Петр Яковлевич Чаадаев (1794-1856) — влиятельный представитель плеяды дворянских просветителей, философ и политический мыслитель. Осуждая современное ему состояние России, Чаадаев искал объяснение его в русской истории — в отсутствии связи между ее этапами, отсутствии социальных и культурных традиций и отказе России от принципов европейской цивилизации. Россия отпала от человеческого рода в значительной мере вследствие изоляционистской политики православия. Все это превратило Россию в общество без дисциплины форм, в частности, права, социальных условностей, в общество с преобладанием жестокого рабства крепостной зависимости. История России начнется тогда, когда народ проникнется идеей, которую он призван осуществить. И то, что представляется недостатками России, станет ее преимуществами. В завершающий период своего творчества Чаадаев склонялся к отрицательным оценкам абсолютизма, к пониманию истории с точки зрения географических и социальных факторов. Он резко критикует право государя превращать в рабов целое поколение свободных людей. Социализм победит не потому, что он прав, а потому, что неправы его противники. Идеи Чаадаева способствовали формированию двух основных направлений во взглядах на русскую историю и будущее России — славянофильства и западничества. Основные произведения: «Философические письма», «Апология сумасшедшего». Сравните сами и скажите, много ли мы находим у себя в повседневном обиходе элементарных идей, которыми могли бы с грехом пополам руководствоваться в жизни?.. Хотите ли знать, что это за идеи? Это — идеи долга, справедливости, правопорядка. Они родились из самых событий, образовавших там общество, они входят необходимым элементом в социальный уклад этих стран. В христианском мире все необходимо должно способствовать — и действительно способствует — установлению совершенного строя на земле; иначе не оправдалось бы слово господа, что он пребудет в церкви своей до скончания века. Тогда новый строй, — царство божие, — который должен явиться плодом искупления, ничем не отличался бы от старого строя, — от царства зла, — который искуплением должен быть уничтожен, и нам опять-таки оставалась бы лишь та призрачная мечта о совершенстве, которую лелеют философы и которую опровергает каждая страница истории. Вся история новейшего общества совершается на почве мнений; таким образом, она представляет собою настоящее воспитание. Утвержденное изначала на этой основе, общество шло вперед лишь силою мысли. Интересы всегда следовали там за идеями, а не предшествовали им; убеждения никогда не возникали там из интересов, а всегда интересы рождались из убеждений. Все политические революции были там, в сущности, духовными революциями: люди искали истину и попутно нашли свободу и благосостояние. Этим объясняется характер современного общества и его цивилизации; иначе его совершенно нельзя было бы понять. Но ведь закон только потому и закон, что он не от нас исходит; истина потому и истина, что она не выдумана нами. Мы иногда устанавливаем правило поведения, отступающее от должного, но это лишь потому, что мы не в силах устранить влияние наших наклонностей на наше суждение; в этих случаях нам предписывают закон наши наклонности, а мы ему следуем, принимая его за общий мировой закон . Закон духовной природы обнаруживается в жизни поздно и неясно, но... его вовсе не приходится измышлять... Не зная истинного двигателя, бессознательным орудием которого он служит, человек создает себе свой собственный закон... который он по своему же почину себе предписывает, и есть то, что он называет нравственный закон, иначе — мудрость, высшее благо, или просто закон, или еще иначе. И этому-то хрупкому произведению собственных рук, произведению, которое он может по произволу разрушить и действительно ежечасно разрушает, человек приписывает в своем жалком ослеплении все положительное, безусловное, все непреложное, присущее настоящему закону его бытия. (Из: Философические письма) Обделанные, отлитые, созданные нашими властителями и нашим климатом, только в силу покорности стали мы великим народом. Просмотрите от начала до конца наши летописи, — вы найдете в них на каждой странице глубокое воздействие власти, непрестанное влияние почвы, и почти никогда не встретите проявлений общественной воли. Но справедливость требует также признать, что, отрекаясь от своей мощи в пользу своих правителей, уступая природе своей страны, русский народ обнаружил высокую мудрость, так как он признал тем высший закон своих судеб: необычный результат двух элементов различного порядка, непризнание которого привело бы к тому, что народ извратил бы свое существо и парализовал бы самый принцип своего естественного развития. (И з: Апология сумасшедшего.) Законы о наказаниях имеют в виду не только охрану общества, целью их служит еще наибольшее возможное усовершенствование человеческого существа. И эти две задачи как нельзя лучше согласуются одна с другой; больше того: ни одна из них не достижима отдельно от другой. Уголовное законодательство предназначено не только оградить общество от внутреннего врага, но еще и развить чувство справедливости. С этой точки зрения следует рассматривать все виды наказания, и самую смертную казнь, которая ни в коем случае не есть возмездие, а лишь грозное поучение, действительность которого, к сожалению, весьма сомнительна. Что такое закон? Начало, в силу которого совершается или должно совершиться явление на своем пути к возможному совершенству. Следовательно, всякий закон предсуществует... Всякий закон, если он справедлив или истинен — и только в таком случае он заслуживает название закона, — предвечно существовал в божественном разуме. Настанет день, когда человек познает его; закон так или иначе раскрывается ему, западает в его сознание, тогда законодатель человеческий встречается с законодателем высшим, и с той поры закон становится для него законом мира. Таково происхождение всех наших законодательств — политических, нравственных и иных. Человек может, конечно, под давлением властной необходимости распространить на самого себя и на своих ближних законодательство, но при этом он должен понимать, что все законы, которые он на досуге сочиняет и включает в различные свои кодексы, будь то закон положительный, закон гражданский или уголовный, что все эти законы таковы, только поскольку они совпадают с законами предшествующими, которые, по словам Цицерона, не представляют ни выдумку человеческого ума, ни волю народа, но нечто вечное; в силу этих предвечных законов общества живут и дей- ствуют. Безразлично, сознают ли они или нет действие, на них оказываемое; человек должен знать, что, когда законы, которые, по его мнению, он сам себе дал, кажутся ему дурными или ложными, это значит одно: или они противоречат законам истинным, или же это вовсе не законы, ибо, повторяю, законы творим не мы, скорее они нас творят, но мы можем принять за закон то, что вовсе не есть закон... Наконец, закон есть причина, а не действие, поэтому считать его плодом человеческого разума — не значит ли ошибаться насчет самой идеи закона? Прошло не более полувека с тех пор, как русские государи перестали целыми тысячами раздавать своим придворным поселянам государственные земли. Каким же образом, скажите, могли зародиться хотя бы самые элементарные понятия справедливости, права, какой-либо законности под управлением власти, которая со дня на день могла превратить в рабов целое население свободных людей? Благодаря либеральному государю... в России уже не применяется это отвратительное злоупотребление самодержавной власти в самом зловредном для народа ее проявлении, в развращении их общественного сознания, но уже наличие рабства, в том виде, в каком оно у нас создалось, продолжает все омрачать, все осквернять и все развращать в нашем отечестве. Никто не может избежать рокового его действия, и менее всего, быть может, сам государь... Вы требуете доказательства? Посмотрите на свободного человека в России! Между ним и крепостным нет никакой видимой разницы. Я даже нахожу, что в покорном виде последнего есть что-то более достойное, более покойное, чем в озабоченном и смутном взгляде первого... В России все носит печать рабства — нравы, стремления, просвещение и даже вплоть до самой свободы, если только последняя может существовать в этой среде. Ни один народ мира не понял лучше нас знаменитый текст Писания: «нести власти аще не от бога». Установленная власть всегда для нас священна. Как известно, основой нашего социального строя служит семья, поэтому русский народ ничего другого никогда и не способен усматривать во власти, кроме родительского авторитета, применяемого с большей или меньшей суровостью, и только... В нашем представлении не закон карает провинившегося гражданина, а отец наказывает непослушного ребенка. Наша приверженность к семейному укладу такова, что мы с радостью расточаем права отцовства по отношению ко всякому, от кого зависим. Идея законности, идея права для русского народа бессмыслица, о чем свидетельствует беспорядочная и странная смена наследников престола, вслед за царствованием Петра Великого, в особенности же ужасающий эпизод междуцарствия... Никакая сила в мире не заставит нас выйти из того круга идей, на котором построена вся наша история, который еще теперь составляет всю поэзию нашего существования, который признает лишь право дарованное и отмечает всякую мысль о праве естественном. (Из: Письма В.А. Жуковскому) Говоря о России, постоянно воображают, будто говорят о таком же государстве, как и другие; на самом деле это совсем не так. Россия — целый особый мир, покорный воле, произволению, фантазии одного человека, — именуется ли он Петром или Иваном, не в том дело: во всех случаях одинаково это — олицетворение произвола. В противоположность всем законам человеческого общежития Россия шествует только в направлении своего собственного порабощения и порабощения всех соседних народов. И поэтому было бы полезно не только в интересах других народов, а в ее собственных интересах — заставить ее перейти на новые пути. Очень ошибутся... те, которые подумают, что необыкновенные события, только что произошедшие во Франции, совершились в пользу принципа порядка. Ими воспользуется одна только демократия конституированная, организованная в постоянный факт. Я не говорю, чтобы демократия была по необходимости несовместима с порядком, но думаю, что в настоящее время торжествует вовсе не принцип порядка, а одна демократия: потом увидим. Радуются тому или нет официальные монархисты, это их дело: что же до нас, верных подданных законного государя... мы можем только глубоко оплакивать этот брутальный успех силы над правом... Власть, провозглашенная вооруженной силой, украденная у дурацкого пожелания страны в последнем расстройстве, не в состоянии заключать в себе никогда ничего консервативного, никакой гарантии спокойствия для будущего. Ничего нет общего между этой властью и законными властями, династическими или другими, основанными на преданиях народов и на публичной нравственности. Если бы ей как-нибудь случайно и удалось сделать какую пользу, привлечь некоторое спокойствие на взволнованное море общества, то и это может статься не иначе как в ущерб истинному благосостоянию, действительному процветанию страны. Диктатура, хорошая или дурная, необходимая или бесполезная, никогда ничем другим не будет, как временным состоянием, достойным сожаления, продолжения которого невозможно желать, не противореча самым простым понятиям нравственности... умы мудрые, истинные люди порядка, некогда могли еще рассчитывать в дурные дни на опору вооруженной силы: этот обман больше не существует. (Из: 1851)