1. Новое зарубежье и "геополитический плюрализм"
Вместе с тем, настаивая на укреплении полномасштабного межгосударственного стандарта отношений России с Литвой, Латвией и Эстонией, Запад в основном понимает, что все остальные постсоветские страны, включая Украину, представляют собой новые государства в полном смысле слова - не устоявшиеся в своей национальной идентичности, неопытные, инстинктивно тяготеющие к радикально-националистическим выплескам в сфере политики и одновременно склонные к иждивенчеству в том, что касается экономических связей. Этим странам еще только предстоит фактически выйти к полномасштабному межгосударственному стандарту отношений с Россией, хотя формально таковой вроде бы достигнут.
На Западе степени понимания этих сложностей представителями общественности и научных кругов, с одной стороны, и официальными властями, с другой, различны. Первые более резко акцентируют необходимость поддержки стремления новых государств к;) можно скорее укрепить свой независимый международный статус. Вторые, лучше сознавая трудности, стоящие перед бывшими республиками СССР, предпочитают указывать на переходный характер нынешнего состояния, когда молодые государства обладают полным набором суверенных прав на мировой арене, но в силу слабости не могут ими воспользоваться в полной мере без поддержки из вне. Причем нередко поддержка эта требуется не только (а иногда и не столько) со стороны Запада, но и со стороны России, хотя лозунг освобождения именно от ее опеки в 1991 г. послужил обоснованию решения о выходе многих из них из СССР.
В целом следствием такого подхода является характерное для западных стран видение СНГ, объединяющего сегодня все республики бывшего СССР за вычетом прибалтийских, как некого придатка внешней политики России и орудия ее долгосрочных устремлений. Интерпретации этих устремлений западным миром многообразны. Крайние сводятся к прямым обвинениям в попытках "восстановить" российский диктат над бывшими союзными республиками; умеренные акцентируют внимание на необходимости помочь России трансформировать "остаточно-советский" тип отношений с молодыми государствами в "нормальные" - на основе отказа от любой "особости", даже если она носит временный и переходный характер.
Признавая очевидное доминирование в России в СНГ, общественно-политическое мнение Запада не смогло придти к единой оценке сложившейся ситуации. С одной стороны, форсированное проведение либеральных реформ в России в 1991-1993 годах давало основание видеть в ней источник "демократизирующих", или во всяком случае, реформирующих импульсов на всем пространстве СНГ. Такое "идеологизированное" восприятие во многом определяло позицию демократической администрации Б. Клинтона, с типичным для нее вниманием к либерализации бывших тоталитарных стран.
С другой стороны, неправительственный спектр мнений склонен к более прагматическим взглядам. Для значительного слоя интеллектуальной элиты США и западноевропейских стран типично сдержанно-скептическое отношение к возможности быстрой демократизации России. Преобладают сомнения в способности России стать проводником западного влияния в СНГ. Напротив, линия Москвы в отношении молодых государств воспринималась главным образом в контексте возрождения России не как одного из многих "равных" постсоветских государств, а как центра потенциально сильного надгосударственного объединения, тяготеющего к установлению определяющего влияния на обширном пространстве Евразии.
С точки зрения способности этого направления навязать свои взгляды западному общественному мнению показательно, что сегодня к нему примыкают, например, такие традиционно взаимно противопоставляемые фигуры американской политологии как "прагматик" Г.Киссинджер и "моралист" З.Бжезинский. Поражение радикально-реформистского крыла в лице "Выбора России" на выборах в декабре 1993 г. усилило сомнения западного сообщества в Москве как носительнице демократической традиции и способствовало укреплению позиции сторонников настороженного подхода к России.
Весной 1994 г. в политический лексикон США с подачи З. Бжезинского был внесен термин "геополитический плюрализм", на основе которого была сделана попытка сформулировать неофициальную концепцию новой американской политики в отношении России и СНГ. Администрации США предлагалось, во-первых, лишить отношения с Россией той приоритетной роли, которая придается им командой Б. Клинтона сегодня; во-вторых, сделать упор на использовании противоречий между Россией и другими странами СНГ.
Важно иметь в виду, что ни сам З.Бжезинский, ни его ближайшие единомышленники не занимают правительственных постов и их прямое влияние на администрацию Б. Клинтона отнюдь не очевидно. Однако приходится учитывать, что З. Бжезинский - признанный патриарх американской "коммунологии" и один из самых известных в США академических экспертов.
Его мнение обладает весом как минимум в глазах широкой образованной публики, нередко полагающейся на авторитет громкого имени больше, чем на свою способность детально разобраться в хитросплетениях российского неустройства. Стоит остановиться на новой концепции подробнее.Главным геополитическим выигрышем Запада от свержения коммунистического режима в СССР школа З. Бжезинского считают не победу либерального мышления (как утверждал в своей знаменитой работе "Конец истории" Ф. Фукуяма), а ослабление стратегических и экономических позиций России в Евразии. Соответственно, именно закрепление этого фундаментального сдвига воспринимается в качестве главного условия стабильности в Евразии и национальной безопасности самих США в той мере, как та от нее зависит.
Основной смысл предлагаемых новаций состоит в том, чтобы перестать считать Москву основным геополитическим партнером СТА в Центральной Евразии и содействовать появлению в этом регионе нескольких новых геополитических центров (одним из которых, несомненно должна стать Украина), сопоставимых между собой по возможностям, взаимно конкурирующих и одновременно находящихся в партнерских отношениях с Соединенными Штатами.
Речь идет о том, чтобы политическим и экономическим путем были созданы гарантии против восстановления геополитических возможностей, которыми обладала Москва в годы существования Союза ССР. В свою очередь, главной гарантией против реставрации геополитических возможностей России до масштабов, способных стать снова угрожающими для Запада считается недопущение воссоздания государственного единства России с Украиной.
В соответствии с этой логикой на страницах американской печати, в академических публикациях сформулирован тезис о том, что готовность России "уважать независимость Украины" является главным критерием приверженности Москвы принципам свободы, демократии и иным этическим нормам и ценностям, признанным передовой частью мирового сообщества. "Геополитический плюрализм" представляет собой стремление добиться гарантий против (реальных или гипотетических) попыток Москвы навязать Киеву модель отношений, фиксирующих фактическое преобладание России на постсоветском пространстве.
Налицо стремление сделать отношения России с Украиной таким же универсальным символом и показателем лояльности Москвы партнерству с Западом, каким до сих пор в глазах американского истеблишмента выступали лишь отношения России со .странами Приба-тики.Важно отметить, что администрация США еще не готова к внесению радикальных корректив в свой курс. Рост влияния экстремистских настроений, воплощением которых видится либерально-демократическая партия России, на фоне неспособности демократического крыла российского политического спектра дать вариант позитивной национально-государственной философии способствуют росту недоверия Запада к России. Но одновременно и Украина вызывает у западных партнеров серьезные сомнения.
Легко допустить, что для самого З. Бжезинского с его польским происхождением и почти генетически обусловленной неприязнью к российскому колоссу разрушение исторического единства России и Украины является эмоционально и академически привлекательным. В самом деле, речь идет о поэтапном изгнании русского влияния с территорий, некогда бывших частями зоны геополитического преобладания Польши тех времен, когда сама Польша была Речью Посполитой - многонациональной империей, включавшей в себя помимо этнически польских территорий, земли. Литвы, а так же Западной и Юго-Западной Руси (будущих Белоруссии и- Украины). Так, в 1989 г. после распада "социалистического содружества" из сферы контроля Москвы вышла собственно Польша,, затем - Литва, теперь - Украина.
Но для официальных кругов Запада далеко не все обстоит так просто. У членов администрации США логика событий на территории бывшего СССР, по всей видимости, не вызывает особых возражений. Но их тревожит сам ход разрушения бывшего единого советского стратегического пространства и его неопределенные долгосрочные последствия. США обеспокоены стремлением Киева "явочным порядком" закрепить за собой на продолжительный срок (который может оказаться неопределенно долгим) полуядерный статус. По-видимому, радикально-националистические круги на Украине не вполне осознали отдаленные последствия своей политики в ядерном вопросе.
Во всяком случае попытки украинского правительства саботировать практические шаги по ядерному разоружению позволяют пока России сохранять взаимопонимание с США в вопросах отношений с Киевом.Вместе с тем, вряд ли уместно чрезмерно полагаться на возможность игры на украино-американских отношениях. Сторонники "геополитического плюрализма" представляют не самый крайний фланг мнений, скептических в отношении Москвы. В США немало сторонников точки зрения о необходимостл признать Украину ядерным государством, добившись от нее действительного отказа от стратегического ядерного оружия, но позволив ей сохранить тактический ядерный потенциал, сориентированный на сдерживание России. Не имея возможности навязать свои взгляды администрации, их носители, по видимому, так или иначе вольются в течение "геополитического плюрализма", стремясь придать ему более радикальное звучание и одновременно придавая ему дополнительный вес в интеллектуальных кругах. Все вместе это может способствовать дальнейшему нарастанию тревоги Запада в отношении "неоимпериалистических" намерений России в "новом зарубежье".
Следует признать, что политика России в отношении стран СНГ дает основания для тревоги Запада, хотя не только его. Идеи З. Бжезинского неприемлемы для администрации из-за их чрезмерно откровенной установки на использование противоречий России с Украиной и другими соседними странами. Но концепция "геополитического плюрализма" объективно отражает и некий базисный факт западного политического сознания. До 1991 г. Запад был готов сосуществовать с геополитическим колоссом СССР неопределенно долго, довольствуясь прекращением военной конфронтации. Выход России из СССР способствовал быстрой мобилизации на Западе ожиданий в отношении возможности геополитически и структурно закрепить то, что в 1985-1991 г. опиралось только на политическую волю советского руководства - а именно переход Москвы из положения главного глобального соперника на роль одного из нескольких первостепенных, но уже вполне сопоставимых между собой партнеров. Запад не хочет видеть Россию слабой и неспособной стабилизировать экономические и политические отношения в Центральной Евразии; но одновременно он не хочет и ее реставрации в качестве сверхдержавы - во многом именно из-за того, что неустойчивая политическая ситуация в России заставляет Запад думать о возможности возвращения Москвы к тому или иному варианту внешней экспансии. И такая экспансия была бы для Запада менее опасна, если бы возможности России были бы по крайней мере не большими, чем сегодня.
Для Запада источником беспокойства является не столько сама Россия, сколько ситуация на пространстве СНГ, которое может стать либо основой восстановления гегемонистских внешнеполитических амбиций одной из экстремистских фракций в Москве, либо своего рода амортизирующим полем, которое, даже будучи зоной сильного, возможно даже, преобладающего влияния России, одновременно будет умерять ее исходные импульсы, преломлять их сквозь призму многосторонних компромиссов в рамках Содружества, снижать вероятность наступательной внешней политики хотя бы в той мере, в какой отдельные страны СНГ могут не разделять ее движущие мотивы. Иначе говоря, Запад склонен поддерживать саму идею объединения пост-советских государств, но он определенно выступает за его мягкую, консенсусную форму взаимодействия полноценно суверенных стран, сокращающую до минимума возможности Москвы навязывать свои политические и стратегические решения молодым государствам и, что особенно важно, беспрепятственно мобилизовать их ресурсы для своих целей.
Учет основных подходов Запада к ситуации на постсоветском пространстве сам по себе не может быть определяющим для выработки политики России в отношении СНГ. Речь идет об обратном, о том, насколько ожидания Запада могут совпадать и действительно совпадают с интересами России на нынешнем этапе ее развития,
Например, очевидно, что двусторонние отношения Москвы с теми или иными странами СНГ сегодня беспокоят западные страны меньше, чем стремление России укрепить свою военную роль в рамках СНГ в целом. Конечно, можно предположить, что Запад просто стремится содействовать разрушению единого военно-политического пространства бывшего СССР. Но по мере нарастания конфликтносги на периферии СНГ (Карабах, а особенно Таджикистан с трудно отвратимой перспективой перерастания нынешних боев в региональную войну с участием Афганистана и Узбекистана) вызывает все большие сомнения приемлемость роли всеобщего гаранта безопасности стран СНГ и для самой России. Что рациональнее - определиться, наконец, в отношениях с Казахстаном, и в зависимости от этого технически обустроить границу военной ответственности России к северу или к югу от казахстанских границ, или же позволить себе вновь быть втянутыми в нескончаемую войну в регионе не только геополитически для собственно России второстепенном, но и преисполненным стойкими антироссийскими настроениями?
С точки зрения интересов самой России, в первую очередь, и их совместимости с ожиданиями Запада, во вторую, разумным представляется параллельное продвижение к созданию структур безопасности на пост-советском пространстве через развитие двустороннего и многостороннего военно-политического сотрудничества при опережающем и преобладающем значении первого. В конце концов, никакие договоренности в рамках СНГ не обеспечат России нормального взаимодействия с Украиной, если предварительно Москва и Киев не смогут договориться напрямую. Точно так же, вряд ли можно поставить знак тождества между перспективой привлечения России защите безопасности, скажем, Армении или Узбекистана, с одной стороны, или Казахстана с его полурусским населением, с другой. Совсем иные, чем в рамках СНГ, возможны гарантии и для потенциально нейтралистской Киргизии - идеальной, хотя и неблизкой, перспективой для которой было бы превращение в "среднеазиатскую Швейцарию".
Стремление максимально приблизить модель отношений новых государств с Россией к тем, что существовали между союзным центром и республиканской периферией не соответствует российским национальным интересам и не может быть принят в качестве общего принципа отношений внутри СНГ. С учетом нынешних ограниченных ресурсов Российской Федерации и всеобщей тенденции к националистическому взаимоотталкиванию новых государств попытки восстановить "сферу влияния" Москвы на всей территории Содружества могут подорвать возможности России и заставить ее тратить силы на обеспечение лояльности бывших союзных республик. И это при том, что во-первых, далеко не все постсоветские государства имеют для России жизненно важное значение, а во-вторых, лишь некоторые из них {Казахстан, Белоруссия) ориентируются на тесное взаимодействие с Москвой, исходя из глубинных интересов своего внутреннего развития; тоща как большинство (Молдова, страны Закавказья, Узбекистан) сдерживает свои центробежные (если не откровенно антироссийские) устремления лишь под давлением угрожающих внешнеполитических обстоятельств.
Стремление воссоздать некое подобие тесного союза пост-советских государства, как представляется, в обозримой перспективе (10-15 лет) уместно почти исключительно в сфере экономических отношений внутри СНГ - если, разумеется исходить из разумного эгоизма и не подчинять задачу превращения Россия в сильное демократическое государство иллюзиям интеграции со странами, которые воспринимают ее перспективу как свое временное и вынужденное отступление. Но и в сфере экономического взаимодействия сегодня, когда реформы на постсоветском пространстве идут асинхронно, а где-то и не идут вовсе, было бы опасно взваливать на слабую российскую экономику бремя поддержки стран, которые в предыдущие годы занимали выжидательную позицию, уберегая себя от неизбежных потерь от проведения преобразований, а сейчас не прочь снова присоединиться к российскому экономическому организму.
Что же касается отношений в сфере обеспечения безопасности, регулирования конфликтов и развития политических связей, то здесь необходимы гораздо более жесткие критерии отбора партнеров. Ориентирами в этом смысле могут быть такие принципы как:
во-первых, строго дифференцированный, избирательный подход к принятию обязательств по защите так или иных бывших республик, а так же форм и уровней военно-политического сотрудничества с ними; России требуется собственная "доктрина Никсона", то есть доктрина "азиатизации" войн на юге и востоке бывшего СССР;
во-вторых, признание оправданности и необходимости асинхронного, то есть разновременного включения тех или иных государств СНГ в сферу как преференциальных экономических отношений с Россией, так и ее политико-военной ответственности;
в-третьих, отстаивание приоритета двусторонних политических и военных договоренностей со странами СНГ по сравнению с многосторонними до тех пор пока страны СНГ создадут собственные вооруженные силы, способные автономно выполнять сколько-нибудь серьезные оборонные функции, а "военно-политическая интеграция" в рамках СНГ перестанет быть прикрытием для использования российских солдат в регионах, где интересы России как минимум вызывают сомнения.
В таком контексте стоит выстраивать и линию российской дипломатии в связи с предложенной к неформальному обсуждению президентом Казахстана Н.А. Назарбаевым идеей "Евразийского Содружества". Не приходится сомневаться, что одним из основных мотивов азиатских составляющих СНГ сегодня является стремление заручиться военными гарантиями России против быстро нарастающих угроз их безопасности с юга. Идея Н. Назарбаева противоречит принципу избирательного подхода России к определению зоны своей военной ответственности и поэтому она соответствует интересам азиатских стран СНГ больше, чем российским. "Евразийское Содружество" возможно, но "механическое" зачисление в него всех государств СНГ вряд ли отвечало бы интересам России.
Важно иметь в виду, что присущее руководству российских вооруженных сил и политическому руководству в целом стремление расширительно интерпретировать зону военной ответственности России дает основания правому спектру общественно-политического мнения на Западе интерпретировать линию Москвы как "неоимперскую". Эти настроения подогреваются периодически возобновляемыми высказываниями лидеров приграничных с Россией молодых государств (Эстонии, Латвии, Украины и даже Казахстана), не пренебрегающих возможностью сыграть на антироссийских опасениях Запада.
С учетом внутренней ситуации в России представляется, что оптимальным вариантом развития страны будет консолидация ее возможностей в рамках границ Российской Федерации. Утвердившись в качестве единого, экономически благополучного, демократического и сильного государства Россия закрепит свое место как полюс экономической гравитации Центральной Евразии и на этой основе сможет без насилия, мирным, эволюционным путем реализовать большую часть этно-исторических и культурных тяготений своего народа. Для восстановления прежнего уровня доверия наших партнеров Москве стоило бы четко сформулировать главное: Россия, о возрождении которой мы постоянно говорим - это Россия в границах Российской Федерации, которые незыблемы для наших соседей и партнеров точно так же как для нас самих. Эта форма осуществления национально-государственной идеи имеет наилучшие шансы обеспечить России взаимопонимание с Западом и его поддержку включая те аспекты международной политики, значение которых выходит за региональные рамки.
Идея "державности в пределах Федерации" позволила бы разрядить обстановку вокруг проблемы Крыма и ядерного потенциала Украины. Мало кто в России сочтет законным акт произвольной передачи Крыма Украине в 1954 г. Но 40-летнее пребывание Крыма в составе Украины - веский факт, с которыми нельзя не считаться. Постановка вопроса о возвращении полуострова России - опасна и непродуктивна.
Потенциальные территориальные претензии России к Украине - главный аргумент антироссийских сил в Киеве и на Западе в пользу сохранения украинского ядерного потенциала. Между тем вопрос о судьбе Крыма совсем не обязательно будет или должен решаться в контексте его перехода под суверенитет Российской Федерации. Крымская ситуация - один из множества частных случаев самоопределения наций. Дело народа Крыма - определить свое будущее на общих основаниях - при соблюдении тех принципов, которые были приняты в 1991-1992 годах странами ЕЭС, Соединенными Штатами и Россией как условия международного признания новых государств.
Но одновременно Москве стоило бы ясно просигналить Симферополю, Киеву и нашим западным партнерам о том, что вхождение Крыма в Россию при той ситуации, которая сложилась вокруг него сегодня, не отвечало бы российским национальным интересам, и Россия не будет к нему стремиться, что не исключает, конечно, возможности широких взаимовыгодных отношений с Крымом. Ясная позиция по крымскому вопросу, проработка его в общественном мнении и на дипломатическом уровне позволила бы поставить под сомнение увязку внутренних территориально-этнических проблем Украины с вопросом о наличии или отсутствии у нее ядерного оружия. Что же касается будущего Крыма, так же, как кстати сказать, Закарпатья, населенного русинами, которые не признают себя украинцами, то распад СССР доказал, что ядерный статус не гарантирует стране территориальной целостности, если составляющие ее этносы категорически настроены на отделение.
Ажиотаж вокруг "имперских амбиций" Москвы как правило обычно возникает в связи с проблемой "русских вне России". Приходится констатироваться, что в настоящее время руководство МИД России так же грубо педалирует эту проблему, как совсем недавно оно ее игнорировало. В результате, сначала была спровоцирована эмоциональная внутренняя реакция на дискриминацию русских за пределами Российской Федерации, а теперь стимулируются антироссийские предубеждения за рубежом. Между тем, проблему нельзя решить ни примиренчеством к неправовым действиям Эстонии и Латвии, ни назойливыми заявлениями министра о некой "миссии России" в СНГ и сфере ее "особых интересов". Постановка вопроса и том, и о другом в принципе, конечно, уместна, но отсутствие сколько-нибудь цельно изложенной позиции правительства по этим вопросам дает основания определенному спектру мнений на Западе поддерживать устойчиво высокий уровень антироссийских подозрений.
И официально, и на уровне политологической элиты Запад в целом уже признал право России проявлять тревогу и заботу О русском населении бывшего СССР, оказавшемся за ее пределами. Однако он испытывает самые жгучие сомнения в отношении способов, которыми Москва намерена отстаивать свои интересы в этом вопросе. Главное, чего добиваются, например, в этой связи Эстония и Латвия, состоит в том, чтобы убедить Запад в намерении России применить против этих государств силу под предлогом защиты прав русских. И, следует отметить, это фактически единственное, что было бы для Запада абсолютно неприемлемо.
Но помимо силовых вмешательств, которые непригодны и для самой России, в ее распоряжении остается достаточно широкий круг средств для давления на государства, сохраняющие дискриминационную практику. Представляется целесообразным поэтому дать развернутое официальное заявление о том, что Москва в принципе не приемлет силовое решение вопроса о правах русского населения с сопредельных странах, но оставляет за собой право активно использовать невоенные методы.
Но и такое решение вопроса не обеспечит эффективного решения проблемы. Русские общины должны понять, (а если они не могут этого сделать, им стоит объяснить) что оставаясь одним из международных гарантов соблюдения основных прав и свобод русских вне России, Москва не может и не будет выступать постоянным ходатаем перед правительствами сопредельных стран по конкретным проблемам местного русского населения. Одно дело мобилизовать международное давление, чтобы содействовать отмене дискриминационных положений национального законодательства Латвии и Эстонии; совсем другое - пытаться сделать гражданство России для русских за ее пределами универсальной гарантией неизменности тех прав и привилегий, которыми пользовались все граждане СССР в пору существования всесоюзного гражданства.
Наряду с поддержкой русских вне России в наиболее принципиальных вопросах их правового положения, стоило бы помочь им настроиться и на самостоятельный диалог с местными элитами, поиск новых путей встраивания себя в изменившуюся национально-государственную среду. Иными словами, задача российской дипломатии в том, чтобы помочь русским стать полноправными гражданами тех новых государств, на территории которых они оказались, а вовсе не в том, чтобы способствовать их превращению в некие союзы российских граждан за границей, которые неизбежно будут восприниматься на местах с подозрением как более лояльные к России, чем к государствам проживания.
Запад в целом проявляет достаточно благожелательное внимание к России и ее сегодняшней роли в СНГ, несмотря на сомнения в связи с усилением влияния экстремистского руководства ЛДП среди того довольно многочисленного слоя общества, который в силу многих причин тяготеет к позитивной национально-государственной философии и не находит ее носителей среди демократических сил. Поэтому, как и ранее, российская дипломатия может привлекать Запад к решению наиболее сложных проблем отношений Москвы с "новым зарубежьем", тех, найти приемлемое решение которых самостоятельно Россия пока не в состоянии - ядерное нераспространение, гарантии прав человека и т.п. Но не следует сохранять завышенные ожидания в связи с западным вмешательством.
Во-первых, наши партнеры на Западе заинтересованы в оказании помощи России по достаточно узкому кругу проблем, из которых главная - ядерная. Даже гуманитарные вопросы сегодня вызывают в США и Западной Европе некоторую сдержанность, поскольку принципиальная необходимость поддержать справедливые позиции Москвы в этой области не всегда сочетается со стремлением западных стран поддержать, например, молодые прибалтийские государства на пути к укреплению их национальной независимости.
Во-вторых, сохраняется важная область национальных интересов, где позиции Москвы и стран "семерки" совпадают далеко не полностью - речь идет об оптимальных параметрах международной роли и влияния России. В принципе и на Западе, и в России большинство политикоформирующсго спектра сходится в том, что, перестав быть наднациональной империей, Россия должна стать "нормальным" государством. Однако критерии этой "нормальности" не определены ни для российского, ни для международного общественного мнения.
Существует как минимум три сценария "оптимальности" для России:
1) Россия крупная среднеевропейская страна, отказавшаяся от всех своих исторически и этнически нерусских территорий (З.Бжезинский и более правые силы);
2) Россия - сильная, ориентирующаяся на демократию страна в рамках единой и неделимой Российской Федерации в ее современных границах (основная часть нынешнего российского руководства);
3) Россия - квази-сверхдсржава, тем или иным способом подчинившая себя возможное большее число государств, прежде входивших в СССР (коммунистическая оппозиция и ЛДП). Россия сама пока еще не сформулировала ясного видения своего будущего, которое бы опиралось на поддержку подавляющего большинства народа. А до тех пор разговор о совпадении и несовпадении ее национальных устремлений с интересами Запада будет носить отвлеченный характер.
В-третьих, чрезмерно полагаясь на помощь Запада в решении проблем внутри СНГ, российская дипломатия оттеняет остроту противоречий между пост-советскими государствами. Между тем, большая их часть урегулирована усилиями самих стран-участниц.
Показательно, что до сих пор практически ни один вооруженный конфликт на пост-советском пространстве не был урегулирован с помощью Запада, в то время как энергичное вмешательство России позволяло по крайней мере стабилизировать обстановку в Приднестровье, Южной Осетии и сегодня сдерживает разрастание войны в Таджикистане. Самостоятельные дипломатические шаги России могут обсуждаться с ее западными партнерами во избежания ложных интерпретаций, но важно отдавать себе отчет в том, насколько эффективно может и хочет Запад затрачивать свои ресурсы в интересах урегулирования противоречий внутри Содружества.
Запад может и, вероятно, должен оставаться важнейшим партнером России в мировой политике. Но партнерские отношения возникают не за один день, а выстраиваются на протяжении долгих лет посредством настойчивых каждодневных усилий. Полноценное межгосударственное партнерство предполагает наличие двух ключевых элементов: совпадения мнений сторон относительно жизненной важности их конструктивных отношений друг с другом (1) и наличие отлаженного механизма для регулирования возникающих между ними противоречий и формирования взаимоприемлемых позиций (2).
Из двух этих элементов в отношениях России с Западом пока можно говорить больше о первом. Налаживание механизмов еще впереди. И есть свой позитивный смысл, в том, что Россия, оставив ложные посылки об автоматическом совпадении ее интересов с интересами Запада, приступила к формулированию своих специфических, национальных внешнеполитических целей, которые не во всем соответствуют устремлениям США или стран Западной Европы. Потому что только в ходе урегулирования разногласий могут возникнуть и устояться согласительные процедуры, переговорные устройства, способные амортизировать расхождения и приводить их некому общему знаменателю. При наличии совпадающих взглядов России и Запада на конечные цели их партнерства разногласия между ними по конкретным вопросам краткосрочного значения способны в долгосрочной перспективе работать на стабилизацию отношений сторон и упорядочение международной ситуации в Евразии.
Еще по теме 1. Новое зарубежье и "геополитический плюрализм":
- 12.1. Понятие, предмет информационной безопасности и ее место в системе обеспечения национальной безопасности
- 2. Новая политическая и интеллектуальная ситуация
- 1. Новое зарубежье и "геополитический плюрализм"
- Глобальное ядро
- Раздел I. ФЕНОМЕН ГОСУДАРСТВА
- Геополитическое положение Республики Беларусь
- 19.2.2.2. Консервативная идеология
- Политическая культура современной России.
- § 1. Роль государства в современном процессе интернационализации мирового сообщества