Национальный, имперский и церковный дискурсы
начало научного осмысления отечественной истории совпало в России в XVIII в. с «открытием» русского языка, русской культуры и русского «народа». В это время появились не только первые секулярные общие обзоры «собственного» прошлого, но и основополагающие работы по языкознанию, такие как словари, грамматики, а также первые произведения русской беллетристики1.
Размежевание с доминирующей «европейской», т.е. прежде всего французской, культурой и влияние параллельных процессов в Западной Европе привели в конце XVHI в. к развитию в русском дворянском обществе начатков модерного национального сознания2. Растущий интерес ко всему «своему», сливающийся с проблемой поиска «собственной» истории и русского языка и фольклора, т.е. культуры простого, крестьянского народа, составил основу для возникновения различных форм национального мышления в России в XIX в. Контакты с «Другим» в собственной стране, а также встречи за границей сыграли огромную роль в процессе возникновения в XVIII в. национального русского дискурса. Новое повествование о мы-группе хотя и отторгало (западноевропейские культурные образцы, но одновременно стремилось подчеркнуть включенность «открытой» русской нации в европейскую семью народов. Прекрасным примером такого стремления национально мыслящих русских ученых доказать «равноценность» России европейской истории может служить спор о «норманизме» между Ломоносовым и немецкими членами академии Шлецером и Миллером в середине XVIII в., — дискуссия о том, скандинавские или «свои», славянские корни были у Русского/Российского государства. Европеизация России предопределила рост русского национального самосознания в XVIII — начале XIX в., что вновьоказывается признаком включенности страны в сферу влияния европейской культуры.
Со времени правления Екатерины II национальный дискурс, носителем которого была интеллигенция или дворянское общество, обрел компонент, критический по отношению к государству.
«Новая Россия» Петра Великого, ориентированная на западноевропейский абсолютизм и управлявшаяся чужеродной бюрократией и «иностранными» монархами, казалась идеологам русской нации чуждой, идущей вразрез с русскими традициями. С культивированием «своей» традиции были отчасти связаны конкретные на-, дежды дворян на участие в политике, поскольку они все сильнее ощущали себя представителями русской нации или даже ее воплощением3.В XIX столетии национальное мышление вновь оказалось связанным с критикой самодержавного государства. Прекрасными примерами могут служить здесь и национальная идеология декабристов, и философия раннего славянофильства4. Однако приверженцы русского национального дискурса — которых следует рассматривать в первую очередь не как представителей национального движения, но скорее как часть «толкующего сообщества»5 — в большинстве своем не ставили под сомнение российское имперское государство. Тем не менее они «обнаружили в русской нации полюс идентичности, равный самодержавию, отделивший в осознающей себя “публике” (Offentlichkeit) представление о царском абсолютизме как исторически самой влиятельной интегрирующей силе империи»6.
Отношение государственной власти к дискурсу, определявшему мы-группу как национальное (народное) сообщество, а не через лояльность императору, оставалось амбивалентным вплоть до краха империи в 1917 г. Это было связано, во-первых, с несовместимостью национальной модели государства с полиэтническим характером империи и, во-вторых, с эмансипационным потенциалом общества, который власти могли видеть в национальных движениях после европейских революций 1830—1848 гг. или Январского восстания в Польше в 1863 г. Эмансипация, национальная или общественная, не входила в интересы правящего режима, принципиально державшегося вплоть до самого падения за предмодерную, династически-имперскую интегрирующую идею государства. Если в странах Западной Европы во второй половине XIX в. национальный дискурс, носителем которого является общество, использовался правительствами для поддержки государства и мог стать
инструментом стабилизации режима, в России латентно присутствовало противоречие между «официальным» имперским патриотизмом и общественным национализмом7.
Этот дуализм между «национальным» и «имперским» дискурсами коллективной идентичности служит своего рода упорядочивающей рамкой в главе об образе Александра Невского в XIX в. Мы постараемся рассмотреть, каким образом фигура памяти «Александр Невский» встраивается в оба рамочных повествования о «сообществе». Характерными для «национального» дискурса в этом контексте оказываются два момента. Во-первых, мы-группа не определяется больше исключительно как сообщество лояльных правителю подданных или как группа жителей территории государства, как это было в имперском дискурсе. Новым критерием оказывается принадлежность к определенному народу, племени или национальному сообществу, понимаемому как сообщество языковое и культурное. Такой концепт идентичности потенциально допускает возможность интеграции различных классов, слоев и «сословий» в идею одного национального сообщества. Второй важный момент в национальном дискурсе, который при этом остается в тени в исследовании дискурсивного уровня, — это его носители. В отличие от государственно-имперского, национальный дискурс понимается как артикуляция «общества», интеллигенции или русской «публичной сферы» (Offentlichkeit), возникшей в середине века8.
Наряду с имперским и национальным дискурсом в качестве третьей формы «воображения» сообщества в XIX в. сохранился церковный дискурс, подчеркивавший религиозный характер мы-группы9. Все три концепта коллективной идентичности были тесно переплетены друг с другом и взаимообусловлены. Поэтому различение национального, имперского и церковного дискурсов об Александре Невском следует рассматривать лишь как разграничение идеальных типов.
Еще по теме Национальный, имперский и церковный дискурсы:
- Глава 3. Эволюция социально-политических идентичностей в парадигмальной системе координат
- В.В. Алексеев РУССКАЯ ИДЕЯ: ОТ МЕССИАНИЗМА К ПРАГМАТИЗМУ
- Р.Г. Мурадов РУССКИЙ ГОРОД НА НЕРУССКОЙ ЗЕМЛЕ: ЕВРОПЕЙСКАЯ ПАРАДИГМА ДЛЯ СРЕДНЕЙ АЗИИ
- ИСТОЧНИКИ И СОВРЕМЕННОЕ СОСТОЯНИЕ ИССЛЕДОВАНИЙ
- Структура работы
- Имперский дискурс
- История и общество
- Государство — церковь — нация
- Национальный, имперский и церковный дискурсы
- Национальный дискурс
- Имперский дискурс
- Церковный дискурс
- Национализированный Александр
- Александр Невский и крушение империи
- Реабилитация Александра
- Великая Отечественная война
- Патриотический консенсус в эпоху постмодерна (1993-2000)
- ЗАКЛЮЧЕНИЕ