§1.3. Демократия в XX веке: концепция социалистической демократии против либеральной демократии
До начала XX в. системы правления всех «демократических» стран можно было назвать «мужскими» полиархиями116 (где политические права принадлежали только мужчинам). Лишь к XX в. современная демократия была реализована на практике, когда все граждане получили равные гражданские и политические права. Как отмечал Р. Даль: «Полная полиархия — это система XX века. Несмотря на то, что некоторые институты полиархии возникли в некоторых англосаксонских странах и странах континентальной Европы в XIX веке, ни в одной стране демос не стал инклюзивным вплоть до XX века».117 118 Напомним, что Р. Даль считал, что современная демократия должна удовлетворять ряду критериев, среди которых наличие частых, свободных и справедливых выборов, право быть избранным на официальные должности всего взрослого населения, наличие и свободный доступ к альтернативным источникам информации, избирательное право для всего взрослого населения и др. К началу Первой мировой войны европейские государства не соответствовали выделенным критериям. Так, в Великобритании только шестьдесят процентов взрослых мужчин имели право голоса на парламентских выборах. Немецкий Рейхстаг хотя и был избран на основе всеобщего мужского избирательного права, парламентским органом в современном смысле стать не мог, поскольку ему не принадлежало право назначать или отзывать канцлера. Российская и АвстроВенгерская империи, в свою очередь, даже отдаленно не соответствовали требованиям политической демократичности. Первая мировая война послужила толчком для значительных политических преобразований в европейских странах. По словам А. М. Салмина, итогом войны стало образование на развалинах вековых империй ряда демократических республик, старающихся устоять перед лицом династической реакции с одной стороны, Коминтерна - с другой и фашистских и националистических движений - с третьей.119 120 Послевоенная эпоха ознаменовалась расширением избирательного права и механизмов политического участия по всей Европе. В 1918 г. Великобритания приобрела более демократическую форму избирательного права (к выборам были допущены женщины старше тридцати лет). Уже в 1928 г. английские женщины были полностью уравнены в своих избирательных правах с мужчинами. Три крупнейшие европейские империи исчезли после Первой мировой войны - Германская, Российская и Австро-Венгерская. Германия приняла ультра-демократическую конституцию, Россия была включена в состав Советского Союза, целью которого стало установление «диктатуры пролетариата». Старая русская аристократия была уничтожена или выслана из страны и фактически перестала существовать как класс. Однако в других европейских государствах элиты также должны были приспособляться к стремительному появлению масс на политической сцене. Первая мировая война укрепила позиции многих влиятельных сторонников демократии. Мирные переговоры в Версале были проникнуты идеалистической риторикой президента США Вудро Вильсона, изложившего свои «четырнадцать пунктов», призванных укрепить мир и демократию. Центральным посылом этих пунктов стало провозглашение принципа индивидуального и национального самоопределения в качестве основы международного права и, следовательно, нового миропорядка. В. Вильсон первым открыто заявил о том, что при решении территориальных споров интересы колонизированного населения должны иметь тот же вес, что и интересы колониального правительства. Несмотря на это, после войны колонии не смогли реализовать свое право на самоопределение. Ярким примером неэффективности «вильсоновской» системы послужило мартовское восстание 1919 г. в Корее. Корейцы восстали против японского колониального господства, и, вдохновленные «четырнадцатью пунктами» В. Вильсона, обратились к США за поддержкой. Государственный департамент США, однако, посчитал конфликт чисто внутренним делом Японии и не поддержал восставших. Текст Версальского мирного договора включал некоторые предложения В. Вильсона, в частности последний из «четырнадцати пунктов», касающийся создания Лиги Наций, целью которой должно было стать поддержание мира и посредничество в международных спорах. Однако сама идея универсальной международной организации не нова - многие из принципов, на которых базировалась Лига наций, были отображены в созданном И. Кантом задолго до ее образования трактате «К вечному миру»: «Состояние мира между людьми, живущими по соседству, не есть естественное состояние; последнее, наоборот, есть состояние войны, т. е. если и не беспрерывные враждебные действия, то постоянная их угроза. Следовательно, состояние мира должно быть установлено. Ведь прекращение военных действий не есть еще гарантия от них, и если соседи не дают друг другу такой гарантии (что может иметь место лишь в правовом состоянии), то тот из них, кто требовал этого у другого, может обойтись с ним как с врагом». По сути дела, Кант сконструировал идеальную модель всемирной представительской демократии. Лига наций была призвана обеспечить равное представительство для всех стран, независимо от того, какие размеры и силу имеет то или иное государство, устанавливая тем самым либеральные принципы равенства в международном масштабе. Однако, как уже в 1922 г. отметил Дж. М. Кейнс, «вопиющий парадокс состоит в том, что первый опыт 122 международного управления содействует усилению национализма». Новое объединение наций оказалось не в состоянии обеспечить международную безопасность и установить демократический, бесконфликтный и процветающий мир. Сам факт существование подобной организации противоречил национальным интересам многих государств. Так Конгресс США, в противовес президенту, отказался присоединиться к Лиге наций: сенаторы посчитали, что такое межнациональное объединение противоречит американской 121 122 Конституции. По всей видимости, Конгресс не хотел делить могущество США с другими странами и связывать себя необходимостью решать вопросы совместно 124 с другими государствами, пренебрегая собственными интересами. Послевоенное мирное урегулирование не принесло желаемых результатов и в построении системы международной безопасности. Как отметила британский историк Р. Хениг, мирная конференция была проведена в период беспрецедентных политических, социальных, экономических и идеологических трансформаций, а любое мирное урегулирование в условиях международной нестабильности делает достижение прочного мира крайне сложным. Целью послевоенного урегулирования было восстановление стабильности в Европе и поддержание вечного мира. Тем не менее, этих целей было крайне сложно достичь. Французский военный деятель маршал Ф. Фош прокомментировал это следующим образом: «Это не мир; это перемирие на 20 лет».123 124 125 126 127 Слова Фоша оказались пророческими: вскоре после этого западный мир столкнулся с новыми, причем куда более серьезными, проблемами. Начиная с двадцатых годов XX в., принцип индивидуализма, присущий либеральной идеологии, вытесняется «массовым обществом» со свойственными ему униформизацией и стиранием индивидуальных различий. В 1920-30-х гг. группа философов, представляющих Франкфуртскую школу, выдвинула идею о том, что процесс модернизации послужил причиной возникновения «массового общества», в котором индивидуализм был заменен стандартизацией и однородностью. По выражению Т. Адорно и М. Хоркхаймера, «сегодня культура на все накладывает 127 печать единообразия». Демократический идеал равных условий для всех граждан лег в основу прогрессивной политики еще во время Французской революции. Алексис де Токвиль в первой половине XIX в. был обеспокоен воздействием идей эгалитаризма на демократическое общество. В работе «Демократия в Америке» такими понятиями, как «всевластие большинства», «всесилие большинства», «произвол большинства» «тирания большинства», он характеризует страх преобладания массовости политики над ее истинной демократичностью. Таким образом, демократическое правление может таить в себе большую опасность: «Если когда-либо Америка потеряет свободу, то винить за это надо будет всевластие большинства. Это может произойти в том случае, если большинство доведет меньшинство до отчаяния и толкнет его к применению грубой силы. Тогда может наступить анархия, но наступит она как последствие деспотизма». В 1929 г. испанский философ и социолог Х. Ортега-и-Гассет опубликовал книгу под названием «Восстание масс», в которой выразил свою тревогу по поводу судьбы европейского общества в начале XX в. Философ вводит понятие «массового человека», который не отличает себя от других: «Масса — всякий и каждый, кто ни в добре, ни в зле не мерит себя особой мерой, а ощущает таким же, «как и все», и не только не удручен, но доволен собственной неотличимостью». Х. Ортега-и-Гассет утверждает, что небывалый доселе технический прогресс XIX в. принес среднему классу материальное благополучие. В начале XX в. произошло резкое увеличение численности населения, и огромные массы людей получили возможность жить в условиях, о которых прежде и речи не могло быть. Таким образом, социальная действительность на стыке двух столетий вселила в человека уверенность в том, что в будущем он сможет жить еще лучше и богаче. Рисуя портрет массового человека, философ выделяет в нем две основные черты, а именно безудержный рост запросов и неблагодарность человека к тому, 130 что дала ему жизнь (восприятие человеком того, что он имеет, как должное). Массовый человек некритичен к себе, и, если в его государстве возникают какие- либо проблемы, он считает, государство должно решить их, используя любые средства. Человек рискует потерять собственную личность без политической и 128 129 130 социальной ответственности. Как результат такого подхода - абсолютное отсутствие самостоятельности общества и огосударствление жизни. Человек массы может существовать лишь в рамках государственной машины, всячески 131 оберегая ее, так как только она гарантирует ему спокойную и сытую жизнь. Помимо выраженной стандартизации населения, особенностью массового общества становится тоталитарное общественное мнение, подавляющее любые ростки индивидуальности и ведущее к потере критического мышления индивидами. В книге «Общественное мнение», написанной в 1922 г., У. Липпман отмечает опасную силу нерационального общественного мнения, формирующего государственную политику. Автор отмечает, что, хотя демократическая теория предполагает, что граждане принимают рациональные решения, основываясь на своих знаниях о том, что их окружает, на самом деле далеко не каждый гражданин способен сформировать компетентное мнение о политике. Общественное мнение и пропаганда подавляют индивидуальность человека в его суждениях о политике. По мнению У. Липпмана, для «реабилитации» гражданина необходимы изменения в политике, касающиеся свободной прессы, в частности следует создать специальный орган, помогающий населению и защищающий его от вредного воздействия пропаганды. За качество и распространение информации в обществе должна нести ответственность, прежде всего, интеллектуальная элита: «цель состоит не в том, чтобы нагрузить каждого гражданина экспертными мнениями по всем вопросам, а в том, чтобы перенести этот груз на ответственное 132 лицо». Процессы индустриализации создали новые технологии, такие как радио и телевидение, которые обеспечили основу для стандартизированной коммуникации между людьми, которые могут лично не знать друг друга. Индустриализация способствовала также урбанизации и географической мобильности, что привело к формированию однородной городской культуры. Эти процессы, которые могут быть истолкованы как признаки прогресса, но их также 131 132 можно рассматривать как причину стирания различий между людьми и их постепенное превращение в однородную массу, которого опасался Х. Ортега-и-Г ассет. Отголоском этих проблем стала новая эра массовой политики, приведшая к появлению массовых политических движений, в том числе и фашизма. В то время как Первая мировая война завершилась культурным и политическим кризисом Западного мира, Великая депрессия 1930-х гг. поставила под вопрос экономическую систему капитализма и либеральные принципы, которые привели Запад к хрупкому богатству и процветанию в течение предыдущего столетия. За годы «Великой депрессии» объем промышленного производства во всех развитых странах сократился более чем на треть. Все больше людей на Западе стали ощущать на себе упадок капиталистической системы, поставивший под сомнение священный принцип невмешательства государства в саморегулирующийся экономический процесс. Особенно сильно экономический кризис поразил США, Канаду, Великобританию, Германию и Францию. Одним из последствий «Великой депрессии» стало разочарование общества в демократии либерального толка. Все большую популярность стали набирать антилиберальные движения такие, как коммунизм и фашизм, которые гарантировали сильное правительство, контролирующее экономику в противоположность действовавшему в то время принципу невмешательства в экономику во многих европейских государствах. Возрастающая тоска обществ по сильному, заботливому государству, послужила основой для антидемократической реакции в ряде стран: «Доминантой политического развития 1920-1930-х гг. были уход от демократии и либо возврат к традиционным формам авторитарного правления, либо установление новых, массовых, гораздо более жестоких и всеобъемлющих форм тоталитаризма. Такое движение вспять происходило главным образом в тех странах, которые восприняли демократические формы буквально накануне Первой мировой войны или сразу после нее, для которых не только демократия, но и, во многих случаях, нация были чем-то новым». В ходе военных переворотов были свергнуты демократические институты в Литве, Польше, Латвии и Эстонии. В 1926 г. военный переворот произошел в Португалии, что повлекло за собой диктатуру А. Салазара: «С приходом к власти Салазара португальская буржуазия полностью покончила с игрой в либерализм. Португалия превратилась в фашистское государство».133 134 135 Однако Конституция Португальской Республики 1933 г. объявляла Португалию «корпоративной республикой, основанной на равенстве граждан перед законом, на свободном доступе всех классов к благам цивилизации и на участии всех конструктивных элементов нации в административной жизни и в разработке законов». А. Салазар, как и другие лидеры авторитарных и тоталитарных режимов, стремился замаскировать реальный политический режим, прикрываясь привлекательными, с точки зрения равенства граждан и возможности населения влиять на политический процесс, политическими лозунгами. Согласно концепции волн демократизации С. Хантингтона, первый откат волны демократизации приходится как раз на 1922-1942 гг. Начальная точка отсчета выбрана не случайно: в 1922 г. власть в Италии захватил создатель фашистской партии Б. Муссолини, которому в рекордно короткие сроки удалось достичь «полной фашизации» Италии. Свободные газеты были либо закрыты, либо перешли под контроль правительства, оппозиционные партии были распущены, а о свободных выборах можно было забыть. Палата депутатов стала лишь средством придания декретам фашистского правительства внешней видимости национального одобрения.136 С приходом к власти в 1933 г. А. Гитлера у Б. Муссолини появился мощный союзник в Европе. Приход нацистов к власти положил конец существованию Веймарской республики - парламентской демократии, установленной в Г ермании после Первой мировой войны. По словам Дж. Ролза, это было обусловлено, прежде всего, утратой немецкой элитой веры в возможность благопристойного либерального парламентского режима. После подозрительного пожара в Рейхстаге 28 февраля 1933 г., правительство издало указ, отменявший основные политические права и свободы граждан. Указ также предусматривал введение чрезвычайного положения, при котором основные политические решения больше не нуждались в одобрении парламента. С этого момента НСДАП контролировала все сферы жизни общества: культуру, экономику, образование. Российский историк А. А. Галкин следующим образом интерпретирует сущность фашизма: одной из главных новых черт фашистской идеологии, отделяющей ее от других течений, была приверженность к примитивизации, направленной на эффективное воздействие на политически неопытные слои населения. Фашисты всесторонне использовали инструменты и ресурсы массового общества, включавшие, в том числе, и средства массовой информации и общественные ритуалы. Механизм контроля масс и манипуляции их поведением включал несколько основных приемов. Прежде всего, речь шла об аппарате террора, основной функцией которого было подавление и физическое уничтожение противников режима. Далее - обеспечение максимального контроля над всеми формами общественной деятельности. Третий аспект включал в себя пропаганду среди широких народных масс. Массовые патриотические митинги и военные демонстрации символизировали единство людей, наличие мощной и сплоченной поддержки режима. К примеру, А. Гитлер использовал тактику народного участия и вовлечения людей в общественные мероприятия, чтобы сама идея реального участия граждан выглядела действительно правдоподобной.137 138 139 140 В отличие от сторонников коммунизма, последователи фашистской идеологии не представляли конкретный общественный класс, но происходили из различных социально-экономических групп. Социальной базой фашизма являлись средние слои капиталистического общества (между буржуазией и рабочим классом). Сторонников фашизма объединяли не общие интересы, а разочарование в условиях собственной жизни. Фашизм привнес в жизнь людей трансцендентный смысл - преследование единой национальной цели посредством радикального реформирования не только собственного общества, но и всей системы общественных отношений в целом. Формально диктатура А. Гитлера основывалась на его позиции в качестве главы Рейха, рейхсканцлера (главы правительства) и фюрера (главы нацистской партии). А. Гитлер обладал безоговорочным авторитетом как в вопросах внутреннего законодательства, так и в вопросах внешней политики Германии. Нацистская внешняя политика руководствовалась верой в то, что с помощью военной силы Германия должна установить постоянное расовое господство арийцев в Восточной Европе и Советском Союзе и в то, что господство арийской нации над другими народами справедливо и оправдано с политической точки зрения. В контексте этой борьбы за господство арийской расы нацисты спланировали и осуществили Холокост - массовое убийство евреев, которых считали «недочеловеками», недостойными жить рядом с немецким народом. Фашизация некоторых европейских стран подтвердила кризисное состояние мировой политики: по существу, фашизм привел к сворачиванию демократии и рыночных отношений. Основной целью фашизма была национальная регенерация, и фашисты приняли крайние формы национализма для достижения этой цели. Несмотря на то, что фашисты стремились сохранить некоторые традиционные ценности, такие как нация и семья, для этого они готовы были использовать радикальные и насильственные методы. Антилиберальный характер фашизма проявился в подавлении общества государством и проникновении государственной власти во внеполитические сферы жизни общества. Как ни парадоксально, но Первая мировая война, которая велась ради демократии, стимулировала антидемократические движения (коммунистические, фашистские, милитаристские идеологии).141 Несмотря на то, что коммунизм и фашизм были совершенно разными идеологиями, обе они предлагали свой вариант радикального решения проблемы упадка либерализма в условиях новой эры массовой политики и массового общества. Одной из причин столь резких политических трансформаций во многих государствах после Первой мировой войны послужила догоняющая модернизация отстающих в своем развитии стран, своеобразный ответ на вызов, брошенный техническим прогрессом.142 Так, сравнивая политические режимы Сталина и Ататюрка, Т. МакДаниэл замечает, что запущенные этими лидерами системы мобилизации привели к формированию развитых промышленных обществ. В сталинском случае огромной ценой, которую режим готов был заплатить за прогресс, стало уничтожение гражданского общества.143 В отличие от фашизма, коммунизм не был специально созданной идеологией. В.И.Ленин приложил существенные усилия, чтобы адаптировать марксизм к российской действительности. К. Маркс критиковал основные либеральные ценности и отвергал индивидуализм, присущий капитализму. Немецкий философ разработал теорию истории, постулирующую неизбежность перехода от капитализма к социализму в результате экономических преобразований. Ключ к научному социализму К. Маркса заключался в уверенности, что история движется по рациональным законам, которые он обнаружил, и что революция станет неизбежной, когда капитализм достигнет своей наивысшей стадии. В целом, В. И. Ленин разделял основные идеи Маркса, но как мыслитель XX в., был скептически настроен по отношению к вере в прогресс и неизбежности смены общественно-политического устройства. Ленин перенес акцент с исторического детерминизма на теорию, предполагающую влияние субъективных факторов и решительных действий индивидов на политический процесс. Это изменение сделало теорию К. Маркса более подходящей к «российской» ситуации. Ленин знал, что Россия еще не была развитой индустриальной страной, но он, тем не менее, полагал, что она была готова к революции. Лидер большевиков предлагал сначала совершить политическую революцию и только после этого завершить экономическую трансформацию, изменив, таким образом, порядок К. Маркса, что повлекло за собой и другие изменения. Сложность заключалась в том, что, на момент прихода большевиков к власти, Россия не была индустриальной страной, большая часть ее населения была занята в сельском хозяйстве, а рабочий класс был малочисленным и не имел общей идеологической платформы. В большинстве случаев рабочие, занятые в промышленности, были также выходцами из крестьянского сословия и устраивались на дополнительные заработки только на зиму, время, свободное от полевых работ.144 В. И. Ленин осознавал, что крестьянство, владеющее землей, будет противостоять коммунистическому устройству, в связи с этим существовала необходимость развить дух коллективизма в крестьянской среде, расколов крестьян идеологически - на богатых «кулаков» и безземельных батраков. Последние и должны были стать опорой коммунистического режима на селе. Коммунизм, по всей видимости, был более актуален для России начала XX в., нежели либерализм в силу определенных исторических условий. Несмотря на подписание Николаем II Манифеста 1905 г., основанного на либеральны принципах, Россия по-прежнему оставалась самодержавной. Манифест предусматривал создание парламента и провозглашение основных гражданских и политических прав и свобод. Однако Дума в реальности не обладала политической властью, а гарантированные права и свободы имели силу лишь на бумаге.145 Более того, как уже упоминалось, Россия все еще оставалась аграрным обществом с более чем восьмьюдесятью процентами крестьянства - политически неграмотного и фактически бесправного. Первая мировая война, с ее неоправданно огромными жертвами, лишь усилила недовольство народа политикой, проводимой царем. Вслед за началом Революции в феврале 1917 г., в марте царь отрекся от престола, Дума была восстановлена, и бразды правления взяло временное правительство. Программа временного правительства была классически либеральна: всеобщее избирательное право, гражданские права, новая конституция. Однако с самого начала либеральное правительство оказалось в невыгодном положении из-за сложившихся в стране социальных и экономических условий: аристократы- политики воспринимались народом враждебно, либо не воспринимались им вовсе. Средний класс, способный поддержать либеральную программу, составлял крайне малую часть населения. Крестьяне, представляющие большинство, требовали проведение земельной реформы, что выходило за рамки либеральной платформы и даже угрожало фундаментальным либеральным принципам - неприкосновенности частной собственности и отсутствию регулятивных мер в экономике. Власть партии большевиков после февраля 1917 г. сосредоточилась в местных солдатских и рабочих советах. Советы находились под контролем различных социалистических группировок, но все, кроме большевиков, были традиционными марксистами, которые считали, что Россия еще не готова к социалистической революции. Таким образом, большевики были единственной группой, нацеленной на захват власти и придерживающейся простой, но наиболее актуальной политической платформы, предусматривающей отказ от войны, аграрную реформу, контроль над распределением продуктов и социалистическую революцию, в ходе которой власть перейдет к рабочим и крестьянам. Выраженная в «Апрельских тезисах» программа была близка городским рабочим, крестьянам и уставшим от войны солдатам, большинство из которых происходило из бедных крестьянских семей.146 Посредством мобилизации массового недовольства правительством большевики обеспечили себе поддержку народа. В результате в октябре 1917 г. появилась возможность осуществления второй революции вследствие растущей поляризации сил и ослабления поддержки Временного правительства, связанного с эволюцией системы двоевластия в направлении возрастания роли советов. Как отмечает Я.-В. Мюллер, Октябрьская революция в действительности была не столько революцией, сколько захватом власти в ситуации, когда больше никто не хотел ее брать.147 148 В. И. Ленин считал, что социалистическая революция приведет к гибели «паразитического государства» с его бюрократией. Умереть должна была и демократия, в традиционном ее понимании - как политическая форма, обеспечивающая подавление меньшинства большинством. Большевики воспринимали государство, даже в его представительной форме, как политический аппарат для господства над рабочим классом. Они же поставили перед собой задачу создания демократии действительно полной: «Только в коммунистическом обществе, когда сопротивление капиталистов уже окончательно сломлено, когда капиталисты исчезли, когда нет классов ... , - только тогда «исчезает государство и можно говорить о свободе». Только тогда возможна и будет осуществлена демократия действительно полная, действительно без всяких ограничений. В результате государство начнет отмирать в силу того простого обстоятельства, что, избавленные от капиталистического рабства, . люди постепенно привыкнут к соблюдению элементарных, веками известных, тысячелетиями повторявшихся во всех прописях, правил общежития, к соблюдению их без насилия, без принуждения, без подчинения, без особого аппарата для принуждения, который называется 148 государством». В работе «Государство и революция» Ленин в качестве политического идеала представлял опыт Парижской коммуны. Сразу после революции он поддержал советы как органы контроля рабочих над производством. Тем не менее, впоследствии В. И. Ленин пришел к выводу, что идея демократии Советов является утопичной. Свое отступление от обещаний 1917 г. лидер большевистской партии объяснил ссылкой на классический марксизм. Он утверждал, что уничтожить государственную систему и создать рабочую демократию возможно только в условиях коммунизма.149 Поэтому партия должна была стать авангардом, она должна была свести рабочий класс с интеллигенцией для формирования политической силы, компенсирующей отсутствие у рабочих представительства.150 Для решения экономических проблем В. И. Ленин выступил в защиту государственного капитализма по модели немецкой военной экономики. Во время Г ражданской войны в стране проводилась политика военного коммунизма, целью которой была ликвидации частных банков и национализации всех компаний. По факту военный коммунизм лишил людей свобод, которых они добились в результате Октябрьской революции. Ленин обосновал такую политику необходимостью победить Белую армию. Л. Д. Троцкий, в свою очередь, считал, что для победы над «реакционным классом, который не хочет сойти со сцены»151 можно воспользоваться даже террором. Военный коммунизм также оправдывал полную централизацию партии. Официально В. И. Ленин не отказывался от вовлечения широких масс людей в политику, однако большевики считали, что на данный момент демократия должна означать диктатуру пролетариата, что предполагало неравное избирательное право и дискриминацию в пользу рабочих. Практические результаты, к которым привела Октябрьская революция, существенно отличались от теоретических представлений марксистов о социализме.152 Во второй половине 1920-х гг. И. В. Сталин подготовил почву для абсолютизации исполнительной власти, используя репрессии против оппозиционных элементов внутри Коммунистической партии. Ранее аппарат принуждения использовался только в качестве борьбы с противниками большевизма, теперь - против представителей политической элиты (к примеру, репрессии коснулись Л. Д. Троцкого, Г. Е. Зиновьева, Л. Б. Каменева, Н. И. Бухарина и др.). Сталин и его сторонники утверждали, что быстрый переход к коммунизму требует завершения экономического перехода к социализму. Первая часть этого перехода состояла в том, чтобы ускорить процесс форсированной индустриализации, контролируемый государством. Рост промышленного производства был направлен на потребности государства и концентрировался в основном в военной отрасли. Вторая часть заключалась в передаче собственности из частных рук государству, особенно в сельской местности, где крестьяне обладали землей. Согласно плану коллективизации, зажиточные крестьяне (кулаки) должны были отдавать все, что у них есть, так называемым продотрядам. Вместо ведения личных хозяйств, крестьянам предлагалось работать в колхозах, однако такая политика не встретила одобрения среди сельского населения. В 1930-х гг. Сталин практически полностью ликвидировал всю потенциальную оппозицию и стал бесспорным вождем, как партии, так и всего советского государства. Вслед за подавлением оппозиции, была развернута мощная репрессивная система: карательные меры принимались против кулаков, бывших членов оппозиционных партий, уголовников и других социальных элементов. В ходе Большого террора 1937-1938 гг. большое количество советских граждан было сослано в трудовые лагеря или расстреляно. Несмотря на то, что политика репрессий противоречила Советской Конституции, чистки были умело замаскированы под судебные процессы, на которых обвиняемые сами подписывали признательные показания. К 1940-м гг. И. В. Сталину удалось полностью подчинить себе партию и партийную элиту, установив «не диктатуру пролетариата, а диктатуру секретариата».153 154 При этом намереваясь придать режиму легитимность, руководство СССР характеризовало советскую систему как «социалистическую демократию». Обобщая различные подходы к определению легитимности, Д. Битэм заключает следующее: государство легитимно в том случае, если власть соответствует утвержденным правилам, которые подкрепляются верой, разделяемой как управляющими, так и управляемыми; и, наконец, легитимность подтверждается согласием со стороны подчиненных с подобным отношением власти.155 В этом смысле XX век отличается от других столетий очевидной необходимостью публичного оправдания политических режимов в глазах народа. Как отмечал Р. Даль, в современных авторитарных странах, «в целях придания режиму легитимности, демократия часто просто переопределяется».156 Выборные органы Советского Союза в реальности не имели никакой власти: на этих собраниях граждан призывали еще лучше трудиться на благо производства, а, следовательно, и государства, а широкое участие сводилось, в основном к акциям поддержки. Хотя Конституция СССР провозглашала ряд политических и гражданских прав, зачастую они не соблюдались. Сам процесс принятия Конституции 1936 г. говорит о желании придать ей легитимность в глазах народа. Огромное количество советских граждан участвовали в обсуждении проекта Конституции, тем самым создавалось впечатление демократического утверждения основного закона. Однако огласке подлежали только те предложения к проекту, которые не противоречили партийному курсу. Один из парадоксов сталинского режима заключался в том, что тоталитарные методы работали так хорошо, что первоначальные цели революции забылись, а политическая власть стала самоцелью. Согласно оценке Я.-В. Мюллера, Большой террор и чистки середины 1930-х гг. продемонстрировали в большинстве случаев отсутствие логики и иррациональность. Даже в нацизме мишенью террора становились только определенные группы идейных противников. Сидевшие в советских лагерях коммунисты зачастую искренне не понимали, чем заслужили наказание.157 Было это неизбежным следствием коммунизма или нет, сталинизм, бесспорно, составил одну из самых больших угроз для демократического развития в XX в. Тем не менее, во время Второй мировой войны именно И. В. Сталин сумел мобилизовать граждан на борьбу с врагом. Разгром Германии и ее союзников силами антигитлеровской коалиции нанес тяжелый удар по фашизму, что способствовало легитимации и росту популярности Советского режима в глазах миллионов людей как внутри страны, так и за рубежом. По этой причине даже после развенчания культа личности И. В. Сталина и осуждения его репрессивной политики, многие продолжали симпатизировать Советскому Союзу, полагая, что, так или иначе, режим работает эффективно и на благо граждан. Крайние правые были дискредитированы, объявлены вне закона и в некоторых местах подвергались репрессиям. Хотя в некоторых странах (например, в Испании и Португалии) правящим классам удалось сохранить диктаторские режимы фашистского типа. Тем не менее, победа над фашизмом упрочила позиции демократии и обеспечила путь к постепенному утверждению демократических институтов во многих государствах. Последовавшая за Второй мировой войной Холодная война разделила мир на либерально-демократическую и коммунистическую сферы влияния, идейными лидерами которых стали США и СССР соответственно. Холодная война выражалась в геополитическом, идеологическом и экономическом противостоянии между двумя мировыми сверхдержавами, которое с переменным успехом продолжалась вплоть до распада Советского Союза. Две сверхдержавы непрестанно противодействовали друг другу посредством политического маневрирования, военных коалиций, шпионажа, пропаганды, экономической помощи странам-сателлитам и т. д. И без того хрупкое равновесие в отношениях Советского Союза и Соединенных Штатов начало рушиться сразу после завершения военных действий в Европе. Напряженность в отношениях стала очевидна уже в июле 1945 г. во время Потсдамской конференции, на которой победившие союзники вели переговоры о послевоенном устройстве Германии. Советский Союз был заинтересован в создании буферной зоны между своими границами и Западной Европой с целью обезопасить себя от вероятного нападения со стороны государств, где установилась сфера геополитического влияния США. Прокоммунистические режимы были созданы в Польше, Венгрии, Болгарии, Чехословакии, Румынии, Албании и в Восточной Германии. По мере усиления давления Советского Союза на Восточную Европу, Соединенные Штаты приступили к разработке политики сдерживания, с целью предотвратить распространение советского и коммунистического влияния на страны Западной Европы, такие, как Франция, Италия и Греция, в которых коммунистические движения были достаточно влиятельны. Идея политики сдерживания СССР была выражена в доктрине Трумэна 1947 г., логичным продолжением которой стал план Маршалла. План (программа восстановления Европы) предусматривал оказание экономической помощи странам Западной Европы с целью исключения политической нестабильности, которая могла бы открыть путь для воздействия со стороны коммунистического лагеря. Одним из условий предоставления помощи было обязательное исключение коммунистов из государственных органов стран, участвующих в программе. Выполняя план Маршалла, Соединенные Штаты отказались от изоляционистской внешней политики.158 159 С падением участия среди населения во внутренней политике США после Второй мировой войны, правительство Штатов решило взять на себя новую мировую роль, подобающую участникам избавления мира от фашизма. Уже в 1941 г. Г. Люс в эссе «Американский век» выразил один из самых ранних и сильных призывов к переходу США от изоляционизма к интернационализму. Идеи Г. Люса выражали популярные настроения в Америке времен Второй мировой войны и в послевоенный период. По мнению автора, в XX в. Соединенные Штаты выступают в роли единственной державы, способной повлиять на распространение свободного предпринимательства по всему миру.160 Хотя взгляды Люса не претендовали на научность, его эссе обладало огромной эмоциональной силой и укрепляло национальный дух американского народа. Оно помогало людям ощутить исключительность США, вокруг которой послевоенные лидеры формировали свое видение мировой политики. Тем не менее, в ходе борьбы за мировое доминирование, Америка была готова пожертвовать даже своими демократическими идеалами. На протяжении 1940-1950-х гг. политика США, так или иначе, была связана с противодействием коммунистической угрозе. В это время (1950 г.) молодой сенатор по имени Дж. Маккарти сделал публичное заявление о том, что в правительство Соединенных Штатов проникли коммунисты. Обвинения, выдвинутые сенатором, только усилили политическую напряженность того времени. В результате, большое количество людей было смещено со своих должностей и занесено в «черный список», а некоторые представители коммунистического движения даже были осуждены. Преследования коснулись государственных чиновников, художественных деятелей, а также профессоров университетов. Впоследствии было доказано, что обвинения Дж. Маккарти не соответствуют действительности, а сам он был осужден Сенатом. Однако кампания, развернутая сенатором, остается одним из наиболее неприглядных эпизодов в истории американской демократии. Разделительная линия между Востоком и Западом в Европе оставалась практически неизменной в течение нескольких десятилетий Холодной войны. Но конфликт между двумя сверхдержавами постепенно распространился на территорию Азии, Африки и Латинской Америки. Борьба за свержение колониальных режимов часто осложнялась соперничеством интересов сверхдержав. Как отмечал Р. Арон, страстное стремление сохранить колонии являлось анахронизмом в условиях XX в., когда колониальное владычество из вероятного источника прибылей превратилось в бремя.161 Несмотря на то, что Великобритания и Франция не желали предоставлять независимость своим колониям, у них не было возможности противостоять как местному антиколониальному движению, так и давлению со стороны СССР и США. Распад западной колониальной системы способствовал образованию ряда новых государств. К 1980-м гг. почти все бывшие европейские колонии обрели независимость. Вскоре после получения независимости в молодых государствах, как правило, начиналась активная борьба за власть между различными группировками, усугублявшаяся тем, что одну сторону всегда поддерживала какая-либо из сверхдержав. Как следствие государства третьего мира разделились на страны социалистического блока и страны, приверженные идеалам американской демократии. В так называемых «народных демократиях» (просоветские государства) устанавливалась советская модель политического устройства: во главе находилась коммунистическая партия-авангард, которая должна привести народ к светлому коммунистическому будущему, в котором не будет места угнетению человека человеком. Отличие от советской модели состояло лишь в отсутствии массового террора. Тем временем в странах западной Европы таких, как Германия, Италия, Франция, Бельгия, Нидерланды и Люксембург, основное место в послевоенном устройстве и в формировании государства всеобщего благосостояния заняла христианская демократия, стремящаяся объединить людей на основе общности ценностей, порицающих фашистское прошлое, и противодействия коммунистической угрозе. Вторая мировая война создала идеальные политические условия для успеха христианской демократии в Западной Европе. Крайние «правые» были дискредитированы фашистскими и коллаборационистскими режимами такими, как режим Виши во Франции. Демократические «левые» в рамках христианской демократии находились в поисках «третьего пути», который позволил бы им сохранить баланс между социализмом и капитализмом. Начало холодной войны также благоприятствовало развитию и внедрению идей христианской демократии, особенно в Италии и Западной Германии, в связи с традиционным противодействием христианских демократов коммунизму. Католические партии возникли в ряде европейских стран еще во второй половине XIX в. После Второй мировой войны некоторые первоначальные принципы и цели этих партий (такие, как защита церковных интересов и системы религиозного образования) сохранились. В то же время, были разработаны и новые политические принципы, а именно создание государства всеобщего благосостояния и идея европейской интеграции. Как замечает Я.-В. Мюллер, в послевоенной Европе «христианские демократы действительно стали демократами».162 Теперь в концепцию христианской демократии обязательно были включены права человека. Появление такого взгляда, не в последнюю очередь, связано с именем Ж. Маритена. В основе воззрений философа лежало понятие естественных прав человека. Ж. Маритен считал, что, ограничивая права человека на существование, на личную свободу, на самосовершенствование, на частное владение материальными благами, политическое общество само отступает, таким образом, от идеи общего блага.163 Очевидно, что соблюдение прав человека должно быть одной из основных задач христианского государства. Христианско-демократические партии, зачастую, существовали в многоконфессиональных государствах, где католицизм не был доминирующей религией (например, в Нидерландах, ФРГ, Швейцарии). И если партии Нидерландов и Швейцарии продолжили довоенные традиции и остались католическими, то Христианско-демократический союз Германии включал в себя, помимо католиков, и протестантов. Со временем, христианско-демократические партии, расширив свой электорат, превратились в массовые партии. В Скандинавских странах (Дании, Норвегии и Швеции) десятилетия после Второй мировой войны стали периодом расцвета социал-демократии, которая смогла достичь консенсуса интересов, основанных на демократических ценностях, социальной справедливости и солидарности.164 «Социальная» демократия начинала складываться в Западной Европе еще во второй половине XIX столетия под влиянием рабочих движений и социалистической идеологии. Идеология демократического социализма сформировалась под влиянием марксистской философии. Однако позднее демократический социализм отходит от классического марксизма и начинает развиваться в социалистическом направлении, предложенным О. Бауэром, Э. Бернштейном, К. Каутским, Р. Люксембург, К. Реннером. Г лавную роль в пересмотре основных принципов теории К. Маркса сыграл немецкий социал-демократ Э. Бернштейн. Он оспаривал два основных элемента ортодоксального марксизма - исторический материализм и классовую борьбу - и приводил доводы в пользу альтернативы, основанной на примате политики и сотрудничестве классов. По мнению Э. Бернштейна, общность интересов рабочих и остальной части общества, пострадавшей от несправедливостей капитализма, является естественной и должна рассматриваться как основа для союза между ними. В противовес идее К. Маркса о социалистической революции как единственном пути установления социализма Э. Бернштейн выдвигает тезис о том, что новый строй должен быть достигнут не посредством насилия, а реформаторской работой по совершенствованию политической системы, прежде всего, в вопросе укрепления и расширения демократии. Буржуазное государство может отражать интересы всего общества, если рабочий класс получает власть демократическим путем. Такая интерпретация перехода к социализму предполагала исключительно реформистскую стратегию, которую Э. Бернштейн связывал с принятием законов, не противоречащих конституции. «По существу это было фактическим обоснованием новой политической философии социал- демократии».165 Становление социальной демократии связано, прежде всего, с кризисом либеральной идеологии. Реализация либеральной демократии параллельно с индустриализацией привели к захвату политических и экономических преимуществ богатым и образованным меньшинством. Если либеральная модель в качестве основного требования выдвигает экономическую свободу, то социальная демократия основана на требовании солидарности и справедливости: «Демократический социализм стремится к самоопределению человека во всех областях его жизни. Он стремится к устранению господства, навязываемого извне, к открытию возможностей для личной ответственности; самоопределение для всех достижимо лишь через взаимную солидарность»166. Таким образом, демократический социализм стал своеобразным компромиссом между либеральной идеологией и радикальным марксизмом. В Великобритании, в отличие от других стран Западной Европы, после войны к власти пришла лейбористская партия. К. Эттли, возглавивший правительство, победил на выборах, поскольку утверждал, что лейбористская партия сможет максимально быстро восстановить Великобританию после войны. Среди его предвыборных обещаний было много чисто социальных: достижение и поддержание полной занятости населения, национализация ключевых отраслей промышленности и создание Национальной службы здравоохранения. Политика К. Эттли пыталась примирить средние классы, особенно сильно пострадавшие в ходе Войны, с новой демократией послевоенного периода, за счет создания государства всеобщего благосостояния. Основы теории государства всеобщего благоденствия, заключавшиеся в необходимости регулирования государством экономики, были разработаны британским экономистом Дж. М. Кейнсом еще в 1930-х гг., однако реализовались только после окончания Второй мировой войны. Послевоенное строительство государства всеобщего благосостояния представляло собой альтернативу социалистической экономике, своеобразный демократический ответ на коммунистическую критику капитализма. Своего расцвета государство всеобщего благосостояния достигло в Западной Европе в период послевоенной реконструкции и в Соединенных Штатах Америки незадолго до войны. Как уже упоминалось, Великая депрессия стала серьезным вызовом либеральному принципу невмешательства государства в экономику. Кризис вдохновил британского экономиста Дж. М. Кейнса на радикальный пересмотр идей классического экономического либерализма. Он утверждал, что существует золотая середина между классическим либерализмом и плановой экономикой, когда и правительство, и частные предприятия могут работать вместе. Первое государство, в котором были реализованы некоторые из идей Дж. М. Кейнса - США, где, начиная с 1933 г., проводился Новый курс Ф. Д. Рузвельта. По мнению президента Соединенных Штатов, правительство могло вылечить больную экономику и помочь людям, страдающим от ее последствий, посредством вмешательства в экономический процесс. Однако не все встретили программу по спасению экономики Ф. Д. Рузвельта одобрительно. Новые законы президента обвиняли в том, что они носят социалистический характер. Подобная реакция не вызывает удивления, так как, очевидно, что монополистам было не выгодно вмешательство государства в их сферу интересов.167 Программа Ф. Д. Рузвельта касалась нескольких вопросов: борьбы с безработицей, реформ сельского хозяйства (государственного регулирования цен на продукцию сельского хозяйства), социального обеспечения. Успех Нового курса ознаменовал собой появление принципиально нового пути развития либеральных демократий, которому последовали послевоенные европейские государства. «Тридцать славных лет», как называют период с конца 1940-х до середины 1970-х гг., позволили западной либеральной демократии обрести черты, которые сегодня кажутся неотъемлемыми чертами любой демократии: верховенство права, свободные выборы, разделение властей, система сдержек и противовесов, обеспечение личных прав и свобод, всеобщее избирательное право, равноправие мужчин и женщин, равные права людей разных национальностей, рас и конфессий. В Соединенных Штатах, например, темнокожее население добилось законов, запрещающих дискриминацию и сегрегацию по расовому признаку в государственных школах, лишь во второй половине XX в. В Испании все женщины получили право голосовать и быть избранным только в 1976 г. (до этого избирательные права имели только те женщины, которые признавались главами семейств). Конец XX столетия отметился новой демократической волной, которая была связана с крушением коммунистических режимов Восточной Европы и военных диктатур Латинской Америки. В последние десятилетия многие посткоммунистические государства прошли сложный путь установления демократических институтов и процедур. Но функционирование этих структур часто демонстрирует значительный потенциал авторитарности. В связи с этим очевидной является необходимость осмысления всего многообразия новых и разнородных социальных, экономических, политических, идеологических и психологических явлений, возникших на руинах коммунизма.168 В 1970-1980-х гг. во многих государствах Восточной Европы сложилась ситуация, в которой лояльность граждан была своеобразной платой за социальную стабильность, работу, жилье и т. д. К примеру, говоря о советском обществе, М. Н. Афанасьев пишет: «По негласному уговору, по умолчанию, «низы» прощали «верхам» превращение власти в источник индивидуальных доходов, а «верхи» прощали «низам» недисциплинированность, плохую работу на государство и нелегальную работу на себя ... Такой сговор по умолчанию действовал на всех уровнях: от бригады и цеха до страны в целом».169 1960-1970-е гг. стали временем экономического роста государств Восточной Европы и СССР. Однако уже к 1980 г. стала очевидной неэффективность коммунистической плановой экономики, которая опиралась на использование природных ресурсов и старые предприятия тяжелой промышленности. «На последнем этапе существования коммунистической системы ее основными элементами были совершенно недемократический политический механизм, нерыночный экономический механизм, государственный аппарат, координировавший и контролировавший все дела в стране, и, наконец, своего рода социальная иерархия, положение в которой определялось степенью участия во власти и 170 принадлежностью к группе, именуемой номенклатурой». В свою очередь, развивающиеся стремительными темпами информационные технологии, являющиеся неотъемлемыми компонентами современной экономики, были абсолютно несовместимы с командными началами коммунистической экономики. Попытка изменить экономическую ситуацию политическими методами была предпринята М. Г орбачевым в годы перестройки. В 1987 г. была объявлена гласность, правящая партия начала уменьшать контроль над средствами массовой информации. Новая политика Кремля предоставила возможность государствам Восточной Европы самим определять свой политический курс. В результате в 1989 г. в некоторых социалистических государствах произошли революции, изменившие их политический строй. Попытки начать реформы в странах социалистического лагеря совершались и ранее: мирная демонстрация в Венгрии в 1956 г.; «Пражская весна» 1968 г.; забастовка профсоюза «Солидарность» в Польше в 1980 г. Эти факты, по мнению А. В. Рябова, сыграли свою роль в том, что в бывшей Чехословакии, Польше или Венгрии национальный консенсус 1VI вокруг установления демократии сложился задолго до «бархатных революций». Как следствие, в государствах Центральной и Восточной Европы, в отличие от постсоветских стран, политическим изменениям предшествовала трансформация политических ценностей, что способствовало глубокой и последовательной демократизации. «Бархатные» революции прошли одновременно почти во всех странах социалистического лагеря, несмотря на разный уровень напряженности и характер противоречий. В июне 1989 г. в Польше прошли первые свободные 170 171 выборы, и профсоюзное движение Солидарность получило значительное количество голосов. В 1989 г. произошла революция в Венгрии, а уже в следующем году здесь прошли свободные выборы. На выборах в марте 1990 г. в ГДР было принято решение об объединении Германии. Революции прошли в Чехословакии и Болгарии. И только в Румынии свержение коммунистического строя произошло насильственным путем, в результате чего бывший глава Румынской коммунистической партии был расстрелян. В ходе реформ в государствах постсоветского пространства были установлены демократические институты и заложены основы рыночной экономики, благодаря чему сформировался не совсем полноценный, но все же работающий рынок. Однако изменения государственного аппарата происходили в отрыве от изменения политических ценностей населения. Несмотря на введение демократических механизмов, социальная иерархия в целом не претерпела изменений. Проблема усложнялась тем, что в процессе приватизации государственной собственности партийная номенклатура, естественно, обладала преимуществом. В условиях кризиса доверия к демократии ничего не мешало новым правящим элитам восстановить прежние авторитарные традиции (например, в Азербайджане, Белоруссии, России, Армении), но уже под новыми, демократичными лозунгами. Как следствие демократизация приостановилась в силу неравномерной концентрации ресурсов, а также еще не выработанного у граждан интереса к участию в демократических политических процедурах. Во многих посткоммунистических странах в 2000-х гг. наметился подъем агрессивного национализма и консервативного популизма, что свидетельствует о том, что демократические ценности по-прежнему не укоренились в политической культуре. Эти явления частично объясняются попытками группового самосознания и самоутверждения в мире внезапно утраченных ориентиров и 172 173 ценностей, где разрушаются традиционные модели политического 174 позиционирования. Одним из способов политической легитимации в постсоветских государствах является символическая политика «этнического геноцида». Происходящая в постсоветской России этнизация событий политической памяти не привела к конституированию национальной памяти, напротив она воспроизводит противоречия в сюжетах политического времени и поддерживает существующие политические расколы в идентичностях. Следствием этих расколов становится ксенофобия, возникающая при любых формах социальных изменений,174 175 176 что связано с разрастающимся комплексом социального недовольства, принимающего форму этнического протеста, не имеющего логического смысла. Трансформации, происходившие в посткоммунистических государствах, вызвали ожесточенные дискуссии среди политологов. Сегодня вряд ли существует единая теория, описывающая все многообразие политических, социальных, экономических и идеологических изменений, произошедших в связи с распадом коммунизма. Однако в политической науке сформировалось несколько исследовательских подходов к анализу посткоммунизма, вскрывающих его сущностные черты. С точки зрения транзитологических теорий, посткоммунизм рассматривается как состояние перехода к демократии в конце XX столетия. Согласно такому подходу, распад СССР и дальнейшее развитие России и бывших социалистических стран рассматривается как закономерный процесс перехода к демократическому устройству. Сама транзитология зарождается в 1970-х гг. в период кризиса модернизационной теории, которая получила свое развитие в 5060 гг. XX в. как результат осмысления крушения европейский колониальных империй и появления множества независимых государств в Африке, Азии, и Латинской Америке. Модернизационная парадигма предлагает рассматривать политические трансформации в их связи с переходом общества от традиционного состояния к современному. Однако, с середины 60-х гг., стало заметно нарастание критики теорий модернизации. Главным фокусом этой критики стала неспособность объяснить различия в переходных обществах, а также упрощенное представление об исторической эволюции. Причиной зарождения транзитологических теорий стал ряд крушений авторитарных режимов и последовавшими за ними попытками установления демократических институтов в странах Латинской Америки и Южной Европы. Бурное развитие теории демократического транзита связано с именами Г. О’Доннелла, Ф. Шмиттера и Л. Уайтхеда, которые в 1986 г. выпустили книгу «Переходы от авторитаризма: перспективы демократии». Классическая теория перехода гласит, что «транзит» состоит из трех стадий: либерализации, демократизации и консолидации. Либерализация предполагает прекращение репрессий и увеличение свобод в рамках существующего недемократического режима, демократизация подразумевает последующую смену недемократического режима. Большое значение приобретает заключительный этап - консолидация демократии: процесс укрепления демократических институтов, врастания демократических ценностей в сознании людей. Демократия «предполагает наличие консенсуса в обществе и оказывается работоспособной только в том случае, если большинству населения представляется полезной и в этом смысле легитимной». Консолидация приводит к укоренению в политической культуре демократических ценностей и утверждению стабильной демократии. Сбои в достижении третьей, заключительной, стадии «транзита» привели к тому, что во многих постсоветских государствах попытки демократизации сменились авторитарными тенденциями. 177 Крушение коммунистических режимов послужило стимулом к дальнейшему развитию транзитологических теорий. Стремительность разрушения авторитарных режимов, практическая синхронность демократических транзитов в этих странах вызвали многочисленные дискуссии. В результате появилось множество монографий, в которых с использованием единой концептуальной схемы исследовались причины, основные факторы и особенности демократических транзитов в Латинской Америке, Южной Европе и в странах коммунистического мира. Идея «демократического транзита» играла в посткоммунистическом мире роль компенсации за крушение идеалов социализма. Считалось, что посткоммунистические общества смогут приобщиться к 178 капиталистической экономике. Однако реальные трансформации, произошедшие в посткоммунистических государствах, не вписывались в теоретические схемы транзитологии. Почти все постсоветские государства не смогли осуществить переход на заключительную стадию «транзита». Не осуществив демократическую консолидацию, посткоммунистические страны встали на путь авторитарных или псевдодемократических режимов. Постсоциалистические экономики, в свою очередь, вошли в мировую капиталистическую систему в роли поставщиков дешевой рабочей силы и сырья, а также в качестве удобного рынка сбыта 179 западных товаров. Как результат, все более заметным становится нарастание скептицизма по отношению к идее «демократического транзита» как объяснению посткоммунистических преобразований - как среди политологов, так и среди обычных граждан. Вполне обоснована критика реального положения вещей в государствах, приобщившихся к демократии в ходе «третьей волны» демократизации: большинство из них не удовлетворяют даже минимальным критериям либеральной демократии. 178 179 Аналогично Б. Г. Капустин подвергает критике западную транзитологию. Во-первых, пишет автор в своей статье «Конец транзитологии?», идея демократического транзита слаба в концептуальном смысле, так как по существу она представляет собой новую версию теорий «модернизации», доказавших свою несостоятельность. Во-вторых, опыт российской трансформации показал неспособность транзитологической теории объяснить изменения, происходящие в России. Объектом критики является также претензия на универсальность транзитологических теорий, в основе которых лежит аксиома о неизбежности преобразования любого недемократического общества в демократическое: мир не универсален, поэтому не может быть стандартных путей развития разных государств. Действительно созданная в рамках транзитологии схема перехода от авторитаризма к демократии не является универсальной моделью демократизации. Она всего лишь эмпирически фиксирует последовательность некоторых фаз в ряде конкретных случаев успешных демократизаций в странах Центральной и Восточной Европы, Южной Европы и Латинской Америки, но не дает комплексного адекватного объяснения происходящим процессам. Взамен транзитологической парадигмы для анализа современности Б. Г. Капустин предлагает использовать методологию постмодернизма, под которой он понимает «определенный тип мысли и ее теоретические или квазитеоретические продукты, а под «постсовременностью» (русский аналог английского postmodemity) - социальную реальность, с которой мысль данного типа соотносит себя и которую стремится (по-своему) описать». В этом смысле Россию можно рассматривать уже как постсовременное, а не переходное общество. Проблематика трансформации различных политических систем остается одной из актуальных тем современной политической науки. Поскольку формальное перенятие демократических процедур не означает осуществления демократической политики на практике, транзитология более не ставит своей 180 целью создание универсальной модели демократизации. Транзит предполагает 181 множество возможных путей - как перехода, так и его результатов. Несмотря на сложность (или даже невозможность) создания единой концептуальной схемы исследования процессов формирования и эволюции демократических институтов в различные исторические периоды и в разных государствах, политическая наука, тем не менее, нуждается в комплексном исследовании демократии как исторического феномена с целью возможного прогнозирования развития демократии в будущем. В настоящем разделе исследования был проделан сравнительный и теоретический анализ генезиса, развития и трансформации демократических институтов в различные исторические эпохи. Проводимый в данном параграфе анализ недемократических режимов обладает немаловажным аспектом: как фашистские, так и коммунистические режимы могут рассматриваться как исторические феномены, которые, хотя и не изжиты до конца, более не представляют жизнеспособной альтернативы либеральной демократии, в связи с потерей ими легитимности.181 182 Тем не менее, данный факт не может служить гарантией от возникновения в будущем политических систем, обладающих признаками коммунистических или фашистских режимов. Таким образом, выделение основных элементов недемократических режимов служит как задаче исторического исследования, так и задаче прогнозирования эволюции современных политических систем. Научный анализ развития демократических институтов, в свою очередь, имеет большую значимость, поскольку предполагает одновременное выполнение нескольких основополагающих задач: а) задача теоретического анализа базовых демократических институтов; б) исторический обзор, позволяющий проследить ключевые аспекты развития демократических институтов; в) создание потенциальной теоретической базы для прогнозирования дальнейшего сценария развития демократии. Исследуя феномен демократии, важно понимать: несмотря на то, что в современных условиях, пожалуй, единственной приемлемой формой политической организации является либерально-демократическое государство, тем не менее, как справедливо отметил Дж. Сартори, ни одна конкретная демократия не может рассматриваться как чистая демократия. Соответственно, анализируя определенные исторические попытки реализации демократии, не следует питать иллюзий в поисках идеальной формы. Возможно, наиболее благоприятными для развития демократии стали десятилетия после Второй мировой войны, когда во многих западных государствах утвердились принципы государства всеобщего благосостояния. Однако этот период оказался непродолжительным: экономический кризис 1970-х гг. повлек за собой кризис демократии, ставший центральной темой политологических дискуссий на современном этапе развития науки. 183