§ 4. Нравственное сознание, справедливость и действующее право
Экономическая обусловленность и классово-волевая направленность юридического права не снимают вопроса о его этической основе. В наше время любые попытки противопоставления права принципам морали и справедливости в научном отношении совершенно неприемлемы, а на практике могут лишь отражать желание господствующей элиты освободить государственную политику, законодательство и правосудие от каких-либо нравственных устоев и гуманных соображений. Подобная позиция чужда марксизму, коммунистическому мировоззрению. Достаточно вспомнить слова К. Маркса: «Если законодательство не может декретировать нравственность, то оно еще в меньшей степени может провозгласить правом безнравственность».82 Ф. Энгельс отмечал, что если мы говорим и мыслим юридически, то мы прилагаем к явлению масштаб права и справедли вости.83 Если одной из важнейших характеристик права оказывается равная мера поведения, то в подобном, хотя и формальном равенстве заложен уже какой-то элемент справедливости. Если говорят о праве как о масштабе свободы, то под ней нельзя понимать возможность любых произвольных действий, и она (свобода) необходимо наполняется содержанием соответствующих нравственных требований, моральных обязанностей. Иное дело, что марксизм-ленинизм всегда исходит из исторически классовой обусловленности нравственных установок и представлений о справедливости, которые в конечном счете материально детерминированы. По всей видимости, нет более близкого к праву феномена идейного характера, чем мораль и особенно справедливость. И объясняется это не только тем, что, как уже упоминалось, оба эти явления по своей природе в одинаковой степени относятся к практически-оценочному способу духовного освоения действительности. Право и нравственность в одинаковой мере являются регуляторами поведения людей, во многих случаях имеют один и тот же предмет регулирования, воздействуют на одни и те же отношения. Право и нравственность носят ,в классовом обществе классовый характер. Взаимопроникновение морали и права заключается в том, что правовое регулирование включает в себя определенный круг нравственных обязанностей, которым придается юридическая общезначимость, в то время как современная мораль оказывается наполненной целым рядом общесоциальных прав. Кроме этого имеет место и формальное закрепление в юридических установлениях норм морали господствующих классов, что ставит эти нормы под прямую защиту государства. С другой стороны, большое значение имеет нравственное обоснование законодательства и правосудия. В этой взаимосвязи морали и права самостоятельное значение имеет соотношение права и справедливости. По всей видимости можно считать, что справедливость является не только нравственной, но и правовой (юридической) категорией. Исторически и классово определенные требования справедливости проникают в ткань законодательства и в принципы правосудия. Явно несправедливые законы не воспринимаются в качестве права, как не считаются правосудием явно несправедливые судебные акты. При этом надо иметь в виду, что «в обыденной жизни, при простоте отношений, с которыми там приходится иметь дело, такими выражениями, как справедливо, несправедливо, справедливость, чувство права, пользуются даже по отношению к общественным явлениям без особых недоразумений».84 Объясняется это, очевидно, существованием простейших, элементарных общечеловеческих представлений о справедливости и тем, что справедливость, будучи идеологизированным выражением существующих экономических отношений,85 оказывается масштабом соответствия, соразмерности и гармоничности между осуществленными тратами, усилиями, свершениями людей и ответной реакцией на это общества, индивидов, государства, выраженной в виде вознаграждения, поощрения или наказания. Еще глубже: справедливость — ценностно-нравствен ный ориентир, соизмеряющий то, что К. Маркс назвал материальным и духовным «обменом веществ»,86 без которого пет никакой социальности. Поэтому есть основание считать, что по своей социальной природе право не только формально равный, но и справедливый масштаб свободы, разумеется, идеологизированный потребностями и интересами господствующих классов, выражающих свою волю в законодательстве (иных формах ее выражения). Поскольку такой масштаб деятельности коренится в исторически обусловленной совокупности производственных отношений, он функционирует как фактическая норма поведения субъектов социального общения. В той степени, в какой общество оказывается классово дифференцировано и в нем существуют классово антагонистические интересы, этот масштаб деятельности не может быть поддержан одними обычаями, деловыми обыкновениями, традициями и моралью, не может опираться лишь на общественное мнение и влияние; он опирается уже на всю силу государственного принуждения, на охрану закона организованным насилием. Следует, однако, признать, что ни один господствующий класс не в состоянии обеспечить закон и власть одним лишь принуждением физического порядка и потому стремится оказать влияние на поведение людей идеологическими средствами, в том числе при помощи морали, убеждения, нравственного воспитания, религии, искусства. Тут к месту напомнить, что экономически и политически господствующие классы господствуют также идеологически, в силу чего под влиянием нравственности этих классов находятся в большей или меньшей степени иные слои населения. К этому прибавим, что в периоды, когда новый класс приходит к власти, его мировоззрение и нравственные идеалы оказываются объективно исторически прогрессивными, с ними как бы смыкаются, пусть на время, чаяния довольно широких слоев населения. Нельзя забывать и того, что в любой классовой системе нравственности содержатся элементы общечеловеческой морали, некоторые элементарные правила общежития, пусть и искаженные эксплуататорским классом и используемые им главным образом в своих интересах. Все эти обстоятельства приводят к тому, что юридическая регламентация оказывается поддержанной нормами морали, нравственным сознанием не только господствующего класса, но и в какой-то период, в какой-то степени, в определенных случаях моралью, которая распространена также среди другой части населения страны. Важно иметь в виду и следующее обстоятельство. Законодательная власть функционирует всегда в конкретной обстановке, не может не учитывать характера развития хозяйства, наличных разновидностей собственности и торговых отношений. Находится эта власть и под решающим воздействием данного состояния классовых отношений (борьбы и союза классов), она вынуждена считаться в большей или меньшей степени с притязаниями определенных классов и социальных слоев, не относящихся к господствующему классу, с необходимостью решения каких-то «общих дел» во имя укрепления существующего строя. Следовательно, в законодательстве получают закрепление не только нравственные установки господствующих классов, но и, пусть в весьма ограниченном виде и подчиненно, нормы морали тех, к кому обращены предписания законодателя. Чем глубже загнивает данный строй и бесперспективнее исторически судьба господствующего класса, тем реакционнее его политика и мораль, тем менее законодательство его государства способно отражать притязания и мораль остального населения страны, трудящихся масс и, следовательно, опираться на добровольное соблюдение юридических норм. В основном добровольное соблюдение требований морали связано с тем, что нравственное в общественном сознании обладает существенной спецификой. Если нормы законодательства, будучи поддержаны государственным принуждением, оказывают на поведение людей внешне принудительное влияние, то мораль — это не просто общие нормативные суждения о социальном долге, навязываемые человеку обязанности и оценка поведения с точки зрения добра и зла, правды и неправды, гуманизма и бесчеловечности. Механизм нравственного регулирования поведения состоит в том, что тут на первом плане находится внутреннее убеждение людей. Общие ценностные ориентиры и нормативные суждения оказываются опосредованными моральными утановками личности. Если для выполнения закона важно, но вовсе не обязательно согласие с ним тех, к кому он обращен, то для морали усвоение личностью ее требований, как своих собственных побуждений и убеждений, имеет первостепенное значение. Отсюда особая «привязанность» нравственности к обычаям, традициям, мироощущению, психологии совершенно определенных социальных общностей, к особым условиям существования и быта социальных групп и классов, наций и народностей. Нравственное сознание и чувства обладают всеобщностью в том смысле, что мораль опосредует определенные стороны любых отношений, любых форм деятельности (политическую, хозяйственную, художественную, научную, религиозную, семейную и т. п.). Всеобщность закона в том, что он регулирует не все отношения, но обращен ко всем гражданам государства. Для нравственности особо принципиальным оказывается момент согласования индивидуального с коллективно-групповым (классовым, национальным), и коль скоро оно (это согласование) произошло, то человек действует по собственному убеждению, в крайнем случае —в силу авторитета и общественного влияния. Несомненно и то, что нравственное сознание более отдалено от материальных отношений, нежели правовое, но особое предназначение моральных норм заключается в их устремленности к смыканию общественного и индивидуального сознания. Потому даже иллюзорное отражение общественного бытия оказывается в нравственности весьма устойчивым, общепринятым, привычным и даже интуитивным за счет снижения элемента рациональности и прямой выгоды (личной пользы). Этим, наверно, объясняется неинституционалчьный характер нравственности, в то время как право имеет тенденцию к институционализации и достигает этого в законодательстве. Нравственные требования обращены главным образом к совести человека, к осознанию и прочувствованию долга, ориентированы на механизм психологической саморегуляции. Тем не менее вовсе не все отношения могут подвергаться нравственной оценке, а нравственные ценности в целом не в состоянии поглотить иные ценностные ориентиры — в чем сказывается и некоторая ущербность морального регулирования поведения людей. Очевидная специфика морального влияния по сравнению с правом состоит также в том, что оно сосредоточено на возложении обязанностей, к тому же в ряде случаев таких, которым не соответствует ясное право требования их исполнения. Чаще всего грань между правом и моралью описывается с формальных позиций: одно обеспечено государством, второе — нет. Эта грань реальна, хотя и относится лишь к правоотношениям и правам людей, которые получили официальное признание со стороны государства, в том числе при помощи закона и судебной практики. Между тем существует и неформальное различие между нравственностью и правом — то, что уже упоминалось: мораль в состоянии регулировать только известные стороны общественных отношений, и сами нравственные отношения таковы, что участвующие в них субъекты не всегда обладают взаимными обязанностями и правами, их долг перед обществом (и друг другом) чаще неравнозначен, к ним редко применим равный масштаб поведения. Не поэтому ли, например, не всякое равенство оказывается с нравственной точки зрения добром и справедливостью, а последняя вовсе не всегда требует хотя бы формального равенства. И тем не менее правовое регулирование общественных отношений нельзя себе представить вне минимума нравственного содержания, тем более явно противоречащим соответствующим элементарным моральным нормам человеческого общежития. Если в законодательстве такого рода обусловленность нередко почти полностью исчезает, в силу чего реакционные законы оказываются на грани антиправа или вообще за рамками права как такового, то в правосознании нравственно-оценочный момент присутствует более явно. К тому же в отличие от законодательства, воплощающего волю тех, кто осуществляет власть, правосознание оказывается элементом общественного сознания не только господствующих, но и других классов, существующих в той или другой стране, что также сближает его с нравственными устоями, свойственными любым классам и социальным слоям общества. Уместно обратить внимание, что право в соотношении с экономикой выступает в первую очередь как правоотношения, в соотношении с политикой — как закон (иные нормативно-правовые акты государства, судебная практика, официально признанные обычаи), а в соотношении с нравственными воззрениями, идеологией и иными духовными категориями — как правосознание. При этом правоотношения представляют собой конкретную, а нормы права и правосознание—абстрактные формы права. Далее об этом будет сказано подробнее, здесь же хотелось бы обратить внимание на то, что сочетание этих трех форм права образует некие разноуровневые, но единые образования, представляющие собой правовые системы.