4. Делопроизводство в Посольском приказе

Мы уже упоминали имя И.М, Висковатого, одного из первых руководителей Посольского приказа в XVI веке.

Как ближайший государев дьяк, Бисковатый, согласно установившемуся обычаю, делал записи, которые затем использовались в качестве заготовок для официальной летописи. Став главой Посольского приказа, Иван Михайлович получил в свое ведение Царский архив, содержащий огромное количество рукописных книг и различных государственных актов московских великих и удельных князей, их родословные, следственные материалы, правительственное делопроизводство и всю документацию внешнеполитического характера.

Решая дипломатические задачи, И.М. Висковатый и его подчиненные учитывали историю взаимоотношений России с той или иной страной: наводили справки, делали выписки, ссылались на более ранние переговоры, грамоты и составляли новые дипломатические документы.

Наибольшая активность дипломатических отношений наблюдалась во время объявления войны или заключения мира, подписания союзных договоров, уведомлений о смерти правителя или его воцарении, пограничных споров, торговых переговоров, открытия пути в Российское государство или поисков через него дороги в другие страны и т.д. Именно тогда готовилось особенно много документов, входивших в посольские книги. От XV века сохранились посольские книги по связям России с Империей (1 книга), Польским королевством (2 книги), Крымом (2 книги) и Ногайской ордой (1 книга).

Развитие международных связей подтверждает динамика дипломатических миссий. В первой половине XVI века только в Литву было отправлено около 145 посольств по земельным и пограничным спорам. Но конфликтные отношения с Литвой являлись побудительным мотивом союза с воинственным Крымом, и в результате за тот же хронологический период — 21 «крымская» посольская книга.

Положение кардинально меняется в XVII веке: 231 книга по Польше и Литве и лишь 61 — по Крыму. Отношения России с Ногайской ордой в XVI веке постепенно сходили на нет. В 10 посольских книгах, охватывающих документы Россия —- Ногайская орда, постоянно встречаются лишь просьбы: прислать хлебные запасы, краску, гвозди или бумагу. В XVII веке отношения практически прекратились, и имеется всего лишь 2 книги. Зато, например, если по связям России со Швецией в XVI веке было 7 книг, то в XVII веке их число достигает 122.^

Среди письменных источников по истории дипломатии нашей страны посольские книги являются одним из наиболее информативных, многочисленных и сохранившихся до наших дней комплексов документов. Их значение в правительственном делопроизводстве особенно возрастает со второй половины XVI века, когда они становятся основой документальных свидетельств по внешней и частично внутренней политике Российского государства.

После решения великого князя (царя и Боярской думы) об отправлении посольства за границу в Посольском приказе подготавливали необходимую документацию.

Обязательным условием всех верительных грамот являлась формула «верить» послу или посланнику: «И что он от нас учнет тебе говорити, и ты бы ему верил, то есть наши речи». В конце грамоты указывались место составления и дата.

Формуляр этих грамот включал титулы отправителя: великого князя, государя, царя; и адресата: короля, императора, хана. Написание титула отражало территориальные владения и даже притязания глав государств. В древнейших посольских книгах по связям России с Крымом (1474-1499 гг.) и книге по связям России с Польским королевством (1487-1500 гг.) Иван III имеет титул «Великого князя» без указания на территории, ему принадлежащие. В посольской книге по связям России с Ногайской ордой (1489-1508 гг.) он именуется «Госуда^рм, великим князем всеа Руси». Подобный же титул встречается в пол\льской книге по связям России с Империей (1488-1517 гг.), но уже с добавлением подвластных ему земель: «Великий Государь всеа Руси, Володимерский, и Московский, и Новгородский, и Псковский, и Тферский, и Угорский, и Вятский, и Пермский, и Болгарский и иных».

В дальнейшем формуляр «верительных» грамот существенно не меняется, только дополняется титулатура. После взятия Казани (1552 г.), Астрахани (1556 г.) Ивана IV в грамотах величают «царем Казанским и царем Астороханским». В 1555 году сибирский хан Едигер признал себя вассалом Москвы, и титул царя стал оканчиваться словами «и всеа Сибирские земли и Северные страны повелитель», а когда в 1558 году русским войскам сдался Дерпт (Юрьев), это событие отразилось формулировкой «и взятия Ливонские земли града Юрьева...». Достаточно оперативно реагировали в Посольском приказе и на взятие Иваном IV Полоцка (1563 г.), который с этого времени упоминается в грамотах после Рязани25. Приращения к титулу происходили по мере расширения Русского государства.

Среди прочих документов, которые готовились для послов в Посольском приказе, были «докончания» — грамоты перемирные, утвержденные или договорные (позднее — договор).

Формуляр договорных грамот между христианскими странами, как правило, несколько отличался от грамот с мусульманским миром. В «докончальной» грамоте Ивана III великому князю литовскому Александру Казимировичу (1494 г.) эта формула выражена словами: «А кто будет мне друг, то и ему друг; а кто мне недруг, то и ему недруг. А быти, ти, брате, на всякого моего недруга со мною везде заодин... а мне на всякого твоего недруга быти с тобою везде заодин»26. В «докончальных» грамотах по сношениям России с Крымом (1474 г.), Ногайской ордой (1490 г.) и Турцией (1514 г.) читаем: «И грамоты были меж нас с ним записаны: другу другом быти, а недругу недругом быти и люди бы наши межи нас ходили здоровья нашего видети».

Для проезда через различные государства в страну назначения Посольский приказ готовил «опасные» грамоты, подтверждавшие мирные, дружественные отношения между государствами, содержавшие просьбу оказывать содействие посольству и гарантировавшие свободный въезд и выезд послов. Характерной формулой этих грамот была постоянная фраза: «...и тем твоим послом и их людем и со всем, что с ними ни будет, ехати в наши государства, по нашим землям к нам приехати и от нас отьехати добровольно, без всякого oriacy, по сей нашей грамоте. А ся наша ірамота твоим послам и опасная»27.

«Указные» (подорожные, проезжие) грамоты Посольский приказ выдавал от имени главы государства послу или приставу, провожавшему посла. Они носили распорядительный характер для местных воевод и давали послу право на обеспечение в пути продовольствием и средствами передвижения на территории России. Формуляр подорожных грамот содержит информацию о маршрутах, количественном составе посольств и необходимом транспорте: «И ты б, нас для, нашему диаку Ивану Харламову дал по своей земле пристава, а велел бы еси его проводити до Рыги, чтобы ему ити по твоей земле безстрашно, да и корм бы еси ему велели давати и на корабль бы еси его велел посадити в Риге; а то бы еси учинил нас для, тем бы еси нам послужил» (Пруссия, 1518 г.)28.

Проезжие грамоты готовились с целью способствовать развитию рыночных отношений.

Во второй половине XVI века Посольский приказ довольно часто вьщает жалованные грамоты. Как правило, они содержат перечень торговых привилегий купечеству: «...пожаловали, поволили есмя им ходити в наши отчины со всякими товары и торговати на всякой товар повольною торговлею, а в Казань им и в Астрахань торговати ходити только с нашего царского величества повеленья» (Англия, 1584 г.)30. В отдельных случаях грамоты свидетельствовали о пожаловании кого-либо званием, владением или военной защитой, «да англинские же земли всех купцов и гостей пожаловали есмя Юш- ковским двором на Москве, у Максима святого» (1584 г.)31.

Во время подготовки посольства к отправлению и по мере его продвижения к месту назначения Посольский приказ вел служебную переписку с различными административными учреждениями и должностными лицами посредством так называемых «памятей», в которых содержались различные распоряжения.

В конце XV — начале XVI века памяти послам исполняли функции наказов, тех или иных поручений за рубежом: «А се такова память дана Чюре и Махметю; Князь велики велел тебе говорити: попал в руки наш человек твоему человеку... и ты бы их, тех наших людей, доискался, да к нам отпустил» (1507 г.); «Память Алексею... Да как будет быти Олексею у князя у Исаика, ино Олексею от великого князя поклонитися князю Исайку и его княгине, да и подати им поминка... Да и после того Алексею молвити от великого князя...» (1475 г.ч^

Уже в конце XV века Посольский приказ вносил в памяти первые гипотетические вопросы и предполагаемые ответы иностранных правителей русским послам.

Среди многочисленных поручений, которые, согласно памяти, предписывалось послу Посольским приказом выполнять за рубежом, в начале XVI века появляется обязательный наказ собирать информацию о взаимоотношениях между правителями государств.

Встречаются в памятях и необычные просьбы, например узнать о распространении эпидемии: «Память Ивану Мамонову. Пытати ему в Вязьме князя Бориса: в Вязьму кто не приезживал ли болен из Смоленска тою болестью, что болячки мечются, а словет фран- цозскаа, будто в вине ее привезли» (1499 г.)34.

Все поручения и документация посольства были строго секретны, о чем послу также указывалось в памяти на случай непредвиденных обстоятельств: «Нечто по грехом, принеможет, да будет добре болен и не почает себе, что ему живу не быти... А которые с ним списки грамотные и памяти и иные списки изтеряти» (1515 г.)35.

Со второй половины XVI века содержание памятей становится более подробным и их называют «наказными» (1570-1577 гг.)36.

Во время встречи иностранных дипломатов русские приставы по дороге к Москве переписывались с Посольским приказом. В этих случаях памяти часто содержат сведения по посольскому церемониалу.

В ответ на памяти в Посольский приказ поступали так называемые «отписки» от местных воевод и дипломатов с изложением выполнения тех или иных поручений. В конце XV — начале XVI века отписки стали своеобразным отчетным документом дипломатов. Со второй половины XVI века эту функцию исполняют «статейные списки», а отписки становятся сводками краткой, оперативной информации.

Посольский приказ готовил и более общие документы, которыми должны были руководствоваться дипломаты во время посольской миссии, — «наказы» (инструкции). В них подробно перечислялись цели и задачи посольства: возложенные на посла поручения, его обязанности и нормы поведения в чужой стране, а также излагались речи и ответы на возможные вопросы иностранцев. Кроме того, в наказы входили предписания о сборе сведений о положении, дел в государствах, куда направлялись послы, а также в других странах.

При подготовке наказов использовался архив Посольского приказа. Для успешного выполнения посольской миссии необходимо было учесть предыдущие дипломатические поездки в данную страну. Думный посольский дьяк просматривал и правил черновики наказов. Наказы — это важнейшая составная часть документации почти всех посольств.

Главнейшие вопросы, которых в Москве опасались и на которые Посольский приказ заранее готовил ответы, в XVI веке были: определение границ с Польским королевством и Великим княжеством

Литовским; военная помощь России со стороны Крымского ханства; взаимоотношения с Казанью, Астраханью и Османской империей.

Наиболее частой и долго использовавшейся формулой, которая была разработана Посольским приказом для посольств, возглавляемых князьями и боярами, стала следующая: «Да пытати... как ныне король (магистр, султан, хан и т.п. — Авт.): 1) с крымским, и ...; 2) с цесарем, и ...; 3) с польским, и; 4) с турским, и; 5) с волошским, и; 6) с угорским, и; 7) с немцы ливонскими, и; 8) с шведским, и; 9) с прусским, и; 10) с Фердинантом чешским королем». Посольский приказ интересовался взаимоотношениями своих соседей. С бблыиими или меньшими вариациями эта формула использовалась более 50 лет.

Московское правительство было заинтересовано в распространении за рубежом сведений о своем государстве.

Посольский приказ также интересовала внутриполитическая ситуация в Польше, в Литве и отношения между Польским королевством и Великим княжеством Литовским. Эти вопросы появляются после 50-х годов в следующих формулах: «... как король теперь живет со своими лордами, перестал ли он с ними бороться»; «если еще воюет, то послы должны узнать, из-за чего, какие лорды с ним воюют; а в Великом герцогстве Литовском какие лорды с ним не согласны; если таковые есть, кто они, и что они говорят промеж собой о короле» (1550 г.).

В отношениях между Польшей и Литвой для Посольского приказа жизненно важна была проблема: собираются ли поляки поддерживать литовцев против России, «как с королем лятские люди, смол вил ися ли они с литовскими людьми заодин стояти» (1563 г.); «заодин ли им королевы земли оберегати, или литовским людям оберегати литовские стороны и польским людям оберегати польские стороны» (1567 г.). Требовалась также информация о соотношении сил между двумя частями Ягелонского королевства: «И примирились ли литовцы с поляками; и если так, то на каких условиях» (1565 г.); «которая Рада посильнее, польская ли или литовская, и кто ныне ближных при короле радных панов» (1567 г.)37.

Из европейских государств в сфере интереса Посольского приказа постоянно находились Крым, Валахия и Турция и их взаимоотношения. В 1567 году возникает вопрос о зависимости Крыма от Турции: «Да и калге крымскому с крымскими людьми велел салтан к себеj идти» (1567 г.). Но чаще всего встречается стереотипная формула «как крымской с королем (польским. — Авт.)», затем следуют вопросы об обмене послами между этими двумя странами3*.

Посольский приказ также нуждался в информации о политике Валахии в Польше и Литве: «Кто был в этом году послан валашцами к королю? Если кто послан, то когда? И послан ли к королю? Если послан к королю, то видел ли его? В каких одеждах он прибыл, по какому делу?» Вероятно, Посольский приказ был хорошо осведомлен о трудностях Валахии, расположенной между Польшей — Литвой и Турцией, и поэтому постоянно спрашивает: «И волошский воевода как с турецким и с литовским?» (1554 г.).

Во второй половине XVI века внимание Посольского приказа было сконцентрировано на четырех государствах: Речи Поспалитой, Крыме, Валахии и Турции. Их внешние и частично внутренние проблемы вызывали наиболее устойчивый интерес. Международное положение в других частях Европы почти не привлекает внимания Посольского приказа. На первом месте находятся только страны, расположенные на западных и юго-западных границах.

При анализе международной политики важное значение имеет изучение не только дипломатических документов, но и самого процесса принятия внешнеполитических решений. Московские политики XVI века неизбежно сталкивались с проблемой информации. Посольский приказ представлял в распоряжение царя и Боярской думы общее знание окружающего мира, а также специальную информацию по текущим событиям.

Предполагаемые вопросы — это тот тип источников, с помощью которого Посольский приказ решал проблему своего информационного уровня. Размеры наказов и количество гипотетических вопросов зависели от времени, когда наказы создавались, и от важности посольства. Краткие наказы конца XV — начала XVI века становятся многословными со второй половины XVI века. Соответственно — и количество возможных вопросов.

Самым значительным был наказ посольству князя И.М; Канба- рова в Польшу (1571 г.) относительно возможностей Ивана IV стать королем Польши, который (наказ) содержал более сорока вероятных вопросов39. Посольствам, возглавляемым князем или боярами, давались более детальные инструкции, чем посольствам, во главе которых были дети боярские или дворяне. Наиболее тщательно разработанные наказы относятся ко времени после 1549 года, когда И.М. Висковатый был назначен главой Посольского приказа.

Повторяемость содержания и даже совпадения текстов гипотетических вопросов свидетельствуют не только об устойчивом внимании российского правительства к определенному комплексу международных проблем. Это выражение дипломатического этикета. Традиции, обычаи и церемониал — неотъемлемая часть мировоззрения и взаимоотношений средневекового человека. Этикету подчинялось и государственное делопроизводство. Постоянные формулы были присущи всей приказной документации. Выбор устойчивых стилистических формул в наказах-вопросах определялся и литературным этикетом эпохи феодализма. Постоянные формулы присущи житийной литературе, воинским повестям, они встречаются в летописях, хронографах и посланиях.

Требования этикета порождали появление различных формул и трафарета ситуации. Составители наказов, дьяки и подьячие По- сельского приказа не были свидетелями дипломатических переговоров; большинство из них никогда и не было за рубежом. Они сочиняли эту ситуацию исходя из своих представлений о том, как она должна была бы совершиться. Поэтому наказы дипломатам — это также источник о сознании, духовном мире и литературных способностях наших соотечественников XVI века. Этикетные формулы поведения послов, предполагаемые вопросы и ответы, соответствующие речи, поступки и ситуации часто повторяются из одного наказа в другой. Служащие приказа находили прецеденты в прошлом и подчиняли события, думы, чувства и речи действующих лиц дипломатических переговоров заранее установленному «чину», своим представлениям об иностранных дворах.

В то же время возможные вопросы, которые они вкладывали в уста своих оппонентов, показывают, что они сами думали о России, о тех или иных странах. Поэтому нельзя усматривать в этикете дипломатической документации русского средневековья только совокупность механически повторяющихся шаблонов или недостаток творческой выдумки.

В функции Посольского приказа входило и составление «роспис- ки» поминок, которые русские послы везли главам правительств и их приближенным. Поднесение дипломатических даров имеет давние традиции и особенно широко практиковалось у монголо-тюркских народов. Первые «росписи» поминок встречаются в посольских книгах по связям России с Крымом: «Послал князь велики царю Менгли-Гирею соболь черн; а двема женам царевым по кора- бельнику. А брату цареву... соболь черн. А царевым детем... по золотому» (1486 г.)40.

Подарки русских государей западным и восточным монархам разнились по составу. В Европу обычно посьшали меха, чаще —- соболя, а также лисиц, горностаев и белок. При этом указывалась их стоимость: «40 соболей — 50 рублев, 5 сороков куниц — по 10 руб- лев, 7000 белки по 12 рублев тысяча». Самые ценные соболя посылались поштучно, менее ценные — «сороками». В 1488 году Иван III отправил венгерскому королю Матиашу Корвину дорогой подарок: «соболь черн, ноготки у него золотом окованы с жемчюгом, двадцать жемчюгов новгородских на всех ногах, а жемчюги не малы, и хороши и чисты»41.

BXVI веке в качестве подношений от русских царей в росписях упоминаются также «рыбий зуб», то есть моржовая кость, и ловчие птицы — кречеты, соколы и ястребы. Реже посылалась дорогая конская сбруя. Персидским шахам и грузинским царям иногда посылали живых зверей — соболей, медведей, охотничьих собак, а также оружие.

Зарубежные дары также брались на учет служащими Посольского приказа. Из посольских книг мы узнаем, что восточные дипломаты привозили в Москву дорогую одежду, ковры, ткани (шелк, бархат), перстни с самоцветами, драгоценные камни, породистых лошадей, расшитые золотом седла и уздечки. Подарки западных монархов были не столь роскошными. Имперский посол Н. Поппель преподнес жене Ивана III великой княгине Софье Палеолог попугая в клетке.

Елизавета I подарила Ивану Грозному охотничьих собак. Чаще среди даров, привозившихся с Запада, на первом месте была золотая и серебряная посуда. Кубки символизировали нерасчлененность договора как сделки, которая сопровождалась ритуальным питьем. Кроме того, внимание русского царя и его окружения привлекалось изделиями причудливой формы и тонкой работы. Австрийский посол Н. Варкоч подарил царю Федору Иоанновичу кубок, сделанный в виде цапли. Иван Грозный получил от шведского короля Эрика XIV драгоценную шпагу со вставленным в эфес пистолетом. Польский король Сигизмунд III Ваза почтил Бориса Годунова рыцарскими доспехами.

Во второй половине XVI века среди подарков деньги почти не встречаются. К этому времени в сознании русского общества окончательно оформились представления о том, что деньги могут быть лишь «жалованьем» от старшего к младшему, от государя — подданному или от сюзерена — вассалу. Когда в 1589 году английский посол Д. Флетчер попытался преподнести царю Федору Ивановичу золотые монеты, подарок был с негодованием отвергн^тЛ

Росписи поминок представляют собой источник, отражающий отношения между государствами, поскольку они символизируют политическое соотношение сил. Государевы подарки посылались в зависимости от характера отношений. Так, несмотря на очень оживленный обмен посольствами, Иван IV не отправлял подарков ни Сигизмунду II, ни Стефану Баторию, но, правда, и сам ничего от них не получал. Было найдено компромиссное решение. И русские, и польско-литовские дипломаты подносили королю и царю подарки не официальные, а частные — как бы «от самих себя». Так же было и в русско-шведских отношениях: с началом Ливонской войны обмен подарками был только от имени послов.

Нерасположенность государя к послу или оскорбительная незначительность даров были причиной, по которой поминки возвращались. Чтобы продемонстрировать могущество и богатство своего государя, бояре вернули подарки «новоприбылого» кахетинского царя Александра со словами: «у государя нашего столько его царские казны, что Иверскую землю велит серебром насыпать, а золотом покрыть, да и то не дорого»42.

Росписи Посольского приказа четко распределяли дары между правителем страны и его приближенными — «кому какой поминок дати». Они также подтверждали правильность этого распределения согласно воле государя и отводили от посла подозрения в том, что часть подарков он утаил или присвоил себе.

В городах по пути следования члены посольства обеспечивались продовольствием («кормом»). Росписи определяли его количество в зависимости от страны и ранга, который занимал тот или иной член посольства, и также входили в посольские книги.

Согласно традиции, которая сохранилась на Руси, вероятно, еще со времен межкняжеских съездов домонгольского периода, участники съездов (послы) содержались за счет того князя (воеводы, государства), на чьей земле они находились. В XVI веке с момента встречи иностранных дипломатов всех рангов у рубежа России они переходили на полное государственное обеспечение и получали съестные припасы до пересечения ими границы в обратном направлении. В дороге послы обеспечивались продовольствием и фуражом в городах по пути следования. И за всем этим следил Посольский приказ.

Посольству И.Н. Беклемишева к царю Менгли-Гирею в 1502 году было расписано давать на день: «девяти человекам: тушу баранью да полгривенки соли, да ставец заспы. А на кони на их, на двадцятеро лошадей и на две лошади, давати ему корм две четверти овса с полуосьминою, да два острамка сена... А имати тот корм... на станех во чиих селех ни буди». В конце XVI века посольству в Англию на отрезок пути от Ярославля до Вологды послу полагалось «15 ведр вина горячего, 7 пудов меду, 2 чети муки пшенинные добрые, 4 осетры, 4 каруты белужьи, 2 спины осетры»; его помощнику, дьяку, — «10 ведр вина, четверть муки пшенинные, 2 осетра, 2 прута белужья, 2 спины осетры, 4 пуду меду». В свою очередь, подьячему — лишь «2 ведра вина, 2 чети муки». Однако посланник Л. Новосильцев, будучи в Вене, с удивлением отметил, что испанский и папский послы, живущие при дворе императора, «едят свое, а не цесарское»43. В Персии русские послы начинали получать «корм» лишь после первой аудиенции у шаха. В Турции вьщача продовольствия прекращалась после прощальной аудиенции («отпуска»). В Крыму русские дипломаты чаще питались за свой счет, а припасы на обратную дорогу если и получали, то в очень небольшом количестве.

«Корм» в Москве выдавался непременно натурой. Получать на пропитание деньги считалось оскорбительным. Продовольствие поставлялось в большом количестве, но в соответствии со статусом дипломатического представителя. Императорский посланник Ян Ко- бенцель писал, что содержания, которое определили его посольству, «не только для тридцати, но и для трехсот человек» хватило бы.

Европейских послов всегда снабжали лучше, чем крымских и ногайских.

Наиболее интенсивными отношения в XVI веке были у России с Польшей и Литвой, нормы «корма», принятые для представителей Речи Посполитой, были своеобразной единицей измерения и выписывались «на пример». А Поссевино предписывалось давать продовольствие «в ту версту, как литовским болшим послам».

После заключения дипломатического соглашения или просто после аудиенции мог назначаться «корм почести ой», как дополнительный к «рядовому».

Копии всех вышеупомянутых документов, которыми снабжались дипломаты, хранились в Посольском приказе и составляли группу под названием «отпуск».

Обратная связь между послами и Посольским приказом была отлажена довольно четко. Она отражалась сначала в донесениях или вестях с пути, а затем в основном отчетном документе посольства — так называемом «статейном списке». Его содержание излагалось по статьям и пунктам наказа. Отчеты послов, направляемые в Посольский приказ, не только фиксируют состояние международных дел и дипломатические перипетии того времени, но и являются свидетельством очевидцев всех событий, происходивших как в дороге, так и во время пребывания посольства за границей. Статейные списки составлялись дьяками или подьячими «для письма», а затем корректировались главой дипломатической миссии.

В XVI веке статейные списки являлись, по сути, главным источником информации о событиях за рубежом. Русские послы получали различного рода сведения от придворных, дипломатов, служилых людей, купцов, путешественников и др. Прежде всего их интересовали международные отношения. Статейные списки, а также привозившиеся послами из-за рубежа различные документы имели решающее значение для выработки внешнеполитического курса Российского государства.

Кроме того, в донесениях встречаются отдельные известия о событиях экономического характера, например о хлебном экспорте из Прибалтики на Запад: «А кораблей, государь, в Колывани было мало, только три корабля, два любецкие, идут к Любку, а третий — колыванский — идет в Филандрию с рожью; а сказывают, государь, что в Филандрие рожь дорога, купят по сту золотых ласт (ласт — 125 пудов. — Авт.)»**.

7 февраля 1503 г. из Литвы приехал дьяк Губа Моклоков и «что ему о которых делах от короля отвечали, и он тому дал списки», В «списках» передается содержание переговоров о мире с королем Александром I Казимировичем и тайные «речи» с королевой Еленой Ивановной, дочерью Ивана III, о невестах для ее братьев. Все списки написаны Моклоковым в третьем лице и с оборотами прямой речи. Подобная же картина наблюдается и в других посольских книгах. Общей картины международной жизни ранние отчеты не давали.

Отличительной чертой донесений русских послов, как правило, являлась их фактографичность: они были лишь перечнем фактов (событий), без анализа. Такой характер «вестей» определялся их исключительно информативным назначением, отсутствием у русской дипломатии традиций отношений с иностранными государствами и профессиональных навыков у послов.

Большое количество статейных списков в Посольском приказе приходится на вторую половину XVI века. В это время возникает особый вид делового письма, в котором дипломатический документ — отчет посла о выполненном поручении — соединяется с описанием путешествия и его рассказом о зарубежных странах.

Интересен статейный список И.М. Воронцова, который возглавлял посольство в Швецию в 1567-1569 годах45. Он еще не содержит описания страны, ее населения и природы. Посол предельно точно отразил сложную ситуацию, в которой оказалось русское посольство. Воронцов должен был принять от шведского короля Эрика XIV присягу — «крестное целование» — во исполнение союзного договора, который был подписан в Москве в феврале 1567 года. Договор был большой удачей русской дипломатии. Ливония — главный предмет соперничества обоих государств — должна была быть поделена между ними, стороны обязывались оказывать военную помощь друг другу, а шведский король — беспрепятственно пропускать иностранных купцов и ремесленников в Россию.

Когда Воронцов прибыл в Стокгольм, он узнал, что в результате дворцовой борьбы Эрик XIV свергнут с престола. Послов не допускали к нему под предлогом того, что он «не сам у собя своею персоною», то есть психически болен. Противники короля под разными предлогами стремились выселить русских дипломатов из Стокгольма, в то время как Эрик XIV пытался вести с ними тайные переговоры о бегстве в Россию. Все участники конфликта не доверяли друг другу. В сложной атмосфере крайней подозрительности послы упорно отстаивали честь и достоинство Российского государства и, даже когда их ограбили, проявили исключительную выдержку.

Сухой язык переговоров прервался лишь раздраженным и ироническим вопросом русских: «И король у вас есть ли?» На предложение ожидать аудиенцию за городом послы ответили: «И за какую вину в село нам ехати?»

Самый ранний из сохранившихся от второй половины XVI века статейных списков русских послов к императорам — список К. Скобельцына (1574 г.). Свой рассказ о европейских делах посол начинает с указания на дружественные отношения между Империей — Римом, Испанией и Венецией: «Испанский король и папа римский и виницеяне с цесарем в крепком докончанье и друг другу помогают». Подметил Скобельцын и специфику франко-имперско-ту- рецких отношений: французский король находится с императором в мире, но «не в крепком докончанье», а с турецким султаном — «в боль'шой дружбе». Между императором и султаном существует перемирие, которое должно продолжаться еще полтора года. Император выплачивает султану ежегодную дань в 3 тыс. талеров за часть Венгрии, которая осталась за ним после битвы при Моха- че (1526 г.)46.

Посольский приказ хранил и уникальный рассказ Скобельцына о событиях в Шотландии в XVI веке и суДьбе ее королевы Марии Стюарт.

Не называя имен, Скобельцын лаконично передает основные из перечисленных событий: «А в Шкотцкой земле короля нет, ни королевы, королева шкотцкая изымана, у английской королевы сидит; а которого она князя взяла себе в короля место и с землею, его излюбя, посадила на королевство, и того она же велела убити; а прижила с ним сына, ныне пять лет, и того ныне берегут, ждут его, каков вырос- тет, пригодитца ли на королевство». По поводу религиозных войн во Франции Скобельцын писал, что у французского короля «с своими людми война великая за веру», в связи с чем богатая раньше казна короля «поистощилась» и многие наемники из других стран, служившие французскому королю, «порозъехались»47.

Информация Скобельцына представляла несомненный интерес для внешней политики России.

Самым ранним статейным списком посла в страны «азиатские» можно назвать отчет И.П. Новосильцева о поездке в Турцию (1570 г., январь—сентябрь). Участниками посольства были сам И.П. Новосильцев, его сын, подьячий П. Износков, татарин-переводчик Девлет Козя н кречетник (лицо, приставленное к кречету — птице, привезенной в подарок султану). Формальной целью посольства было поздравление султана Селима II с восшествием на престол и установление с ним дипломатических отношений. После неожиданного нападения осман на Астрахань в 1569 году Иван IV пытался урегулировать отношения с Турцией. В грамоте, посланной с Новосильцевым, царь предлагал султану восстановить прежние дружеские отношения между обоими государствами. И.П. Новосильцев уже имел дипломатический опыт: в 1564-1565 годах он вел переговоры с кабардинским князем Темрюком Айдаровичем48. После выполнения миссии при дворе султана И.П. Новосильцев в 1569 году был назначен начальником Печатного приказа.

В статейном списке миссии Новосильцева имеется информация

о турецком походе на Астрахань, которую он записал со слов пленного во время своего путешествия на корабле. Во время описания переговоров Новосильцев обращает внимание на руководящую роль визиря Мухаммеда во внешней и внутренней политике султана Соколи: «Которое дело похочет зделать большой Маамет-паша и то деи зделает, а турский его жалует и слушает во всем». Отмечаются послом и особые почести для русских дипломатов: «а поклон правил стоя, а не на коленках, а салтан против того не промолвил ни одного слова»49.

Посольский приказ получал и статейные списки русских дипломатов из Крыма. Преобладающей формой отчета во второй половине XVI века в этом регионе оставались отдельные грамоты с вестями, посылавшиеся в Приказ до возвращения посла, а не заключительные отчеты-дневники. Именно такой характер имели многочисленные отписки, отправляемые из Крыма послом А. Нагим, жившим там безвыездно в течение 10 лет (1563-1573 гг.). Миссия Нагого имела чрезвычайно важное значение: находясь при дворе хана, Нагой должен был следить за крымской политикой и удерживать хана от враждебных России действий. Нагой писал в Москву систематически, отправляя свои отписки с гонцами в Приказ. Поскольку Нагой находился в Крыму во время крымских походов на Русь (1564-1571 гг.) и турецкого похода на Астрахань, его сообщения представляют исключительный интерес. В посольских книгах они именуются по-разному: грамотами, вестями, списками и даже «разговорным большим списком». Нагой был выслан ханом из Крыма в конце 1573 года, и суммированного списка-отчета о его миссии до сих пор не обнаружено50.

Формуляр статейных списков окончательно оформляется в последней четверти XVI века. Тогда же статейные списки включают материал буквально о всех крупных событиях международной политической жизни.

Отчеты послов во второй половине XVI века снабжали Посольский приказ сведениями не только о политической жизни. Значительно увеличилась общая информационная насыщенность. Церемониалу европейских дворов, приемам у высших сановников, описанию резиденций наибольшее внимание в своих статейных списках уделили 3. Сугорский и А. Арцыбашев, Я. Молвянинов и Т. Васильев, Л. Новосильцев, Ф. Писемский, И. Шевригин и др.51 В отчетах приводятся пространные описания маршрутов русских послов, географических особенностей стран, обликов городов, подробностей быта и проч.

Статейные списки как форма дипломатических отчетов просуществовали до первой четверти XVIII века, когда в России была введена система постоянных дипломатических представительств за рубежом. Регулярно поступавшие оттуда сведения сделали ненужными статейные списки, и составление их постепенно прекратилось.

Среди посольской документации выделяется группа материалов, связанных с возвращением дипломатов на родину. Во время последнего приема глава государства прощался с послами, передавал поклон великому князю и сообщал, что он пошлет к нему своего посла. По мере надобности российским послам вручались так называемые ответные грамоты, почти дословно повторявшие содержание «верю- щеЙ» грамоты. В конце ее излагается ответ. Посольство вообще считалось несостоявшимся без последнего приема. Послам устраивались торжественные проводы до того места, где их в свое время официально встречали, а затем они ехали до границы с приставом. На русской границе дипломатов ждали русские приставы, сопровождавшие их к великому князю.

Во время поездки глава посольства вел переписку с Посольским приказом. Сразу же по прибытии на родину он отправлял с гонцом в Москву краткий отчет о результатах посольской миссии. В нем сообщалось о дате возвращения, о содержании ответной грамоты.

По возвращении в Москву все материалы посольства передавались в Посольский приказ. Документация, связанная с пребыванием дипломатов за границей, объединялась в группу «приезд» и, как правило, начиналась с ответных грамот. Сюда входили также статейные списки.

После того как царь совместно с думным посольским дьяком выслушивали отчет посла, начинались «распросные речи», текст которых фиксировался. Записи представляют собой свидетельства различных лиц (посла, дьяка, подьячего или переводчика), касавшиеся чаще всего поведения членов посольства, конфликтов между ними, а также отдельных деталей хода переговоров. «Распрос» вели думный дьяк и его товарищ. Тексты распросных речей в основном относятся ко второй половине XVI века. Распросные речи являлись своего рода дополнением статейного списка и завершали посольскую документацию группы «приезд».

Описание работы Посольского приказа будет неполным без упоминания о документации иностранных посольств, которая находилась в ведении Приказа, следившего и за церемониалом.

В XVI веке иностранных послов, как правило, провозили через города, где собирали дворян и детей боярских, чтобы представить государство многолюдным и богатым. За несколько верст до Москвы посольство останавливалось в ожидании разрешения на въезд. В назначенный день навстречу выезжали московские приставы, а из царской конюшни высылались возки, кареты и верховые лошади. Часто разгорались жаркие споры о том, кому следует первому сойти с лошади, и если не приходили к соглашению, то все сходили одновременно. Немецкий дипломат С. Герберштейн похвалялся тем, что обманул «московитов», сделав вид, что первым готов сойти с лошади. Затем пристав читал приветствия от имени царя и садился в карету к послу, предварительно поспорив о том, какое место он (пристав) займет в ней.

Для размещения особенно часто приезжавших в Москву послов — крымских, ногайских, польско-литовских и английских — уже в XVI веке существовали особые дворы, а с начала XVII века в Китай- городе на Ильинке был устроен особый Посольский двор.

Чем выше был ранг посла, тем торжественнее обставлялось его следование во дворец. «Важно было показать чужестранцам могущество князя, а посольствам от иностранных государей явить всем его величие»52 — так трактовалась задача церемониала.

Въехав в Кремль, послы должны были спешиться на некотором расстоянии от дворцовых лестниц. В приемную палату входили двумя путями. Один, более длинный, вел через лестницу и паперть Благовещенского собора, другой — через Среднюю лестницу и Красное крыльцо. Первым обычно шли посланцы христианских государей, вторым — мусульманских. Перед послами шел секретарь посольства, высоко подняв в руке верительную грамоту, завернутую в камку. На лестнице и в покоях, через которые следовали послы, стояли дворяне, приказные люди и гости в золотом платье и в меховых шапках, а низшие чины — в чистом платье. Прием проходил в различных палатах дворца — в Столовой, в одной из Золотых подписных, иногда в Грановитой.

Во время обеда по определенному церемониалу произносились здравицы в честь царя и того государя, которого представляло посольство. На официальных обедах Столовую палату украшали по- ставцы с огромным количеством золотой и серебряной посуды. По образному замечанию австрийского посла И. Кобенцля (1576 г.), ее с трудом могли бы вместить 30 венских повозок53. Через несколько дней торжественной аудиенции назначалась вторая, во время которой царь сообщал послам, что, ознакомившись с содержанием «ве- рющей» грамоты, он назначил несколько бояр «в ответ» (для переговоров). Иногда приемы у царя происходили по нескольку раз, а по окончании их назначалась последняя, прощальная аудиенция.

В Посольском приказе сохранились не только описания приемов, но и многочисленные грамоты, договоры, ратификации и т.д. Особое место занимают записи речей иноземных дипломатов. Преследуя свои цели, посланники разных стран передавали российским государям массу различных сведений о тех или иных событиях. Речи послов фиксировались в посольских книгах и служили дополнительным источником информации.

Например, гонец Максимилиана И Магнус Паули, прибывший летом 1573 года в Россию, поведал Ивану IV о «кручинах», которыми был охвачен император. Его рассказ связан с событиями Варфоломеевской ночи (24 августа 1572 г.) и записан в посольской книге следующим образом: «...король францовский воевался с королем нафарским, а воевася, умыслил злодейским обычаем, чтобы с ним помиритись, а помирився, зговорил сестру свою за нафарского короля. И король нафарский приехал на свадьбу, и с ним многие люди приехали. И король нафарского, зятя своего, изымал и посадил в тюрьму, и ныне сидит в тюрьме, а людей его, всех бояр и дворян, и всяких людей и з женами, и з детьми тое же ночи побил и до одинова, а сказал — побил их для веры, что они не его веры, да которое и его земли и тое же веры с тем королем з нафарским, а францовской не той веры, и король францовский и тех побил; всего в то время побил всякого человека и со младенцы до ста тысяч. И королю, и всея цысарской области, и всем крестьянским государем пригоже о том болезновати и кручинитися, а с тем злодеем со францовским не знатца, кроме над ним мстить: то, чего ни в которых землях не бывало, что он учинил»54.

Подобное детальное изложение было характерно для Посольского приказа и распространялось на документацию как российских, так и иностранных послов. В Посольском приказе все документы русских и иностранных посольств, кроме подлинных грамот и договоров, объединенных в группы «отпуск» и «приезд», подклеивались в хронологической последовательности, так возникали вышеупомянутые «столбцы». Из них выбирались документы, необходимые для дальнейшей дипломатической практики, и переписывались в определенном порядке в тетради, а затем переплетались в книгу.