Компонентом любой правовой культуры являются определенные ценностные ориентиры, идеалы. Эти высшие духовные ценности, лежащие вне права как юридического явления, но служащие неким началом законодательства и правосудия, имеют относительно самостоятельные существование и значимость, связаны с мировоззрением соответствующих классов и разрабатываются на философском уровне. В тех случаях, когда идеальные основы права оказываются оторванными от его вполне (реальных, материального характера оснований, а тем более превалируют над последними, перед нами предстают некие идеалистические и метафизические критерии, оторванные от жизни и мало объясняющие глубинную сущность права и его место в обществе, его прошлое, настоящее и будущее. Когда же идеальные ценностные ориентиры выведены из материальной основы права и связаны с познанием глубинной сущности права, то перед нами оказываются достаточно адекватные действительности критерии правомерной и неправоме|рной деятельности, жизненно важные начала законодательства и правосудия, законности и правопорядка. Надо только помнить, что любая философия права, в том числе и сугубо спекулятивно-идеалистическая, трансцендентальная, всегда служила и служит достаточно конкретным историческим задачам тех или иных классов и социальных групп, народов и наций. Вместе с этим до появления марксизма ни одно философское осознание права и его оснований не могло быть последовательно материалистическим и неметафизическим. Если правовая культура трактуется как некое достояние человеческой истории, то ее элементом может оказаться та философия права, которая содержит по крайней мере некоторые черты относительной прогрессивности. С этой точки зрения к правовой культуре прошлых столетий можно, например, отнести концепцию естественного права и отчасти гегелевскую философию права, в то время как современная нам ступень роста правовой культуры характеризуется прежде всего материалистической философией права, истоки которой заложены научным коммунистическим мировоззрением. Следует отметить и то, что вовсе не любые теоретико-правовые учения составляли или составляют философское осмысливание права, хотя многие из них так или иначе связаны с какими-то философскими течениями. Так, например, еще в древнем мире духовное освоение права в Риме существенно отличалось от философской мысли Афин. Первое было связано с практическими потребностями римской юриспруденции, в то время как греки стремились вскрыть некие духовные ценности, лежащие в основании права. Буржуазный юридический позитивизм (неопозитивизм), включая Штаммлера и Кельзена, строящийся на неокантианстве, не представляет собой то, что можно было бы считать философией права, ибо в принципе не стремится выйти за рамки юридической действительности, напротив, обрывает право от его материальных и духовных оснований. По всей видимости, иную ветвь теории права составляет социологическая юриспруденция, но и она в ее буржуазном варианте даже не смыкается ни с юридическим позитивизмом, ни с философией права; И вообще говоря, скорее более близка к первому, нежели ко второй. С точки зрения философских истоков, близость юридического позитивизма и социологической юриспруденции несомненна при всем их различном понимании собственно права. Более того, именно отсутствие внеюридических, в том числе и прежде всего духовных начал в нормативистских и социологических концепциях права встречает существенные возражения у многих буржуазных идеологов середины' XX в., стремящихся вновь (особенно после потрясений, принесенных фашизмом) обратиться к высшим духовным критериям права, таким как справедливость, свобода, равенство и т. п. Пожалуй, буржуазная философия права испытывает ныне «BTqpoe рождение», но при изменившихся исторических условиях не несет тех черт относительной прогрессивности, которые дав.али бы возможность отнести ее вновь к некому культурному завоеванию (это относится в целом и с малыми исключениями ко всем направлениям теории «возрожденного» естественного права, феноменологической школы права и экзистенциализма в праве).224 Пожалуй, некоторой закономерностью учений о праве можно считать то, что в периоды сравнительно эволюционного развития общества наибольшее распространение приобретают норма- тивистоко-позитивистские концепции права, в то время как в эпохи крупных революционных сдвигов, загнивания старых правовых и политических систем и рождения новых примат принадлежит философскому осмысливанию внеюридических оснований права (с позиций прогрессивных и реакционных классов) . Когда буржуазия шла к власти и выступала против феодальных порядков, ее идеологи искали основу нового права не в законодательной политике власти, которую они ниспровергали, не в феодальных законах и обычаях, а в природе человека, в идеалах справедливости, свободы и равенства, которые воспринимались иллюзорно в качестве вечных и неизменных истин. непреходящих ценностей. На самом деле речь шла о праве, которое бы было адекватным капиталистическим отношениям, что ни в какой мере не исключает того реального блага, которое принесло обществу буржуазное право, сменившее собой феодальный произвол и абсолютизм, не отрицает значения самих идей равенства, свободы и справедливости. Установив свое государство, буржуазия, отказывается от прежней философии — теперь ей свойственно юридическое мировоззрение, и притом такое, которое отождествляет право с законами капиталистического государства, воплощающими ее интересы, ее узкоклассовую волю. Прежние философские системы и, собственно говоря, свое собственное революционное мировоззрение, стремившееся познать сущность общественных явлений, в том числе н права, стремившееся вскрыть его неюридические основы, буржуазная философская мысль и политико-правовая идеология отвергают, объявляя метафизическими построениями; господствующее положение занимают позитивистская философия и юридический позитивизм со свойственным ему неокантианским отрывом должного от сущего, формы от содержания. Во имя поддержания буржуазной законности всемерно развивается догма права. Эпоха империализма колеблет буржуазный правопорядок, загнивает законность, падает престиж закона. Не исправляют создавшегося положения признание противоречия между законом и жизнью, стремление буржуазной социологии свести право к фактическим отношениям, к тому, что решают суд и администрация. Попытки найти сущность права в его реализации тщетны, прививают лишь юридический нигилизм, совершенно умаляют значение закона. И тогда на авансцену вновь приходит буржуазная философия права со свойственными ей ценностями и идеалами... Но это может быть лишь плохим, а подчас и просто реакционным вариантом прежней, но выхолощенной философии, ибо внести нечто новое ,и передовое в свое мировоззрение, восприятие общества, права, нравственности, государства буржуазная идеология уже не в состоянии. Достижения современной буржуазной философии права бедны и эклектичны, а перефраз прежних идей о правах и свободах личности выглядит ныне малоубедительным. И это несмотря на то, что в сознании все более широких масс трудящихся, всего прогрессивного человечества социальная ценность права возрастает, а идеи демократии, свободы, равенства, справедливости приобретают поистине глобальный размах. На смену приходит новое, научное мировоззрение, несущее коммунистические идеалы, материалистически обосновывающее неиссякаемые социальные ценности равенства людей, их свободы, подлинной справедливости, раскрывающее путь их достижения, Новая правовая культура пронизана положениями марксистской философии права, которая впитывает в себя все достижения прошлого в мировоззренческом восприятии права, перерабатывает их, дополняет и придает общечеловеческую значимость. Отправные положения новой философии права содержатся в трудах основоположников марксизма-ленинизма. Эта философия не спекулятивна и враждебна метафизике. Если иметь в виду, что марксизм впервые подошел к праву как к форме, наполненной богатым социальным содержанием, то новая философия права является и социологией права, если под социологией понимать ее высший теоретический уровень (исторический материализм), а не конкретные социальные исследования правовых явлений в их связи с эмпирическими фактами,, образующие социологическую юриспруденцию. Эта философия, которая противостоит догматизму и формализму любого юридического позитивизма, имеет своим главным предметом изучения глубинную сущность права, ее цель — раскрыть материальные и духовные основания правовой действительности, выявить социальную необходимость, полезность и ценность правового феномена общественной жизни. Материалистический подход к праву и признание классово-волевой направленности законодательства,, законности и правосудия не только не исключают, но, напротив, предполагают самым непременным образом всестороннее определение демократического, нравственного и гуманистического потенциала права, имманентно свойственных ему критериев свободы, равенства и справедливости, обеспечения достоинства личности и общего социального прогресса. Без философии права новая ступень роста правовой культуры лишена была бы ориентации на объективную диалектическую логику развития права, оказалась бы духовно обедненной и консервативной системой, что грозило бы стагнацией и деформацией самой социалистической правовой культуры. Главный результат марксистской философии права — развивающееся понятие права, способное направить общественную практику на революционно-прогрессивное преобразование существующих правовых отношений. У права нет и не может быть особой истории, отличной от истории человечества. Потому предпосылкой и итогом такого правопреобразования оказываются качественные изменения в образе жизни и деятельности людей,, в их общественных отношениях — поступательное развитие человеческой цивилизации. Естественно, что ни позитивная, ни социологическая юриспруденция, при всем их значительном прикладном характере, не могут сами по себе ставить и решать задачи, свойственные философии права. Марксистская философия права — динамичное мировоззренческое, революционно-творческое ядро общей теории права, всей юридической науки и социалистической правовой идеологии, сознательное и разумное духовное начало новой правовой культуры в целом. Если толковать Гегеля материалистически и учитывать настоящий смысл употребляемых им категорий, то найдется достаточно поводов вспомнить его слова о философской науке права; «Человек должен найти в праве свой разум, он должен, следовательно, рассматривать разумность права, и этим занимается наша наука в противоположность положительной юриспруденции».6 Да, сама по себе юриспруденция (позитивная и социологическая) направлена на усовершенствование ’ данной правовой формы (либо путем улучшения ее собственной структуры, либо благодаря приведению ее в соответствие с фактически сложившимися отношениями). Но не все существующее, говоря гегелевским языком, действительно, т. е. закономерно, объективно необходимо, отвечает логике исторического процесса. Лишь действительное разумно, и это разумное в праве постигает его философское познание. Оно отвергает все то, что в существующей правовой реальности противоречит закономерному развитию общества и права, открывает для людей путь к воплощению в жизнь того, что есть, может и необходимо должно быть в праве действительного и разумного. В философии права заложен духовно активный революционно-критический заряд, которого нет в самой юриспруденции как прикладной науке, с каких бы позиций она ни развивалась, какие бы частные замечания не содержала и сколь бы ни были основательны ее предложения по изменению отдельных законоположений, обеспечивающих повышение эффективности правового регулирования. По широте и глубине выявления метаюридических оснований права, его идейных принципов и социальной ценности, по силе революционно-критического заряда и вместе с этим по тщательности учета специфики юридической формы и уровню установления действенности существующих законов, по качеству разработки нравственно-гуманистических критериев законодательства и правосудия марксистская философия не знает себе равных. Однако марксистская философия права не терпит застоя и догматизма, начетничества, она требует постоянного развития и полноценного обобщения изменяющихся общественных отношений, своевременного осмысливания динамичного юридического выражения назревших потребностей общественного организма. На любом этапе становления коммунизма ей надлежит- быть на уровне современной науки и общественной практики, на уровне современных передовых идеалов и ценностей, отвергающих устаревшие и не оправдавшие себя взгляды и отношения, отбрасывающих груз прошлых обыкновений и предрассудков, привычных стандартов решений и действий. Для марксистской теории права освоение политико-правовой практики мирового коммунистического движения особенно важно. Только на этой основе можно успешно двигать вперед исследования права со- циально-философского характера. К сожалению, в советской юриспруденции философия права разрабатывается недостаточно интенсивно, не занимаются ею и наши философы. Во всяком случае методологическая проблематика (гносеология) в социалистической науке права изучается активнее,225 нежели онтология права. Между тем гносеология и онтология в марксистской философии неразрывны. Больше повезло общим вопросам и специальным подходам социологической трактовки права,226 однако и тут ощущается крен в сторону методов познания, да и не все выводы можно считать философски обоснованными. Думается, что причина скромных успехов нашей социологии юридической действительности заключается не только в слабости ее экспериментальной основы, но и в стремлении обособиться при интерпретации общих вопросов от философии права, да и всей его ?общей теории. Интересы науки и потребности прогрессивного преобразования общества требуют, на наш взгляд, усиления внимания к диалектико-материалистической, социальной философии права в единстве ее гносеологического и онтологического, гуманистического и этического, логического и аксиологического аспектов. Мы пытались в предшествующем изложении описать марксистское решение важнейших вопросов современной научной философии права. И читателю нетрудно было убедиться в том, что одним из сущностных моментов философского восприятия П|рава является его понимание как объективно детерминированного и общезначимого масштаба свободы. Великое слово — Свобода— должно восприниматься как осознанная необходимость, как прогрессивно-творческая деятельность, как условие всестороннего проявления наилучших способностей личности, ее подлинно человеческих социальных качеств, как подлинно демократическое устройство общества, обеспечивающее равенство людей и справедливость. Об этом надо в самом конце книги сказать еще раз, так как до сих пор бытует, даже среди тех, кто занимается теорией государства и права, мнение, что свобода не в состоянии.приблизить нас к социальному смыслу права коль скоро предполагает возможность совершения любых действий, и, наоборот, будто любой произвольный поступок человека может считаться правом, если последнее понимать как ?свободу. Мы уже приводили замечание Гегеля, считавшего подобное понимание свободы следствием полной философской необразованности. Действительный смысл социальной свободы был всесторонне вскрыт историческим материализмом.227 Здесь же позволим себе привести выдержку из письма А. Линкольна,, написанного еще во время гражданской войны в США: «Мы все* за свободу, но, употребляя одно и то же слово, мы не имеем в виду одно и то же. Для некоторых слово «свобода» означает возможность для каждого делать все, что ему угодно... А для других то же самое слово означает возможность для некоторых людей делать все, что угодно, с другими людьми... Так получается, что процесс ежедневного освобождения тысяч людей от рабской зависимости одни приветствуют как прогресс свободы, а другие клянут как уничтожение всякой свободы».10 Да, идея свободы, как и все лучшие идеи человечества, находит, увы, своих фальсификаторов. И все же в наше время каждый человек доброй воли и достаточной сознательности з>нает, что представляет собой на самом деле социальная свобода. Философия права — непременный элемент правовой культуры, в том числе и социалистической. Мы не думаем, что этот компонент бесследно исчезнет в грядущей коммунистической духовной культуре, как не отвергнет она ни историю философии, ни историю самого права в качестве развивающегося от одной общественной фо|рмации к другой объективно обусловленного масштаба свободы, необходимо получавшего в классовом обществе, в «предыстории» человечества официальное признание со стороны государственной власти, придававшей этому общезначимому масштабу свойство нормативной обязательности, гарантированной организованным принуждением.