Глава 12 ТЕОРИЯ НАРОДНОХОЗЯЙСТВЕННОГО ПЛАНИРОВАНИЯ

Первые шаги пролетарского государства основывались на программных идеях ленинских предреволюционных работ — рабочий контроль, национализация земли, банков, крупной собственности, попытка создания единого экономического центра в лице ВСНХ. В условиях всеобщей разрухи разрабатывались специальные планы по снабжению хлебом и топливом, по руководству железными дорогами, по капитальному строительству. Обобщению первых опытов внедрения планового начала в хозяйственную жизнь посвящают свои работы И. И. Скворцов-Степанов, Л. Н. Крицман, В. П. Милютин, Ю. Ларин и др. Второй съезд совнархозов (1918) и IX съезд партии (1920) специально рассматривали вопросы разработки единого хозяйственного плана.

Важное место в истории становления планирования занимают работы комиссии ГОЭЛРО, объединившей многих видных ученых и инженеров во главе с Г. М. Кржижановским. Подготовленный ею план электрификации был одобрен VIII съездом Советов (декабрь 1920). Этот документ, впечатляющий масштабами и квалификацией проведенной работы, был высоко оценен В. И. Лениным, который назвал его второй программой партии. План ГОЭЛРО представлял собой прежде всего инженерно-экономический расчет, но вместе с тем он знаменовал и определенную ступень на пути к целостной системе планирования.

В этот же период начинаются дискуссии о роли, формах и механизме реализации единого хозяйственного плана41. Высказывавшиеся идеи базировались на реалиях «военного коммунизма» и в основном не выходили за рамки его хозяйственной доктрины. Плановая система понималась как жестко централизованное натуральное хозяйство, аналогичное огромному тресту, а план — как расписание, указывающее каждому производителю все основные параметры его хозяйственной деятельности 2.

Нэп открыл новый этап в развитии теории и практики планирования. В противовес военно-коммунистической доктрине формируется принципиально иная концепция планомерности. На место представления о плане-расписании выдвигается понимание планирования как выбора оптимальной траектории движения экономики к намеченной цели. План в этой логике предполагает хозяйственную самостоятельность предприятий и их экономическую ответственность за эффективность принятых ими решений. Достижение такой системы связывалось с переходом от грубых, административных методов управления к экономическим, с отказом в перспективе от директивного характера разработок центральных плановых органов. Понятно, что с этих позиций именно нэп, легализуя рынок и внедряя хозрасчет, создавал благоприятные условия для становления действенного планирования, обеспечивал личную заинтересованность и ответственность работников, значительно упрощал проверку результативности функционирования предприятий и, следовательно, делал возможным экономическое регулирование 5.

Двадцатые годы стали наиболее плодотворным периодом в развитии теории планирования. В дискуссиях активно участвовали выдающиеся экономисты и крупные хозяйственные руководители: В. А. Базаров, Н. И. Бухарин, А. М. Гинзбург, В. Г. Громан, Ф. Э. Дзержинский, Н. Д. Кондратьев, Г. М. Кржижановский, В. В. Куйбышев, Г. Я. Сокольников, С. Г. Струмилии, Л. Н. Юровский и др. Госплан и ВСНХ, Наркомфин и Наркомзем не просто разрабатывали плановые документы в пределах своей компетенции, но выдвигали альтернативные концепции перспектив социально-экономического развития страны.

Всеобщее признание получил тогда тезис о необходимости сочетания перспективного и текущего планирования. Г. М. Кржижановским была выдвинута идея разработки единой системы, включающей генеральный (на 10—15 лет), пятилетний и годовой планы, а также конъюнктурные наблюдения. Особо подчеркивалась необходимость разграничения целей, методологии, содержания и структуры различных плановых документов 6.

Исследование проблем планирования велось в 20-е годы по всем названным направлениям. Теоретическое обоснование и практическое опробова^те получили такие методы планирования, как динамические^коэффициенты (получаемые на основе изучения фактической народнохозяйственной динамики), балансовый метод, экспертные оценки, вариантные приближения и математические модели. Обсуждались вопросы оптимальности планов, соотношения территориального и отраслевого планирования, взаимосвязь народнохозяйственного и финансового планов. Большое значение имели начатые тогда работы по составлению баланса народного хозяйства страны.

Изучение хозяйственной конъюнктуры и закономерностей развития советского хозяйства рассматривалось экономистами 20-х годов как важный элемент планирования. Поскольку же основное содержание переживаемого периода видели в восстановлении экономики и в переходе от него к реконструкции, ряд исследователей обратились к анализу «восстановительных закономерностей». Имелось в виду, что, во-первых, в период разрухи сильнее всего пострадали отрасли, наиболее сложные в техническом и организационном отношении. Во-вторых, восстановление начинается раньше в отраслях, удовлетворяющих наиболее настоятельные потребности, и при прочих равных условиях идет быстрее там, где дезорганизация была сильнее. В-третьих* на данном этапе хозяйство стремится к достижению некоторых устойчивых, эмпирически определяемых соотношений 7. Поскольку темп хозяйственного роста замедляется по мере завершения восстановительного процесса (так называемая затухающая кривая), подчеркивалась необходимость для противодействия этой тенденции перейти к реконструкции, вклад которой в экономический рост противоположен исчерпанию эффекта от восстановления 8.

Первым плановым документом, охватывающим все народное хозяйство СССР, стали подготовленные Госпланом контрольные цифры на 1925/26 г.9, авторы которых видели свою задачу в том, чтобы дать ориентировочный баланс хозяйства и наметить систему мероприятий, необходимых для реализации желательных тенденций. Методологическую базу’документа составили динамические коэффициенты, полученные из анализа восстановительных закономерностей, а также экспертные оценки и контрольные сопоставления результатов друг с другом и с довоенными данными.

Острая и многоаспектная полемика вокруг этого документа, четко поставившая ряд принципиальных вопросов и обозначившая существенные расхождения в их понимании, стала знаменательной вехой в истории планирования. Так, серьезные возражения вызвала методология контрольных цифр: авторов упрекали* в известной абсолютизации восстановительных закономерностей, использование которых не сопровождалось глубоким качественным анализом реальных социальных и экономических сдвигов. Это приводило к преувеличению роли довоенной структуры производства при определении общей тенденции развития, к механическому приложению этих закономерностей не только к отраслям, но и к различным сферам экономической жизни (например, к проблемам кредита). Обращалось внимание и на недооценку проблемы экономического равновесия, тесной внутренней взаимосвязи материально-вещественных и финансовокредитных аспектов планирования. В результате, по мнению ряда специалистов, делая упор на увязку отраслевых проектировок, авторы контрольных цифр не смогли в должной мере проанализировать воспроизводственные процессы, ответить на вопрос об источниках и формах накопления и инвестирования капитала, а выдвинутая ими концепция финансовой политики оказалась по сути своей инфляционной 10.

Особое место в становлении теории и практики планирования занимают работы над первым пятилетним планом. На протяжении 1925—1928 гг. различными группами экономистов было подготовлено несколько его вариантов. Концептуальную основу перспективного плана должен был составить курс на индустриализацию страны.

В процессе работы над первым пятилетним планом выявились глубокие расхождения между рядом ведущих экономистов в понимании роли, содержания и методологии перспективного планирования. В основе их лежал резко обострившийся с завершением восстановительного периода вопрос об источниках дальнейшего роста. Среди госплановских работников берет верх представление о том, что «творческая воля революционного пролетариата» является решающим фактором планового хозяйствования — надо только, чтобы план был сбалансирован и способен своими предначертаниями увлечь трудящихся на его реализацию. Плановые разработки начинают принимать характер подробнейших расчетов, обоснованность которых вызывала большие сомнения у многих экономистов.

В противовес указанному подходу выдвигается тезис

о необходимости при разработке перспективного, плана ориентироваться на создание благоприятны^ экономических условий для накопления и использования капитала, ставится вопрос о внедрении в хозяйственную жизнь рычагов, заинтересовывающих предприятия наиболее эффективно применять имеющиеся у них ресурсы; проблема равновесия в плановом хозяйстве занимает в этой концепции центральное положение.

Если первое направление критерий общественного прогресса связывало прежде всего с осуществлением процессов социализации (понимавшихся как торжество государственной и.кооперативной собственности на средства производства), ради чего можно пойти и на временное падение уровня развития производительных сил, то теоретики второго направления Ихменно в создании наиболее благоприятных условий для поступательного, бескризисного роста производительных сил видели решающий признак прогресса и главную задачу планового хозяйствования.

В центре полемики оказались вопросы соотношения «генетического» и «телеологического» подходов в планировании.

По мнению В. А. Базарова, «поле телеологического конструирования тем сильнее расширяется за счет генетического прогноза, чем полнее охвачена данная отрасль оперативным воздействием государства», т. е. телеологически должен разрабатываться план для национализированных отраслей'! (прежде всего промышленности), а генетически — план сельского хозяйства. При этом в силу аграрного характера развития страны на данном этапе именно генетлчески разработанный план сельского хозяйства должен составлять основу для народнохозяйственного плана и. Схожих взглядов придерживались В. Г. Громан, Н. Д. Кондратьев, Н. П. Макаров и ряд других экономистов, хотя некоторые из них и обращали внимание на известную искусственность противопоставления планирования в государственном и индивидуальном (частном) секторах 12. В их работах подчеркивалась необходимость глубокого и всестороннего анализа исходного состояния и реальных возможностей экономического развития при построении перспективных планов. На основе этих соображений Н. Д. Кондратьев и его единомышленники подвергли всесторонней критике подготовленный под руководством С. Г. Струмилина проект пя- тилетнего плана на 1926/27—1930/31 гг. Оппоненты предлагали обильные цифровые расчеты заменить более тщательной проработкой концепции экономической политики на предстоящий период, благодаря чему в плане «будет меньше предсказаний и больше указаний, что и сколько надо сделать, чтобы получить желательный эффект, и. при каких условиях это должно делаться» 13.

Со своей стороны С. Г. Струмилин обвинил оппонентов в игнорировании,директивного характера социалистического планирования, в попытках подчинить директиву прогнозу. В его понимании генетический принцип являлся в основном чертой текущего (годового), а телеологический — перспективного планирования. С. Г. Стру- милин, Р. Е. Вайсберг, Л. Д. Леонтьев и другие подчеркивали примат телеологии, понимая под этим ведущую роль директив, предуказаний, в противовес предвидению, прогнозу н.

Вопрос о соотношении генетики и телеологии, сведенный к антитезе «прогноз — директива», переместился на рубеже 20—30-х годов из сферы научных дискуссий в сферу политической борьбы. Исключительный упор на директивность как па неотъемлемую черту планового хозяйствования создавал идеологические предпосылки для отказа от курса XV съезда партии на сбалансированный экономический рост, для поворота к политике «подхлестывания» страны, обернувшейся провалами в выполнении плановых ориентиров.

На протяжении 20-х — начала 30-х годов велись также исследования по проблемам генерального плана, над которыми работали специальные комиссии под руководством П. С. Осадчего, Н. А. Ковалевского, Г. И. Ломова соответственно — в 1926—1928, 1928—1930 и 1930— 1932 гг. Особый интерес представляют в этой связи первые разработки в области экономико-математического моделирования для определения долгосрочных перспектив экономического развития, осуществленные Г. А. Фельдманом.

По мере укрепления административно-командных методов управления па рубеже 20—30-х годов радикально меняется и ситуация в науке. Многие крупные экономисты были репрессированы, а их исследования оборваны. Именно тогда произошел раскол науки на два практически не связанных друг с другом направления. С одной стороны, ведутся работы, посвященные ряду специальных вопросов планирования: использованию балансового метода, системе показателей, технологии и организации планирования, взаимосвязи его с социалистическим соревнованием и т. д. Особое место занимает подготовка второго пятилетнего плана -— одного из наиболее обоснованных плановых документов в нашей истории. Важный вклад в решение этих проблем внесли В. И. Межла- ук, Г. И. Смирнов, Н. А. Вознесенский, а ’также ряд других экономистов. С другой стороны, выходят полит- экономические исследования, в которых говорится об обусловленности планирования общественной собственно-

193

стью на средства производства, об особой роли планомерности при социализме и непосредственной связи планомерности со всеми его экономическими категориями и законами. Общей чертой работ обоих направлений является отсутствие в них критического осмысления практического опыта планового хозяйствования, что было вполне естественно в тех условиях.

В исследованиях 30-х годов стал безраздельно господствовать плановый фетишизм с присущей ему субъективистской трактовкой реальных производственных отношений и одновременно с возведением непосредственной планово-управленческой деятельности в ранг объективных экономических законов 42. Наиболее ярко это отразилось в известном положении, согласно которому планирование (или план) является экономическим законом социализма, причем в ряде выступлений он называется даже основным законом, законом движения советской экономики 15. Вместе с тем в ряде публикаций отмечается, что и само планирование базируется на некоторых внутренних закономерностях социализма, хотя анализ не углубляется дальше такой абстрактной постановки 16.

Характерной чертой работ рассматриваемого периода было также сведение анализа реальных проблем планирования к тем или иным конкретным формам хозяйствования. В сложившихся к середине 30-х годов формах планирования видят само существо плановой социалистической экономики. Формы начинают играть критериальную роль, т. е. утверждение планомерности связывается не с достижением реальной управляемости, а с охватом жесткими директивными адресными заданиями всех отраслей и сфер народного хозяйства 17.

Первое послереволюционное двадцатилетие было крайне противоречивым периодом в истории советской экономической науки. Опыты «военного коммунизма» сменились периодом глубоких исследований и разработок 20-х годов, за которыми последовали тяжелые 30-е годы. Разумеется, изучение проблем планирования не могло прекратиться полностью, но его качество всегда зависело от господствующей в,стране общественно-политической атмосферы. Вот почему развитие плановой теории оказалось к концу 30-х годов в кризисе, преодоление которого должно было стать главной задачей последующих поколений экономистов.