6. ГОРИЗОНТ

Сэр Льюис Нэмир описал чувство истории как «интуитивное понимание того, как не происходили события»80. Он имел в виду, разумеется, тот случай, когда такое интуитивное понимание является плодом исторического исследования; но мы теперь обращаемся к

78 Marrou, Meaning of History, pp.

79 /Ш.,р.296.

80 CM. Stern, Varieties, p. 375.

горизонту, а это направляет наше внимание к предпониманию, которое историк выводит не из исторического исследования, а из других источников.

На этом вопросе Карл Беккер остановился в докладе, прочитанном в Корнельском университете в 1937 г. и в Принстоне в 1938 г. Тема доклада — правило Э. Бернхайма, согласно которому факт может быть установлен показаниями по меньшей мере двух независимых и не заблуждающихся свидетелей. Рассматривая каждый термин в этом правиле, Беккер сосредоточивается на вопросе о том, не считают ли историки свидетеля заблуждающимся не в силу его взволнованности, эмоциональной вовлеченности или слабой памяти, но исключительно в силу того, что сам историк имеет собственный взгляд на то, что возможно, а что невозможно. Ответ Беккера утвердителен. Когда историк убежден, что событие невозможно, он всегда будет твердить, что свидетели заблуждаются, будь их два или две сотни. Другими словами, у историков есть свои предубеждения — если не относительно того, что должно было произойти, то, по крайней мере, относительно того, что произойти не могло. Эти предубеждения не выводятся из изучения истории, а рождаются из тех мнений, той атмосферы, в которой историк живет и откуда он незаметно для себя заимствует некоторые твердые убеждения относительно природы человека и мира. После того, как эти убеждения укоренились, историку легче поверить в недостоверность сколь угодно большого числа свидетельств, чем допустить, что невозможное действительно произошло .

Открытое признание того факта, что у историков имеются идеи-предубеждения, и что эти идеи оказывают влияние на историю, которую пишут историки, вполне согласуется не только с тем, что было сказано выше о взглядах Беккера, но и с тем, что сказали мы сами о горизонте и смысле.

81 Smith, Carl Becker, pp. 89-90.

ступиться от него, снести постройку и строить заново. Такую радикальную процедуру начать нелегко, осуществлять тяжело, доводить до завершения — долго. Она сравнима с радикальной хирургической операцией, а большинство из нас смотрит на скальпель с робостью и орудует им неловко.

Итак, историк занимается тем, что расширяет свой опосредованный смыслом мир, обогащает его человеческим, прожитым, частным. Его исторические вопросы в значительной мере относятся к деталям, но в них могут затрагиваться и вопросы принципиальные, определяющие базовый выбор. Возможны ли чудеса? Если историк строит свой мир, исходя из того, что чудеса невозможны, как ему быть со свидетельствами, подтверждающими факты совершения чудес? Очевидно, он должен либо отступиться и перестроить свой мир по новым правилам, либо посчитать этих свидетелей некомпетентными, нечестными или заблуждающимися. Беккер был совершенно прав, когда говорил, что последнее легче всего. Он был совершенно прав, когда говорил, что число свидетелей не имеет значения. Действительно имеет значение лишь одно: много их или мало, свидетели чудес могут существовать в мире этого историка лишь в том случае, если они объявляются некомпетентными, нечестными или, по крайней мере, заблуждающимися.

Более четверти века назад в очерке «Отстраненность и написание истории» Беккер выразил полное осознание того, что, о какой бы отстраненности ни заявляли историки, они не отстранены от доминирующих идей своего собственного века82. Они отлично знают, что никакой объем свидетельств не установит о прошлом того, чего не обнаруживается в настоящем83.

Becker, Detachment and the Writing of History, p. 25. Ibid., p. 12. Ibid., p. 13.

естественники найдут для них место в опыте, то найдутся также историки, которые восстановят их в истории85.

Что справедливо для вопросов о фактах, справедливо и для вопросов об интерпретации. Религия в XX в. сохраняется, но больше не объясняет средневекового аскетизма. Монастыри ассоциируются не столько со спасением души, сколько с приютом для странников и осушением болот. Св. Симеон Столпник не есть нечто физически невозможное: наряду с одноглазыми чудищами и странствующими рыцарями он может вписаться в мир ребенка; но его мотивы лежат за пределами взрослого опыта и, скорее всего, будут объявлены патологическими86.

Тезис Беккера о том, что историки работают в свете заранее принятых идей, подразумевает отказ от просвещенческого и романтического идеала беспредпосылочной истории87. Конечно, этот идеал имеет то преимущество, что изначально исключает все заблуждения, которые историк унаследовал от родителей и учителей, а также всё, что было порождено его собственной невнимательностью, недальновидностью, недалекостью. Но остается фактом, что, если математики, естествоиспытатели и философы опираются на предпосылки, которые они могут прямо признать, то историк работает в свете своего целостного личностного развития, а это развитие не допускает полного и прямого формулирования и признания88. Сказать, что историк должен работать без предпосылок, равнозначно тому, чтобы утверждать принцип пустой головы, требовать, чтобы историк не получал образования, изымался из процессов, именуемых по-разному — социализацией или аккультурацией89, — дабы освободиться от историчности.

85 Ibid., р. 13 f.

86 Ibid., p. 22 f.

87 Ср. Gadamer, Wahrheit, SS. 256 ff.

88 CM. Insight, p. 175.

89 См. P. Berger, T. Luckmann, The Social Construction of Reality, Garden City N.Y.: Doubleday, 1966.

90 Gadamer, Wahrheit, S. 261.

Ньюмен заметил по поводу методического сомнения Декарта, что было бы лучше во все верить, чем во всем сомневаться. Ибо универсальное сомнение не оставляет человеку основы для продвижения вперед, тогда как универсальное верование может заключать в себе и некоторую истину, которая со временем и постепенно вытеснит заблуждения. Сходным образом, думаю, мы должны довольствоваться тем, чтобы позволить историкам быть образованными, социализированными, аккультурированными, историческими существами, даже если это вовлекает их в некоторые заблуждения. Мы должны позволить им писать их истории в свете все того, чтб они знают или думают, что знают, и в свете всего, чтб они незаметно для себя принимают как само собой разумеющееся. Поступать иначе они не могут, а плюралистичное общество позволяет им делать то, чтб они могут. Только не нужно заявлять, что они пишут беспредпосылочную историю, ибо этого не может никто. Мы должны признать, что допущение истории, написанной в свете заранее принятых идей, может иметь результатом разные понимания истории, разные методы исторического исследования, непримиримые точки зрения и несовместимые исторические повествования91. Наконец, мы должны искать методы, которые помогут историкам с самого начала избежать непоследовательных допущений и процедур, и мы должны развивать методы более высокого уровня, которые послужили бы средством сглаживания различий после того, как несовместимые истории будут написаны.

Но в данной главе мы можем лишь признать существование этих потребностей. Ответить на них — дело не функциональной специализации «история», а дальнейших специализаций — диалектики и фундирования. Ибо любое заметное изменение горизонта совершается не на основании этого же самого горизонта, а через усмотрение совсем иной и, на первый взгляд, непостижимой альтернативы, за которым следует обращение.