Нормы-цели. Целевое измерение права
К правилам поведения, которые ориентированы на регламентирование социального действия или деятельности, примыкают нормы, указывающие на определенную цель действия или деятельности, например совершить поступок для чего-то или кого-то, добиться некоторого результата в количественном и качественном выражении, выполнить задание к установленному сроку.
Дело в том, что юридический поступок есть по необходимости целевое действие, он совершается на основе целевой установки, которая появляется у субъекта одновременно с замыслом поступка в процессе планирования последнего. Определив цель поступка, человек тем самым делает этот поступок для себя долгом. Онтологическая однородность цели и нормы выражается, как уже отмечалось, через должное. В большинстве случаев законодатель, устанавливая нормы права, просто-напросто инкорпорирует цель в соответствующее правило поведения. Он делает это для того, чтобы усилить начала долженствования в определенных урегулированных правом ситуациях. Поскольку норма и цель суть модусы должного, та и другая предопределены к осуществлению, воплощению в сущем. В обычной практике должное нормы и должное цели совпадают, образуют органическое единство, источник сильного нормативного и целевого давления на мотивацию человека, совершающего правовое действие.Однако в современных конституционных и законодательных актах цели нередко формулируются именно как цели правового регулирования, как глобальные установки общества и государства. Как правило, такие цели закрепляются в преамбулах конституций, в текстах глав и статей, регулирующих основы конституционного строя. Лексическим средством выражения конституционных норм, провозглашающих универсальные цели правового регулирования, являются словосочетания типа: «целью (кого-либо или чего-либо) являются...», «деятельность или политика направлена на...» В Конституции РФ говорится: «Российская Федерация — социальное государство, политика которого направлена на создание условий, обеспечивающих достойную жизнь и свободное развитие человека» (ч.
1 ст. 7).Цели правового регулирования — достойная жизнь и свободное развитие человека — обозначены четко, надо помнить, что их обеспечение является долгом государства по отношению к человеку. Аналогичные нормы существуют в конституциях многих стран. Обычно в круг фундаментальных целей общества, провозглашаемых в конституциях, входят развитие демократии, защита прав и свобод человека и гражданина, достижение социальной справедливости, упрочение мира, развитие дружеских отношений между народами и государствами и т. п. Кто-то может сказать, что эти цели не нуждаются в юридической фиксации. Если они прямо не записаны в некоторых конституциях современных демократических государств, то это вовсе не говорит о том, что они для этих государств не имеют никакого значения. Подобно принципам, которые полноценно существуют в писаной и неписаной форме, фундаментальные цели сохраняют регулятивную ценность независимо от того, включены они или нет в конституционный либо законодательный акт. Тогда почему же государства стараются прокламировать свои основные цели в конституциях и законах? Это нужно самому государству для создания его идеологического образа, привлекательного для собственных граждан и мирового сообщества. Провозглашая конституционные цели, намечая программу развития государства, политический режим (государственная власть) дает важную информацию о себе, заявляет о своих ценностях и приоритетах, показывает народу, куда он ведет гражданское общество.
Какие именно цели закрепляются в конституциях и законах — вопрос, требующий анализа многих факторов, прежде всего исторических обстоятельств, при которых данные акты принимаются. Поражение Германии и Японии во Второй мировой войне наложило определенный отпечаток на послевоенные конституции этих стран. Принятый в 1949 г. Основной закон Федеративной Республики Германии выделил и подчеркнул такую конституционную цель, как национальное и государственное единство, а в Конституции Японии 1947 г. был провозглашен «отказ от войны как суверенного права нации» со всеми вытекающими отсюда последствиями.
К послевоенному периоду относится возрождение тенденций к объединению европейских стран, что непосредственно отразилось в Уставе Совета Европы 1949 г.: «Целью Совета Европы является достижение большего единства между его Членами во имя защиты и осуществления идеалов и принципов, являющихся их общим достоянием, и содействие их экономическому и социальному прогрессу»[474] (ст. 1). Данная статья выражает суть идеи европейского объединения, и ее присутствие в нормативном акте является совершенно необходимым.Нам представляется, что вопрос о нормативности таких целевых установок должен быть решен положительно. Посмотрим, с этой точки зрения, на законодательные формулировки целей государства, например в отношении семьи; они обязательны для самого законодателя, для государственных органов и должностных лиц, применяющих семейно-брачное законодательство, и, наконец, для граждан, участвующих в соответствующих правоотношениях. Позиция государства не сводится к тому, чтобы организовать семейные отношения по определенным правилам, она идет дальше. Законодатель выдвигает еще один очень важный критерий для оценки соответствия того или иного действия закону и праву, а именно — требование заботы о семье. В России оно действует через установления ч. 1 ст. 38 Конституции РФ, ч. 1 ст. 1 Семейного кодекса РФ. Никто не может игнорировать это требование, напротив, субъект права обязан постоянно соизмерять с ним свое поведение, т. е., он должен действовать так, чтобы по возможности не только более точно исполнить конкретное правовое веление (сделать то и то), но и оправдать социальный смысл юридического поступка, заключающийся в создании благоприятных условий для развития семьи. И с этой точки зрения указанная выше формулировка нормативна, подобно другим положениям, стимулирующим определенный качественный результат поступка.
Как и другие виды юридических норм, которые мы рассматривали выше, нормы-цели могут иметь различную степень обобщения. В конституциях и некоторых законодательных актах закрепляются, как уже сказано нами, фундаментальные и универсальные цели, действительные для всей сферы правового регулирования, всей государственной политики.
Все, что в деятельности и действиях людей является правомерным и законным, содействует реализации этих целей. Но в тех же конституциях и законах могут быть сформулированы цели для более или менее крупных сфер общественной жизни: «Финансирование судов производится только из федерального бюджета и должно обеспечивать возможность полного и независимого осуществления правосудия в соответствии с федеральным законом» (ст. 124 Конституции РФ). Эта конституционная норма интересна тем, что закрепленная в ней цель финансирования судов заключает в себе требование к объему финансирования, указывает на его уровень. Конституции и законы нередко предоставляют субъектам право действовать либо некоторые полномочия в рамках определенных целей: «Федеральные органы исполнительной власти для осуществления своих полномочий могут создавать свои территориальные органы и назначать соответствующих должностных лиц» (ч. 1 ст. 78 Конституции РФ).Целевые моменты содержатся в статьях нормативных правовых актов, устанавливающих правила поведения, принципы, дефиниции и т. д. Большинство юридических норм регулируют не просто поведение, а целевое поведение, где некоторая цель сама входит в конструкцию поступка и в условия его регулирования. Конституционное положение «Граждане Российской Федерации имеют право собираться мирно, без оружия, проводить собрания, митинги и демонстрации, шествия и пикетирования» (ст. 31 Конституции РФ) вводит в рамки закона собрания, которые имеют мирные цели. Вне этого целевого момента норма, регулирующая собрания граждан, теряет значение. Цель как регулятор включается в сеть нормативного регулирования, где оба потока — нормативный и целевой — соединяются. На строго телеологической основе формулируются конституционные и иные правовые нормы типа «Не допускается экономическая деятельность, направленная на монополизацию и недобросовестную конкуренцию». Инкорпорированная в норму цель не перестает быть целью, не утрачивает свойств регулятора. Она действует и как бы ведет свою линию в регулятивном процессе, представляет аспекты правового поступка, выраженные в соотношении цели и средств, конечных (финальных) и промежуточных целей, в обосновании эффективности юридического действия, когда нужна ясность в том, чего стоило достижение той или иной цели либо целей.
Телеологический анализ юридической нормы открывает путь в мир правовых ценностей, идеалов, идеологии вообще. В нормативной сфере грани между целями и ценностями хрупки и легко переходимы. «Человек, его права и свободы являются высшей ценностью», — говорится в Конституции РФ, но если бы было сказано: «человек, его права и свободы являются высшей целью общества», то в этом тоже не было бы ничего неправильного. В громадном количестве социально и этически значимых контекстов цели и ценности в содержательном плане тождественны, их можно менять местами. Это возможно потому, что, во-первых, цели и ценности сводимы к должному, они являются модификациями должного, что роднит их с нормами и объединяет в единый круг регулятивных явлений. Во-вторых, свободно избранная цель всегда имеет для субъекта некоторую ценность, предписанная или навязанная цель, как правило, тоже не лишена ценности, но она нуждается в понимании и одобрении со стороны субъекта. Цель измеряется ее ценностью, а ценность проверяется по ее способности быть целью действий и деятельности человека. В-третьих, корреляция целей и ценностей устанавливается на определенном уровне иерархии: различаются равноценные и неравноценные цели, высшим ценностям соответствуют высшие цели и т. п. В-четвертых, труднодостижимые цели, граничащие с идеалом, обладают наиболее высокой ценностью, но такие цели также могут входить в нормативную иерархию, например установить совершенную социальную справедливость, добиться вечного мира на земле, ликвидировать преступность как общественное явление и т. п. В-пятых, ценными могут быть не только цели, но и средства их достижения, однако для получения подобных средств необходима усиленная работа, большое напряжение человеческого ума и сил. По существу, весь цикл взаимосвязей между целями и ценностями развертывается в нормативной сфере, содействует образованию сильных регулятивных средств, обладающих качествами ценности, цели и нормы.
Цели не в меньшей мере, чем принципы, обладают идеологическими качествами, но их программный характер, пожалуй, более очевиден.
Регулируя общественные отношения, законодатель обязан программировать их в нормах права, задавать направление и расставлять вехи на путях общественного развития, т. е. он должен смотреть в будущее, пытаясь усовершенствовать проект, сделать жизнь лучшей, чем та, что есть «сейчас и здесь». К этому законодателя принуждают смысл и логика проблемы сущего и должного в праве.Законодательство есть не что иное, как выраженная языком юридических норм программа общественного развития. Но что такое программа? Это связное и методическое изложение целей какой-либо деятельности в их временной последовательности, с указанием средств достижения промежуточных и конечных результатов, критериев оценки данных результатов, допустимых способов корректирования целевых действий и самих целей. Каждая норма участвует в реализации законодательной программы, каждая норма несет в себе цель, чья ценность определяет ценность нормы, каждая цель нормы становится целью правового действия, которое является актом реализации не только нормы, но и законодательной программы. В кругообращении данных факторов, в их взаимопроникновении и сложных комбинациях проявляется динамика процессов нормативного правового регулирования. Эти процессы протекают благополучно, пока нет противоречий между нормами, целями и ценностями либо намечающийся разлад между ними легко устраняется в ходе модернизации правовой системы. Но право теряет стабильность и погружается в кризис, когда противоречия между нормами, целями и ценностями, вовлеченными в процессы регулирования общественных отношений, становятся глубокими и необратимыми.
Таким образом, нормативная структура права не отделена от его ценностной и целевой (телеологической) структуры. Нормы-цели, о которых идет речь, — лишь небольшая часть телеологической структуры права. Что она собой представляет — вопрос, требующий некоторых экскурсов в философскую теорию целей, телеологию. Согласно простому определению цель (телос) — идеальный или реальный предмет, на который направлено стремление действующего субъекта. Для конструирования цели необходимы и сам предмет и намерение (интенция) установить его в качестве результата реального или будущего действия. В интенциональной природе целей лежат истоки их динамизма, прежде всего это воля и желания человека, устремленного к результату, который он положил для себя в качестве цели. Достижение результата возможно лишь в конце, финале действия, на определенном завершающем его этапе, когда подводятся итоги, даются оценки использованным методам и средствам. В общественную жизнь давно вошла привычка судить о судьбе человеческих дел по их конечному результату («все хорошо, что хорошо кончается», «ende gut — alles gut»). На финальной стадии действия цель не просто осуществляется, но оправдывает себя, проявляется как жизненная необходимость и вместе с тем как ценность.
Что заставляет человека действовать? Уже в древности на этот вопрос отвечали двояко: «человеческие действия вызываются определенными причинами» либо «человеческие действия вызываются определенными целями». Причины и цели трактовались как формы детерминации действий, обычно совпадающие друг с другом. Аристотель рассматривал цель как вид причины, называл ее целевой причиной (telos, causa finalis). Впоследствии эти формы разделили: причина и причинность остались в мире неживой природы, а действительность целей признавалась только для одушевленных творений. В XIX в. одним из вариантов данной схемы воспользовался Иеринг для построения концепции «телеологии права», основная мысль которой сводилась к тезису «цель есть движущая сила права». Если «закон причинности» говорит о том, что не может быть явления во внешнем мире без другого, предшествующего ему и вызвавшего его явления, т. е. нет следствия без причины, то «закон цели» гласит: нет хотения или нет деяния без цели. Действовать и действовать ради цели — одно и то же. В сфере права «закон цели» в состоянии порождать причины, вызывать к жизни цепочки причинно-следственных связей. Некто, руководствуясь собственной целью, инициирует судебный процесс, в ходе которого возникают самые разнообразные причины действий участвующих в нем лиц, а каузальные связи, не сдерживаемые рамками первоначальных правоотношений, расходятся в разные стороны, распространяются на новые правовые ситуации. В начале всего стоит цель, потом уже возникают и действуют причины, — так думали Иеринг и его последователи.
Но учение о целях в праве невероятно усложняется, когда от целей действия мы переходим к целям существования предметов и явлений. Цель не есть нечто внешнее для действующего субъекта, она в нем, в его сознании и умонастроении. В конце концов, человек сам для себя цель, и он не хочет этого скрывать, особенно в правовых отношениях, где нужно действовать именно «от себя». Отвечая на вопрос о том, что является целью существования предмета и явления, мы точно так же обращаемся к ним самим. В предметности вещей, их сущности явно или скрытно заложено их конечное назначение, вследствие чего они являются действительными и завершенными, «вещью в себе и для себя».
Право во всех своих частях, звеньях и элементах существует и действует, но для чего? Неужели «для себя»? У многих философов выражение «быть, существовать для себя» применительно к таким явлениям, как право, означает сохранение им своего «онтологического статуса» в мире, который предполагает возобновляемые, живые взаимосвязи с другими явлениями и процессами. В этом смысле цель права — всегда оставаться правом, цель юридической нормы — не терять онтологического статуса нормы. Это достижимо при условии, что право в целом и каждая юридическая норма реализуют в полной мере свои внешние цели в отношении регулируемых ими явлений и процессов. Цель здесь нормативна, норма может быть интерпретирована как цель. Это обстоятельство не прошло мимо внимания Иеринга: нет нормы, которая не была бы обязана своим происхождением какой-либо цели, а право знает один лишь источник становления — цель, заявлял он[475]. Его учение было по сути первой в истории юриспруденции аксиологической теорией права, где понятия цели и «закона цели» объективно выполняли функции, которые в современных теориях переместились на категории «ценности» и «ценностные законы». Это и явилось, по нашему мнению, одной из непосредственных причин гипертрофии телеологического момента в учении Иеринга.
Здесь нужно еще раз вспомнить, что нормы и цели, так же как ценности и идеалы, являются модификациями должного, все они несут в себе долженствование, направляя его по одному и тому же адресу — в действительность. Давно замечено, что понятия цели и нормы сближаются, в особенности там, где они выражают развернутые в будущем требования должного к социальной деятельности и человеческому поведению. Каждая из названных выше категорий, являясь долженствованием, способна до некоторой степени выполнять функции других категорий; все они транзитивны на теоретическом и практическом уровне, т. е. норма может переходить в цель, а цель — в норму. Смысл таких переходов состоит во взаимоусилении соответствующих регуляторов, концентрации долга, создании зон повышенного долженствования, особенно там, где процесс регулирования идет не гладко. Цель, поскольку она требует осуществления, сама для себя есть норма, при многократной повторяемости ситуации, для которой действительна данная цель, она уже практически неотличима от нормы. Если благая цель становится юридической нормой или стремится к тому, значит, правовая система развивается в конструктивном режиме. Помимо того, что норма — сама для себя цель, она несет в себе цели, направленные на объекты регулирования. Благодаря этому норма существует и действует.
В обществе идет непрерывный процесс взаимообогащения целей и норм, к которому прямое отношение имеют социальные и нравственные ценности. Они придают целям и нормам особую значимость, делают их привлекательными для людей, дают нужные критерии оценки и измерения нормативных и целевых регуляторов. Цели и нормы всегда имеют некоторую ценность, она может время от времени повышаться или снижаться, причем соответствующие колебания в нормативной и целевой сферах происходят, как правило, согласованно и синхронно. Наибольшей ценностью обладают труднодостижимые цели, поэтому они нуждаются в усиленной нормативной поддержке. Мера ценности, присущая целям, может быть распространена и на средства достижения данных целей не в том смысле, что «цель оправдывает любые средства», а в том, что цель требует средств, адекватных ее ценностному значению. При выборе между равноценными и неравноценными целями действий субъектов права роль оценочного критерия выполняют цели права, юридических институтов и норм. В целом же взаимосвязи между нормами и целями (и ценностями) в праве образуют, если можно так сказать, клубок хитросплетенных нитей, разнонаправленных связей, своеобразно переплетающихся и сочетающихся в различных точках правового пространства и времени.
То, что можно назвать телеологической структурой права, есть специфический срез его нормативной структуры. Право — это не только система норм, но и система целей, осуществляемых посредством юридических норм и вместе с ними. В ходе развития права движутся огромные массивы правовых целей, внутренних и внешних, явных и скрытых, зафиксированных в нормативных правовых актах и неписаных. В отличие от норм и ценностей цель перестает быть целью после ее реализации, поэтому целевая структура права вынуждена обновляться оперативно и гораздо чаще, чем система юридических норм. Наличие большого числа преходящих целей в праве ставит законодателя перед необходимостью выделять и подчеркивать важность отдельных категорий юридических целей, прибегая к известному, хорошо проверенному методу — прямой фиксации в тексте законов и иных нормативных правовых актов. Так появляется феномен нормы-цели.
В тех случаях, когда законодатель считает необходимым подчеркнуть и усилить программно-целевой момент данного нормативного акта, либо его раздела, либо отдельной нормы, он формулирует цель, выделяет ее в тексте, использует при этом терминологические и иные языковые средства, не оставляющие сомнений в том, что закон ставит цель. До недавнего времени было принято включать такого рода целевые установки в преамбулы законов. Правила юридической техники рекомендовали субъектам правотворчества воздерживаться от разъяснения своих целей в самом законе, удовлетворившись тем, что сказано в преамбуле. Но сегодня положение изменилось, преамбулы в нормативных правовых актах (кроме конституций) почти исчезли, программные положения законов, включая нормы-цели, нормы-принципы, нормы-декларации, переместились в их текст и теперь занимают в нем все большее место.
В указанной тенденции можно видеть определенную закономерность, присущую развитию современного права; правовые системы и законодательства многих стран в прогрессирующей степени идеологизируются. Против этого боролись когда- то «чистые» нормативисты, но сегодня противостоять данному процессу намного сложнее, чем раньше. Один только феномен глобализма создает идеологический напор на право, какого никогда еще не бывало, но есть и другие факторы, например углубляющийся разлад между различными цивилизациями, культурами и религиями мира. К тому же в наше время призывы к деидеологизации права и законодательства не пользуются столь широким сочувствием, как это было во времена расцвета юридического позитивизма.
Ныне ни один российский закон федерального и регионального уровня не обходится без специальной статьи, а то и раздела, под названием «Цели настоящего Закона». Из предыдущего изложения мы можем заключить, что закрепление целей создания и действия закона в самом законе является оправданным и необходимым в тех случаях, когда предмет регулирования соответствующего законодательного акта отличается особой сложностью, многослойностью, противоречивостью, когда у законодателя имеется потребность в использовании всех доступных ему юридико-технических средств для того, чтобы вопреки возможным противодействиям и просто случайностям направить практику применения закона в нужное русло.
Нормы-цели — это своего рода вехи, отмечающие целевую (телеологическую) структуру нормативного акта, подчеркивающие программно-идеологическую направленность правового регулирования. Они представляют собой видимую часть айсберга, если таковым считать целевую структуру права в целом либо отдельного нормативного правового акта. Важно, однако, чтобы нормы-цели адекватно выражали эту структуру, а не подменяли ее в нормативном акте. Поэтому количество норм- целей в нем должно быть оптимальным (это определяется профессиональным расчетом или даже интуицией законодателя); в конце концов, цели закона должны более или менее отчетливо проступать через текст всего закона. Если человек, внимательно ознакомившийся с законодательным актом, не получает представления о его целях, то никакие прямолинейные приемы декларирования целей в отдельных статьях и разделах не могут помешать ему сделать вывод, что закон в целевом аспекте не продуман и не проработан. Чтобы скрыть это обстоятельство, законодатель форсированно использует нормы-цели в качестве компенсирующего средства регулирования. Хотя не в этом, как мы думаем, состоит основная причина быстрого роста числа норм-целей в современных законодательных актах (она скорее связана с усложнением предмета правового регулирования), все же и здесь скрываются проблемы, на которые необходимо обратить внимание.
Ярким примером законодательства, которое явно перенасыщено программно-целевыми установками, идеологизированными нормами, является законодательство Соединенных Штатов Америки. Как известно, американские законы состоят из параграфов, которые складываются по принципу «все общие и конкретные нормы, касающиеся одного предмета, должны располагаться в одном месте». Поэтому нормы-цели буквально разбросаны по всему тексту законодательного акта, одни из них относятся к акту в целом, другие — к отдельным разделам акта, к специальным институтам. Соответствующие положения излагаются многословно, занимают немало места в тексте, при этом используется арсенал языковых средств, далекий от юридической специфики.
В этой связи некоторое представление могут нам дать законоположения 1988 г. о содействии мелкому бизнесу (Свод законов США, титул 15, гл. 14А). В § 631 «Декларируемые цели» записано следующее: «Основой американской хозяйственной системы частного предпринимательства выступает свобода конкуренции. Лишь посредством полной свободы конкуренции можно обеспечить свободные рыночные отношения, свободный доступ к предпринимательской деятельности, раскрытие и развитие частной инициативы и самостоятельное принятие решений... Поэтому цели, преследуемые Конгрессом, заключаются в том, чтобы правительство оказывало помощь, предоставляло консультации и содействовало малому бизнесу, всемерно защищало его интересы с целью сохранения основанного на свободной конкуренции предпринимательства, обеспечивало среди малых предприятий размещение справедливой доли заказов правительства, касающихся имущества и услуг (включая строительные подряды и субподряды, а также договоры на обслуживание и ремонт зданий), а также справедливой доли от продаж имущества правительства, что позволит укреплять и приумножать общее хозяйство Нации»[476].
Из дальнейшего текста можно заключить, что данный законодательный акт одновременно является целевой программой отношений между государством и малым бизнесом, доведенной до определенных деталей. Как правило, в законодательных актах социально-экономического характера разделы, называющиеся «Цели, декларируемые Конгрессом», «Цели, преследуемые Конгрессом», перерастают в такого рода программы[477]. Насколько себя оправдывает подобная законотворческая практика в Америке — вопрос, требующий углубленного изучения соответствующего американского опыта. Но в общей форме можно сказать, что попытки тесно связать закон со всем «деревом целей» социальной политики государства, наверное, не несет в себе ничего плохого, если данная политика устойчива и эффективна. Закон компрометирует себя, когда он вынужден идеологизировать, юридически обслуживать слабую, нестабильную, не имеющую надежной экономической основы социальную политику государства.
Что же касается самой практики включения целевых установок в структуру американских законов, ее едва ли можно считать образцовой, достойной подражания. Стремление «прописывать» цели чуть не каждого раздела законодательного акта, избыток подобных «прописей», мало связанных между собой, затрудняют восприятие закона, дробят представление о предмете регулирования, которое должно быть целостным и единым. Впрочем, это лишь одна, не самая главная, причина, по которой законы в Америке прославились своей сложностью, недоступностью для обыкновенного гражданина, который способен разбираться в них только с помощью всеведущего адвоката.
В отношении норм-целей как разновидности юридических норм следует избегать двух крайностей — недооценки их регулятивных функций и усиленного культивирования в качестве программно-идеологического средства воздействия на общественные отношения. В истории права бывали времена, когда юристы не считали нужным посвящать лиц, от которых требовалось определенное поведение, в общественную мотивацию правовых велений, содержащихся в законе. Последний полагалось исполнять в силу факта его существования, никаких аргументов для этого не требовалось, всякие сомнения отвергались. Отсюда — аскетизм правовой формы.
Строгим и четким языком закон излагал то, что должен делать или не делать адресат норм. На первый план выдвигалась буквально толкуемая норма — правило поведения. Поскольку принципы, декларации, цели выпадали из этого стиля, они оказывались излишними при составлении текстов законодательных актов. Но приходили другие времена, и позиция юристов, выступающих в пользу режима свободного правового регулирования, вынуждала их искать разнообразные формы подачи нормативного материала, усиливать его ценностные и целевые аспекты. Норма-цель, как и норма — правило поведения, регулирует поведение человека и социальных групп, она также обращена к поступку или деятельности, но ее своеобразие выражается в том, что она предусматривает не указание относительного того, как нужно себя вести, но требование обязательного результата действия. Указывая человеку на задачу и цели, законодатель вносит тем самым в их поведение известную конструктивную основу, вводит в социальную деятельность элементы унификации и порядка, обеспечивает общую ориентацию и стабильность индивидуальных целевых установок.
Тот факт, что законодатель довольно часто прибегает к этому способу регулирования, т. е. регламентирует человеческие действия со стороны их должного результата, не означает, конечно, что вопрос о способах и средствах достижения норм- целей остается открытым или передается на усмотрение субъектов социальной деятельности. Хотя последнее и возможно, чаще все-таки дело происходит таким образом, что нормы-цели строго увязаны в единую систему с другими нормами и человеку, как правило, известен, если не из того же самого законодательного акта, то из ряда других юридических источников, комплекс требований к его действию. Каждый из видов юри
дической нормы не может быть взят сам по себе, изолирован от системы, так как в общем процессе юридического регулирования они работают вместе, дополняя и углубляя друг друга.
Еще по теме Нормы-цели. Целевое измерение права:
- 8.4. ОРГАНИЗАЦИОННАЯ КУЛЬТУРА: ИЗМЕРЕНИЕ И УПРАВЛЕНИЕ
- 2.4.1. Целевое планирование
- 7.3.3. Методы оценки и измерения эффективности управления
- 1.5. Цели предпринимательской деятельности
- § 2. Усмотрение в праве собственности: концептуальное и функциональное начало
- 7.3.3. Методы оценки и измерения эффективности управления
- 2.4.1. Целевое планирование
- 1.5. Цели предпринимательской деятельности
- ФУНКЦИИ И ЦЕЛИ КОММУНИКАЦИИ
- Ценности в праве и право как ценность
- § 2. социальное измерение. шкалирование. виды шкал
- ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ЛИ ПРИНЦИПЫ ЗАКОННОСТИ СОСТАВЛЯЮТ «ВНУТРЕННЮЮ МОРАЛЬ ПРАВА»?
- § 5. Другие источники англосаксонского права
- Право и синергетическая парадигма
- Социальные и правовые нормы