§2.2. Парадоксы демократии в современной политической теории
В конце прошлого столетия на передний план в экономике вышли наукоемкие отрасли, что сопровождалось развитием различных информационных технологий и глобальной компьютеризацией. Под влиянием этих изменений к концу ХХ в. оформилось так называемое информационное или постиндустриальное общество. Позднее термин «постиндустриальное общество» стал применяться академическим сообществом для описания тех изменений, которые произошли с социальной структурой, а также новых способов социальной и политической организации человеческих сообществ. Основными характеристиками постиндустриального общества являются интенсификация научно-технического прогресса, снижение значимости материального производства (что выражается в снижении его доли в валовом национальном продукте), развитие сферы услуг и информационных технологий, повышение роли научных исследований и инноваций, появлении нового социального слоя - интеллигенции, а также сообщества экспертов и технократов. Сегодня весь мир опутан информационными сетями, что связано с развитием новых информационных технологий и, как следствие, усилением взаимозависимости между различными сферами общественной жизни. Так, например, средства массовой коммуникации (СМК) обеспечивают сегодня непрерывную связь между политикой, экономикой и культурой. Телевидение, газеты, радио и интернет являются основными источниками информации для граждан по всему миру и, как следствие, формируют информационное поле культурного и политического развития общества. Общество, в свою очередь, не является пассивным потребителем продуктов, выпускаемых средствами массовой информации (СМИ): индивиды активно воспринимают то, что им говорят и показывают, и на основе полученной информации формируют собственное мнение о происходящих в мире событиях.265 Решение избирателей, например, часто формируется под воздействием предвыборной агитации и прямой или скрытой рекламы кандидата в СМИ. Более того, в медийной сфере формируется политическая повестка дня: как удачно сформулировал Б. Коэн еще в 1963 г. в своей теории повестки дня, «пресса с трудом может навязать людям, что думать, но она с большим успехом говорит им, о чем думать».266 Учитывая возрастающую с каждым днем роль СМИ, политологи оценивают их значение с точки зрения влияния на состояние демократии в разных странах. Характер современных СМК является противоречивым, что выражается в оценках их деятельности: «В области изучения средств массовой информации ... мы вновь обнаруживаем прежние расходящиеся взгляды на общественное мнение либо как рациональное личностное выражение точки зрения, либо как массовую манипуляцию обществом».267 Позитивный взгляд поддерживается теми, кто верит в благотворную силу СМИ; в частности, считается, что опросы общественного мнения помогают гражданам выражать свою точку зрения, а правительству слышать о пожеланиях граждан. Однако для большинства представителей академического сообщества свойственны более пессимистичные взгляды на роль СМИ в демократическом процессе: средства массовой информации рассматриваются как мощнейший ресурс манипуляции и «оболванивания» населения. Проблематика масс-медиа рассматривается, в частности, в рамках концепции постиндустриального общества, видным представителем которой является Д. Белл. Основные идеи Д. Белла были сформированы в контексте американской либеральной социологии 1950-х и 1960-х гг., которая отражает победоносное настроение американских элит в то время. В 1960 г. Д. Белл опубликовал большую подборку статей под названием «Конец идеологии», в которой утверждалось, что либерализм выиграл битву против тоталитаризма на Западе. Такие факты, как повышение уровня жизни и достижение политических прав рабочими, по мнению ученого, проложили путь к более стабильному обществу, в котором идеологическая борьба за фундаментальные политические идеалы уже не актуальна. Несмотря на продолжающееся на мировой арене противостояние между СССР и США, Д. Белл считал, что капиталистический лагерь все же предложил более привлекательную политическую и экономическую модель для развивающихся стран, чем социализм. По мнению ученого, главным двигателем общественного развития является именно технический прогресс. Выдвинутая автором концепция деидеологизации предполагает отказ от идеологической деятельности государства: «прогресс демократии идет параллельно с утверждением все большей свободы отдельного индивида от массы, преодолением довлеющего характера тех идеологий, которые наложили свою печать на мир XX века».268 269 270 Д. Белл утверждает, что в современном обществе, благодаря научно-техническим достижениям существуют рациональные методы решения новых проблем, следовательно, исчезает потребность в какой-либо государственной идеологии. Действительно, в настоящее время даже избиратели больше не делают свой выбор, исходя из идеологических предпочтений, скорее они голосуют за «яркого» политика. «Восхваление мнимых харизматических качеств партийного лидера, его фото- и видеоизображения в красивых позах с течением времени все больше подменяют собой дискуссии о насущных проблемах и конфликтах интересов». В постиндустриальном обществе, политика, таким образом, превращается из средства решения текущих проблем в захватывающее шоу. Новое постиндустриальное общество, по мнению Белла, является результатом третьей технологической революции, смысл которой состоит в компьютеризации и телекоммуникации производства, а также других сфер общественной жизни. Постиндустриальное общество характеризуется переходом от производства товаров к расширению сферы услуг; доминированием профессионального и технократического класса; особой ролью технологий; центральной ролью теоретических знаний. Основной аспект перехода к постиндустриализму, для Д. Белла, связан с ростом значения человеческого капитала и центральным местом теоретических знаний. Они формируют «тот стержень, вокруг которого будут организованы новые технологии, экономический 272 рост и социальная стратификация». На смену проблемам индустриального общества (таким, как противостояние между работодателем и рабочим, вопросы классовой борьбы и социальной защиты населения) приходят новые вызовы постиндустриального общества. Наиболее актуальный из них связан с развитием науки и системы образования граждан, так как после Второй мировой войны главным показателем потенциала государства стали научные достижения, а не производственная мощь. В связи с этим государственная политика в области науки становится центральной проблемой постиндустриального общества. На первый план выходит так называемая сервисная экономика, где человеческие взаимодействия (в сфере продаж, услуг здравоохранения, индустрии развлечений и т.д.) между сотрудниками и клиентами становятся более важными, чем тяжелая работа 274 «синих воротничков». Центральное место в формировании постиндустриального общества занимает система массовых коммуникаций, и прежде всего телекоммуникация. Д. Белл говорит о необходимости усиления роли государства в развитии информационной инфраструктуры общества и управлении ею. Обмен информацией в постиндустриальном обществе происходит в основном при помощи телекоммуникации и компьютеров, поэтому внедрение в жизнь передовых информационных технологий при правильном подходе к их эксплуатации будет способствовать экономическому процветанию и демократизации. 271 272 273 274 С. Липсет, в свою очередь, пишет о крахе идеологии из-за абсолютной утраты ею идейной состоятельности к середине ХХ в. Ученый утверждает, что индустриальное общество способно решать свои проблемы, не опираясь на идеологические нормы. Похожей точки зрения на этот вопрос придерживается и французский социолог Р. Арон. Он, в частности, утверждает, что в рамках современного индустриального общества исчезает конфликт между капитализмом и социализмом, так как они являются всего лишь разновидностями одной и той же социальной организации, то есть двумя подвидами индустриального общества.275 276 277 В этом аспекте актуальна теория конвергенции, представители которой, в частности П. Сорокин, считали, что в ходе научно-технической революции взаимовлияние капитализма и социализма станет главным фактором приближения этих систем к смешанной системе: «доминирующим типом возникающего общества и культуры не будет, вероятно, ни капиталистический, ни коммунистический, а тип sui generis, который мы обозначим как интегральный тип». Появление нового строя, по мнению П. Сорокина, связано с тем, что как капиталистическое, так и коммунистическое общества несовершенны; более того, для их существования необходимы определенные условия. После Второй мировой войны наблюдается объективный процесс сближения двух противоборствующих моделей мироустройства. Рассуждая о сверхиндустриальном обществе в работе «Шок будущего», Э. Тоффлер рисует будущее человечества, в котором исчезают идеологии, происходит всеобщая автоматизация производства, расширяется и совершенствуется сфера услуг. В отношении влияния современных СМИ Э. Тоффлер отмечает следующее: «Когда общество находится под непрерывным воздействием радио, телевидения, газет и журналов, когда доля спроектированных сообщений, получаемых индивидуумом, увеличивается (и соответственно уменьшается доля некодированных и неспроектированных), мы наблюдаем неуклонное увеличение скорости представления индивидууму имиджсодержащей информации. Поток кодированной информации с небывалой силой воздействует на его органы чувств. И это можно считать одной из причин постоянной спешки современного человека. Но если для индустриального общества характерно простое ускорение процесса обмена информацией, то в супериндустриальном этот процесс развивается дальше. Волны кодированной информации вздымаются все выше и выше и обрушиваются на нервную систему человека». Чтобы передавать максимально возможные объемы информации, специалисты в сфере массовых коммуникаций разрабатывают технологии, способные оказывать серьезное эмоциональное воздействие на человеческую психику и общественное сознание в целом. Еще одной важной особенностью современных СМК Тоффлер считает тот факт, что они представляют индивидам возможность неограниченного общения друг с другом, что, в свою очередь, меняет сам характер политической коммуникации, что особенно сильно сказывается на особенностях функционирования демократических режимов. В связи с этим изучение роли «новых СМИ» в контексте современной теории 279 демократии представляется вполне правомерным. В другой своей работе «Третья волна» Э. Тоффлер выделяет три волны или стадии в развитии человечества (аграрная, индустриальная и сверхиндустриальная). Таким образом, то, что Д. Белл назвал постиндустриальным обществом, Г. М. Маклюэн - «глобальной деревней», а З. Бжезинский - технотронной эрой, Э. Тоффлер именует сверхиндустриальным или супериндустриальным обществом. Новая стадия в развитии общества включает в себя социальные, культурные, институциональные, моральные и политические изменения, связанные с переходом от первостепенной роли промышленности к эре господства информации. Развитие технологий неизбежно влечет за собой 278 279 трансформацию инфосферы и коммуникационных сетей. Для цивилизации третьей волны основной ресурс, притом неисчерпаемый, - это информация. Наступление новой цивилизация коренным образом меняет принципы образования и научных исследований, а также реорганизует средства коммуникации: в эту эпоху на первый план выходят интерактивные, демассифицированные средства информации, предоставляющие максимально возможное разнообразие источников, взамен культурному преобладанию нескольких СМИ. По сути это означает, что СМИ теряют свой массовый характер, вместо этого они начинают акцентировать внимание на интересах отдельных сегментов аудитории: коммуникационное изобилие парадоксальным образом приводит к упадку массового широкого вещания. Массовые прежде газеты и журналы теряют читательскую аудиторию, так как люди все чаще обращают внимание только на то, что имеет значение именно для них, а не для общества или (тем более) для человечества в целом. Можно заметить рост числа специализированных кабельных каналов, популярных среди конкретных социальных или культурных групп населения: например, спортивных каналов или каналов для домохозяек. Критический анализ современного общества представлен в работе Г. Маркузе «Одномерный человек. Исследование идеологии развитого индустриального общества». Согласно Г. Маркузе, новые формы управления в «развитых индустриальных обществах» заменили традиционные методы политического и экономического управления. Доминирующим структурным элементом «развитого индустриального общества» стали техническая и научная аппаратура, производство и распределение технологий и административная практика, основанная на применении безличных правил в иерархии власти. Технологическое господство проистекает из технического развития производственного аппарата, который воспроизводится во всех сферах общественной жизни (культурной, политической и экономической). 280 281 Фундаментальный тезис концепции Маркузе заключается в том, что технологическая рациональность является доминирующим фактором в «развитом индустриальном обществе», так как именно она способна манипулировать желаниями людей, что в конечном итоге приводит к исчезновению индивидуальности и превращению человека во вспомогательный элемент хозяйственной машины. Руководствуясь «ложными» потребностями, навязанными экономикой и средствами массовой информации, человек утрачивает свои аналитические способности и желание критично воспринимать мир вокруг себя. «Развитая индустриальная цивилизация - это царство комфортабельной, мирной, умеренной, демократической несвободы, свидетельствующей о техническом прогрессе. В самом деле, что может быть более рациональным, чем подавление индивидуальности в процессе социально необходимых, хотя и причиняющих страдания видов деятельности, или слияние индивидуальных предприятий в более эффективные и производительные корпорации, или регулирование свободной конкуренции между технически по- разному вооруженными экономическими субъектами, или урезывание прерогатив и национальных суверенных прав, препятствующих международной организации ресурсов».282 Демократия, таким образом, воспроизводит не свободу, а иллюзию свободы: общество потребления создало новые ценности, потребности современного человека, в свою очередь, навязаны ему обществом, которое контролирует каждого. При помощи СМИ государство и стоящие за ним господствующие классы формируют у человека одномерное видение мира. Это выражается в ориентации на абсолютную эффективность производства, ориентации на искусственное формирование у людей ложных потребностей (к примеру, развлекаться, вести себя в соответствии с рекламными образцами, любить и ненавидеть то, что любят и ненавидят другие и т. д.), представлении о тождественности технического и духовного развития общества. Государство абсолютизирует свое влияние, т.к. выступает в роли гаранта безопасности каждого отдельного индивида, требуя взамен полного к себе доверия и безусловного следования нормам. В современную эпоху технологическая реальность вторгается в личное 283 пространство и фактически уничтожает его. Комментируя выводы Г. Маркузе, российский политический философ В. А. Гуторов следующим образом характеризует влияние манипулятивных технологий СМИ на общество: «Ведущая тенденция западной политической культуры состоит в ее «деполитизации», т. е. в выкорчевывании политических и моральных вопросов из социальной жизни, являющемся результатом обладания техническими средствами, а также роста производительности и эффективности. «Инструментальный рассудок», возникающий как побочный продукт деполитизации, гарантируется влиянием СМИ на культурные традиции низших социальных классов». СМИ обладают манипулирующей силой, так как закладывают в сознание людей определенные отношения и стереотипы, которые привлекают или отталкивают потребителей посредством приятных или неприятных эмоций. «Как следствие, - пишет Г. Маркузе, — возникает модель одномерного мышления и поведения, в которой идеи, побуждения и цели, трансцендирующие по своему содержанию утвердившийся универсум дискурса и поступка, либо отторгаются, либо приводятся в соответствие с терминами этого универсума, вписываются в рациональность данной системы и ее количественных 285 измерений». Таким образом, человек лишается присущего ему изначально критического мышления и удовлетворяет лишь свои потребительские интересы. Естественно, нейтрализуется и гражданско-политическая активность человека, его способность к осознанному политическому участию и, тем более, к политическому протесту. Система сама интегрирует в себя приемлемую политическую оппозицию, что 283 284 285 позволяет ей своевременно отслеживать и жестко контролировать любые «внесистемные» проявления граждан. События 60-х гг. (студенческие выступления в Париже, «Пражская весна», война во Вьетнаме), однако, послужили наглядным свидетельством того, что «одномерность» современного человека еще не является безусловной и непреодолимой. Изучением роли СМИ в современном демократичном обществе занимался канадский философ Г. М. Маклюэн. По его мнению, развитие общества определяется развитием СМК. Г. М. Маклюэн выделял первобытную дописьменную (коллективное восприятие окружающего мира) и письменнопечатную (эпоха индивидуализма и национализма) культуры, а также современную стадию общественного развития, связанную с появлением электричества. Электричество объединяет людей во всем мире, устраняет границу времени, и превращает мир в одну «глобальную деревню». Маклюэн утверждает, что с появлением и усовершенствованием средств аудиовизуальной коммуникации (радио, кино, телевидения и т. д.) приходит конец господству печатного слова, происходит, если можно так выразиться, возвращение к устной культуре: «...сегодня, когда электричество создает условия в высшей степени тесного взаимодействия в глобальном масштабе, мы стремительно возвращаемся в аудиовизуальный мир одновременных событий и всеобщего сознания»286 287. Таким образом, по мере развития коммуникационных технологий общество постепенно превращается в «глобальную деревню», возвращаясь тем самым к своим истокам Распространение и усовершенствование информационных технологий, безусловно, помогает решить некоторые проблемы современной демократии, такие как, например, быстрое оповещение населения в чрезвычайных ситуациях, получение органами власти достоверной и чувствительной обратной связи от граждан и т.д. Однако существует и целый ряд серьезных возражений против чрезмерного влияния СМК на политическую жизнь общества. Зачастую СМИ препятствуют демократическим практикам посредством манипулирования общественным мнением: «Создание компьютерных коммуникационных сетей стало вполне закономерным следствием не столько упадка демократических институтов, сколько усложнения самих социальных условий жизни. Кроме того, надежда с помощью компьютеров создать новую версию прямой, «дискурсивной» демократии постоянно опровергается теоретически многочисленными оппонентами, полагающими (и далеко небезосновательно), что посредническая миссия компьютерной техники ведет в противоположном направлении, усиливая манипулятивные возможности капитализма, способствуя созданию нового вида иерархии, «патриархии», а отнюдь не прямой демократии». Роль СМИ в современном обществе крайне неоднозначна. Дело в том, что новые информационные технологии, действительно, определенным образом облегчают деятельность демократических институтов. Однако для этого СМИ сами должны быть независимыми и способствовать утверждению демократических норм, что, в свою очередь, возможно только при наличии сильного гражданского общества и «внутренней» цензуры. Появление современных теорий демократии и концепции гражданского общества пришлось на вторую половину XX в. До этого государство активно вмешивалось во все сферы жизни общества, причем не только в тоталитарных государствах. В послевоенное время произошло кардинальное переосмысление понятия гражданских прав, а сам термин «гражданство» приобрел моральное содержание, что было связано с созданием социального государства. В книге «Гражданское общество и политическая теория» Э. Арато и Дж. Коэн указывают на то, что понятие «гражданское общество» стало всеобъемлющим, включающим в себя все то, что коммунистические режимы и военные диктатуры подавляли, но этот термин имеет сомнительный статус в либеральной демократии. Для некоторых понятие «гражданское общество» означает то, что Запад уже имеет, и в нем не хватает какого-либо критического потенциала с точки зрения чувствительности к несправедливости и нарушениям 288 демократического общества. Другие относят концепцию гражданского общества к более ранним формам политической философии, которые не имеют общих черт с современными сложными обществами. Э. Арато и Дж. Коэн ставят под сомнение обе точки зрения. Проведенный ими теоретический анализ показывает актуальность концепта гражданского общества по отношению ко всем типам современных обществ - и к демократам и либералам во всем мире. «В условиях демократического политического режима в любом случае самым главным является активное и достаточно эффективное, во многом все определяющее воздействие гражданского общества на деятельность государства, на весь его механизм управления».289 Под гражданским обществом Э. Арато и Дж. Коэн понимают сферу социальной интеракции между экономикой и государством, состоящую, в первую очередь, из сфер наиболее близкого общения (семья), добровольных объединений, социальных движений и различных форм публичной коммуникации.290 291 Однако гражданское общество следует отличать от политического и экономического общества (первое представлено политическими партиями и организациями, второе - организациями, специализирующимися на производстве, распределении и обмене товаров и услуг). Отличие гражданского общество от политического связано с тем, что оно не стремится к завоеванию политической власти, но, в то же время, является проводником интересов общества во власть. Э. Арато и Дж. Коэн к гражданскому обществу относят такие структуры, как «социализация, ассоциация и организованные формы в той мере, в какой они 291 институционализированы или находятся в процессе институционализации». В начале второй половины ХХ в. легитимность власти часто обеспечивалась пассивностью граждан, а не выраженным согласием общества с политическим курсом, проводимым действующей властью. Апатия со стороны общества приводила к усилению власти, расширению сферы полномочий государства. Все это, в свою очередь, способствовало формированию уже рассмотренных в предыдущей главе элитистских моделей демократии. Й. Шумпетер еще в начале 1940-х гг. подверг сомнению возможность реализации «классической концепции демократии» как не соответствующей человеческой природе и иррациональному характеру повседневного человеческого поведения. В политической сфере, утверждал Й. Шумпетер, образование не дает никаких преимуществ, поскольку чувства ответственности и рационального выбора, которые оно формирует у людей, обычно не заходят за пределы их профессиональных занятий. В этой связи делался вывод о том, что демократическая теория должна закреплять необходимый минимальный уровень участия граждан, право же принимать основные политические решения должно принадлежать компетентным элитам и бюрократии.292 Значительные изменения в политическом сознании людей происходят в последней трети ХХ в. С конца 1960-х гг. наблюдается рост уровня общего образования на Западе, возрастает престиж университетского образования, появляется слой квалифицированных специалистов, менеджеров, управленцев, специалистов в сфере умственного труда. Становится очевидным, что формирование гражданского общества невозможно без активного динамичного рационально мыслящего гражданина. Этот факт находит свое отражение в появлении в середине 1980-х гг. концепции делиберативной демократии, которая привносит в политику представление о голосе граждан, отличное от понятия общественного мнения, определяемого социологическими опросами, простым голосованием или выраженным протестом. Инструменты, при помощи которых делиберативная демократия может осуществляться в повседневной жизни общества, крайне разнообразны. Наиболее важным и распространенным из них является так называемый «делиберативный форум». Как заявляют Дж. Коэн и Э. Арато, возрождение публичных форумов по проведению обсуждений и дебатов приведет к концу «гегемонии устоявшихся средств массовой информации и политической коммуникации, сводящейся к измерению непубличных мнений 293 посредством, например, опросов». Таким образом, цель, провозглашаемая сторонниками делиберативной демократии, заключается в том, чтобы предложить альтернативу модели, предложенной Й. Шумпетером. Сторонники делиберативной модели возлагают ответственность за нынешнюю утрату доверия к демократическим институтам и кризис легитимности, испытываемый западными демократиями, на просчеты элитистской модели. С их точки зрения, будущее либеральной демократии зависит от возрождения ее моральной составляющей. Предшественник делиберативной модели Дж. Дьюи отмечал, что демократия - это, прежде всего, форма совместной жизни, форма взаимообмена опытом. При демократии члены общества готовы согласовывать свои действия с действиями других и учитывать чужие интересы, при этом выражая и свои собственные побуждения.293 294 295 При делиберативной демократии демократичность пропорциональна открытости: чем больше дискуссий, тем выше степень демократичности общества. Критикуя «эксцессы» демократии в середине прошлого столетия, Ю. Хабермас отмечает, что необходимо наполнить демократию новым содержанием, в котором свободные и активные граждане в процессе коммуникации сами определяли бы приемлемые для них политические решения. Хабермас предлагает учитывать множество различных форм гражданской коммуникации, в которых «совместная воля образуется не только через этическое самосогласие, но и за счет уравновешивания интересов и достижение компромисса, за счет целерационального выбора средств, морального обоснования и проверки на юридическую связность». Принципиальную важность имеют коммуникативные процедуры, участие общества в которых обеспечивает легитимность власти. Идеальная процедура совещания и принятия решений «устанавливает внутреннюю связь между переговорами, дискурсами самосогласия и справедливости и обосновывает предположение, что при таких условиях достигаются разумные и соответственно честные результаты»296. Таким образом, по мнению Ю. Хабермаса, легитимно то решение, в обсуждении которого приняло участие наибольшее количество граждан. Гражданское общество у Ю. Хабермаса выражается в многообразии автономных ассоциаций, в рамках которых осуществляется процесс политической коммуникации: «Ассоциации специализируются на производстве и распространении практических убеждений, т.е. они должны служить тому, чтобы открывать значимые для всего общества темы, способствовать выработке предложений для возможного решения тех или иных проблем, интерпретировать ценности, производить на свет хорошие, полезные для общества доводы и разоблачать, обесценивать плохие. Они, эти ассоциации, могут действовать только косвенным путем, а именно они вызывают сдвиг в закрепленных параметрах образования воли благодаря тому, что способствуют широчайшему изменению установок и ценностей».297 Гражданское общество как сфера взаимодействия индивидов требует подкрепления государственной власти: коммуникативная власть гражданского общества предлагает выработанные в ходе публичных дискуссий аргументы и доводы, которые административная власть приводит в исполнение надлежащим образом. Придерживаясь правовых норм, административная власть не сможет пренебречь результатами общественного дискурса. С точки зрения делиберативной демократии, необходимо расширение понятия гражданского выбора, который не должен ограничиваться лишь процессом выбора элит и общественными опросами. Это утверждение резко контрастирует с идеями, которые высказывал Й. Шумпетер, подвергавший сомнению саму возможность реализации классической концепции демократии, как не соответствующей иррациональной человеческой природе. Политическое образование не решает проблему некомпетентности граждан, так как политика не входит в сферу интересов большинства людей. Очевидно, принятие политических решений должно быть предоставлено компетентной бюрократии, основная масса населения должна обладать минимальным уровнем политического участия. В противоположность, сторонники делиберативной демократии настаивают на необходимости гражданского участия не только в выборе новых элит, но в выборе по всем касающимся граждан вопросам. Более того, чтобы процедура была демократической, мало учитывать интересы каждого и достигать компромисса. Цель заключается в установлении «коммуникативной власти», а это требует создания условий для свободно выраженного согласия всех заинтересованных сторон — отсюда важность поиска процедур, которые гарантировали бы моральную беспристрастность. Только в таких условиях можно быть уверенным в том, что достигнутый консенсус рационален и не является простым взаимным согласием конформистского толка. Именно поэтому акцент делается на природе процедуры обсуждения и на тех основаниях, которые были бы приемлемы для всех сторон дискуссии. Философская интерпретация трансформации политических отношений в современную эпоху, в том числе и в контексте теории демократии, представлена также в трудах Дж. Агамбена. По мнению философа, «чрезвычайное положение» становится доминирующей управленческой парадигмой западной биополитики. Аналогичную позицию высказывают М. Хардт и А. Негри: если в эпоху модерна война и введение режима чрезвычайного положения носили временный характер, то в современных условиях вооруженной глобализации чрезвычайное положение становится перманентным и всеобщим.298 299 Согласно Агамбену, западная политика всегда представляла собой биополитику - прямое управление телами подданных, определяющее суверенную власть, - концлагерь является современным атрибутом биополитики. Несколько по-иному интерпретирует феномен биополитики М. Фуко, который связывает ее не с суверенной властью как таковой (как Дж. Агамбен), а с возникновением новых техник власти на рубеже XVIII-XIX вв. Если в XVIII в. определенные практики осуществления власти были ориентированы на индивидуальное тело, то биополитика обращается к множественности людей, все из которых подвержены «общим процессам жизни (рождение, смерть, воспроизводство, болезнь и т. д.). Биополитика, таким образом, представляет собой «массофицирующее» явление, обращенное не к человеку-телу, а к человеку-роду.300 301 Вслед за К. Шмиттом, определявшим суверен через возможность принимать решение о чрезвычайном положении, Дж. Агамбен отмечает, что, используя «чрезвычайное положение», суверен вправе приостанавливать действие законов, тем самым противопоставляя себя закону302 303, что противоречит конституционализму либеральной демократии. Именно «чрезвычайным положением» оправдываются массовые убийства людей в тюрьмах и концлагерях: «Тела подданных, которых разрешено убивать, образуют новое политическое тело Запада». Очевидно, Дж. Агамбен не разделяет оптимистичного взгляда Ю. Хабермаса на возможную реализацию демократии в современных условиях, в которых под предлогом необходимости ущемляются основные права и свободы граждан, являющиеся неотъемлемым атрибутом либеральной демократии. Последние десятилетия все больше исследований в области теории демократии посвящено кризису демократии, избежать который не удалось либеральным демократиям Запада с их сильными демократическими традициями. В 1975 г. по заказу Трёхсторонней комиссии С. Хантингтон, М. Крозье и Дз. Ватануки подготовили доклад «Кризис демократии» («The crisis of democracy»). Для Хантингтона проблемы демократии в США были связаны с так называемым «избытком демократии» (an «excess of democracy»).304 В результате быстрого роста социальной сложности, плюрализма частных интересов, эрозии традиционных ценностей и возрастающих потребностей граждан демократические правительства утрачивают свою способность своевременно реагировать на возникающие вызовы и угрозы. С Хантингтон предупреждает, что эффективное функционирование демократической политической системы требует определенной меры пассивности или даже политической апатии со стороны некоторых социальных групп, приводя в качестве примера ранние демократические общества, не имевшие такой широкой базы для политического участия. Существования «аполитичных» граждан говорит не в пользу демократии, однако, в то же самое время, это один из факторов, который позволяет демократии функционировать эффективно. В настоящее время, по мнению С. Хантингтона, маргинальные социальные группы становятся 305 полноправными участниками политического процесса, в связи с чем сохраняется опасность перегрузить политическую систему требованиями социальных групп, которые, активизировали борьбу за такие права и привилегии, на которые ранее не претендовали. Этот аргумент предполагает, что, по мере роста образованности граждан и увеличения количества информации, которую все, без исключения, могут получить, общество становится более требовательным к политикам. Но в то же время правительства не подготовлены к тому, чтобы удовлетворить требования граждан, тем более требованиям нового типа (защита окружающей среды, новые биотехнологии, радикальные трактовки принципов толерантности в рамках новых политических и общественных движений и др.). Как следствие разрыв между ожиданиями и результатом вызывает негативное отношение к политическим институтам демократии. Одной из ключевых проблем современной демократии, по мнению авторов Доклада Трехсторонней комиссии, стала потеря общественного доверия к политическому руководству, которое является одним из самых важных условий эффективного управления.305 306 Помимо этого, разнообразие социальных интересов и усиление политической конкуренции привели к плюрализму политических предпочтений, что отразилось в возрастающей фрагментации партийной системы. Вывод С. Хантингтона состоял в том, что необходимо способствовать невовлечённости масс в политику, то есть сдерживать демократию искусственно. Как уже было отмечено, Ю. Хабермас придерживался принципиально иного взгляда на участие граждан в политическом процессе. В работе «Кризис легитимности» ученый выделяет четыре типа кризисов: экономический кризис, кризис рациональности, кризис легитимности и мотивационный кризис. Эти кризисы образуют последовательность, которая, в конечном счете, может привести к угрозе самому существу демократии. По мнению Ю. Хабермаса, государство должно реагировать на экономические и социальные требования граждан. Если речь идет об экономических кризисах, которые в капиталистической системе неизбежны, то правительство должно преодолевать последствия кризиса, так как «времена технократической тонкой настройки экономики, считавшейся ключом к послевоенному процветанию и, прежде всего, к стабильности, ушли в прошлое». Если же государство будет игнорировать экономические претензии граждан, то произойдет кризис легитимации власти, как следствие, граждане разочаруются в демократических институтах и уровень 308 гражданского участия существенно снизится. Несмотря на принципиально разные походы С. Хантингтона и Ю. Хабермаса к роли граждан в демократическом процессе, совпадают их взгляды на причину кризиса демократии. Оба философа усматривают ее в неспособности демократических правительств своевременно реагировать на все возрастающие требования со стороны общества. Оппонентом Ю. Хабермаса выступил Н. Луман. Ю. Хабермас подчеркивал необходимость защиты гражданского общества и сферы межличностных отношений от инструментальной логики государственного управления. Он считал, что государства должны поддерживать легитимность с помощью 307 308 гражданской коммуникации, в ходе которой рождается консенсус. Н. Луман, наоборот, утверждал, что легитимность базируется не на моральном согласии граждан, а всего лишь на эмпирическом признании с их стороны. Таким образом, легитимность обеспечивается формальным участием граждан в политических процедурах, осуществив которое они более не могут отрицать результаты подобных процедур.309 310 Однако такой вывод является довольно неоднозначным. Сложность заключается в том, что трактовка легитимности Н. Луманом не учитывает роль манипулятивных технологий, которые используются государственными структурами посредством СМИ. Зачастую участие политически безграмотных граждан в политическом процессе является неосознанным и спровоцированным информацией, получаемой через радио, телевидение и прессу. Луман придерживается точки зрения, согласно которой государственные вопросы должны решаться профессиональными политиками, а политические активисты могут лишь навредить, если предоставить им большую степень политического участия. Такая точка зрения поддерживается многими учеными конца XX в.. Это связано с тем, что в эпоху научного прогресса главными действующими лицами в политике становятся специалисты, обладающие особыми знаниями и профильным образованием. Рядовой гражданин в «большой» политике становится маргинальной фигурой, чему, помимо прочего, способствует «развитие инструментов массовых коммуникаций и интенсивное использование - ~ 310 коммерческой и политической пропаганды». Демократия никогда не могла полностью освободиться от элементов олигархии. Даже при самом демократичном режиме у власти оказываются небольшие группы населения, а всеобщее избирательное право отнюдь не означает разрыва с государственной бюрократией и привилегированным положением крупного бизнеса. Ф. Закария отмечает, что между выборной демократией и демократией реально действующей, консолидированной отсутствует прямая зависимость. Демократия зависит от соблюдения в той или иной стране принципа верховенства закона. И как, с большой долей пессимизма, замечает Ф. Шмиттер, «ликование в связи с повсеместным переходом от автократии к демократии с середины семидесятых годов затенили некоторые серьезные опасности и дилеммы, вместо «конца истории» предвещающие миру полное событий, бурное и неопределенное политическое будущее». Один из самых ярких представителей дискуссии о кризисе современных демократий Колин Крауч представляет историю развития демократии в мире в виде параболы. Своего пика демократия достигает в кейнсианском государстве всеобщего благосостояния в период с 1940-х по 1970-е гг. После этого происходит спад демократической параболы, который в наше время приводит к постдемократии - состоянию политической системы, при котором продолжают существовать формальные демократические организации, институты и процедуры, но главную роль в политике играют капиталистические структуры и механизмы. К. Крауч не выделяет четких критериев для обозначения начала и конца демократического кризиса. Он видит истоки кризиса в экономических изменениях начала 1970-х гг. XX в. В это время в западной политэкономии на первый план вышли антикейнсианские либерал-консервативные тенденции с требованиями уменьшить вмешательство государства в экономику с целью защиты частной экономической инициативы. С этих пор демократическое государство стало действовать в интересах бизнеса, а не всех граждан. 311 312 По мнению К. Крауча, в начале XXI в. демократия оказалась в парадоксальном положении. С формальной точки зрения, она переживает свой расцвет: количество стран, в которых проводятся сравнительно свободные выборы, стремительно растет. Однако в сложившихся демократиях Западной Европы, Японии и США положение не столь оптимистично. Здесь уместно вспомнить, например, о падении общественного доверия к государственным институтам в США, а также о снижении участия населения в выборах. Таким образом, формальное расширение демократии происходит в условиях роста социальной апатии и дальнейшей концентрации власти в руках лидеров корпораций. Результатом, по мнению Ш. Волина, становится возрастающая роль компаний в процессе государственного управления и политическая демобилизация граждан.313 314 315 Истинная же демократия недостижима, если люди не имеют возможности активно участвовать в формировании повестки дня или по каким-то причинам не используют эту возможность. Свой современный вид демократия начала приобретать на рубеже XIX-XX вв. в связи с постепенным расширением избирательного права. Под влиянием США ее стали определять именно как либеральную демократию, для которой не слишком важно широкое участие граждан или роль организаций, не связанных с бизнесом. Соглашаясь с условиями либеральной демократии, общество неизбежно движется к состоянию, когда интересы корпораций будут оказывать на политику решающее влияние - к «постдемократии». Постдемократическим К. Крауч именует такое состояние политической системы некоторых постиндустриальных государств, при котором критерием эффективности политических решений становится их соответствие интересам крупного бизнеса. В государствах с изначально сильной демократической традицией, впрочем, сохранятся основные права и свободы граждан, хотя и не соблюдаются их интересы. В странах, где демократия лишь начинает формироваться, права и свободы могут вообще не установиться. Постдемократия, таким образом, - это модель, при которой «несмотря на проведение выборов и возможность смены правительств, публичные предвыборные дебаты представляют собой тщательно срежиссированный спектакль, управляемый соперничающими командами профессионалов, которые владеют техниками убеждения, и ограниченный небольшим кругом проблем, отобранных этими командами. Масса граждан играет пассивную роль, откликаясь лишь на посылаемые им сигналы. За этим спектаклем электоральной игры разворачивается непубличная реальная политика, которая опирается на взаимодействие между избранными правительствами и элитами, представленными преимущественно деловыми кругами».316 317 Между тем, важно понимать, что эта модель, как и модель идеальной демократии, является преувеличением. При постдемократии продолжают существовать почти все формальные компоненты демократии. Однако в долгосрочной перспективе они подвергаются трансформации, которая ведет к дальнейшему отходу от демократии. В частности, это касается глобальных компаний. Анализируя социальные и политические результаты глобализации, К. Крауч, в отличие от Ю. Хабермаса, не считает экономические кризисы причиной проблем современной демократии. Напротив, при современном неолиберальном капитализме важные вопросы экономической и финансовой политики решаются не демократическим правительством, а глобальными финансовыми компаниями и банками, что подрывает демократию изнутри. К. Крауч отмечает, что наилучшее средство удовлетворения стремлений людей при неолиберализме - свободные рынки, с помощью которых индивиды максимизируют свою прибыль. Глобализация усиливает конкуренцию, в результате чего выживают самые сильные, но не в смысле взаимодействия с конкурентами, а скорее в смысле взаимодействия с властями и с рабочей силой. Корпорации влияют на правительства государств: к примеру, если компаниям не нравится фискальный режим в какой-либо стране, они угрожают переездом в другую страну; а государства, в свою очередь, нуждаясь в инвестициях, все сильнее соперничают в готовности предоставлять корпорациям наиболее благоприятные условия. Таким образом, компании получают возможность влиять на проводимую правительством политику гораздо более эффективно, чем это в состоянии делать простой гражданин. Политики напрямую зависимы от спонсирующих групп, которые часто блокируют не выгодные им законы.318 319 320 При этом формальная сторона взаимодействия политической и экономической сфер удовлетворяет требованиям демократии. Представители глобальной корпоративной элиты предупреждают правительство, что оно не получит инвестиций, в случае если не будут выполнены какие-либо требования компании. Естественно, крупные партии реагируют на это и меняют свои программы в соответствии с требованиями корпораций. Электорат голосует за свою партию, после чего можно говорить, что требования компании, обычно идущие вразрез с интересами большинства населения государства, выполняются в ходе свободного демократического волеизъявления граждан. Одним из последствий такого развития событий является потеря государственными структурами уверенности в том, что они могут справляться со своими обязанностями сами, без руководства со стороны корпоративного сектора. Таким образом, уменьшается «автономия национальных властей, которые сдерживаются не столько индивидуальными компаниями, сколько международным корпоративным порядком». Государство утрачивает свою компетенцию: чем больше функций оно передает корпорациям, тем меньше у него остается средств осуществления политической власти. В результате вышеописанных тенденций привилегированную политическую роль играет класс владельцев капитала. К этому, в частности, сводится кризис демократии в начале XXI в. Рассуждая о роли компаний, отдельное внимание необходимо уделить медиакорпорациям, особая роль которых приводит к деградации политической коммуникации, проникновению технологий шоу-бизнеса во властные коммуникации и виртуализации политического процесса. Как правило, печатная пресса, радио и телевидение входят в коммерческий сектор общества. Для того чтобы завладеть вниманием публики, медиакомпании упрощают информацию, адаптируя ее под среднего читателя, слушателя или зрителя. Задачей новостных агентств, таким образом, является не информирование аудитории, а привлечение ее внимания посредством «драматизации» событий и показа скандалов, сплетен, насилия. Политические новости чаще посвящены личной жизни политиков, нежели их программам или, тем более, результатам деятельности. СМИ охотятся за шокирующими историями из личной жизни политиков и их семей, но игнорируют гораздо более значимые для общества политические факты. При отсутствии серьезной дискуссии, избирателям остается наблюдать платную политическую пропаганду, содержащую лишь бессмысленные лозунги, что препятствует серьезной заинтересованности человека, особенного молодого, политикой. 321 322 323 Как следствие сообщения подаются в сенсационном ключе, что, в свою очередь, снижает компетентность граждан в политических вопросах. Политические деятели, в свою очередь, вынуждены следовать определенному стандарту. Если они не смогут выражаться лаконично, броско, просто, но в то же время интересно, то либо публика их не поймет, либо журналисты перепишут то, что они хотели сказать. «Как следствие - повестка дня политических дебатов примитивизируется, выхолащивается, ряд ключевых тем вообще из нее выключается».324 325 В современную эпоху СМИ, наряду с семьей, школой, религиозными организациями, являются важным компонентом социализации граждан. Через телевидение, радио и Интернет индивид узнает о происходящих политических событиях и формирует на основе полученной информации собственные политические взгляды. Среди демократических функций СМИ выделяют следующие: возможность своевременно получать информацию о важных социально-политических событиях, выявление наиболее актуальных политических и социальных проблем, предоставление платформы для дискуссий, возможность контролировать деятельность чиновников, стимулирование граждан к участию в политическом процессе. Тем не менее, среди политологов сегодня существует сильная озабоченность тем, что СМИ не выполняют эти функции должным образом. Зачастую СМК несут с собой предписываемые интеллектуальные и эмоциональные реакции, которые манипулируют мнением людей. Люди не осознают данного эффекта, а, наоборот, как показал У. Липпман, склонны соединять собственные впечатления и интерпретацию сообщений СМИ. В большинстве случаев индивид «наблюдает глазами средств массовой коммуникации» и ориентирует свое поведение именно так, как от него требуется. Люди нуждаются в том, чтобы их направляли в сложном мире, наполненном множеством различной информации. При отсутствии других стимулов, они склонны судить о важности вопросов по количеству упоминаний о них в СМИ и сосредотачивают свое внимание на тех событиях, которые наиболее интенсивно обсуждаются. СМИ оказывают сильное влияние на восприятие людей, с их помощью потребители решают, какие из вопросов важны и какие проблемы должно решать правительство в первую очередь. Влияние эффекта повестки дня увеличивается, когда в обществе высока потребность в ориентации. Чем выше общий уровень образования граждан и их политическая компетентность, тем сложнее СМИ навязать им свое видение того или иного события. 326 327 328 Нельзя игнорировать тот факт, что большинство газет, радио- и телевизионных каналов получают значительную часть своих доходов благодаря рекламе. Поэтому СМИ стремятся максимально удовлетворять интересы своих рекламодателей, которые не обязательно совпадают с интересами читателей, слушателей и зрителей. В случае с рекламой интересы потребителей СМИ удовлетворены лишь постольку, поскольку они совпадают с интересами рекламодателей. В таких случаях нет никакой гарантии, что общественные интересы будут тем или иным образом представлены в информационном пространстве. Либерализация информационного рынка имеет первоначальной целью возможность репрезентации интересов как можно большего числа различных групп. Однако многие теоретики (Б. Коэн, С. Ленарт, У. Липпман, Г. Маркузе и др.), считают, что СМИ не столько удовлетворяют потребительские предпочтения, сколько формируют их. Положение ухудшается тем, что контроль над средствами массовой информации сосредоточен в руках узкой элиты: коммерческие СМИ, контролируемые несколькими транснациональными компаниями, очевидно, не могут уже считаться инструментами демократии. Необходимым условием свободы общественного мнения, как утверждает Дж. Сартори, является полицентрическая структура СМИ, заключающаяся в наличии множества альтернативных источников информации. Главное условие здесь - это не объективность и независимость СМИ, а наличие множества различных информационных центров и каналов, как прогосударственных, так и оппозиционных. Важно понимать, что «СМИ не могут быть нейтральными в ценностном плане, степень их объективности во многом зависит от политических 330 предпочтений представляющих их многообразных структур и организаций». Снижение качества политической коммуникации проявляется, помимо прочего, и в персонализации электоральной политики. В начале XX в. 329 330 избирательные кампании, делающие акцент на личности кандидата, были свойственны диктаторским авторитарным режимам. Сейчас даже в демократиях избиратели склонны голосовать за кандидата, а не за партию, и это значит, что теперь кандидаты представляют себя избирателям с точки зрения их индивидуальных черт и талантов, вместо того, чтобы объединять свои усилия с другими представителями партии и презентовать определенную политическую программу. Результатом становится все большая «зрелищность» политики, в которой важны рекламные образы кандидатов, а не рациональное представление их программ (говоря словами британского социолога З. Баумана, современная политика представляет собой «драму личностей»). Главную роль при этом играет харизма «теледемократических» вождей (продукт медийных манипуляций), которая выражается в форме персонализированных образов, внедренных СМИ в умы общества. СМИ становятся главной опорой политиков, которые способны изыскивать для своих кампаний финансовые средства. Партии, в свою очередь, вынуждены проводить политику в интересах коммерческих структур, которые финансируют предвыборные кампании. Таким образом, налицо замкнутый круг, в котором политики зависят от фирм, способных оплатить их предвыборные кампании, результатом которых, в свою очередь, должна стать поддержка их со стороны населения. Другой немаловажный аспект, свидетельствующий о многообразии современных форм манипуляции общественным сознанием, связан с деятельностью агентств, проводящих опросы общественного мнения. В современных демократиях опросы обладают даже большим значением, нежели сами выборы, а создаваемые СМИ образы, представляются более важными, чем непосредственные политические идеи. Результаты опросов общественного мнения зачастую как бы «подталкивают» конкретного избирателя к тому или 331 332 333 иному решению на предстоящих выборах. В случае предсказания победы желаемого кандидата или партии, обычный гражданин теряет веру в важность своего участия в голосовании, так как, по его внутреннему убеждению, уже точно известно, что победит нужный претендент. В случае, когда опросы выявляют, что большинство предпочитает конкурирующего кандидата, человек на подсознательном уровне теряет надежду на победу желаемого политика и аналогично не видит необходимости в своем участии. Таким образом, при любом исходе опросы общественного мнения могут привести к политическому конформизму или даже абсентеизму. В свою очередь, отчуждение общества от политической сферы предоставляет государству свободу действовать в интересах элит и крупного бизнеса, провозглашая эти интересы государственными. Современные правительства, как утверждает З. Бауман, не обеспокоены уходом масс из политики, наоборот, они заинтересованы в гражданской пассивности: «Сегодняшние правительства больше заинтересованы в отсутствии недовольства, 334 нежели в наличии поддержки». В своей работе «Общество потребления» французский философ Ж. Бодрийяр утверждает, что в современном мире насильственные способы государственного контроля заменены «соучаствующей» интеграцией, выраженной, прежде всего, в электоральном участии. На первый план выходит формальное участие посредством избирательного права, референдумов, парламентских институтов, которые обеспечивают «инсценировку» общественного согласия. СМИ фиксируют тоталитарную основу современного общества: их функция состоит в ликвидации уникальности и в замене культурного многообразия униформизацией СМК.336 Рассуждая далее о роли компаний в современном мире, необходимо заметить, что к концу XX в. компании все чаще стали обращаться к сфере гражданских услуг как к источнику прибыли. Люди имеют право на такие услуги 334 335 как образование, здравоохранение, различные виды денежной помощи, благодаря своему статусу граждан государства. «При этом весьма важно не только само социальное обеспечение, но и его четко прописанный в законах и нормах порядок. Социальные пособия и пенсии, минимальный набор качественных услуг в сфере здравоохранения и образования - это важнейшие черты современного общества, и они не должны зависеть от прихоти находящихся у власти политиков и быть инструментом обеспечения электоральной поддержки». В свою очередь, предоставление гражданских услуг на коммерческой основе означает ограничение прав граждан, являющихся неотъемлемым признаком демократии. Тем более что рыночные методы негативно сказываются на качестве предоставляемых услуг. Следующим признаком кризиса демократии является заметное ослабление политической роли и организованности различных социальных групп. Затруднена самоидентификация того или иного класса в качестве четко определенной социальной группы, за исключением представителей крупного бизнеса. Это связано, прежде всего, с тем, что произошло снижение численности рабочего класса. Научный прогресс и автоматизация труда привели к сокращению числа рабочих, необходимых для выработки единицы продукции; в административном секторе и в сфере услуг, наоборот, росла занятость. Закрытие многих предприятий в 1980-х способствовало дальнейшему снижению числа непосредственно занятых на производстве. Что касается остальных групп (работников умственного труда, административного персонала, духовенства, государственных чиновников и т. д.), то они не сплочены должным образом. Широкий разброс их объединений по всему политическому спектру не позволяет им выступать единой силой против существующей политической системы. Философская интерпретация «бесклассовости» современного общества представлена в работе Дж. Агамбена «Грядущее сообщество»: «социальных классов больше нет ... все они растворились во всемирной мелкой буржуазии, ибо 336 337 мир в целом, как таковой, унаследован мелкой буржуазией». Философ рисует сообщество «без идентичностей», которое не обременено никакими условиями принадлежности. В предисловии к русскому изданию известной работы «Непроизводимое сообщество» Ж.-Л. Нанси отмечает, что с крушением идеологической системы Советского Союза, призванной построить социализм, возникла необходимость переоценки феномена совместного общественного существования. Французский философ вводит понятие «сообщество без сообщества», подразумевая под ним реальность, сопротивляющуюся коллективности и индивидуальному в равной степени.338 339 Ж.-Л. Нанси утверждает, что общего бытия нет, есть «бытие вместе»: единичное может быть проявлено лишь в совместном существовании. 340 Одним из результатов слабой представленности социальных групп в политике становится изменение характера политических партий. Наиболее жизнеспособной сегодня является модель организации партии как узкой политической элиты. Происходит выделение партийной элиты, которая все более профессионализируется и все более отдаляется не только от своего электората, но и от рядовых членов партии. Одна из важнейших функций классической политической партии - артикуляция и агрегация социальных интересов, присутствующих в обществе. В настоящее время, однако, эту функцию все чаще выполняют различные общественные объединения и движения, не имеющие непосредственного доступа к процессу принятия политических решений. Еще один фактор, способствующий кризису традиционных партий, - развитие современных информационных технологий, и прежде всего, Интернета. С помощью СМК общество получает возможность внепартийного политического участия и выражения своих интересов в обход политических партий. Выполняемая политическими партиями функция легитимации политической системы - всего лишь следствие того, что партии как бюрократические органы заинтересованы в стабильности государственных институтов. Как отмечает Д. Дзоло, «партийные управляющие становятся практически исключительными обладателями власти, которую Й. Шумпетер приписывал избирателям».341 Благодаря новым технологиям массовой коммуникации политические партии имеют возможность без труда доносить до избирателей необходимую информацию. Современный электорат ориентируется на краткосрочные цели политики, достижение которых обещают ему партии, а не на партийную идеологию, как это происходило в случае с традиционными партиями середины XX в. Более того, со сглаживанием классовых противоречий, которые существовали в начале и середине XX в., исчезают партии, которые бы представляли интересы какой-либо исключительной социальной группы. Наступление постиндустриального общества привело к изменению социальной структуры общества, что повлекло за собой размывание границ между социальными общностями и, одновременно, усиление социальной стратификации. В сложившихся условиях для успеха на выборах партиям недостаточно выражать интересы какой-либо одной социальной группы, и они вынуждены ориентироваться на множество социальных групп. Естественный результат подобной ситуации - отказ партий от четкой идеологии: современных избирателей не интересует программа и идеология той или иной партии, важнее то, какой имидж имеет лидер партии в СМИ. В связи с этим успех предвыборной кампании зависит от того, насколько хорошо она профинансирована и выстроена. Как следствие, для того, чтобы привлечь на свою сторону больше избирателей, партии попадают в зависимость от финансовых компаний, спонсирующих предвыборную рекламную пропаганду. Не удивительно, что К. Крауч описывает современную модель партии следующим образом: «В качестве классической партии XXI века можно назвать организацию, состоящую из самовоспроизводящейся внутренней элиты, далекой от массовых движений, которые служат для нее базой, и в то же время устроившейся среди нескольких корпораций, которые, в свою очередь, финансируют выдачу подрядов на проведение опросов общественного мнения, услуги политических советников и труды по привлечению избирателей в обмен на обещание партии в случае ее прихода к власти щедро вознаградить компании, стремящиеся к политическому влиянию». Ярким примером такой партии может служить итальянская «Вперед, Италия!», обладающая возможностью производить информацию и распространять ее через СМИ, которые находятся под ее контролем (ее лидеру, С. Берлускони принадлежит несколько телевизионных каналов в Италии). Несмотря на все вышеперечисленные тенденции развития постдемократического общества, постдемократии будут и дальше сохранять многие признаки демократии: принцип свободы слова, соблюдение прав человека и т. д. Но власть сосредоточится в руках немногочисленной элиты и состоятельных групп населения, стремящихся получить от властных центров экономические привилегии. В результате демократические институты примут чисто внешний характер, выполняя функции имитации предвыборных дебатов, выборов и т. д. Как заявляет Ж. Рансьер, «карикатура демократии на саму себя, ставшая сегодня общим местом, обязывает ее вновь — и более решительно — переосмысливать демократическую фактичность».342 343 Политика, по сути, возвращается к додемократическому состоянию, но легитимизирует себя под прикрытием демократических институций и процедур. В этой ситуации необходим непосредственный контакт с корпорациями и контроль над их действиями.344 Прежде всего, граждане должны устраивать публичные кампании с целью привлечь корпорации к ответу. Некоторые компании уже говорят о своей социальной ответственности, и это дает обществу надежду на возможность реального диалога с ними. Государствам следует совершенствовать систему регулирования, призванную помешать корпорациям действовать в ущерб общественным интересам. Однако одного государственного регулирования для глобальных компаний недостаточно, необходима инициатива, исходящая от граждан. «Постдемократия» - это пока условный термин, ещё не принятый научным сообществом как неоспоримый. Тем не менее, нельзя отрицать, что мировое сообщество находится в кризисе, в поиске новых методов управления, адекватных ситуации XXI в. Представительная демократия с её формальными процедурами и делегированием полномочий, контроль над исполнением решений и законов сегодня является проблемой для многих государств. В этом смысле, можно назвать современное состояние мирового сообщества «постдемократическим», что подразумевает поиск новых механизмов самоорганизации общества и политической системы.