Право и синергетическая парадигма

Сказанное выше свидетельствует о том, что пересмотр методологических позиций современной науки непосредственно затрагивает юриспруденцию, стратегию правового регулирования, а некоторые его результаты уже входят в правовое сознание людей.

Процесс развития и саморазвития сложных систем напоминает известную диалектическую триаду «тезис — антитезис — синтез», его можно представить через формулы: «старый порядок — хаос — новый порядок», «организация — дезорганизация — новая организация», «регулирование — дерегулирование — новое регулирование». Иначе говоря, путь к новому порядку лежит через расшатанное состояние прежнего порядка, хаос. Находящаяся в изначально устойчивом положении динамическая система со временем накапливает элементы, приводящие ее в неравновесное состояние. До определенного момента соответствующие колебания (флуктуации) внутри нее погашаются и уравновешиваются, в результате чего система удерживает равновесие, но, предоставленная самой себе и естественному развитию, она рано или поздно входит в фазу хао- тизации, которая одновременно является спонтанным процессом выработки новых структур. В этом смысле, подчеркивал Пригожин, основатель синергетики как направления научной мысли, источником порядка является неравновесностъ; она есть то, что порождает «порядок из хаоса»1.

Нельзя не обратить внимания на то обстоятельство, что синергетическая парадигма вытесняет на периферию научного исследования понятие закономерности, отказываясь от представлений об однолинейности процессов развития материи, свойственных механистическому мировоззрению прошлого. Все изменения вещей и явлений нельзя расположить строго по одной линейке и, следовательно, истолковать как явления одной и той же закономерности. Из синергетических установок следует, что все системы в природе и обществе развиваются нелинейно, это значит, что происходящие в них изменения и соответствующие новшества распределяются по различным точкам, часто далеким друг от друга, относящимся к различным элементам системы. Каждая из линий развития испытывает колебания, определяет, хотя и в разной степени, траекторию движения системы, которая в условиях растущей неустойчивости, вблизи хаоса, разделяется на «ветви», обладающие равными возможностями осуществления. В синергетике этот критический момент разделения конкурирующих вариантов развития называется точкой бифуркации. Какая «ветвь» окажется более сильной, породит новый порядок в системе, зависит от колебаний (флуктуаций), которые могут быть большими или очень малыми, но не могут быть заранее предсказанными, ибо они по характеру случайны.

В сложных системах обычно наблюдается не единственная бифуркация, а серия таковых, что приводит к значительной неопределенности события, являющегося началом нового поряд- [42] ка.

«Мир есть конструкция, в построении которой мы все принимаем участие»1, — утверждает Пригожин, как бы успокаивая тех, кто привык думать, что в «мире случайного» человеку с его волей делать нечего. В условиях неустойчивой, т. е. кризисной общественной системы особенно важно, чтобы отдельные люди или социальные группы, чувствуя приближение точки бифуркации, готовили свой вариант событий, обещающий новый порядок. Благодаря их трудам и усилиям можно повысить вероятность осуществления этого варианта («ветви») развития, но его никогда нельзя рассматривать как обреченный на успех, предопределенный результат использования познанных закономерностей, надежных рецептов. Случайные события в истории часто срывали хорошо задуманные реформы, тщательно подготовленные заговоры, революции, они направляли в другую сторону старательно составленные умными людьми целевые программы, «великие» планы, осуществлению которых, казалось, ничто не могло помешать.

Акты сознательной деятельности людей, включенные в процессы саморазвития природных и социальных систем, должны, согласно синергетической парадигме, принимать условия, задаваемые эволюционными процессами, которые направляются случайностью. Именно последняя делает развитие сложных систем пластичным, адаптивным по отношению к внешней среде, именно случайность «ответственна» за появление нового в данных процессах. Мысль о случайности как внутренней пружине эволюции обновляющегося мира настолько революционна для устроителей социального порядка, полагавших до сих пор, что они действуют на базе объективной необходимости и научно познанных законов общества, что к ней, видимо, придется привыкать очень долго.

Воспринимать, хранить и передавать информацию лучше в устойчивых системах, но создавать ее, повторяем, можно только в условиях неустойчивости. Исходя из этого положения, некоторые авторы, например Д. С. Чернавский, делают выводы, касающиеся сферы общественного поведения, этики и права. Указывая на существенно различающиеся стратегии участия людей в социальных изменениях (модернизации) устойчивого и неустойчивого обществ, он пишет: «В течение стабильного (устойчивого) периода развитие общества на макроуровне детерминировано. При этом проблемы гражданской этики (гражданской совести) не встают. Большинство людей об этом просто не думают и правильно делают, поскольку предвидеть, что именно произойдет после следующей бифуркации, невозможно: «чистый разум» на это не способен»[44]. Когда общество теряет устойчивость и оказывается перед необходимостью выбора, продолжает свою мысль автор, роль каждого человека возрастает, соответственно, возрастает и ответственность за выбор; здесь уже гражданская активность оправдана и, напротив, отсутствие гражданской совести аморально. Трудно, однако, понять, почему стабильность общества и прочный общественный порядок исключают гражданскую активность, а тем более гражданскую совесть.

Далее следует еще одна не совсем обычная мысль: «Итак, с позиций синергетики этические нормы нельзя рассматривать как абсолютные и не зависящие от фазы развития общества. Напротив, в зависимости от этой фазы часто «добро» и «зло» меняются местами... Извечные споры о добре и зле в рамках синергетики решаются в том смысле, что и то и другое относительно и зависит от фазы развития общества»[45]. Здесь уместно заметить, что отношение людей к добру и злу определяется не столько научными рассуждениями, в том числе и синергетическими аргументами, сколько ценностным сознанием общества, имеющим «огромную власть» над человечеством. Оно дает человечеству свои критерии оценок добрых и злых дел, которые могут быть относительными и зависящими от времени, но как ценности добро и зло не могут меняться местами, остаются самими собою во времена революций, застоя или процветания общества.

Еще одной важной синергетической категорией, объясняющей природу случайного, является необратимость процессов развития в природе и обществе. Механистические представления о мире утверждали всеобщий детерминизм, означавший, что все развивающиеся процессы Вселенной необходимы по определению и обратимы во времени. Синергетика же подчеркивает их случайность и необратимость и, как следствие, всеобщий индетерминизм. Через этот пункт, полагают некоторые авторы, проходит разграничительная линия между классической и неклассической парадигмами. Обратимое явление имеет способность повторяться, воспроизводиться в направлении времени: оно существует для прошлого, настоящего и будущего. Напомним, что субъект правотворчества, создавая юридическую норму в расчете на ее многократное применение в будущем, исходит из принципа обратимости регулируемых им явлений и процессов, из их необходимости и закономерности, действительных для каждого временного измерения.

Признав это, мы должны согласиться, что нынешнее состояние системы безразлично к прошлому, генетически не связано с ним, а будущие состояния нельзя предвидеть, предсказать. То, что будет, не связуемо с тем, что есть. Распадается связь времен как основание последовательности событий, определяющих состояния системы, лишены значения причинноследственные связи между этими состояниями. А это, собственно, и есть индетерминизм.

Отказываясь от объективной закономерности в том виде, в каком она выступала в классической картине мира, синергетика выдвигает идею новых законов природы. Коренное изменение смысла законов состоит в том, что они становятся неопределенными, выражают возможности или вероятности. «Законы природы трактуют теперь не об определенностях, а о возможностях и служат своего рода мостами через вековую пропасть, разделявшую бытие и становление. Они описывают мир нерегулярных хаотических движений, который по своему духу ближе к миру, рожденному фантазией древних атомистов, чем к миру регулярных ньютоновских орбит»[47]. При формулировании новых законов надо считаться с тем, что мир устроен сложно. А все сложные структуры создаются событиями, которые до реального своего появления считались маловероятными, практически непредсказуемыми. Каждый шаг в эволюционном восхождении по ступеням сложности усиливает меру неопределенности выбора события в точке бифуркации, поэтому законом можно считать следующую зависимость: чем сложнее эволюционный процесс, тем более вероятен случайный, а не закономерный его результат.

Классическая наука была уверена в своем праве упрощать и схематизировать изучаемые явления до степени, позволяющей выразить их в математически четкой и ясной формуле. Таким способом достигалась точность и определенность знания, которые до сих пор являются идеалом не только в естественнонаучной области, но и в гуманитарных, общественных науках. Точное и определенное знание было привлекательным в силу своего инструментального характера, его практическая, чисто утилитарная эффективность была тем выше, чем проще, техничнее задача, которая разрешалась посредством данного знания. Сложный реальный мир защищался от всяких упрощений, всегда отторгал их. Синергетика оспаривает право науки упрощать и схематизировать. Во всяком случае, ученые не должны делать это применительно к сложным, открытым, динамическим системам, каковыми выступают огромное множество природных и все социальные системы. Отказ от простоты и точности знания, развенчание парадигм, направленных на линейность, обратимость, устойчивость, необходимость, законосообразность, причинность и т. п., — все это вместе взятое погружает науку в атмосферу неопределенности, возможно, уже идущей на смену оптимистической уверенности ученых в прогрессирующем развитии человеческого знания о мире, в благодетельных результатах освоения человеком природы.

Вера в высокую миссию науки, которая «все знает и все может», в свою очередь, окрыляла мечту о будущем царстве свободы личности, утвержденного на базе материального изобилия и духовного подъема. Сегодня нам говорят, что человечество живет иллюзиями, что роль, которую природа отвела человеку в мире, значительно скромнее, чем он ее себе представляет. Мир шаток и ненадежен, он был создан и воссоздается «по случаю». С осознанием этого обстоятельства человеком может овладеть безысходный пессимизм. Разрушив древний союз с природой, писал Моно, «человек, наконец, сознает свое одиночество в равнодушной бескрайности Вселенной, из которой он возник по воле случая»[48]. Если я живу в окружении случайного и сам случаен, то мир для меня фантасмагоричен. Говоря другими словами, «мир, рассматриваемый как единое целое, включая человека, характеризуется фундаментальным индетерминизмом»[49]. Согласно синергетической парадигме случайность есть творческая сила природы, она созидает, формирует новые структуры; благодаря ей мир спонтанно активен, идет по пути саморазвития.

Итак, «человечество достигло поворотного пункта — начала новой рациональности, в которой наука более не отождествляется с определенностью, а вероятность — с незнанием»[50]. Вступая в эру неопределенности, наука должна, видимо, перестроить свои отношения со сферами общественной деятельности, для которых линейность и обратимость социальных процессов, как и другие парадигмы классической науки, являются залогом достижения строгих и заранее определенных результатов. Основная проблема, которую современная наука ставит перед правовым регулированием, так же как и перед государственным и экономическим управлением, вытекает из еще не вполне сложившегося понимания порядка как категории эволюционного развития мира, его отношения к хаосу, понимаемому сегодня в качестве неизбежной стадии или фазы эволюции. Так как в процессе развития обе фазы сменяют друг друга, чередуются, следовательно, бессмысленно спрашивать, что первично, а что вторично, но все равно остается вопрос, куда направлена эволюция природных и социальных систем — в сторону порядка или, если говорить о вечно неорганизованном обществе, порядок есть переходная стадия, своего рода «отдых» перед очередной ломкой и переустройством социальных структур. Древние люди интуитивно воспринимали хаос как исходное и основное состояние материи, о чем ярко свидетельствуют первобытные космогонические мифы, античные представления о происхождении мира. Синергетика, в сущности, подтверждает эту древнюю точку зрения на мир, считает, что «изначальное становление любой системы — это хаос»[51]. Его радикальный смысл виден на фоне последующего исторического развития научной мысли.

В кёассической науке, как мы уже отмечали выше, материя представёена в организованном и упорядоченном виде, тогда как беспорядок и хаос рассматриваются как эвоёюционный сбой иёи неудача на пути к высокоорганизованным системам. На этой позиции стояёи представитеёи кибернетики: «Порядок боёее естествен, чем хаос»[52]. Посёедний допустим ёишь как ус- ёовие достижения порядка. «Есёи мы конструируем структуру реального мира как переход “хаос — порядок — хаос”, то таковой она и будет и наши системы должны будут вкёючать в себя мощные управёяющие устройства, способные создавать и поддерживать стадию порядка. Но есёи структуру бытия мысёить как переход «порядок — хаос — порядок», то мы поёучим другое бытие и наши системы станут в значитеёьной мере самоорганизующимися»[53]. В самом деёе, когда порядок обеспечивается в основном саморазвивающимися, саморегулирующимися процессами, тогда нет особой необходимости вмешиваться в эти процессы, используя социальные регуляторы; последние могут пригодиться лишь в качестве средств контроля и корректирования. Значение таких регуляторов неизмеримо возрастает, если общественный порядок (правопорядок) может быть легко дезорганизован, приведен в хаотическое состояние. В таких ситуациях люди стараются не оставлять неравновесную, неустойчивую систему на произвол случая, подвергают ее интенсивному управляющему и регулирующему воздействию. Типы перехода одного состояния эволюционного процесса в другое можно схематически представить следующим образом:

хаос — порядок — хаос

а)              неустойчивый эволюционный процесс;

б)              мощные управляющие и регулятивные системы, создающие порядок из хаоса;

в)              случайность направляет поток изменений, хаотизирую- щих порядок;

г)              начала самоорганизации эволюционного процесса нуждаются в сильном контроле.

порядок — хаос — порядок

а)              устойчивый эволюционный процесс;

б)              управление и регулирование — средства контроля и корректирования порядка;

в)              случайность вносит некоторые изменения в эволюционный процесс;

г)              процессы самоорганизации порядка предполагают минимальный контроль.

Синергетическая парадигма смешала эти две кибернетические структуры бытия, представив эволюцию сложных динамических систем как неустойчивый процесс, в котором поток изменений определяется случайностью. Известно, что смысл кибернетики, как и предшествующих ей попыток построения всеобщей организационной науки (например, тектологии Богданова), сводился к поиску универсальных закономерностей управления природными и социальными системами, устремленными к стабильному порядку. Придать системе такую направленность, свести активность стихийного саморазвития до безопасного для управляемости уровня — основная задача организационных наук, которая определяет их в общем негативное отношение ко всякого рода случайностям, неопределенностям, неточностям. Организационные науки, прежде всего кибернетика, высоко подняли роль управляющих и регулирующих социальных устройств как важнейших инструментов упорядочения человеческого мира. Для «кибернетического разума» нет ничего более неприятного, чем потеря управляемости системой и отсутствие эффективных регуляторов. В свое время многие ученые-юристы (Д. А. Керимов и др.) горячо приветствовали выводы кибернетических исследований, связывали с ними новые возможности рационального решения многих теоретических и прикладных задач юриспруденции. Надо сказать, что основания для подобного рода надежд имелись, и при том немалые. Сегодня высказывают мнение о том, что кибернетическая парадигма вытесняется синергетикой, которая на статус организационной науки, видимо, не претендует. Она, говорят, еще не наука, а расширяющийся комплекс знаний «о становящемся бытии, о самом становлении, его механизмах и их представлении»[54]. Анализируя развитие сложных динамических систем на стадиях порядка и хаоса, синергетика приходит к проблемам системной организации со стороны эволюционных процессов, сосредоточивается на движении материи, динамике мира. По весьма важному для нашей темы вопросу о соотношении начал внешнего регулирования и саморегулирования в структуре «становящегося бытия» динамических систем кибернетика и синергетика занимают принципиально различные позиции. Они ярко проявляются на уровне анализа социальных систем. В отличие от кибернетического синергетический подход акцентирует начало самоорганизации, в то же время ограничивает возможности сознательного регулирования и управления социальным развитием. Короче говоря, синергетика «доверяет» случайности больше, чем сознательному вмешательству человека в эволюционный процесс, видит в «случае» неограниченный потенциал инновационного конструирования материи. Это немыслимо для кибернетики и иных организационных наук, сформировавшихся в рамках классической научной картины мира.

Синергетические выводы из анализа таких понятий, как «неустойчивость», «неопределенность», «неравновесность», «нелинейность», «необратимость», «многообразие» и «сложность развития мира», логически завершились принятием постулата, согласно которому порядок не указывает на направление мировой эволюции, реальность не является ареной господства императивов порядка и упорядочения. Господствует, собственно, только саморазвивающийся процесс, который способен созидать новое. Пути классической науки и синергетики разошлись с того момента, когда последняя отказалась приносить новизну и многообразие в жертву вечным и неизменным универсальным законам мира[55]. Сам порядок может поддерживаться только с помощью самоорганизации, его нельзя и не следует обеспечивать средствами управления и регулирования извне.

Данный вывод уверенно сформулирован применительно к физической реальности, термодинамическим процессам, но, как полагают, его можно отнести к подавляющему числу природных и социальных систем. Говорят о превосходстве самоорганизующихся систем над традиционной человеческой технологией, старательно избегающей сложности и неопределенности[56]. Когда же в качестве яркого примера превосходства самоорганизации приводят биологические системы, «обладающие способностью создавать сложные продукты с непревзойденной точностью, эффективностью и скоростью», возникает почти религиозное ощущение отрешенности человека от Творца Вселенной (почему бы, в конце концов, мировую творческую силу не называть в одних случаях — Бог, а в других — «саморазвивающийся процесс»), чувство огромной дистанции между несовершенными человеческими делами и блистательной работой Великой Природы. Этот хорошо улавливаемый в синергетическом дискурсе религиозный мотив сопровождается различного рода оговорками и рассуждениями, вроде тезиса Пригожина о том, что в эпоху флуктуаций индивидуальное действие остается существенным[57]. Однако в синергетической, как и в религиозной перспективе, человек ограниченно дееспособен. Вследствие существования фактора самоорганизации он может сконструировать и организовать лишь крохотную часть мироздания.

Формулируя синергетические установки в отношении общественных наук, Л. Няпинен отмечает неразумность ситуации, в которой человек выступает «организатором» самоорганизующегося мира. «Природа и общество вместе образуют самоорганизующуюся систему, которая не подчиняется тотальному контролю со стороны человека»[58]. Люди не должны править природой, обществом, другими людьми, они могут распоряжаться только своим поведением, своей активностью, да и то в согласии с собственной человеческой природой.

Что касается социальных систем, то они являются саморазвивающимися, самоорганизующимися, их невозможно предсказывать, сконструировать, в лучшем случае их можно понять. «Социальные институции живут своей собственной жизнью, не поддающейся попытке реформировать их радикально»[59]. При рождении новых структур в природе и обществе человеческому интеллекту, успевшему многое о себе возомнить, отводятся теперь скромные родовспомогательные функции — содействовать, вызывать, стимулировать и немного организовывать. Подвергаются сомнению или оспариваются такие рациональные человеческие начинания в организации общественной жизни, как управление, регулирование, планирование, реформирование, начертание проектов и программ достижения счастья на земле и т. п. Синергетика бросает вызов такому типу социологического мышления, которое пытается подсказывать людям пути возможных изменений общества, конструировать социальные структуры тем же способом, каким собираются машины из отдельных деталей. В зону синергетической критики попадает современная экономическая наука, которая, по сути дела, превратилась в откровенную технологию эффективного использования производства, обмена, потребления, рынка, финансовых потоков и других факторов для максимизации прибыли, роста капиталов. Построенная на расчетах и основанная на зыбких прогнозах предпринимательская и финансовая деятельность есть живое воплощение фатальности общественного бытия. Экономическая активность человека, сведенная к утилитарной деятельности, потеряла многие природные и социальные измерения, именно она была и остается основной причиной разлада в отношениях человека с окружающим миром. Погоня за прямой выгодой и высоким эффектом, возведенных в ранг экономических целей, деструктивно отразилась на природе человека, сузила его жизненный горизонт и творческие возможности. «Человеческие акции не сводятся к обеспечению узких целей преследования выгоды или прибыли, удовлетворения потребностей, манипулирования людьми или объектами для достижения эффективности»[60]. Лучшие качества человека — честность, справедливость, доброта, мудрость, благоразумие и т. п. — возникают через формы неутилитарной деятельности, осуществляемой человеком. Более того, синергетика подчеркивает возможную продуктивность человеческой активности (от познавательной до игровой), которая, на первый взгляд, не приносит никакой практической пользы. Действия без прямой выгоды открывают путь к новым качествам индивида и общества, поэтому их надо поощрять и социально стимулировать ради самого человека. Если это благопожелание нынешней науки современному человечеству, все более скатывающемуся к утилитаризму, меркантилизму и коммерции, будет услышано людьми, то это станет большим достижением нашего времени.

Означает ли это, что в синергетике возникает новая картина мира взамен старой, классической, которая в общем неплохо поддерживала научную форму социогуманитарного знания? В синергетической парадигме сегодня действительно видят ин

струмент формирования новой картины мира, которая еще не сложилась. Перспективы ее создания оцениваются по-разному даже основоположниками синергетики. Немецкий ученый Г. Хакен более или менее определенно прогнозирует этот результат: «Синергетика опирается на очень разные дисциплины, среди которых не только физика, химия и биология, но также социология и экономика; можно поэтому ожидать, что открытые и описанные синергетикой закономерности уже так или иначе будут представлены в различных областях науки, и у нас появится возможность увидеть возникновение в свете синергетики новой, единой картины мира, составленной, подобно мозаике, из множества отдельных, собранных наукой фактов»[61].

Пригожин предпочитает говорить об изменении принципиальных представлений о мире, использует слово «новое» применительно к отдельным аспектам мировоззренческого переворота, например «новый диалог человека с природой», «новые законы природы». Дело в том, подчеркивает он, что «мы отходим от замкнутой Вселенной, в которой все задано, к новой Вселенной, открытой флуктуациям, способной рождать новое»[62]. Случайный и вероятностный ход развития мира не позволяет удерживать и в будущем ясность и определенность представлений о нем: «с этим и связано основное отличие современной тенденции по сравнению с классической: в противоположность «прозрачности» классического мышления она ведет к «смутной» картине мира»[63].

Итак, если новая картина мира возможна, то она будет смутной и мозаичной. «Принимая, что будущее не определено, мы тем самым подходим к концу определенности. Означает ли такое допущение поражение человеческого разума? Отнюдь нет», — заявляет Пригожин[64]. Здесь, конечно, встает вопрос о судьбе рациональности в таких сферах общественной жизни, как право, мораль, политика, экономика, культура и т. д. От классической картины мира та же юриспруденция получила все иёи, во всяком сёучае, многое из того, что быёо нужно для решения, пусть с погрешностями и недостатками, задач организации, упорядочения общества. Иногда это поёучалось совсем не пёохо. Но что будет дальше? Есёи синергетика не намерена допустить поражения чеёовеческого разума, а следова- теёьно, и всех форм рациональности, вкёючая юридическую, то интересно знать, как она собирается все это сохранить в ус- ёовиях неопредеёенности мира, индетерминизма, хаотизации процессов и сёучайности как генератора нового в универсуме.