акт-это теоретическая модель, идеальный проект, к которому применимы методы логического анализа. Итак, возможны, на наш взгляд, две возможные «позиции» человека в системе правового регулирования. 1.

Господствовавшее в недалеком прошлом в юридической науке представление о том, что правовое регулирование-это длящийся процесс, в ходе которого осуществляется воздействие права на общественные отношения421, на наш взгляд, является выражением идеи, согласно которой человек есть отдельный «винтик» государственной машины, ничтожная песчинка в социальном мироздании, живущая и функционирующая по законам социума.

Следующая позиция, напротив, утверждает центром правового регулирования человека, который в силу своих культурных особенностей, присущих ему социальных и биопсихофизических и интеллектуальных качеств способен взаимодействовать с себе подобными, и это взаимодействие отдельных людей как раз и попадает в сферу правового регулирования.

В.Н. Кудрявцев, отмечая связь поведения человека и права считает, что «под этим поведением понимается: а) сознательное поведение человека,

отдающего себе отчет в своих поступках и способного руководить ими; б) поведение внешнее, т.е. выраженное вовне и потому оказывающее то или иное воздействие на окружающие физические и социальные события, процессы и явления ». Однако при таком подходе весьма трудно объяснить такие феномены, как правовая культура, государство, юридическая практика, законодательство, т.к. в этой парадигме устремления человека, его активность не подчиняются закономерностям, по которым функционируют указанные социальные институты. Проецируя этот тезис на проблему правового регулирования, отметим, что оно в случае реализации второго подхода не способно учесть ту взаимосвязь, которая существует между 1) биопсихофизической природой человека; 2) внешними социальными свойствами людей, приобретенными в ходе социализации и 3) характером общества как некоего социального целого, в рамках которого существуют люди.

Однако второй подход представляется неизмеримо эффективнее, поскольку в большей мере ориентирован на человека, обладающего способностью к определенному поведению, культурой, свободой и т.д. Эти обстоятельства диктуют определенное правовое регулирование (в частности дозволительное), которое главным образом, связано с установлением свободы человека, его свободным выбором и усмотрением423. Пока же приходится констатировать, что ныне существующему законодательству, а значит, и правовому регулированию, весьма редко удается учесть значение биопсихофизической основы человека в единстве с закономерностями социальных структур; тем не менее правовое регулирование в качестве своей сверхзадачи должно иметь в виду именно это обстоятельство.

без учета требований доступности их для инвалидов. Такая же ситуация сложилась с разработкой новых средств индивидуального и общественного пассажирского транспорта, связи и информатики-все происходит без модификаций, приспособленных для пользования отдельными

категориями инвалидов.

В результате забвения законодателем основополагающих антропологических критериев, нашу страну можно признать в качестве наименее удобной для проживания и деятельности инвалидов - людей, остро нуждающихся в особом правовом внимании к их психофизическому состоянию.

Поставленная теоретическая задача для практики правового регулирования неизмеримо сложна. Большинство юристов могут на это заметить, что невозможно в формализованном нормативно-правовом документе учитывать дополнительные требования, вытекающие из специфической природы человека. Однако мы все же сформулируем «антропологический императив» для законодателя: «Формулируй законодательство, которое в полной мере отвечало бы природе человека, его ценностям и свободе».

В деле правотворчества нормативно-правовых актов необходимо предпринимать усилия по созданию таких правил, которые бы способствовали формированию определенных навыков, способов деятельности человека, которые соответствовали бы тем связям и отношениям, внутри которых человеку предстоит жить в обществе и формировать определенные социальные структуры на своей биологической основе.

Постулируя идею об учете психофизических и социальных особенностей человека в правовом регулировании, следует отдавать себе отчет в том, что очень многие вопросы, связанные с переводом юридических команд в необходимое поведение человека, остаются «за кадром». Современная наука еще не имеет достоверных сведений о том, каким образом норма права задействует «природу» человека, что происходит «внутри» человека, когда он сталкивается с необходимостью подчинить свое поведение внешним регуляторам. Неясно также, какие особые приемы изложения юридического текста способны (если это так) изменять поведение человека и его деятельность. A priori известно, что правосознание человека способно воспринимать угрозу наказания (запрет), стимулирование и рекомендации определенного поведения (обязывание) под угрозой причинения вреда человеку. Однако это всего лишь общая схема, за которой отчетливо не просматриваются конкретные механизмы превращения абстрактной нормы в реальное поведение.

Недостаточно ясным выглядит вопрос о том, на что «внутри» человека воздействует юридическая норма в процессе правового регулирования. В научной литературе утверждается, что существует специальный психологический механизм действия права425, который связывается, главным образом, с влиянием на мотивы поведения людей. Далее, В.В. Лазарев, в частности, отмечает, что рассогласованность психологических элементов механизма осуществления права (потребностей, целей, установок, убеждений) отрицательно сказывается на качестве правомерного поведения56. Однако какие именно изменения в психике, сознании и поведении человека вызываются определенными видами правовых норм пока неизвестно. С точки зрения юридической антропологии небезынтересно также, как, какими средствами нужно воздействовать в процессе правового регулирования, чтобы получить строго определенные изменения в поведении и деятельности человека. Например, по данным социологических исследований только 13 % граждан обращаются в суд и прокуратуру для защиты своих прав; в органы центральной и местной исполнительной власти - 11 %; к «сильным и влиятельным людям» - 5 %, и никуда не обращаются - 67 % опрошенных57. Что же надлежит изменить в нашем законодательстве, чтобы граждане видели в судье и прокуроре главного защитника своих прав, а не «ничто»? На этот вопрос еще предстоит ответить юридической антропологии. На наш взгляд, чтобы справиться с поставленной задачей, необходимо иначе, нежели это делает психологическая наука, анализировать самого человека - в том смысле, чтобы объяснить способность человека подчинять свое поведение благодаря каким-то внутренним системам восприятия и управления, с помощью которых происходит подчинение или корелляция поведения. На наш взгляд, современное состояние наук о поведении, социальной и психологической природе человека позволяют сделать «прорыв» и выдвинуть принципиально новую гипотезу о том, как связано внешнее воздействие на человека с психофизическими особенностями и механизмами человека. 56

См.: Лазарев В.В. Выявление закономерностей правомерного поведения // Советское государство и право. 1983. № 11. С. 31-32.

Данные фонда «Общественное мнение» // Экономика и жизнь. 1999. № 20. С.1.

Пока же мы лишь можем заключить, что правовые нормы создают в человеке то, что ничем другим создано быть не может, а именно установку на социальную правопослушность, на следование в фарватере правового порядка и т.п. Конкретно говоря, нормы Кодекса законов о труде РФ426 постулируют, например, право на отпуск работника, усыновившего ребенка (ст. 168), устанавливают гарантии при приеме на работу и увольнении беременных женщин, имеющих несовершеннолетних детей (ст. 170) и т.д. Эти и множество других норм законов формируют в человеке умение поступать в определенных ситуациях в соответствии с порядком и правами; при этом важно отметить, что это умение не появится само собой вследствие жизненного опыта, а вырастает из навыка индивидуальной правовой деятельности человека. На наш взгляд, формирование правовых навыков имеет биопсихофизическую природу, в силу чего наше требование учета этой составляющей в процессе правового регулирования является еще более настоятельным.

Резюмируя изложенное, сформулируем три основные задачи юридической антропологии, которые она, как важный теоретический инструмент осмысления в руках правоведов, призвана решать на пользу осуществляемой правовой реформы в России. Юридическая антропология будучи направлением теоретико-правового знания, представители которого пристально и глубоко пытаются анализировать положение человека в окружающей его правовой среде, должна не только вскрывать противоречия нашего правового развития, но и, в силу возможностей, определять пути их «снятия». 1.

Гуманизация нормативно-правовой базы правового регулирования. Эта задача связана с критикой существующего законодательства, выступающего нормативной базой для принятия правоприменительных решений, существенно ограничивающих права человека, его свободу, противоречащих его психофизической основе.

Россия, получив в наследство от СССР тоталитарное законодательство и соответствующую ментальность юристов, постепенно стала испытывать положительное влияние «извне»-от международного гуманитарного права427 и получать нелицеприятную критику общества «изнутри»428. Реакцией на эти влияния стали метаморфозы действующего законодательства, которое, понятно, уже не выглядит сегодня столь одиозно как в советскую эпоху, но тем не менее, порой дает основания для серьезной критики своего содержания и принципов. Например, возьмем ст. 59 Конституции России: «Гражданин Российской Федерации в случае, если его убеждениям или вероисповеданию противоречит несение военной службы, а также в иных установленных федеральным законом случаях имеет право на замену ее альтернативной гражданской службой». Если следовать формальной логике текста, Конституция РФ закрепляет безусловное право гражданина, убеждениям и вероисповеданию которого противоречит несение военной службы, на замену ее альтернативной службой. Но законодательством не урегулировано несение альтернативной службы, т.к. она пока невыгодна нашему государству, и просто невозможна для него. И если закон должен отражать объективную реальность, т.е. саму жизнь, то он не может отразить того, чего нет. А раз таковой закон отсутствует, то и реализация данного права человека, данной свободы человека, невозможна.

А вот другой пример. Можно с уверенностью сказать, что почти вся глава 19 Уголовного кодекса РФ («Преступления против конституционных прав и свобод человека и гражданина») не является действующей. Так, ст. 136 («Нарушение равноправия граждан») уже изначально содержит погрешности в самой конструкции, поскольку не охватывает все формы такой дискриминации: в части первой статьи не упоминаются нарушения равноправия граждан по возрасту и состоянию здоровья - на сегодня это самые распространенные виды дискриминации в России, достаточно взглянуть на многочисленные объявления в печати о приеме на работу.

Далее, возьмем, например, вопрос с обеспечением прав тех, кто нуждается в психиатрической помощи. Существующий закон429 не смог решить не только соответствующие медицинские вопросы, но и материальные: ныне большинство специализированных больниц находятся в критическом финансовом положении, больных порой даже нечем кормить. Ряд положений указанного закона, направленных на защиту личности и ее прав просто не выполняется. Так, до сих пор не создана служба защиты прав пациентов, находящихся в психиатрических стационарах, как предусмотрено ст. 38 этого закона. А прошло 7 лет со дня появления закона.

Критикуя отмеченные факты и подобные им ситуации, юридическая антропология стремится интегрировать в сознание законодателя ту меру своей озабоченности, которую испытывают также и рядовые граждане, сталкиваясь с ограничением (нарушением) своих основных прав и свобод, поименованных в Конституции России и развиваемых (или, напротив, игнорируемых) в текущем законодательстве. 2.

Гуманизация правоприменения. Это задача юридической антропологии тоже весьма актуальна. Чтобы не быть голословным, приведем пример. В 1995 году в Ленинском районном суде г. Екатеринбурга слушалось гражданское дело по иску Т. к Администрации Ленинского района г. Екатеринбурга430 о взыскании 60 миллионов рублей431 в возмещение морального вреда, причиненного трудовым увечьем. Суть дела такова. Работая в муниципальном учреждении района прачкой, Т., выполняя свои трудовые обязанности, получила производственную травму-ожог (2 степени) кисти левой руки. Впоследствии, в ходе лечения, кисть была ампутирована. В ходе судебного следствия было выяснено, что с работницей инструктаж по технике безопасности проведен не был, она была допущена к работе с опасной для здоровья техникой (стиральными машинами, гладильными машинами и др.) без предварительного обучения. Истица пояснила, что в тот день, когда она получила травму, она пыталась отпроситься с работы в связи с недомоганием, но ее не отпустили. В ходе судебного разбирательства ответчик вину признал частично, указав на то, что Т. совершила необдуманные действия и по собственной грубой неосторожности сунула руку под гладильный каток.

Суд, выслушав доводы сторон, вынес решение, согласно которому ответчик должен был выплачивать пожизненно утраченный заработок и в возмещение морального вреда истице всего 3,5 миллиона руб. Решение суда первой инстанции было обжаловано в Свердловский областной суд, который согласившись с решением суда первой инстанции, увеличил размер компенсации до 5 миллионов рублей. Таким образом, человек, добросовестно выполнявший свои трудовые обязанности и лишившийся своего органа, нуждающийся в ежегодном лечении и протезировании, получил компенсацию в размере своего заработка за несколько месяцев.

Можем ли мы сказать, анализируя этот судебный случай, что суд поступил гуманно и справедливо, учел в своем решении физические и психологические особенности травмированного человека? На этот вопрос следует ответить отрицательно. Решение суда первой инстанции (как и определение суда второй инстанции) совсем не отвечали гуманистическо - антропному критерию, ибо вердикты обоих судов ни в малой мере не могли компенсировать ту долю неимоверных физических и моральных страданий, которые выпали на долю женщины-пенсионера, на склоне лет ставшей инвалидом и нуждавшейся в постоянном внешнем уходе.

Анализ решения и определения судебных инстанций в сопоставлении с тем объективным вредом, который был причинен истице показывает, что суд не смог соотнести в своем решении три момента: законодательство о производственном травматизме, фактические обстоятельства дела и действительный ущерб, который был причинен Т. Суд, толкуя правовые нормы встал на позиции правового формализма: ст. 25 «Правил возмещения вреда»432, устанавливающая обязанность работодателя возместить потерпевшему моральный вред, получившему трудовое увечье, не содержит точного перечня возможных размеров компенсации за причиненный моральный вред; в законе отсутствуют даже ориентировочные критерии размеров возмещения, что было использовано судом для вынесения решения, не соответствующее действительному причиненному моральному ущербу человеку.

Итак, наипервейшими задачами юридико-антропологического знания являются постоянная рефлексия и анализ законодательства, правоприменительной практики, и в целом хода правовых реформ в том отношении, чтобы способствовать внесению соответствующих изменений и корректировок в духе уважения прав личности, соответствия выносимых правовых решений антропологическим началам общественного бытия. Например, если подвергнуть юридико- антропологическому анализу практику применения закона РФ "Об основных гарантиях избирательных прав и права на участие в референдуме граждан Российской Федерации", то легко можно обнаружить, что нередко грубо нарушается п. 3 ст. 3 закона: "Участие гражданина Российской Федерации в выборах и референдуме является свободным и добровольным. Никто не вправе оказывать воздействие на гражданина Российской Федерации с целью принудить его к участию или неучастию в выборах и референдуме, а также на его свободное волеизъявление". Заметим, что нарушения нередко носят характер грубого воздействия на поведение избирателей. Воздействие может выражаться в "различного рода манипулятивных действиях, в том числе в воздействии <... > на эмоциональную сферу, провоцировании импульсных поступков и др.433". Недопустимо использование элементов "грязных" избирательных технологий, целью которых является формирова ние "целевого" сознания. Вот к чему приводит забвение норм Конституции РФ о свободе волеизъявления граждан РФ. Как показывает наш анализ, необходимо создать правовые ограничения на использование программно- технических средств для формирования скрытых неосознаваемых воздействий на избирателей (на основе фонетической организации избирательных текстов, психосемантического воздействия, генерации специальных электромагнитных воздействий и др.).

Юридико-антропологический подход актуален не только в общественно значимой сфере политики, но также для тех областей нашей социальной жизни, где достоинство и права личности нарушаются чаще всего - в местах лишения свободы, психиатрических больницах, домах престарелых и т.д.

Идеи юридической антропологии выступают важным средством влияния на профессиональное сознание практикующих юристов. В силу этого представляется обоснованной такая задача указанного научного направления, как корреляция юридически значимого поведения юристов. Уточнив формулировку задачи юридической антропологии, рассмотрим ее в более широком контексте. 3.

Использование данных (исходных положений, гуманистических идей) юридической антропологии как средства влияния на профессиональную деятельность юристов. Деятельность профессиональных юристов сложна и многогранна. Большая роль в этой деятельности отводится решениям, которые они принимают в соответствии со своей компетенций, профессиональными обязанностями и правосознанием. Последнее обстоятельство как раз и предоставляет возможности для корректировки правосознания в гуманистическом аспекте. Это происходит двумя путями: 1. Путем непосредственного влияния гуманистических антропологических идей и 2. Путем использования юридико-антропологических принципов и идей в качестве средства правовой аргументации. Первое направление не вызывает сложностей, и связано оно с инкорпорированием чв правосознание юристов теоретических положений и образцов деятельности, которые, будучи реализованными, не могут ограничивать права и свободы человека, унижать его достоинство, причинять физические страдания и боль и т.д. Например, ст. 139 Уголовного кодекса РФ содержит запрет на нарушение неприкосновенности жилища. Однако о какой неприкосновенности можно говорить, если общественность имеет возможность почти каждый день наблюдать по телевидению, как стражи порядка в камуфляжной форме и в масках выбивают двери у подозреваемых лиц «кавказской национальности», цыган, прочих подозрительных лиц и устраивают повальные обыски у лежащих на полу в наручниках хозяев квартир или жильцов? В этой связи, провозглашенная нами задача изменения с помощью юридической антропологии правосознания юристов в духе уважения прав и свобод человека, выглядит весьма актуальной и корректной.

Анализируемое направление уточним следующими положениями. Возможности юридической антропологии в указанном отношении заключаются в том, что юристы должны использовать данные этой науки в материалах судебных дел, в решениях государственной власти, в процессе подготовки к судебным разбирательствам, в выступлениях общественных деятелей и журналистов434 и т.д. Актуальность этому приему ведения юридических дел и участия в юридическом процессе придает ст. 18 Конституции России: «Права и свободы человека и гражданина являются непосредственно действующими. Они определяют смысл, содержание и применение законов, деятельность законодательной и исполнительной власти, местного самоуправления и обеспечиваются правосудием». По сути дела этой нормой введен в законодательство один из важнейших принципов юридической антропологии, связанный с приоритетом человека и его прав и свобод в юридической сфере. На это нацеливает и соответствующее Постановление Пленума Верховного Суда РФ435.

В решениях общих и арбитражных судов, особенно по гражданским делам, можно встретить использование аргументов сугубо антропологического свойства в качестве средства юридической мотивировки. Многие решения судов в своих мотивировочных частях содержат ссылки на «особое психическое и физическое состояние» стороны по делу, на личные обстоятельства, личные свойства, подвигнувшие человека на совершение рискованных поступков и т.д.

Конституционный Суд также весьма часто дает образцы толкования правовых ситуаций с чисто юридико-антропологических позиций.

Например, в «Постановлении Конституционного Суда Российской Федерации от 4 апреля 1996 г. № 9-п по делу о проверке конституционности ряда нормативных актов города Москвы и Московской области <...>, регламентирующих порядок регистрации граждан, прибывающих на постоянное жительство в названные регионы» 436. Суд использовал в мотивировочной части своего решения аргументы, затрагивающие важнейшие составляющие человека, его неотъемлемые права и свободы. В частности, Конституционный Суд применил такие понятия, как «право свободно передвигаться», «право выбирать место пребывания и жительства», которые в совокупности были признаны «существенным элементом свободы личности, условием профессионального и духовного развития человека». Признав, что указанные обстоятельства «не могут быть объектом никаких ограничений, кроме тех, которые предусмотрены законом и необходимы для охраны государственной безопасности, общественного порядка, здоровья или нравственности населения или прав и свобод других лиц», Конституционный Суд встал на сторону притесняемых граждан и признал неконституционными нормативные акты Правительства г. Москвы по вопросам регистрации граждан как противоречащие Конституции России и природе человека.

Таким образом, мы можем убедиться, что идеи юридической антропологии могут применяться и в процессе корректировки актов правотворчества, и в правоприменительной практике, и в ходе влияния на профессиональную деятельность юристов - как дополнительный аргумент в юридическом состязании. Тем самым юридическая антропология дает определенные основания признать ее не только в качестве теоретической науки в составе современного правоведения, но и науки, способной дать новые инструменты для преодоления известных «разрывов» в юридической деятельности. Последнее обстоятельство способно повысить значение молодого научного знания и вывести его на передовые рубежи отечественного правоведения. Для того, чтобы убедиться в оправданности такой оценки, обратимся к «инструментальному» разделу нашей работы и попытаемся применить юридико-антропологический анализ в качестве средства анализа и оценки действующего законодательства.