Психическая регуляция и воля

Механизм психической регуляции у психологов старых школ неизменно ассоциировался с общим понятием воли. Сознательно регулируемое действие представлялось как волевое действие, направленное на определенную цель, содержащее своего рода программу с выделенными этапами, элементами, осознанными средствами достижения данной цели.

Данная проблема, как известно, разделила ученый мир на два противоположных лагеря — индетерминистов и детерминистов. Первый, представленный многообразными учениями, доктринами и течениями, утверждает мысль о неограниченной или почти неограниченной свободе воли; человек в принципе может принимать любые решения, волен действовать согласно собственному выбору независимо и даже вопреки внешним обстоятельствам. Представители второго лагеря, тоже весьма многочисленные, понимают природу воли в контексте жестких причинно-следственных связей; поведение людей всецело определяется законами внешнего мира, к которым сам человек не способен ничего прибавить. При усиленных стараниях доказать свою правоту индетерминисты неизменно скатываются к субъективизму и волюнтаризму, а детерминисты — к фатализму, роковому предопределению судьбы человеческой.

Со временем понятие воли становилось слишком общим, расплывчатым для психологии, которая сегодня превращается в естественную науку, стремится к возможно более точному описанию психических процессов, но оно давно перекочевало в словари философии, юриспруденции, социологии и занимает там прочное место, согласуясь со спецификой данных отраслей знания. Последним, конечно, не мешает время от времени справляться о состоянии психологической проблемы воли, которое существенно изменилось на протяжении последнего столетия. Подверглось пересмотру убеждение, что волевые процессы, взятые во всем объеме и во всех аспектах, это то же самое, что и процессы психической регуляции и саморегуляции человека, что «воля есть всесильный сверхрегулятор, управляющий желаниями и поступками людей», власть человека над собой. Такое убеждение основывалось на отождествлении воли с активной, деятельной стороной сознания, определении ее как «способа мышления, перемещающего себя в наличное бытие» (Г. Ф. Гегель). Это убеждение стало краеугольным камнем для многих представлений о свободе воли, но получалось, однако, что только воля выступает «полномочным представителем» индивидуальной психики во внешнем мире.

Еще Петражицкий, столкнувшийся с задачами построения психологической теории права, вынужден был заявить, что старая «триединая» классификация психических явлений (интеллект — чувство — воля) крайне неудовлетворительна, что правовые регулятивы опираются на более широкие психологические схемы переживаний, более устойчивые эмоциональные структуры. Регулятивный эффект создается как волевыми, так и интеллектуальными и эмоциональными процессами, которые резко не отделены друг от друга, но, как в свое время писал Рубинштейн, волевой процесс, компонент психического процесса, более непосредственно и органически включен в действие: волевой акт есть действие в отношении его (акта) способа регуляции[135]. Некоторые психологи соглашаются с тем, что воля есть общая способность сознания направлять поведение, выраженная в целесообразных действиях человека. Другие не склонны признавать за ней определяющую функцию в регуляции поведения, заявляют, что «волевые качества субъекта сами по себе не имеют положительного значения, а зависят от социальной ценности первичного побуждения»[136]. Переосмысливаются и функции воли в регулятивных механизмах; она служит потребностям, а не управляет ими, как считалось раньше, а некоторые психологи считают и теперь. Взгляд на волю как наиболее важную, определяющую черту личности (В. И. Селиванов) оспаривал А. Н. Леонтьев. Он исходил из того, что воля не является ни началом, ни даже стержнем личности, это лишь одно из ее выражений[137]. Чтобы при таких разноречивых подходах к волевому феномену найти верную линию в изучении психических регулятивных механизмов, надо все же представлять себе, что такое воля в психологии.

В первичном проявлении воля есть целостная, относительно самостоятельная система влечений и предрасположения к влечениям, которые представляют собой неосознанную либо смутно осознаваемую потребность, неопредмеченную, т. е. не знающую еще предмета своего удовлетворения. Как утверждают психологи, потребность есть исходное побуждение человека к деятельности. Активную сторону потребности, по словам Рубинштейна, можно рассматривать как зародыш воли, возникающий в форме динамического напряжения, тенденции, стремления. Прежде чем осознать потребность, человек уже испытывает ее, обнаруживая в себе некоторое внутреннее беспокойство, влечение. Являясь исходным элементом волевого процесса, влечения по мере активности эмоциональных и интеллектуальных факторов, включающихся в регулятивный процесс, перерастают в желания (хотения). Волевой акт устанавливает осознанную связь между влечениями, выражающими потребность, и предметом удовлетворения данной потребности.

Упомянутые выше факторы действуют побуждающе, следовательно, становятся мотивами испытываемой и осознаваемой человеком потребности, которые делают предмет удовлетворения потребности целью действия. В волевом процессе цель, которая, таким образом, определяется потребностью и мотивами, сопровождающими ее осознание. В этой связи четко просматривается односторонность телеологического подхода к феномену воли, когда цель объявляется первоисточником, от которого исходит детерминация волевого процесса и поведения в целом. Цель после ее постановки, действительно, включается в волевой процесс, определяя действия по достижению предмета удовлетворения потребности, но в ходе целеполагания она сама детерминируется желаниями, мотивами потребностного происхождения. К тому же сама цель действия двояко относится к воле, будучи конечным результатом ее усилий и практическим определителем характера регулирования волевого действия. Следовательно, сама цель (целеполагание, целенаправленность) не лишена значения психического регулятива.

Опредмечивание потребности означает формирование желаний или хотений, волевых образований, позволяющих человеку думать и говорить: «я хочу то или это». Конечно, желание начинается с уяснения предмета удовлетворения потребности, мотивационно поддерживаемого стремления к нему, но этим дело не ограничивается. Уже в хотении намечается возможный способ или способы достижения предмета потребности, выражается намерение совершить соответствующий целевой поступок. Предположим, что в качестве предмета потребности человека определился автомобиль новейшей марки; в таком случае желание можно выразить словами «я хочу автомобиль», но практически к желанию, если оно выражено достаточно конкретно, присоединяется намерение действовать известным образом: «я хочу купить автомобиль», «я хочу выиграть автомобиль», «я хочу унаследовать автомобиль от родного дяди», «я хочу украсть автомобиль» и т. п. На основе одного и того же желания могут сформироваться различные намерения, установки на действия по достижению предмета потребности. В намерении выбирается и углубляется одна из представленных в желании тенденций и возможностей действовать. Если в целом желание направлено на уяснение предмета удовлетворения потребности, то намерение — на образ действий, посредством которого данный предмет может быть реально достигнут. За намерениями следуют стратегия и программы человеческого поведения, относящиеся к области индивидуальной ответственности. Особенности категорий желания и намерения хорошо видны с криминологической точки зрения: не может быть вменено индивиду само по себе желание убить надоевшего или мешающего ему человека, особенно если такое желание возникло под влиянием эмоциональной вспышки и быстро прошло, но намерение убить, невозможное без желания убить, есть достаточное основание для привлечения лица к уголовной ответственности (покушение на убийство, угроза убийством и т.

В психологии существуют различные точки зрения по вопросу о том, как и когда формируются намерения, например, некоторые считают, что это происходит после постановки цели, принятия волевого решения в ходе исполнения последнего и в случаях, когда нужна подготовка к отсроченному и затрудненному действию. Но, видимо, следует склониться к тому, что намерение предшествует исполнению решения, будучи важнейшим ориентиром программы целенаправленного поведения. Как бы то ни было, но в волевом процессе желания, намерения связаны мотивационными отношениями, определяются с учетом оценки и выбора различных возможностей действия, динамикой мотивов.

Отсюда происходит весьма непростая структура волевого действия. Мы затронем ее вкратце, взяв за основу схему Рубинштейна, давно разработанную, более или менее устоявшуюся. Обычно волевые действия подразделяют на простые, как бы беспроблемные, где цели и средства удовлетворения потребности определены достаточно четко, и сложные, связанные с оценкой и выбором элементов, принимающих подчас характер тяжелого испытания человеческой воли. Посмотрим, как протекает сложный волевой процесс, каковы его этапы, или стадии. Они выстраиваются в следующем порядке.

Первая стадия — возникновение побуждения и предварительная постановка цели. Содержанием данного этапа является целе- полагание, поскольку все участвующие в нем элементы подчинены задаче поиска цели в ходе опредмечивания потребности, возникновения влечений, формирования желаний, приобретения ими мотивационной силы. В определенной последовательности или одновременно развертываются психические переживания от смутного осознания потребности и влечений до выработки различных вариантов цели, расположения их в порядке предпочтительности.

Вторая стадия — обсуждение и борьба мотивов. Это, пожалуй, самая напряженная часть волевого процесса, в которой сознанию индивида принадлежит роль своеобразного судьи. К волевому действию подключается интеллект, усиленно работающие рациональные мотивы соединяются, сочетаются с эмоциональными побуждениями либо конфликтуют с ними, формируются ценностные иерархии и связанные с ними оценочные отношения. Неожиданно и своеобразно на этой стадии могут проявиться элементы бессознательного (о чем старые психологи не говорили) — интуиция, вдохновение, озарение либо инстинкты, извлеченные из подсознания, ранее подавленные либо сдерживаемые культурой импульсы. Движение разнонаправленных мотивов условно называется «борьбой», потому что одни из них отвергаются, а другие побеждают. Завершается эта стадия выбором одной из возможностей действия в качестве основы для принятия решения о цели.

Третья стадия — принятие волевого решения. Она не сводится к постановке цели, хотя это главное. В расчет должны быть приняты все условия, при которых данная цель может быть реализована, прежде всего способ или образ действий, направленных на достижение предмета удовлетворения потребности, предполагаемое время и особые обстоятельства совершения действий. Пренебрежение этими условиями и обстоятельствами приводит к неверным решениям, хотя цель и предмет действия могут быть правильными. Не всякое решение представляет собой четко прочерченную прямую линию к предмету деятельности; в сложных ситуациях оно может быть предварительным с последующим уточнением способа действий (возможно, в ходе их выполнения) либо диспозитивным, т. е. содержать различные варианты действий по достижению цели, связанные с возможным появлением условий, выяснением обстоятельств, ранее неизвестных или прогнозируемых в самой общей форме.

Четвертая стадия — исполнение волевого решения. Включаются внутренние двигатели человеческого поведения, заводятся «моторы», предпринимаются усилия по реализации первых практических шагов, предусмотренных решением. На этой стадии заканчивается внутренняя подготовка субъекта к действию и начинается его, действия, практическое осуществление. Непременным требованием к данной стадии является выработка и корректировка программы или плана достижения цели. «Волевое действие в своих высших формах должно быть плановым действием» (Рубинштейн). Как и подобает всяким планам, программа осуществления волевого решения включает в себя определенные временные и пространственные характеристики поведения, гипотезы и прогнозы, поправки на неизбежное отклонение некоторых параметров поведения от линии цели, от нормы, и многое другое, что можно и полезно заранее предусмотреть. На стадии исполнения волевого решения человеческое сознание показывает свои поисковые, творческие возможности, способность направлять усилия личности в русло преобразования действительности.

Примечательно, что Рубинштейн, выделивший эти четыре стадии волевого процесса, подытожил их в следующем определении: «Волевое действие — это сознательное, целенаправленное действие, посредством которого человек планово осуществляет стоящую перед ним цель, подчиняя свои импульсы сознательному контролю и изменяя окружающую действительность, в соответствии со своим замыслом. Волевое действие — это специфически человеческое действие, которым человек сознательно изменяет мир»[139]. Перед нами, можно сказать, классический подход к пониманию воли как творческому, преобразующему началу личности, деятельной стороне его сознания. Именно в таком понимании воля совершает триумфальное шествие в мире социальных наук, различных отраслей философского и общественного знания, где она трансформировалась в широкоизвестные, торжественные понятия, такие, как «воля народа», «государственная воля», «волеизъявление избирателей», «воля к победе» и т. п.

В рамках классического подхода существуют и другие концепции воли, иные, более дробные классификации стадий волевого процесса. Мы не имеем возможности входить в детали полемики и борьбы мнений среди психологов по соответствующим проблемам. Но все же нельзя пройти мимо наметившейся тенденции к пересмотру места и функций воли в человеческой психике, известного положения о тождественности воли механизму психической регуляции и саморегуляции человека. Критике подверглась старая трактовка воли как общей способности сознания направлять поведение людей. На вопрос, откуда берется эта невероятная способность, никто не ответил со ссылкой на факты, полученные при изучении мозга, сенсорной системы, рефлекторных явлений. Между тем, именно там, как полагал, например, Симонов, лежат истоки волевого поведения. Путь подсказывает открытый И. В. Павловым «рефлекс свободы» у животных, который вызывает реактивное поведение в ответ на внешний стимул в виде препятствия, неожиданного раздражителя. У человека реакция на препятствие преобразуется в мотив, желание устранить возникшие помехи, освободиться от них. Первичная позитивная потребность, встретившая на пути своего опредмечивания серьезные преграды, трудности, может временно или надолго отойти на второй план, а на первом окажется чисто негативная потребность освободиться от преград, преодолеть появившиеся трудности. Эта потребность и есть воля. По Симонову, сущность воли заключается в том, что она представляет собой потребность преодоления препятствий. Волевая энергия человека устремлена к обеспечению свободного пути для реализации первичных и иных потребностей; она расчищает им дорогу. Отсюда первый «неклассический» вывод: воля не есть «аппарат управления» потребностями и мотивациями, она скорее является механизмом их обслуживания.

Данное обстоятельство не исключает волевую деятельность из системы психических регулятивных устройств, но существенно изменяет ее значение в этой системе. Если активность первичных потребностей и мотиваций не встречает сопротивления в виде внутренних преград и внешних помех, то регуляция на уровне эмоций и эмоциональных состояний осуществляется гладко, спокойно, без участия волевых элементов. Здесь возникает второй «неклассический» вывод, ставящий под сомнение традиционное разделение волевых актов на простые и сложные. Простых и простейших проявлений воли не бывает; все неосложненные, не обремененные трудностями и препятствиями психические процессы не нуждаются в волевой поддержке, не имеют отношения к воле.

Наконец, третий, пожалуй, основной вывод против классической трактовки покушается на психические основания «свободы воли». Лишенная руководящей роли в системе психической регуляции, сведенная к механизмам «обслуживания» потребностей, она связана соответствующей данным потребностям мотивацией, которая может конкурировать на равных с мотивами самой воли как негативной потребности. «Таким образом, воля отнюдь не является сверхрегулятором поведения, расположенным над потребностями и эмоциями, поскольку она сама есть потребность, специфическая потребность преодоления, вооруженная своими способами удовлетворения и порождающая свой ряд эмоций. Практически эта потребность выступает как склонность к достижению далеких целей, к овладению труднодостижимыми предметами влечений»[140]. Как видим, значение воли в регулятивных процессах полностью переосмыслено: из общего, универсального регулятора («сверхрегулятора»), каковым ее считали очень долго, она превращается в «чрезвычайный» регулятор, вступающий в действие лишь при особо сложных ситуациях психической жизни.

Не нам судить, насколько указанное переосмысление феномена воли обосновано физиологически, но доступные человеку интроспективные методы наблюдения за психическими процессами позволяют усомниться в обоснованности резкого сужения сферы волевых процессов, не говоря уже о минимизации творческих возможностей воли. Разница между волевым и безвольным человеком слишком очевидна даже в бытовой сфере, так же как и рутинной деятельности, в которой нет ничего чрезвычайного, героического либо демонического. Волевое начало проявляется во всех наших делах, от обыкновенных, повседневных и скучных, когда человеку необходимо проявить усилия, чтобы избежать состояния душевной прострации, до экстраординарных, требующих психической мобилизации.

Нервно-психическое напряжение, ассоциируемое с волевым усилием, возникает не только как ответная реакция психики на трудности, неожиданные помехи, но и при выполнении индивидом привычных, профессионально освоенных операций, предполагающих высокую концентрацию внимания, повышенную эмоциональную нагрузку. Словом, нет оснований отступать от классической позиции, согласно которой воля действует как общий регулятор, универсальный для сферы психических процессов, контролируемых сознанием человека. Воля интегрирует эти процессы, руководит и управляет ими в рамках и средствами сознания. Что же касается трудностей и препятствий, то они действительно тренируют волю, делают ее работу заметной и яркой. Поэтому, наверное, этот момент включается в современные определения воли: она есть психический процесс сознательного управления деятельностью, устраняющий трудности и препятствия на пути реализации поставленной цели. Воля — не «демиург», она не создает образы действия и способы поведения. Но она есть средоточие творческих возможностей человеческой психики, осуществляемых в поведении. Вот почему абстракция воли, взятая вне психики, процессов психической регуляции, является пустой формой, которую, если кто хочет, может наполнить любым идеологическим содержанием. Чтобы не углубляться в этот сюжет, достаточно вспомнить манипуляции с так называемой волей народа.

И все же критики классической трактовки феномена воли в психологии, нам кажется, правы в том, что механизмы психической регуляции поведения человека не тождественны волевым процессам. Воля исключительно важный, общий регулятор, представляющий сознание, но не все, что дает нам сознание, проходит через нашу волю. Если бы кто сказал, что Л. Н. Толстой написал «Войну и мир» в соответствии с волевым решением и поставленной целью, то это было бы величайшей несуразностью, хотя нельзя отрицать, что написание романа есть процесс сознательный. Некоторые рациональные действия выходят из-под волевого контроля человека, он не может заставить себя думать иначе, чем думает, чувствовать иначе, чем чувствует. Пределы волевых действий располагаются не дальше границ сознания. Самые сложные, поисковые, творческие формы поведения людей показывают наибольшую «строптивость» и независимость в отношении организаторских претензий воли. Тут многое происходит «не по плану» («сверх плана», «вне плана», «без плана»), меняются и срываются замыслы, мотивация становится неупорядоченной, переходит в состояние «броуновского движения». Далеко не всегда это можно «списать» на безволие индивида, не умеющего организовать свою деятельность. Дело и в том, что само волевое, плановое действие оставляет много места для импровизаций на сознательной основе, а волевой процесс, устремленный к цели, всегда открыт для пересмотра и корректировки со стороны рационального субъекта.

Наконец, в обход сознания и воли на мотивацию, целепола- гание направляюще воздействуют бессознательные факторы, которые соучаствуют в регулятивных механизмах, действуют со стороны сверхсознания и бессознательного. Парадоксальные идеи, великие открытия, шедевры художественного творчества приходят к гениальному человеку по вдохновению, наитию, в результате озарения, интуиции, некоего «высшего призыва». Гениальность не является продуктом воли и волевого воспитания. Художник, создавший произведение неземной красоты, выразивший обычными словами, образами, красками смысл высочайшей мировой гармонии, не может объяснить, как ему это удалось. Многие считают творческий акт мистическим, а не волевым, хотя, конечно, в искусстве и литературе существует вымученное творчество, носящее на себе следы старательности, волевых усилий. Но какое отношение имеет все это к обычной деятельности людей, моральному, правовому и иному общественному поведению?

Отмеченные выше факторы уточняют и дополняют наши знания о некоторых «странностях» волевого действия, проливают свет на природу воли, а она одна, как для высших, сложных, так и для обыденных форм поведения. Но главное в том, что они позволяют трезво взглянуть на современную мифологию воли, которая доводит до раскаленного состояния убежденность, будто человек, вооруженный сознанием, может в этом мире делать все. Возобладал оптимизм рекламного типа, подпитывающий индивидуалистический настрой у человека. Напряги волю, говорят ему, и ты достигнешь того, чего желаешь; все зависит от тебя, от твоей решимости воспользоваться обстоятельствами и другими людьми как средствами достижения собственных целей. Героем и идеалом личности считается ныне человек «железной воли», напористый индивид, имеющий твердую цель, упорно идущий к ней, сокрушая на пути все препятствия и преграды. Идеалом «волевого человека», сурового, мужественного «борца» за свое существование часто прикрываются циничные люди, неразборчивые в средствах, процветающие благодаря, не в последнюю очередь, институтам конкурентного рынка, капиталистической экономики.

Апология воли, взятой в контексте бесконечной борьбы и преодоления, является существенной чертой современной цивилизации, одной из причин ее кризиса. Она — цивилизация «воинствующего духа», неугомонного, испытывающего неутолимую жажду к превосходству в силе, победам, триумфу. Вывод о том, что прославленная человеческая воля не все может, не на все способна, обесценивает многие иллюзии и предрассудки нашего времени, особенно те, которые сложились давно под влиянием веры в могущество воли и духа человека. Позволим себе предположить, что если бы Ф. Ницше жил не в XIX в., а, скажем, в начале XXI в., был знаком хотя бы с трудами Фрейда, он не стал бы так сильно злоупотреблять термином «воля к власти». Уровень нынешних научных знаний о психологических процессах дает возможность снять необоснованные преувеличения, касающиеся границ человеческой воли, самого человека. Вместе с тем было бы роковой ошибкой бросаться от фетишизации волевых начал в индивидуальной и общественной жизни в другую крайность — в нигилизм по отношению к воле. Этика и юриспруденция, возведенные на волевом фундаменте, едва ли переживут подобную трансформацию. Юрист не может позволить себе отказаться от общей воли (народной, государственной и т. п.), так же как и от связанной с нею воли индивидуальной, психологической. Воля отдельной личности не была бы таким значительным фактором в жизни людей, если бы она не продолжалась, не выражалась в различных формах общей воли. Д. А. Керимов, высказывая правовой взгляд на соответствующую проблему, заметил, что воля, наполненная исключительно индивидуальным содержанием, невозможна. «Через волю каждый человек впитывает и определенным образом трансформирует моральные регулятивы, принципы

культуры, экономические отношения и другие компоненты социальной среды, которые даны ему объективно»[141].

Хотя волевые теории права в наше время устарели, основания и поводы, которые заставляли юристов обращаться к воле в целях объяснения правовых феноменов, не исчезли. Сегодня учение о воле пронизывает практически все этико-правовые проблемы и категории, от самого понятия социальной нормы, имеющей волевое происхождение, до теории социальной ответственности, презюмирующей, что человек всегда действует сознательно согласно выбору собственной воли и потому должен отвечать за последствия своего выбора. Это те проблемы, к которым нам придется еще не раз обращаться.