§ 1. СООТНОШЕНИЕ ИСТОРИЧЕСКИХ И ЛЕГИСЛАТИВНЫХ ФОРМ СУДОПРОИЗВОДСТВА И ИХ ЗНАЧЕНИЕ

Говорят, каждый народ открывает «какую-то тайну человеческой истории, расплачиваясь за это громадными жертвами, а порой и гибелью».[232] В полной мере это можно отнести к судопроизводству.

В дальнейшем мы будем рассматривать в основном три основных морфологических архетипа, или исторические формы, уголовного процесса -английский, французский, германский.1 Они служат исходной моделью для легислативных форм судопроизводства в отдельных странах и группах стран, как правило, связанных между собой исторической, этнической и культурной общностью. Историческая форма в отличие от идеального типа дана в реальности, хотя и в несколько «усеченном» виде по сравнению с конкретными легислатив- ными формами. В ней фиксируются лишь наиболее устойчивые, типичные признаки, а все случайное и второстепенное опускается. В названных формах, хотя и в разных пропорциях, присутствуют элементы обоих идеальных типов процесса. С точки зрения идеальной

• типологии, исторические, так же как и легислативные, формы — это смешанные формы судопроизводства. Причем легислативные формы — смешанные вдвойне, так как в них нередко соединяются не только состязательные и розыскные признаки, но и элементы различных исторических форм. Пример — Россия, уголовный процесс ко торой традиционно сочетает черты французской и германской моделей, к которым в последние годы примешиваются отдельные элементы, заимствованные из английского судопроизводства.

Между различными морфологическими типами процесса нет жестких барьеров.

ти завихрения и водовороты, но на протяжении целых столетий не в силах изменить главного направления их движения.

Что же касается национальных легислативных форм, то их подчиненность политической системе более очевидна. Они, как правило, отражают то соотношение между правовым статусом граждан, с одной стороны, и государственных органов — с другой, которое желает сохранить данный политический режим. Зависимость этих форм от политики сильна и в значительной степени субъективна. Так, многие страны Восточной Европы, оказавшиеся после второй мировой войны в сфере политического влияния Советского Союза, решились взамен старых, «буржуазных», ввести у себя «социалистические» формы уголовного судопроизводства, которые должны были по примеру СССР обслуживать «диктатуру пролетариата» и бороться с «классовыми врагами».[235] Основными их признаками стали преобладание розыскных начал над состязательными (подчеркнутая официальность, всесилие органов досудебного производства, гипертрофированная роль прокурора, надзирающего не только за предварительным расследованием, но и за судом, обвинительные полномочия суда, возможность пересмотра судебных решений, вступивших в законную силу, и т.

бенно «чуткое реагирование на требования уголовной политики».[236] После «самороспуска» социализма процессуальные формы этих стран сразу же вернулись в прежнее русло. Здесь не было «тектонического» смещения архетипов — они просто еще не успели сдвинуться с места, изменились лишь внешние законодательные формы. Это относится как к странам «народной демократии», так и к СССР. Никакого принципиально нового, «социалистического» архетипа судопроизводства так и не возникло.[237] Признаки легислативных форм менее устойчивы, чем признаки форм исторических, под влиянием момента они способны легко изменяться, но также быстро и возвращаться к исходному типу. Лишь в отдельных случаях посредством легислативных изменений происходит смена исторических форм — там, где для этого вызрели объективные условия. Если этих условий нет, внешняя смена формы процесса будет иметь чисто бутафорский характер, когда же они есть, изменение легислативной формы, как правило, совпадает с изменением исторического типа. Итак, исторические формы консервативны, но консерватизм в юриспруденции есть скрытая похвала.

Впрочем, наряду с определенной инертностью исторических форм в современном мире заметна и другая тенденция — процесс их синхронного развития. Начиная приблизительно с середины XX в., набирает силу международно-правовая унификация форм уголовного процесса. Ее лейтмотив — концепция прав человека. В целом ряде

общепризнанных норм как договорного, так и общего международного права (международные стандарты) содержатся условия, процедуры и гарантии процессуальной деятельности, призванные обеспечить в этой сфере эффективную защиту гуманитарных прав. Особенностью международно-правовых норм, посвященных уголовному правосудию, является то, что в основе своей они имеют выраженную публично-состязательную идеологию. Таким образом, посредством международного права складываются предпосылки для постепенного формирования некой универсальной исторической формы судопроизводства, более приближенной к идеальному типу, нежели любая из существующих ныне.

Итак, главное практическое значение имеет вопрос: какие признаки процесса относятся к исторической, а какие к легислативной форме? Другими словами, что в том или ином процессе является своего рода «уставным капиталом» и не подлежит произвольному изменению, а что может быть предметом законодательных экспериментов? Ответ на него, как мы выяснили, следует искать в сфере причин и условий, сформировавших то или иное национальное судопроизводство, то есть в исторической области. Причем простая эмпирическая констатация исторических фактов еще не даст нам решения проблемы. Здесь важно определить общую социологическучо тенденцию развития, долговременные причины и условия, которые, когда-то породив данную форму, продолжают определять ее лицо и в настоящий момент. В то же время юридические формы, возникшие в историческом прошлом, часто проявляют способность к выживанию в новых условиях, наполняясь другим социальным содержанием. Однако пределы такой модернизации не безграничны, и если старые формы годятся для нового содержания, значит в основе и того, и другого лежат некие глубинные общие причины, ибо кто сотворил внешнее, сотворил и внутреннее. Наконец, следует добавить, что исторический и социологический подходы должны дополняться географическим, ибо причины и условия существования архетипа судопроизводства, общего для целой группы национальных систем, должны иметь определяющее значение и для каждой из них.