О синтезе психологических и правовых знаний
Глубинные истоки всех форм социального регулирования лежат в области человеческой психики. Известное выражение, что всякий беспорядок и разруха в обществе есть прежде всего неустройство в наших головах, вполне оправданно, так же как и то, что любое упорядочивающее движение общества должно быть продумано, прочувствовано, подготовлено в головах и сердцах людей.
Прекрасно понимая это обстоятельство, специалисты, изучающие различные нормативно-регулятивные системы, довольно часто обращаются к психологическим категориям и конструкциям. В психологии ищут они материал, проливающий свет на действие социальных и правовых институтов, видят в ней некий базис естественного поведения людей, погруженный в глубины человеческой психики. Хотя в общей форме мы знаем, что в области психологических явлений лежат огромные возможности создавать новые формы поведения, люди по-настоящему не научились использовать эти возможности в благих целях. Это, может быть, в первую очередь относится к праву и юристам.Сближает и объединяет психологию с юриспруденцией то обстоятельство, что знания, получаемые при изучении их предметов, служат общим целям — упорядочиванию отношений между людьми, между ними и природой, внешней средой, организации межчеловеческих связей на сознательной, рациональной основе. Юристам, из числа тех, которые думают, что кроме правового никакого другого регулирования деятельности людей в мире не существует, начинать надо с психологии, с уяснения по меньшей мере двух истин. Первая состоит в том, что совокупность всех психических явлений (процессов, состояний, свойств) представляет собой самостоятельную систему регуляции (саморегуляции) человеческого поведения. Таким обра
зом, в психологии термином «регуляция» обозначается действие множества психических факторов, в результате которого формируются образы поведения личности, коллективов, социальных групп.
И вторая: психическая регуляция, выступая специальным предметом психологических исследований, проявляется в реальной жизни как самостоятельная базовая регулятивная система, которая во многом предопределяет действие всех социальных и нормативных регуляторов, в свою очередь испытывает на себе воздействие этих регуляторов, вступает с ними в многообразные и разнонаправленные связи. Психическая регуляция может усиливать регулятивный эффект внешних норм, моральных или правовых, или идти вразрез с ними.Регулирование деятельности людей — вот на чем сходятся задачи психологии и различных гуманитарных наук, направленных на упорядочение связей между действующими субъектами. Современная психология — огромная область знаний, теоретических и экспериментальных данных. В число ее умножающихся задач вряд ли входит выработка особых психологических категорий для этики, юриспруденции, религиоведения, социологии поведения, культурологии, политологии. Представители данных отраслей знаний должны сами, глубоко изучив общую психологию, приложить усилия в целях концептуализации психологического элемента, присутствующего в том или ином способе регуляции — религиозном, моральном, правовом. Для этого необходимо определить психологическую проблематику и выделить соответствующие направления в рамках этических, социологических, правовых и иных исследований, осуществить своего рода синтез психологических знаний со знаниями других общественных наук.
Попытки использовать психологические знания для решения юридических проблем предпринимаются непрерывно с тех пор, как существует сама юриспруденция. Но они, во-первых, редко поднимаются выше прикладного уровня, и, во- вторых, охватывают далеко не все аспекты правовой действительности, сосредоточиваясь в основном на потребностях судебно-следственной и уголовно-исполнительной практики. Глубокие и тонкие психологические отношения между преступником и его преследователями (следователем, судьей, прокурором), между участниками судебного процесса, считаются со времен Ф.
М. Достоевского предметом, достойным серьезного внимания науки и общественности. Потребность в формировании знаний, возникающих на стыке психологических и юридических исследований, выражалась на протяжении последних двух столетий в создании специализированных дисциплин, носивших различные названия — «уголовная психология» (Г. Крафт-Эбинг), «криминальная психология» (С. В. По- знышев, М. Н. Гернет), «судебная психология» (А. Ф. Кони, А. Р. Ратинов), «пенитенциарная психология» (В. М. Поздняков), «тюремная психология» (Гернет) и др. Рано или поздно на их фундаменте должна была появиться общая дисциплина — юридическая психология, и она действительно появилась, вызвав в последнее десятилетие множество учебных и иных публикаций[78]. Как отрасль знаний и учебная дисциплина она, можно сказать, уже получила широкое признание.Большая заслуга в этом принадлежит не одному поколению психологов и юристов. Огромный интерес к вопросам криминологии и пенитенциарным проблемам проявляли многие крупные ученые в области психологии и психиатрии, например В. М. Бехтерев, В. П. Сербский, А. Р. Лурия и др. Юристы, как ученые, так и практики, успешно использовали психологические методы в своих работах, многие из которых не утратили научной ценности и в наши дни[79]. Значительным продвижением юридической науки в смысле использования психологических подходов явились криминологические исследования В. Н. Кудрявцева, А. Р. Ратинова и других ученых[80]. Как видим, есть основания говорить об определенном прогрессе во взаимоотношениях психологии и юриспруденции, однако проблема синтеза психологических и юридических знаний остается все же нерешенной. При чтении некоторых работ по юридической психологии возникает вопрос: что это такое — юридическое изложение проблем с экскурсами в психологию либо психологический материал, иллюстрированный примерами из правовой жизни? В ряде случаев они выглядят как полезные советы психолога юристу, но опять-таки юристу-криминали- сту. В нынешних учебниках по юридической психологии неизменно присутствуют такие выразительно озаглавленные темы, как «психология опознания, допроса и очной ставки», «психология следственного осмотра, обыска и выемки», «психология проверки показаний на месте совершения преступления и следственного эксперимента», «психология судебных прений, последнего слова подсудимого, принятия и исполнения приговора» и т.
д. Создается впечатление, что перед нами прикладная дисциплина, не столько имеющая общий юридический характер, сколько направленная на определенные сектора правоприменительной практики, главным образом судебной, криминальной, пенитенциарной.В современном виде юридическая психология не имеет собственного теоретического ядра, все принципиальные положения, на которых она основывается, происходят либо из общей психологии, ее отраслей, либо из теории права, теории отраслевых юридических наук. Несмотря на то, что по своему значению задачи и функции юридической психологии являются научными (в том смысле, что они содействуют научной рационализации действительности), сама она едва ли может претендовать на статус самостоятельной науки. Причина в том, что юридическая психология не нашла и не определила собственный предмет изучения, она работает на «почвах», «вспаханных» и «перепаханных» психологическими и юридическими исследованиями. Тем не менее, юридическую психологию представляют нам как науку, изучающую различные психологические аспекты личности и деятельности в условиях правового регулирования, психологические закономерности системы «человек—право»[81]. В другом случае о ней говорят как о науке, изучающей отражение в сознании людей правозначимых сторон действительности, психологических аспектов правопонимания и правотворчества[82]. В сущности, имеется в виду предмет теории права, но в психологической интерпретации. Но как могут одна наука изучать «психологический аспект» правовой деятельности, или «психологические закономерности права», а другая — правовую деятельность и закономерности права в целом? В таком разделении предмета изначально заложена нерациональность.
Так как психологические знания, получив статус методик и рекомендаций, «прикладываются» к юридическим материям, психологическое и юридическое начала в подобной ситуации должны сохранять самостоятельность и не смешиваться. Между ними устанавливается связь, похожая на отношения «подвоя» и «привоя» в случае прививки растений.
Психологическое знание активно, оно подчиняет себе правовую ситуацию. Не случайно юридическую психологию считают отраслью психологии, а ее собственная логика характеризуется как логика науки психологии[83]. Но, с другой стороны, всякий желающий может найти основания для того, чтобы отнести юридическую психологию к системе правовых дисциплин, ссылаясь, например, на инструментальное значение психологического метода и знания по отношению к целям юридических действий. Психология подсказывает юристам-практикам, как лучше добиться необходимого результата в сфере реализации правовых норм и институтов, нормативных актов, установленных законом процедур, словом, она доставляет юристу психологические средства достижения правовых целей. От профессиональной позиции, задач исследования либо практического поведения, от характера правоприменительной ситуации и многого другого зависит выбор точки зрения на юридическую психологию, на соотношение представленных в ней психологических и юридических элементов.На уровне прикладной, вспомогательной дисциплины, какой является юридическая психология, направленная, главным образом, на сферу применения (реализации) права, эти элементы, подчеркнем еще раз, никак не смешиваются. Существует методологическая проблема состыковки (совместимости) знаний, полученных различными науками с использованием специфических исследовательских приемов и способов. Новое психолого-юридическое (либо юридико-психологическое) знание может возникнуть лишь как знание теоретическое, полученное в результате, во-первых, использования психологических понятий и категорий для изучения юридических проблем, во-вторых, применения системы юридических понятий в исследованиях различных сторон психики, душевной деятельности людей. Нам нелегко сказать, в какой степени психологи нуждаются в юридических подходах и понятиях для построения своих научных конструкций, но думается, что подобные потребности у них есть. Поскольку психическая регуляция поведения человека осуществляется в тесной связи с процессами социального и в особенности нормативного регулирования, многие психические реакции, переживания так или иначе связаны с внешней мерой, нормами, причем не только правовыми, но и моральными, религиозными, политическими и др.
Изучая многочисленные формы альтруистического, солидарного, основанного на согласии и договоре коллективного, группового, словом, так называемого просоциального поведения, психологи неизбежно должны принимать во внимание «букву и дух» существующего права. Тем более это необходимо, когда исследованию подлежат агрессивные поступки, девиантное поведение, в котором выражены дефекты психической регуляции, нарушены основы социального регулирования.Потребности юриспруденции в психологических подходах и понятиях являются совершенно очевидными. В юридической среде некогда бытовало представление о том, что всякое правовое требование удовлетворяется внешним, формальным актом его исполнения, что юристу, в сущности, безразлично, что творится в душе человека, который реализует своими действиями юридическую норму. Для него единственно важно формальное следование людей закону. Опыт показал поверхностность и глубокую ошибочность данного представления. Право, которое не имеет убежденного союзника в лице того, кому оно адресует свои нормы, является слабым и ничтожным. На внешней строгости и формализме оно долго держаться не может. Кроме этого практического момента есть теоретическая необходимость строить конструкцию права на прочном фундаменте знаний о психологии человека. Если внимательно присмотреться к большинству теоретико-правовых представлений, то нельзя не увидеть, как органично включено в них психологическое знание, как активно работает оно в юридических целях. Помимо указанных выше аспектов правоприменительной практики в качестве примера можно указать на теорию юридического договора, юридической ответственности, представительства и поручительства, сделок, основанных на доброй совести, и т. д. В сущности, все, что происходит в сфере права, сопряжено с глубокими индивидуальными переживаниями, личными и коллективными чувствами, общественными страстями, развертывается на базе волевых и эмоциональных процессов. Однако продиктованная необходимостью своеобразная психологизация юридического знания осуществляется неравномерно, она не приняла пока методологически организованного характера.
Воздав должное юридической психологии как дисциплине весьма полезной в своем прикладном качестве, отметим, однако, что она все же не исчерпывает потребности юридической науки в психологических подходах. Курс ее развития определился достаточно четко. Это путь дифференциации, дробления предмета психологических исследований в зависимости от целей разных сфер правоприменительной практики, постановки специализированных задач внутри данных сфер и т. п. От «психологии следственных действий» можно перейти к «психологии опознания, очной ставки, допроса несовершеннолетнего» и т. д. Устанавливать пределы такой дифференциации очень трудно, решающее значение здесь приобретают практические соображения. Разделы юридической психологии, находящиеся за рамками судебной, криминальной, пенитенциарной практики, сегодня разработаны относительно слабо, но в дальнейшем дифференциация, вероятно, захватит и эти области, мы станем различать, скажем, «налоговую, таможенную психологию», «психологию держателей ценных бумаг и акций» и т. д. При всей важности и серьезности проблем применения права, решаемых юридической психологией, она все же оставляет без ответа фундаментальный вопрос, возникающий на стыке психологии и права: как взаимодействуют механизмы психической регуляции и правового регулирования. Эта проблема, конечно, может быть поставлена более широко, применительно ко всей соционормативной сфере.
Для целей нашего исследования важно подчеркнуть, что ответы психологии на вопросы социального нормативного регулирования — в сущности одни и те же для этики, юриспруденции, политологии, социологии. В самом деле, психологи изучают процессы формирования поступка на уровне сознания, интеллекта, психики человека; действие переживается и выполняется личностью как правильное, и лишь после того, как поступок проявился вовне, стал позитивным, он доступен социальному контролю, политическим, моральным, юридическим измерениям и оценкам. Так что психические процессы деятельности, формирования поступков развиваются в соответствии со своими закономерностями, которые сами по себе не являются ни моральными, ни юридическими, ни какими- либо другими, но приводят к поведенческим актам, в отношении которых применима широкая шкала нормативных оценок. Юристы должны обращаться к материалам изучения процессов психической регуляции, имея в виду предмет правового регулирования, т. е. им необходимо выяснить, как поступки, обладающие правовой значимостью, формируются в психике человека, как под воздействием норм и других внешних регулирующих факторов они определяются в качестве актов правового поведения. Но тогда речь может идти не столько о юридической психологии, сколько о психологической юриспруденции, выясняющей психологические основания правового регулирования, юридических актов и действий. Именно с психологических теорий права, как известно, начинались первые попытки связать юридическое знание с психологическим.
Многим поколениям юристов человеческая психика представлялась чем-то вроде «черного ящика», на входе в который действуют определенные социальные детерминанты, в том числе моральные заповеди, правовые нормы, долг, обязанности и обязательства, а на выходе наблюдается сформировавшееся должным образом поведение. Юрист чувствовал себя вполне удовлетворенным, когда доброе слово и благочестивое правило, внушенное человеку, вызывали со стороны последнего добрые дела, послушание закону и властям. Считалось, что служителям права, за которыми стоит мощь государственной власти, нет надобности вникать в психологию: достаточно, мол, человека обязать, надо ему приказать, пригрозить и он сделает, что полагается. Старые юристы использовали термины, заимствованные у старых психологов (воля, эмоции, борьба мотивов и др.), но они не становились частью методологического инструментария юридической науки, не воспринимались в качестве необходимых для познания права. Протест против механистического характера и догматизма теоретических представлений о праве, а также стремление к научному постижению юридических феноменов, раскрывая прежде всего их причинно-следственные связи с другими социальными явлениями, стали непосредственными мотивами формирования, начиная со второй половины XIX в., психологических теорий права. В концептуальном и методологическом отношениях они очень разные, но сходятся, пожалуй, в том, что психология людей объявляется основанием права и его развития.
Из всех известных нам психологических теорий права мы должны выделить и высоко оценить теорию Петражицкого. Это уникальное в своем роде явление, самая обстоятельная и серьезная попытка проникнуть в глубь психологических материй в интересах познания права, соединения потенциалов психического и юридического регулирования во благо людей. Принципиальное отличие этой теории от других можно понять, если мы обратимся к скандинавскому юридическому реализму, течению правовой мысли, захватившему северные страны Европы во второй половине XX в. Считают, что представители данного течения (К. Оливекрона, В. Лундстедт, Т. Гейгер, А. Росс и др.) выражали чисто психологическую точку зрения на право, когда утверждали, будто нормы права, субъективные права и юридические обязанности, категории правосознания типа справедливости и законности есть не что иное, как эмоциональные реакции человека на обстоятельства внешней среды. В таких реакциях много волевого, чувственного, субъективного, следовательно, неустойчивого и зыбкого, а поэтому юридические нормы и понятия, порожденные подобными реакциями, выступают как идеологемы, химерические явления, выражают безграничный субъективизм и волюнтаризм. В адрес традиционной юриспруденции «скандинавы» выдвигали обвинение в том, что она была прямолинейным выражением человеческой психологии, чувственности, идеологизированным явлением, не пыталась поднять себя до уровня рационализированной научной дисциплины. Получалось, что «психологизм» — грех юриспруденции, от которого она может избавиться путем рационализации, превращения в социологическое учение, свободное от всего чувственного, по странному представлению «скандинавов», тождественного иррациональному. В психологию скандинавские теоретики, понятное дело, особенно не вникали, достаточно было того, что они в общей форме относили на ее счет идеологические недостатки правовой системы. Такая установка, вообще говоря, не является оригинальной, она вполне отвечает стратегическому курсу юридического позитивизма. Другие приверженцы этого курса поступали еще проще: они тщательно отделяли право от морали с ее, как они думали, более широкими, чем у права, выходами на эмоциональную сферу и психологию вообще.
Психологизм теории Петражицкого имеет принципиально другой характер. Эта теория сознательно создавалась автором в противовес юридическому позитивизму с его унылой «микроскопией» (так он называл преувеличенное внимание права к мелким житейским заботам эгоистического субъекта), вульгарным практицизмом, поверхностно-утилитарным отношением к жизни, лишенным общих принципов, идей и идеалов. Для Петражицкого психологизация — это путь очеловечивания права, приближения его к живому человеку, познающему, чувствующему, волящему, выведения юридического начала из природы человека. Это роднит его теорию с естественным правом, что сам автор не один раз с удовлетворением подчеркивал. Понять право с психологической точки зрения — значит занять реалистическую, основанную на природных законах позицию по отношению к нему. «Право есть психический фактор общественной жизни, и оно действует психически. Его действие состоит, во- первых, в возбуждении или подавлении мотивов к разным действиям и воздержаниям (мотивационное или импульсивное действие права), во-вторых, в укреплении и развитии одних склонностей и черт человеческого характера, в ослаблении и искоренении других, вообще в воспитании народной психики в соответствующем характеру и содержанию действующих правовых норм направлении (педагогическое действие права)»[84]. Предметом научных устремлений Петражицкого является не создание некоей юридической психологии, но построение психологической теории права в связи с теорией нравственности, т. е. науки об импульсивном и педагогическом воздействии права на общественную или народную психику. В идеале этим достигается совершенное общественное устройство, господство действенной любви в человечестве. Ведь это тоже практические цели, но как разительно отличаются они от грубого практицизма, до которого докатывается иногда позитивистская юриспруденция.
Конечно, достижения психологической науки времен Пет- ражицкого (как, впрочем, и нашего времени) оказались недостаточными для того, чтобы осуществить столь сильное воздействие на общественную психологию. Он сам вынужден был создавать некоторые разделы общей психологии, переписывать основы эмоциональной психологии, но не смог справиться с объемной работой, которую может выполнить только сообщество ученых-профессионалов. Грандиозное здание психологической теории права Петражицкого осталось недостроенным, многие концептуальные линии и темы незавершенными. Тем не менее теория была с интересом принята в русской юридической науке, породила много толков и дискуссий, некоторые ученики и последователи Петражицкого, оказавшиеся в эмиграции, — П. А. Сорокин, Г. С. Гурвич, Н. С. Тимашев и др. — пропагандировали его взгляды за рубежом, другие, оставшиеся в России (М. А. Рейснер), пытались пересадить их на почву советской действительности, правда без всякого успеха. В юридической науке Советского Союза психологическая теория долгое время выступала в исключительном качестве объекта разоблачений и критики, но по мере того как среди теоретиков права возрастал интерес к психологическим аспектам юриспруденции (Д. А. Керимов, Е. А. Лукашева и др.), отдельные идеи Петражицкого становились предметом обсуждения среди ученых, появлялись специальные исследования, посвященные его теории. Как и все, что опережает свое время, психологическая теория не нашла практического применения; сегодня она, конечно, во многом устарела (психологическая наука ушла далеко вперед, и юриспруденция не стояла на месте), но эта «седая» теория по-прежнему величественна и красива. В ней и сегодня можно найти немало блестящих идей, оригинальных подходов и полезных конструкций. В дальнейшем изложении мы будем обращаться к идеям Петражицкого, которые не утратили научного значения.
Еще по теме О синтезе психологических и правовых знаний:
- Словарь основных терминов
- 10.5. ТЕХНИКА РАБОТЫ В СИСТЕМЕ ОСНОВНЫХ КАТЕГОРИЙ МЕНЕДЖМЕНТА
- 1.1.1. Человек, его природа и структура. Становление личности, воспитание и образование: философские, социологические и правовые аспекты
- 6.1. Причины преступности: гносеологические и правовые аспекты. Криминологические проблемы противодействия преступности
- Введение. Как работать с курсом
- Глава 1 ПОНЯТИЕ МЕТОДОЛОГИИ КАК ОБЩЕНАУЧНОГО ФЕНОМЕНА
- 2.1. Методология отчуждения человека от труда и управления и теории психологии управления в зарубежной науке
- 6.1. Исторические и теоретические проблемы проектирования психологического управления
- 7.3. Основные виды и формы психологического проектирования в производственной организации
- Психологическое проектирование организаций: интеракция руководителя с персоналом в организациях разной отраслевой принадлежности (с разными формами собственности)
- § 7.1. Понятие и подходы к исследованию механизма правового регулирования
- О синтезе психологических и правовых знаний
- Социальные и правовые нормы
- Глава 1. Проблемы предмета и методологии государства и права
- Предмет юридической психологии
- Глава 2 РЕАЛЬНОСТЬ ПРАВА И ПРАВОВАЯ РЕАЛЬНОСТЬ