Уже с IV в. до и. э. в греческой литературе начинают появляться авторы, ставящие своей задачей коллекционирование и изложение древних мифов без всяких комментариев со своей стороны, только с целью их воспроизведения. Из них особенно отличается количеством сообщаемых мифологических сведений Аполлодор, относимый в настоящее время ко II в. и. э., к эпохе эллинского Возрождения. Все другие гораздо менее подробны, по каждый из них кое-что дает и для мифологии Аполлона. а) П а л е ф а т дает нам небольшие рассказики традиционного содержания об истории Иакинфа (XLVI), Марсия (XLVII). В том же издании имеется Excerpta Vaticana (выписки из ватиканских рукописей), среди которых находим рассказик (IV) в несколько строк о построении степ Трои Аполлоном и Посейдоном. УПарфеиия Никейского имеется довольно подробный рассказ (XV) об Аполлоне и Дафне: В Дафну влюблен Левкипп, сын Эномая из Элиды, он переодевается в женское платье, чтобы быть в ее обществе. Аполлон, чтобы избавиться от соперника, заставляет всех их купаться в реке; и когда было обнаружено, что Левкипп мужчина, девицы стали метать в него копья, а его боги сделали в это время невидимым; во время же преследования Дафны Аполлоном она по своей молитве была превращена богами в лавровое дерево. Эратосфену приписывались так называемые «Катасте- рпемы» (т. е. «Озвездления» или «Превращения в звезды»). Но едва ли этот трактат ему принадлежит. Здесь Асклепий, который воскрешал мертвых, был поражен молнией Зевса и вознесен им ради Аполлона на небо (6.) в виде созвездия Змеедержца. Созвездие Лиры объясняется (24) как инструмент Аполлона, сделанный Гермесом, служивший Аполлону и подаренный им Орфею. Этот последний, получивши лиру от Аполлона, зачаровывал все существующее, и в том числе Аид. Среди звезд помещается также и та стрела (29), которой Аполлон перебил киклопов, мстя Зевсу за убийство Асклепия. Священная птица Аполлона ворон, посланная богом за водой, дожидалась созревания смоковницы у источника, чтобы ее поесть. И в дальнейшем приносит Зевсу чашу со змеей, которая якобы выпивала всю воду из источника. Аполлон ради наказания заставляет ворона томиться жаждой и ради примера помещает на небо созвездие Чаши, Змеи и Ворона (41). б) Антонин Либерал в своих «Превращениях» тоже не раз касается Аполлона. Из-за города Амбракии спорят Аполлон, Артемида и Геракл, приводя разные доводы в свою пользу, и когда Крагалей присуждает Амбракию Гераклу, Аполлон превращает его в камень (4). Аттический царь Перифапт больше всего чтит жертвами Аполлона, люди, приносят ему почести как Зевсу. Зевс хотел было сжечь дом Перифанта, но щадит его по просьбе Аполлона и превращает его в орла (6.). Кикн, сын Аполлона, превращается им в лебедя после того, как он бросился в озеро в связи со своей неудачной любовью (12). Рассказывается о мальчике Ботре, которого убил отец Евмел за съедение принесенных в жертву Аполлону мозгов ягненка (18). Аполлон приводит в бешенство ослов, которых хотел принести ему в жертву Клиний из Вавилона в подражание гиперборейцам. Эти ослы пожрали детей Клиния, настаивавших на этом жертвоприношении, после чего вся семья Клиния по воле богов была превращена в птиц (20). Аполлон, любивший Гименея, внука Адмета, жил у его отца Магнета и пас его стада, которые крадет Гермес (23). Чтобы спастись от преследования Тифона, Аполлон превращается в ястреба (28). От Акакаллиды, дочери Миноса и Аполлона, родится сын Милет, которого воспитывает волчица и который в дальнейшем основывает одноименный с ним город (30). Аполлон, неудачно пытавшийся вступить в брак с Дриопой, дочерью Дриопа, в виде черепахи, вступает с ней в брак в виде дракона, откуда сын Амфисс, основатель одноименного города у подошвы Эты (32). Лето, после рождения Аполлона и Артемиды, бродит по Ликии (35). Отрывочные замечания, находимые нами у Антонина Либерала: (1) храм Аполлона и клятва Аполлоном, (5) Аполлон будит человека в нужное время, (7) Зевс и Аполлон превращают в птиц некоего Автоноя и всю его семью, (13) —сын Аполлона Фагр, (4) Аполлон Спаситель, Пифий, (20) Аполлон Гиперборейский, (25) Аполлон Гортинский. в) Аполлодор в своей известной «Библиотеке» дает систематическое изложение всей греческой мифологии и притом настолько деловое и подробное, что без этого изложения не может обойтись ни одно мифологическое исследование. Мифология Аполлона тоже представлена у него достаточно широко. Если остановиться сначала на происхождении и родственных связях Аполлона, то от Аполлодора мы узнаем не только тот общеизвестный факт, что Аполлон (I, 4, 1.) родился от Зевса и Лето после длительных блужданий этой последней, но и об его многочисленном потомстве: (I, 3, 4) от музы Фалин—корибаиты (хтонический мотив, который мы встречаем еще у Страбона), (I, 7, 6) от Фтин — Дор* Лаодок и Полнпет; (III, 1, 2) от Арен, дочери Клеуха, Милет; (III, 10, 1) от Этусы, дочери Посейдона, Элевтер; (III, 10, 3) от Арсннои или Корониды — Асклспий. Из основных мифов об Аполлоне у Аполлодора мы находим следующие. Прежде всего (III, 10, 2) подробный рассказ об обмене быков Аполлона на лиру Гермеса и золотого посоха иа снрингу (флейту) (почти целиком по III Гомеровскому гимну). Аполлон строит для царя Лаомедонта (II, 5, 9) троянские стены. Геракл (II, 4, 11) получает от разных богов разное оружие и в частности от Аполлона — стрелы. Рассказ (III, 7, 7) о посвящении Аполлону в Дельфах поприказанию Ахелоятех свадебных подарков его дочери Кал- лирон, которые доставили столько зла фиванским героям, и в частности ее мужу Алкмеону. После взятия Фив (III, 7, 4) пророчица Манто отправляется в дар Аполлону. Борьба Аполлона (II, б, 2) с Гераклом из-за треножника. Традиционные мифы об убитых Аполлоном тоже представлены у Аполлодора достаточно. У гиганта Эфнальта (I, б, 2) Аполлон выбивает левый глаз; (III, 10, 4) убивает киклопов, за что служит у Адмета; (I, 4, 1) Аполлон убивает Тития; (I, 4, 2) побеждает в состязании Марсия; (III, 5, б) убивает детей Ннобы (III, 10, 3), Гиацинта и Арсиною, мать Асклепия; (I, 4, 1) научившись пророчествам у Пана и Фимбрня, получает во владение Дельфийский оракул; (III, 7, 5) предсказывает Алкмеону убийство матери и показывает ему путь к Ахелою; (III, 12, 5) дает Кассандре дар пророчества, отнимая у людей веру в них; (III, 9, 26) аргонавты ставят на о-ве Анафе жертвенник Аполлону Айглету (Сияющему). Изложение Аполлодора отличается сухостью, краткостью, деловитостью, отсутствием всяких поэтических приемов. Бросается в глаза огромная осведомленность Аполлодора в греческой литературе, о чем свидетельствуют частые ссылки его на разных авторов. Это — незаменимое руководство по греческой мифологии. 16. Ранне-христианская литература тоже относится к эллинизму и обычно рассматривается во всех руководствах и исследованиях как известный момент эллинистической литературы. Подробного очерка этих писателей мы давать не будем, так как их слишком много. И находить их в греческом подлиннике не так легко. Однако это настолько своеобразный и оригинальный тип отношения к мифологии, что пропустить его никак нельзя. А кроме того, наука всегда рассматривала этих авторов как солидный источник для изучения античной мифологии, учитывая, конечно, их односторонность и их отрицательное отношение к античным мифам. а) Апологеты составляют исторически и литературно вполне определенную группу (II в. н. э.), и с них мы начнем. Татиан, весьма злой и саркастически настроенный в отношении язычества, не раз издевается над Аполлоном и его окружением. Для пего он не просто (36, С) излечивающий, (38 А) кифарист или (40 В) далыювержец; и нетолько «на участке Летоида находится пуп», который является могилой Диониса. Татиан пишет: «Я хвалю тебя, Дафна, за то, что ты, победивши невоздержанность Аполлона, обличала его прорицательное искусство, так как это искусство не помогало ему угадать, что находится около тебя. Пусть скажет мне стрелометатель, как Зефир убил Гиацинта. Зефир победил его, и хотя трагик- поэт [IGF adesp. frg. 565] говорит «ветерок, драгоценнейшая колесница богов», но Аполлон был побежден слабым ветерком и потерял своего любимца». Другая тирада (86 ВС): «Ты хочешь вести войну и обращаешься к Аполлону, советнику убийств... Какая-то женщина, напившись воды, приходит в исступление и от ладана делается безумною, а ты говоришь, что она пророчествует. Аполлон был провидец будущего и наставник прорицателей, но сам обманулся насчет Дафны». Аф и и а г о р считает Аполлона (Suppl. 146 В) тождественным с египетским Гором. Он для него — (146 С) сын Диониса и Изиды, воспитанник Лето (это странное сообщение основано на египетских сказаниях, передаваемых у Геродота, II 156). Что Аполлон (104 В) пасет стада Адмета или что (62 А) кеосцы называют Аристея и Аполлоном и Зевсом, или что (78 В) говорится о разных изображениях Аполлона, в этом нет ничего удивительного. Но вот что удивительно, что (104 В) «Адмет выше бога», раз тот ему прислуживает. Такое суждение уже специфично для христианина. И дальше: «О прорицатель и мудрец, предвещающий другим будущее! Ты не предсказал погибели своего любимца и даже умертвил друга своими руками». Речь, конечно, идет об Ахилле и Гиацинте. И тут же приводятся слова Фетиды, укоряющие Аполлона за Ахилла, приведенные у Эсхила (стр. 448). Ф е о ф и л тоже указывает на ничтожество Аполлона, так как (9 Преобр.) он бегал от Ахилла, влюблялся в Дафну и не предвидел смерть Гиацинта. М и н у ц и й Феликс, желая показать внешнее безобразие богов, указывает (21) на постоянную безбородость Аполлона и на бородатость его сына Асклепия. Как на пример ничтожества Аполлона этот писатель ссылается (22) на его рабское служение у Адмета. И у с т и н-ф и л о с о ф (I, 76 А), зная Аполлона как Летоида, осуждает его любовь к молодым людям. б) КлиментАлександрийский (Str., I, 24, 131 Dind.), производя имя Аполлона подобно Плотину, указывает на колонну, как на егосимвол в Дельфах [на основании Евмела, автора поэмы об Европе] (Protr. 11,39), на зевающую статую и на статую Аполлона Обжоры. Рождение Аполлона (Str. 1,21,89) Климент относит ко временам Тития и Тантала. Фригнянка Сивилла, имевшая также имя Артемиды (90), пришла в Дельфы и пропела стихи: «О дельфийцы, служители далекоразящего Аполлона, я пришла с намерением возвестить мысль эгидодержавного Зевса, будучи взволнована моим братом Аполлоном». Опровергая всякие языческие прорицания, Климент (Protr. II, 12—13) вспоминает оракулы Аполлона в Кирре, а также Аполлона Пифийского, Кларосского и Дидимейского. Упоминается у него еще храм Аполлона на Акции (II, 41). Бурей и огнем (IV, 59) был уничтожен храм Аполлона в Дельфах, причем Климент здесь многозначительно добавляет, что такой огонь — «разумный» (имея в виду гибель «языческого капища»). Упоминаются также храмы Аполлона (III, 48) на Делосе и в Тельмиссе, а также его статуя (IV, 51) в Патарах. Во время персидских войн (Sir. V, 14, 111 и сл.) сама Афина умоляла Зевса пощадить Аттику; и Климент приводит оракул Аполлона о том, что имеется.неумолимое решение предать разорению многие города Греции. Аполлон (Protr. Ill, 45 и сл.) своих собственных почитателей вроде Креза отправляет на костер, любя, таким образом, дары больше, чем людей. Презирает Климент Аполлона (II, 36) и за службу у Адмета, а также и за (32) многочисленных возлюбленных, недостойных великого пророка и убегающих от него. И вообще Аполлон— (IV, 55) «лживый предсказатель, которого безумные люди назвали богом и налгали, что он пророк». Евсевий Кесарийский, тоже много потрудившийся для опровержения язычества, во многих местах задевает также и Аполлона. Аполлон (Ргаер. Evang. Ill, 1, 5.) у него называется Гелиосом потому, что он самый огненный и самый пламенный и потому, что он освобождает (apallaton) человека от страстей и (11, 24) испускает нз себя лучи. Будучи (II, 1,9) братом Озириса и изобретателем лаврового дерева, поскольку это дерево (III, 2, 24) «полно огня» и потому враждебно демонам, а также помогает в пророчествах, он оказывается изгнанным на девять лет после убиения Пифона и потом вновь получает свой оракул. Почти все остальные упоминания об Аполлоне в данном трактате Евсевия являются не чем иным, как приведением разнообразнейших оракулов, из которых многие отличаются философским и религиозно-теоретическим характером. Евсевий берег подобного рода оракулы у Порфирия. Из другого сочинения Евсевия под названием «Слово царю Константину» (Соч., перев. при СПБ Духовной академии, II, 1850, 413) мы узнаем очень важное сообщение о человеческих жертвах Зевсу и Аполлону (а этому предшествует еще сообщение о таких же жертвах Кропосу на Крите, Дионису на Хиосе и Тепедосе, Аресу в Лакедемоне): «А писатель римский историк Дионисий повествует, что в Италии именно сами Зевс и Аполлон требовали себе человеческих жертв от так называемых аборигенов и что те, которых касалось это требование, приносили богам часть всех плодов; а что они не приносили в жертву людей, за то подвергались различным бедствиям и до тех пор не видели конца злу, пока не обрекли себя на десятину; умертвивши же и принесши в жертву десятки из людей, были причиною запустения своей страны». Будет вполне справедливым сказать, что у Евсевия это одна из довольно типичных концепций Аполлона с позиций другой религии. Фактически эта критика является вполне эллинистической и мало чем отличается от Лукиана, кроме разве спорадически возникающих здесь поисков в язычестве тех элементов, которые при известном подходе могли бы трактоваться как предшествие христианства. 17. Лексикографы. Эти лексикографы, т. е. антично-византийские составители словарей, проделали огромную работу по приведению в известность колоссального количества фактов, относящихся к древности, и не могут не быть учтены при обзоре мифологии Аполлона, ее отражения в литературе. Правда, по количеству сведении Аполлон значительно уступает другим богам и героям. Но некоторые материалы мы все же приведем. а) Аполлоний, по прозванию Софист, времени императора Августа, составил большой словарь к обеим поэмам Гомера, но слова «Аполлон» в этом словаре не имеется. Слово же «Феб» пояснено следующим образом: «Это — эпитет Аполлона. По Эсхилу, от Фебы, матери Лето. Однако Гомер никого не производит ни от богов, ни от кормилиц. Поэтому Феба надо производить от «phoibasthai», что значит «пророчествовать», или, лучше, он трактуется здесь как чистый и незапятнанный, а Феб означает «чистый». Дальше у Аполлония неясная ссылка то ли на Гелио- дора, то ли на Гесиода. Юлий П о л л у к с, автор словаря под названием «Оно- мастик», почти совсем не касается Аполлона. Отдельные указания: 9 (IV, 104) женщины танцевали Аполлону и Артемиде какой-то танец (значение которого неизвестно), изобретение какого-то Вариллиха, тоже неизвестного. «Касториды (V, 40), воспитанники Кастора, дар Аполлона». Это говорится о породе собак, созданных Аполлоном и воспитанных Кастором, как равно тут же дальше говорится о эретрийских собаках, являющихся тоже даром Аполлона. Делии (I, 37) являются праздником Аполлона, Пеан относится к Аполлону. Упоминается (VIII, 25 и 122) Аполлон Отчин, (IX, 35) «Уличный» и (II, 35) Нестриженовласый, (I, 19) Одержимый Фебом, (VIII, 119) Дельфиний. В дар Аполлону, Артемиде, Гекате и Селене приносятся рогатые лепешки (VI, 76). Гесихий, к сожалению, не вносит в словарь Аполлона. Просмотр же содержания статей этого словаря, кажется, не дает ничего для Аполлона определенного. б) С т е ф ан В II з а н т и ii с к и й, автор географического словаря под названием «Ethnica» («Народоведение») указывает прежде всего разные места культа Аполлона. Упоминаются святилища: (2,6 и сл. и 611, 9) в Лбах, которое было основано раньше святилища в Дельфах; (511, 10) в Патрах (Лнкия); (538, 21) в Пифии (Гортнна) на Крите; (611,7—11) Исменийского Аполлона в Фивах, главнейшее в Дельфах и особенно в Тегире (Беотия), а также (65,6) в Актин. Говорится (696,15) о священном городе Аполлона Хрисе (Троада) и (176,8) Борсиппе (Вавилония); (65,1—5) об играх в честь Аполлона в Актин и (48,1 и сл.) Артемиды Эфиопской, которую якобы привел к эфно- -пам Аполлон; (298, 12) алейцы (жители аттического округа Алы) приносят жертвы Лето, Артемиде и Аполлону Зостерию (Зосгер — местечко в Аттике, где беременная Лето совершила омовение); (648, 19) Аполлон имеет местопребывание в Гиллналс (Гиллнала в Карни место гибели Гилла, возлюбленного Аполлона); (616, 2) победа Аполлона на Теиедосе; (225, 1 и сл.) Аполлон в виде дельфина приплыл в Дельфы и основал там свой храм. Говорится о сыновьях Аполлона: (63, 3) Акрефее, (343, 15) Ионе от Креусы, (390, 18) Кидопс от Акакаллиды, (438, 15) Мегарее, (511, 1) Патаре и (678, 5) Хероне от Феро. Остальные места из Стефана Византийского об Аполлоне посвящены эпитетам последнего. Об Аполлоне Уличном (23, 1 и сл.) дается соответствующее объяснение («при входе»). Прочие эпитеты — географические: (63,6) Акрефнй (по городу в Беотии), (65,8) Актайский (по городу в Акарнаннн), Эпактий (по городу в Магнеснн), (147, 15) Аусигд (по городу в Ливии), (204,2) Гергнтий (по городу в Троаде), (263, 3) Грннейский, Смин- фейский, Киллейскнй (Троада), (278, 18) Гермонфнд (Египет), (288, 2) Евстресит (Беотия), (263, 3) Гекат (острова Гекатонезы), (227, 1) Кинфий (по горе Кинфу на Делосе), (319, 19) Фпмбрейскнй, (330, 22) Илиоиский, (333, 2) Иксий (Родос), (350,8) Калидней (остров Калидна), (416, 16) Лнтесип (Малея, статуя на камне), (247, 3) Ликогенес (объяснения не дается), (353, 10) Ликейский (то же), (430,6) Малоей (Киликия), (469, 5) Напайский (по городу на Лесбосе), (375, 9) Коропайский (по городу в Фессалии), (375, 12) Оро- пайский (там же), (413, 5) Ларисский (Фессалия), (551, 7) Салганейский (Халкида или Беотия), (604, 6) Таррайский (Лидия), (630, 8) Трагнйский (по городу на.Наксосе); (82, 14; 281, 6; 647, 10) Гилат (Кипр), (197,9) Тель- месснй (по герою Тельмессу в Карни). При незначительности общих сведении об Аполлоне у Стефана Византийского даваемые им сведения о географических эпитетах Аполлона чрезвычайно ценны и важны и могут привести к весьма значительным выводам в специальном исследовании той или другой стороны мифологии Аполлона. С в и д а в своем огромном «Лексиконе» выставляет как главное свойство Аполлона — пророчество (I, 1, р. 621,3—6), считая его глашатаем Зевса; почти в тех же словах и о «гласе Зевса» (1405,4-6). В связи с этим говорится о «Пупе земли» (1104, 1—5), о нифийском храме (I, 2, 273; 17—274, 9) и треножнике (II, 2, р. 1018, 6—1019, 4), о приходе Аполлона к гиперборейцам (I, 1, р. 13, 16 и сл.), об Аполлоне Уличном (80, 11—14 под, v. Agyiai). Кратко говорится об изображениях Аполлона (в тексте 628, 8—11) с лирой в виде Гелиоса как гармонии вселенной. Перс Да- тис (1177, 18—1178, 7) после одного сна отправляет найденную им позолоченную статую Аполлона на Делос. Имеют значение проводимые у Свнды эпитеты Аполлона: (I, 2, р. 264, 20 и сл.) Энтрипт (названный так в Афинах по лепешкам, которые некоторыми связываются с таинствами); (I, 2, р. 962, 16 и сл.) Иэий (толкуется как Аполлон-стрелок); (II, 1, 81, 9) Карний (относится к Аполлону без всяких пояснений); (458, 4—16) Кииеей (т. е. собачий, прозванный так, потому что был утащен собаками после своего рождения, по сообщению некоторых авторов, по потом возвращен Латоне). Свида говорит об изображении этого события и о связанности с ним места, где приносилась подать Аполлону; (540, 16—541, 5) Лесхенор (Аполлону были посвящены лесхи, т. е. места сборища разного люда); (605, 5 и сл.) Локсий, как дающий двусмысленный ответ; (797, 11 и сл.) Соседский, которому афиняне приносили жертву; (1216, 16 и сл.) Улий («Аполлон был врач; обозначает также и его гибельность»). У Свнды обращает на себя внимание толкование Аполлона Кинеея и Аполлона Улия. в) Ф о т и й в своем «Лексиконе», к сожалению, не имеет слова «Аполлон». На слово Phoibos имеется пояснение «чистый или пророк, незапятнанный, Аполлон». На слово Loxias читаем, что так обыкновенно называют поставленный перед дверьми жертвенник Аполлона — Локснем и Уличным Аполлоном. Ликнискнн по Фотию есть Аполлон из Л икни. Таргелин (I, р. 273) — месяц и праздник Аполлона и Артемиды, когда приносили этим божествам начатки плодов и когда земля нагревается солнцем, поскольку Аполлон и есть солнце. Аполлон Собачий (р. 358) трактуется дословно поСвнде. Говорится (р. 389) о трех героях Линах, из которых один — сын Каллиопы, другой — Алкионы и Аполлона, третий — Псамафы и Аполлона. Говорится (II, р. 120) о Пианепсии (праздник и месяц) в связи с варкой бобов в честь Аполлона. Читаем (р. 121) о Пифийском святилище Аполлона с треножниками, возникшем при Пнсистратс в Афинах; Пифий праздник в честь Аполлона тоже в Афинах. Город Тельмис*(р. 204) от героя Тельмисса, сына Аполлона и «одной из дочерей Aintaopa, с которой он иступил в брак в виде собаки». Несколько более разнообразный материал — в другом труде Фотия, в «Библиотеке». После победы над Пифоном (153 а, 1 и сл. ) Аполлон устанавливает в его честь траурные игры. Далее— очень интересная история (146 Ь, 42—147 а, 1—3): «Сын Аполлона Эриманф стал слепым потому, что он увидел омывающуюся Афродиту после ее встречи с Адонисом. Разгневанный Аполлон, превратившись в дикого кабана, ударом клыков убил Адониса». (147а, 22) Аполлон убивает сыновей Ниобы. (444 а, 23—26) Аполлон вместе с Посейдоном построил для Лаомедонта стены. Рассказывается (1ЗЗЬ, 26—36) история Аполлона и Псамафы, породивших Лина, а также последующее осуждение Псамафы ее отцом; о гневе Аполлона, пославшего чуму на город, и плаче тамошних женщин по Лину. Указывается (344 Ь, 35) храм Аполлона в Гиераполе, треножник (374 Ь, 3—6), с которого пророчествовал Аполлон, и (447 Ь, 17) город, посвященный Аполлону в Фиваиде. Одну местность в Карин (343 Ь, 34) называют «жилищем» (aylas) Аполлона. В дальнейшем у Фотия только эпитеты Аполлона: (141, 29—142 a, G) Айглет (Сияющий) на о-не Анафе с объясняющем этот эпитет историей (Медея и Язон, застигнутые бурей, молились Аполлону, который, и послал им блеск с неба и остров Аиафу, где они воздвигли ему святилище); (137 Ь, 15) Гипаей (Коршун) (с объясняющей его историей об Аполлоне, пославшем коршунов для спасения одного пастуха), (136 Ь, 29— 35) Филин (в честь любви Аполлона к Бранху); Левкат (153 а, 7—11) (по названию храма, построенного на Левкадской скале), (153 а, 10—19) Эрифнй (в храме которого на Кипре Афродита, потерявшая Адониса и его любящая, получила совет броситься с Левкадской скалы для избавления от любви), Номий (320 а, 35) (эпитет, который Фотий понимает в связи с греческим словом, обозначающим закон, и относит его к установлению законов в области искусства), (321 1), 31) Халадзип и Немений (в связи с праздником Дафнс- форий), (377 Ь, 9) Сарпедоннй (почитался в одном святилище в Киликии), (535 Ь, 33—39) Локсий (то же объяснение, что и выше). В заключение обзора материалов по Аполлону у Фотия необходимо сказать, что насколько является в этом отношении скупым его «Лексикон», настолько интересна и разнообразна его «Библиотека». За недостатком места мы не стали подробно передавать рассказы Фотия, относящиеся к эпитетам Аполлона и вскрывающие их значение, поскольку для этого понадобилось бы подробно освещать и все окружение Аполлона. Но тот, кто специально обследует Фотия с этой стороны и проанализирует все приведенные нами сейчас тексты, тот убедится и в большой любознательности Фотия, и в его основательной учености, и в его художественном вкусе, заставлявшем его давать подробные, ясные и законченные рассказы там, где у других писателей мы находим только отдаленные намеки. г) Большой этимологии. Имя Аполлона производится (р. 130, 18.) от apolyein — «отвращать зло от людей», «отгонять болезни» или в смысле «испускать лучи», поскольку он «тождественен с солнцем», или от palein — «бить своими лучами», или от haployn — «упрощать» и lyein — «разрешать» (имеется в' виду простота его сущности и уничтожение мрака). Замечания о склонении имени Аполлон мы здесь не воспроизводим. Что касается других мест из этого обширного словаря, то имеется указание (321, 55) об его эпитетах: — Гекебол, Гекебелет, Гекат, которые словарь объясняет в связи со стрельбой Аполлона из лука, имея,очевидно, ввиду эпитет—Далыювержец и понимая под стрелами то ли лучи солнца, то ли те сто стрел, которые он метнул в Дельфина. Эпитет Локсий (569, 45) — то ли от двусмысленных речений его оракула, то ли от кривых путей солнца, поскольку сам он есть солнце. Пеаном зовется он (657, 5) опять-таки потому, что он солнце, а солнце вызывает уплотнение воздуха и тем самым вызывает у людей чуму, или же — от слова рауб («прекращаю»), поскольку он прекращает чуму. О «кифародических номах», т. е. об особого рода гимнах, посвященных Аполлону и сопровождаемых игрой на лире, говорится, что (607, 1) эти законы были даны людям от Аполлона для укрощения их страстей. Аполлон (798, 42) первый начал играть на форминге, т. е. на кифаре (лире), и вообще (295, 52) проявил себя в искусстве музыкальных тональностей. Фемида (445, 24) имела оракул до Аполлона. Ему посвящен (443, 20) месяц Таргелий и (359, 2) храм в Дельфах. Его воспитательницы — (455, 51) Фрии. От Кнрены (13, 21) у него сын Агрей. Под словом «Феб» словарь поясняет, что здесь имеется в виду Аполлон «чистый» и «незапятнанный». По словарю возможна и этимология «Фаобос» от слов phaos («свет») и bios («жизнь»), поскольку он обладает «чистой жизнью», откуда он и «сребро- лукий» или же он назван так по своей няньке Фебе. Говорится о титанке Фебе (Hesiod. Theog. 136). С точки зрения словаря «Феб», возможно, связан и с глаголом phoibadzo — («освещать, пророчествовать»). Аполлон Боедромий (202, 49) называется так потому, что во время победы афинян над элевсинцами они бежали (dromeo) и взывали (Ьоао) к Аполлону. Большому Этимологику нельзя отказать в массе полезных сведений, а также и в том, что он приводит множество разного рода ложных этимологий, не имеющих значения для современной науки, но вскрывающих различные точки зрения древних на имена и мифы. Etymologicum Gudianum под словом Apollon (67, 40) тоже содержит разного рода грамматические замечания относительно фонетики и грамматики этого имени. Что же касается мифологии, то здесь мы имеем в основном почти дословное повторение Большого Этимологика, включая отождествление Аполлона с солнцем, а также врачебное и пророческое искусство. Он трактуется еще (68, 25) как «царь фригийцев», подтверждение малоазиатского происхождения греческого Аполлона. Лира Аполлона (375, 6) — дар Гермеса в обмен на быков; (557,9 и сл.) первым на форминге заиграл Аполлон, а потом музы. Lexicon Vindobonense сам не содержит слова Аполлон, но в прибавлении к нему говорится, что (р. 261, 26) Аполлону воспевают пеан, (323,1) что он получил лиру от Гермеса и (344,7) что он именуется «Отчим». Монотонность некоторых сведений об Аполлоне в этих словарях тоже свидетельствует об определенном и притом довольно трафаретном к нему отношении. 18. Итоги эллинистического периода. При обозрении классического периода мифологии Аполлона в литературе мы показали, как из страшного демона постепенно вырабатывался классический Аполлон с его организующими и оформляющими функциями. Этот принцип оформления в конце классического периода приобрел глубоко пережитую, ярко выраженную, эстетически украшенную и в то же время вполне реалистическую форму. Были исчерпаны все объективные возможности мифологии Аполлона, и на них классика кончилась. Для последующего времени тем самым была поставлена уже другая проблема, проблема субъективной разработки мифологии Аполлона, проблема извлечения из нее всех ее внутренних, психологических и духовных возможностей. Но этот индивидуализм и субъективизм новой эллинистической эпохи был очень пестр и разнообразен, как вообще разнообразна внутренняя жизнь личности. Эта эпоха эллинизма была весьма продолжительна, заняв собой чуть ли не целое тысячелетие, в противоположность скороспелости, почти, можно сказать, мимолетности периода классики. Выступивший на сцену истории человеческий субъект на все лады переживал, перестраивал, перекраивал и изображал мифологию Аполлона, разрабатывая эту мифологию то с одной, то с другой, то с третьей стороны и причудливейшим образом комбинируя все таившиеся в ней возможности. Не нужно упрекать эллинизм в том, что он почти не создавал новых мифов. Да и классика большей частью только преобразовывала созданную архаикой мифологию и тоже не так уж была склонна к творчеству новых мифов, преследуя в основном идейно- художественные, но вовсе не чисто мифологические цели. Тем более эллинизм был далек от нового мифотворчества. Но зато все старые мифы он подвергал небывалой разработке и небывалому развитию в деталях. Какие только стороны и способности человеческого субъекта ни пробуждались, каждая из них изображала мифологию Аполлона по-своему. Поэтому тут находили свое место и ученость, и чувствительность, и эстетизм, и формализм, и обывательско-натуралистическая тенденция, и описательпость историка илч^ географа, и углубленность философской мысли, и наслаждение красивыми, но бессодержательными формами, и коллекционерство. Вот почему так обширна, так разносторопня и так продолжительна эллинистическая литература; вот почему для Аполлона здесь несравненно больше материалов, чем в период его классики. Пересмотрев все эти материалы в подлиннике, попробуем сейчас подвести им некоторый итог, хотя ручаться за охват всех этих бесчисленных эллинистических текстов в настоящее время едва ли кто-нибудь сможет. а) Если начать со стороны с о ц и а л ь н о-п о л и т и ч е- с к о й, то она отнюдь не отсутствовала в мифологии Аполлона в период эллинизма, но, конечно, получила иное направление и была переосмыслена по-новому. Уже Ликофрон (стр. 469, сл.) связывает мифологию Аполлона и Кассандры со своими проримскими убеждениями; и, вероятно, то же самое мы нашли бы и у Полибия, если бы у пего можно было найти более подробный материал об Аполлоне. Стоики, так же как и Гераклит, учили о мировом первоогне, из которого истекает все сущее; но этот первоогонь, или, как они говорили «художественный огонь» (руг technicon), получил у них телеологическую разработку, став каким-то мировым монархом, как того и требовала тогдашняя общественно- политическая действительность. Не лишены 'общественно-политического значения и те образы Аполлона, которые рисовались Диодору Сицилийскому и Страбону, (стр. 471—477) хотя у первого они носили просветительский характер, а у другого — более консервативный. Дион Кассий (стр. 482) прямо связывает с мифологией Аполлона биографию императора Августа. Для Плутарха (стр. 489—492) Аполлон полон всякого государственного иобщест- венио-политического смысла. Либаний (стр. 510 и сл.) тоже не устает прославлять Аполлона с этой стороны. Антология содержит сотни эпиграмм — оракулы Аполлона настоящего социально- политического содержания (стр. 528). Юлиан в своей известной речи к царю Солнцу дает подробную характеристику значения Аполлона специально для Римского государства (стр. 515). Таким образом, социально-политические функции Аполлона, может быть, и выступают в эпоху эллинизма в несколько приглушенных тонах в сравнении с классикой; но говорить об их полном отсутствии было бы грубой ошибкой. Речь может идти только об их повой направленности и переосмыслении в связи с ростом мировой державы Рима. Аполлон, некогда возглавивший патриархальную родовую общину, потом ставший водителем греческого полиса, возглавивший все колониальное движение и направлявший из Дельф почти всю тогдашнюю политику, и аристократическую и демократическую, теперь, с зарождением Римской республики, а потом империи, оказался среди первых водителей и самого Рима, так что до последних дней язычества его социально- политические функции не умирали, но продолжали исповедоваться и прославляться. б) В художественном или поэтическом отношении век эллинизма представляет собой бесконечно разнообразную симфонию иной раз даже трудно уловимых оттенков мифологии Аполлона. Прежде всего мы найдем здесь огромное количество произведений с очень учено й или, во всяком случае, с очень р а с с у- до ч п о и поэтизацией аполлоновской мифологии. Уже ранних александрийцев, Каллимаха и Лнкофрона, можно понимать только при помощи множества всякого рода словарей и схолиастов. Лш&фроп прямо блещет такими эпитетами Аполлона, которые никак не поймешь, которые неизвестно кто употреблял. Эта сложность, нагроможденпость и ученость продолжаются вплоть до конца эллинистической поэзии, вплоть до Нонна, поэма которого не только больше «Илиады» в несколько раз, но которую тоже можно прочитать только во всеоружии античных реалий и всей античной мифологии. Другая сторона поэтической обработки Аполлона, сторона чувствительности, эмоциональности, эффективности, тоже достаточно проявила себя в эпоху эллинизма. Этот строгий и важный Аполлон, почти чудовище, оказался втянутым теперь и в орбиту буколической поэзии, и в орбиту греческого романа, и в изысканные складки поэтических тонкостей тысячелетней антологии. С этой чувствительностью причудливейшим образом иной раз соединялся даже натурализм, так что об убитых Аполлоном и о его жестокости говорили здесь не меньше, чем в период классики, а может быть, и больше. Уже у Каллимаха (стр. 466) образ матери Аполлона Лето показан на фоне п р и к л ю ч е н- ч е с к о й поэзии; и возвышенность этого образа нисколько не мешала эллинистическим поэтам вносить его в самую гущу человеческих и притом бытовых отношений. Морализм и эстетизм, эти вечные спутники развитой и цивилизованной личности на почве эллинизма, оставили в мифологии Аполлона самые яркие следы. Возьмите Аполлона у ритора Менандра (см. стр. 498) или Аполлона у ритора Гиме- рия (стр. 508), и вы согласитесь, что их эстетизм находится в гармонии с моралью. Аполлон — всегда пример для отменного человеческого поведения, а Плутарх (стр. 487) будет это обосновывать даже философски. Но возьмите гимн Алкея к Аполлону, приводимый тем же Гиме- рием (стр. 407) или гимн Месомеда (стр. 479) к Аполлону— и вы поймете, что здесь эстетика имеет самостоятельное значение, что мораль здесь не при чем, что Аполлон — просто принцип красоты, ччго это атмосфера музыки и пения, красивых речей и вообще искусства, что здесь отпадают все тяжелые и неразрешимые проблемы жизни, остается только сама красота. Но можно пойти и дальше. Кто читал Филострата Младшего (стр. 398), а именно — изображение у него Аполлона после победы над Мар- сием, тот воочию убедится, что Аполлон—это сфера вовсе не моральная и даже просто аморальная. Эстетика здесь взяла верх над моралью и не просто освободилась от нее, но активно попирает ее вопреки ее вечным и неотразимым требованиям. Так мифология Аполлона в век эллинизма прошла все ступени, ведущие от строгой морали к анархически настроенному и ничего другого не признающему эстетизму. Другая противоположность развитой литературы, а именно положительно -философского и отрицательно-нигилистического отношения к мифу, также вполне нашла для себя место в эллинистической литературе. Сейчас мы указали только два крайних полюса художественного реализма в литературе. На самом же деле в эллинистической литературе мы находим по этой линии бесконечное количество разнообразных оттенков, которые часто иной раз даже трудно формулировать. Поэзия положительного философского содержания представлена в мифологии Аполлона прежде всего орфическими гимнами (выше, стр. 524), а также и другими гимнами и в частности гимном Прокла (выше, стр. 250). Далее, в эллинистической литературе мы находим достаточное количество риторических текстов, в которых авторы преследовали уже не столько цели положительного изображения мифологии Аполлона, сколько цель красноречивого изложения и в котором упражнялись в применении правил риторики п в демонстрации красивой и разукрашенной эстетики. Сама по себе риторика, конечно, не противоречит художественному реализму в мифологии и вполне с ним совместима. Но всякая риторика стремится к самодовлению, часто отрывается от реальной трактовки своего предмета и уходит в игру формалистическими приемами. А отсюда недалеко и до простого фразеологического употребления мифа, когда последний берется только ради красного словца, ради поговорки, ради той яркости и выразительности речи, которая пользуется мифологическими именами чисто трафаретно и совершенно беспредметно. Такой переход от риторики к чисто словесной фразеологии мы наблюдаем, например, у Либания (выше стр. 511), да и у многих других писателей. Наконец, эллинистическая литература создала немало и таких произведений, которые трактовали Аполлона вполне о т р и- цательно, сатирически-пародийно и даже вполне нигилистически. Греческая антология дает весьма выразительные образцы такого отношения к Аполлону. Но, конечно, наилучшими образцами прямой сатиры па Аполлона и прямого издевательства над его мифологией и религией являются знаменитые произведения Лукиана (стр. 493 и сл.). С нигилизмом Лукиана в оценке Аполлона соперничает также и раннехристианская литература (выше, стр. 532). Таким образом, здесь мы находим любые оттенки дифференцированного поэтического отношения к Аполлону, гораздо более тонкие и гораздо более разнообразные, чем это можно терминологически зафиксировать в теории и истории литературы и чем это мы смогли сделать в нашем кратком очерке. в) Описательный подход к мифологии Аполлона тоже нашел для себя большое место в эллинистической литературе. Описательство, коллекционерство, археология, музееведческая оценка, вполне беспристрастная и не заинтересованная в том или другом отношении, — все это выражено в эллинистической литературе достаточно разнообразно. Конечно, Страбон (выше, стр. 475), Павсаиий (выше, стр. 501), Плутарх (выше, стр. 484) мифографы (выше, стр. 529) и лексикографы (выше, стр. 534) побивают в этом отношении всякий рекорд. То более или менее объективно и разносторонне, то более или менее выборочно и кратко, но писатели эллинизма на все лады коллекционируют тысячелетнюю мифологию Аполлона. Это коллекционерство касается самых разнообразных периодов Аполлона. Регистрируется и та начальная, страшная эпоха Аполлона, когда он трактуется в виде какого-то чудовища. О человеческих жертвах говорит и язычник Порфирий и христиане Климент Александрийский и Евсевий Кесарийский (выше, стр. 533). О совмещении в нем врачебиости и губительства вполне определенно говорит Фотий (выше, стр. 536). Уродство находил в нем также и Либаний (стр. 510 и сл.). Об убийствах, чинимых Аполлоном, говорит почти любой эллинистический источник. Регистрируется здесь и эпоха классики, где постоянной особенностью Аполлона являются пророчество, врачевство, художество и стрельба. Эти черты явились для эллинизма каким-то трафаретом. Специально фиксируется и эпоха восходящей цивилизации (особенно у Диодора, выше, стр. 472), когда Аполлон занимал далеко не последнее место среди богов и героев как изобретатель и покровитель всякого рода наук и искусств. Ученые-коллекционеры эпохи эллинизма не чужды и географического подхода к мифологии Аполлона. Указания на места культа Аполлона и на наличие в разных местах разнообразных статуй Аполлона буквально пестрят в этой литературе. Нужно только отметить, что описательная литература эллинизма весьма эклектична, так что ее данные трудно поддаются подведению под тот или иной принцип. Главные описатели мифологии Аполлон^, Страбон и Павсаний, руководствуются исключительно географическим распределением своих объектов, но и в пределах той или иной географической местности уловить что-нибудь специфическое для Аполлона в большинстве случаев нам не удавалось. Но и в этом виде описательная мифология Аполлона, развивавшаяся в век эллинизма, отнюдь не остается для нас чем-то пустым и бессодержательным. Она дает широкое представление о распространенности мифа и культа Аполлона; и без этой описательной географии, без этих многочисленных сообщений о распределении мифа и культа Аполлона наше знание об этих последних было бы чрезвычайно неполным, а в значительной мере — даже абстрактным. Научное изложение мифологии Аполлона без этих описательных данных, собранных в век эллинизма, было бы невозможно. г) Наконец, эпоха эллинизма не могла не дать и того ф и л о- с о ф с к о г о разрешения проблемы Аполлона, которое, как мы знаем (выше, стр. 337) оказалось заданием, завещанным классикой последующей эпохе эллинизма. Философия хотела изучить и формулировать самый смысл Аполлона на основе новых потребностей дифференцированного субъекта. Само собой разумеется, ни о каком реализме мифа в наивном, непосредственном и буквальном смысле слова уже не могло быть и речи. Этого буквального реализма не было даже в период классики. Здесь же, в эпоху эллинизма, необычайно возросшая утонченность мысли должна была создать такую же утонченную трактовку и мифа. Аллегоризм в толковании уже не был новостью. Но и он необычайно разросся и дал свои полезные плоды для Аполлона и у стоиков вообще, и, в частности, у Корнута (выше, стр. 346). Одним из видов аллегоризма нужно считать эвгемеризм, широко представленный в эту эпоху, особенно у Диодора. Трактовка здесь Аполлона как солнца попадается очень часто и чем дальше, тем больше. Гораздо интереснее те попытки, которые, трактуя Аполлона как солнце, все же стараются так или иначе осмыслить это и найти в нем ту или иную глубокую идею. Много сделал в этом отношении Максим Тирский (выше, стр. 494) и Плутарх (выше, стр. 485): реставрируя классическую традицию, они трактуют Аполлона как принцип универсального оформления, как принцип всеобщей организации, как принцип гармонии и числа в бытии и жизни вообще. Завершением такого философствования является неоплатонизм. Если отвлечься от всех деталей и нагромождений и сосредоточиться па самом главном, то и о неоплатониках приходится сказать то же самое. В сущности, они не дали ничего нового и только продолжали выделять старый принцип аиоллоповского оформления. Но эту простую мысль еще эпохи классики они углубили, расширили и разработали в тончайшую систему философских категорий. Плотин устанавливает здесь только общий принцип (выше, стр. 512). Порфирий углубляет его в направлении практической мистики (выше, стр. 513). Ямвлих (выше, стр. 514) и Прокл (выше, стр. 516) разрабатывают Аполлона в связи со своей системой космических категорий. Александрийцы (выше стр. 522) дают завершительный синтез. В конце концов сущность Аполлона была сформулирована этой последней н самой обширной т философской школой как световое оформление природы, общества, жизни в целом и космоса в целом, противостоящее всякой тьме, всякому дроблению, всякой изоляции. Сущность Аполлона— это восстанавливание раздробленного бытия в виде живого, целого, которое теперь оказывается монадой не в смысле чего-то абстрактного и неделимого, но в смысле структурной и гармонически устроенной цельности, уже не подлежащей никакому дроблению. Это и есть последнее философское слово античности об Аполлоне.