Имперский дискурс

Столица империи Решение Петра сделать святым покровителем Петербурга Алек-в сандра Невского-надолго связало память о святом князе с историей города на Неве. Александр стал прочным элементом мифологического багажа Петербурга, подобно тому, как новое место захороне-

ния святого стало частью дискурса об Александре Невском.

Многочисленные изображения XVIII в. представляют Александра Невского на фоне архитектурных силуэтов новой столицы. На одном из наиболее старых дошедших до нас лубков с изображением патрона города святой князь представлен в доспехах верхом на галопирующем коне (ил. 15)67. В левой руке у него угрожающе поднятый меч, на окруженной нимбом голове — императорская корона68. Луч света, который посылает всаднику изображенный в верхнем левом углу Христос, говорит о том, что Александр обладает данной Богом имперской властью. На заднем плане этого портрета видны Алек- сандро-Невский монастырь, Петропавловская крепость, широкое русло Невы и расположенный на том же берегу военный лагерь — предположительно намек на победу Александра над Швецией в 1240 г.69. Эту гравюру можно назвать примером переплетения элементов церковного дискурса и нового, имперского прочтения Александра.

Лубки, или народные картинки, появились в России в XVII в. и были предшественниками иллюстрированных медиа. На первых простых деревянных гравюрах изображались религиозные сюжеты,

сатирические сцены и, позднее, исторические и политические события. Наряду с иконами лубки были «единственным изобразительным материалом, доступным массам русского народа, то есть они занимали важное место как в городской, так и в крестьянской культуре»72. В середине XIX в. лубок стал атрибутом почти каждой крестьянской избы и жилища городского плебса. Частичная секуляризация образа Александра Невского в XVIII в. позволила теперь изображать князя и в профанной художественной форме, каковой был лубок. Это «высвобождение» образа святого из узких рамок иконописного канона стало важным шагом на пути популяризации покровителя города в петербургской интерпретации.

Очевидно, большое значение для закрепления образа Александра Невского в сознании населения Петербурга имели и праздничные процессии, проходившие ежегодно 30 августа в городе с 1743 г. (и вплоть до 1921 г.)73. По указанию «ее императорского величества Елизаветы Петровны» 29 августа 1743 г. Синод издал регламент процессии, который одобрила императрица74. Праздничный крестный ход, «как в Москве бывает» в другие дни, должен был состояться на следующий день и пройти от Казанского собора до Алек- сандро-Невского монастыря.

днем. Монархи, двор, кавалеры ордена Александра Невского и вся столица чествовали друг друга, освящаемые святым-покровителем, образ которого занял прочное место в арсенале петербургского городского текста.

Империя

Городскому небесному покровителю, защитнику «царствующего града», вверялся не только Санкт-Петербург, но и вся Российская империя79. С переносом останков в новую столицу Александр стал и небесным покровителем империи. Этот символический акт соответствует обряду интронизации «национального святого», который можно наблюдать на Западе с XII в.80. Задача покровителя целой нации состоит не просто в том, чтобы поддерживать определенную династию в ее притязаниях на власть и защищать от внешних и внутренних врагов. Патронат святого служит конкретно-персональной символизации новой государственности.

Российское царство превратилось в «межконфессиональную империю» не только после включения в ее состав остзейских провинций Лифляндии и Эстляндии82. Очевидно, что уже со времен взятия Казани (1552) Московское государство дополнило свою экспансионистскую программу «собирания русских земель» имперским компонентом. Однако лишь Петр I, отказавшись от древней столицы и перенеся резиденцию на северо-западную окраину государства, провозгласив себя «всероссийским императором» и введя западные монархические регалии, определенно маркировал конец «Московского царства» и начало «Всероссийской империи»83. Ни традиционное представление о «Русской земле», ни идея свя

щенного происхождения династии не могли уже составить достаточное идеологическое обоснование новой империи. И ясное отмежевание от внешнего врага едва ли было возможно в полиэтнической империи, управление которой все больше концентрировалось в руках разнородной по этническому составу бюрократии. Всероссийская империя не мыслилась больше ex negativo через противопоставление Византии, монголам или римско-католическому миру, как это было еще с Московским царством. В изменившейся России, стремившейся к признанию равноправной европейской державой, старомосковское неприятие всего чужого уступило место толерантности и открытости миру.

Император

Образ Александра Невского в его петербургской интерпретации указывал не только на личность Петра Великого, новую столицу и империю, он символизировал и новое представление о сущности монархии. Особенно четко прослеживается функция Александра Невского как проекции современного образа российского императора на примере его иконографии. Великий князь Владимирский сменил бармы и шапку Мономаха московского царя на пурпурный плащ и корону «императора всероссийского»85. Наряду с мозаичным портретом Ломоносова (ил. 13) и лубком с силуэтом Санкт- Петербурга (ил. 15), уже рассмотренными выше, наглядным примером «нового платья короля» может служить картина кисти Григория Ивановича Угрюмова «Торжественный въезд Александра Невского в город Псков после одержанной им победы над немецкими рыцарями» (ил. 17). Картина была написана в 1794 г. по заказу Екатерины II для Троицкого собора Александро-Невской лавры. Как и Ломоносов, Угрюмов решил изобразить Александра молодым и безбородым. Не только плащ и корона указывают на этой картине на то, что Новгородский князь изображен здесь рос

сийским императором. Регалией христианского (западного) императора была и белая лошадь, на которой князь-победитель на картине въезжает во Псков86. Выбор мотива был не в последнюю очередь продиктован именно этим обстоятельством. Александр въезжает в город как полководец-победитель после выигранной битвы во главе своего войска, его приветствуют народ, духовенство и музыканты87.

Изначально почетный титул «император» в Римской империи получал высший военачальник89. Петр I, именовавшийся императором с 1721 г., позаимствовал новый образ правителя из римской модели. Регалии и церемонии внедряли в России имперскую традицию, равноправную с западным имперством90. Петр был убежден, что «русский царь обязан своей властью не предписанным божеством традициям наследования, а своим подвигам на ратном поле»91. Тематика угрюмовского полотна и его иконографические элементы прекрасно иллюстрируют это новое представление об императорской власти.

Подданные

Александр Невский воплощал в имперском дискурсе идеал правителя, заботящегося об общем благе и государственной пользе:

...сей муж был, како не всуе нарицался великий князь российский, како разсуждал должность звания своего и не титлу токмо государственную, но и тяжесть государственных дел со усердием носити тщался92.

Александр должен был служить образцом своим потомкам и всем подданным. Петр, стремившийся «пробудить в подданных сознание объективности государства и представление об отечестве, впервые в русской традиции понятийно отделенном от правителя»93, планировал создание российского ордена, который носил бы имя Александра Невского94. Император задумал этот знак отличия по аналогии с французским военным орденом Святого Людовика, однако не успел осуществить свой проект95. Орден был учрежден непосредственно после смерти Петра его женой Екатериной I, поводом стала свадьба их дочери Анны и герцога Голштейн-Готтор- пского Карла Фридриха 21 мая 1725 г. Изображение Невского на центральном медальоне орденского креста могло бы послужить

образцом для исторического полотна Угрюмова. Здесь изображен молодой, безбородый князь в императорской мантии на скачущем галопом белом коне96. С небес к нему протягивается благословляющая рука, что свидетельствует о том, что использование сакрального символа для секулярной цели не обязательно означает утрату им сакрального статуса.

Первыми кавалерами ордена Александра Невского стали герцог Карл-Фридрих Голштейн-Готторпский, сама императрица Екатерина I, многочисленные высшие российские сановники, а также представители европейских правящих домов, среди них — члены немецких и шведских фамилий97. Орден, в отличие от французского военного ордена Св. Людовика, являлся наградой за преданность государю и заслуги перед Отечеством. Во внутренней политике орден был средством укрепить связь подданных с абсолютной монархией, во внешней — поощрить готовность политических партнеров к сотрудничеству. Согласно Орденскому статуту 1797 г., он был наградой «За Труды и Отечество», т.е. за личные заслуги и труды на благо Российского государства, а не за военные подвиги98. Этим имперский орден Александра Невского отличался и от одноименного советского ордена, учрежденного в 1942 г., которым награждались командиры Красной армии за выдающиеся военные подвиги во время Великой Отечественной войны99. В памяти кавалеров первого ордена Александра Невского его фигура не должна была оставаться примером батальных заслуг. В торжественных проповедях XVHI в. им предлагался другой идеал героя. Как подчеркивал в своей проповеди 30 августа 1778 г. Иоасаф Заболоцкий, герои благодаря своим духовным способностям возвышаются над человеческой массой, как пастухи над стадом или государи над подданными. Они — «стражи всеобщей безопасности, защитники отечества, поборцы веры»100. Герои прославляют отечество и распространяют благочестие, они полны мужества, отваги и мудрости.

Правильная и беспристрастная мысль для героя столько же необходима, сколько и дела его должны быть благонамеренны и не преступающи границы справедливости и честности... Не составляет еще характера истинного Героя, чтобы покрывать поля, леса трупами сопротивников, восходить на победительные колесницы, венчаться знамениями почестей; но надобно при том, дабы внутри души его горел всегда чистейший огнь неизменной любви общего блага101.