Психологическая теория права. 

Психологическая теория права характеризуется следующими

чертами. Она подразделяет право на позитивное и интуитивное. Позитивное право «определяется как совокупность норм права»[701]. Оно представлено в виде официально действующих в государстве нормативно-правовых предписаний. Интуитивное, или неофициальное, право — это чисто психологическое явление, особое состояние души человека. Охватывая эмоции, представления, переживание и т. п., оно отходит от однообразного шаблона поведения людей, который диктуется позитивным правом. «Интуитивное право имеет индивидуальный, индивидуально- изменчивый характер; его содержание определяется индивидуальными условиями и обстоятельствами жизни каждого, его характером, воспитанием, образованием, социальным положением, профессиональными занятиями, личными знакомствами и отношениями и прочее»[702].

Отсюда делается вывод о том, что есть интуитивное право данного класса, данной семьи, данного кружка, детей, преступников и т. д. Психологическая теория права исходит из того, что «интуитивное право вырабатывается путем взаимного психического общения в разных кругах и кружках людей с общими интересами, противостоящими интересами, противостоящими интересами других»[703]. Причем это общение основывается на их эмоциях. Эта теория носит идеалистический характер, ибо считает, что собственность, к примеру, не существует как объективная реалия, а является плодом воображения в сознании людей. Точно так же она придает действительный характер мнимому договору, заключенному сумасшедшим с дьяволом и т.

С другой стороны, между позитивным и интуитивным правом не только могут существовать (в указанных пределах) и существуют разные частные разногласия, но они даже по природе вещей неизбежны. Удовлетворяя интуитивно-правовым требованиям одних, позитивное право тем самым не удовлетворяет интуитивно-правовым требованиям других. И чем разнообразнее состав народонаселения по воспитанию, национальности, религии, классовым интересам и проч., и вообще, чем больше разнообразия и разногласия в пределах самой интуитивно-правовой народной психики, тем обильнее и больше разногласия и коллизии этой категории между позитивным правом и интуитивным правом разных общественных элементов. Разногласия этой категории можно назвать классовыми и индивидуальными конфликтами между позитивным и интуитивным правом.

Таким образом, что касается отношения между интуитивным и позитивным правом по содержанию, то здесь имеются минимальный и максимальный пределы согласия между ними, и фактическое отношение состоит в колебаниях в разные моменты истории, у разных народов и т. д., между этими пределами. Чем больше в этих пределах в данный момент степень согласия, тем лучше и правильнее, при прочих равных условиях, функционирует право вообще среди данного народа, тем неуклоннее его соблюдение, в частности, тем больше уважения и симпатии к существующему позитивному праву, тем больше довольства существующим социальным строем и тем крепче этот строй.

Многоаспектный подход к пониманию права представляет собой идею, утверждающую, что понятие права не сводимо к единому, универсальному. Попытка юридической науки выработать единое понятие обречено на неудачу, поскольку право осуществляет свое бытие в различных формах. И его ценность (права) заключается в множественности подходов, которые не лишены методологической возможности синтеза, интеграции. Методологической основой понимания многоаспектности бытия права является теория индифферентных методологических рядов.

Многоаспектное правопонимание в советской юридической науке имеет несколько методологических оснований, которые так или иначе соприкасаются и дополняют друг друга. Речь в данном случае идет, во-первых, о теории нормативов, во-вторых, о различии права и закона как теоретической конструкции, рассматривающей право в многоаспектном его понимании и, в-третьих, теория индифферентных методологических рядов, освещенная И. А. Ильиным в работе «Понятие права и силы».

Если теория нормативов и идея различия права и закона как методологические основания, используемые для исследования права, в различных его аспектах представлены в советской юридической науке разнообразным спектром мнений, то теория индифферентных методологических рядов, очевидно, была использована лишь Л. С. Явичем, выразившаяся в его исследовании сущности права первого, второго и третьего порядков.

Исходя из вышесказанного, возникает необходимость более подробно рассмотреть теоретические конструкции, направленные на исследование права как многоаспектного явления. В этой связи плодотворным является исследование самой сути нормативности.

В советской юридической литературе преобладающее место занимает понимание категории нормативности как «выражения государством общей воли правящего класса в виде норм, правил поведения»[705]. Однако такое понимание нормативности страдает односторонностью и справедливо подвергается критике как с точки зрения содержания, так и в плане трактовки ее в качестве основного свойства права.

Одни авторы склоняются к мнению, что нормативность свойственна любой системе социального регулирования, и поэтому она не может отражать специфики права[706] [707]. С позиций других, нормативность является существенным качеством права, однако сложившееся ее понимание не может характеризовать право достаточно адек-

724

ватно .

Соглашаясь с тем, что нормативность свойственна не только праву, и потому не является лишь его собственной особенностью, можно считать, что в праве она сама по себе приобретает определенную специфику. Таким образом, обе позиции вполне совместимы и на поиск верного понимания нормативности в праве есть смысл обратить существенное внимание.

В философской литературе наметились различные подходы к исследованию проблемы нормативности. Одни авторы содержание этой категории раскрывают с точки зрения процесса регулирования как определенного целенаправленного внешнего воздействия на те или иные явления, объекты, отношения социальной действительности. Нормативность в таких случаях определяется через взаимосвязь целей регулирования, социальных норм и способов, средств контроля за их соблюдением[708]. Другие, подходя к проблеме регулирования с точки зрения саморегуляции социального целого и анализируя ее экономические, социальные, психологические и другие аспекты, пришли к выводу, что нормативность — более глубокая, емкая категория, характеризующая не только систему нормативов, правил поведения, но и определенные социальные процессы.

Так, О. Г. Дробницкий, исследуя нормативы как один из факторов, детерминирующих человеческое поведение, заметил, что нормативы, рождаясь в процессе непосредственного взаимодействия людей, представляют собой «уже нечто совсем другое, образование иного порядка, нежели это стихийное взаимодействие»[709]. Образующаяся в результате постоянно складывающихся массовых привычек форма поведения, являющаяся сама по себе «нормой» или «правилом», становится вместе с тем «принудительным образцом и эталоном для каждого отдельного индивида и даже массы людей, поскольку их поведение может отклоняться от этого правила.

К рассмотрению нормативов как определенного объективносубъективного образования подходит В. Н. Кудрявцев. Социальная норма, по его мнению, включает в себя три аспекта: правило (предписание), выступающие как «должное», объективное, реальное поведение, само представляющее собой общепринятую норму и проявляющееся в конкретных поступках («сущее») и, наконец, субъективное представление о сущем и должном как элемент общественного и индивидуального сознания[711]. По мнению Г. Т. Чер- нобель, «правовое мышление отражает неправовое как нечто субстанционально данное, а ту или иную социальную действительность — под нормативным углом зрения, т. е. нормативно, и на этой основе вырабатывает определенные нормативы, приобретающие объективную значимость как способ детерминации общественного поведения»[712].

Нормативы возникают, прежде всего, в самом обществе в качестве фактических масштабов деятельности, фактических общезначимых норм поведения, которые, находя отражение в общественном сознании, впоследствии фиксируются в форме закона, закрепляются в праве.

Нормативность является определенным качеством общественных отношений, которое характеризует их с точки зрения объективно заданных моментов долженствования, всеобщности и общеобязательности (различного уровня, в зависимости от характера социальной группы).

Нормативность в праве обладает социальной природой, коренится в необходимости правовой формы взаимоотношений людей и отличается некоторыми специфическими особенностями, которые вытекают из понимания права как регулятора общественных отношений, теснейшим и непосредственным образом связанного с государством. К ним относится и соответствующая форма долженствования, всеобщности и общеобязательности, подкрепленная возможностью применения силы организованного принуждения государства в случае неисполнения юридических предписаний.

Правовая нормативность опосредует соответствующие общественные отношения в их целостности, т. е. оказывается присущей не только системе юридических норм, но и правовому сознанию, и правовой форме связей, и правовым отношениям. Правильно отмечает Р. В. Раскатов, что нормативность права «...в основе своей, на уровне сущности любого порядка... в скрытом «затопленном» виде всегда присутствует»[714]. Тем самым обусловлен и обратный процесс поэтапной реализации нормативности, которая «заключается в последовательно развивающихся моментах заданной упорядоченности, от нормы права вплоть до правопорядка... Правовая нормативность оказывается атрибутом не только норм права, она как бы обретает свое инобытие»[715].

В соответствии с изложенным представляется недостаточно убедительным ограничение нормативности лишь внешними признаками выраженности масштабов, правил поведения в нормах общего характера, а также разграничение (порой даже противопоставление) ее социальных и формальных аспектов. Именно так поступает С. С. Алексеев, когда рассматривает как качественно различные явления нормативность социальную и юридическую. Если первая означает, по его мнению, правильность, социальную оправданность поведения участников общественных отношений, его соответствие требованиям объективных социальных закономерностей, социальной необходимости, то вторая — лишь наличие общих масштабов, должного образца, моделей поведения[716].

Правильно пишет М. И. Бобнева, что в институциональной нормативной системе социальной организации осуществляется институализация деонтических моделей и самого нормативного. Происходит как бы его расщепление. В институциональную нормативную систему включаются экстериоризированные, формализованные, официальные, «внешние» характеристики и свойства нормативности. Эта форма нормативного является нормативной лишь в потенции и становится реально нормативной лишь тогда, когда нормы обретают своих «носителей», т. е. воспринимаются людьми и реализуются в их практической деятельности[717].

Социальная сущность нормативности права отражает одну из граней противоположности права и закона. Не закон делает право нормативным, а, напротив, нормативность права обеспечивает нормативность юридического закона (системы юридических норм), если закон адекватен праву, является его выражением.

С обрисованным выше стремлением показать несводимость права к закону, их диалектическую противоположность путем исследования социальной природы правовой нормативности связаны и несколько иного плана попытки раскрытия социальной сущности права. К одной из них можно отнести теоретическую конструкцию, которую с определенной долей условности можно назвать философским подходом к анализу правовой реальности. В юридической литературе наиболее полно она представлена в работах В. С. Нер- сесянца[718]. Показывая односторонность юридического осмысления права, автор рассматривает его как явление, действительность и специфика которого определяются отнюдь не одним лишь актом признания, санкционирования правовых норм со стороны государственной власти, законодателя. В качестве субстанции права, определяющей его социальную природу, В. С. Нерсесянц полагает свободу, которая, согласно марксизму, обусловлена тем или иным уровнем исторического развития, господствующим способом производства и носит социально-классовый характер. Право, обозначая сферу, границы и структуру свободы, выступает как мера свободы, получившая благодаря законодательному признанию официальную государственную защиту.

Мысль о свободе как субстанции права нельзя считать новой в философии права, но она никогда и не опровергалась основоположниками марксизма, которые этой идее придали материалистическое понимание.

Осмысление права с философских позиций, с точки зрения закономерностей социального целого, оценки его места и роли в истории, в жизни человека и общества является не только полезным, но и необходимым для его познания. Но философский анализ, если он в достаточной мере не дополнен конкретно-научным, выступает в той же степени односторонним и абстрактным, как и конкретнонаучный, не опирающийся на философские разработки.

Философский угол зрения проблемы понятия права делает затруднительным такое его определение, в котором оптимальным образом нашли бы отражение как социальные, так и юридические свойства, нашла бы верное решение проблема права и закона как соотношения идеи права с позитивным правом.

Одним из недостатков (с точки зрения специально-юридического исследования) философского подхода к праву является абсолютизация объективной стороны процесса конституирования права в жизни общества, отождествление фактических и правовых отношений, норм права и фактически складывающихся норм человеческого общения. В. С. Нерсесянц называет правовыми нормы, общие критерии, образцы и масштабы поведения, «нормальные» и «правильные» (с точки зрения господствующих в данном обществе материальных, жизненных отношений и соответствующих им идей, ценностей и т. д.), которые естественно-исторически складываются в процессе функционирования того или иного способа производства[719]. Таким образом, раскрывается фактический процесс правообразования, влекущий формирование правовых норм (в отличие от формального процесса законотворчества).

Попытку обосновать недопустимость сведения права к закону предпринял В. О. Тененбаум. По его мнению, право — это, во-первых, социальный институт, опосредующий частного индивида и его притязания на материальные и иные социальные блага, во-вторых, норма отношений между индивидами, необходимая для нормального функционирования данного общественного строя, в-третьих, норма, мера нормального поведения, основанного на применении одинакового исторически обусловленного масштаба ко всем индивидам данной эпохи, в-четвертых, официальное выражение свободы господствующего класса и ее мера в сфере функционирования индивидуальных интересов господствующего класса. Право возникает как объективное нормативное отношение и «санкционируется не волей господствующего класса, а объективным материальным отношением, вырастает из него. И норма права как норма данного отношения устанавливается не волей класса, а борьбой между участниками этого отношения»[720]. Противопоставляя эти объективно складывающиеся масштабы поведения нормам, установленным или санкционированным государством, автор высказывает мнение, что возведенную в закон волю господствующего класса вряд ли вообще можно рассматривать как право, поскольку она (воля) проявляется лишь в силе, т. е. способности навязать выгодный этому классу закон, который, в свою очередь, может быть, основан как на действительном, так и на мнимом праве[721].

Проблема права и закона, описанная в философских и социологических категориях, ориентирует на философско-социологическое осмысление права. В рамках правоведения оно может быть плодотворным лишь при условии максимального учета специфики юридического в правовых явлениях, диалектического единства, взаимосвязи и взаимопроникновения философских, социологических и юридических характеристик права. Это понимает В. О. Тененбаум, подчеркивая, что предлагаемая им концепция сущности права нацелена на выявление именно социальных ее аспектов, что в этом смысле сущность права не отождествляется с трактовкой его целостного явления, системы[722]. И В. С. Нерсесянц счел необходимым конкретизировать предложенное им понимание права, в частности, по линии выявления соотношения категорий «свобода» и «государственная воля господствующего класса»[723].

Однако не только воля господствующего класса, но и реальные взаимоотношения людей, складывающиеся в процессе их жизнедеятельности, порождают право и обусловливают тот или иной его характер. Правильно писал в свое время С. И. Аскназий, что «законом (сущностью) правовых институтов, который должен обосновать все специфические качества этих институтов, являются присущие данной общественной системе общественно-производственные и иные отношения»[724].

Своеобразие отношений, объективно складывающихся в правовой сфере взаимоотношений людей, помогает выявить категория так называемого непосредственно-социального права.

Не все авторы считают возможным говорить о существовании социального права, в отличие от права, закрепленного в законе[725], исходя главным образом из того, что социальные права реально существуют только в юридической форме. В некоторых исследованиях различия между правами человека и правами гражданина признаются только применительно к буржуазному общесту[726]. Высказывается также мнение, что понятие «права человека» можно связать лишь с идеей неотчуждаемых, прирожденных, данных природой и богом человеку естественных прав. При этом утверждалось, что при социализме права человека, поскольку они служат его самоосуществлению, воплощаются в системе норм, обеспеченных государством. Поэтому сама категория прав человека (социальных прав) в условиях социализма теряет смысл[727] [728] [729]. Право в социологическом смысле, несмотря на различное его именование (права человека , социально-политические , моральные[730], неотъемлемые права личности[731], общедемократические требования[732], непосредственно-социальные права, отождествляемые с правопритязаниями, и т. д.), с его содержательной стороны интерпретируется в литературе достаточно однозначно. Как правило, оно понимается как объективно складывающиеся в процессе общественно-истрического развития и существующие независимо от их государственного признания и воли законодателя возможности пользоваться определенными социальными, материальными, духовными и т. д. благами[733], социально оправданная, нормальная (и в этом смысле нормативная) свобода поведения субъектов общественной жизни; фактические права, которые имеются налицо, обретаются в процессе самой деятельности[734], особое состояние, качество индивида, результат его фактического положения в соответствующей системе общественных отношений[735]. Но методологическая роль этой категории для правопонимания, ее место и значение в понятийном аппарате юридической науки характеризуются по-разному. Как самостоятельное явление социальной действительности рассматривает их В. А. Кучинский, полагая, что в условиях частной собственности права человека и права гражданина находятся в непримиримом противоречии. Оно утрачивает антагонистическую природу лишь с переходом к социализму, когда «социальное и правовое развитие все более соответствуют друг другу, а возможные противоречия между расширяющимся содержанием прав человека и их правовой формой сознательно преодолеваются»[736]. По мнению И. Е. Фарбера, «права человека есть общесоциологическая (а не юридическая) категория, хотя и очень важная для юридических наук»[737]. В отличие от В. А. Кучинского, он считает возможным говорить о существовании между этими явлениями зависимости, в частности, генетической, поскольку признание основных прав человека государством придает им качество прав гражданина, а категория прав человека соответственно приобретает юридический характер [738].

С. С. Алексеев рассматривает непосредственно-социальные права (притязания) как явление глубинного пласта общественной жизни, прямо и непосредственно выражающее действие объективных социальных закономерностей. Право же как юридический феномен нуждается в опосредствовании в той или иной форме государством. При этом главное, что подчеркивает С. С. Алексеев, — качественное отличие друг от друга названных явлений: «все то, что казалось бы, так основательно их объединяет — и наличие в том и другом случаях известного состояния социальной свободы, и использование там и здесь термина «права», и тесная связь между ними в реальных, жизненных процессах, и даже свойственная им обоим нормативность, не устраняет того решающего обстоятельства, что перед нами разноплоскостные социальные явления»[739].

Целиком оставляет в сфере правового сознания социальное право («права человека») Имре Сабо, полагая, что в содержании этого понятия заключается лишь «требование, предъявляемое к действующему праву и поддержанное также однородными нравственными представлениями»[740].

Резкое разграничение и даже противопоставление (во имя чистоты юридического анализа) результатов исследования права различными областями общественного знания, в частности, социологией и правоведением довольно часто встречается в юридической литературе. Порой оно находит даже определенное теоретическое обоснование. Так, высказано мнение, что о праве можно говорить и как об общесоциологической категории, и как о категории юридической, которые отражают существующие в реальной действительности качественно различные феномены. При этом право как социологическая категория исследуется историческим материализмом, а как юридическая — правоведением, в котором положения общесоциологической теории получают своеобразную «юридическую» интерпрецию[741]. Более того, встречаются утверждения, что именно различный науковедческий статус явлений, обозначаемых термином «право» (общесоциологический и юридический), «препятствует выработке единого и содержательно богатого «работающего» понятия, толкает на то, чтобы либо неоправданно юридизи- ровать непосредственно-социальные явления, либо переключаясь на чисто социологический ракурс, ограничиваться формулированием одних лишь весьма общих положений»[742].

В ряде случаев отказ от исследования различных аспектов права в рамках юридической науки обосновывается тем, что сама этимология слова «право», его многозначность являются предпосылками, создающими возможность использования его в особом значении различными областями обществознания[743].

По мнению А. М. Васильева, сама постановка этого вопроса должна быть несколько иной. Поскольку речь идет об исследовании одного и того же объекта, явления, то трактовка его в содержательном плане и в философии, и в правоведении, равно как и в других общественных науках, не может не совпадать. Другое дело, что при переходе категории права из одной области знания в другую происходит изменение ее теоретической нагрузки. Что же касается понятий, принципов, законов и категорий исторического материализма, то для общей теории правоведения они служат не только отправными пунктами юридических исследований, но и приобретают значение прямых научных оснований, составляющих и предпосылку, и необходимый момент ее содержания, включаются в ее логический строй и непосредственно влияют на особенности

761

структуры ее теоретических построений .

Один из подходов к исследованию права как многоаспектного явления — это разработка проблемы сущности права различных порядков, предложенная Л. С. Явичем. В качестве сущности права первого, второго и третьего порядков Л. С. Явич соответственно рассматривает: возведенную в закон материально обусловленную государственную волю господствующего класса, социальные притязания индивидов и классов на юридическое и политическое признание их интересов и фактические отношения производства и обмена. Познание сущности права каждого из указанных порядков оказывается возможным благодаря выявлению заключенного в ней противоречия. Предложенная Л. С. Явичем концепция сущности права позволяет подойти к пониманию права как сложного социально-юридического феномена, развертывающегося от сущности первого через сущность второго к сущности третьего порядка, которая выступает как наиболее развитая и конкретизированная его форма. Эта концепция дает возможность рассматривать как однопорядковые явления глубинного пласта общественной жизни и соответствующую юридическую форму их выражения и опосредствования, нацеливает на выявление специфики права, выходящей за пределы его государственно-волевого содержания и юридической формы выражения, представленной в виде системы юридических норм (законодательства)[744] [745].

Л. С. Явич также считает, что социальные притязания индивидов и классов на юридическое и политическое признание их интересов нельзя отождествлять с законодательно закрепленным правом, что таковым оно становится лишь будучи представленным как возведенная в закон воля господствующего класса[746].

Однако в отличие от рассмотренных выше конструкций, социальные, неюридические права и обязанности не отделяются непроходимой гранью от права юридического, а интерпретируются как определенный момент права как целостного явления и, соответственно, его понятия. Социальные права конституируются как таковые на уровне сущности права второго порядка. Они коренятся в непосредственно-социальных связях, по отношению к которым воля в праве выступает лишь как формальный момент, и составляют социальное содержание права, представленного системой юридических норм.

При характеристике непосредственно-социального права как одного из моментов его понятия речь идет, разумеется, не о том, чтобы снять его различия с правом как государственно-волевым феноменом. Далеко не все социальные права (притязания) подлежат закреплению в законодательстве, а только те, которые отвечают определенным требованиям экономического, социального и политического характера. К таковым относится, прежде всего, их соответствие интересам и потребностям господствующего класса и господствующего в данных условиях способа производства. Кроме того, отражение в законе находят те социальные права, упрочение которых требует необходимость сохранения общества как определенной социальной целостности. Именно поэтому в законодательстве господствующего класса могут закрепляться и некоторые права, притязания угнетенного меньшинства населения.

Связь между правом и интересами, потребностями, волей господствующего класса ясно прослеживается, таким образом, и на уровне непосредственно-социального права, на уровне сущности права второго порядка.

Исследование права по линии: фактические отношения — социальное право — законодательство, в отличие от анализа его по линии: государственная воля господствующего класса — система юридических норм, сделает возможным не только конкретизировать существующие представления об обусловленности права экономическими и иными общественными отношениями, но и выявить специфику отношений, развитие которых с необходимостью приводит к возникновению их юридической формы в классовом обществе. Дальнейшее исследование диалектики непосредственно-социального и юридического права позволит ответить на вопрос, каким образом осуществляется механизм перевода социального в юридическое в праве, показать, благодаря чему и как притязания участников общественных отношений получают свое выражение и закрепление в нормах законодательства.

Такой подход к праву позволяет на более конкретном уровне подойти к рассмотрению противоположности между законом и социальными отношениями, обусловившими тот или иной его характер.

Включение в понятие права социальных моментов, которые раскрываются на различных уровнях его сущности в качестве притязаний и непосредственно-социальных прав, обусловленных фактическими общественными отношениями, позволяет понять право в его развитии, а не только с точки зрения результата этого развития. Этот подход создает реальные предпосылки для разработки понятия права не как дефиниции, а как теории[747], которая конкретно, в смысле диалектического синтеза всех абстрактных определений выражает его сущность[748]. Такая постановка проблемы закономерна для советского правоведения.

Интересным представляется рассмотрение теории индифферентных методологических рядов[749] не только как методологической основы изучения многоаспектности права, но и как возможности теоретического объяснения соотношения правопонимания и юридической практики, а также она позволяет достаточно верно определить тот или иной тип правопонимания. Тем более, что эта теория имеет значение для внесения корректив в нормативное (узконормативное) понятие права, сложившееся в советской юридической науке, которое вряд ли может претендовать на такое наименование.

Индифферентность в данной теории имеет весьма условное значение и применяется лишь для методологического удобства исследования различных уровней (рядов) права. При этом допускается их сближение, слияние.

Данная теория исходит из того, что право — сложное, многостороннее явление, которое так или иначе связано с понятием силы, имеющим онтологическое значение для характеристики права[750], может с ним соприкасаться или не иметь для права никакого значения.

Сила — явление эмпирически реальное, выражающееся в «способности быть причинно-определяющим моментом в сфере физической или психической»[751]. Поэтому, по мнению И. А. Ильина, понятие силы можно поместить в реальный методологический ряд.

Право также может быть исследовано в нормативном, психологическом, социологическом и философском методологических рядах. В юридическом ряду, по мнению автора, право исследуется в чистом виде, вне всяких сближений с философским, социологическим и т. д. методологическими рядами, т. е. право приобретает значение индифферентности. В этом смысле право приобретает, как понятие, только свойство нормы либо суждения о должном, т. к. мыслится только с позиций юридической догматики.

В психологическом понимании, право «есть не что иное, как правовое переживание или переживание права, ... введенное во временной поток индивидуального сознания, именно в таком реальном значении и анализирует право психолог»76 .

В социологическом ряду право предстает, во-первых, «как отношение индивида к окружающим и отношение окружающих к нему, во-вторых, право есть правовая норма, введенная через применение ее в фактический состав общественных отношений в каче-

770

стве схемы этих отношений»              .

Психологический и социологический методологические ряды И. А. Ильин включает в реальный методологический ряд, т. е. наделяет два типа правопонимания понятием силы. При этом оговаривает очень существенный момент, что для психологического и социологического правопонимания особое значение имеет определение нормативного понятия права, которое уже дано, в готовом виде психологу, и социологу — юристом. Иначе они будут блуждать в потемках, и растворять свой объект в широкой и неопределенной атмосфере случайных прозрений[752] [753] [754]. Такая постановка проблемы предполагает возможность сближения юридического, психологического и социологического методологических рядов, право в аспекте юридической догматики теряет чисто юридическое значение и приобретает признаки силы.

Отсюда, делает вывод автор, «определения права и других понятий юриспруденции, которые включают в себя явно или тайно момент силы... должны быть признаны не юридическими в тесном и строгом смысле»[755].

Таким образом, данный методологический подход позволяет: во-первых, помимо указанных методологических рядов выделить еще и философский методологический ряд, где право мыслится на наиболее абстрактном уровне философской науки, приобретает значение либо свободы, равного масштаба к неравным людям, либо свободы воли и справедливости. При этом, если мы будем сближать философский методологический ряд, например, с нормативным, то понятие права будет приобретать признаки, свойственные нормативному пониманию права.

Во-вторых, более критически подойти к рассмотрению нормативного (узконормативного) подхода к праву, сложившемуся в советской юридической науке, и сделать вывод, что он вобрал в себя признаки как нормативного методологического ряда (право — это система норм, формально определенная), так и социологического (воля господствующего класса, охраняемая принудительной силой государства, обусловленность права экономическим развитием). Поэтому в «тесном и строгом» смысле не может быть признан как нормативный (узконормативный) подход к праву, скорее всего он является нормативно-соцологическим.

В-третьих, позволяет сделать вывод, что стремление выработать единое, универсальное как понятие, так и определение права, используемое теорией и практикой, обречены на неудачу. Речь в данном случае может идти лишь о некоторых вариантах понятия и определения права, которые имеют значение как для теории, так и для юридической практики. И действительно, что значит для юри- ста-практика, непосредственно формулирующего закон или применяющего нормы права, сказать, что право — это масштаб, мера свободы либо правоотношения, право для него это всегда нормы и не важно, кем они установлены — или органами государственной власти, или судом. Для субъектов правотворчества безусловное значение имеет и философское, и социологическое, и нормативное правопонимание, поскольку не только для законодателя, но и для всех иных субъектов права очень важно, какое содержание вкладывается в форму закона — либо принципы свободы, справедливости, формального равенства, естественных прав и свобод, либо произвола, привилегий, насилия над личностью.

В-четвертых, используя данный метод индифферентных методологических рядов, можно синтезировать правовую дефиницию

из естественно-правового и нормативного рядов. Такому результату будет соответствовать интегративный подход к пониманию права. Согласно этому подходу право мыслится как «совокупность признаваемых в данном обществе и обеспеченных официальной защитой нормативов равенства и справедливости, регулирующих борьбу и согласование свободных воль в их взаимоотношении друг с другом»773.

Итак, в качестве основной (помимо теории нормативности и различия права и закона) методологической основы к многоаспектному пониманию права можно признать теорию индифферентных методологических рядов. Следовательно, признавая в качестве основной, сущностной характеристики понимания права его нормативность, можно рассматривать понимание права в философском, социологическом, психологическом и собственно нормативном смысле.

Прежде всего, философский подход избавляет понимание права от слепого следования нормам закона, т. к. предполагает содержательную оценку юридических норм и тем самым имеет своим адресатом как законодателя, так и правоприменителя. Социологический подход имеет своим адресатом субъекта правотворчества. Психологический подход также имеет своим адресатом в равной мере законодателя и правоприменителя, т. к. мотивация как правомерного, так и противоправного поведения интересует ту и другую сторону.

В последнее время в юридической литературе появилось множество различных правовых концепций. Этот факт свидетельствует только об одном — деятельном движении и развитии общетеоретического познания множественности форм бытия правовой материи. Поэтому мы остановимся только на перечислении, без должной характеристики, следующих концепций права: интегративная; аксеологическая; феноменологическая; либертарно-юридическая, которая включает в себя теорию различения права и закона и теорию соотношения формального и фактического равенства.