§ 9. Некоторые вопросы назначения судебных экспертиз и участия экспертов в судебном разбирательстве

Практика показывает, что при судебном разбирательстве уголовных дел судом нередко нарушаются процессуальные нормы, регламентирующие участие экспертов в судебном разбирательстве.

На предварительном следствии проведена автотехинческая экспертиза (АТЭ), из заключения которой следует, что при обстоятельствах, указанных следователем в постановлении о назначении экспер- тизы, водитель имел техническую возможность предотвратить наезд на потерпевшего.

При назначении судебного заседания судья принял решение о вызове эксперта. В ходе судебного следствия эксперт не задал ни одного вопроса. В конце судебного следствия председательствующий огласил резолютивную часть заключения АТЭ, после чего обратился к эксперту:

Председательствующий: Эксперт Иванов, Вы подтверждаете свое заключение?

Эксперт: В ходе судебного следствия не было установлено каких-либо других исходных данных, поэтому я подтверждаю наше заключение о том, что водитель имел техническую возможность предотвратить наезд на человека.

Председательствующий: Будут ли вопросы у сторон, у представителя потерпевшего?

Защитник: Скажите, пожалуйста, а при какой скорости движения пешехода в исследованной Вами ситуации подсудимый не имел бы возможное!и предотвратить наезд? (Полагаю. что вопрос следует спять как некорректный для ответа па него следует назначить дополнительную экспертизу; кроме того, защитник не при- вел никаких исходных данных и не заявил ходатайство о ее проведении. — Л.Х.)

Эксперт: Такого вопроса не было в постановлении о назначении экспертизы, и мы его не исследовали.

Председательствующий (обращаясь к защитнику): Вы считаете, что суд установил эти данные?

Защитник: Полагаю, что есть возможность назвать, пусть приближенные, но все же другие данные, которые не исследовались экспертом.

Председательствующий: Вы предлагаете, чтобы эксперт произвел расчеты по приблизительным данным? Но в заключении АТЭ говорится о точной скорости автомашины перед наездом, которая была определена по тормозному следу.

Защитиик: Мы вправе предположить, что была другая скорость движения пешехода.

Председательствующий: Скажите суду, какова она была, и наюнитс свидетеля или другой источник, который Вам се назвал?

Защитник: Я ведь не утверждаю этого, просто свидетели не могли точно указать ее, в связи с чем зашита вправе ставить вопрос о применении принципа толкования всех сомнении в пользу подсудимого. Ведь если предположить, что потерпевший перебегал дорогу, то картина будет совершенно другая.

Председательствующий (защитнику): О принципах Вы будете говорить в прениях.

Далее к эксперту: Готовы ли Вы дать заключение, основанное на предположении? (Полагаю, что заданный вопрос неуместен: напоминать о принципах правосудия. если это к месту, можно в любой стадии судебного процесса Л. X.)

Эксперт: Уважаемый председательствующий, если суд считает необходимым, то я готов провести дополнительную экспертизу. Только прошу в определении указать новые сведения о скорости движения пешехода непосредственно перед наездом.

Проанализируем приведенную ситуацию.

а)              Председательствующий допустил грубую ошибку, проведя фактический допрос эксперта по вопросам, не относящимся к разъяснению или дополнению данного им заключения (ч. 1 ст. 289 УПК);

б)              в рассматриваемой ситуации АТЭ проводилась на предварительном следствии по постановлению следователя, в связи с чем приглашенному в судебное заседание эксперту можно было задавать только те вопросы, которые относятся к методике проведения данной экспертизы, проверке ее надежности и научной обоснованности, а также вопросы, уточняющие сделанные им выводы. При необходимости получить ответы иа все другие вопросы, особенно требующие новых или повторных исследований, суд обязан назначить дополнительную или повторную экспертизу (сг.

в)              полагаю, что вопрос председательствующего: «Подтверждает ли эксперт свое заключение?» — не содержит никакой правовой нагрузки и является некорректным, так как свое заключение эксперт подтвердил подписанием акта* Болес точным представляется следующий вопрос: Считаете Ли Вы, что в ходе судебного следствия появились другие исходные данные, не известные экспертам при проведении АТЭ и требующие дополнительного исследования?

При положительном ответе следует обсудить необходимость проведения дополнительной экспертизы в суде, с постановкой вопросов, связанных с новыми исходными данными, и принять соответствующее решение. При отрицательном ответе и отсутствии ходатайств о проведении дополнительной или повторной АТЭ нужно поблагодарить эксперта за участие в судебном процессе;

г)              вопрос председательствующего к эксперту: «Готовы ли Вы дать заключение, основанное на предположении?» — представляется недопустимым. Не эксперты, а суд решает, какие вопросы необходимо исследовать. Полагаю также, что и диалог председательствующего с защитником был беспредметным: если у суда нет возможности предложить эксперту новые исходные данные, то назначать экспертизу просто не следует.

Завершая анализ ситуации, следует признать, что инициированная председательствующим дискуссия, во-первых, была неуместной, и, во- вторых, «обнажила» его обвинительную позицию. Знакомясь с заключением экспертов, следует обратить внимание на ряд существенных обстоятельств, имеющих значение для выводов о доказанности. В частности:

Достаточна ли компетентность экспертов в предмете исследования? Согласуются ли сделанные выводы с методикой и научным обоснованием проведенного экспертного исследования? Не вышли ли эксперты за пределы своих профессиональных познаний? Если эксперт ответил на вопросы, которые относятся к компетенции других специалистов, то по делу следует провести комплексную экспертизу с привлечением соответствующих специалистов; Дал ли эксперт заключение категорического характера, исключающее всякие сомнения, или оно является вероятностным? Естественно, что вероятностное заключение, как косвенное доказательство, должно приниматься судом с большой степенью осторожности, а при отсутствии прямых доказательств, не вызывающих сомнений в их допустимости, не приниматься вовсе; Нет ли в заключении каких-либо взаимоисключающих выводов? Не было ли каких-либо разногласий между экспертами?

Следует отметить также, что в соответствии со ст.

Мы уже отмечали, что практически повсеместно сложилась практика не вызывать в судебное заседание таких лиц. Между тем, если в заключении СПЭ указано, что характер заболевания не препятствует участию такого лица в судебном заседании (ч. 2 ст. 407 УПК), следует сделать распоряжение о вызове его в суд для участия в судебном разбирательстве, помня о том, что решение о признании вменяемым или невменяемым может быть принято только судом.

При допросе такого лица следует проявлять предельную осторожность. В частности, не следует акцентировать внимание на деталях совершенного деяния, так как при согласии суда с экспертным заключением показания этого лица изначально не могут считаться допустимыми. Более важной представляется необходимость установить соответствие заключения СПЭ внутреннему убеждению судей о том, что в момент совершения инкриминируемого деяния это лицо действительно «находилось в состоянии невменяемости, то есть не могло осозна

вать фактический характер и общественную опасность своих действий (бездействия) либо руководить ими вследствие хронического психического расстройства, временного психического расстройства, слабоумия либо иного болезненного состояния психики» (ч. 1 ст. 21 УК).

При этом необходимо внимательно наблюдать за поведением указанного лица, чтобы с помощью экспертов попытаться понять, какие конкретно болезненные явления свидетельствуют о его психическом расстройстве, в том числе и в настоящем судебном заседании.

С учетом сказанного представляются уместными следующие примерные вопросы:

Сейчас у Вас есть возможность рассказать, что произошло с Вами и Вашими друзьями в тот день, когда случилась драка на пляже. Но если Вы не хотите говорить об этом, то мы зададим Вам несколько других вопросов.

Пожалуйста, расскажите о себе все, что сочтете нужным и важным.

Расскажите нам о своих ощущениях в различных ситуациях, например когда Вы радуетесь и когда волнуетесь; когда Вас хвалят и когда Вами недовольны.

Чувствуете ли Вы себя больным человеком? Эксперты говорят, что Вы больны. Расскажите, как проявляется болезнь, как Вы ее ощущаете?

Приведем ситуацию из реального судебного процесса.

Ходатайство защитника после допроса подсудимого: Ваша честь, вот уже около двух часов мы наблюдаем поведение моего подзащитного в судебном заседании. У меня сложилось впечатление, особенно во время его допроса, что он ведет себя неадекватно, не всегда правильно реагирует па вопросы, отвечает сумбурно, нередко на какое-то время «уходит в себя». Подобное поведение я замечал п на встречах с ним в помещении следственного изолятора К сожалению, у меня пет документальных свидетельств, которые могли бы подтвердить возникшие у меня сомнения. Но личные впечатления дают мне основания сказать, что у него явно есть какие-то психические отклонения, в связи с чем я прошу суд назначить моему под'заииггиому СПЭ.

При обсуждении заявленного ходатайства подсудимый поддержал защитника. а прокурор и потерпевшие высказались против его удовлеюоремпя.

После возвращения из совещательной комнаты суд огласил определение: «Ходатайство защитника о проведении подсудимому СПЭ следует отклонить. Суд пришел к выводу, что поведение подсудимого в судебном заседании было нормальным и не вызвало у суда и у других участников процесса тех сомнений, которые возникли у защитника».

Проанализируем решение суда:

а)              надо иметь в виду, что даже специалисты не всегда могут без соответствующих исследований обнаружить наличие психических отклонений у испытуемых. Нередки случаи, когда по этой причине они рекомендуют суду назначить проведение стационарной экспертизы;

б)              специально или случайно, но защитник не дифференцировал свое ходатайство и не сформулировал даже примерные вопросы для экспертов. Между тем сомнения в психической полноценности подсудимого во время судебного заседания могут быть и обоснованными, психическое состояние подсудимого действительно может иметь какие-то отклонения. Однако это не означает, что в этом состоянии он находился и в момент совершения инкриминируемого ему деяния;

в)              фрагмент фразы «суд пришел к выводу, что поведение подсудимого в судебном заседании было нормальным» не свидетельствует ни о наличии, ни об отсутствии у подсудимого каких-либо психических аномалий, так как содержит только вывод о впечатлениях состава суда, не подтвержденный какими-нибудь обоснованными свидетельствами. Напомним, что даже случайное участие в составе суда врача- психиатра в качестве народного заседателя и, возможно, оказанная им консультационная помощь не являются основаниями для категорического вывода, без проведения хотя бы амбулаторного исследования по специальной методике. Заявив о том, что поведение подсудимого нормальное, суд взял на себя роль и специалистов, и экспертов;

г)              суд не должен был ссылаться в своем определении на то, что поведение подсудимого не вызвало сомнений и у других участников процесса, по смыслу получилось, что суд решил разделить с ними ответственность за свой вывод. Мнения других участников процесса в обязательном порядке заносятся в протокол судебного заседания, возможна ссылка на них в описательной части определения, но решение принимает суд независимо от позиции участников процесса. Кстати, если быть последовательными, суд должен был указать, почему он не доверяет доводам защитника, но доверяет доводам прокурора и потерпевших, хотя и это было бы неверно;

д)              фраза «не вызвало у суда тех сомнений, которые возникли у защитника» представляется некорректной, так как, признав доводы, приведенные защитником, недостаточными, а доводы потерпевшего, прокурора и свои убеждения — единственно верными, суд таким сравнением позиций, возможно сам того не желая, указал на неадекватность поведения самого защитника, что нельзя признать этичным.

Таким образом, при внимательном анализе определение суда уже не выглядит таким убедительным, каким казалось на первый взгляд, и при объективной и беспристрастной оценке вышестоящим судом вполне может быть отменено как необоснованное. Полагаю, что избежать такой ситуации суд мог, сформулировав свое решение следующим образом:

«Суд считает, что, поскольку ходатайство адвоката о проведении подсудимому СПЭ заявлено до завершения судебного следствия, его следует отклонить».

Предлагаемый вариант представляется более мягким и нейтральным, позволяет преждевременно не «раскрывать» сложившегося у суда впечатления или даже мнения. Кроме того, такое решение дает суду и участникам процесса возможность более внимательно понаблюдать за поведением подсудимого, выяснить какие-то вопросы, связанные с возможными заболеваниями, и т.п. Наконец, такое решение не лишает возможности участников процесса заявить это же ходатайство при обсуждении вопроса о возможности закончить судебное следствие. Если за эго время у суда не появится каких-либо оснований сомневаться в психической полноценности подсудимого, а защитник повторит свое ходатайство в прежних формулировках, то мотивировочная часть определения (постановления) суда может выглядеть следующим образом:

«Суд пришел к выводу, что заявленное защитником ходатайство о проведении подсудимому СПЭ подлежит отклонению, так как его вывод основывается исключительно на личных впечатлениях, не подкрепленных никакими другими объективными свидетельствами».

Изучение судебно-психиатрической экспертной практики, проведенное в Государственном научном центре социальной и судебной психиатрии им. В.П.Сербского, выявило немало ошибочных и неправильных вопросов, которые ставятся перед экспертами. Приведем наиболее типичные и распространенные[†††††††††††].

«Определить вменяемость обвиняемого (подсудимого) в настоящее время» (т.е. ко времени производства экспертизы). Согласно ч. 1 ст. 21

УК вменяемость определяется только в отношении инкриминируемого обвиняемому деяния. Вменяемости на период производства по уголовному делу не существует.

«Определить правильность (истинность, ложность, достоверность, соответствие действительности и т.п.) показаний лица». Слово «правильный» в формулировке п. 3 ст. 79 УПК (способность правильно воспринимать факты и давать о них правильные показания) означает «адекватный». Эксперты отвечают на вопрос о принципиальной способности адекватного восприятия, запоминания и воспроизведения воспринятого при наличии у конкретного лица конкретной психической патологии. Правильность самих показаний устанавливается исключительно судом или следователем (дознавателем), в производстве которых находится уголовное дело, причем делается это на основании собранных доказательств. Например, лицо, способное давать правильные показания, тем не менее дает показания, несоответствующие действительности. Причиной могут служить обстоятельства, выявление которых выходит за пределы специальных познаний исихиатра-эксперта (заведомая ложь, добросовестное заблуждение).

«Можно ли относиться к показаниям лица, как к показаниям психически больного (душевно больного)?» Вопрос неточен, поскольку некоторые психически больные не утрачивают способности к адекватному восприятию окружающего.

«Можно ли использовать показания психически больного в той мере, в какой они не противоречат другим доказательствам (иногда — «другим объективным материалам дела»)?» Неправомерность такого вопроса заключается в том, что каждое доказательство должно оцениваться не только в совокупности с другими доказательствами, но и самостоятельно (насколько оно надежно само по себе). Без этого условия доказательство не может считаться достоверным и подлежит исключению из процесса доказывания.

В судебно-следственной практике все еще продолжает использоваться терминология прежнего уголовного закона (УК РСФСР 1960 г.). В определениях (постановлениях) судов и следователей встречаются, к примеру, наименования «душевная болезнь», «хроническая душевная болезнь», «временное расстройство душевной деятельности», «психическая болезнь», «психически больной» и т.п., тогда как УК РФ (1996 г.) говорит о «психических расстройствах».

Назначая экспертизу обвиняемому (подсудимому), перед экспертами ставят иногда вопрос о способности испытуемого «отдавать себе

отчет в своих действиях или руководить ими» и т.п. Использование формулировок прежнего Уголовного кодекса, не вошедших в действующий, недопустимо.

Самым распространенным недостатком постановки вопросов является их неполнота. Так, поставив вопрос о наличии или об отсутствии психического расстройства и способности обвиняемого осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий (бездействия) либо руководить ими в момент совершения общественно опасного деяния, суды и следователи не ставят тот же вопрос применительно ко времени производства по делу.

Представляется, что исключить из судебно-следственной практики эти и другие ошибки и неточности помогут следующие рекомендации авторов пособия. Судебно-психиатрическую экспертизу следует назначать только при возникновении сомнений в психической полноценности обвиняемого, подозреваемого, потерпевшего или свидетеля. Сомнение в психической полноценности означает, что имеются данные, которые свидетельствуют или могут свидетельствовать о наличии у кого-либо из перечисленных участников процесса болезненного нарушения психики. Понятие «психическое расстройство» является предельно широким для обозначения болезненных психических нарушений. Оно охватывает все их разновидности, упоминаемые в уголовном и уголовно-процессуальном законодательстве, такие, как хроническое психическое расстройство, временное психическое расстройство, слабоумие и др.

При отсутствии сомнения в психической полноценности, т.е. при подозрении на наличие психического расстройства, судебно-психиатрическая экспертиза ие должна назначаться. Исключение из названного правила касается лишь экспертиз по делам, где в качестве меры наказания предусмотрена смертная казнь (здесь и далее курсив мой. — Л.Х.). Следует иметь в виду, чго психиатры-эксперты некомпетентны и не могут определять состояния человека, не связанные с психическими расстройст вами. Например, наличие или отсутствие особых психических состояний, не относящихся к категории болезненных: аффекта, острых эмоциональных реакций страха, растерянности и т.п. Если их установление необходимо для правильного разрешения уголовного дела, то следует назначать судебно-психологическую либо комплексную психолого-психиатрическую экспертизу.

Сомнение в психической полноценности лица может вызываться разными обстоятельствами. В первую очередь это данные о том, что лицо находилось под наблюдением психиатров по поводу психического расстройсгва. Далее это свидетельства странного, необычного, не адекватного ситуации поведения участника процесса. О таком его поведении следователь и суд могут угнать в ходе допросов других лиц, из заявленных ходатайств, из немедицинской документации и т.п., а также из собственных наблюдений за поведением этого лица.

В зависимости от конкретных обстоятельств, вызвавших сомнение в психической полноценности данного субъекта, следователь и/или суд должны осуществить действия по подготовке предстоящей судеб- но-психиатричсской экспертизы. В частности, изъять медицинскую документацию из соответствующих психиатрических и наркологических учреждений, в которых, по имеющимся у суда сведениям, находился (или мог находиться) обвиняемый (подсудимый). В ряде случаев целесообразно истребовать медицинские документы не только из психиатрических и наркологических учреждений, но также из учреждений общесоматического профиля (поликлиник, больниц, профилакториев и др.). Немаловажным, как показывает практика, является содержание запроса. Нередко следователи или суд просят сообщить, не состоит ли интересующее их лицо «на учете в психоневрологическом диспансере». В прежнее время «состоящим на учете» автоматически считался каждый гражданин, хотя бы раз в жизни обратившийся в диспансер за психиатрической помощью. С вступлением в действие с 1 января 1993 г. Закона РФ «О психиатрической помощи и гарантиях прав граждан при ее оказании» положение дел изменилось. Закон не содержит наименования «психиатрический учет». Он предусматривает «диспансерное наблюдение» в качестве одного из видов амбулаторной психиатрической помощи. Но диспансерное наблюдение устанавливается за контингентом граждан, страдающих наиболее тяжелыми формами психических заболеваний. Многие лица, даже с достаточно серьезными психическими расстройствами, длительно наблюдавшиеся у психиатра, не подпадают под указанную категорию, и диспансерное наблюдение за ними не устанавливается. Например, гражданин долгие годы находится под наблюдением психиатра. Однако диспансерное наблюдение за ним не устанавливалось или к настоящему времени отменено. На запрос следователя или суда, состоит ли гражданин на «психиатрическом учете», следует отрицательный ответ (в картотеке лиц, состоящих под диспансерным наблюдением, данный

больной нс значится). Такой ответ приводит к неверному выводу, что гражданин вообще никогда не наблюдался у психиатра ио поводу психического расстройства. Этот вывод может привести к серьезным судебным ошибкам. Поэтому необходимо запрашивать психоневрологический диспансер или иное психиатрическое учреждение не о «состоянии на учете», а о наличии в учреждении медицинской документации гражданина в связи с его психиатрическим обследованием или иными видами психиатрической помощи, если таковые ему оказывались в данном или ином учреждении. В последнее время весьма актуальной стала проблема истребования документов из медицинских учреждений ряда территорий бывшею СССР. Не предоставляют такой документации правоохранительным органам России некоторые государства СНГ, а также регионы РФ, связь с которыми оказывается (иногда временно) осложненной из-за обострившейся там политической обстановки. Подход к поднятой проблеме должен быть дифференцированным. Необходимо исключить, с одной стороны, необоснованные отказы следователей и судов от истребования документов, когда сложности, связанные с их получением, вполне преодолимы. С другой стороны, надлежит признавать неправомерными отказы экспертов проводить экспертизу до предоставления им медицинских документов, получить которые в данный момент невозможно. Поэтому, если следователь или суд убеди-* лись, что истребовать соответствующие документы действительно нельзя, то они обязаны указать на это в постановлении о назначении экспертизы. Если же подобные указания в постановлении отсутствуют. то эксперты вправе предположить, что суд (следователь) не исчерпал имеющиеся в его распоряжении возможности по получению документации. и заявить ходатайство об ее предоставлении. Нельзя рассматривать в качестве уважительной причины неистребования документов ссылку на то, что это может занять слишком много времени. что эксперты, вероятно, сумеют ответить на поставленные вопросы и без медицинской документации и пр. Каждый медицинский документ, прежде чем направляться экспертам, должен быть осмотрен и изучен. Необходимо удостовериться в подлинности документа и, в частности, в том, что получена медицинская документация именно данного гражданина, а нс другого лица. Следует убедиться в полноте и целостности документа, в частности, в т ом, что эго полная история болезни, а не ее фрагмент, в ней нет вырванных листов, нс оговоренных в установленном порядке исправлений. подчисток и т.п. При обнаружении каких-то дефектов (от-

сутствует ряд страниц, запись имени и отчества пациента носит следы исправлений) причины их выясняются с помощью соответствующих действий. Только убедившись в подлинности, полноте и целостности документа, предварительно ознакомившись с его содержательной частью, можно предоставить его в распоряжение экспертов. Показания лиц относительно поведения участника процесса могут вызвать сомнение в его психической полноценности и явиться основанием для назначения СПЭ. Это особенно важно в случаях, когда данный гражданин ранее не наблюдался у врачей-психиатров, например психическое расстройство носило скрытый (латентный) характер, гражданин длительное время отказывался обследоваться у психиатра, а оснований для недобровольного психиатрического освидетельствования не имелось. Однако и в тех случаях, когда гражданин уже обращался за психиатрической помощью и даже длительное время наблюдался у психиатров, следователь и суд не избавлены от необходимости допросить лиц, знавших больного, а также очевидцев общественно опасного деяния относительно поведения больного в указанный период. При производстве такого рода допросов их должны интересовать «заметные особенности» поведения, могущие свидетельствовать о психическом расстройстве: нелепые высказывания, бессмысленные поступки, крайне вычурная и необычная манера одеваться и т.п.

Поведенческие проявления психических расстройств (включая тяжелые психические заболевания) могут и не выглядеть столь «эффектно». При ряде заболеваний психические нарушения внешне носят гораздо менее выраженный характер и способны «маскироваться» под поведение психически здоровых лиц. Например, умственно отсталый субъект может казаться окружающим просто недалеким, глупым, бестолковым и недостаточно развитым в культурном отношении человеком. Расстройства влечений, характерные для некоторых психических заболеваний, могут расцениваться как распущенность или порочность. Про больного с начальными проявлениями шизофрении окружающие могут говорить, что он «обленился», «опустился» и т.п. Оценивая поведение лица с точки зрения возможных свидетельств психической патологии, нужно учитывать ситуацию, в которой совершались те или иные действия. Подавленность, замкнутость, озлобленность и плаксивость человека, испытывающего суровые жизненные невзгоды или попавшего в крайне неблагоприятную ситуацию, являются скорее нормально-психологическими реакциями на сложившуюся тяжелую обстановку. Если же они проявляются на фоне

жизненного благополучия, то это уже вызывает сомнения в психическом здоровье.

Особый интерес в рассматриваемом аспекте представляют периоды существенных изменений в поведении субъекта, неожиданные, резкие перемены в его жизни. Это могут быть: ухудшение успеваемости; снижение показателей в работе (нарастающая профессиональная деквалификация, невозможность справляться с прежними служебными обязанностями, частые увольнения и пр.); появление не свойственных ранее субъекту г рубости, озлобленности, конфликтности; эмоциональная холодность, «черствость» к родным и близким, отношения с которыми были когда-то дружественными и теплыми; утрата прежних интересов и увлечений; постоянное снижение социальной адаптации, нарастающая социальная дезорганизация и деградация личности. Особое внимание следует обратить на период, относящийся к совершению деяния, по поводу которого лицо привлечено к уголовной ответственности. Показания относительно поведения, высказываний, внешнего вида данного лица в указанный период должны быть собраны как можно более полно. Это позволит выявить возможные свидетельства нарушения его ориентировки в окружающем, недостаточного понимания им происходящего, утраты контроля над собой. Нужно установить, не было ли у него состояний возбуждения, острого страха, растерянности и т.п.

Аналогичные состояния выявляются и при назначении экспертизы других лиц, например потерпевшего. Здесь требуется, в частности, установить, не был ли потерпевший во время совершения преступления чрезвычайно пассивным, полностью подчиняемым действиям преступника, — это важно для определения наличия или отсутствия в тот момент беспомощного состояния. Всесторонне и полно следует установить характер и способ совершения общест венно опасного деяния. Сами по себе они лишь косвенно свидетельствуют о состоянии психического здоровья обвиняемого (подсудимого). Особая жестокость или внешняя безмотивность содеянного не являются непременными свидетельствами психического заболевания. Однако названные обстоятельства в совокупности с другими данными помогают правильно решить вопрос о психическом состоянии субъекта. На полноту и объективность показаний окружающих относительно поведения лица влияют многие факторы. Некоторые из них особенно значимы и должны всегда приниматься во внимание следователем и судом: длительность знакомства допрашиваемого с интересующим субъектом; условия наблюдения за поведением последнего

(на работе, в семье, в кругу общих знакомых); осведомленность допрашиваемого в вопросах психиатрии; его отношение к субъекту, особенности поведения которого выясняются; общая заинтересованность допрашиваемого в исходе данного уголовного дела.

Лицо, хорошо знавшее обвиняемог о (подсудимого), способно, как правило, сообщить более подробные и Обстоятельные сведения, нежели лицо, видевшее его непродолжительное время. Поэтому наиболее ценными считаются показания родственников и лиц, хорошо знающих обвиняемого (подсудимого). Постоянно и длительно общаясь с ними, эти лица больше, чем кто-либо другой, имели возможность заметить отклонения в его поведении и подробно их описать.

Однако лица, хорошо знавшие обвиняемого (подсудимого), в большинстве своем небезразличны к его судьбе. К моменту расследования между ними уже сложились определенные взаимоотношения — симпатия, дружба, неприязнь, вражда. Родственники и приятели иногда пытаются «помочь», полагая, что, указав на болезненные психические расстройства, которые обвиняемый (подсудимый) якобы перенес, они способствуют облегчению его участи. Это может привести к явным преувеличениям в их показаниях относительно возможных свидетельств психического расстройства, сообщению о фактах и обстоятельствах, которых вообще не было. Подобные показания подлежат проверке с помощью других доказательств (допроса других лиц. самого обвиняемого (подсудимого)) и оценке их с поправочным коэффициентом. На отношение к обвиняемому (подсудимому) сильно влияет сам факт преступления, в котором он обвиняется, характер этого преступления, условия его совершения. У одних положительное или «нейтральное» в прошлом отношение к этому лицу сменяется отрицательным; у других, напротив, лишь усиливаются сострадание и жалость. Родственники, и в первую очередь родители, бывают так поражены случившимся, что начинают уверять следователя и суд, будто он совершенно не способен на такой поступок, а если он все же его совершил, то не иначе как «с ним что-то случилось», он был в то время «ненормальным», «больным».

Любые показания о «странностях», «ненормальностях» в поведении обвиняемого (подсудимого) должны быть уточнены и детализированы: на основании каких данных свидетель пришел к выводу о его психическом расстройстве, в чем конкретно выражались его «странности», «ненормальность» и т.п. Подобные показания дают в большинстве своем лица, не сведущие в психиатрии, представления кото

рых о психических болезнях нередко далеки от реальности. Они могут принять за проявление психического расстройства некоторые не психопатологические состояния (простое алкогольное опьянение, педагогическую запущенность подростка и пр.). В то же время они могут не замет ить проявлений психического расстройства, приняв их за нормальные психологические реакции.

Если гражданин находился под психиатрическим наблюдением, то обладателями важной для экспертов информации становится лечащий врач-психиатр и иные врачи, оказывавшие гражданину психиатрическую помощь. Нужно иметь в виду, что лечащий или иной врач, который в прошлом (до назначения экспертизы) оказывал данному лицу медицинскую помощь, может допрашиваться только в качестве свидетеля. Если же такой врач был все же назначен экспертом, например, включен в состав судебно-психиатрической экспертной комиссии, то он подлежит отводу. По обстоятельствам, относящимся к предмету СПЭ, должен быть допрошен и сам субъект, направляемый на экспертное исследование. Ею показания могут подтвердить или опровергнуть показания дру| их лиц. Субъект может сообщить о себе сведения, которые неизвестны окружающим. Например, об обращении в част ном порядке за психиатрической помощью, о чем не знали его родные и знакомые; о своих болезненных переживаниях, о которых он никому не рассказывал. Большое значение имеет допрос обвиняемого (подсудимого) по поводу совершения инкриминируемого ему деяния. Он может дать объяснение мотивов своего поступка, описать содеянное подробно или отрывочно, сослаться на частичное или полное запамятование происшедшего, выразить свое отношение к содеянному, к потерпевшему и т.п. Одни весьма охотно рассказывают о своих психопатологических рассгройст вах, ходатайствуют о направлении их на судебно-психиатрическую экспертизу. Другие стараются скрыть данные об имеющейся у них психической болезни, считают себя психически здоровыми людьми. Некоторых же возмущает сам факт подозрения на наличие у них психического заболевания; они расценивают это как унижение их достоинства, от казываются отвечать на вопросы. От участников процесса требуются в таких случаях осторожность и тактичность. Чтобы получить необходимые для экспертизы сведения, вовсе необязательно задавать допрашиваемому вопросы исключительно «психопатологической» направленности: Какой диагноз психического заболевания был поставлен Вам врачами? Были ли у Вас галлю-

цпнации? Наблюдались ли у Вас припадки? И т.п. Достаточно бывает в спокойном и доброжелательном тоне попросить допрашиваемого рассказать о себе, о проблемах, которые ею беспокоят, о его взаимоотношениях с окружающими, чтобы получить общее представление о его психическом состоянии. Странности и нелепости поведения подсудимого суд может наблюдать во время судебного разбирательства. Например, он сидит в напряженной позе, полностью недоступный контакту, на вопросы и замечания не реагирует, выкрикивает отрывочные, невнятные фразы, на предложение дать показания ложится на пол. Все подобного рода обстоятельства следует непременно зафиксировать в протоколе и кратко упомянуть в постановлении о назначении экспертизы. В материалах некоторых уголовных дел определение (постановление) о назначении судебно-психиатрической экспертизы «в связи с сомнением в психической полноценности обвиняемого (подсудимого)» нередко следует непосредственно за его первым допросом. Причем в протоколе указывается: «Подсудимый молчит, на вопросы не отвечает». Иные данные, способные вызвать «сомнение в психической полноценности», из материалов дела не усматриваются. Можно предположить, что «молчание» подсудимого сопровождалось поведением, примеры которого приведены выше. Но быть уверенным в этом без соответствующих записей в процессуальных документах нельзя. В результате может возникнуть ситуация, когда реализация обвиняемым (подсудимым) своего конституционного права не отвечать на вопросы послужила основанием для назначения судебно-психиатрической экспертизы. Подготовив все необходимое для экспертизы, следователь (суд) выносит постановление (определение) о се назначении с учетом требований, предъявляемых ст. 184 и 288 УПК к составлению этого документа. При этом основаниями для назначения экспертизы следует считать обстоятельства, вызвавшие сомнения в психической полноценности лица, например нахождение его под психиатрическим наблюдением в связи с психическим расстройсгвом. Встречающегося в ряде определений (постановлений) простого упоминания, что экспертиза назначается «в связи с сомнениями в психической полноценности», без указания на вызвавшие эти сомнения обстоятельства недостаточно. В постановлении (определении) важно правильно сформулировать экспертное задание с помощью вопросов, подлежащих эксперт

ному разрешению. Вопросы должны быть четкими, не допускающими неоднозначной трактовки. Они должны также соответствовать закону и положениям психиатрической науки.

Поскольку предметной областью судебно-психиатрической экспертизы является наличие или отсутствие психического расстройства, то обязательным является вопрос: страдало ли данное лицо в прошлом и страдает ли оно в настоящее время психическим расстройством, и если да, то каким именно?

Непосредственно юридически значимые характеристики психического расстройства во многом обусловливаю гея процессуальным по- ложением больного. Отсюда формулировки соответствующих вопросов целесообразно изложить применительно к каждой процессуальной фигуре отдельно.

В отношении подсудимого это следующие вопросы;

а)              Страдал ли подсудимый во время совершения инкриминируемого ему деяния (деяний) психическим расстройством, которое делало его не способным в тот период осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий (бездействия) либо руководить ими? К какой категории болезненных состояний относится данное психическое расстройство — хроническому психическому расстройству, временному психическому расстройству, слабоумию, иному болезненному состоянию психики? (ч. 1 ст. 21 УК).

б)              Страдал ли подсудимый во время совершения инкриминируемого ему деяния (деяний) психическим расстройством, которое де- лало его не способным в тот период в полной мере осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий (бездействия) либо руководить ими? (ч. 1 ст. 22 УК).

На основании экспертных ответов на приведенные вопросы, которые оцениваются в совокупности с другими собранными по делу доказательства ми, делается вывод о вменяемости (включая так называемую ограниченную вменяемость, предусмотренную ст. 22 УК) или о невменяемости обвиняемого (подсудимого), при условии доказанности факта совершения им инкриминируемого ему деяния (деяний).

в)              Не страдает ли подсудимый психическим расстройством, которое делает его не способным ко времени производства по уголовному делу осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий (бездействия) либо руководить ими? Когда началось это психическое расстройство, и не заболел ли подсу

димый после совершения им преступления в состоянии вменяемости? (ч. 1 ст. 81 УК). Является ли это психическое расстройство временным или хроническим? Не вышел ли подсудимый из указанного болезненного состояния, и если да, то в какое время?

Неспособность обвиняемого (подсудимого) осознавать фактический характер и общественную опасность'своих действий (бездействия) либо руководить ими ко времени производства по уголовному делу делает его процессуально недееспособным. Иными словами, он становится не способным самостоятельно осуществлять процессуальные права и обязанности и самостоятельно участвовать в следственных действиях (ч. 4 ст. 404 УПК).

г)              Нуждается ли обвиняемый (подсудимый) в применении к нему принудительных мер медицинского характера, и если да, то в каких именно? (ч. 2 ст. 21, ч. 2 ст. 22, ч. 1 ст. 81, ч. 1 и 2 ст. 97 и ст. 99 УК).

Эксперты отвечают на этот вопрос при условии, если ими было установлено, что у подсудимого во время совершения инкриминируемого ему деяния имелось психическое расстройство, либо исключающее вменяемость (ст. 21 УК), либо «ограничивающее» ее (ст. 22 УК), или же что ко времени производства по данному уголовному делу имеется тяжелое психическое расстройство, обусловливающее процессуальную недееспособность (ч. 1 ст. 81 УК).

При положительном ответе относительно применения принудительной меры медицинского характера эксперты рекомендуют и ее конкретный вид. В отношении лиц с тяжелыми психическими расстройствами это может быть амбулаторное принудительное наблюдение и лечение у психиатра; принудительное лечение в психиатрическом стационаре общего типа; принудительное лечение в психиатрическом стационаре специализированного типа; принудительное лечение в психиатрическом стационаре специализированного типа с интенсивным наблюдением (п. «а»—«г» ч. 1 ст. 99 УК). В отношении «ограниченно вменяемых»[‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡] предусмотрена лишь одна принудительная мера медицинского характера; амбулаторное принудительное наблюдение и лечение у психиатра (ч. 2 ст. 99 УК). Она применяется наряду с наказанием.

д)              Способен ли подсудимый по состоянию своего психического здоровья правильно воспринимать обстоятельства, имеющие значение для дела, и давать о них правильные показания?

Подсудимым может быть лишен возможности давать показания, относящиеся к периоду, когда он страдал кратковременным психическим расстройством, но может быть в состоянии дать показания, относящиеся к другим хронологическим интервалам, когда подобного расстройства не было, и т.п.

е)              Не препятствует ли характер заболевания подсудимого его участию в судебном заседании, и если нет, то как следует относиться к его объяснениям? (ч. 2 ст. 407 УПК).

Представляется, что при ответе «не препятствует» суд в обязательном порядке должен вызвать для участия в судебном разбирательстве подсудимого, а также эксперта-докладчика.

ж)              Если подсудимый страдает психическим расстройством, при котором сохраняется способность осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий (бездействия) и руководить ими, то не относится ли данное психическое расстройство к категории психических недостатков, препятствующих самостоятельному осуществлению права на защиту?

Напомним, что наличие у подсудимого какого-либо психического расстройства предусматривает обязательное участие защитника с момента предъявления обвинения и в судебном разбирательстве (п. 3 ст. 49 УПК), а также обязательное производство предварительного следствия независимо от характера уголовного дела (ч. 2 ст. 126 УПК) (см. § 2 гл. 1).

Иногда в ходе судебного разбирательства выявляются данные, свидетельствующие о возможном наличии у подсудимого не только психического расстройства, но также хронического алкоголизма или наркомании. Для того чтобы суд мог принять обоснованное решение о применении (либо неприменении) принудительного лечения от алкоголизма или наркомании (п. «г» ч. 1 ст. 97 и ч. 2 ст. 99 УК), перед психиатрами-экспертами ставятся также следующие вопросы:

з)[§§§§§§§§§§§]              Является ли подсудимый хроническим алкоголиком или наркоманом? Нуждается ли он в принудительном лечении от алкого

лизма или наркомании? Нет ли медицинских противопоказаний к такому лечению?

В тех случаях, когда при наличии данных о возможном заболевании подсудимого хроническим алкоголизмом или наркоманией отсутствуют сомнения в его психической полноценности, перечисленные вопросы ставя 1ся не перед психиатрамн-экспертами, а перед экспер- тами-наркологамн (п. 2 названной Временной инструкции). Психиатры-эксперты вправе решать одновременно и судебно-психиатрические и судебно-наркологические вопросы. Эксперты-наркологи вправе решать только судебно-наркологические вопросы. Отвечать на судебно-психиатрические вопросы они не правомочны, ибо это выходит за пределы их специальных познаний.

При судебно-психиатрической экспертизе потерпевшего и свидетеля славится один общий для них вопрос: способен ли данный гражданин по состоянию своего психического здоровья правильно воспринимать обстоятельства, имеющие значение для дела, и давать о них правильные показания? (ст. 79 УПК).

В сравнении с обшей формулировкой п. 3 ст. 79 УПК здесь сделано уточнение, от носящееся к причине неспособности давать правильные показания: «состояние психического здоровья». Утрата указанной способности может произойти в силу разных причин. Среди них есть и такие, установление которых не входит в компетенцию психиатра (физические недостатки, психические нарушения не болезненного происхождения). Иногда вопрос формулируется в несколько иной редакции: способен ли свидетель по состоянию своего психического здоровья правильно воспринимать обстоятельства, имеющие значение для дела, а также запоминать и воспроизводить воспринятое?

Подобная редакция также допустима. По сути она лишь вполне корректно и чуть более подробно раскрывает содержание формулировки п. 3 ст.79 УПК.

Однако помимо общего вопроса в отношении потерпевшего могут ставиться также некоторые другие вопросы, в частности:

а)              Не лишало ли психическое расстройство потерпевшего способности понимать характер и значение совершаемых с ним преступных действий или оказывать сопротивление виновному?

Вопрос касается установления беспомощного состояния. Редакция вопроса приведена в соответствии с определением беспомощного состояния потерпевших по делам об изнасиловании. Оно содержится в

п. 5 Пост. Пл. ВС от 22 апреля 1992 г. № 4 «О судебной практике по делам об изнасиловании»*. Этот вопрос может бьпь поставлен и по другим делам, когда требуется установить беспомощное состояние потерпевшего (например, применительно к п. «з» ст. 63 УК).

б)              Не страдает ли потерпевший психическим расстройством, которое ко времени производства по уголовному делу лишает его способности понимать значение своих действий или руководить ими? Когда началось это психическое расстройство? Не вышел ли потерпевший из указанного болезненного состояния, и если да, то в какое время?

На основании экспертных выводов устанавливается процессуальная дее- или недееспособность потерпевшего. Процессуальная дееспособность любого субъекта уголовного процесса есть его способность самостоятельно осуществлять свои нрава и обязанности и, в частности, самостоятельно участвовать в процессуальных действиях.

Следует иметь в виду, что в соответствии с ч. I ст. 191 УПК эксперты вправе по своей инициативе расширить свои ответы за счет не поставленных перед ними вопросов. В этой связи представляется обоснованным включение в определение (постановление) следующего вопроса:

в)              Не является ли психическое расстройство потерпевшего последствием совершенного в отношении него преступления и какова тяжесть этого расстройства (тяжкое, менее тяжкое, легкое)?

Подобный вопрос ставится с целью установления наличия и тяжести вреда здоровью* причиненного потерпевшему преступлением (ст. Ill, 112 и 115, п. «б» ч. 3 ст. 131 и УК). Более подробно порядок организации такого рода экспертиз определяют «Правила судебно- медицинской экспертизы тяжести вреда здоровью».

г)              Какие иные сведения, не вошедшие в экспертное задание, но имеющие значение для решения вопроса о вменяемости подсудимого, о психическом здоровье потерпевшего, свидетеля, могут указать эксперты?

Представляется, что подобный вопрос уместен при назначении экспертиз любою вида.

Сб. Пост. С. 332 -333.

Примерный вариант определения о назначении судебно-психиатрической экспертизы

ОПРЕДЕЛЕНИЕ

25 апреля 1999 г суд г. N-ска в составе: судьи А., народных заседателей И. и П., при прокуроре С., адвокате Б. и секретаре судебного заседания В., рассмотрев в открытом судебном заседании уголовное дело по обвинению К., 23 октября 1968 года рождения, уроженца г. N-ска, с высшим педагогическим образованием, холостого, ранее не судимого, не работавшего, проживающего в г N-ске, ул. Петровская, д. 18, в совершении преступления, предусмотренного ст. 207 УК РФ,

установил:

К. обвиняется в том, в 19 часов 30 минут 22 января 1999 г. позвонил из уличного автомата в милицию и передал сообщение о якобы заложенной в театре бомбе, которая должна сработать в 20 часов, после чего вернулся домой и с балкона наблюдал за происходящим. Прибывшие работники милиции предложили зрителям покинуть театр. При выходе из зала, возникла давка, раздавались женские и мужские крики: «Помогите!», «Задушат!», «Больно!» и др. По сведениям медицинских учреждений, в этот вечер за помощью обратились 8 человек. Один мужчина — 35 лет — умер в больнице через 3 часа от множественных тяжких, несовместимых с жизнью повреждений внутренних органов.

В судебном заседании К. виновным себя признал и пояснил, что сделал ложное сообщение, чтобы смотреть с балкона, как быстро и умело будут работать милиционеры, как будут разбегаться граждане. Но он не хотел, чтобы люди получили травмы, и тем более не хотел смерти человека. Ходатайство защитника о проведении психиатрической экспертизы поддерживает. Заявляет, что в психиатрических больницах не лечился, в психоневрологическом диспансере не наблюдался.

Свидетель Л. пояснила, что является соседкой К. и балкон ее квартиры соединен с балконом его квартиры. Вечером 22 января 1999 г. она услышала шум на улице, вышла на балкон и увидела панику у здания театра: люди выбегали из театра, кричали о помощи, падали. Милиция и военные пытались помочь им. В это время

она услышала, что ее сосед К. на балконе, тихо смеясь, приговаривает: «Ну и шоу я устроил господам буржуям, подавятся они своей культурностью». Далее свидетель пояснила, что, услышав эти слова, она перегнулась и, посмотрев на левый балкон, увидела К. в возбужденно-радостном состоянии. Она спросила его: «Ты что, совсем рехнулся, ты и правда сделал это?» На что К., хихикая, ответил: «Смотри, как они бегут, вот здорово, вот так шоу». Свидетель Л. пояснила далее, что знает К. более 15 лет, он всегда казался ей немного чудным, хотя очень образован, много читает, играет на фортепиано. Иногда он мог среди ночи начать играть и петь. Других особых странностей она не замечала.

Обсудив заявленное ходатайство и представленные защитником вопросы экспертам, с учетом вменяемых подсудимому действий и показаний свидетеля Л. о странностях его поведения в быту, суд пришел к выводу, что поведение подсудимого и его отношение к содеянному вызывает сомнения в его психической полноценности, в связи с чем считает заявленное ходатайство подлежащим удовлетворению. Руководствуясь ст. 78, п. 2 ст. 79, ст. 261 и 288 УПК РСФСР, суд

определил:

Назначить по делу по обвинению К. в совершении преступления, предусмотренного ст. 207 УК РФ, амбулаторную судебно-пси- хиатрическую экспертизу. На разрешение экспертов поставить следующие вопросы: Страдал ли К. во время совершения инкриминируемого ему деяния психическим расстройством, которое делало его не способным в тот период осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий (бездействия) либо руководить ими? К какой категории болезненных состояний относится данное психическое расстройство — хроническому психическому расстройству, временному психическому расстройству, слабоумию, иному болезненному состоянию психики? Страдал ли К. во время совершения инкриминируемого ему деяния психическим расстройством, которое делало его не способным в тот период в полной мере осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий (бездействия) либо руководить ими? Не страдает ли К. психическим расстройством, которое делает его не способным ко времени судебного разбирательства осоз

навать фактический характер и общественную опасность своих действий либо руководить ими? Когда началось это психическое расстройство? Не заболел ли обвиняемый после совершения им преступления в состоянии вменяемости? Является ли психическое расстройство временным или хроническим? Не вышел ли подсудимый из указанного болезненного состояния, и если да, то в какое время? Способен ли К. по состоянию своего психического здоровья правильно воспринимать обстоятельства, имеющие значение для дела, и давать о них правильные показания? Если К. страдает психическим расстройством, при котором сохраняется способность осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий (бездействия) и руководить ими, то не относится ли данное психическое расстройство к категории психических недостатков, препятствующих самостоятельному осуществлению права на защиту? Не препятствует ли характер заболевания К. его участию в судебном разбирательстве, и если нет, то как следует относиться к его объяснениям? Нуждается ли подсудимый в применении к нему принудительных мер медицинского характера, и если да, то в каких именно? Является ли К. хроническим алкоголиком или наркоманом? Нуждается ли он в принудительном лечении от алкоголизма или наркомании? Нет ли медицинских противопоказаний к такому лечению? Какие иные сведения, не вошедшие в экспертное задание, но имеющие значение для решения вопроса о вменяемости подсудимого, могут указать эксперты?

Для проведения экспертизы истребовать из районного психоневрологического и наркологического диспансеров, а также из поликлиники по месту жительства К. его медицинские карты.

Проведение экспертизы поручить экспертам областной психиатрической больницы. Для разрешения вопросов о хроническом алкоголизме и наркомании включить в состав экспертной комиссии соответствующих специалистов.

В распоряжение экспертов предоставить подсудимого К, а также уголовное дело и полученные медицинские документы.

Меру пресечения К. не изменять, оставить содержание под стражей.

Дело слушанием отложить до завершения проведения экспертизы.

Постановление может быть обжаловано и опротестовано в областной суд в течение 7 дней со дня оглашения.

Судья              подпись

Народные заседатели              подписи

Примерный вариант определения об освобождении от уголовной ответственности и назначении принудительного медицинского

лечения

ОПРЕДЕЛЕНИЕ

10 июня 1999 г. суд г. N-ска в составе судьи А., народных заседателей И. и П., при прокуроре С., адвокате Б. и секретаре судебного заседания В., рассмотрев материалы дела в отношении К., 23 октября 1968 года рождения, уроженца г. N-ска, с высшим педагогическим образованием, холостого, ранее не судимого, не работавшего, проживающего в г. N-ске, ул. Петровская, д. 18, совершившего общественно опасное деяние, ответственность за которое предусмотрена ст. 207 УК РФ,

установил:

Окна квартиры и балкон К. выходят на улицу, на которой расположен драматический театр г. N-ска, зрительный зал которого вмещает более 600 человек.

Примерно в 18 часов 22 января 1999 г., сидя на балконе и распивая водку, К. наблюдал, как к началу спектакля к театру подходят и подъезжают граждане. Поскольку окна и балконная дверь квартиры были открыты, К. услышал сообщение по телевизору о том, что в полдень этого же дня в милицию поступил ложный звонок о наличии бомбы в здании вокзала. Диктор рассказал, что при эвакуации пассажиров из помещений вокзала возникли паника и давка, многие получили травмы, на 5 часов было приостановлено движение поездов, для поиска бомбы прибыли специальные подразделения с собаками, здание вокзала было оцеплено работниками милиции

и солдатами. После тщательной проверки бомба не была найдена, т.е. сообщение оказалось ложным.

Прослушав это сообщение, К. решил сделать то же самое, а затем наблюдать со своего балкона, как будут развиваться события. С это 1 целью он вышел из дома и через 30 минут после начала спектакля, т.е. в 19 часов 30 минут, позвонил из уличного автомата и передал сообщение о якобы заложенной в театре бомбе, которая должна «сработать» в 20 часов. Затем К. вернулся домой и с балкона наблюдал за происходящим.

В официальной справке УВД г. N-ска говорится, что через 15 минут после телефонного звонка подразделения милиции и солдаты внутренних войск со специально обученными собаками прибыли в театр. Войдя в зрительный зал во время спектакля, старший группы объявил публике, что она должна не спеша, но очень быстро покинуть зал, который должен быть проверен на безопасность, после чего спектакль, возможно, будет продолжен. Напуганная публика, в панике, быстро направилась к выходам из зала, возникла давка, раздавались женские и мужские крики: «Помогите!», «Задушат!», «Больно!» и др. По сведениям медицинских учреждений, в этот вечер за помощью обратились 8 человек. Один мужчина, 35 лет, был затоптан и умер в больнице через 3 часа от множественных тяжких, несовместимых с жизнью повреждений внутренних органов. Средней тяжести вред здоровью был причинен пяти пострадавшим. Легкий вред здоровью был причинен двум пострадавшим. Эти сведения подтверждаются имеющимися в материалах дела заключениями судебно-медицинских экспертиз.

Обстоятельства совершенных К. действий подтвердила в судебном заседании свидетель Л., которая пояснила, что является соседкой К. и балкон ее квартиры соединен с балконом его квартиры. Вечером 22 января 1999 г. она услышала шум на улице, вышла на балкон и увидела панику у здания театра: люди выбегали из театра, кричали о помощи, падали. Милиция и военные пытались помочь им, но было очень много народа, и все стремились быстрее убежать от здания театра. В это время она услышала, что ее сосед К. на балконе, тихо смеясь, приговаривает: «Ну и шоу я устроил господам буржуям, подавятся они своей культурностью». Далее свидетель пояснила, что, услышав эти слова, она перегнулась и, посмотрев на левый балкон, увидела К. в возбужденно-радостном состоянии. Она спросила его: «Ты что, совсем рехнулся, ты и правда сделал это?» На что К., хихикая, ответил: «Смотри, как они бе

гут, вот здорово, вот так шоу». Свидетель J1. пояснила далее, что знает К. более 15 лет, он всегда казался ей немного чудным, хотя очень образован, много читает, играет на фортепиано. Иногда он мог среди ночи начать играть и петь. Других особых странностей она не замечала.

Оценив показания свидетеля Л., прослушанную звукозапись сообщения в милицию от 22 января 1999 г. о заложенной бомбе в здании театра, а также заключение фоноскопической экспертизы (л.д. 27), установившей, что голос на магнитной пленке принадлежит К., суд пришел к выводу о доказанности совершения данного деяния К.

Переходя к юридической оценке совершенного общественно опасного деяния, суд признает, что оно содержит признаки преступления — заведомо ложное сообщение о совершении террористического акта, ответственность за которое предусмотрена ст. 207 УК РФ.

В материалах дела имеется официальное сообщение (л.д. 21) о том, что с 1985 года К. наблюдается в психоневрологическом диспансере с диагнозом «параноидная форма шизофрении», дважды лечился в психиатрических больницах.

Из заключения судебно-психиатрической экспертизы усматривается, что у К. было установлено наличие хронического психического расстройства в виде «параноидной формы шизофрении». Комиссия экспертов-психиатров пришла к выводу, что инкриминируемое ему общественно опасное деяние совершено им в состоянии, когда он не мог осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий. По этим основаниям комиссия экспертов рекомендует признать К. невменяемым и полагает необходимым применить к нему принудительные меры медицинского характера в виде помещения в психиатрический стационар общего типа.

Поскольку на вопрос: «Не препятствует ли характер заболевания К. участию в судебном разбирательстве?» — эксперты ответили, что имеющееся у К. психическое расстройство исключает возможность его участия в судебном процессе, К. в суд не вызывался.

Оценивая исследованное заключение судебно-психиатрической экспертизы в совокупности с добытыми доказательствами, суд не установил каких-либо сведений, порочащих указанное заключение. У суда также нет оснований сомневаться в компетентности квалифицированных экспертов.

Учитывая характер установленного у К. психического расстройства, суд приходит к выводу о том, что К. не подлежит уголовной

ответственности и признает его невменяемым в отношении совершенного им общественно опасного деяния. С учетом рекомендаций экспертов суд считает необходимым применить к нему принудительные меры медицинского характера в психиатрическом стационаре общего типа.

На вопросы о наличии у К. заболеваний в виде хронического алкоголизма и наркомании эксперты дали отрицательные ответы.

На основании изложенного, руководствуясь п. «а» ч. 1 ст. 403, ст. 409, 410 УПК РСФСР, суд

определил:

В соответствии со ст. 21 УК РФ признать К. не подлежащим уголовной ответственности в связи с невменяемостью во время совершения общественно-опасного деяния, ответственность за которое предусмотрена ст. 207 УК РФ.

На основании ст. 97 УК РФ назначить К. принудительные меры медицинского характера в виде принудительного лечения в психиатрическом стационаре общего типа N-ской областной психиатрической больницы. Меру пресечения К. до помещения его в больницу, оставить — содержание под стражей.

Определение может быть обжаловано и опротестовано в N-ский областной суд в течение 7 суток со дня оглашения.

Судья

Народные заседатели