3.2. Вина лица, совершившего деяние, предусмотренное ст. 299 Уголовного кодекса РФ

Прежде чем приступить к непосредственному исследованию проблемы вины лица, совершающего привлечение к уголовной ответственности заведомо невиновного, необходимо определиться с вопросом о месте вины в субъективной стороне состава преступления, о соотношении вины с другими признаками субъективной стороны; выявить признаки, характеризующие вину, сформулировать ее понятие.

Вина, как известно, характеризует субъективную сторону любого состава преступления. В то же время в теории уголовного права ряд авторов ограни-

176

чивают субъективную сторону только виной1. Другие, включают в нее (субъективную сторону) не только вину, но и мотив, цель2, а некоторые дополняют ее и таким признаком, как эмоциональное состояние3. Как представляется, субъективная сторона состава преступления характеризуется тремя признаками: виной, мотивом и целью. Объясняется это тем, что состав преступления — это некая законодательная модель преступления, в которой законодатель сосредоточил минимум уголовно-правовых признаков. Отсутствие любого из них равнозначно отсутствию уголовно-правового основания для привлечения лиц, в деянии которых эти признаки имеют место, к уголовной ответственности. Именно поэтому в уголовно-правовой норме, описывающей состав соответствующего преступления, могут присутствовать лишь отдельные признаки. Вина, например, является всегда обязательным признаком. Что касается цели и мотива, то они могут быть заложены законодателем в норму в качестве обязательных признаков, но могут быть и не заложены в нее. Когда же речь идет о субъективной стороне любого преступления, то во всех такого рода ситуациях субъективная сторона характеризуется только виной. Мы объясняем это обстоятельство тем, что вина по своему содержанию не может не включать в себя и мотив, и цель. На наш взгляд, мотив и цель преступления чаще всего предшествуют вине. Они всегда сопровождают ее и поэтому не могут выступать в качестве самостоятельных признаков преступления.

1 См.: Дагель П.С, Котов Д.П. Субъективная сторона преступления. Воронеж, 1974. С. 41-42; Ворошилин Е.В., Кригер ЛЛ. Субъективная сторона преступления. М., 1987. С. 6-7; Злобин Г.А. Виновное вменение в историческом аспекте // Уголовное право в борь-

* бе с преступностью. М., 1981. С. 23; Российское уголовное право: Курс лекций. Владиво-

сток, 1999. Т. 1. С. 385 и др.

2 См.: Уголовное право Российской Федерации. Общая часть. Саратов, 1997. С. 183; Афян Э. Мотив и цель незаконного оборота наркотических средств и психотропных ве ществ // Уголовное право. 2003. № 2. С. 9 и др.

3 См.: Наумов А.В. Уголовное право. Общая часть: Курс лекций. М., 1996. С. 201; Коршиков И.В., Щербаков В.В. Уголовное право. Общая часть: Учебное пособие. Самара, 2000. С. 35; Иногамова-Хегай Л., Жовнир С. Субъективная сторона лжепредприниматель ства // Уголовное право. 2001. № 4. С. 29 и др.

177

вывается «... на смешении субъективной стороны преступления (вины) и признаков состава преступления, характеризующих эту субъективную сторону (умысел, неосторожность, мотив, цель, аффект, заведомость и др.)...»1.

Ярким оппонентом представленной позиции выступает А.И. Рарог. По его мнению, «отождествлению вины с субъективной стороной преступления не соответствует законодательной характеристике вины...Законодатель от-

«, носит к содержанию вины, то есть умысла и неосторожности, лишь сознание

и волю, не оставляя места для мотива, цели и иных признаков, характеризующих психическую активность субъекта в связи с совершенным преступлением...Включение в вину мотива, цели, эмоций, заведомости и других психологических признаков, круг которых точно не определен, вносит путаницу в решение вопроса о форме вины и лишает эти признаки самостоятельного значения как признаков субъективной стороны, хотя в законе такое значение им нередко придается..

Диссертант считает, что применительно к преступлению вина, незави-

#, симо от ее формы или вида, всегда сопровождается и целью, и мотивом. В

этом плане, видимо, можно усмотреть определенную специфику применительно к преступлениям, характеризующимся неосторожной формой вины. Что же касается преступлений умышленных, то вина сопряжена с мотивом и целью. Для того чтобы убедиться в этом, можно пойти от обратного и поставить вопрос иначе, возможно ли, чтобы мотив и цель совершения преступления не сопровождались виной? Ответ, по нашему мнению, достаточно очевиден — такого быть не может. Однако это вовсе не означает, что во всех подобного рода ситуациях мотив и цель совершения преступления, что называется, сливается с виной лица. Думаем, что этого не происходит. И если за-

* кон применительно к отдельным ситуациям выделяет тот или иной мотив

или цель, а иногда и то, и другое одновременно в качестве самостоятельного

1 Дагель П.С. Понятие вины в советском уголовном праве // Материалы ХШ научной конференции ДВГУ. Владивосток, 1968. Ч. IV. С. 123.

2 Рарог А.И. Субъективная сторона и квалификация преступлений. М., 2001. С. 7-8.

178

и обязательного признака, то это, как нам представляется, свидетельствует о том, что влияние данных признаков на вину лица чрезвычайно велико.

В этом смысле заслуживает внимания позиция А.И. Рарога. С одной стороны, он — сторонник выделения в субъективной стороне преступления в качестве самостоятельных признаков вины мотива и цели; с другой — утверждает, что «вина — определенная форма психического отношения лица к совершаемому им общественно опасному деянию — составляет ядро субъективной стороны преступления, но не исчерпывает полностью ее содержание...Однако вина не содержит в себе ответа на вопросы, почему и для чего виновный совершил преступление. Это устанавливается с помощью таких признаков субъективной стороны преступления, как мотив и цель»1.

Если согласиться с автором, что вина — это определенная форма психического отношения лица к совершаемому им преступлению, то ее содержание должно составлять все, что характеризует это психическое отношение, в том числе мотив и цель преступления.

1 Рарог А.И. Субъективная сторона и квалификация преступлений. С. 10.

2 См.: Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации. М., 2002. С. 44.

179

ективной стороны преступления, мотивируя это тем, что уголовно-процессуальный законодатель в качестве обстоятельств, подлежащих доказыванию, называет не только виновность лица, совершившего преступление, но и его мотивы. При этом он ничего не говорит о целях совершения преступления и эмоциональном состоянии лица в период совершения преступления. Действительно, закон оставляет открытым вопрос об эмоциональном состоянии преступника и целях совершения преступления. Однако позиция уголовно-процессуального закона в большей мере подтверждает правомерность нашей позиции. Мотив и цель совершения преступления — это компоненты вины, без наличия которых установить и дать оценку виновности лица вряд ли возможно. И прав в этой связи А.И. Рарог, утверждая, что именно мотив и цель совершения преступления отвечают на вопрос, почему и для чего виновный совершил его. Что касается отсутствия среди обстоятельств, подлежащих доказыванию, цели совершения преступления и эмоционального состояния лица, то это следует рассматривать как пробел в уголовно-процессуальном законодательстве.

1 Уголовный процесс России: Учебное пособие / Под ред. З.Ф. Ковриги, Н.П. Кузнецова. Воронеж, 2003. С. 117.

180

вершившего преступление. В частности, отмечается, что «преследуемая лицом цель, так же как и мотив совершения преступления, должна устанавливаться независимо от того, имеют ли они уголовно-правовое значение для квалификации деяния»1.

Таким образом, с одной стороны, закон не включает в предмет доказывания цель совершения преступления и эмоциональное состояние лица, сопровождающее его в процессе совершения преступления. С другой, учебники по уголовно-процессуальному праву занимают по этому вопросу противоположную позицию. Такого рода дуализм совершенно не допустим. Как известно, одним из принципов уголовно-процессуального законодательства РФ является принцип законности. В ч. 3 ст. 7 (Законность при производстве по уголовному делу) УПК РФ указывается: «Нарушение норм настоящего Кодекса судом, прокурором, следователем, органом дознания или дознавателем в ходе уголовного судопроизводства влечет за собой признание недопустимыми полученных таким путем доказательств»2.

Сложившаяся и представленная ситуация вряд ли допустима, поскольку порождает целый ряд проблем как уголовного, так и уголовно-процессуального характера.

1 Рыжаков А.П. Уголовный процесс: Учебник для вузов. М., 2002. С. 212.

2 Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации. М., 2002.С. 8.

181

теризующие личность обвиняемого; 4) характер и размер вреда, причиненного преступлением; 5) обстоятельства, исключающие преступность и наказуемость деяния; 6) обстоятельства, смягчающие и отягчающие наказание; 7) обстоятельства, которые могут повлечь за собой освобождение от уголовной ответственности и наказания. 2. Подлежат выявлению также и обстоятельства, способствовавшие совершению преступления»1.

Содержание представленной статьи весьма своеобразно. В ней практически отсутствует то, что в уголовном праве рассматривается как основание уголовной ответственности (речь идет о составе преступления). Как это ни странно, но предметом доказывания выступают только отдельные элементы и признаки состава преступления, в то время как состав в целом обстоятельством, подлежащим доказыванию, не является. Полагаем, что представленную ситуацию следует рассматривать как пробел в уголовно-процессуальном законодательстве России. В уголовно-процессуальной литературе справедливо отмечается, что «предмет доказывания... включает обстоятельства, установление которых должно иметь место в процессе доказывания по каждому уголовному делу...В него входят все обстоятельства дела, имеющие уголовно-правовое и уголовно-процессуальное значение» .

В связи с изложенным считаем необходимым дополнить ст. 73 (Обстоятельства, подлежащие доказыванию) УПК РФ следующим обстоятельством: «соответствие совершенного деяния составу конкретного преступления, предусмотренного УК РФ». Данное обстоятельство разместить под п. 2 ч. 1 анализируемой статьи. Из п. 2 ч. 1 ст. нынешней редакции ст. 73 УПК РФ следует изъять следующие слова: «форма его вины», в то же время дополнить его фразой: «и цели совершения преступления, а также обстоятельства, характеризующие эмоциональное состояние лица». В целом, с учетом изменений и дополнений анализируемого обстоятельства, оно может быть представлено под п. 3 в следующей редакции: «виновность лица в соверше-

1 Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации. М., 2002. С. 44-45.

2 Уголовный процесс: Учебник. 3-е изд. / Под ред. В.П. Божьева. М., 2002. С. 155.

182

нии преступления, его мотивы, цели и эмоциональное состояние». Из данного пункта изымается фраза «форма его вины». Она в данном тексте, где говорится о виновности лица в совершенном преступлении, неуместна. Наличие в одном обстоятельстве и виновности, и форм вины порождает видимость, что виновность — это нечто, что выходит за пределы вины. На самом деле это вовсе не так. В ч. 1 ст. 24 (Формы вины) УК РФ отмечается: «1. Виновным в преступлении признается лицо, совершившее деяние умышленно или по неосторожности». Вывод из изложенного достаточно очевиден. Вина как таковая может быть либо в форме умысла, либо в форме неосторожности. Просто же вина или виновность вне этих форм не существует, что и обосновывает изъятие вышеназванной фразы из исследуемого обстоятельства, подлежащего доказыванию.

Выявленный уголовно-процессуальный пробел, по нашему мнению, является следствием пробела на этот счет в законодательстве уголовном.

В настоящее время уголовное законодательство РФ не придает основополагающего значения мотиву, цели, эмоциональному состоянию лица, совершившего преступление, хотя именно эти признаки, по нашему мнению, в большей степени отражают степень его социальной адаптированности лица к условиям демократического, правового государства. Чем в большей степени его мотивы и цели противоречат нравственным мотивам и целям общества, тем больше он социально дезориентирован в обществе, тем вероятнее он станет на путь совершения правонарушений, в том числе преступлений1.

Признавая правомерность высказанного тезиса, нетрудно предположить, что социальная дезориентация, если она связана с совершением преступления, должна учитываться при назначении лицу наказания. В этой си-

1 См.: Нравственная жизнь человека, искания, позиция, поступки. М., 1982. С. 96-97; Злобин Г.А., Келина С.Г. Некоторые теоретические вопросы криминализации общественно опасных деяния // Проблемы правосудия и уголовного права. М., 1978. С. 105; Кар-пец И.И. Уголовное право и этика. М., 1985. С. 37; Варыгин А.Н., Громов ВТ., Шляпникова О.В. Основы криминологии и профилактики преступлений. Учебное пособие. Саратов, 2000. С. 66; Мельник В.И. Наркотизм и образовательная среда: пути решения проблемы. Криминологические и уголовно-правовые аспекты. Саратов, 2003. С. 92.

183

туации наказание выступает одним из необходимых обстоятельств для обеспечения задач, стоящих перед уголовным законодательством России. В частности, это средство, которое непосредственно предупреждает совершение новых преступлений. Наказание в данном случае — это некий правовой стимул, который побуждает человека к действиям, отвечающим требованиям нравственности. Однако такого рода действия как следствие позитивного поведения возможны при определенных ситуациях. «Правовой стимул, — пишет А.В.Малько, — только тогда становится побудительной силой, когда «затронет» интерес субъекта и превратится в позитивный мотив» .

В свете сказанного было бы, по нашему мнению, обоснованным предусмотреть в уголовном законодательстве России стимулирующее значение мотива и цели совершения преступления, а также эмоционального состояния лица в период совершения преступления. В ныне действующем Уголовном кодексе РФ нет уголовно-правовой нормы или положения, которые решали бы заявленную проблему. Правда, в положениях, регламентирующих перечень обстоятельств, смягчающих (ст. 61, 62 ) и отягчающих (ст. 63 УК РФ) наказания, есть ряд пунктов, которые так или иначе рассматривают эти обстоятельства либо как смягчающие, либо как отягчающие. В частности, п. «з» ст. 61 УК РФ обстоятельством, смягчающим наказание, рассматривает противоправность или аморальность поведения потерпевшего, явившегося поводом для преступления». Таким образом, законодатель говорит об аморальности поведения, но не лица, совершившего преступление, а потерпевшего от него, что, конечно же, не одно и то же. Могут сказать, что целый ряд обстоятельств, смягчающих наказание, как бы предполагает нравственный мотив, скажем, п. «и» (явка с повинной, активное способствование раскрытию преступления, изобличению других соучастников преступления и розыску имущества, добытого в результате преступления») и п. «з» («оказание медицинской и иной помощи потерпевшему непосредственно после совершения преступления, добровольное возмещение имущественного ущерба и

1 Малько А.В. Стимулы и ограничения в праве. М., 2003. С. 149.

184

морального вреда, причиненных в результате преступления, иные действия, направленные на заглаживание вреда, причиненного потерпевшему»). Есть на этот счет и положения, которые отягчают наказание. Например, п. «е» («совершение преступления по мотиву национальной, расовой, религиозной ненависти или вражды, из мести за правомерные действия других лиц, а также с целью скрыть другое преступление или облегчить его совершение»).

Перечисленные обстоятельства и смягчающие, и отягчающие наказания лишь в какой-то мере позволяют придать мотивам уголовно-правовое значение. Однако этого, как представляется, явно не достаточно. К тому же в представленных обстоятельствах речь идет главным образом о мотиве. Что касается целей совершения преступления, то их присутствие, а следовательно, значение еще менее существенно. Эмоциональное состояние лица, совершившего преступление, представлено лишь в качестве обязательного признака некоторых уголовно-правовых норм, предусматривающих уголовную ответственность, скажем, за убийство в состоянии аффекта (ст. 107) и причинение тяжкого или средней тяжести вреда здоровью в состоянии аффекта (ст. 113) УК РФ. Считаем, что мотив, цель совершения преступления и эмоциональное состояние лица в период совершения преступления должны иметь более важное уголовно-правовое значение, что означает следующее: названные обстоятельства должны сопровождать вину. Там, где речь идет о вине, там же следует говорить и о перечисленных обстоятельствах, если без их наличия, во-первых, невозможно установить вину; во-вторых, без присутствия мотива и цели совершения преступления, без эмоционального состояния лица невозможно назначить справедливое наказание.

В этой связи при изложении принципа вины считаем обоснованным включить в него и рассматриваемые признаки, для чего редакцию ст. 5 (Принцип вины) УК РФ дополнить следующей фразой: «а также мотив и цель совершения преступления, эмоциональное состояние лица в период совершения преступления». Данное дополнение следует разместить в ч. 1 указанной статьи, после фразы «его вина». Предложенное нами дополнение к

185

принципу вины должно выступать правовой основой для обязательной «привязки» мотива и цели совершения преступления, эмоционального состояния лица в период совершения им преступления к вине. Поскольку принцип вины включает в себя и названные признаки, то во всех других случаях, в которых закон оперирует понятием «вина», следует понимать под ней и мотив, и цель, и эмоциональное состояние лица.

В представлении автора настоящего исследования именно вина, сопровождаемая мотивом и целью совершения преступления, эмоциональным состоянием лица в период совершения им преступления, служит базовым основанием для индивидуализации уголовного наказания. Основанием для привлечения лица к уголовной ответственности, которая довольно часто связана с назначением наказания, служит деяние, содержащее в себе все признаки состава преступления, предусмотренного уголовным законодательством России. На этом настаивает закон (ст. 8 «Основание уголовной ответственности» УК РФ), позиция которого разделяется многими учеными-криминалистами1. Вместе с тем уместно отметить, что в теории уголовного права на этот счет отсутствует единство мнений. В частности, некоторые исследователи проблемы оснований уголовной ответственности не признают в этом качестве состав преступления, полагая, что основанием ответственности является само преступление2. В то же время ни состав преступления, ни преступления сами по себе не могут служить основанием для индивидуализации наказания при назначении ее судом лицу, совершившему преступление. Эту функцию не может выполнить состав преступления, предусмотренный соответствующей статьей Особенной части УК РФ, поскольку он является типовым для всех лиц, привлекаемых на ее основании к уголовной ответственности.

Едва ли можно индивидуализировать наказание и руководствуясь понятием «преступление». Вместе с тем отдельные признаки преступления —

1 См.: Российское уголовное право. Учебник: В 2 т. Общая часть / Под ред. А.И. Ра- рога. М., 2003. С. 90.

2 См.: Щербаков В.В. Уголовная ответственность и ее основание: Автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Саратов, 1998. С. 20-22.

186

вина и сопровождаемые ее мотив и цель преступления, эмоциональное состояние лица в период совершения конкретного преступления — вполне могут обеспечить должный уровень индивидуализации ответственности. В дореволюционной России известный специалист в области уголовно-правовой и психологической науки Г.С. Фельдштейн считал, что вина служит основным фактором при назначении наказания . В этой связи представляется обоснованным включить названные признаки в норму, регламентирующую общие начала назначения наказания (ст. 60 «Общие начала назначения наказания» УК РФ). Предлагаемое дополнение может быть изложено в следующей редакции: «В том числе его вина, мотив и цель совершения преступления, эмоциональное состояние в период его совершения, а также». Данное дополнение логично разместить в ч. 3 названной статьи после слов: «При назначении наказания учитывается характер и степень общественной опасности преступления». Далее следует наше дополнение. После дополнения опускается союз «и» и дополнение сопровождается оставшимся в ч. 3 законодательным текстом.

Содержание изложенного дополнения ч. 3 ст. 60 УК РФ не меняет законодательной логики по назначению обвиняемому наказания. В то же время оно позволяет максимально учесть факторы для максимального субъективного вменения2. Максимальное субъективное вменение, как представляется, и есть инструмент для максимальной индивидуализации наказания. Максимально индивидуализируя наказания, суд тем самым получает возможность и реализует принцип справедливости3. Говоря о возможности максимальной индивидуализации наказания лиц, совершивших преступления, следует

1 См.: Фельдштейн Г.С. Психологические основы и юридические конструкции форм виновности в уголовном праве. М., 1903. С. 35.

2 См.: Шаталова Л.И. Правовые, психологические и этические аспекты субъективно го вменения в уголовном праве Российской Федерации: Автореф.дис. ... канд. юрид. наук. Самара, 2002. С. 10.

См.: Лесниевски-Костырева ТА. Дифференциация уголовной ответственности: Ав-рореф. дис. ... д-ра юрид. наук. М, 1999. С. 25; Верша Г.В. Дифференциация уголовной ответственности за преступления против собственности: проблемы теории и практики: Аврореф. дис.... д-ра юрид. наук. Саратов, 2003. С. 3.

187

иметь в виду, что это возможно, когда вина, обстоятельства, ее сопровождающие, действительно выступают бесспорным критерием, отражающим грубую безнравственность виновного лица. Только такого рода безнравственность, по нашему мнению, обосновывает назначение уголовного наказания. Назначенное при этом наказание не ожесточает преступника и окружающих, а, напротив, служит определенным основанием для восприятия добродетельности мира, что позитивно влияет на процесс нравственного самовоспитания. Конфуций писал: «Если люди управляются по правовым нормам и дисциплинируются наказанием, то они будут беззастенчиво искать пути, чтобы обойти и то, и другое. Если же они будут управляться добродетелью и дисциплинироваться традициями, то они признают стыд и будут вести себя по справедливости»1.

Сказанное предполагает наполнение вины всеми теми свойствами, которые свидетельствуют об игнорировании преступниками устоявшихся в обществе ценностей и их стремлении причинить личности, обществу и государству зло. В этой связи возникает вопрос, наполнена ли вина такого рода содержанием? Ответ на поставленный вопрос может быть отрицательным. Во-первых, потому что законодатель вообще не формулирует определение понятия «вина». Этот вопрос решается уголовно-правовой доктриной, но и на этом уровне единства среди ученых-криминалистов нет. Во-вторых, те определения понятия «вина», которые существуют в теории уголовного права, по нашему мнению, явно не отражают действительной сущности данной категории, а потому лишь отчасти обосновывают справедливость наказания при его индивидуализации.

В науке уголовного права отсутствие законодательного определения вины расценивается как серьезная уголовно-правовая проблема2. Представляется, что в значительной степени следствием этой проблемы являются дискуссионные вопросы вины и виновности в уголовном праве. По мнению А.И.

1 Саидов Д.Х. Сравнительное правоведение. М, 2000. С. 329-330. Г.В. Дифференциация уголовной ответственности за преступления про-Проблемы теории и практики. Саратов, 2003. С. 169. 2 См.: Верина Г.В. Дифференциация уголовной ответственности 3i тив собственности. Проблемы теории и практики. Саратов, 2003. С. 16?

188

Марцева, названные категории не идентичны: «...Под виновностью в уголовном праве следует понимать совершение конкретным лицом конкретного общественно опасного деяния с определенным психическим отношением к своему деянию и его последствиям, выраженным в форме умысла или неосторожности. При этом вина выступает важнейшим элементом виновности...»1.

Еще раньше концепция «двух вин» в теории уголовного права поддерживалась Т. Л. Сергеевой2 и обосновывалась неудовлетворенностью ученых относительно понимания вины только как умысла и неосторожности3. Прежде чем анализировать позицию А.И. Марцева и его сторонников, необходимо попытаться определиться с содержанием вины. В теории уголовного права принято считать сформировавшимися два положения относительно содержания вины: психологическая и оценочная. Психологическая теория вины оценивает ее как психическое отношение лица к деянию и его последствиям в форме умысла или неосторожности. Автором такого понимания вины был А.А. Пионтковский4. Следует признать, что значимость представленного понимания оказалась столь велика, что практически и поныне данное определение является господствующим5. Именно так или почти так определяется вина в абсолютном большинстве учебников по уголовному праву, в том числе современных. При этом чаще всего в качестве обязательных признаков вины называют ее формы: умысел или неосторожность.

Таким образом, получается, что сущность вины заключается в психическом отношении лица к деянию и его последствиям в форме умысла или

1 Марцев А.И. О вине и виновности в уголовном праве // Предмет уголовного права и его роль в формировании уголовного законодательства Российской Федерации. Саратов,

•' 2002. С. 19.

2 См: Вопросы виновности и вины в практике Верховного Суда СССР по уголовным делам М., 1950. С. 34; Ной КС. Новое в трактовке основных уголовно-правовых понятий // Советское государство и право. 1982. № 7. С. 93.

3 См.: Ной КС. Указ. соч. С. 95.

4 См.: Пионтковский А.А. Уголовное право РСФСР. Общая часть: Учебник М., 1925. С.131.

5 См.: Уголовное право России. Учебник. Общая и Особенная части / Под ред. В.П. Ревина. М., 1998. С. 40.

189

неосторожности. Но ведь само по себе психическое отношение не позволяет оценивать его ни положительно, ни отрицательно. Такую оценку дать невозможно до тех пор, пока психическое отношение не будет наполнено определенным содержанием. И только исходя из этого содержания, возможна оценка. Именно поэтому был совершенно прав К.Ф. Тихонов, который еще в 60-е годы прошлого века отмечал: «...Указание на психическое отношение лица к совершаемому им деянию, является недостаточным без выяснения того социального содержания, которое проявляется в факте умышленного или неосторожного совершения лицом общественно опасного деяния и на котором основывается порицание человека за совершенное им преступление. Таким содержанием и является отрицательное отношение к интересам ...государства»1.

Полагаем, что отрицательное отношение лица, совершившего преступление, к соответствующим позитивным ценностям признавать содержанием вины едва ли правильно. Во-первых, отношение, независимо от того оценивается оно как отрицательное или как положительное, фактор субъективный. Когда же идет речь о содержании вины, то речь, на наш взгляд, идет о признаках объективных. Во-вторых, лицо, причинившее зло посредством совершения преступления, заслуживает наказания, а это и есть объективное выражение упречности в целом за все деяния, а не только за вину2, которое, как известно, включает в себя все элементы и признаки объективного и субъективного порядка. Вина же выступает только одним из элементов состава преступления, хотя, по своей значимости, вполне может превосходить все другие элементы и признаки. В связи с этим можно прежположить, что содержанием вины должно являться нечто, характеризующее вину, с одной стороны, и выделяющее ее значимость среди других элементов и признаков состава преступления, с другой.

1 Тихонов К.Ф. Субъективная сторона преступления: Проблема социального содер жания вины в советском уголовном праве. Саратов, 1967. С. 65.

2 См.: Баршев СИ. О преступлениях и наказаниях. М., 1841. С. 2.

190

Представленные требования к содержанию вины вызывают вопрос, насколько действующее уголовное законодательство и наука уголовного права России обеспечивает эти или другие требования по наполнению содержанием исследуемой категории? Считаем, что ответа на него уголовное законодательство РФ не дает. В настоящее время УК РФ имеет принцип вины (ст. 5) и самостоятельную гл. 5, которая в Законе названа «Вина». Названные уголовно-правовые обстоятельства сами по себе как бы предполагают возможность дать законодательное определение понятия «вина». Например, принцип вины гласит: «1. Лицо подлежит уголовной ответственности только за те общественно опасные действия(бездействие) и наступившие общественно опасные последствия, в отношении которых установлена его вина...». Важность заявленного принципа совершенно очевидна. Закон однозначно определяет, что преступление не может состояться, если не установлена вина лица, его совершившего. Уголовно-правовая логика вместе с тем столь же однозначно диктует необходимость законодательного определения того явления, посредством которого лицо признается лицом, совершившим преступление. Однако законодатель этого не делает, чем, по нашему мнению, сводит на нет рассматриваемый принцип вины1.

При отсутствии законодательного понимания вины, она может толковаться правоприменителями по-разному. Могут сказать, что ситуация с разными толкованиями практически равна нулю, поскольку в главе, специально посвященной опять-таки вине, законодатель разъясняет формы и виды вины. Действительно, в гл. 5 (Вина) определены формы вины, дана характеристика ее видов, невиновного причинения вреда и установлена ответственность за преступление, совершенное с двумя формами вины. Уместен вопрос: можно ли, исходя из законодательной характеристики форм и видов вины , определить содержание вины как родового для них понятия? Считаем, что сделать это невозможно.

1 См.: Трухин A.M. Принцип вины в российском уголовном праве // Актуальные проблемы правоприменительной практики в связи с принятием нового Уголовного кодекса Российской Федерации. Красноярск, 1997. С. 54.

191

Таким образом, УК РФ не позволяет решить проблему содержания вины. Сложно решает данную проблему и теория уголовного права. В значительной степени поэтому в теории уголовного права сформировалась оценочная категория вины. Основоположником оценочной категории вины в советском уголовном праве был Б.С. Утевский. Он воспринимал вину как бы на двух уровнях: как родовое понятие умысла и неосторожности и как общее основание уголовной ответственности. При этом вина как общее основание уголовной ответственности характеризует объективные и субъективные обстоятельства всего состава преступления1. Вина и виновность рассматривались как явления разнопорядковые. Уже в то время по поводу такого разделения Н.Н. Полянский писал: «Вина в советском уголовном и процессуальном праве есть единый институт. Понятия «вина» и «виновность» представляют собой не наименование двух различных институтов, а только различные термины для выражения единого понятия...Различение понятия «вина» и «виновность» в итоге приводит к схоластическому различению материально-правового и процессуального понятия, обозначенного или термином «вина», или термином «виновность», что решительно противоречит практически целесообразному требованию, чтобы каждое понятие использовалось по возможности в одном и том же значении как в теории, так и в практике его применения»2. Автор настоящего исследования в полной мере разделяет позицию Н.Н. Полянского в том, что вину и виновность нельзя наполнять различным содержанием.

Однако для того чтобы убедиться в этом, по нашему мнению, недостаточно просто говорить об этом. Необходимо понятие «вина» наполнить «собственным содержанием». И если это осуществить, тогда и проблема отпадет сама по себе. В этом плане интересна позиция ГЛ. Злобина. Он отмечал: «И действующий закон, и теория советского уголовного права безогово-

1 См.: Утевский Б.С. Вина в советском уголовном праве. М., 1950. С. 59-60; Дурма нов Н.Д. Общие основания учения о причинной связи в уголовном праве // Вопросы уго ловного права. М., 1944. № 1. С. 52.

2 Полянский Н.Н. Вопросы теории советского уголовного процесса М., 1956. С. 246-248.

192

рочно сходятся в том, что умышленная вина предполагает сознание виновным общественно опасного характера своего действия или бездействия. Но сознавать общественную опасность несомненно означает не только отражать, но и оценивать социальную сущность соответствующих действий...Таким образом, общественная оценка деяния входит в содержание вины, является ее необходимым элементом, относится к числу моментов, формирующих вину, определяющих ее социальную природу...вина, составляющая субъективную сторону преступного деяния, одновременно выступает целостной характеристикой преступления...При всем этом...вина не тождественна преступному деянию...»1.

Позиция Г.А. Злобина в определенной мере отражает в рассматриваемой части действующее уголовное законодательство России. Чтобы убедиться в этом, следует обратиться к ст. 14 (Понятие преступления) УК РФ. Закон так определяет преступление: «1. Преступлением признается виновно совершенное общественно опасное деяние, запрещенное настоящим Кодексом под угрозой уголовного преследования». Как видно, вина в норме поставлена на первое место, в том числе и по смысловой значимости. С учетом всего этого вина как бы охватывает и общественную опасность деяния, и противоправность, и угрозу наказуемостью. Однако и в этом плане следует в полной мере согласиться с Г.А. Злобиным, вина не тождественна преступлению. Признаки преступления существуют независимо от вины, объективно, но они приобретают качество преступления, когда каждый из них и все вместе взятые отражают содержание вины. Можно ли высказанное суждение относительно осознаваемых лицом признаков преступления, рассматривать в качестве содержательных признаков вины? Считаем, что можно. Вместе с тем следует подчеркнуть, что перечисленные признаки еще не составляют полного содержания исследуемого понятия. Оно будет полным лишь тогда, когда вина в этом плане действительно станет явлением родовым для всех ее форм и ви-

1 Злобин Г.А. Виновное вменение и уголовная ответственность (статья подготовлена к печати научным сотрудником ИГПАН СССР СВ. Полубинской) // Актуальные проблемы уголовного права. М., 1988. С. 45.

193

дов. Это возможно, когда вина в полном объеме наполняет субъективную сторону преступления и столь же полно отражает объективные признаки соответствующего состава преступления, установленного в деянии лица. Сказанное означает, что содержательно вина должна включать в себя такой набор и такую совокупность признаков, которые обосновывали существование законодательных форм и видов вины.

Какие же признаки должны наполнять содержание родового понятия вины? Ответом на этот вопрос может быть позиция Г.А. Злобина, который утверждал, что «категория вины выполняет в обществе определенную оценочную функцию. Быть виновным — значит заслуживать осуждения, упрека за определенное поведение, «плохое в себе»... или за его результат»1. В представленном смысле вина действительно выступает субъективным (внутренним) основанием для осуждения лица и привлечения его к уголовной ответственности.

Сказанное позволяет включить в содержание вины следующие признаки. Прежде всего речь должна идти об осознанно-волевом восприятии лицом своего деяния, выразившемся в действии или бездействии. Вина — это одновременное проявление и сознания, и воли. В теории уголовного права вину определяют посредством категории «психика». СВ. Векленко отмечает: «Отечественное уголовное право в основном стоит на позиции, что центральное место в понятии вины принадлежит психическому отношению человека к совершенному им общественно опасному деянию, выраженному в форме умысла или неосторожности»2.

Однако такая позиция, по нашему мнению, не в той мере отрицает уголовный закон в части регламентации им умысла: Как известно, раскрывая содержание прямого и косвенного умыслов, законодатель оперирует словами «осознание» и «воля». Осознание — это и есть «работа» психики, но

1 Злобин Г.А. Виновное вменение и уголовная ответственность. С. 41.

2 Векленко СВ. О психическом отношении лица к совершаемому преступлению // Вестник Южно-Уральского государственного университета Сер. «Право». 2001. Вып. 1. №8.С158.

194

оно(осознание) не включает в себя компонент воли, в то время как психика есть «особое свойство, присущее живым организмам, основанное на высшей нервной деятельности и выражающееся в наличии способности отражения действительности в ощущениях, восприятиях, чувствах, а у людей также в мышлении и воле»1. Психика всегда включает в себя волю. Осознание происходит от глагола «осознать», что означает «понять, уразуметь» .

Закон при решении вопросов видов вины использует понятия: осознание и воля. Следовательно, ими и необходимо пользоваться формулируя вину на уровне родового понятия. Осознанно-волевое отношение означает, во-первых, что в основе осознания лежат психика и воля. С одной стороны,. это предполагает физиологически и социально «созревшую» психику и волю. Это возможно, когда лицо, совершившее деяние, достигло возраста, с наступлением которого оно обязано под угрозой уголовной ответственности воздерживаться от совершения преступления. С другой — не нарушенное сознание и волю, что, в свою очередь, предполагает вменяемость лица, совершившего общественно опасное деяние. Невменяемый человек осуществлять осознанно-волевое восприятие совершаемого деяния не в состоянии. Во-вторых, осознанно-волевое восприятие должно как бы сопровождать совершаемое лицом деяние. Кроме того, осознанно-волевое восприятие должно сопровождаться мотивом и целью как неотъемлемыми частями, обосновывающими совершаемое лицом деяние. Последнее обстоятельство означает, что всякое психико-волевое осознание всегда предполагает мотив, который субъективно обосновывает, в силу чего лицо совершает это деяние и цель, субъективно также определяющая, ради чего человеком совершается такого рода деяние.

Мотив и цель, таким образом, характеризуют «рабочее» состояние психико-волевого осознания. И, наконец, осознанно-волевое восприятие, включая в себя осознание совершаемого деяния, тем самым должно вклю-

1 Словарь русского языка: В 4 т. М., 1987. Т. 3. С. 553.

2 См.: Словарь русского языка: В 4 т. М., 1986. Т. 2. С. 652.

195

чать и его уголовно-правовые характеристики: общественную опасность, противоправность, наказуемость. Когда речь идет об осознании общественной опасности, то имеется в виду не только непосредственное осознание, что совершаемое лицом деяние создает опасность для личности, общества или государства, но и осознание реальной возможности создания опасности для перечисленных объектов уголовно-правовой охраны. В случаях же отсутствия реального осознания такого рода опасности говорить о наличии вины не представляется возможным.

Осознанно-волевое отношение включает в себя и противоправность своего деяния, то есть необходимо, чтобы лицо, совершающее деяние, осознавало, что оно (деяние) выливается в преступление, поскольку совершается виновно1 и которое напрямую запрещено действующим уголовным законодательством России, о чем свидетельствует и наказание, предусмотренное за него. Осознание наказания за совершаемое преступление не означает, что лицо представляет себе виды и объем наказания, предусмотренные санкцией соответствующей статьи Особенной части УК РФ. Важен сам факт осознания ответственности. Данная точка зрения представляется спорной, главным образом потому, что категории «запрещенность» и «вина» разнятся между собой как объективное (запрещенность) и субъективное(вина) и не могут сливаться в одно целое без предварительного самостоятельного выделения каждого из них. Кроме того, следует иметь в виду, что вина, которой оперирует закон при формировании понятия «преступление» является родовой, в то время как умысел или неосторожность выступают его видами. Следовательно, они не могут сливаться будучи понятиями разными по объему.

1 В науке уголовного права высказана точка зрения, в соответствии с которой виновность не является самостоятельным признаком преступления, «...так как уголовно-противоправное деяние изначально включает психическое отношение к этому деянию в форме умысла или неосторожности. Виновность характеризуется запрещенным уголовным законом психическим отношением к совершенному деянию и его последствиям» (см.: Львова Е.Ю. Социальная и юридическая сущность преступления. Вопросы теории: Автореф. дис.... канд. юр. наук. М., 2003. С. 17.

196

В теории уголовного права достаточно широко распространена точка зрения о том, что вина должна включать в себя социально-правовую оценку антисоциального, когда речь идет о преступлениях умышленных. А в преступлениях, совершенных с неосторожной формой вины, имеет место пренебрежительное отношение виновного к охраняемым уголовным законом интересам1. Думаем, что необходимость такого включения не бесспорна. Мы включаем в родовое понятие «вина» осознанно-волевое отношение лица не только к совершаемому им деянию, но и к уголовно-правовым и социальным свойствам, характеризующим преступление: общественной опасности, противоправности, виновности и наказуемости. Каждое из названных свойств преступления и все вместе, конечно же, отражают то зло, которое несет лицо, совершающее преступление. Оно объективно (общественная опасность, противоправность, наказуемость) и субъективно(виновность) является не только асоциальным, но и безнравственным. И если в понятие «вина» включать асо-циальность, то сразу возникнет вопрос: обладают ли перечисленные признаки преступления аморальностью? В настоящее время такой вопрос, по нашему мнению, неуместен, поскольку все преступления аморальны. Вместе с тем, учитывая, что вина всегда характеризуется мотивами и целями, то следует именно их оценивать с позиции уголовно-правовых принципов. Мы делаем акцент на мотивах и целях и при этом исходим из того, что именно они являются формирующими и стимулирующими вину факторами. В науке отмечается, что «эмоции, вызывающие желания, хотения и страсти, являются энергетическим компонентом мотива»2. Представленное суждение, хотя и акцентирует внимание на эмоциях и мотиве, тем не менее непосредственно влияет на формирование, укрепление вины лица.

Все изложенное относительно содержательных признаков вины, позволяет сформулировать ее понятие. Вина — это осознанно-волевое отношение

1 См.: Флетчер Дж., Наумов А.В. Основные концепции современного уголовного права. М, 1998. С. 244; Рарог AM. Общая теория вины в уголовном праве. М, 1980. С. 21; Дагель П.С. Проблемы вины в советском уголовном праве. Владивосток, 1968. С. 54.

2 Зелинский А.Ф. Криминальная мотивация хищений и иной корыстной преступной деятельности. Киев, 1990. С. 19.

197

лица к совершаемому им общественно опасному, непосредственно запрещенному настоящим УК РФ под угрозой уголовного наказания, деянию, основанная на мотивах и целях, противоречащих общеправовому принципу справедливости и выливающаяся в предусмотренные законом формы и виды. Сформулированное определение понятие вины позволяет выявить признаки, ее характеризующие. Это прежде всего осознанно-волевое отношение лица к совершаемому им общественно опасному деянию. Данный признак предполагает, что вина всегда слагается из двух компонентов: осознания и воли. В зависимости от их сочетания она дифференцируется на формы и виды. Осознанно волевое отношение жестко увязывается с совершаемым лицом деянием, которое должно быть общественно опасным. При этом общественная опасность может быть непосредственной: причинять вред охраняемым уголовным законом личности, общества и государства либо создавать угрозу причинения этого вреда, а может быть опосредованной, когда вред причиняется в силу самонадеянности, недостаточной внимательности и предусмотрительности. Осознанно-волевое отношение включает в себя не только общественную опасность, но и запрещенность данного деяния настоящим УК РФ и его наказуемость. Это означает, что лицо правильно оценивает совершаемое им деяние в смысле его запрещенности и предусмотренной законом ответственности за его совершение. Осознанно-волевое отношение должно основываться на мотивах и целях совершения преступления, которые по своей сути должны противоречить требованию общеправового принципа справедливости, сущность которого представлена ч. 3 ст. 17 Конституции России, которая гласит: «Осуществление прав и свобод человека и гражданина не должно нарушать права и свободы других лиц»1. И последний признак анализируемого определения выражается в том, что осознанно-волевое отношение выливается в предусмотренные законом формы и виды вины. Названный признак предполагает, что на уровне конкретных составов преступлений,

1 Конституция Российской Федерации. М., 1993. С. 9.

198

предусмотренных действующим уголовным законодательством РФ, вина может быть реализована только в качестве определенных форм (умысла или неосторожности) и определенных видов (умысел прямой и косвенный, неосторожность в виде легкомыслия или небрежности).

Представленное определение вины, на наш взгляд, следует расположить в гл. 5 (Вина) УК РФ под наименованием «Понятие вины» в статье, которая должна предшествовать ст. 24 (Формы вины) УК РФ. В этом случае ст. 24 и последующие статьи рассматриваемой главы приобретут завершенность и логичность. Вначале дается в ст. 24 УК РФ родовое понятие вины, в следующих за ней статьях идет реализация общего понятия вины посредством формирования ее отдельных форм и видов.

Определившись с содержанием субъективной стороной преступления и родовым понятием вины, образующей названный элемент состава преступления, логично перейти к анализу субъективной стороны состава привлечения заведомо невиновного к уголовной ответственности. Субъективная сторона названного состава характеризуется виной, сопровождающейся соответствующими мотивами и целями совершения преступления, то есть речь идет о вине дица^который привлекает к ответственности заведомо невиновного. В этой ситуации сознательно-волевое отношение лица включает в себя следующие обстоятельства. Лицо, совершающее деяние, предусмотренное ст. 299 УК РФ осознает, что привлекает к уголовной ответственности невиновного; что в этой связи своим деянием непосредственно противодействует правоохранительным органам по реализации уголовно-процессуального законодательства в части его назначения; что совершаемое им деяние запрещено уголовным законодательством РФ под угрозой уголовного наказания. Данное деяние всегда сопровождается определенными мотивами и целями совершения преступления, исходя из которых, субъект осознает внутреннее побуждение, стимулирующее его к совершению данного преступления (мотив), и внешний фактор, к достижению которого лицо стремится, совершая

199

его (цель). Мотивы совершения анализируемого преступления могут быть самыми разными, столь же разными могут быть и его цели. Однако всех их объединяет то, что они, во-первых, характеризуют лицо, совершающее данное преступление; во-вторых, так или иначе, но отражают интересы (законные или незаконные) субъекта, совершающего преступление, предусмотренное ст. 299 УК РФ; в-третьих, независимо от их законности или незаконности, лицо удовлетворяет эти мотивы и цели посредством нарушения прав, свобод или законных интересов других лиц.

В теории уголовного права рассматриваемый состав сконструирован по формальному принципу, что означает, отсутствие в составе преступных последствий, представленных самостоятельным уголовно-правовым признаком1. В этом случае сознательно-волевое отношение следует сосредоточить на деянии, непосредственно связанном с привлечением заведомо невиновного к уголовной ответственности. В итоге получается: лицо, деяние которого объективно и субъективно направлено на выполнение состава, предусмотренного ст. 299 УК РФ, совершает его с прямым умыслом. В соответствии со ст. 25 (Преступление, совершенное умышленно) УК РФ «2. Преступление признается совершенным апрямым умыслом^ если лицо осознавало общественную опасность своих действий (бездействия), предвидело возможность или неизбежность наступления общественно опасных последствий и желало их наступления». Представленная формула прямого умысла, как видно из текста, формирует вину, исходя из признака общественной опасности.

Думается, что позиция закона в рассматриваемой части не безупречна. Нами уже отмечалось, что вина должна основываться на сознательно-психическом восприятии лицом не только общественной опасности, но и в обязательном порядке противоправности деяния и его уголовной наказуемости. В такой ситуации лицо, совершающее деяние, осознает его преступ-

1 См.: Курс советского уголовного права Часть Общая / Под ред. Н.А. Беляева, М.Д. Шаргородского. Л., 1968. Т. 1. С. 270.

200

ность, поскольку осознает все признаки, характеризующие преступление. При этом мотив и цель совершаемого деяния связываются в сознании не с преступлением вообще, а с преступлением, направленным на привлечение к ответственности заведомо невиновного лица. При таких обстоятельствах субъект анализируемого деяния осознает все признаки преступления, которое оно совершает. Изложенный тезис подтверждается и определением понятий «мотив» и «цель» преступлений, высказанных в уголовно-правовой литературе. Мотив преступления «это обусловленное определенными потребностями внутреннее побуждение, которым виновный руководствовался при совершении преступления. Цель представляет собой субъективный образ желаемого результата действия или деятельности, то есть идеальную мысленную модель будущего конечного результата, к достижению которого стремится субъект преступления»1.

Как видно, теория уголовного права и мотив, и цель увязывает с преступлением, а не вообще с действием или бездействием. Следовательно, мотив и цель преступления, которые сопровождают совершение конкретного преступления, максимально индивидуализируют вину. Все это, по нашему мнению, предполагает- сознательно-волевое_ восприятие всех признаков преступления вообще и конкретных признаков конкретного преступления в частности.

В связи со сказанным возникает вопрос: почему законодатель при характеристике вины, в частности умысла, отдает предпочтение осознанию лицом только общественной опасности? Ответа на поставленный вопрос нет ни в самом уголовном законодательстве РФ, ни в теории уголовного права. Считаем, что такое законодательное понимание умысла в определенной степени противоречит ч. 2 ст. 5 (Принцип вины) УК РФ, в которой говорится, что «...объективное вменение, то есть уголовная ответственность за невиновное причинение вреда, не допускается». Однако это может быть только в

1 См.: Рарог AM. Субъективная сторона и квалификация преступлений. С. 10; Викторов Б.А. Цель и мотив в тяжких преступлениях. М., 1963. С. 15.

201

случаях, когда уголовный закон, в частности вина, будет включать в себя обязательность осознания не только общественной опасности деяния, но и всех других признаков преступления. На самом деле законодательное определение умысла включает в себя осознание других, кроме общественной опасности, признаков преступления или не включает? Считаем, что не включает. Во-первых, это так, исходя из содержания и прямого, и косвенного умыслов. В них закон оперирует только категорией «общественная опасность», в то время как противоправность, наказуемость не обозначены. Если исходить из того, что законодательное определение понятия «преступление» (ст. 14 УК РФ) в обязательном порядке предполагает все признаки: общественную опасность, противоправность, виновность и угрозу наказуемости, то осознание лицом только одного из них не образует преступления. И если все-таки при таком ограниченном осознании лицом признаков оно привлекается к уголовной ответственности, то, как мы уже констатировали, возникает проблема объективного вменения. Думаем, что с учетом уголовно-правовых принципов, органически выступающих частью уголовного законодательства РФ, такая ситуация недопустима. Правда, в учебной литературе относительно осознания признака- противоправности^ высказано следующее мнение: «...Уголовный закон указывает на осознание именно общественно опасного, а не противоправного характера деяния. Вот почему для наличия данного интеллектуального момента не требуется, чтобы виновный осознавал запре-щенность совершаемого действия или воздержания от него уголовным законом. Это положение соответствует принципу, согласно которому незнание закона не освобождает от уголовной ответственности»1.

Полагаем, что трудно согласиться с точкой зрения, согласно которой, осознание лицом противоправности своего деяния противоречит принципу «незнание закона не освобождает от уголовной ответственности». Уголовное

1 См.: Уголовное право. Общая часть / Под ред. Л.Д. Гаухмана, СВ. Максимова М., 2003. С. 106-107.

202

законодательство РФ такого принципа не знает. Кроме того, следует иметь в виду, что речь идет не о знании противоправности деяния, а о его осознании. Второе отличается от первого тем, что осознающий может не знать нумерации статьи, которой регламентировано преступление, ее уголовно-правовые характеристики, но он осознает запрещенность совершаемого им деяния уголовным законом. Поэтому при расследовании уголовных дел, едва ли суд, прокурор, следователь, лицо, производящее дознание, напрямую уточняют о знании лицом запрещенности совершенного им деяния. Это устанавливается посредством доказывания в деянии лица соответствующих признаков преступления. Их установление в деянии виновного свидетельствует,. на наш взгляд, об осознании лицом не только общественной опасности, но и противоправности деяния, что и предполагает поиск варианта решения.

Выход из сложившейся ситуации может иметь несколько вариантов.. Первый заключается в том, чтобы в признак общественной опасности включать противоправность и угрозу наказуемостью. Такой вариант возможен, однако он потребует кардинальных изменений в науке уголовного права и законодательстве. Второй вариант потребует внесения изменений в ст. 25 (Преступление, совершенное умышленно) и ст. 26 (Преступление, совершенное по неосторожности) УК РФ, тем более, что изменения и дополнения в названные уголовно-правовые нормы, требуются и по ряду других причин. Их суть заключается в следующем. Применительно к ст. 25 УК РФ Закон, помимо осознания лицом общественной опасности своих действий (бездействий), требует еще и предвидения возможности или неизбежности наступления общественно опасных последствий. Такая законодательная конструкция умысла порождает вопрос, какую общественную опасность осознает лицо, совершающее то или иное действие, а равно бездействие? Включает ли в себя такого рода осознание общественно опасные последствия? Или общественная опасность в этом плане исключает названные последствия из сознания виновного? Решать эти вопросы, думается, будет правильно, исходя из

203

сложившейся по этому поводу уголовно-правовой доктрины. В юридической литературе общественная опасность, характеризующая преступление, увязывается с общественно опасными последствиями либо угрозой их наступления1. Мы считаем, что лицо, осознающее общественную опасность своего действия или бездействия, непосредственно связывает это осознание с общественно опасными последствиями, которые наступили либо могут наступить от его деяния. Если осознание лицом общественной опасности своего деяния не основывается на жесткой связи между совершаемым им деянием и наступающим от него ущербом либо угрозой его наступления, тогда возникает резонный вопрос: на чем же основывается такого рода осознание? В силу каких обстоятельств осознания лицом своего деяния закон оценивает как общественно опасное? Ответить положительно на поставленные вопросы вряд ли возможно, пока в содержание общественной опасности мы не включим и осознание лицом наступивших общественно опасных последствий или угрозы их наступления.

В науке уголовного права высказано на этот счет два несовпадающих мнения. По мнению В.А. Якушина, сознание общественной опасности «явля-

1 См.: Кузнецова Н.Ф. Преступление и преступность. М., 1961. С. 60; Кудрявцев В.Н. Социологический аспект преступления // Вопросы борьбы с преступностью. М., 1973. Вып. 18. С. 5; Ковалев М.И. Понятие преступления в советском уголовном праве. Сверд ловск, 1987. С. 58; Карпушин М.П., Курляндский В.И. Уголовная ответственность и состав преступления. М., 1974. С. 95; Марцев А.И. Вопросы совершенствования норм о преступ лении // Советское государство и право. 1988. № 11. С. 85; Фефелов П.А. Общественная опасность преступного деяния и основание уголовной ответственности // Основные мето дологические проблемы. М.,1972. С. 11; Смирнов ВТ. Функции советского уголовного права (Предмет, задачи и способы уголовно-правового регулирования). Л., 1965. С. 65; Панченко П.Н. Уголовно-правовые вопросы криминализации общественно опасных дея ний // Актуальные проблемы криминализации и декриминализации общественно опасных деяний. Омск, 1980. С. 7; Тимейко Г.В. Проблемы общего учения об объективной стороне преступления: Автореф. дис___ д-ра юрид. наук. М., 1986. С. 34; Сабитов Р.А. Общест венная опасность как критерий криминализации // Актуальные проблемы криминализации и декриминализации обществено опасных деяний. Омск, 1980. С. 17; Осипов П.П. Теоре тические основы построения и применения уголовно-правовых санкций. Л., 1976. С. 122; Ляпунов Ю.И. Общественная опасность деяния как универсальная категория советского уголовного права. М., 1989. С. 39; Мальцев В.В. Категория «Общественно опасное поведе ние» в уголовном праве. Волгоград, 1995. С. 63.

204

ется основой ...предвидения, его базой и отправной точкой»1. Иначе считает В.А. Нерсесян. Он пишет: «...Сознавать общественную опасность деяния можно лишь при предвидении общественно опасных последствий, поэтому не предвидение производно от сознания общественной опасности, а наобо-рот» . A.M. Емельянов же считает, что «умысел охватывает собой сознание лицом общественно опасного характера(вредности) совершаемых им действий. В отношении преступлений с формальным составом это вытекает из самого закона. В тех случаях, когда умысел выражается в отношении к последствиям, предвидение их общественно опасного характера означает и сознание общественно опасного деяния, которым эти последствия причинены»3. Позиция этого автора искажает законодательное понимание умысла. Законодатель при характеристике умысла на первое место ставил осознание лицом общественной опасности своего деяния. И если это осознание включает в себя осознание его вредности, то возникает вопрос: какие смысловые функции несет слово «предвидение»? А если оно тафтологично в этом смысле, тогда зачем оно? Ответы на поставленные вопросы у A.M. Емельянова, судя по представленному тексту, найти невозможно.

Рассматриваемая ситуация порождает другой вопрос: не является ли; признак «предвидение» содержательным признаком «осознание»? Для ответа на этот вопрос уместно обратиться к толковым словарям и теории уголовного права. Осознать означает «понять, уразуметь...»4. Исходя из представленного варианта толкования анализируемого понятия, уразуметь общественную опасность лицом совершаемого деяния можно, как представляется, только тогда, когда это лицо осознает общественно опасные последствия. Если ли же такого осознания нет, то нет и понимания или уразумения общественной

1 Якушин В.А. Ошибка и её уголовно-правовое значение. Казань, 1988. С. 23,

2 Нерсесян В.А. О концепции вины в уголовном праве // Криминологические и уго ловно-правовые идеи борьбы с преступностью. М., 1996. С. 65.

3 Емельянов A.M. К уточнению понятий умышленного и неосторожного преступного поведения // Уголовное право в борьбе с преступностью. М., 1981. С. 112.

4 Словарь русского языка: В 4 т. Мм 1986. Т. 2. С. 652.

205

опасности своего деяния. Слово «предвидеть» означает: «предполагать, видеть заранее, что должно произойти; предугадывать...»1.

Таким образом, перенося изложенный вариант толкования названного слова применительно к умыслу, можно предположить, что человек, который предвидит, предполагает наступление общественно опасных последствий либо угрозу их наступления. Исходя из представленных вариантов толкования, можно с большой долей уверенности заключить, что содержательно толкуемые понятия идентичны и не могут выступать частью друг друга. В противном случае одновременное употребление законодателем обоих понятий при характеристике умысла нарушает его логику.

Если лицо осознает общественную опасность своего деяния, то только потому, что оно предвидит наступление от этого деяния общественно опасных последствий либо угрозу их наступления. Когда же лицо не осознает общественной опасности своего деяния, то оно и не может их заранее предвидеть. Таким образом, при уголовно-правовой характеристике умысла семантически правильно пользоваться только одним признаком интеллектуального момента, в частности «сознанием общественной опасности своего деяния». Что касается предвидения наступления общественно опасных последствий, то этот признак следует изъять из конструкции ст. 25 УК РФ. Его наличие в названной статье лишь искажает ее уголовно-правовое содержание, создает впечатление, что названный признак имеет иное уголовно-правовое значение, а потому в каждом случае нуждается в исследовании при решении вопроса о привлечении лица к уголовной ответственности. Подтверждением этому в определенной степени выступает и уголовно-правовая теория. При уголовно-правовой характеристике умысла исследователи, как правило, не «опускаются» до уровня анализа видов предвидения. И если такое положение дел было оправдано в период действия УК РСФСР 1960 г., когда закон не подразделял предвидение на виды, то сейчас такая ситуация не правомерна, поскольку в законе предвидение разбито как бы на два вида,

1 Словарь русского языка: В 4 т. М., 1987. Т. 3. С. 363.

206

что и должно обосновывать необходимость специального исследования названной дифференциации. В противном случае имеет место нарушение уголовно-правовых принципов, по крайней мере принципа законности.

Так, А.Н. Красиков отмечал: «Прямой умысел предполагает, что субъект осознает общественную опасность своего деяния, предвидит возможность или неизбежность лишения жизни потерпевшего в результате своего деяния и желает смерти другого лица»1. Как видим, автор воспроизвел законодательное понимание прямого умысла, не наполнив при этом соответствующим содержанием ни одного из названных им признаков. Однако в представленной ситуации автор, как и подобает в таких случаях, позицию закона изложил точно и полно. Однако многие авторы нередко вообще не представляют позицию закона, хотя при этом констатируют наличие соответствующей формы и вида вины.

«Вовлекая несовершеннолетнего в занятие проституцией, — пишет Е.Н. Федик, — взрослый, безусловно, предвидит, что своим воздействием на несовершеннолетних он может выработать у них вредные привычки, поставить их на путь совершения проступков. Преступник предвидит возможное нравственное перерождение несовершеннолетнего. Всякий совершеннолетний хорошо знает... и осознает общественно опасный характер вовлечения. .. .обнаруживая тем самым свое желание действовать именно таким образом...Все сказанное позволяет заключить, что вовлечение несовершеннолетнего в совершение антиобщественных действий может быть совершено только умышленно, и умысел при этом возможен только прямой»2.

Изложенный материал, по нашему мнению, лишь отдаленно напоминает позицию закона. Автор, в отличие от законодателя, начинает анализ умысла не с сознания общественной опасности своего деяния, а с предвидения. Предвидение при этом не дифференцируется, а волевой момент увязывается

1 Красиков А.Н. Преступления против права человека на жизнь. Саратов, 1999. С. 73.

2 Федик Е.Н. Субъективная сторона и субъект вовлечения несовершеннолетнего в со вершение преступления // Проблемы юридической ответственности: Материалы научно- практической конференции. Челябинск, 2001. С. ПО; см. также: Сабитов Р.А. Теория и практика квалификации уголовно-правовых деяний. М., 2003. С. 75-76.

207

не с общественно опасными последствиями, ас действиями. Не выглядит убедительной на этот счет и позиция Пленума Верховного Суда РФ. Так, в одном из своих постановлений он отметил, что «квалифицирующие признаки, характеризующие повышенную общественную опасность преступления, должны вменяться в вину и соучастникам получения взятки, если эти обстоятельства охватываются их умыслом»1. В представленном положении Постановления совершенно не ясно, как следует понимать фразу «охватываются их умыслом». Идет ли речь в этом случае о законодательных признаках, характеризующих прямой и косвенные умыслы? Если это так, то почему об этом прямо не говорится в постановлении?

Все изложенное относительно содержания умысла, на наш взгляд, служит определенным обоснованием для изменения законодательного понимания видов умысла. Было бы правильным изъятие из признака фразы «предвидение наступления общественно опасных последствий». Примерная редакция ст. 25 (Преступления, совершенные умышленно) УК РФ могла быть следующей: «Статья 25. Преступление, совершаемое умышленно.

Первая часть остается без изменений. 2. Преступление признается совершенным с прямым умыслом, если лицо осознавало общественную опасность своих действий (бездействия) и желало их наступления. 3. Преступление признается совершенным с косвенным умыслом, если лицо осознавало общественную опасность своих действий (бездействия), не желало, но допускало эти последствия либо относилось к ним безразлично». Из законодательной конструкции, регламентирующей косвенный умысел, нами изымается слово «сознательно». Названное слово сопровождает глагол «допускало». Думаем, необходимости в этом нет, потому что допускать или не допускать можно лишь посредством осознания. Кроме того, наличие слова «осознание» по смыслу сливается со словом «сознание». В результате создается ситуация тавтологичности.

1 Сборник постановлений Пленумов Верховного Суда Российской Федерации (СССР, РСФСР) по уголовным делам. М., 2001. С. 215.

208

Предложенные изменения касаются не только умысла, но и неосторожной формы вины. В настоящее время интеллектуальный момент неосторожности не включает в себя осознание общественной опасности. Вместе с тем применительно к легкомыслию требуется наличие признака «предвидение». Исходя из вышеизложенных рассуждений, такого быть просто не может. Поэтому, по нашему мнению, было бы обоснованным включить в рассматриваемый вид неосторожной формы вины признак «осознание общественной опасности», изъяв при этом из него признак «предвидело наступление общественно опасных последствий». При такой реконструкции вина в виде легкомыслия будет выглядеть следующим образом: «2. Преступление признается совершенным по легкомыслию, если лицо осознавало общественную опасность своего действия (бездействия), но без достаточных к тому оснований самонадеянно рассчитывало на предотвращение этих последствий».

Что касается небрежности как вида неосторожной формы вины, то в законодательной конструкции необходимо заменить фразу «предвидеть эти последствия» на фразу «осознавать эти последствия» и изъять фразу «не предвидело» и слово «предвидеть». В этом случае вина в виде небрежности в целом будет выглядеть так: «Преступление признается совершенным по небрежности, если лицо не осознавало возможности наступления общественно опасных последствий своих действий (бездействия),хотя при необходимой внимательности и предусмотрительности должно было и могло их осознавать.

Предложенные изменения законодательной позиции вины, как представляется, придадут понятию «общественная опасность» ее действительное содержание, обеспечат ей большую системность и логичность, устранят достаточно бесплодные дискуссии относительно того, осознает ли лицо при преступном легкомыслии общественно опасный характер своего деяния1.

1 См.: Чучаев А.И. Безопасность железнодорожного, водного и воздушного транспорта. Саратов, 1988. С. 78; Трухин A.M. Интеллектуальные критерии разграничения форм вины в советском уголовном праве // Вестник Московск. ун-та. Сер. Право. 1976. № 1. С. 78; Угрехелидзе М.Г. Проблема неосторожной вины в уголовном праве. Тбилиси, 1974. С. 66-68; Гринберг М.С. Преступное невежество // Правоведение. 1989. № 5. С. 77; Нерсе-сян В.А. Некоторые проблемы неосторожной формы вины // Советское государство и право. 1989. № 3. С. 111.

209

Все изложенное относительно содержания умысла максимально упрощает его установление в деянии лица, совершившего привлечение заведомо невиновного к уголовной ответственности. При совершении названного преступления субъект осознает общественно опасный характер своего действия. При этом содержание его осознания характеризуется рядом признаков, отражающих общественную опасность в собственном смысле этого слова, его противоправность и наказуемость. Прежде всего лицо осознает, что свое поведение осуществляет вопреки назначению уголовного судопроизводства. И как следствие этого привлекается к уголовной ответственности лицо, не виновное в том деянии, которое ему инкриминируется. При этом оно осознает, что совершаемое им деяние прямо предусмотрено как преступление (осознает противоправность) и что за его совершение предусмотрено уголовное наказание (осознает наказуемость).

Вот те признаки, которые составляют содержание осознания лица, совершающего преступление, предусмотренное ст. 299 УК РФ. Следует иметь в виду, что, говоря об осознании лица, мы говорим не только об интеллектуальном моменте вины, но в определенной степени и о моменте волевом1.

Таким образом, характеризуя осознание лицом общественной опасности своего деяния, мы включаем в него и волевой аспект, а при характеристике аспекта волевого исходим из наличия в нем аспекта осознания. Именно поэтому логично характеризовать вину лица посредством категории «осознанно-волевое отношение». Второй аспект осознанно-волевого отношения при привлечении заведомо невиновного лица к уголовной ответственности следует определять и посредством желания наступления общественно опасных последствий, и посредством их допущения, и посредством безразлично-

1 См.: Курс советского уголовного права. Часть Общая. Л., 1968. Т. 1. С. 412; Никифоров Б.С. Об умысле по действующему уголовному законодательству// Советское государство и право. 1965. № 6. С. 31; Анашкин Г.З. О формах умысла при посягательствах на безопасность СССР // Советское государство и право. 1964. № 5. С. 81; Скляров С. Проблемы определения понятия вины в уголовном праве России // Уголовное право. 2003. № 2. С. 72.

210

го к ним отношения, то есть вина лица при совершении названного преступления может характеризоваться как прямым, так и косвенным умыслом.

Как известно, исходя из действующего уголовного законодательства России, для прямого умысла, помимо всего прочего, требуется желание наступления общественно опасных последствий. В теории высказано мнение о нецелесообразности законодательного использования признака «желания на- ступления общественно опасных последствий»1. Полагаем, что едва ли это обоснованно, поскольку в этом случае волевой аспект, а значит в значительной мере и интеллектуальный утрачивают свою значимость как параметры, посредством которых характеризуется вина2. А для умысла косвенного, опять-таки с позиции волевого аспекта, требуется сознательное допущение лицом наступления общественно опасных последствий либо безразличное отношение к их наступлению. Возникает вопрос: каким образом лицо, производящее дознание, следователь, прокурор или суд констатируют наличие прямого или косвенного умыслов? Наверное, самой простой путь — это соб- ственное признание самого лица относительно его сознательно-волевого отношения к общественно опасным последствиям. Однако, как свидетельствует судебно-следственная практика, такое бывает редко. Но даже, если оно все-таки имеет место, все равно, такое признание необходимо закреплять установлением мотивов и целей, которыми руководствовалось лицо при совершении данного преступления и какими-либо объективными обстоятельствами.

Что касается объективных обстоятельств, то чаще всего в этом качестве выступают обстоятельства, характеризующие объективную сторону привлечения заведомо невиновного к уголовной ответственности. Когда речь идет о желании привлечения, то, наверное, это предполагает более интенсив- ное совершение действий по выполнению объективной стороны преступления. Однако установить четкие критерии, на основании которых можно было

1 Иванов Н.Г. Умысел в уголовном праве Российской Федерации // Российская юсти ция. 1995. № 12. С. 16-18.

2 См.: Ситковская О.Д. Психологический комментарий к Уголовному кодексу Рос сийской Федерации. М., 1999. С. 40.

211

бы с точной уверенностью констатировать наличие прямого умысла, в отличие от умысла косвенного, практически невозможно. В этом качестве выступает уголовное и уголовно-процессуальное законодательство РФ. Применительно к рассматриваемому составу преступления Закон использует фразу «заведомо невиновного», тем самым как бы подчеркивая, что названный состав преступления может быть выполнен только с прямым умыслом. В литературе отмечается: «Заведомость — это не самостоятельный элемент психической деятельности человека, а особый технический прием, применяемый для характеристики субъективной стороны преступления. Он означает способ указания в законе на то, что субъект при совершении деяния достоверно знал о наличии тех или иных обстоятельств, имеющих существенное значение для квалификации преступления или для назначения наказания» . И можно как бы предполагать, что если лицо заведомо знает о наличии какого-либо обстоятельства, то такого рода знание формирует в нем большую уверенность.

В принципе с таким предназначением слова «заведомость» можно согласиться, однако по существу это не может служит основанием для отграничения одного вида умысла от другого, в частности умысла прямого от умысла косвенного. Возникает вопрос: каково семантическое значение слова «заведомость»? Заведомый — «хорошо известный, заранее известный, несо-мненный» . Исходя из представленного толкования, слово «заведомость» имеет два значения. Первое предполагает наличие у лица ясного представления относительно того или иного явления. Второе свидетельствует о том, что такое ясное представление у лица появилось заранее. Заранее, то есть до начала принятия решения, либо до начала выполнения того или иного действия.

Уместно рассмотреть оба этих значения применительно к составу привлечения заведомо невиновного к уголовной ответственности. Итак, лицо в полной мере осведомлено, что обвинение, которое оно предъявляет гражда-

1 Рарог А.И. Субъективная сторона и квалификация преступления. М, 2001. С. 12; см. также: Новиков В. Некоторые вопросы уголовной ответственности за заведомо лож ный донос о совершении преступления (ст. 306 УК РФ) // Уголовное право. 2003. № 1. С. 46.

2 Словарь русского языка: В 4 т. М., 1985. Т. I. С. 500.

212

нину не имеет под собой ни уголовного, ни уголовно-процессуального основания. И тем не менее постановление о предъявлении обвинения все-таки выносится. В этом случае лицо осознает общественно опасный характер своего поведения, которое заключается в деянии, противоречащем назначению уголовного судопроизводства. Поскольку к уголовной ответственности привлекается лицо, которое не должно было оказаться в таком состоянии, тако- го рода деяние запрещено под угрозой уголовного наказания.

Другая ситуация, когда лицо, предъявляющее обвинение, не осведомлено о невиновности лица, привлекаемого к уголовной ответственности. Может ли оно в этом случае осознавать общественную опасность своего деяния, то есть осознавать, что таким образом создается реальная опасность привлечения к ответственности заведомо невиновного? Полагаем, что нет, не может. Если дознаватель, следователь или прокурор не имеют представления о невиновности привлекаемого к ответственности лица, то констатировать осознание им общественной опасности своего деяния вряд ли возможно. Но значит ли это, что только наличие признака «заведомость» предполагает осознание общественной опасности деяния? Положительный ответ на поставленный вопрос ставит под сомнение возможность осознания общественной опасности тех составов преступления, в которых отсутствует признак заведомости. В самом деле, например, в составах хищения законодатель не использует признак заведомости применительно к похищаемому чужому имуществу, хотя важность признака в рассматриваемом аспекте исключительна. Если имущество для виновного не чужое, то деяние не является общественно опасным. Следовательно, можно было бы и в этом плане в Законе употребить названный признак, но этого Закон не делает. И это правильно. Объясняется это тем, что, независимо от наличия рассматриваемого признака, в составе преступления во всех случаях необходимо устанавливать факт осознания лицом общественной опасности своего деяния. Сам факт наличия в составе признака «заведомость» не упрощает наполнение соответствующим субъективным содержанием осознание лицом общественной опасности деяния.

213

Другое семантическое значение рассматриваемого признака означает предварительную осведомленность дознавателя, следователя или прокурора о невиновности привлекаемого ими к уголовной ответственности лица. Предполагается при этом, если лицо не обладает такого рода предварительной осведомленностью, то оно, надо думать, не может осознавать общественной опасности своего деяния. И это, на наш взгляд, совершенно правильно. Действительно, в случаях, когда вышеперечисленным лицам заранее не известно о невиновности лица, привлекаемого ими к уголовной ответственности, то установить осознание этими лицами общественной опасности своих деяний вряд ли возможно. Они могут осознавать общественную опасность деяния лишь тогда, когда им известно о невиновности лица, которому они предъявляют обвинение. Следовательно, во всех такого рода случаях требуется в процессе предварительного расследования устанавливать степень осведомленности лица о невиновности потерпевшего, что и позволит определиться со степенью осознания им общественной опасности своего деяния.

Возникает вопрос: установление предварительной осведомленности о невиновности привлекаемого к уголовной ответственности лица — обязательное требование применительно к любому составу преступления или только к составам, в которых в качестве обязательного признака указана «за-ведомость»? С полной уверенностью можно сказать, что это следует делать применительно к любому составу преступления. В противном случае наполнить необходимым содержанием «осознание лицом общественной опасности своего деяния» невозможно.

Все сказанное относительно признака заведомости приводит к выводу о том, что его наличие в составе преступления в качестве обязательного признака не снимает необходимости установления содержания осознания лицом общественной опасности совершаемого деяния. Следовательно, наличие этого признака лишь в отдельных составах порождает видимость, что в составах, где он отсутствует, отсутствует и необходимость установления осоз-

214

нания лицом общественной опасности, что означает нарушение принципа вины, поскольку возникает возможность объективного вменения.

Многие криминалисты признак «заведомость» связывают с решением вопроса о содержании волевого аспекта умысла. Если названный признак является обязательным для соответствующего состава, тогда умысел может быть только прямым. Во всех остальных случаях умысел может быть и прямым, и косвенным.

Анализ семантического содержания признака «заведомость» показал, что он имеет «прямое» отношение к содержанию признака «осознание общественной опасности». Сам по себе факт осознания лицом общественной опасности своего деяния не предрешает содержание волевого аспекта вины. В его основе, по нашему мнению, лежит мотив и цель совершения общественно опасного деяния, причем определяющим выступает мотив. В литературе совершенно справедливо, по нашему мнению, отмечается, что «именно мотив является связывающим звеном между сознанием и волей индивида. Более того, именно он связывает все объективные и субъективные признаки состава в единое целое»1. Вот почему мы полагаем, что мотив и цель совершения преступления выступают содержательными характеристиками вины. Без их установления определиться с содержанием собственно волевого момента не представляется возможным. Так, если привлечение заведомо невиновного к уголовной ответственности, мотивировано и сопровождается целью его совершения, то волевой момент может характеризоваться только прямым умыслом2, то есть желанием лица совершить осознаваемое им общественно опасное деяние.

Рассмотрим логику нашего суждения. Мотивы привлечения к уголовной ответственности заведомо невиновного могут быть различными: позитивными и негативными. Представляется, что в абсолютном большинстве случае мотив может быть только негативным. Любой мотив, в том числе и

1 Тарарухин С.А. Установление мотива и квалификация преступления. Киев, 1977. С. 61.

2 См.: Российское уголовное право. Курс лекций. Владивосток, 1999. Т. 1. С. 385.

215

негативный, предполагает осознание лицом характера общественной опасности совершаемого деяния. Мотив как бы энергетически обеспечивает принятие решения о совершении преступления. Он в большей степени связан с совершением деяния, в то время как последствия этого деяния главным образом увязываются с целью, ради достижения которой оно совершается. Цель при этом может совпадать с преступным результатом, обозначенным в качестве обязательного признака состава, а может выходить за его пределы.

Мы не можем согласиться с точкой зрения А.И. Рарога о том, что «цель никогда не совпадает с последствием и отделена от него во времени»1. Последнее обстоятельство особенно важно иметь в виду, когда выполняемый состав преступления носит формальный характер. С учетом всех перечисленных обстоятельств и: следует определяться с содержанием волевого аспекта умысла. В ситуации, когда цель совершения преступления совпадает с преступными последствиями, прямо предусмотренными соответствующими составами преступления, умысел следует оценивать как прямой.

Аналогичный вывод последует и тогда, когда цель совершения преступления не совпадет с преступными последствиями, однако без наступления преступных последствий лицо не достигнет цели преступления. В тех же случаях, когда состав преступления носит формальный характер, умысел прямой будет иметь место в случае, когда достижение цели предполагает совершение лицом деяния: действия или бездействия. Ситуаций подобного рода может быть несколько. Первая, когда цель привлечения заведомо невиновного к уголовной ответственности, скажем, связана с тем, чтобы не допустить включения его в список для замещения соответствующей должности. Описанная гипотетическая ситуация может быть выполнена только с прямым умыслом. Вторая ситуация, когда цель привлечения заведомо невиновного к уголовной ответственности связана с выполнением, например заказа о содержании лица в течение определенного времени в следственном изоляторе. И в этом случае прямой умысел очевиден. Иной вывод в ситуации, когда

1 Рарог А.И. Субъективная сторона и квалификация преступления. С. 71.

216

цель привлечения к уголовной ответственности заведомо невиновного лица, отсутствует, хотя к уголовной ответственности привлекается именно заведомо невиновное лицо. Субъект просто действует в рамках полномочий по реализации своего уголовно-процессуального статуса, хотя и осознает общественно опасный характер своего поведения. Можно ли в предложенном случае усматривать прямой умысел? Думаем, что нельзя. Здесь имеет место допущение привлечения заведомо невиновного к уголовной ответственности или безразличное отношение к данному обстоятельству.

В предыдущей главе нами была выдвинута и обоснована позиция, согласно которой состав привлечения заведомо невиновного к уголовной ответственности меняется на незаконное уголовно-процессуальное преследование, что порождает необходимость уголовно-правового анализа вины лиц, совершающих незаконное уголовно-процессуальное преследование.

Вина лица, осуществляющего незаконное уголовно-процессуальное преследование, характеризуется только умыслом. Умысел предполагает, что субъект, совершающий незаконное уголовно-процессуальное преследование, осознает общественно опасный характер своего деяния. В частности, его сознательно-волевой аспект включает в себя осознание уголовно-процессуального преследования лица (возбуждение уголовного дела, задержание лица в качестве подозреваемого, проведение любых других следственных действий). Это осознание основывается на незаконности такого рода преследования, то есть отсутствии оснований или поводов для такого преследования. Скажем, дело возбуждено, однако признаки преступления отсутствуют либо отсутствует заявление потерпевшей, в случаях, когда оно возбуждается только по жалобе потерпевшей или потерпевшего, либо, когда установлены признаки одного преступления, а дело возбуждается, расследуется по признакам другого преступления. При этом совершенно не имеет значения, в какую сторону, худшую или лучшую для обвиняемого лица, осуществляется уголовно-процессуальное преследование. Важно, чтобы имела место незаконность преследования и это обстоятельство осознавалось субъектом.

217

Осознание, кроме того, должно включать в себя противоправность уголовно-процессуального преследования, то есть его запрещенность УК РФ под угрозой уголовного наказания. Таким образом, лицо осознает, что совершаемое им уголовно-процессуальное преследование осуществляется вопреки назначению уголовного судопроизводства. Если реализация его мотивов и целей непосредственно связаны с совершением незаконного уголовно-процессуального преследования, то волевой аспект может характеризоваться желанием наступления преступного результата, то есть желанием таким способом противодействовать назначению уголовного судопроизводства. В случаях же, когда мотивы и цели напрямую не связаны с совершаемым уголовно-процессуальным преследованием, то имеет место допущение либо безразличное отношение лица к факту противодействия назначению уголовного судопроизводства.

Сказанное допускает совершение анализируемого состава преступления как с прямым, так и косвенным умыслом.

Проведенное исследование вины лица, совершившего деяние, предусмотренное ст. 299 УК РФ, позволило сформулировать новое определение понятия «вина» и определить место его расположения в законодательстве, внести изменения в законодательные виды умысла и неосторожности, увязать новую трактовку вины, ее видов с законодательным вариантом ст. 299 УК РФ и вариантом, предложенным нами.

218