§ 2. Объектное понимание собственности (собственность как правовая вещь)
Собственность нередко на житейском, бытовом уровне, да и в научных трудах понимается как вещь, принадлежащая лицу. Так, например, И. Кант писал: «Внешний предмет, который по своей субстанции есть чье-то свое, представляет собой собственность (dominium) того, кому неотъемлемо принадлежат все права на эту вещь (как акциденции присущи субстанции), которой собственник (dominus) может распоряжаться по своему усмотрению»237. По его мнению, а также согласно общераспространенной точке зрения, собственностью может быть только телесная вещь, по отношению к которой у субъекта права не возникает никакой обязанности. В юридической науке отождествление собственности с вещью стало причиной того, что правовое отношение и субъективное право собственности исследователями начали восприниматься как нечто вещественное, телесное. Социальный смысл отношения собственности отошел на второй план, уступая место вещественной связи лица с принадлежащим ему объектом, и субъективное право приобрело характер, значение «вещественного» права, то есть правомочия лица по отношению к вещи. На данное обстоятельство обратил внимание Г. Дернбург: «Называя телесные вещи составными частями имущества, их имеют в виду главным образом как предметы права собственности. При этом право собственности отождествляется с самой вещью: настолько всесторонне оно ее охватывает. Таким образом, право собственности рассматривается как нечто телесное, хотя на самом деле оно, как и всякое другое право, является только отвлеченным понятием»238. Понимание собственности как вещи можно назвать объектным, здесь на первый план выходит не субъект — правообладатель, не правоотношение, а то, на что притязает лицо, — внешний объект. Но в каком смысле следует понимать вещь как собственность, есть ли это некий физический объект или объект идеальный? Характеризуя вещь как собственность, можно выделить три существенных момента. Во-первых, она не является вещью в физическом смысле, а вещью идеальной, говоря кантовским языком, «умопостигаемой». Право как мир духа, сознания не может включать в себя физические явления, элементы «первой природы». Так называемая правовая «материя», а именно: юридические нормы, субъективные права, обязанности, юридические факты и т.д. — это явления нематериальные, нефизические. Они — творения разума, что не делает их нереальными, они вполне реальны, но это не природно-биологическая реальность, а социально-правовая. Вещь как собственность не является исключением, она также есть часть правовой «материи», ее субстрат — не физический, а правовой. Феномен «мертвых душ», описанный Гоголем, подтверждает возможность ее относительно независимого существования от вещи физической. Поскольку в праве лицо владеет вещью не эмпирически, а интеллектуально, умопостигаемым образом, не держит вещь в своих руках, а закрепляет ее за собою с помощью системы правопорядка, то правовая вещь может существовать в определенной степени автономно от вещи физической, переживать ее. Осознание вещей как идеальных объектов, как правовых слепков, полученных в результате правового отображения физических предметов, проявилось, например, в понятии «идеального имущества» или имущества в юридическом смысле, которое было введено Нейнером. Он понимал под ним, во-первых, объективированную способность человека; во-вторых, актив и пассив, которые суть не составные части, а лишь принадлежности имущества. По его мнению, истинным субъектом по отношению к ним (активу и пассиву) будет не столько человек, сколько его идеальное имущество239. На идеальный характер вещи как чьей-то собственности указывал Гегель, для него вещь есть моя собственность, поскольку я вкладываю в нее мою волю; вещь, по его мнению, не с самого начала есть нечто непосредственное, а становится таковой лишь через опосредствование духа, низводящего свою внутреннюю сущность до непосредственности и внешнего240. Во-вторых, вещь как собственность формируется по правилам правовой системы, ее свойства, признаки определяются нормами права, а также волей участников правоотношений. Законодатель фиксирует, закрепляет их в общих положениях законов, касающихся объектов частных и публичных прав, а также в специальных положениях, устанавливающих порядок государственной регистрации сделок с некоторыми видами имущества, оформления прав на недвижимость, в правилах отражения имущества на балансе организаций — юридических лиц, ведения кадастрового учета земельных участков, технической инвентаризации и других видов учета различных объектов. Участники отношений закрепляют правовые свойства вещей в договорах, спецификациях, актах приемки- передачи имущества, в инвентаризационных документах, актах описи имущества и т.д. Вещь в правовом смысле (правовая вещь) — это совокупность юридических представлений о физическом объекте, документально оформленных в соответствии с установленными требованиями; в этих представлениях выражаются значимые с точки зрения правопорядка, а также участников отношений свойства, характеристики физической вещи. Поскольку эти представления имеют коммуникативный характер, являются результатом правового взаимодействия субъектов права, то вещь в правовом смысле можно также определить как совокупность, сгусток правовых связей, отношений, возникающих по поводу обладания внешним объектом. Наиболее важные правовые свойства вещей были исследованы уже римскими юристами, в классический период развития римского права понятие вещи241 охватывало не только материальные предметы, но и юридические отношения и права; выделялись такие свойства вещей, как их телесность и бестелестность (Гай их различал по признаку осязаемости, к бестелесным вещам он относил, например, наследство, узуфрукт, обязательства); с точки зрения нахождения вещей на италийской земле или в провинциях — res mancipi et res пес mancipi (вещи манципируемые или неманципируемые); по способности к перемещению — движимые и недвижимые; по возможности разделения без потери ценности — делимые вещи и неделимые; по их потребительским свойствам — потребляемые и непотребляемые; по степени их определенности — родовые и индивидуальные; по отношению одной вещи к другой — главная вещь и побочная, придаточная вещь (плоды, принадлежности и т.д.); с точки зрения возможности использования в правовом обороте — вещи, находящиеся в обороте и изъятые из него; исходя из «устройства» вещей — простые и сложные242. Как справедливо отмечает Д.В. Дождев, класси фикация вещей есть выражение опыта правового взаимодействия по овладению внешним миром: «Опыт по согласованию индивидуальных воль, воплощенных в отдельных объектах, фиксируется в классификации вещей, которая отражает те их свойства, которые выявились как значимые для гражданского оборота и для правовых форм распределения между членами общества освоенного предметного пространства»243. По мнению Ф. Регельсбергера, юридические свойства вещей (к коим он относил способность к обороту, движимость, заменимость и другие) обсуждаются по законам тех правоотношений, для которых они имеют значение, например, по законам, определяющим вещное право, имущественные отношения супругов244, то есть правовые свойства вещей определяются характером, содержанием, спецификой соответствующего вида отношений. Данное утверждение Ф. Регельсбергера вполне справедливо, однако надо иметь в виду и другую, более глубокую причину выявления и закрепления законодателем правовых свойств вещей. Речь идет о значении правовых потребностей, правовых притязаний участников отношений; правовая классификация вещей развивается вместе с личностью, вслед за нею; правовая зрелость личности обусловливает зрелость правовых отношений, глубину и многообразие правовых свойств вещей. Дифференциация правовых интересов личности приводит к дифференциации правовых свойств вещи, субъект права подталкивает законодателя и юридическую науку к совершенствованию правовой системы, к более глубокой классификации тех объектов, которые он осваивает. Для целей имущественного оборота, для конкретного покупателя вещи, ее потребителя важно, чтобы правовые представления о вещи отражали значимые для них свойства физического объекта. В этих целях создаются специальные органы (бюро) технической инвентаризации, системы межевания, разрабатываются процедуры приемки продукции по количеству и качеству, порядок составления передаточных актов при купле-продаже, а также при передаче имущества в аренду, в некоторых других случаях. Кроме отражения параметров, свойств физической вещи правовая вещь заключает в себе многое из того, что физической вещи вообще не присуще: официальное наименование (для некоторых объектов), кадастровый, регистрационный, инвентаризационные номера, правовой режим, целевое назначение, правовые обременения (сервитуты, залоги, арест имущества) и т.д. В этом смысле правовая вещь не является зеркальным отражением вещи физической, она обладает своими особыми признаками. Вещь как собственность — это совокупность правовых связей, отношений, сформированных по поводу объекта обладания, «сиамский» правовой близнец физической вещи, который, с одной стороны, тесно связан с ней, с другой стороны, способен к автономизации, относительно обособленному существованию и развитию. В современной российской юридической литературе к числу свойств вещи как объекта гражданских прав относят: дискретность, полезность, юридическую привязку и системность245; в качестве объекта собственности обычно рассматривают физически существующую, материальную вещь, а некоторые авторы ограничивают круг объектов собственности только индивидуально определенными вещами (Е.А. Суханов, К.И. Скловский, В.В. Чубаров идр.). Под дискретностью объекта понимается его качественная, а также физическая и (или) учетная определенность и обособленность от всех других объектов246. Под полезностью объекта понимается способность вещи удовлетворять интересы субъектов гражданских прав, она рассматривается как некоторое благо. «Юридическая привязка, — как полагает В.А. Лапач, — это нормативно гарантированная возможность правового закрепления объектов прав за субъектами; установление “правообъектности” того или иного блага, признания физического или иного объекта в качестве объекта права». Он усматривает в юридической привязке проявление «правопригод- ности» конкретного блага, наличие у него признаков, свойств, соответствующих объекту гражданских нрав247. Признак системности объектов означает, во-первых, «интегрированность правовой идеи об объектах прав в систему основных категорий права и, во-вторых, системное построение самой категории объектов»248. По мнению Д.В. Шорникова, выделение признака системности объекта предполагает существование системы объектов гражданских прав как таковой; отношение того или иного объекта к этой системе, наличие у объекта своего места и своей роли в данной системе249. Что касается признака индивидуальной определенности объекта права собственности, то он предполагает наличие у нее конкретных, присущих только ей особенностей. Индивидуально определенные вещи рассматриваются как юридически незаменимые, поэтому в случае их гибели или порчи их владелец может требовать лишь возмещения убытков. Как представляется, признак индивидуальной определенности не является обязательным применительно к объектам права собственности, родовые вещи также в соответствии с законодательством могут быть объектами права собственности. Кроме того (и это главное), при определении круга объектов собственности следует исходить не из способов защиты владельца вещи от возможных нарушений его прав (виндикация, негаторный иск, возмещение убытков), а из самого правового понятия собственности. Некоторые свойства вещей как объектов собственности формируются вне рамок, за пределами нормативного института собственности, являются следствием развития иных вещных прав, а также обязательственных отношений. Так, возникновение в XX в. в российском праве новых законодательных институтов, например, хозяйственного ведения, оперативного управления, доверительного управления имуществом, концессии, привело к расширению спектра правовых возможностей использования вещи как объекта права собственности, соответственно, к развитию правовой свободы собственника. Вещь как собственность лица с появлением данных институтов приобрела способность быть объектом доверительного управления, хозяйственного ведения, оперативного управления, концессии, у нее появились новые правовые свойства, которых раньше не было; их условно можно отнести к свойствам, качествам второго уровня, эшелона (вторичным), следующего за теми, которые изначально были определены римскими юристами (первичными). В экономической литературе выделяются иные признаки объектов собственности; например, В.А. Каменецкий и В.П. Патрикеев предлагают следующие: необходимость и востребованность; возможность локализации, объект собственности не должен быть избыточным250. По их мнению, вышеназванные признаки — это объективные свойства предмета, а не продукт их собственного анализа. Можно предположить, что природа сама начертала приведенные ими критерии на своих объектах, предопределив их «судьбу» в качестве чей-либо собственности. Состав этих признаков, как полагают В.А. Каменецкий и В.П. Патрикеев, является необходимым и достаточным для определения любых объектов собственности. Стремление экономистов «поправить», уточнить предлагаемые юристами критерии выделения объектов собственности обусловлено не столько некорректностью, неточностью этих критериев, сколько неудовлетворенностью той классификацией объектов собственности, которая выработана юридической наукой. Для одних камнем преткновения является «рабочая сила», как совокупность физических и духовных способностей человека, производящего потребительные стоимости (В.А. Каменецкий и В.П. Патрикеев), другие же (Г.И. Черкасов) кроме экономических объектов собственности настаивают на выделении социально-политических (власть, привилегии, свобода, безопасность и др.); из духовной сферы (идеи, знания, информация, художественные произведения) и т.д. Основания для определенного недоверия к юристам со стороны представителей экономической и иных социальных наук, их неудовлетворенности результатами правовых исследований собственности, надо признать, существуют. В самом деле, юридическая наука слишком долго топчется на месте, оставаясь в рамках вещественного круга объектов собственности, на нее слишком давит «телесное» представление о ней, не позволяя вырваться из замкнутого круга. Многие цивилисты лишь на словах признают духовный, идеальный характер собственности, фактически же основываются на вещественном, материальном ее понимании. В этом главная причина того, что современная российская правовая наука запаздывает с решением актуальных практических и теоретических проблем собственности, что ее выводы не убеждают представителей других социальных наук. Надо отметить, что в рамках европейского права наметилась тенденция к преодолению вещественного, материального восприятия собственности. В протоколе № 1 к Конвенции о защите прав человека и основных свобод дан импульс к широкому пониманию собственности, к увеличению спектра ее объектов: от материальных предметов до права требования и интеллектуальной собственности. Европейский Суд по правам человека развивает данную тенденцию, постепенно включая в число объектов деловую репутацию, создание собственной клиентуры, лицензии на осуществление экономической деятельности и др.251 Конституционный Суд Российской Федерации также занял позицию, которая соответствует отмеченной тенденции развития европейского права. Она выражена в его Постановлении от 17 декабря 1996 г. по делу о проверке конституционности п. 2 и 3 ч. 1 ст. 11 Закона Российской Федерации от 24 июня 1993 г. «О федеральных органах налоговой полиции» и корреспондирует толкованию понятия собственности Европейским Судом по правам человека, на котором основывается применение им ст. 1 Протокола к Конвенции о защите прав человека и основных свобод. Реестр объектов собственности растет с появлением новых качеств, свойств, талантов человека, с развитием его индивидуальности. Если раньше, на заре правового развития человечества, зарождения правовой системы он был относительно стабилен и включал в себя главным образом минимальный набор типовых, обычных телесных вещей, то сегодня законодатели многих стран уже не успевают юридически оформлять постоянно раздвигающиеся границы объектов собственности. Непрерывно расширяется спектр физических вещей (космические объекты, новейшие средства телекоммуникации, атомные, солнечные, иные электростанции, новейшие виды транспорта, бытовой техники, тысячи новых видов изделий, лекарств, синтетических материалов и т.д.). Еще быстрее изменяется спектр нематериальных, бестелесных объектов (навыков, знаний, секретов производства, способностей, умений, деловой репутации, изобретений, компьютерных программ и др.). Социальный мир становится по отношению к ним все более «алчным», более притязательным, он непрерывно жаждет создания, открытия ранее недоступных ему «человеческих» вещей. Развитие новых видов спорта, жанров искусства, появление новых видов социального сервиса, развлечений подталкивает человека к формированию и дальнейшему совершенствованию своих интеллектуальных и физических способностей, качеств. С одной стороны, открытые и ставшие общественным достоянием таланты, способности человека обогащают и развивают мир общественных отношений, с другой стороны, социальный мир подталкивает человека к открытию в себе все новых способностей, стимулирует процесс его собственного социально-правового освоения. Происходит взаимное обогащение и правовое развитие двух миров: мира социального, межличностного и мира внутреннего, индивидуального. В-третьих, правовой вещи присущ такой признак, как олицетворение, персонификация, неразрывная связь ее с конкретным лицом — собственником. Собственник есть тот «порт приписки» вещи или центр ее правовой идентификации, без которого само существование правовой вещи и правовое взаимодействие по поводу нее невозможны. Вещь, становясь собственностью, делается правовым явлением, достоянием правовой сферы, собственник — то лицо, посредством которого физическая вещь входит в правовой мир. По принадлежности к лицу — собственнику определяется вещь, через него осуществляются все правовые операции с ней, он является ее официальным «представителем» в правовой сфере. После того как собственник овладел ею, начинается правовая история вещи, в физическом отношении вещь может оставаться неизменной, внешне быть той же самой вещью, но в правовом плане она способна постоянно менять свои свойства. Будучи собственностью одного, а затем другого лица, вещь каждый раз заново «проживает» особую правовую жизнь, со сменой собственника она становится другой, поскольку в ней отражаются иные субъективные правовые помыслы, воля, другие правовые качества ее обладателя. Правовая вещь, с одной стороны, отражает качества, свойства физической вещи, включенной в имущественный оборот, с другой стороны, она отражает в себе качества, свойства собственника. В собственности происходит двойной переход: во-первых, лицо — владелец вещи объективируется в правовой реальности, его личные качества, свойства получают материально-правовое воплощение в вещи, становятся частью «правовой материи»; во-вторых, физическая вещь субъективируется, приобретает черты личности ее обладателя, если раньше она внешне противостояла субъекту как нечто чуждое ему, то как его собственность она становится частью его самого, продолжением правовых устремлений лица, направленности его воли, правового сознания. «Дух» собственника, его личностные свойства могут проявляться не только на внешнем, межличностном уровне (в правовых отношениях), они способны воплотиться и на физическом уровне, в материальной вещи. Притязательный, определившийся в своих желаниях покупатель или заказчик квартиры, офиса, иного объекта недвижимости требует их учета подрядчиком, продавцом, они закрепляются в качестве условий договора и материализуются в вещи. Зачастую для заказчика важно не только чтобы объект был в принципе пригоден для использования его в определенных целях, но и чтобы у него было удобное месторасположение, чтобы конкретному пользователю было в нем комфортно работать или отдыхать, чтобы планировка, отделка помещения соответствовали его эстетическим требованиям, чтобы ему нравился вид, открывающийся из его окна, и т.д. Для покупателя движимого объекта, например, автомобиля, его внутреннее самовыражение в объекте может осуществляться по множеству параметров, свойств вещи: марка, модель автомобиля, вид кузова, мощность двигателя, отделка салона, цвет, размер колес, наличие эксклюзивных деталей, индивидуализирующих внешний вид автомобиля, и др. Таким образом, черты личности собственника могут напрямую материализоваться в вещи, воплотиться в ней. В связи с указанными выше существенными моментами, определяющими вещь как собственность (ее духовная, нематериальная природа; вещь — как продукт правовой системы, совокупность правовых представлений, сгусток правоотношений; олицетворенность вещи, ее пер- сонифицированность), возникает вопрос о разграничении лица и вещи. Изначально в праве в качестве объекта присвоения и отчуждения рассматривались лишь телесные вещи, применительно к которым эта проблема не была актуальной, но постепенно в правовом сознании стали зарождаться представления о бестелесной, нефизической собственности. Как уже отмечалось ранее, первые шаги в этом направлении были сделаны уже римскими юристами, которые к числу объектов собственности стали относить кроме материальных вещей также бестелесные вещи, однако настоящий решительный прорыв в направлении преодоления вещественного восприятия собственности был сделан представителями немецкой классической философии. В частности, И. Кант писал о том, что гражданину необходимо кроме естественных свойств «только одно-единственное качество, а именно — чтобы он был сам себе господин (sui iuris) и, следовательно, имел какую-нибудь собственность (сюда можно причислить также всякое умение, ремесло, изящное искусство или науку), которая давала бы ему средства к существованию..., следовательно, чтобы он не служил (в собственном смысле слова) никому, кроме общества»252. Г.Ф. Гегель задался вопросом, находится ли художник, ученый в юридическом владении своим искусством, своей наукой, представляют ли подобные предметы вещи. С одной стороны, подобного рода умения, знания, способности сложно назвать вещами, поскольку это нечто внутреннее, духовное, что вызывает сомнения в их квалификации в качестве вещей. С другой стороны, этим внутренним качествам вполне можно придать внешнее существование и отчуждать их, вследствие чего они подводятся под определение вещей. Именно сознание, дух, согласно Гегелю, через придание внешнего существования (посредством овнешнения) и через отчуждение вышеназванных умений, способностей, знаний придает им значение вещей253. Следовательно, «внутренняя собственность» духа становится юридической, правовой собственностью, когда духовные качества человека получают возможность внешнего существования и правового отчуждения. Из рассуждений Гегеля о духовных основаниях собственности можно сделать два важных вывода. Первый вывод: круг вещей как объектов собственности определяется не их внешней природой, не материальным субстратом, а волей субъектов, именно она способна придать внешнее существование внутренним духовным качествам, свойствам человека, сделать их объектами собственности, вещами и воля же придает правовой смысл внешним физическим объектам, преобразуя их в правовые вещи. Второй вывод: субъект и объект права — это не нечто субстанционально инородное, созданное из разной материи и существующее в отрыве друг от друга, между ними нет непроницаемой стены. Данное обстоятельство хорошо осознавали римские юристы: сегодня раб — объект права, завтра он — субъект правовых отношений, и наоборот; для современных юристов, не знающих рабства, субъект и объект права существуют раздельно. Граница, отделяющая субъекта права от объекта, не является раз и навсегда предустановленной, независимой от сознания и воли субъекта, она формируется по правилам правовой системы и определяется участниками правовой коммуникации. Субъект права способен объективироваться, вещь же способна субъективироваться, становиться частью лица, его принадлежностью, между ними существует переход, и зона этого перехода — собственность. С идеями Г.Ф. Гегеля о собственности в определенной степени перекликаются представления Г. Дернбурга, который утверждал, что тело живого человека как часть субъекта права не может быть чьей-либо собственностью, в известной степени этот вывод распространяется и на искусственные дополнения тела, нельзя, например, наложить арест на искусственную ногу инвалида, однако последний может отделить ее от себя и тогда даже продать254. Если следовать его рассуждению, то искусственная нога может в правовом смысле быть частью, продолжением лица — субъекта права, а может быть и объектом права, товаром; волей ее обладателя она может исключаться из имущественного оборота и становиться неприкосновенной в правовом отношении частью лица и волей того же лица она может вновь возвращаться в гражданско- правовой оборот, становиться товаром, вещью. Вывод о возможности отчуждения лицом, его волей части самого себя, своего тела в качестве вещи касается не только искусственных дополнений человека, но и его внутренних органов, других частей тела, изначально данных ему природой; воля способна их отчуждать, делая их вещами, объектами права. Данный принцип различения субъекта и объекта права, как представляется, применим и в отношении интеллектуальных способностей человека, которые по его усмотрению могут становиться объектами имущественного оборота, особого рода товарами, с которыми можно совершать различные сделки. Само лицо своим решением может исключить их из имущественного оборота и снова в правовом смысле сделать их своей принадлежностью, частью себя. Таким образом, между субъектом и объектом нет непреодолимой стены, а есть переход одного в другое, но, как правильно отметил Гегель, есть единственный неотчуждаемый элемент лица как субъекта права, который не может быть товаром, объектом правовых сделок, — это воля, которая в конечном счете и определяет субъекта права как такового. Дальше, чем Гегель в вопросе об отчуждении человеком своих качеств, пошел Э. Фромм, который утверждал, что «человек продает не только товары, он продает самого себя и ощущает себя товаром. Рабочий продает свою физическую энергию; предприниматель, врач, наемный служащий продает свою “личность”». Они должны иметь эту “личность” , если хотят продать свои товары или услуги; эта личность должна быть привлекательна... И — как со всяким товаром — рынок решает, сколько стоят те или иные человеческие качества, и даже определяет само их существование»255. В этом утверждении Э. Фромма есть определенное преувеличение: рынок сам по себе ничего не решает, не определяет правовые законы, он непосредственно не устанавливает, какие человеческие качества, элементы его духовного мира могут быть объектами собственности и может ли в качестве такового выступать личность. Это внутреннее дело правовой системы, лишь она сама, по своим внутренним законам, исходя из своих собственных принципов, решает, что может быть объектом собственности, а что таковым не является. Именно право выступает в качестве шлагбаума, который стоит на пути необузданного экономического произвола, влечения всего и вся сделать товаром, в том числе запрещает личности отчуждать себя как субъекта права, ограничивая, тем самым, возможность самоопределения воли в данном отношении. Собственность как правовая вещь с ее свойствами автономизации и персонификации представляет собой уникальное явление, созданное правовой системой. Римские юристы, например, в «лежачем наследстве» (йегесШаз ?асепь) видели лицо умершего наследодателя (Юлиан), а А. Бринц создал свою собственную теорию «целевого имущества», согласно которой имущество может принадлежать не лицу — субъекту права, а определенной цели, он усматривал сущность юридического лица в персонификации имущества256. Сегодня данную теорию активно поддерживает Е.А. Суханов, полагающий, «что современная коммерческая практика содержит много доводов в пользу теории «целевого имущества»257. В.Ф. Попондопуло также считает, что благодаря форме юридического лица происходит персонификация имущества предприятия, в этом он усматривает служебную роль юридического лица258. В собственности действительно заключена воля лица — обладателя вещи, его цели, интересы, но это не означает, что вещь, имущество следует признавать самостоятельным субъектом права. Воля, цели интересы участников правовой коммуникации находят свое выражение также в правоотношениях, в законах, договорах, односторонних сделках, которые от этого не становятся правовыми субъектами. Вещь, правовая вещь, хотя она и персонифицируется, впитывает в себя отдельные свойства ее обладателя, но от этого не конституируется в качестве самостоятельного правового лица; она выражает не свою волю, а волю собственника и косвенно — других участников правовой коммуникации (государства, лиц, владеющих ею на праве хозяйственного ведения или оперативного управления, залогодержателей и т.д.). Она может быть правовым продолжением, частью лица, но не может противостоять ему, всегда подчиняется его воле, следует за нею. В юридическом лице главным является не вещь, а именно воля (которая может быть коллективной или обособленной индивидуальной волей, что не принципиально), они крепятся к ней, «прилагаются» к воле, при этом не имеют самостоятельного значения, не могут существовать сами по себе. Идея «целевого имущества» есть возведенное в абсолют одностороннее вещное понимание собственности, в нем автономия вещи достигает максимального значения, она отрывается от лица и подобно описанному Гоголем носу начинает жить своей особой жизнью. Момент автономизации вещи — собственности использовал в своих политических целях К. Маркс, который рассматривал собственность в контексте идеи социального отчуждения. В марксизме под отчуждением понимается социальный процесс, присущий классово антагонистическому обществу и характеризующийся превращением деятельности человека и ее результатов (вещей в том числе) в самостоятельную силу, господствующую над ним и враждебную ему; истоки отчуждения он видит в относительном обособлении индивидов в производстве и возникающей на этой основе частной собственности259. Вещь как собственность в этих представлениях приобретает самостоятельное значение, она господствует над человеком, противостоит ему, воздействует на него. В советской юридической литературе трактовка собственности как социального отчуждения получила признание и поддержку, она настолько укоренилась в юриспруденции, что до сегодняшнего дня имеет большое число сторонников. В этой связи следует вспомнить о том, что задолго до К. Маркса в юридической науке уже было выработано понятие отчуждения, которое стало достоянием не только юристов. Например, Ж.-Ж. Руссо сделал в свое время упрек Г. Гроцию в том, что тот некорректно использует термин «отчуждение», игнорируя установившееся значение данного слова; он писал: «Здесь много есть двусмысленных слов, значение которых следовало бы пояснить; ограничимся одним из них — отчуждать. Отчуждать — это значит отдавать или продавать»260. Это совершенно справедливое замечание, действительно понятие отчуждения имеет в юридической науке вполне конкретный смысл. Так, Б. Виндшейд, учитывая давнюю традицию использования данного понятия, отмечал, что «в тесном и истинном смысле под отчуждением разумеется такой юридический акт, посредством которого одно лицо переносит принадлежащее ему право на другое лицо. В более обширном смысле об отчуждении говорят и в том случае, когда от права просто отказываются, без перенесения его на другое лицо»261. Аналогичным образом Г. Дернбург под отчуждением понимал перенесение определенного права волей лица управомоченного на другое лицо262. Никакого господства вещи — собственности над лицом правовое понятие отчуждение не предполагает. Также оно не предполагает никакого разрыва общественно-правовых связей, никаких классовых антагонизмов, антисоциального характера собственности и т.д. Гегель, как уже отмечалось, часто использовал данное понятие в своих работах по философии права, и следует подчеркнуть, что использовал весьма корректно, с учетом изначально заложенного в нем правового смысла. Отчуждая, по Гегелю, я «вообще отстраняю от себя свою вещь как бесхозную или передаю ее во владение воле другого»263. Как можно заметить, гегелевская формулировка понятия отчуждения принципиально не отличается от тех определений, которые были сформулированы правоведами Б. Виндшейдом и Г. Дернбургом. Правовой характер, природа понятия отчуждения находят свое выражение и в определении И. Канта, для которого отчуждение есть передача права на свою собственность другому лицу264, при этом свое одного переходит к другому посредством акта объединенного произвола двух лиц (договора). Очевидно, что в философско-правовых представлениях И. Канта, Г. Гегеля об отчуждении нет и следа того смысла, который вкладывал в данное понятие Маркс и его последователи. Следует полагать, что идея собственности как отчужденной от общества вещи — это идея в корне неправовая. Здесь собственность — как клок, вырванный из социальной ткани, как ампутированная, удаленная от общества его часть, которая начинает рассматриваться отдельно от него, как нечто чуждое ему. Собственник в рамках данного подхода уподобляется вору, похитившему общественную вещь и недобросовестно удерживающему ее. Собственность в марксистском понимании предполагает разрыв социально-правовых связей, отношений, разрушение единого социально-правового целого, противопоставление себя социуму, правопорядку. Возможно, идея собственности как отчужденной вещи имеет смысл в политической, идеологической сферах, но только не для права и не для юридической науки. Для правовой коммуникации, правовых отношений, для юриспруденции — это идея чужеродная; с правовой точки зрения в собственности, прежде всего, заключена правовая связь (правовое взаимодействие) субъектов, а не их социально-правовое отчуждение. Собственность нужна не только собственнику, но и обществу, государству, правопорядку, поскольку именно собственник своими налогами, сборами содержит государство, выполняет необходимые социальные функции, именно он заинтересован в установлении и поддержании правопорядка, стабильности в обществе. Через собственность укрепляется правовая коммуникация лица с государством, налаживается их взаимодействие, через собственность формируется личность, ее социально-правовые качества. В марксизме преувеличивается момент отчуждения в собственности (который с точки зрения юриспруденции имеет формально-юридический, а не антисоциальный характер) и преуменьшается значение правовой связи. На абсолютизации свободы собственности, на приписывании вещи несвойственной ей способности к социальному господству, придании ей значения самостоятельной социальной силы, воздействующей на человека, строится антиправовая теория отчужденной собственности.