§ 4. Эволюция института уголовного преследованияв России

Самыми древними источниками правовых норм, связанных с регулированием вопросов привлечения к ответственности лиц за совершение преступлений, являются упомянутые в летописях договоры Руси с Византией 907, 911, 945 и 971 гг.[116] Данные договоры, помимо регулирования основных вопросов установления стабильных торговых отношений между заключившими их государствами, определяли со ссылками на «закон русский» и «уставы русские» меры ответственности руссов за совершение убийства, насилия, порабощения, кражи и других преступлений. Однако о порядке признания лиц виновными в совершении преступлений и назначения наказания упоминаний в них не имелось.

Как свидетельствуют памятники истории, обладатели государственной (княжеской) власти не вмешивались в уголовные конфликты, предоставляя их урегулирование тем субъектам (а также членам рода или общины), между которыми они возникли по существовавшим в то время обычаям и традициям. На это указывает поощрение кровной мести за убийство и самовольного возвращения похищенной вещи, коня или холопа с применением силы членами рода[117]. Хотя в это время уже существует княжеский суд, сменивший суд народа, осуществляемый непосредственно князем или по его поручению кормленщиками, наместниками и волостелями[118]. Однако любое преследование за «обиду» уголовную или гражданскую было частным. Преследование преступника и обвинение его перед судом осуществлялось самим потерпевшим.

Исследователи истории российского уголовного процесса отмечают его подлинную состязательность, выражавшуюся в том, что стороны — «суперники», опиравшиеся на помощь «мира» и «околицы», — были инициаторами и двигателями дела, они собирали доказательства, и самый процесс, «пря», «тяжа» — велся с соблюдением известного процессуального ритуала, «слово противу слова»[119].

При наследниках Ярослава (1050-е гг.) независимо от заявленного иска судом стало преследоваться убийство[120]. Однако связано это было в большей степени с материальными интересами государства. Как свидетельствуют историки, редкие случаи вмешательства в дело преследования, при отсутствии «истца», органов власти вызывались лишь тем обстоятельством, что эти органы получали свою «продажу» и начинали дело «своего прибытка деля». Ясно, что в тех случаях, когда «продажа» уплачивалась кем-либо посторонним, преследование прекращалось[121].

Важнейший источник древнерусского права — Русская Правда ограничила кровную месть, а также назвала должность вирника — лица, обязанного провести расследование и собирать виру, а также отрока — помощника вирника, исполняющего его поручения.

Нормы Русской Правды и более поздних законодательных документов (Новгородская судная грамота) свидетельствуют о формировании на Руси исторически первого вида уголовного процесса — обвинительного. Как видно из его названия, важнейшая роль в нем принадлежала обвинителю, которым по- прежнему было лицо, пострадавшее от преступления, — потерпевший. От его воли зависело возникновение, продолжение и прекращение уголовного процесса. Без его требования не могло начаться производство по делу. На обвинителе (потерпевшем) лежала обязанность доказывания и отыскания обвиняемого («свода и гонения следа»), а также доставление его в суд.

В процессуальной литературе[122] отмечается, что обвинительный процесс в России характерен для раннего феодализма. Исследователи[123] данного исторического периода указывают, что для обвинительного процесса было характерно рассмотрение дела на основе представленных сторонами доказательств, а само судебное разбирательство было состязательным и гласным. Суд только следил за состязанием сторон, которое нередко могло выражаться в поединках, ордалиях и подобных действиях, а затем выслушивал свидетелей и своим решением констатировал исход состязания. Правым согласно судебному решению признавался победитель поединка.

Принятие и распространение на Руси христианства повлекли создание церковных судов, к юрисдикции которых относились церковные (духовные) дела, а затем и дела о посягательствах на женщин (изнасилование, похищение), в сфере семейных отношений (кровосмешение, распутство), о кражах из церкви, а также дела, возникшие во владениях церкви. Церковные суды сохранили собственную юрисдикцию и в период вотчинной юстиции. При этом судьи — церковные иерархи в этот период в своем лице объединяли и судью, и обвинителя.

В светском варианте также шло совершенствование института уголовного преследования. Достаточно отметить, что по Псковской Судной грамоте 1467 г. проведение расследования для обнаружения преступника осуществлялось приставами- обысчиками, представлявшими потерпевшего и его интересы.

Однако в России X—XV вв. в основном расследование и суд вплоть до конца XV в. продолжались по правилам Русской Правды, организация судопроизводства по которым протекала на основе состязательности сторон. В то же время изложенные выше обстоятельства наглядно свидетельствовали о появлении как в светском судопроизводстве, так и в рамках церковной юстиции розыскных начал уголовного процесса.

Период феодальной раздробленности на Руси характеризуется вытеснением состязательного (обвинительного) процесса и формированием розыскного или инквизиционного процесса. Этому немалым образом способствовало стремление местных феодалов сосредоточить в своих руках как можно больше административной и судебной власти. Кроме этого, усиление роли государства в регулировании общественных отношений привело к тому, что некоторые противоправные деяния стали рассматриваться как преступления не только против личности, но и против государства. Впрочем, розыскной процесс в течение очень длительного времени сосуществовал наряду с обвинительным. По Соборному уложению 1649 г. в ряде случаев допускалась возможность перехода дела, начавшегося в обвинительном процессе, к производству в порядке розыскного процесса.

Уголовное преследование лица за совершение преступления, его сыск, обвинение, а также и суд над ним в розыскном процессе осуществлялись судьей. Обвиняемый при этом был лишен возможности защищаться и рассматривался как объект, а не субъект процесса. Но все же несмотря на проявление начала государственной ответственности за общественную безопасность, ответственность эта в силу реальных условий времени большей частью была возложена на население (губные старосты и губные целовальники), а не на правительственные учреждения[124].

Постепенно розыскной порядок укреплялся, вытесняя из области уголовного правосудия остатки обвинительного процесса. Общим правилом становится возбуждение преследования за тяжкие преступления при отсутствии истца. «А не буде на кого в смертном деле челобитчика, и по таким делам за мертвых людей истец бывает сам царь». Таким путем на первый план выступает государственный элемент преследования преступлений, а личный элемент вместе с последним и состязательное начало постепенно отодвигаются в тень[125].

При правлении Петра I розыскное судопроизводство доводится до крайних пределов. Краткое изображение процессов говорит: «...процесс есть, когда судья ради своего чину, по должности судебной вопрос и розыск чинит, где, каким образом, как и от кого такое учинено преступление»[126]. Указом высочайшего повеления 1697 г., как известно, император доводит до логического конца начатое ранее, подлежавшее применению лишь в особо важных случаях, правило о решении розыском всех дел без исключения, не исключая и гражданских. Розыскное начало проникает также в законодательство Екатерины II и Александра II, откуда переходит и в Свод законов.

Первый уголовно-процессуальный кодекс России — результат кодификации и издания Свода законов Российской империи 1832 г., который возложил на губернских прокуроров и их товарищей «охранение благоустройства и законного порядка в губернии, содействие к пресечению злоупотреблений и лихоимства, возбуждение «безгласных» уголовных дел»[127].

Этот порядок находит свое подтверждение и в более ранних исторических документах, например в циркулярном ордере генерал-прокурора, министра юстиции Г. Р. Державина, который направил его губернским прокурорам, указав: «...всемерно имеет наблюдать и доставлять ко мне краткие уведомления, с одной стороны, не происходит ли где кому пристрастных допросов, бесчеловечных истязаний и притеснений всякого рода на обвинение невиновности, а с другой — упущения и послабления преступлениям, а также сокрытия нестерпимых злодеяний и в том случае обязанностью вашей да будет ходатайствовать и настоять в губернском правлении, чтобы следствие приведено было в надлежащую ясность, точность и окончено с совершенным беспристрастием, дабы вышнему месту не осталось ни сомнения, ни повода требовать дополнительных по делу доследований»[128].

Свод законов Российской империи, регулирующий в 30— 50-х гг. XIX в. институт уголовного преследования, предусматривал поводы к началу следствия и предписывал, что «Губернский прокурор, Губернские стряпчие и из сих последних в особенности Губернские стряпчие уголовных дел и Уездные стряпчие обязаны обнаруживать доходящие до их сведения уголовные преступления, особенно безгласные, по которым нет истца... Частным лицам представляется объявлять об известных им преступлениях для надлежащего взыскания, Прокурорам и Стряпчим»[129]. Согласно ст. 34 кн. II т. XV Свода законов по законам уголовным предварительное следствие начиналось при наличии таких поводов, как: 1) извещение известного лица следователю или суду об учинившемся преступлении; 2) жалобы; донос (явное обвинение какого-либо в преступлении); 4) доношение прокуроров и стряпчих; 5) явка с повинной[130].

Прокуроры Петербургской и Московской губерний имели помощников по следственным делам для расследования должностных преступлений. Изложенное позволяет утверждать, что начиная с этого времени прокуратура стала осуществлять уголовное преследование, правда, в несколько усеченном виде.

С началом 60-х гг.

Характеризуя данный период, И. Я. Фойницкий указывал, что до этого времени следствие и исполнение принадлежали полиции, в ее руках находился суд по маловажным преступлениям[131]. Целью издания названного Указа было отделение следственной деятельности от деятельности по охране порядка (полицейской деятельности), хотя за полицией оставалось расследование «маловажных» преступлений и проступков, которые подлежали рассмотрению самими полицейскими чиновниками, а также дознание о происшествиях, которые находились в прямой связи с «важными» преступлениями и проступками, подлежавшими рассмотрению в судебных местах. Однако судебная деятельность еще не была отделена от следственной, хотя рассмотрение дела судебным следователем, по которому он же проводил расследование, не допускалось[132].

Таким образом, институт уголовного преследования в уголовном судопроизводстве России с середины XIX в. предусматривал, что уголовное преследование осуществляли судебные следователи, полиция (по делам менее важным) и прокуроры, которые при обнаружении преступлений входили с представлениями к судебным следователям. Свод законов Российской империи имел несколько редакций — 1832, 1842 и 1857 гг.[133] Как писал И. Я. Фойницкий, правила, включенные в Свод законов, с изданием Судебных уставов 1864 г., претерпев некоторые изменения, остались законом, действующим для тех местностей, в которых еще не были введены Судебные уставы[134].

Судебно-правовая реформа 1864 г. внесла свои коррективы в развитие института уголовного преследования. Согласно ст. 249 Устава уголовного судопроизводства «предварительное следствие о преступлениях и проступках, подсудных окружным судам, производилось судебными следователями при содействии полиции и при наблюдении прокуроров и их товарищей». При этом согласно ст. 278 того же Устава «прокуроры и их товарищи предварительных следствий сами не производят, но дают только предложения о том судебным следователям и наблюдают постоянно за производством сих следствий».

Вместе с тем прокурор обладал правом возбуждать уголовные дела[135], а ст. 281 Устава устанавливала, что «по всем предметам, относящимся к исследованию преступления и к собиранию доказательств, судебный следователь исполняет законные требования прокурора или его товарища с отметкой в протоколах, какие именно меры приняты по его требованию». Наконец, ст. 279 Устава уголовного судопроизводства указывала, что «по производству дознания о преступных деяниях полицейские чины состоят в непосредственной зависимости от прокуроров и их товарищей».

Привлечение к следствию в качестве обвиняемого производилось, как правило, судебным следователем по его инициативе, однако такое следственное действие могло быть проведено по предложению прокурорского надзора, в связи с чем прокурор или его товарищ выносили особое постановление, в котором излагали основания для привлечения лица, совершившего преступление, в качестве обвиняемого (ст. 270 Устава).

Существенной деталью, не позволяющей на исследуемом историческом этапе считать процесс уголовного преследования на предварительном следствии демократическим, являлся тот факт, что участие защитника на предварительном следствии не допускалась. Мера пресечения обвиняемому избиралась непосредственно судебным следователем без участия прокурора и защитника (ст. 334—352 Устава).

В соответствии с Уставом уголовного судопроизводства 1864 г. следствие заканчивалось ознакомлением обвиняемого с материалами делами, после чего судебный следователь объявлял участвующим в деле лицам об окончании следствия.

Все материалы предварительного следствия поступали к прокурору или его товарищу (ст. 402—405 Устава). В аналогичном порядке судебный следователь направлял прокурору производство по делу, по которому имелась необходимость освидетельствования обвиняемых, обнаруживающих признаки умственного расстройства, а также производство по обвинению несовершеннолетних (ст. 315, 329 Устава).

Материалы дела, оконченного предварительным следствием, рассматривались прокурором окружного суда на предмет того, произведено ли следствие с надлежащей полнотой и следует обвиняемого предать суду или дело о нем должно быть прекращено либо приостановлено (ст. 406 Устава).

Для принятия одного из указанных решений направления движения дела прокурор располагал одной неделей срока со времени получения производства по делу. При этом прокурор окружного суда не обладал правом изменения подсудности дела, прекращения или приостановления производства по делу, а также выделения из дела в отдельное производство отдельных его материалов. При наличии оснований к принятию подобных решений прокурор составлял заключение и направлял дело со своим заключением в окружной суд или в судебную палату через ее прокурора (ст. 443, 450 Устава), которые и принимали данные решения по существу.

По делам, подсудным судебной палате (о преступлениях, предусматривающих наказание в виде лишения всех прав состояния), выносилось определение судебной палаты о предании суду. По всем другим категориям дел предание суду обвиняемых осуществлялось прокурором принятием им заключения в форме обвинительного акта. В данном акте обязательно отражались: событие происшествия, заключающее в себе признаки совершенного преступления; время и место совершенного преступления; данные об обвиняемом; доказательства и улики, собранные по делу и их основное содержание; юридическая сущность обвинения, со ссылкой на закон, признаки которого усматриваются в расследованном деянии.

К обвинительному акту прокурор обязан был прилагать список лиц, подлежащих вызову в суд.

Приведенное содержание норм Устава уголовного судопроизводства 1864 г. дает основание сделать вывод о том, что на досудебных стадиях уголовного судопроизводства исследуемого исторического периода уголовное преследование осуществлялось в основном судебными следователями, а по «маловажным» преступлениям и проступкам — полицейскими чиновниками. Прокуроры и их товарищи обладали надзорными полномочиями в отношении судебных следователей и полиции. Прокурорами уголовное преследование осуществлялось в формах возбуждения уголовных дел, дачи судебным следователям обязательных для исполнения требований, руководства производством дознания, а также решения вопроса о предании обвиняемого суду и составления обвинительного акта.

В судебном разбирательстве поддержание государственного обвинения возлагалось на прокурора. Так, ст. 4 Устава уголовного судопроизводства гласила: «По уголовным делам, подведомственным общим судебным установлениям, обличение обвиняемых перед судом возлагается на прокуроров и их товарищей». Прокурор активно участвовал в производстве судебного следствия, в необходимых случаях давал объяснения (п. 3 ст. 630 Устава). Согласно ст. 519 Устава прокурору нельзя было отказать в вызове свидетелей, указанных им в списке, приложенному к обвинительному акту или в особом требовании, предъявленному председательствующему во время подготовительных к суду распоряжений.

Следует отметить, что правовая конструкция проведения судебного следствия свидетельствовала о реальной состязательности сторон и равных условиях представления доказательств. На это обстоятельство современные процессуалисты часто ссылаются, указывая, что в судебном следствии сначала допрашивались свидетели, вызванные обвинением, а затем — свидетели, вызванные подсудимым и защитником, причем первыми задавали вопросы представители той стороны, которой был вызван свидетель. В случае если какая-либо сторона представляла новые доказательства, суд был обязан дать противной стороне возможность приготовиться к состязанию. В этом случае суд вправе был отложить судебное разбирательство[136].

Согласно Уставу уголовного судопроизводства прокурор выступал в судебных прениях с обвинительной речью. Данная речь отражала только те обстоятельства обвинения, в каком они были подтверждены в судебном следствии.

Следует иметь в виду, что, несмотря на определение Уставом уголовного судопроизводства судебного процесса России того времени состязательным, из его норм не следовала односторонность функции обвинения, осуществляемой прокурором в судебном заседании при произнесении речи. Так, ст. 739 Устава уголовного судопроизводства провозглашала, что «прокурор в обвинительной речи не должен ни представлять дело в одностороннем виде, извлекая из него только обстоятельства, уличающие подсудимого, ни преувеличивать значения имеющихся в деле доказательств и улик или важности рассматриваемого преступления». А ст. 740 прямо гласила, что «если прокурор находит оправдания подсудимого уважительными, то обязан, не поддерживая обвинительного акта, опровергнутого судебным следствием, заявить о том суду по совести»[137]. Данные нормы Устава свидетельствуют о наличии в деятельности прокурора по уголовному преследованию наряду с функцией обвинения правоохранительной функции. При этом, как показывает анализ российского законодательства конца XIX — начала XX в., надзорные функции прокурора обеспечивались вместе с функцией уголовного преследования, осуществляемой прокурором как стороной обвинения.

Указанный порядок сохранялся вплоть до 1917 г., когда движущим началом процесса являлось обвинение, а само судебное разбирательство являлось состязательным, гласным и устным.

Декретом СНК РСФСР от 24 ноября 1917 г. № 1 «О суде» были упразднены институты судебных следователей, прокурорского надзора, присяжной и частной адвокатуры, предварительное следствие по уголовным делам было возложено на местных судей единолично[138]. Таким образом, идеи «революционной целесообразности» привели их авторов к возвращению, по сути, инквизиционных черт процесса.

В роли обвинителей и защитников, допускаемых также и в стадии предварительного следствия, могли выступать все «неопороченные» граждане обоего пола, которые пользовались гражданскими правами. Таким образом, государственное обвинение в суде было заменено обвинением общественным, непрофессиональным. Лиц, осуществлявших общественное обвинение, приглашали из коллегий правозаступников, создаваемых на основе добровольной записи всех желающих.

В марте 1918 г. был принят Декрет ВЦИК № 2 «О суде», которым для проведения предварительного следствия по уголовным делам, превышающим подсудность местного народного суда, был введен принцип коллегиальности[139]. По уголовным делам обвинительный акт заменялся постановлением следственной комиссии о предании суду. Обвинение же по-прежнему осуществлялось на общественных началах, лицами из коллегий правозаступников.

В дальнейшем был принят ряд нормативных правовых актов, которые регулировали вопросы создания и порядка деятельности народных судов, революционных трибуналов, революционных военных трибуналов и иных подобных органов революционной юстиции. Однако существенных изменений в принципах их организации и функционирования, а также регламентации осуществления уголовного преследования, по сравнению с положениями указанных выше декретов, произведено не было. При Революционном трибунале ВЦИКа создавались коллегии обвинителей, члены которых осуществляли надзор за соблюдением законов при расследовании преступлений, поддерживали государственное обвинение по уголовным делам, приносили кассационные протесты на незаконные и необоснованные приговоры судов[140]. Однако они по-прежнему были общественными, а не государственными органами.

Утвержденное постановлением III сессии ВЦИК от 28 мая 1922 г. № IX созыва Положение о прокурорском надзоре, восстановившее прокуратуру в составе Народного комиссариата юстиции РСФСР, возложило на органы прокуратуры обязанность по осуществлению «надзора от имени государства за законностью действий всех органов власти, хозяйственных учреждений, общественных и частных организаций, частных лиц путем возбуждения уголовного преследования против виновных и опротестования нарушающих закон постановлений» (п. «а» ст. 2 названного Положения).

Кроме того, согласно данному Положению органы прокуратуры осуществляли «непосредственное наблюдение за дея- дельностью следственных органов дознания в области раскрытия преступлений», за деятельностью ГПУ (п. «б» ст. 2), поддерживали обвинение на суде (п. «в» ст. 2) и наблюдали за правильностью содержания заключенных под стражей (п. «г» ст. 2)[141].

Буквальное толкование приведенных норм Положения приводит к выводу, что законодатель того времени рассматривал функцию уголовного преследования, осуществляемую прокуратурой, как производную от основной функции — надзора за исполнением законов.

В ст. 13 названного Положения выделяются самостоятельные этапы уголовного преследования, осуществляемые прокуратурой, такие как: возбуждение судебного (уголовного) преследования против должностных и частных лиц как по собственной инициативе, так и по поступающим жалобам и заявлениям; разрешение вопроса о предании суду по делам, поступающим от органов дознания; утверждение обвинительных заключений следователей по всем делам, по которым производилось предварительное следствие; составление обвинительного акта в случае несогласия прокурора с заключением следователя, с направлением таковых в распорядительное заседание суда для окончательного утверждения; участие в распорядительных заседаниях суда по вопросам о предании суду во всех случаях, когда прокуратура признает свое личное участие в этих заседаниях необходимым; поддержание обвинения на суде. Следует отметить, что советское государство в первые годы своего существования не стремилось к изданию единого кодифицированного процессуального закона, что, естественно, создавало сложности правоприменительной деятельности[142].

В связи с этим принятие 25 мая 1922 г. первого Уголовнопроцессуального кодекса РСФСР, который в редакции от 15 февраля 1923 г. действовал до принятия УПК РСФСР в 1960 г., является позитивным фактором. Содержание уголовнопроцессуального закона позволяло более успешно решить задачи, стоящие перед уголовным судопроизводством в целом и его институтом — уголовным преследованием лиц, совершивших преступления.

Современные исследователи отмечают, что УПК РСФСР 1922 г. регламентировал уголовный процесс смешанного типа, заимствуя ряд положений из Устава уголовного судопроизводства 1864 г., которые, в свою очередь, были созданы под влиянием французского законодательства[143].

Нормы, регулирующие деятельность органов прокуратуры по осуществлению уголовного преследования, появлялись постепенно и в других нормативных правовых актах. Так, ст. 6 Положения о судоустройстве РСФСР, принятого на IV сессии ВЦИК и утвержденного постановлением от 2 ноября 1922 г., устанавливала, что «для надзора за общим соблюдением законов, непосредственного наблюдения за производством предварительного следствия и дознания, поддержания обвинения на суде действует государственная прокуратура»[144].

Ряд норм данного Положения был посвящен регламентации деятельности народных следователей. Статья 7, в частности, указывала, что народные следователи действуют «под наблюдением прокуроров и губернских судов»[145]. Народные следователи состояли при соответствующих следственных участках, при губернских судах, при Верховном Суде РСФСР и при отделе прокуратуры Народного комиссариата юстиции РСФСР «для производства срочных расследований по важнейшим делам»[146].

В 20-е гг. XX столетия с распространением практики создания специализированных прокуратур стал действовать принцип предметной подназорности. Так, прокурору по трудовым делам при Верховном Суде РСФСР, должность которого была введена на основании ст. 183 Положения о судоустройстве РСФСР, при осуществлении функции уголовного преследования в отношении всех «трудовых дел» в соответствии с данным Положением принадлежало право: возбуждения судебного преследования против должностных и частных лиц за нарушение законоположений о труде (п. «а» ст. 78); разрешения вопроса о предании суду по делам указанной категории, утверждения обвинительных заключений по этим делам, а в случае несогласия с заключениями следователей — составления своих обвинительных заключений (п. «г» ст. 89); участия в распорядительных заседаниях Верховного Суда РСФСР по вопросам о предании суду во всех тех случаях, когда прокурор признает свое участие в этих заседаниях необходимым (п. «д» ст. 89); поддержания обвинения в Верховном Суде РСФСР, а с санкции Прокурора Республики и в любом ином суде республики (п. «е» ст. 89).

Кроме того, прокурор по трудовым делам при Верховном Суде РСФСР осуществлял надзор за производством дознания и следствия по делам особой важности, направляемым в Верховный Суд РСФСР в порядке п. 1 ст. 449 УПК РСФСР, опротестовывал судебные приговоры и определения в кассационном порядке, истребовал в порядке надзора через помощника прокурора республики при Верховном Суде РСФСР дела из любого суда республики в любой стадии процесса и опротестовывал их в порядке ст. 441 УПК РСФСР и т. д. Деятельность прокурора по трудовым делам регулировалась также нормами должностной Инструкции «О правах и обязанностях прокурора по трудовым делам при Верховном Суде РСФСР»[147].

Таким же образом согласно утвержденному постановлением ЦИК и СНК СССР от 20 августа 1926 г. Положению о военных трибуналах и военной прокуратуре была учреждена военная прокуратура как специализированный институт системы прокуратуры. Военные прокуроры возбуждали судебное преследование и осуществляли все функции прокурорского надзора по делам подсудным военным трибуналам. Помимо этого, на военных прокуроров возлагались обязанности по надзору за органами следствия и дознания, а также за особыми отделами ОГПУ и т. д.

Следует особо отметить тот факт, что первоначально прокуратура Союза ССР была создана в составе судебной системы как прокуратура Верховного Суда Союза ССР и вплоть до 1933 г. действовала на основании утвержденного постановлением ЦИК и СНК СССР от 24 июля 1929 г. Положения о Верховном Суде Союза ССР и прокуратуре Верховного Суда Союза ССР.

В соответствии со ст. 60 данного Положения в области деятельности Верховного Суда Союза ССР в качестве суда первой инстанции прокурор Верховного Суда Союза ССР возбуждал уголовное преследование по делам, подлежащим рассмотрению Верховным Судом Союза ССР[148], наблюдал за производством предварительного следствия по этим делам, давал дальнейшее направление законченным следствием делам и осуществлял функции прокурора в судебных и распорядительных заседаниях по этим делам[149].

Очевидно, что присущие прокуратуре функции надзора и уголовного преследования никак не соответствовали ее положению как структурного элемента судебной системы, и в соответствии с постановлением ЦИК и СНК СССР от 17 декабря 1933 г., утвердившим положение о Прокуратуре Союза ССР, Прокуратура Союза ССР была создана как самостоятельный государственный орган. Прокуратура Верховного Суда Союза ССР упразднялась.

В Положении были определены функции прокуратуры, в числе которых были названы возбуждение уголовного преследования и поддержания обвинения (ст. 7)[150].

Кроме того, данное Положение закрепило за прокуратурой четыре отрасли надзора: 1) общий надзор; 2) надзор за правильным и единообразным исполнением законов судебными органами; 3) надзор за исполнением законов органами дознания и предварительного следствия; 4) надзор за законностью действий ОГПУ, милиции, исправительно-трудовых учреждений. При этом приоритет признавался за судебно-следственной деятельностью прокуратуры, что отразилось в соответствующих приказах, направленных на совершенствование организационных начал деятельности органов прокуратуры[151].

Существенные изменения в правовой регламентации института уголовного преследования произошли в 1955 г.

Новым Положением о прокурорском надзоре в СССР, утвержденном Указом Президиума Верховного Совета СССР от 24 мая 1955 г., было установлено, что Генеральный прокурор СССР и подчиненные ему прокуроры осуществляют возложенные на них задачи путем привлечения к уголовной ответственности лиц, виновных в совершении преступлений (п. 2 ст. 3).

Более содержательно данный институт законодательства раскрывали ст. 15 и 17 Положения, которыми устанавливалось, что в отношении должностных лиц или граждан, нарушивших закон, прокурор в зависимости от характера нарушения либо привлекает виновных к уголовной ответственности, либо принимает меры к привлечению нарушителя к административной или дисциплинарной ответственности (ст. 15), а при осуществлении надзора за точным исполнением законов в деятельности органов дознания и предварительного следствия Генеральный прокурор СССР и подчиненные ему прокуроры обязаны привлекать к уголовной ответственности лиц, виновных в совершении преступлений, принимать меры к тому, чтобы ни одно преступление не осталось нераскрытым и ни один преступник не уклонился от ответственности (п. 1 ст. 17), а также следить за неуклонным соблюдением органами дознания и предварительного следствия установленного законом порядка расследования преступлений (п. 3 ст. 17)[152].

Таким образом, согласно данному Положению в числе функций прокуратуры уголовное преследование отсутствовало, хотя фактически данная функция осуществлялась прокуратурой в силу полномочий, возложенных на нее уголовно-процессуальным законодательством.

Значимым историческим этапом развития уголовно-процессуального права в СССР было принятие в 1958 г. Основ уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных республик, которые, несмотря на ярко выраженные элементы командно-административной системы тоталитарного политического режима советского государства, все же закрепляли важные принципы процесса, какими и являлись презумпция невиновности, состязательность обвинения и защиты, право обвиняемого на защиту, право национального языка на ведение уголовного судопроизводства, обязанность установления объективной истины как основной цели процесса.

Вместе с тем следует согласиться, что Основы уголовного судопроизводства и принятые в соответствии с их основными положениями уголовно-процессуальные кодексы в союзных республиках (в РСФСР УПК был принят в 1960 г.) сохраняли черты розыскного процесса, о чем свидетельствует прежде всего отсутствие разделения функций между обвинением и разрешением судом дела по существу. Суд наряду с другими правоохранительными органами государства нес обязанность раскрытия, изобличения и наказания каждого совершившего преступление. Суд этого исторического периода очень точно охарактеризован И. Л. Петрухиным, который писал, что суд в условиях проявления командно-административной системы всех элементов государственного механизма не мог быть гарантом защиты прав человека и зачастую сам суд выступал отнюдь не поборником законности, а, напротив, орудием государственного произвола[153].

Существенной вехой развития института уголовного преследования по советскому законодательству является принятие 7 октября 1977 г. новой Конституции СССР, посвятившей вопросам организации и деятельности прокуратуры отдельную главу (гл. 21), что предопределило (нормой ч. 2 ст. 168) принятие Верховным Советом СССР 30 ноября 1979 г. первого Закона Союза ССР «О Прокуратуре СССР».

Данный Закон сохранил прежнюю терминологию, установив, в частности, в ст. 3, что в соответствии с возложенными на прокуратуру задачами органы прокуратуры осуществляют борьбу с преступностью и другими правонарушениями, расследуют преступления, привлекают к уголовной ответственности лиц, совершивших преступления, обеспечивают неотвратимость наказания.

Однако п. 11 ст. 29 данного Закона устанавливалось, что прокурор возбуждает уголовные дела, утверждает обвинительные заключения (постановления), направляет уголовные дела в суд, а п. 1 ст. 32 определялось, что прокурор участвует в судебном разбирательстве дел по первой инстанции, дает заключения по вопросам, возникающим при рассмотрении дел, поддерживает перед судом государственное обвинение по уголовным делам, а при наличии оснований отказывается от обвинения, совершает иные процессуальные действия, предусмотренные законом. Тем самым за прокуратурой по существу наряду с надзором закреплялось осуществление уголовного преследования как одного из направлений ее деятельности.

Аналогичным образом определялись полномочия военной прокуратуры, деятельность которой регламентировалась принятым в соответствии со ст. 12 Закона СССР «О Прокуратуре СССР», Положением о военной прокуратуре, утвержденным Указом Президиума Верховного Совета СССР от 4 августа 1981 г. Нормами данного Положения на военную прокуратуру возлагалось производство предварительного следствия по уголовным делам, привлечение к уголовной ответственности лиц, совершивших преступления, надзор за исполнением законов органами дознания, действующими в Вооруженных Силах СССР, следователями военных прокуратур, а также органами дознания и следователями органов государственной безопасности при расследовании ими дел, подсудных военным трибуналам и, наконец, надзор за исполнением законов при рассмотрении дел в военных трибуналах.

С распадом в декабре 1991 г. Союза ССР последовали новые изменения в правовой регламентации института уголовного преследования.

15 ноября 1991 г. Верховным Советом РСФСР было принято постановление № 1879-I «Об образовании единой системы органов Прокуратуры РСФСР». Это постановление было принято согласно Декларации «О государственном суверенитете РСФСР» на основании ст. 176, 179 Конституции РСФСР. В соответствии с ним Верховный Совет РСФСР на базе существовавших и действовавших на территории России органов прокуратуры Союза ССР создал единую систему органов прокуратуры, которую возглавил Генеральный прокурор РСФСР. С этого момента Прокуратура Союза ССР прекратила свое существование. Создание самостоятельной системы органов прокуратуры России требовало принятия соответствующего нормативного правового акта, регулирующего ее деятельность. В итоге 18 февраля 1992 г. был опубликован Закон о прокуратуре, который с изменениями и дополнениями действует и в настоящее время.

Одной из важных ступеней судебно-правовой реформы стало принятие 22 ноября 2001 г. и вступление в действие с 1 июля 2002 г. УПК РФ. Данный кодифицированный законодательный акт вновь вернул в нормативную ткань понятие «уголовное преследование», причем впервые дал ему легальное определение. Как отмечалось в § 2 настоящей главы, институту уголовного преследования посвящена гл. 3 разд. I УПК РФ, состоящая из четырех статей, раскрывающих его общие положения. Специальные нормы об уголовном преследовании рассредоточены по различным главам Кодекса. Раскрытию содержания данного института посвящается § 2 настоящей главы. Более предметно этапы уголовного преследования и деятельность прокурора по его осуществлению будут рассмотрены в следующих главах.

Вместе с тем, как показывает опыт правоприменения УПК РФ, который детально обсуждается учеными и практиками в ходе проведения научно-практических конференций, эффективность института уголовного преследования в нашей стране остается крайне низкой, следственные и судебные ошибки серьезно снижают авторитет судебных и правоохранительных органов Российского государства. В материалах данных конференций отражаются различные взгляды ученых по оценке тех или иных положений действующего УПК РФ, высказываются основанные на научных исследованиях и анализе правоприменения предложения, направленные на его совершенствование [154].

Безусловно, современный аспект формата научных исследований предопределен созданием в сентябре 2007 г. Следственного комитета при прокуратуре РФ и инновационным законодательным сопровождением процессуальной и организационной деятельности органов прокуратуры РФ. Следует признать, что сформирована сложная система органов прокуратуры РФ, а уголовно-процессуальный закон закрепил нестандартные подходы к определению соотношения полномочий органов дознания, предварительного следствия и прокуратуры.

Законодательно существенно изменено процессуальное положение следователей, определены качественно новые полномочия руководителей следственных органов и по-новому выстроено процессуальное соотношение полномочий дознавателей, начальников подразделений дознания, органов дознания, следователей, руководителей следственных органов и прокуроров на всех стадиях досудебного производства уголовных дел.

В литературе обоснованно указывается, что обозначенные выше процессуальные новеллы требуют глубокого непосредственного изучения следственной практики, статистических данных, характеризующих состояние расследования уголовных дел и последующего судебного разбирательства[155].

Современные научные исследования[156] показывают, что существуют серьезные проблемы в сфере уголовно-процессуальной деятельности по осуществлению уголовного преследования и обеспечению при этом прав участников уголовного судопроизводства, получению положительных результатов по раскрытию, расследованию и судебному решению уголовных дел и т. д. В связи с этим в научном плане нами была поставлена задача — исследовать эволюцию института уголовного преследования в России и с позиции накопленного опыта сделать попытку определить возможность использовать его в решении обозначенных современных проблем института уголовного преследования.

С учетом изложенного по результатам исследования представляется возможным сделать следующие выводы и предложения. Эволюционное развитие института уголовного преследования и определение роли прокурора в его функциональном предназначении на всех этапах уголовного судопроизводства свидетельствует о том, что уголовно-процессуальная деятельность прокурора с момента создания в России органов прокуратуры обеспечивает реализацию взаимосвязанных функций обвинения в форме уголовного преследования и законоохранения в форме надзора за законностью и обоснованностью обвинения.

На разных исторических этапах соотношение этих функций, выраженных в процессуальных правомочиях прокурора, было разным, но оптимальным являлось лишь тогда, когда уголовное преследование и надзор, осуществляемый прокурором, взаимно себя дополняли и не допускалось разбалансирования процессуальных форм и механизмов их взаимодействия и проникновения. Развитие института уголовного преследования неотделимо от развития российского уголовного процесса в целом. Методология науки уголовного процесса, используя метод исторического подхода к правовым явлениям, позволяет сделать вывод о том, что анализ российского законодательства, особенно с середины XIX в. и до настоящего времени, с учетом накопленного опыта подтверждает необходимость осуществления прокурором функции уголовного преследования и законоохранительной надзорной функции как равноценных, а не как дополнительной и основной.

Данный научный вывод является принципиально важным с позиции законодательного разрешения современных проблем нахождения эффективных правовых механизмов обеспечения назначения уголовного судопроизводства посредством совершенствования института уголовного преследования и повышении в нем роли прокурора. Реформирование современной судебно-правовой системы России в направлении создания независимого, эффективного и сильного правосудия не должно нарушать правовую систему сдержек и противовесов в решении задач по защите прав и основных свобод человека и гражданина в уголовном судопроизводстве. Этот вывод в полной мере подтверждается эволюцией уголовного преследования в России и накопленным историческим опытом правоприменительной практики правоохранительных органов России.

Эффективный и сильный статус прокурора в структуре механизма уголовного преследования, реализуемый прокурором наряду с решением законоохранительных (надзорных) задач, является одним из важных и значимых элементов системы сдержек и

противовесов, направленных на исключение следственных и судебных ошибок и предотвращение нарушений законности в уголовном судопроизводстве при рассмотрении уголовных дел.