3. Азиатские направления

Вместе с тем, практически во всех районах традиционного распространения ислама в бывшем СССР период "суверенизации" республик сопровождался выходом на политическую арену новых сил, которые стремились оспорить права старых партийно-государственных элит, даже пытавшихся изменить свой внешний облик, на господствующее положение в обществе. Отсюда многочисленные внутренние конфликты в исламских и происламских государствах СНГ.

"Вектор напряженности" пришелся в них на сферу отношений между "коренным" и "пришлым" населением, между группами разного национального происхождения и конфессиональной принадлежности. И сегодня, спустя два года после прекращения существования СССР нерешенность задач постсоветского государственно-политического обустройства не позволяет достаточно точно прогнозировать развитие конкретных ситуаций, в которых сталкиваются интересы разных этнических и конфессиональных групп в зоне ислама.

Для России не существует простых и однозначных рецептов решения гаммы взаимоотношений с исламскими и происламскими режимами в "новом зарубежье''.

На территории самой России различные этно-конфессиональные группы населения, базирующиеся на идеологии ислама, напрямую оспаривают политическую власть Москвы и грозят выходом из России, по примеру того, что происходило на последних этапах существования СССР. Отдельные происламски настроенные элемен-ты даже грозят российскому "центру" политическим насилием и терроризмом, который может еще острее дестабилизировать внутриполитическую ситуацию в федерации.

Целесообразно обратить внимание на то, что наибольшую активность, если не агрессивность проявляют исламские группировки и движения, ассоциирующие себя с шиизмом, что, в целом, соответствует ситуации, сложившейся в других регионах и странах. В районах, где сильно влияние ислама, особенно шиизма, нередко приходится сталкиваться с необузданными страстями, жестокостью и насилием, неконтролируемым поведением толпы. Примеров этому - в Азербайджане, Нагорном Карабахе, Узбекистане, ряде других районов - было уже достаточно.

По всей очевидности, наиболее подходящий момент для эффективного реагирования на проявления подвижничества и насилия, ассоциирующегося с исламом, был упущен еще во времени существования Союза. Кровь, пролитая в Сумгаите, в местах поселения турков-месхетинцев, возбудила фанатиков, и в целом беспомощная реакция тогдашних центральных властей, видимо, убедила многих в безнаказанности их деяний и возможности наращивать давление для достижения своих узких интересов.

При правительстве М.Горбачева, как собственно и его преемниках в разных республиках - новообразованиях не был решен вопрос о мере терпимости в отношении националистических, носящих антиконституционный и уголовнопротивоправный характер выступлений и деяний. Слишком долго продолжалось лавирование и принятие полумер, не удовлетворяющих ни одну из сторон в местных конфликтах. Силы правопорядка использовались лишь как буфер между враждующими, при этом неумелое или ошибочное руководство их действиями подрывало моральный дух и решимость военнослужащих в выполнении их долга. Можно предположить, что центральное и местное руководство проявляли дополнительные сомнения, памятуя о трагических последствиях применения силы в раде районов страны, а также в Китае и некоторых восточноевропейских странах и международной реакции на эти события.

Несомненно, однако, что изначально могла и должна была быть проведена четкая грань между использованием силы в ситуациях мирного протеста, и в случае фактически военных и разбойных выступлений экстремистских групп. При этом необходимо было также учитывать местные традиции, политическую культуру, уровень образованности - "цивилизованность" местного населения. Сегодня достаточно ясно, что в ситуации, которая вызрела и развивалась в Азербайджане, Армении и Нагорном Карабахе, остановить неуправляемые процессы было невозможно без применения контрсилы.

Вместе с тем, очевидно, что силовое регулирование любых конфликтных ситуаций не является панацеей или же средством долгосрочного и коронного урегулирования. В ситуациях особой напряженности и конфликтности, в частности, в мусульманских республиках, ощущается острая необходимость в долгосрочных, комплексных программах социально-политического и экономического оздоровления. Эти программы, по всей видимости, должны сочетать меры правового регулирования с шагами примирительного характера, учитывающими настроения масс.

На высших уровнях законодательной власти в республиках должны быть рассмотрены и приняты нормативные документы о принципах урегулирования внутренних конфликтов, включая: недопустимость произвольного изменения государственных границ; неприемлемость насильственных методов, в том.

Одной из весьма сложных проблем современной международной жизни является активизация политики ислама, представленного как значительным числом независимых государств, так и многочисленными движениями разного толка. Исламистская политика строится на сочетании двух сильнейших источников формирования сознания и поведения людей на личностном и коллективном уровне - религии и национализма В разных исламских и происламских общественных структурах удельный вес рслигиозно-доктринального и национально-этнического начал колеблется в значительных пределах, что и определяет их лицо: в зоне ислама сегодня имеются режимы от консервативно-теократических до светских либерально-демократических.

Вместе с тем, говоря об обшей ситуации в различных регионах мира, включая зону бывшего Союза ССР, можно отметить, что взрывоопасный потенциал ислама нередко оказывается значительно сильнее, чем у других идейно-политических течений. Как система религиозных воззрений, направленных кроме тога на регулирование светской жизни общества, ислам моложе и в целом ряде социальных проявлений динамичнее других верований. Среди его последователей - представители широких народных слоев, традиционно являвшихся объектом притеснений и эксплуатации.

Реакция неисламского мира на феномен исламского возрождения (которое следует отличать от исламского фундаментализма, олицетворяющего наиболее консервативный и догматический элемент в возрожденчестве) носит также противоречивый характер. Отчасти это объясняется затрудненным и/или искаженным восприятием исламистских реалий, отчасти - сложными и неоднозначными процессами, имеющими место в обществах, вступающих во взаимодействие в этими реалиями.

"Свой" ислам - исламские, по своей сути, общества, входившие в состав СССР, искусственно представлялись, в угоду коммунистической идеологии, как утратившие свои религиозные и даже национальные особенности, отличавшие их от неисламских регионов советского государства и, в то же время, обеспечивавшие, хотя и в усеченном виде, связи между "советским исламом" и зарубежными исламскими образованиями и движениями.

Советский взгляд на ислам вне границ СССР также определяется в первую очередь соображениями идеологического, если не пропагандистского характера: а конфронтационной схеме "холодной войны" с Западом большинству исламских, особенно арабских стран, была уготована роль "естественных союзников СССР в борьбе с империализмом и сионизмом". Многие реальные черты местных исламских обществ или игнорировались или ретушировались с тем, чтобы ничто не омрачало картины "братства советского народа с мусульманами и арабами всего мира".

Справедливости ради следует отметить, что и западный, прежде всего американский подход к исламу периода "холодной войны" носил тенденциозный, если не мифологизированный характер. Исламские государства и режимы делились на "хорошие" и "плохие" на основании весьма условных критериев, и прежде всего исходя из внешнеполитической ориентации последних на Запад или Восток.

На разных этапах "холодной войны" и особенно на ее исходе СССР и США неоднократно сталкивались в исламском и арабском мире с ситуациями, свидетельствовавшими о неадекватности их представлений об этом мире, а также об ущербности политики, проводившейся по отношению к нему. Наиболее острым свидетельтвом таких ситуаций для США был Иран, для СССР - Афганистан.

Анализ проблем "дальнезарубежного" ислама для России можно было бы предварить тем общим замечанием, что в силу резкого ..ужения внешнеполитических обязательств и возможностей проецирования своего влияния, Россия может с относительным безучастием относиться к бурным процессам в "большом" мире ислама. Собственно многие за рубежом уже привыкли если не игнорировать роль России, то придавать ей чисто формальное или символическое знамение как, например, в процессе арабо-израильского урегулирования или в сдерживании иракского экспансионизма.

Вместе с тем, взаимозависимость современного мира постоянно даст о себе знать любому государству и практически исключает возможность его изоляции или самоизоляции в мировой политике, особенно если речь идет о такой крупной общности, как Россия.

Говоря конкретнее, сегодня, например, становится все более очевидным, что исламские или происламские новообразования в зоне бывшего СССР становятся объектом пристального внимания и даже соперничества стран "дальнего" исламского зарубежья. Противоречия исламского мира, например, между суннитами и шиитами, между Ираном и арабскими странами, между разными арабскими государствами начинают потенциально и реально давать о себе знать в "ближнезарубежном" исламе, что не может не влиять на международные интересы и поведение России.

Ясно, что регионы Средней Азии, Казахстана, Закавказья и другие непосредственно соседствующие с Россией становятся объектом активной политики и неисламских зарубежных государств, в том числе и даже прежде всего США и их европейских союзников.

Сопоставление интересов и возможностей России и этой последней группы западных государств свидетельствует об их значительной асимметрии.

Что касается в первую очередь США, то их непосредственная уязвимость исламскому радикализму на американском континенте носит минимальный характер, хотя вспышки насилия, ответственность за которую берут на себя исламисты, и имеют периодически место в разных американских городах.

Гораздо ощутимее исламский "вызов" глобальным интересам Америки, тем более что эти интересы в последние годы имели тенденцию к значительному расширению.

Отчасти пользуясь распадом мировой советской "империи", США смогли найти новых важных партнеров и клиентов в мусульманском мире, таких как Египет, однако цена за поддержание партнерских и клиентных отношений с ним все больше возрастала. Вот почему любая перспектива эрозии и тем более утраты таких отношений, в том числе по причине радикализации местной политики, неприемлема для Америки.

Таким же образом, идейно-политический и экономическая выгода от руководства антисаддамовекой коалицией при всей своей очевидности не может заслонять фактора "болезненных ощущений" масс исламского населении в разных странах по поводу "унижения одного из собратьев от рук американцев".

Западноевропейские партнеры США в той или иной степени имеют сопоставимые с американскими интересы н зоне ислама, хотя, конечно, как правило, уступают им в возможностях влияния на ситуацию в отдельных мусульманских странах.

Ввиду асимметрии интересов и возможностей России и стран Запада в исламском мире можно говорить о нескольких вариантах отношений между ними вокруг его проблем.

Во-первых, возможна ситуации, когда та и другая сторона будут сознательно пользоваться соответствующими слабыми моментами в политике друг друга в зоне ислама. Например, США могут попытаться окончательно вытеснить Россию из процесса арабо-израильского миротворчества, переведи его на сходную с кэмп-дэвидской основу, стремясь в конечном итоге единолична воспользоваться "плодами" мира. В свою очередь Россия может начать подыгрывать режимам и силам исламского мира, стоящим в оппозиции к Западу и Америке. Даже без больших капиталовложений вполне можно было бы раздувать антиамериканские настроения среди мусульман, при этом даже формально дистанцируясь от них.

Очевидно, что такого рода попытки прямо или косвенно уязвить друг друга в зоне ислама рано или поздно заведут Россию и западные державы, прежде всего США, в конфликт друг с другом. По всей видимости, особую щепетильность Запад должен проявлять в ситуациях, в которых интересы и политика России расходятся с интересами и политикой исламских или происламских образований на территории бывшего СССР. Точно также, как российское руководство должно понимать, что любые попытки "лобового" наступления на позиции Запада в зоне ислама, особенно там, где они достигались большой ценой, будут встречены в западных столицах крайне неблагожелательно, если не агрессивно.

Во-вторых, можно смоделировать вариант тесного сотрудничества России и западных стран в решении проблем, связанных с исламом, и прежде всего радикализацией исламской политики Таким образом, например, в следующей, с достаточно большой вероятностью прогнозируемой, вспышке конфликтности в зоне ислама, сопоставимой с тем, что имело место в 1991-92 гг. в заливе, Россия может попытаться проявить полное единодушие с западной позицией и даже практически действовать по ее обеспечению.

Очевидно, что такого рода "увязка" или взаимодействие могут привести к тому, что обеим сторонам придется нести равную долю успеха или неудачи в случае принятия конкретных, тем более силовых мероприятий.

По всей очевидности, данный вариант все же мало вероятен, если только речь не пойдет о некоторой чрезвычайной угрозе из исламского источника, например, о применении оружия массового уничтожения.

Гораздо более реальным, и, наверное, неизмеримо более оправданным с точки зрения национальных интересов и возможностей России и стран Запада, явился бы третий вариант развития их взаимных подходов к реальностям ислама, который подразумевал бы не механическое совпадение, а тесную координацию их политики по ключевым вопросам.

Прежде всего в круг этих вопросов могло бы войти то, что в равной мере беспокоит обе стороны: политическое насилие и терроризм; распространение оружия массового поражения и средств их доставки; дестабилизация региональных ситуаций (будь то в военной или экономической или политической области).

Особенно в том, что касается экспорта насилия, можно представить себе тесное сотрудничество России и различных стран Запада, включая обмен информацией, координацию деятельности судебных и правоохранительных органов и т.д.

Даже вопросы поставок и продаж оружия и высокой технологии в мусульманские страны вполне могут быть откорректированы Россией и этими странами, вплоть до того, что они не будут восприниматься как направленные на ущемление позиций противоположной стороны.

Тем более важно, чтобы все государства-поставщики военной техники и технологий участвовали в постоянном международном диалоге и нормотворчестве, относящимся к нераспространению оружия массового поражения.

В прошлом и, видимо, в будущем у России и Запада был и будет свой путь и судьба отношений с миром ислама. В нынешних неконфронтационных по своей сути условиях сосуществования государств Запада и Востока важно, чтобы их политика в "третьих" регионах, особенно таком важном как мусульманский, не стала источником взаимных противоречий, тем более конфликтности

До недавнего времени российская политика в АТР была подчинена "прорывной" логике во что бы то ни стало добиться радикального улучшения отношений России с Южной Кореей и, особенно, с Японией. Сегодня небывалый энтузиазм проявляют сторонники форсированного сближения с Китаем. При этом отношениям по линии тихоокеанских проблем с Соединенными Штатами явно не уделяется должного внимания. Более того, российская сторона, не осознавая новых стратегических вызовов - прежде всего китайского - по инерции стремится вести диалог по проблемам региональной безопасности скорее с позиции стратегического конкурента США, хотя уже и не враждебного соперника.

Между тем, сегодня представляется, что единственный реальный способ сохранить сколько-нибудь ощутимое российское влияние в региональных делах состоит в том, чтобы стать частью американской, точнее, ориентированной на США, системы региональной безопасности с принятием на себя тех стратегических функций, которые будут по взаимному согласованию определены оптимальными с точки зрения укрепления этой системы как основополагающего компонента азиатско-тихоокеанской стабильности. Иными словами, во главу угла становится не ослабление американских подозрений на счет нашей военной мощи, а стремление заинтересовать их в ее использовании, разумеется, в реорганизованном и реформированном виде, в интересах региональной безопасности.

Нынешняя ситуация диктует необходимость доктринального оформления российского подхода к азиатско-тихоокеанской безопасности. Исходным положением новой доктрины может быть отказ от понимания безопасности как защиты от военной угрозы. Тихоокеанская безопасность в 21 веке - это не только защищенность каждой нации от нападения извне, но и уровень экономического развития и благосостояния населения, исключающий взрывы внутренней нестабильности, способные угрожать миру в регионе. Экономическая составляющая азиатско-тихоокеанской безопасности так же важна, как и военная. Такой подход может обеспечить нашей политике неизмеримо большую концептуальную совместимость с американской, японской и той, что проводится государствами АСЕАН.

Стабильность в АТР, особенно на первом этапе, может обеспечиваться на основе имеющихся в регионе союзов и исторически сложившихся партнерских отношений, однако при условии, что в АТР будут созданы эффективные переговорные структуры, снижающие риск ложной интерпретации намерений сторон. Союзы США с Японией, Южной Кореей и радом других наций это не просто политические реальности, но важнейшие конструктивные элементы региональной стабильности. Причем их значение увеличивается тем больше, что старая подсистема стратегического партнерства, ориентировавшаяся на СССР, уже не существует. Сегодняшняя задача видится не в разработке договорно-правовой базы для взаимодействия России с США и их партнерами в интересах региональной безопасности. Договор 1992 г. между Россией и Южной Кореей в этом смысле является шагом в нужном направлении, так как означает косвенное подключение России к региональной структуре, сфокусированной на стабилизацию ситуации при сохранении военного присутствия США в АТР.

Отношения России с Японией - это не самая важная проблема, но это проблема, которая привлекает к себе наибольшее внимание; пожалуй, наряду с сербской проблемой, территориальный спор с Японией - единственный общенациональный вопрос, касающийся дальнего зарубежья. Он уже используется различными силами на российском Дальнем Востоке в своекорыстных целях.

Российское руководство (в отличие от думского большинства) признает в принципе правомочность постановки вопроса о передаче территорий. По-другому быть, очевидно, и не должно. Дело здесь не в исторической справедливости (права Японии на спорные территорий могут быть с той же уверенностью утверждены, что и опровергнуты), а в том, что этот вопрос в ходе "холодной войны" стал строчкой в "черном листе", предъявляемом сначала СССР, затем его правопреемнике - России.

Воля российского руководства наталкивается на два препятствия. Во-первых, в силу относительной внутриполитической слабости политического режима, переходного от устойчивого однопартийного правления ЛДП к новой, реально плюралистической структуре, японское правительство фактически не готово к крупному компромиссу с Россией: любое коалиционное правительство в обозримой перспективе будет слишком уязвимо перед неизбежной критикой со стороны оппозиции, рискни оно пойти навстречу хотя бы части предложений России.

Во-вторых, российские политические партии с подачи коммунистов и националистов превратили проблему в своего рода карту в политической игре как за влияние на Президента, так и за популярность среди избирателей. В России, подобно тому, как и в Японии, у власти находится правительство, которому не хватает популярности и думской поддержки для сколько-нибудь крупной инициативы в территориальном споре с Японией. Таким образом, представляется разумным "заморозить" решение проблемы на разумный, но не слишком продолжительный срок.

Велика роль стран Запада, в первую очередь США, в этом процессе. Если США заинтересованы в стабилизации положения в России, в их интересах - поддержать идею временного замораживания территориальной проблемы. Однако вполне возможно, что американский истэблишмент, в очередной раз демонстрируя абсолютное непонимание того, что происходит в России и с Россией, таковой политической поддержки России не предоставит. Однако остается фактом, что в нынешних условиях поддержка Западом Японии лишена былой остроты; в известном смысле для России открываются неплохие перспективы, так как впервые она остается с Японией в этом вопросе практически один на один.

По достижении стабилизации российское руководство должно вернуться к диалогу с Токио, однако обязано ожидать от японской стороны встречных шагов - например, в сфере достаточно крупных соглашений в вопросах безопасности в зоне Японского и Охотского морей, а так же экономического сотрудничества под надежные гарантии. Если заострить вопрос, то остается сказать примерно следующее: права Японии на спорные территории не абсолютны, но Россия вынуждена в конечном счете пойти навстречу Токио исключительно из психологических стереотипов, сложившихся в западном сознании; при этом Россия имеет относительную свободу рук в этом вопросе и должна добиваться взамен передачи островов не абстрактных обещаний, а надежных гарантий ее безопасности.

Разумеется, есть шанс того, что это будет воспринято как прецедент тем же Китаем (территориальные претензии Пекина могут возродиться), но не стоит абсолютизировать значение этого для российско-китайских отношений. Скорее это будет воспринято Китаем как неприятный прецедент для китайско-японских отношений: сам Китай вовлечен в территориальный спор с Токио.

Что касается Китая вообще, то ему, конечно, следует уделять главное внимание в российской политики в Восточной Азии. В идеологическом отношении Россия и Китай находятся по рапные стороны баррикад - Россия демонтировала тоталитаризм и сделала приоритетными права человека, в то время как Китай медлит с политической реформой. Однако геополитически Россия и Китай настолько связаны, что Россия не может позволить себе оказывать давление на Китай в области прав человека: для этого у нее нет политических ресурсов. Более всего Россия заинтересована в стабильном Китае. И если делать выбор, что поддерживать в Китае - демократию или стабильность, Россия, несомненно, должна выбирать стабильность. Хаос в гигантской соседней стране по советскому образцу означает непредсказуемые вызовы для России в будущем (возвращение к той же территориальной проблеме).

Россия должна поддерживать тесные связи с любым китайским правительством, обеспечивающим стабильность в стране. В то же время России стоило бы проявлять осторожность в военных сделках с Китаем - и она вправе ожидать того же от ведущих военных держав. Китай находится в процессе радикальных трансформаций, и никто не в состоянии предсказать, каковым будет лицо страны через 5-10 лет. Что касается прав человека в Китае, то этим занимаются и должны заниматься неправительственные правозащитные организации в России.

Ситуация на Корейском полуострове предполагает примерно .следующие выводы. Россия продолжает стремиться способствовать мирному воссоединению Севера и Юга, используя новое влияние на Юге и остатки старого на Севере. Напряженность в отношениях между двумя Кореями может быть уменьшена при участии как минимум трех великих держав - России, США и Китая.

В то же время Россия не может не быть крайне обеспокоена нынешней ситуацией в Пхеньяне - уход старого поколения лидеров и неизбежная борьба за первенство внутри нового на фоне признаваемого за рубежом факта наличия у КНДР ядерного оружия. Правда, нет оснований считать нарастание внешней конфликтности на Корейском полуострове неизбежным. Скорее наоборот, новые лидеры попытаются дать новые ответы на старые вопросы. Эти ответы не обязательно будут демократическими и либеральными - в нашем понимании. Но они вполне могут означать отход от тупиковых формул и бескомпромиссных условий, которыми была так славна дипломатия Ким Ир Сена. Во всяком случае диалог Пхеньяна с внешним миром, первые признаки которого уже имеются - лучше изоляции, в которой оказалась Северная Корея в силу догматизма своего руководства и жесткой позиции стран Запада.

Ситуация в Корее непосредственным образом затрагивает интересы России, так как ее дальневосточные районы граничат с КНДР. В условиях, когда ядерная программа Пхеньяна находится на продвинутой стадии развития, когда КНДР, возможно, обладает другими средствами массового уничтожения, Россия не может рисковать, позволяя эскалации конфликта затронуть ее территорию. В этих условиях Россия должна предпринимать все усилия для мирного разблокирования конфронтации, считая любые военные действия на полуострове угрозой ее национальным интересам, и рассчитывая н этом вопросе на понимание США.