Глава II МЕЖДУНАРОДНЫЕ СВЯЗИ РОССИИ В 70-е ГОДЫ XV — ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XVI ВЕКА

В этом определении сконцентрированы основные моменты политической жизни, оформления межгосударственных союзов, волновавшие политиков в последние десятилетия XV века. После завоевания Константинополя турками в 1453 году идея антитурецкой коалиции стала одним из наиболее стабильных, связующим самые различные государства, но неосуществимым желанием европейских политиков. И восстановление международных связей Русского государства превратило его в одного из самых притягательных союзников в политических альянсах, создание которых замышлялось политиками в различных странах Европы.

С 1469 года по инициативе папского двора начались переговоры о браке московского великого князя Ивана III и воспитанницы «святейшего престола», дочери «деспота аморейского» Софьи Палеолог2. Папский двор был центром международной жизни, и двухлетние переговоры о заключении брака сразу ввели московского государя в курс основных политических событий Европы, позволили ему параллельно с Римом обмениваться посольствами, вести переговоры с целым рядом государств.

Появление русских послов при папском дворе привело к знакомству с Россией политиков других государств, повысило интерес к ней; с 80-х годов Москву посещают посольства разных стран. И кроме сватовства решались и другие важные для Руси вопросы.

Русские послы пытались привлечь на службу великому князю европейских ремесленников и архитекторов. Ордынское иго истощило именно эту прослойку общества; были необходимы самые разные мастера, чтобы развивать каменное строительство, артиллерию, вооружение, монетное дело.

Для средневековья вообще характерна неразрывная связь политического, культурного и торгового общения.

В современной литературе не очень четко формулируется мысль, что в 1472 году, когда в результате длительных переговоров с Римом был заключен брак между Иваном и Софьей, Русского государства как такового еще не существовало. Софья выходила замуж за великого московского князя, вдовца, имевшего юного наследника престола от первого брака. Как отметил Пирлинг, «когда великий князь у подножия алтаря протянул руку Софье, он был еще татарским вассалом»4.

Окончательное освобождение от ига после «стояния на Угре» в 1480 году, присоединение к Москве других русских земель, покорение Новгорода и Пскова — все это произойдет позже.

Говорить о внешней политике и международных связях Русского государства до последней четверти XV века трудно, если исходить из традиционной точки зрения, ведь до 70-х годов на территории будущей России находились независимые великие княжества и земли. Политика великих московских князей, ставших в конце века государями всея Руси, часто состояла из переговоров и контактов с соседними великими князьями Рюриковичами (тверскими, ярославскими, рязанскими и др.), с которыми они находились в довольно близком родстве5. Договоры («докончания»), заключаемые с тверскими или литовскими, рязанскими или одоевскими князьями, ничем не отличаются друг от друга с правовой точки зрения, что также позволяет говорить о них как о межгосударственных документах.

Более широкими были международные связи Новгорода и Пскова. Эти независимые земли никогда не имели княжеских династий и приглашали на службу соседних князей, среди которых не было князя московского дома6.

Сложившиеся на протяжении веков международные отношения Новгорода московское правительство использовало и после его присоединения к Московскому великому княжеству: до XVII века все переговоры, со Швецией вели новгородские наместникв..„

Иными были отношения московских князей с Тверыр. Во второй половине XV века тверские великие князья подобно некоторым удельным московским князьям видели Литве, соперницу Мстсквы, центр объединения русских земель. Иногда, пытаясь сохранить независимость, они прибегали к помощи литовских князей, заключая с ними союзы. Именно в Литву уже в конце XV века «отъезжали» тверские, верейские, некоторые другие князья, когда земли их княжеств присоединялись к Москве.

Объединение русских земель вокруг Москвы вывело московских великих князей на границы других государств — Великого княжества Литовского, Казанского и Крымского ханств, отношения с которыми во многом определяли и другие аспекты внешней политики России.

На отношения московских князей с литовскими серьезно влияло то обстоятельство, что на престолах присоединенных к Великому княжеству Литовскому Черниговских и Смоленских земель частично остались те же Рюриковичи, состоявшие в родстве с московскими князьями8. Московские князья весь XV век умело пользовались межкняжескими спорами и войнами в Литве; с начала века к ним на службу начинают приезжать литовские князья. Потомки одного из них — князя Патрикия Наримунтовича — почти сто лет вели дипломатические отношения с Литвой9.

Эпизодические контакты с Европой были и у Москвы. Например, представители Москвы и Твери участвовали в заседаниях Ферраро-Флорентийского собора 1438-1445 годов. Приглашение Москвы на этдт собор, носивший антиосманскую направленность, говорит само за себя.

Ослабленные, но сохранившиеся в годы ордынского ига контакты русских княжеств с другими странами не могли не сказаться на международных связях Русского государства, особенно в начале его самостоятельной деятельности.

Вскоре после заключения брака Ивана III и Софьи Палеолог, выделившего московского великого князя из ряда других русских князей в глазах Европы, произошло событие, несомненно повлиявшее на положение Москвы, — «стояние на Угре».

Московские великие князья, считавшие себя правопреемниками владимирских князей и киевских традиций, объединяя земли русских княжеств, создавали новое государство. В исторической литературе процесс объединения земель рассматривался как создание Русского государства10, но для великого князя Ивана Васильевича, при котором процесс завершился, он имел характер межгосударственных отношений и шел различными путями — от войн до заключения договоров с соседними князьями.

В 80-е годы XV в. основные интересы Русского государства были направлены на соседнюю Литву и Крым.

Отношения Русского государства с Великим княжеством Литовским — с последней четверти XVI века они становятся отношениями с Польско-Литовским государством — вплоть до XVIII века носили особый характер.

Именно Литва была государством, через которое проезжало подавляющее большинство посольств и купцов, направляющихся из Европы на Русь. Сознательно или невольно литовские князья контролировали международные связи русских князей. Обычно направлявшиеся в Москву посольства останавливались по пути в Вильнюсе (особенно послы католических государей), получали здесь последние сведения о событиях в Москве; в результате создавался образ- стереотип Русского государства, иногда влиявший на результаты дальнейших отношений с Россией.

К XV веку подавляющее большинство территории Великого княжества Литовского составляли бывшие русские земли, образовавшиеся после распада Киевской Руси11. Они, в отличие от этнических литовских земель, были заселены православными; лишь в некоторых древнерусских городах, имевших стратегическое значение, где находились литовские гарнизоны, появились места компактных поселений католиков — литовцев и поляков.

Но именно наличие на восточных границах Литвы больших территорий, населенных православными и непосредственно примыкающих к русским землям, всегда создавало для литовских государей угрозу «отложения» отдельных земель к Русскому государству; это являлось сдерживающим фактором в отношениях как со своим восточным соседом, так и с собственным православным населением13.

В русской политической литературе конца XV века говорится о преемственности власти московских великих князей от киевских, о переходе в Москву регалий власти, когда-то посланных византийским императором в Киев, но конкретно о возвращении каких-либо земель из состава Литвы московские дипломаты говорят лишь при переходе на службу в Москву литовских князей14: Вельских, Одоевских, Воротынских и др. Война за их владения рассматривалась как возвращение законного наследия новым подданным великого князя московского, а также как возвращение русских земель в состав Русского государства. Особенно остро этот вопрос стоял в 80-90-х годах XV

в., когда на русско-литовском порубежье шли бесконечные войны.

У литовских князей были длительные, устоявшиеся десятилетиями отношения с отдельными русскими княжествами и землями, которые они успешно использовали, организуя свои связи с Москвой* Тесными и длительными (в XIV в. и особенно в XV в.) были такие отношения с Новгородом и Псковом. Боярство этих городов- государств представляло замкнутую сословную группу, в чьих руках была политическая жизнь города; она вела и активную предпринимательскую деятельность15. У обоих феодальных государств — Новгорода и Пскова — было много общих интересов с Литвой, прежде всего балтийская торговля и борьба с Тевтонским орденом.

веках такими приглашенными «служилыми князьями» были русский и литовский князья. В Пскове долго княжил Довмонт-Тимофей, потомок литовского князя Любарта; он успешно воевал с крестоносцами, завоевывал для псковичей новые земли16. В Новгороде длительное время находились литовский служилый князь Глеб-Наримонт и его сын — это были князья литовской династии Гедиминовичей, принявшие православие17.

Есть основания полагать, что у Новгорода и Пскова в это время сложились тесные отношения с Литвой. Служилые литовские князья занимались строительством оборонительных сооружений, у них были собственные владения, в их руках находилось войско. Наримонт, считаясь новгородским служилым князем, несколько раз уезжал в Литву, оставляя вместо себя наместника или в этом же качестве своего сына. Наримонт активно участвовал в политической борьбе за литовский престол, которая перманентно вспыхивала между различными Гедиминовичами. В одну из таких поездок он и погиб.

Не исключено, что постоянные упреки в адрес новгородцев и псковичей, что они со своей землей хотели «отойти» к московскому недругу — Литве, которые часто звучали в русской публицистике и дипломатической переписке конца XV — начала XVI века, имели какое-то основание в событиях более раннего времени.

Иными были отношения между Литвой и Тверью. Тверские великие князья в своей борьбе за первенство среди других русских князей во второй половине XV века часто прибегали к помощи литовских правителей. Но если Новгород и Псков приглашали литовских князей к себе на службу, то в Твери, где правила своя династия, активно использовали межкняжеские браки. В средневековом обществе, когда в международных отношениях государство персонифицировалось в лице государя, особое значение имели династические браки: они часто скрепляли межгосударственные договоры. Русско-литовские браки с православными князьями безусловно помогали литовским Гедиминовичам и Рюриковичам, чьи владения входили в состав Литвы, противостоять Тевтонскому ордену и католической церкви18. Историки придают большое значение браку великого князя Ольгерда и тверской княжны Ульяны, сыгравшему существенную роль в политической жизни Литвы. Из шести детей великого тверского князя Михаила Александровича, соперника московских князей, три сына в конце XV века были женаты на литовских княжнах (один даже дважды).

В московской великокняжеской семье на литовских княжнах женились преимущественно удельные князья. В 1372 году боровско- серпуховской князь Владимир Андреевич женился на дочери великого князя Ольгерда; в конце XV века в этой ветви московского дома преобладают «литовские» браки. В 1400 году галицкий князь Юрий Дмитриевич женился на дочери смоленского князя, его внучка Мария Дмитриевна (дочь Шемяки) вышла замуж за князя Александра Чарторыйского. Сестру Юрия Дмитриевича Марию (дочь Дмитрия Донского) выдали замуж за литовского князя Семена-Лугвеня19. Эти браки создавали реальное противостояние натиску католической церкви, активно действовавшей в Литве именно в то время: создавалась возможность «отложения» отдельных земель.

Но самым важным браком, имевшим большие последствия для истории русско-литовских отношений, был союз великого князя московского Василия Дмитриевича и дочери великого князя литовского Софьи Витовтовны (1392 г.). Безусловно, такой союз укреплял позиции Витовта в Литве. Софья постоянно поддерживала дружественные отношения с семьей, возила внуков к деду (чаще всего в Смоленск). В исторической литературе как-то прошло незамеченным, что сыновья и внуки Софьи были единственными мужскими потомками Витовта и по европейским законам — пусть чисто символически — могли считаться претендентами на литовский престол. Не исключено, что это обстоятельство сыграло свою роль во второй половине XVI века, когда правнук Софьи Иван Грозный и его сыновья выдвигались как кандидаты на польско-литовский престол.

Тесные родственные связи между Рюриковичами и Гедиминови- чами положили начало родственным отношениям для более широкого круга княжеских и шляхетских семей на территории России и Литвы; они играли большую роль в русско-литовских отношениях, но имели и теневую сторону: шла неофициальная переписка между родственниками, имевшая влияние на дипломатические переговоры, посылались тайные гонцы. Такая сторона всегда существовала и в официальной дипломатии занимала определенное место. Так, русская дипломатическая служба, ведавшая отношениями с Литвой, в XV

веке находилась в руках потомков литовского князя Наримонта, выехавших еще в начале века и осевших в Москве. В начале XVI века великий князь Василий Иванович воспользовался переездом в Россию из Литвы князя Михаила Львовича Глинского, который был лично знаком с императором Максимилианом, и послал его с миссией в Империю6.

Важным обстоятельством, влиявшим на отношения России с Литвой, было их соседство с Крымом, где в последней четверти XV

века образовалось Крымское ханство, верный вассал Оттоманской Порты. Набеги крымцев были одинаково опасны и для России, и для Литвы. Оба великих князя иногда использовали эти походы в своих целях, а иногда были вынуждены объединяться в борьбе с Крымом20.

В 80-х годах XV в. Великое княжество Литовское вело самостоятельные дипломатические переговоры с Москвой, Тверью, Новгородом. Союзы, скрепленные «докончальными» грамотами, свидетельствуют о том, что каждое из русских княжеств имело собственные интересы и пыталось благодаря своим связям с Литвой усилить свои позиции. Литва была государством, куда «отъезжали» русские князья, несогласные с объединительной политикой московских князей. К концу XV века здесь находились потомки тверских великих князей, князей московского дома, недавно воевавших за московский престол, — Шемятичей.

В 80-е годы XV в. порубежные земли Литвы становятся объектом внешнеполитических претензий московского великого князя. Литва в эти годы вела войны с Молдавией и в Крыму; союзы, заключенные Иваном III с Молдавией, Ливонией, Крымом, развязывали ему руки для активных действий против литовского князя. Поэтому основной характер переписки Москвы с Вильнюсом 80-х — начала 90-х годов — это взаимное предъявление претензий. Литовский великий князь жаловался Ивану III на грабежи во владениях князей Бель- ских, Воротынских, Одоевских, Белевских; некоторые князья из этих семей как раз в то время отъехали в Москву21. Главным в дипломатической переписке был не вопрос о возвращении князей в Литву (литовские феодалы могли свободно уезжать на службу, особенно воинскую, к другим государям), а об их земельных владениях.

Московские великие князья доказывали, что все эти лица приехали служить великому князю «со своими вотчинами», и видели в таких отъездах реальный предлог, чтобы присоединить к России новые княжества; особые претензии касались владений Воротынских князей, В то же время московские дипломаты жаловались на грабительские набеги литовских отрядов в вяземско-можайское порубежье, просили отпустить в Москву жену князя Федора Ивановича Вельского, уехавшего из Литвы (эта переписка велась с 1488 по 1494 г., когда княгине разрешили приехать к мужу22).

Предметом дипломатической переписки между Москвой и Вильнюсом в то время были порубежные споры и грабежи купеческих караванов. После присоединения к Москве Новгорода предметом спора стал вопрос о «ржевской дани», часть которой шла в Литву. Московская администрация считала неприемлемыми для себя прежние условия платы дгми и не пускала в новгородские земли тиунов короля Казимира для ее сбора. Угличский князь Андрей Васильевич постоянно нападал на владения вяземских князей, служивших литовскому князю23. Но именно эти материалы показывают стабильность торговых путей, которые в XV веке шли через территорию Литвы на русские земли; основными городами на этих путях были Киев и Смоленск, реже упоминается Львов.

Московского великого князя волновал вопрос об охранных грамотах для русских гонцов и послов, возвращающихся через Литву от валашского воеводы Стефана; на дочери воеводы был женат на* следник Ивана III — Иван Иванович24.

К 80-90-м годам относится и появление регулярных контактов между обоими государями: с 1487 года в Москве появляются специальные «посольские книги», где фиксируются только документы, относящиеся к дипломатической переписке с Литвой, в Литве с этого же времени в книги великокняжеской канцелярии (Литовская метрика) постоянно делаются соответствующие записи23. До конца XVI

века, когда шел интенсивный процесс интеграции Литвы и Польши, отношения с Москвой велись от имени великого литовского князя: Литва соблюдала интересы Польши в связях с восточными странами, а Польша — интересы Литвы в своих контактах с западными государствами. Обычно гонцами из Вильнюса, писарями в составе больших посольств ехали представители православной шляхты — Иван Сапе га, Богуш Боговитинович — или же представители магнатских семей, связанные родством с такой шляхтой26.

О более ранних переговорах, от которых не сохранилось подлинных документов, известно из русско-крымских дел 70-х годов: Иван III регулярно напоминает Менгли-Гирею, что король Казимир — их общий недруг, и в обмен на поддержку против царя Ахмата, врага Менгли-Гирея, требует поддержки своей борьбы против короля Казимира27.

В 1480 году, когда Казимир пропустил через литовские земли на Угру войско Ахмата, выступившего против Ивана III, а Менгли- Гирей не поддержал московского князя, Иван сообщил в Крым: «Ахмат пак царь приходил на меня, ино Бог милосердный как хотел, так нас от него помиловал»2*. Но с этого времени в дипломатической переписке с Крымом уже нет напоминаний о союзе против Казимира, как это было раньше, а литовские православные князья начинают более активно переходить на службу к московским государям.

В Литве усиливается роль католической церкви: с конца XV века высшие государственные должности в великокняжеском совете стали доступны лишь католическим князьям и магнатам, что ущемляло интересы православных князей и шляхты на землях, граничивших с Россией29. В Литве, где высшие должности не только давали возможность активно участвовать в политической жизни, но и служили источником дохода, такие ограничения были существенными.

В 1492 году конфликты на пограничье переходят в затяжную войну с Литвой, сопровождавшуюся регулярным обменом посольствами по вопросам о вотчинах выезжавших князей. Периодически в посольствах затрагивался вопрос и об «изменниках» московского князя (тверских, верейских князьях и боярах), находившихся в Литве.

Очевидно, не столько переезд князей в Москву, сколько пограничные конфликты, возможность утраты территорий были причиной просьб выикого литовского князя вернуть отъехавших князей обратно. Дело в том, что Литва теряла достаточно большие территории- Постоянные военные действия на границе государств, грабежи и сражения сами по себе разоряли владения местных феодалов, и великий литовский князь должен был возмещать им убытки30. Кроме того, не все местные землевладельцы стремились служить московскому князю: тем, кто остался в Литве и чьи владения перешли к Москве, великий князь был должен предоставить новые земли взамен утраченных.

В 1492 году, после смерти короля польского и великого князя литовского Казимира, литовский престол занимает его сын Александр. Летом того же года начинаются активные подготовительные переговоры о заключении мира и связанное с ними сватовство Александра к дочери Ивана III и Софьи Палеолог Елене Ивановне31.

Первоначально сватовство было неофициальным: с русской стороны его вел князь Иван Юрьевич Патрикеев, чей дед еще в начале XV

века перешел на русскую службу; с литовской стороны — Ян Юрьевич Заберзинский переписывался с новгородским наместником Яковом Захарьиным, а тот уже писал в Москву32. Эти две линии — официальная и приватная — существовали постоянно. Литовская сторона связывала Ь намечающимся браком заключение мира; Иван III обговаривал гарантии того, что Елена в случае замужества сохранит православие и возможность свободно выполнять обряды православной церкви.

Литовская сторона выдвинула нереальную программу: требование признать права Литвы на Ливонию, Великие Луки, Ржев, Торопец. Чернигов также рассматривался как земля, принадлежавшая Литве. Послы соглашались отказаться от претензий на Новгород, никогда не входивший в состав Великого княжества. Московское правительство в ответ потребовало вернуть Смоленск, находившийся в составе Литвы33. В документах, связанных с этими переговорами, отразились два любопытных момента: впервые можно явно увидеть роль, которую играла в приемах посольств Софья Палеолог О том, что деспина7 сама принимала послов и вела с ними беседы, известно из записок иностранцев, но в дипломатических документах эти сведения встречаются редко. Кроме того, впервые в дипломатической переписке с Литвой Иван III в 1493 году стал употреблять титул «государь всея Руси»34.

Переговоры о заключении мира и брака шли медленно, так как каждая из сторон не хотела уступать своих требований. Толчком, ускорившим решение, стало посольство от польского князя Конрада Мазовецкого (1493 г.)35, приехавшее с предложением заключить союз против детей Казимира, разделивших между собой польский и литовский престолы, и сватавшее великую княжну за своего князя.

В январе 1494 года переговоры с литовскими послами завершились обручением Елены, которое проходило в покоях Софьи в присутствии Ивана III и московских бояр. Священник прочитал молитву, «кресты с чепьми и перстни меняли; и в великого князя Александра место обручал пан Станислав Янович»36.

Летом того же года договор был подписан литовским князем. Русское государство практически получило основные владения, завоеванные за два года, и установило дружественные отношения с Литвой, Были признаны права Москвы на Новгород, Тверь, Псков и права Вильнюса на Смоленск, Брянск и некоторые другие города. Литовский князь даже соглашался признать титул своего тестя — «государь всея Руси».

В «докончании» была обговорена судьба князей, переезжавших из Литвы в Россию и наоборот, В Литву поехало посольство за женой князя Федора Вельского, в Москве были выпущены из заключения Семен и Петр Мезецкие, захотевшие вернуться обратно в Литву. Была обговорена судьба находившихся в Литве потомков тверских князей и Шемятичей37. В январе 1495 года Елена уехала в Вильнюс.

В донесениях о ее путешествии подробно расписаны приемы великой княжны в разных городах, ее встречи, знакомство с великим литовским князем Александром. Так, в Литве Елена не захотела ехать в карете, присланной женихом, проделав весь путь в московском экипаже. Обряд венчания, который произошел сразу по приезде, был также совершен по русским обычаям: княжне расчесали косу и надели кику, в таком уборе она пошла в костел, где в обряде участвовали два священника — православный и католический3*.

В литовских летописях вскоре появился собственный рассказ о браке Александра и Елены, где дан романтический образ этой супружеской пары39. Автор подчеркивает восторг, с которым литовская шляхта встретила красавицу невесту, описывает надежду на прочный союз с московским государем, которую вселил этот брак. Не исключено, что заключение мира на первых порах удовлетворило какую-то часть православной шляхты. Великий князь литовский, который вел постоянные войны с Крымом, мог также надеяться на мир в своих восточных владениях.

Очень скоро — в 1495-1497 годах — послы из Вильнюса уже ставят вопрос о помощи литовскому князю в войне против турок и татар: просят Ивана разорвать союз с татарами и валашским воеводой, на дочери которого был женат наследник Иван Иванович40.

Однако новый отъезд православных князей из Литвы в Москву привел к обострению отношений между государствами и к военным действиям в пограничных районах. Литовские публицисты того времени с обидой писали, что Иван забыл о своем родстве с литовским князем, а Иван III использовал в качестве оправдания своего недовольства зятем новый предлог: по мнению московских дипломатов, Елену вынуждали принять католичество. Вновь появился повод вес- ти военные действия. Исход решила битва при Ведроше (1500 г.), выигранная русскими войсками, после чего начались переговоры о признании за Россией завоеванных земель.

Иван III и Софья постоянно переписывались с дочерью; в первую очередь стоял вопрос о сохранении Еленой православной веры, как это было оговорено в союзе41. Еще перед отъездом в Вильнюс Елена получила четкие инструкции, как вести себя в вопросах веры, и даже получила запись, по которой всегда могла справиться, как ей поступать. В частности, если бы мать великого князя попросила ее сопровождать свекровь в костел, они должны были дойти вместе до порога, а внутрь костела Елена входить не должна. Любое принуждение Елены к принятию католичества, запрет свободно выполнять обряды вели к жестким посланиям из Москвы великой княгине и ее мужу. Позиция, занятая московским князем по отношению к вероисповеданию дочери, и само присутствие в Вильнюсе православной государыни усиливали позиции православной шляхты. А в последние годы жизни Александра фактически неограниченную власть приобрел князь Михаил Львович Глинский, принадлежавший к православной семье.

В 1503 году посредником в конфликте между Александром и Иваном выступил чешский король Владислав: в Москву приехало посольство с предложением от папы Александра VI вступить в общий союз против турок, помириться с литовским князем и покончить с войной42. Веской приехало посольство из Вильнюса с предложением заключить мир старому «докончанию». Елена по просьбе родителей должна была узнать, нет ли за рубежом подходящей невесты для ее брата Василия Ивановича или других сыновей Ивана III.

Налаживаемые отношения были прерваны смертью сначала Софьи Палеолог (1503 г.), затем Ивана III (1505 г.) и литовского князя Александра (1506 г.).

Александр умер вскоре после блестящей победы над татарами литовского войска во главе с Михаилом Глинским под Клецком. Эта же победа сделала Михаила Львовича почти народным героем, но и усилила противодействие литовских магнатов, опасавшихся, что при новом великом князе Сигизмунде Глинский сохранит свое влияние43.

В результате политических интриг после смерти Александра Елена фактически была сослана в один из замков; Василий Иванович, беспокоясь о своей сестре, оставшейся вдовой, также искал союза с православной шляхтой. Приезд в Москву Михаила Глинского (1508 г.) во многом способствовал возобновлению военных действий, которые завершились завоеванием Смоленска44.

Литовские документы позволяют проследить всю тайную дипломатию, сопутствовавшую отъезду Глинских. О решении православных дворян объединиться с Михаилом Львовичем, который после смерти Александра был лишен почти всех должностей, находился в немилости у нового литовского князя Сигизмунда, а также требовал королевского суда, чтобы восстановить справедливость, стало известно из доноса князю Константину Острожскому, одному из самых авторитетных православных политиков Литвы; после битвы при Ведроше он находился в плену в Москве. Константин, не вмешиваясь в заговор, следил за событиями. А Михаил Глинский в один из критических моментов военного выступления против великого князя Сигизмунда сам тайно и ненадолго приезжал в Москву к Василию, чтобы договориться об условиях приема к нему на службу45.

В Русском государстве Глинские, как и выезжавшие раньше Ге- диминовичи, стали служилыми князьями. В 1514 году после военных действий, во время которых Михаил Глинский организовал осаду Смоленска46, город был взят. Но сам Михаил к этому времени решил вернуться в Литву и начал переписку с великим князем Сиги змундо м. Эти переговоры были раскрыты, Глинский попал в заключение, где находился до 1526 года, когда великий князь Василий Иванович женился на его племяннице Елене Васильевне Глинскоц.

Взятие Смоленска привело к активным действиям литовских войск, которые закончились победой под Оршей, но дальше развить военный успех литовцам не удалось. Граница между Россией и Литвой, установленная после этого похода, просуществовала, почти не меняясь, до конца XVI века.

После взятия великим князем Смоленска переговоры — официальные между великими князьями и неофициальная переписка между боярами и панами — постоянно сводились к вопросу о том, кто должен владеть Смоленском. Посредником выступал и Сигиз- мунд Герберштейн — посол императора к московскому князю.

В миссию Герберштейна входила и личная просьба императора, который хорошо знал Михаила Глинского еще по его давней военной службе: император просил освободить Михаила из заключения и отослать в Вену47.

В 1522 году между обоими государствами было заключено перемирие на шесть лет, позднее оно неоднократно подтверждалось.

В дальнейшем, вплоть до Ливонской войны, отношения между обоими государствами традиционно сводятся к порубежным конфликтам, грабежам купцов, просьбам о гарантиях для проезжающих через Литву гонцов. В 30-х годах XVI в. литовские войска сделали попытку отвоевать Смоленск. Новое в 30-40-х годах — довольно частые отъезды в Литву опальных московских князей и бояр, а также еретиков, что связано с политической борьбой различных боярских группировок при дворе малолетнего Ивана IV. В это время основным направлением русской внешней политики становится восточное.

С русско-литовскими отношениями тесно переплетается еще один круг вопросов внешней политики — отношения со странами Балтийского региона48; активные действия здесь начались в 90-х годах XV — начале XVI века.

С момента возникновения Русского государства одним из самых существенных для его государей был вопрос о балтийской торговле; он ставился еще в 1485 году перед папским двором. Вскоре после присоединения Новгорода и Пскова московское правительство стало считать себя преемником существовавшей веками торговли этих городов с Ганзой и стремилось само регулировать торговые союзы. Некоторые, издавна сложившиеся, международные связи Москва не трогала: до XVII века новгородские наместники принимали шведских гонцов и послов, обменивались с ними грамотами, заключали соглашения. Неоднократные обращения шведов с просьбами вести переговоры в Москве оставались без ответа.

Основные проблемы ганзейской торговли с Россией сосредоточивались на отношениях с Данией и Ливонским орденом (Пруссия), а политика Ордена была тесно связана с польско-литовскими отношениями. Кроме того, русско-ганзейские отношения косвенно были направлены на ограничение новгородской независимости49.

Включение Новгорода в состав Русского государства в XV веке было не единовременным актом, а растянувшимся почти на сто лет процессом, закончившимся в годы опричнины. Поэтому начавшиеся в XV веке отношения России со Швецией, Данией, позднее с Англией, где одним из основных вопросов всегда был вопрос о торговых привилегиях, во многом велись как бы сквозь призму отношений Москвы с Новгородом, которая стремилась ослабить экономические позиции этого города. Заключая в 1487 году договор с Ганзой, Иван III поставил целью изменить порядок торговли новгородцев: в Новгороде ликвидировались привилегии ганзейцев в торговле солью, медом, сукном. Для содействия русской торговле за рубежом вводился институт проводников, сопровождавших русских купцов, а также давались гарантии безопасного плавания по морю50. Этот договор показывал изменения в статусе Москвы для европейских правителей: впервые подобный договор был заключен не с Новгородом, а с Русским государством.

Борясь с привилегиями ганзейских купцов, Иван III в то же время укреплял свои отношения с Ливонским орденом, учитывая все изменения в отношениях Ордена и Польши. Русское правительство рассматривало Ливонию и Ганзу как единое целое.

Присоединение к Москве Новгорода и Пскова потребовало новых торговых союзов на Балтике и ускорило войну с Орденом. Поход русских войск на Ливонию в 1480-1481 годах прошел успешно для московского князя. После побед на землях Ливонии войско ушло, а в сентябре 1481 года было заключено перемирие на десять лет31. В ходе этой войны были заключены отдельные ливонско-псковский и ливонско-новгородский договоры, подтверждавшие условия более ранних союзов между этими государствами. Но в конечном счете действительным остался лишь договор с Москвой.

В противовес русскому интересу к балтийской торговле Орден выдвигал территориальные вопросы.

В 1491 году для пролонгирования перемирия в Москву приезжал с посольством Симон Борх (Симион Варцмарь русских летописей)52. Длившиеся почти два года переговоры сводились к торговым вопросам: московский великий князь требовал гарантий для транзитных купцов, а также восстановления русской церкви в Ревеле. В 1493 году договор был продлен на десять лет.

Союз с Ливонией обеспечивал России хорошие торговые отношения с Ганзой, в чем Иван III был заинтересован, поскольку московский великий князь мог таким образом контролировать стабильные многовековые отношения между Новгородом, Псковом и ганзейскими городами53. Однако вскоре началась новая война с Ливонией, а в XVI веке отношения с Орденом приобрели несколько иной оттенок: на них все более сказывались отношения обеих сторон с Польско-Литовским государством. Именно невыполнение Ливонией условий договора 1503 года дало формальный предлог для начала Ливонской войны в 1558 году.

В 90-х годах XV в. стали более активными переговоры с Данией. После заключения договора с Ганзой из Дании пришло посольство договариваться «о братстве», и в 1493 году Иван III заключил «до- кончание» с королем. Этот союз был направлен против Швеции, которая систематически нападала на корельские земли, старинные владения Новгорода, отошедшие к Москве54. Кроме антишведской направленности отношения с Данией приобретали и оттенок борьбы с монополией ганзейской торговли, где союзником Дании выступала Англия.

В 1499-1501 годах произошел обмен посольствами между датским королем и Иваном III; в основном на переговорах выяснялись вопросы, связанные с русско-ливонскими отношениями. После смерти Ивана П1 контакты с Данией на какое-то время почти прекратились, хотя союз 1493 года подтверждался в 1506-м и 1516 годах.

Новые переговоры с Данией начались в 1513-1514 годах, когда русские войска осаждали Смоленск. В это время в Россию пришло посольство нового датского короля Христиерна II55; ответное посольство из Москвы предложило королю заключить мирный договор-союз против Литвы и Швеции.

Позже других Прибалтийских стран, в 1510 году, Швеция заключила с Россией перемирие на 60 лет, которое затем неоднократно подтверждалось. Всю первую половину XVI века Швеция стремилась установить отношения непосредственно с Москвой; но даже посольство, приехавшее в Москву в январе 1537 года, чтобы задним числом поздравить Ивана IV со вступлением на престол и с просьбой подтвердить договор, было отослано в Новгород16. Позднее, в 1553 году, король Густав Ваза также хотел напрямую вести переговоры с царем.

При всем нежелании принимать в Москве посольства из Швеции послания, которые Иван IV отправлял уже во время Ливонской войны шведскому королю, являются, наверное, самыми яркими среди других посланий царя. Иван IV показал себя остроумным автором, хорошо знающим историю Швеции, особенно генеалогию королей, обычаи двора57. Уже сам по себе объем таких сведений говорит, что в Москве внимательно наблюдали и очень живо интересовались жизнью северного соседа.

Отношения России с Орденом в первой четверти XVI века были связаны с иным кругом вопросов, чем в начале века. Взятие Смоленска в 1514 году стало большим успехом русских войск, и в 1516-м магистр Ордена Альберт, очень не любивший поляков, предложил великому князю Василию Ивановичу заключить союз о дружбе; это предложение привез возвращавшийся из Вены русский посол Заболоцкий5*. А в 1517 году в Москву приехал с посольством Дитрих Шомберг. В ближайшие три года именно он станет вести все переговоры с Москвой. Посольство предложило заключить договор, направленный против Сигизмунда. Московское правительство, постоянно озабоченное вопросами балтийской торговли, требовало свободного проезда для русских купцов и послов через Пруссию. Шомберг просил, чтобы русское правительство финансировало войну Ордена с Польшей; последнее соглашалось, но хотело дать деньги лишь после начала военных действий59.

В апреле 1518 года деньги бьши посланы, их довезли лишь до Пскова, а там стали ждать, когда начнется война. Однако вместо военных действий летом того же года через посредников начались переговоры о мире Пруссии с Польшей.

На следующий год Шомберг опять приезжает в Москву» но с миссией от папы римского, который предлагал великому князю Василию корону, а также свое посредничество в переговорах с Польшей, с тем чтобы в дальнейшем заключить союз против турок. Из всех этих предложений великий князь согласился лишь на перемирие с Польшей, куда и отправил с посольством дворянина Константина Замыцкого.

Еще один круг международных проблем связан с отношениями России со Священной Римской империей германской нации. Чаще всего император выступал как посредник в русско-литовских или русско-ливонских переговорах с предложениями союза против турок; такие посольства из Вены обычно приходятся на годы, когда ослабевают отношения России с папским дворбм.

В 1489 году посол императора Николай Поппель привез Ивану III предложение короноваться, а в 1490-м — просьбу выдать одну из великих княжен замуж за императора Максимилиана*0. Уже в первой грамоте императора Иван был назван «великим государем всея Руси». Великий князь отказался от короны, объяснив, что получил свою державу по наследству от предков, и подчеркнул, что и раньше русские государи имели союзы с прежними римскими царями.

Вопрос о сватовстве, как и в случае с князем Конрадом Мазо- вецким (несколько позднее, в 1493 г.), обсуждался долго и с трудом, так как московский князь требовал, чтобы его дочь при выходе замуж не меняла вероисповедания. Сватовство к дочерям великого московского князя говорило о растущем авторитете Русского государства на международной арене: с московскими князьями хотели породниться могущественные соседи.

В 1489-1493 годах, когда практически ежегодно шел обмен посольствами с императором, русское правительство, как всегда на переговорах с другими государствами, ставило вопрос о торговле. Московский посол Юрий Траханиот должен был пригласить в Россию мастеров и искать невесту для сына великого князя.

Император, посылавший в Москву частые и не всегда удачные посольства, надеялся на помощь литовских политиков, желая добиться включения России в антитурецкую коалицию. В начале XVI

века Империя — союзник Польши — разочаровалась в позиции „ московского государя; посольства становятся редкими, в основном с посредническими целями — отпуск пленных, взятых во время сражений с Литвой“.

Война, начатая великим князем Василием Ивановичем с Литвой, чья политика на западе все более становилась единой с политикой Польши, привела к возобновлению связей Москвы с венским двором. Начало было положено посольством Михаила Львовича Глинского к Максимилиану, только что выбранному императором (1508 г.).

Выбор посла был очень удачен, так как сам Максимилиан давно знал Михаила Глинского и, очевидно, дружески к нему относился62.

Регулярные посольства возобновились с 1514 года; в 1515-м московский государь в грамоте императора назван «императором». Интересы Вены в основном заключались в создании антиосманского союза, именно этот вопрос обсуждался в Москве почти каждым посольством из европейских стран» так или иначе втянутых в союз с Габсбургами63. В 1514 году был заключен договор между Россией и Империей против Польши, который может рассматриваться как крупный успех русской дипломатии.

После заключения этого договора Габсбурги, урегулировав вопрос о венгерской короне, стремятся уговорить Россию заключить союз с Польшей, чтобы привлечь обе страны в антитурецкую коалицию. Этот новый проект не содержал прямых военных обязательств Империи, оставляя ей посредническую роль; он не удовлетворил московского государя, не признавшего пассивной роли Империи.

Среди послов императора в Россию наиболее известен Сигиз- мунд Герберштейн, оставивший популярное описание Русского государства. Именно его посольство наиболее ярко проливает свет на политику императора, связанную с интересами Польши и Литвы. И сам Герберштейн перед каждой поездкой подолгу жил в Вильнюсе, где не только получал информацию о России, но и согласовывал .свои требования московскому князю с литовской стороной64. Герберштейн также активно уговаривал великого князя заключить антиту- рецкий договор.

После 1522 года посольств из Империи уже не было.

Русские государи, не отвергая идеи союза христианских правителей против мусульманской Порты, в своих действиях были очень осторожны. Как и соседнее Польско-Литовское государство, русские южные окраины постоянно подвергались набегам крымцев — союзников Порты. Иван III охотно объявлял себя врагом турок при переговорах с императором, но такой союз привел бы к разрыву с Крымом, с которым у Москвы сложились устойчивые торговые отношения. Как написал еще в начале нашего века П. Пирлинг, в вопросе создания антитурецкой коалиции Иван III «несознательно применял систему невмешательства»*5.

В 20-х годах XV в. для Москвы главным было выяснение обстановки о возможных новых союзах на западе и на востоке. В какой- то степени это оказалось связано с изменением отношений с Крымом и опустошительным набегом крымцев на русские земли в 1521 году, а также активизацией действий турецких войск в европейских странах. В это время были одновременно отправлены два русских посольства: в Испанию — Якова Полушкина и в Стамбул — Ивана Морозова66.

В 90-х годах XV в. отношения России с Испанией (непосредственные и косвенные) начались, когда Иван III пытался подписать договор о дружбе и союзе с Максимилианом. Но интересы императора были направлены в сторону Польши и Чехии: надеясь создать антитурецкую коалицию, он тогда же заключил союз с чешским королем Владиславом Ягеллоном67. Однако в 1493 году в своей грамоте Ивану Максимилиан признал за ним царский титул.

Русский посол в Турции И.С. Морозов должен был из разных источников — от официальных лиц до «сторонних людей» — получать сведения об отношениях Турции с Крымом, Литвой, Валахией, Венгрией — теми странами, связи с которыми у России возникли еще с последней четверти XV века и не отличались стабильностью.

Именно стремление сблизиться с европейскими государями привело к тому, что в 1528 году был возобновлен союзный договор с Империей (в Толедо, куда приехало русское посольство); этот договор оказал «сдерживающее влияние на ее (Империи. — Авт.) европейских недоброжелателей в критическое для нее время — в 1529 году турецкое войско держало в осаде Вену»68.

У Русского государства возникали и эпизодические связи с европейскими странами, которые, тем не менее, оказали большое влияние на развитие русской культуры в конце XV века.

В 80-х годах сложился недолгий союз с Молдавией (Валахией), связанный с женитьбой наследника московского престола Ивана Ивановича на дочери валашского воеводы Елене Стефановне (1482 г.).

В середине 80-х годов положение Молдавии ухудшается, на ее территории совершают регулярные наезды турецкие отряды, и после 1485 года молдавский воевода ищет союза с польским королем.

Обмен посольствами между Москвой и Валахией возобновляется в начале 90-х годов. Именно в это время при московском дворе идет соперничество между двумя великими княгинями — Софьей и Еленой. Возможно, Елена искала поддержку при дворе отца69.

В дальнейшем сын Елены, еще ребенком венчавшийся на московский престол, попадает в опалу, а после смерти Ивана III великим князем становится сын Софьи Василий Иванович.

В своих отношениях с Молдавией Россия во многом зависела от Крыма и Великого княжества Литовского, так как послы и гонцы из Москвы ехали через их территории; непосредственных границ у обоих государств не было. В переписке с ханом и великим литовским князем постоянно встает вопрос о выдаче охранных грамот русским гонцам «в Волохи»,

Очевидно, династический брак между Иваном Ивановичем и Еленой Стефановной не внес ничего положительного в установление связей России с другими странами и в дальнейшем не имел последствий. А в 1512 году был заключен «особый договор» между Молдавией и Турцией, который иногда рассматривается как первый вассальный договор70.

В конце XV века особняком, не вписываясь в контакты с другими странами, развиваются и отношения России и Венгрии; во многом это также было связано с политикой Габсбургов.

Первое посольство с предложением заключить мирный договор о дружбе пришло из Венгрии в Москву в 1487 году от короля Матвея Корвина. Вскоре с ответной миссией уехало русское посольство дьяка Федора Курицына71. Одной из задач этого посольства, впрочем как и многих других, было приглашение на русскую службу мастеров и ремесленников. Кроме того, посольство должно было узнать, нет ли союзного договора между венгерским и польским королями: Россия снова готовилась к войне с Литвой. На обратном пути посольство Федора Курицына было задержано и вынуждено какое-то время прожить в Крыму. Очередное посольство от короля приехало в Москву раньше возвращения русских послов.

Имя Федора Курицына известно не только по этой посольской миссии. Он был одним из образованнейших людей своего времени. Находясь в Будапеште, Курицын не только познакомился с новинками литературы и публицистики, но и составил собственный русский вариант популярных в Европе рассказов о деспоте Дракуле72. Притчи о Дракуле (его прототипом был живший в то время и прославившийся своей жестокостью Влад Цепеш) были широко распространены в разных странах. Короткие яркие рассказы скорее давали ответ на вопрос: каким должен быть государь? В притчах говорилось о суде, справедливом, но суровом, отношении государя к церкви, к своим советникам, стремлении искоренить в своем государстве воровство. Все эти проблемы государь решал жесткими методами, и со временем имя Дракулы стало ассоциироваться с дьяволом.

То, что посол московского великого князя собрал различные редакции таких рассказов, перевел их и составил собственное оригинальное произведение, говорит не просто об интересе к литературному творчеству, чужим нравам, но и о том, что русское общество тоже волновал вопрос, каким должен быть современный государь, как должны складываться его отношения с подданными, как он должен править и судить.

Вскоре после возвращения в Москву карьера Федора Курицына обрывается. Он был близок к кружку литераторов и политиков из окружения Елены Стефановны, и после того, как она попала в опалу, во время одного из процессов над «еретиками» его казнили73.

Отношения России с Венгрией отразились и на ее связях с Империей. В 1490 году император Максимилиан стремился установить союз с Иваном III против Венгрии, в которой он видел свое законное наследие. И в этом же году русские послы, находясь проездом в Любеке, писали в Москву пространное послание о состоянии дел в Венгрии и борьбе за ее престол трех королей. Такое же известие было составлено и в следующем, 1491 году74. Это интере-

совало Ивана III, так как на венгерский трон претендовали Ягелло- ны из династии литовских князей; политика Габсбургов здесь могла быть тесно связана с русской политикой в Великом княжестве Литовском.

Позднее венгерский король Владислав, брат польского короля Александра, выступит посредником между ним и Иваном III. На этом активные связи с Венгрией прерываются.

Особое место в русской внешней политике последних десятилетий XV века занимают отношения с папским двором; они не прорисовываются в самостоятельную линию, но постоянно присутствуют на заднем плане во всех контактах с католическими государями Европы.

Нельзя забывать, что первым существенным фактом выхода московского великого князя на международную арену было предложение папского двора вступить в брак с Софьей. Именно с 1469 года, раньше, чем с другими европейскими странами, начинается обмен посольствами с Римом73. И это вьщеление московского князя среди других Рюриковичей могло сыграть определенную роль в выдвижении Москвы как центра объединения русских земель.

Не следует забывать, что Софья Палеолог сама активно занималась дипломатией; это отмечали все посещавшие Москву иностранцы. Даже Сигизмунду Герберштейну рассказывали о дипломатических интересах Софьи. Но здесь стоит отметить и еще один факт: Софья, выросшая в Риме, центре международной политики, была лучше московских политиков того времени знакома с дипломатическими нормами, этикетом, принятым при европейских дворах. И не случайно среди первых русских послов, которые ехали в Рим и другие столицы, часто встречаются имена Траханиотов, Ралевых — греков, приехавших вместе с Софьей в Москву.

Среди задач, которые ставились русским послам в 80-90-х годах XV

в. и позже, были поиск и приглашение на службу мастеров и ремесленников, и Италия дала их больше, чем другие страны. Сейчас хорошо известны архитекторы, строившие каменные соборы и стены Кремля в Москве; но итальянским мастером был и гравер, делавший штемпели-матрицы для русских денег и, возможно, первой печати с двуглавым орлом. Путь этих людей в Россию был долгим и трудным, и свидетельство тому — украшенные итальянским мастером каменные двери дворца в Бахчисарае. В 1486 году крымский| хан задержал у себя мастера, направлявшегося вместе с русским посольством в Москву, и отпустил его после долгих, настойчивых просьб великого князя.

В 80-90-х годах, когда у России были сложные отношения с Прибалтийскими государствами и шел интенсивный обмен посольствами с Римом, папские послы выступают посредниками в делах Ливонии. Естественно, что папский двор интересовало и волнова-

ло положение католического ордена. В начале XVI века папа Александр VI выступил посредником в русско-литовских конфликтах.

С самого начала дипломатических связей с Римом, как и в отношениях с Габсбургами, важное место в них всегда занимал вопрос об антитурецкой коалиции. Кроме чисто практических целей — отражение походов турецких и крымских войск и свобода торговли на Средиземноморье, — которые преследовались многими государями Европы, здесь присутствовал и вопрос веры. Для папского престола борьба с Портой была борьбой с мусульманским миром, в какой-то степени продолжением традиций, заложенных «крестовыми походами».

Но Россия, поддерживая идею антитурецкой коалиции, не шла на заключение каких-либо конкретных договоров, и это в конечном счете ослабило интерес к ней как папы, так и императора.

Наличие большого количества православного населения на землях католической Литвы еще в XV веке поставило вопрос о сближении двух церквей, результатом чего и стала Флорентийркая уния. Но русская церковь, как и ряд литовских иерархов, отвергла ее. Кстати, одним из авторов унии был кардинал Виссарион, воспитатель Софьи и ее братьев, основной инициатор брака Софьи и Ивана76. Для папского престола вопрос о. сближении католической и православной церквей всегда оставался ^актуальным, престол использовал его для поддержки восточных католических государей и для расширения сферы своего влияния.

Одним из доказательств интереса папы римского к делам православной церкви было то, что в конце XV века, когда в Новгороде шли процессы над еретиками и горели костры, на земли соседнего Ордена приехали представители инквизиции, внимательно следившие за этим судом.

Позднее, когда у посла из Ордена Шомберга после длительного пребывания в Москве сложилось мнение, что великий князь Василий Иванович склоняется к унии, в Россию тотчас была отправлена булла (ее привез в 1518 г. имперский посол Франческо да Колла, которого сопровождал папский легат Антоний де Конти), где великому князю предлагалось перейти в лоно католической церкви и участвовать в «крестовом походе» против турок77. Переговоры снова свелись к вопросам русско-литовских отношений и завершились заключением перемирия на один год.

Поэтому, когда стала ясна степень участия (или неучастия) России в антитурецком союзе, основной задачей послов из Рима (иногда эту роль брали на себя послы из Ордена или от императора) было выяснение роли русской церкви в жизни государства: миссионерская деятельность на соседних территориях, обучение православной вере, выявление наиболее популярных в России имен отцов церкви, степень знакомства с их трудами и т.д. Такие донесения, чаще от-

носящиеся ко второй половине XVI века, являются ценным источником духовной жизни россиян.

Непосредственные контакты с папским двором, как и с императором, замирают в середине 20-х годов XVI в.

Основным вопросом, уходящим своими корнями в события XIII- XIV веков и в значительной мере влиявшим на отношения России с европейскими странами, был Восточный вопрос. Для Русского государства он складывался из отношений с Крымом, Казанью, Нижним Поволжьем, где жили ногаи, и Турцией.

С середины 70-х годов XV в. и на протяжении трехсот лет в Крыму обосновывается династия Гиреев, и русско-крымские отношения становятся одним из ведущих факторов внешней политики Москвы.

О том, какое серьезное значение московские великие князья придавали отношениям с Крымом, говорит хотя бы то, что крымские дела стали записываться отдельно и заноситься в специальные посольские книги на тринадцать лет раньше, чем литовские, — с 1474 года78. Посольства в Крым направлялись регулярно каждый год с 1482 года; иногда отправлялось несколько посольств в год, а с 90-х годов в Крыму образовалось подобие постоянного представительства: русский посол находился там полтора-два года, затем его сменял другой. И спектр вопросов, обсуждавшихся этими посольствами, был шире и стабильнее, чем у посольств в европейских государствах.

В 80-х годах Иван III успешно пользуется в своих интересах ссорами между различными политическими группами вокруг отдельных представителей семьи Гиреев. В целом он поддерживал союз с Крымом и мир на южных границах, что давало возможность московскому князю завершить присоединение русских княжеств к Москве.

Русские князья в XV веке вообще стремились сохранять постоянный союз с Крымом, вопрос о подтверждении такого союза практически ставился каждым посольством71'. В крымских посольствах, кроме того, постоянным был вопрос о союзе против польского короля и великого князя литовского Казимира. Менгли-Гирей и Иван III также внимательно следили за отношениями соседа с царем Ахматом. В 1480 году они даже заключили союз против Ахмата, и Менгли-Гирей (если Ахмат начнет войну с Иваном III) должен был выступить «на Ахмата царя с великим князем, как един человек»80. ? Но этого не произошло. Казимир пропустил войско Ахмата на литовскую землю, «стояние на Угре» закончилось победой русских войск, а в 1481 году Ахмат умер.

Через Крым велась активная торговля, в которой была заинтересована Россия; и ханы Гиреи, используя этот интерес, пытались контролировать отношения Ивана III с другими правителями.

Политика Крыма по отношению к России меняется после «стояния на Угре», то есть после свержения татаро-монгольского ига: нет такого жесткого требования отказаться от союза с Казимиром и круг взаимных интересов становится шире. Крым активнее участвует в русско-турецких отношениях. В 1486 году Иван III благодарит Менг- ли-Гирея за то, что последний выкупил у султана посольство Федора Курицына; с этим же посольством должны были приехать в Россию мастера — пушечник и каменщик, — нанятые в Италии. Кроме того, русские послы выясняли через крымцев возможности союза с Турцией. Ивана интересовало, «каковы дружбы со мною захочет турский»8'. Этот возможный союз беспокоил и Литву; в 1493 году литовцы не пропустили турецкого посла в Москву.

С 1480 года через Крым ехали гонцы в Валахию сватать Елену Стефановну за русского наследника Ивана Ивановича. Причем, как и позднее в переговорах с Литвой, первоначальное сватовство было неофициальным, его вела дочь Ивана Юрьевича Патрикеева Федка. Иван Юрьевич Патрикеев в это время ведал отношениями с Великим княжеством Литовским.

В это время и позже русских послов и гонцов особенно интересовали отношения между Крымом и Литвой, Пока крымский хан по просьбе Ивана III совершал набеги на киевские и подольские земли, московский князь готовился к войне с Казанью. К походу относились серьезно, артиллерией ведал итальянский зодчий Аристотель Фиораванти82. В 1487 году Казань была взята, но эта победа не привела к включению ее в состав Русского государства; русское войско сразу ушло, посадив на трон царя Эмина (Аминь царя), пасынка Менгли-Гирея83,

В 80-х годах на русскую службу приходят крымские царевичи, поссорившиеся с ханом, и Иван III ставит это себе в заслугу. Один из них —Нур Доулам (Нурдавлет) — в 90-х годах обосновался в Касимове.

В это же время у московского князя устанавливаются дружественные отношения с ногаями, которые в 1489 году присылают послов с просьбой заключить с ним союз. Это также волновало крымского хана. Стабильные отношения с Ногайской ордой давали возможность иметь в Москве достаточно объективную информацию о событиях в Крыму и, соответственно, направлять свою дипломатию.

В 1490-1492 годах в Москве были посольства из Чегодая и от грузинского царя Александра, происходили единичные контакты России с Кавказом и Средней Азией84. О более стабильных отношениях с такими дальними странами говорить еще рано. Путь в эти страны лежал через земли казанских и крымских татар, а ведь и постоянный обмен посольствами и гонцами с Крымом иногда прерывался, все это делало посольства туда небезопасными.

Самым большим достижением восточной политики конца XV века было посольство Михаила Плещеева к турецкому султану (1496- 1497 гг.). В Москве посол получил четкие инструкции, как себя вести: добиваться признания титула Ивана III «государь всея Руси», ни в коем случае на приемах не преклонять колен, не общаться с пашами, а только с самим султаном. Цель посольства: узнать обстановку и попытаться наладить торговые отношения. П. Пирлинг подробно описал это посольство. Михаил Плещеев — «молодой человек лет 35, полный презрения и редкого упорства». «Паши и визири внушали ему посредственное уважение», что дало автору повод назвать его «предтечей Меншикова»*3. Судя по отзывам крымских послов, Плещеев действительно держался твердо; «Мне с пашами речи нет, яз пашино платье не вздеваю, мне царев человек не над обе...»8*.

В 1514 году в Москву приехало турецкое посольство. С турками никаких договоров не заключали. Это и последующее посольства скорее были знакомством и взаимным выяснением возможностей дипломатических связей и торговли*7. Естественно, турецкое правительство знало о попытках европейских государей втянуть Россию в антитурецкую коалицию и выясняло, насколько такой союз реален. Россия уже в 20-х годах XVI в., когда обострились отношения с Крымом, пыталась воспользоваться авторитетом Турции у крымских ханов, чтобы как-то оградить свои южные земли от постоянных набегов.

Устойчивая восточная торговля России с Турцией вела к тому, что, несмотря на конфликты и войны с союзниками Порты, отношения с ней самой у России до середины XVII века были достаточно мирными.

К 20-м годам XVI в. намечается новый этап отношений Москвы с Крымом и Казанью. Эти государства — иногда в союзе с Литвой — начинают совершать набеги на южные границы Русского государства. Один из них был в 1515 году**, и поехавший в Турцию в том же году русский посол должен был говорить с султаном, чтобы тот заставил Крым воздержаться от таких набегов.

Нейтрализация Крыма была важна для московского князя, чтобы вести активную политику в Казани. В 1515 году умирает МенглИ’ Гирей, с которым сложились более или менее стабильные отношения; на трон взошел Мухаммед-Гирей, враг России, организатор недавнего похода на ее южные окраины.

Переговоры с новым крымским ханом о заключении союза шли медленно: Мухаммед-Гирей требовал отдать Крыму южные города, а Смоленск вернуть Сигизмунду89. Сложившийся союз с великим литовским князем он соглашался разорвать лишь в том случае, если Москва будет помогать Крыму войсками в походах против ногайцев. А у Василия Ивановича с ногайцами были дружественные от- ношения.

Хотя крымские войска в последующие годы регулярно нападали на русские земли, борьба различных группировок при дворе хана вела к тому, что Мухаммед-Гирей не прерывал переговоров с Василием Ивановичем, сменившим Ивана III на московском престоле в 1505 году, но и не подписывал договор. Интриги Гиреев в Крыму дали возможность московскому князю Василию посадить на казанский престол царя Шах-Али (Шигалея), что фактически учреждало протекторат Русского государства над Казанью.

При продолжающейся внутриполитической борьбе в Крыму Мухаммед-Гирей все же заключил договор с литовским великим князем Сигизмундом, одним из пунктов которого была совместная деятельность против московского великого князя.

В 1521 году обстановка вновь переменилась: казанцы выгнали Шах-Али и посадили на трон приехавшего из Крыма Сахиб-Гирея, брата Мухаммед-Гирея. Летом этого года произошел самый опустошительный набег на русские земли: отряды крымского хана подошли к Москве. По записям, сохранившимся в некоторых источниках, его воины лили мед из царских погребов села Воробьева90. Василий покинул Москву, но крымское войско быстро ушло, узнав, что к столице идут новгородские и псковские полки.

В это время Казань и Крым, соединенные тесным союзом, стали главными врагами Москвы. Однако Мухаммед-Гирей направил свои силы на борьбу с Астраханью. В 1523 году крымский престол занял его сын Саадат-Гирей, с которым московский князь повел более твердую политику в вопросе о Казани. Примерно до 1533 года русско-крымские отношения были относительно спокойными.

В Крыму это была эпоха серьезных внутриполитических потрясений, связанных с борьбой за престол Ислам-Гирея и Саадат-Гирея, Внутренняя слабость Крыма предоставляла возможность для русской дипломатии вести переговоры, хотя враждебная по отношению к Русскому государству политика правящих кругов Крымского ханства не была преодолена, а лишь притуплена на некоторое время.

На протяжении всего длительного царствования хана Сахиб-Гирея (1532-1551 гг.), свергнувшего Ислам-Гирея I, агрессивность Крыма неуклонно возрастала, что было связано с дальнейшим развитием процессов установления русского господства в Нижнем и Среднем Поволжье. Однако этот процесс развивался постепенно, и русско- крымские отношения прошли в 30-50-х годах XVI в. через ряд этапов. В 1533-1537 годах ухудшение русско-крымских отношений еще не приняло необратимого характера и была возможность сдерживать крымскую угрозу дипломатическим путем. В 1538 году антирусские тенденции принимают в политике Крымского ханства более определенные очертания. Вырисовывается главное требование Крыма — отказ Москвы от борьбы за Казань. Русская дипломатия (миссия Т. Бражникова, Г. Совнна, И. Мяснова, В. Квашина) уже не в состоянии политическим путем сдерживать крымскую угрозу.

Крым переходит к вооруженной борьбе, кульминацией которой становится известный поход 1541 года крымцев на Русское государство. Однако период 1538-1541 годов наряду с прямой вооруженной конфронтацией Крыма с Русским государством характеризуется сохранением интенсивных дипломатических связей. Хан Сахиб-Гирей, проводя военное давление, не упускает возможности политического диалога, о чем свидетельствуют миссии в Москву Дивин- мурэы, князя Сулеша и Тогалды-мурзы в 1538-1540 годах, а также посольство в Крым Л.Б. Федцова. Провал прямой агрессии в 1541 году вынуждает хана вновь прибегнуть к политическому диалогу, и в 1542-1545 годах наступает период временной относительной нормализации русско-крымских отношений, связанной с миссией в Крым князя А.И. Кашина-Оболенского и длительным пребыванием в Москве князя Салимши. И наконец, 1545 год открывает период длительной конфронтации с Крымом, совпавший с войной за Казань, то есть с борьбой за присоединение к Русскому государству Среднего Поволжья91. Успешное решение казанской проблемы Москвой, совпавшее с очередной сменой хана в Крыму (1551 г.), когда там воцарился Девлет-Гирей, открывает период небывалой по масштабам во всей истории русско-крымских отношений военно-поли- тической конфронтации между двумя государствами. Этот период связан с пребыванием в Крыму русского посольства В.П. Борисова и затем с миссиями Аф. Шубина, Н. Козаринова, А. Щепотьева на рубеже 40-50-х годов, о которых, к сожалению, практически отсутствуют исторические источники из-за гибели относящихся к этому периоду материалов посольской документации92.

С 20-х годов главной задачей для русской дипломатии становится обеспечение условий для успешной борьбы России за Среднее Поволжье. В 1523 году состоялся первый поход на Казань, в котором принял участие бывший казанский хан, владевший в это время Касимовым, Шах-Ал и; русское правительство строило новые города — плацдармы для будущих войн с Казанским царством93.

Дальнейшие тридцать лет и правительство Василия Ивановича и его сына Ивана IV ведут по отношению к Казани единую политику: по возможности стараются держать на престоле своего ставленника, если же это невозможно — начинают новые походы. Проведение такой линии осложнялось отношениями с Крымом, ногайцами.

Союз с последними давал русским купцам возможность торговать с Востоком через Астрахань; но Крым также стремился установить здесь свой контроль. В то же время войны крымцев с ногайцами позволяли русскому правительству активнее действовать в Казани. Правда, все это затрудняло проведение активной политики в Европе.

В то же время, в 40-х годах, московские публицисты все чаще пишут о необходимости завоевания «подрайской землицы» на Волге, чтобы обеспечить владениями русских воинов, расширить" для царя социальную опору94. В этих произведениях звучала идея необходимости защитить православное население пограничных районов от «неверных». Тяготы татарского ига были еще свежи в памяти.

Обстоятельства начала борьбы Русского государства за Казань многократно описаны в исторической литературе. Поэтому мы остановимся только на внешнеполитических условиях решения Москвой казанского вопроса. Десятилетнее правление в Казани хана Сафа-Гирея (1535-1546 гг.) знаменовало торжество так называемой «восточной партии», то есть сторонников тесного союза с Крымом, а также частично с ногайскими мурзами антнмосковской ориентации при покровительстве Османской Порты. Таким образом, проводившаяся на протяжении длительного времени политическая линия Москвы в отношении Казани, направленная на установление там дружественного правительства, исчерпала себя. Это наглядно подтвердили события 1546 года, когда Москва, воспользовавшись смещением Сафа-Гирея, вновь посадила на казанский престол своего ставленника Шах-Ал и. Провал этой попытки показал не только силу анти- московских настроений в Казани, но и заинтересованность Крыма и стоящей за его спиной Османской Порты в ликвидации самой возможности установления московского протектората над Казанью.

Именно тоща и произошел давно назревавший перелом в московской политике: от идеи сохранения ханства во главе с московским ставленником русские правящие круги перешли к планам его полной ликвидации. Столкнувшись с трудностями при открытых столкновениях с казанцами во время походов 1549 и 1550 годов, русское правительство пересмотрело и свои военные планы, и политическую программу. Нели в военном отношении был принят план постепенной блокады ханства, захвата всех его речных путей, то в политическом плане было принято решение вновь попытаться посадить на казанский престол русского ставленника.

Династическая ситуация в Казани после смерти хана Сафа-Гирея в 1549 году благоприятствовала таким планам. Особое значение имеет факт, что крымский хан Сахиб-Гирей, опасавшийся сыновей умершего Сафа-Гирея, не отпустил их в Казань. Вообще династические распри в роду Гиреев, приведшие в итоге к перевороту в Крыму в 1551 году, сыграли для Москвы исключительно важную роль93. Антимосковская крымско-ногайская коалиция так и не была создана, в Казани не возникло сильного правительства. Все это привело к падению правительства регентши Сююмбеки и к водворению в Казани русского ставленника Шах-Али. Теперь падение Казани стало вопросом времени. Бегство Шах-Али и водворение в Казани представителя астраханской династии Едигера уже не могло изменить ситуацию. *

* *

Восстановление молодым Русским государством ослабленных в годы ордынского ига международных связей в Европе встретили с большим вниманием. В России, веками страдавшей от татарских набегов, видели союзницу для борьбы с Оттоманской Портой: предложения вступить в антиосманскую коалицию постоянно звучали из уст послов самых разных европейских правителей. Но московские государи твердо проводили свою линию, направленную на укрепление государства, расширение территории, пока — за счет земель с русским населением, и расширение торговых и культурных связей.

Главным для них были отношения с Крымом, сохранение стабильных торговых отношений со странами Востока и охрана южных и восточных границ. На западе центральными оставались отношения с Великим княжеством Литовским, и через него шли посольства и подписывались договоры со странами Прибалтики, удаленной католической Европой.

Основным достижением русской дипломатии XV века следует считать восстановление культурных связей с европейскими странами, прерванных во времена татарского ига. Мастера и ремесленники из Европы, владевшие современными технологиями, знакомство с литературой и публицистикой соседних стран, поток переводной литературы, который хлынул в Россию именно в конце XV века, — все это позволило молодому государству не только довольно быстро приобщиться к европейской культуре, но и накопить потенциал для развития собственной.

Более интенсивным связям России с европейскими странами мешали сложные отношения с восточными соседями — это не только постоянная угроза разрушительных походов из Крыма и Казани, через эти земли в Россию могли не пропустить купцов и посольства других стран, если собственные отношения Крыма с Русским государством были недостаточно дружественными. Кроме того, Крым при содействии Порты мог влиять на отношения России с Великим княжеством Литовским.

Заключая договоры и устанавливая контакты с другими странами, Россия решала собственные проблемы и не давала себя втянуть в крупные международные коалиции, направленные против Порты. В этом сказывалась мудрость русских политиков, но и это же вело к ослаблению интереса к России государей других стран.

С середины 20-х годов XVI в. прекращаются многие из налаженных ранее связей, и с этого же времени Русское государство начинает заниматься в основном решением для себя Восточного вопроса. Не исключено, что такое падение интереса связано с личностью Василия Ивановича, который как политик во многом уступал своему энергичному отцу. С Русским государством, как выяснилось, было трудно заключать династические браки: камнем преткновения становился вопрос веры. И вообще вопрос веры играл в то время большую роль в международных связях, которые во многом контролировались папским двором. Но при всем нежелании Москвы обсуждать проблему сближения двух церквей именно она была закулисной стороной во многих международных контактах России; надежда объединить церкви не оставляла папский престол с момента заключения брака между Иваном III и Софьей.