Глава 11 о путях и рубежах построения ФУНДАМЕНТА СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЙ экономики

Для характеристики этого нового этапа развития революционного процесса в партийных документах и в обществоведческой литературе стало применяться выражение «построение фундамента социалистической экономики», которое в различных вариантах встречается в работах В. И. Ленина 1. С конца 20-х годов термин «фундамент социализма» приобретает статус общепризнанной категории научно-теоретического и политического сознания.

В первую очередь данная категория использовалась для обозначения изменений в сфере производительных сил. Конкретно речь шла прежде всего о создании материально-технической базы социализма. Вместе с тем «фундамент социализма» как теоретическое понятие приобретает и более широкий смысл, включая не только производительные силы (причем главным образом в их вещной, объективной форме), но и всю совокупность формирующихся новых производственных отношений. Сложившиеся теоретические представления об экономике социализма, в первую очередь о характере отношений собственности, планомерной организации общественного производства и экономической роли государства послужили программой социально-экономических преобразований в 1929—1933 гг., заложив основы экономической системы, адекватной этим представлениям.

Период социально-экономической истории СССР, на протяжении которой создавался фундамент социалистического хозяйства и вырабатывалась его теоретическая концепция, хронологически может быть разделен на следующие этапы.

В 1927 г. происходит перелом в качественном и количественном соотношении развития советского хозяйства в целом и его социалистической части. В экономической литературе отмечалось, что до этого года наряду с ростом социалистического сектора одновременно происходил и рост капитализма, причем темп этого роста мало уступал, а сразу после введения нэпа» возможно, и превосходил рост, как тогда говорили, «пролетарского государственного хозяйства»2. Но в 1927 г. становится явным переход от значительного расширения капиталистического уклада к его прямому сокращению. При этом перерастание мелкого производства в крупное шло не в капиталистической, а в кооперативной форме, что уже тогда оценивалось, согласно доводам В. И. Ленина, выдвинутым в статье «О кооперации», как развитие социалистического уклада. Более быстрый рост последнего во всех формах рассматривался как выражение и подтверждение социалистического характера Октябрьской революции в экономической сфере 3.

В 1930 г. начинается, как тогда считалось, непосредственный переход к социалистической фазе развития. «Наша страна ... — отмечалось в резолюции Объединенного пленума ЦК и ЦКК ВКП(б) в декабре 1930 г., —*• вступила в период развернутого социалистического наступления, в период социализма»4. В 1932 г., по оценкам того времени, фундамент социалистической экономики уже был построен. Такая оценка носила скорее политический характер и означала, что основной вопрос переходного периода «кто — кого» решен в области экономического базиса в пользу социализма как в городе, так и в деревне. В 1937 г., к концу второй пятилетки, согласно теоретическим выводам ВКП(б), завершилось строительство экономического фундамента основ социализма. В декабре 1936 г. была принята новая Конституция СССР, в которой официально декларировалась победа социализма. XVIII съезд ВКП(б) (1939), подводя итоги выполнения второго пятилетнего плана, констатировал, что в СССР была осуществлена в основном первая фаза коммунизма, социализм 5.

С точки зрения социально-политической атмосферы, учет которой принципиально важен для изучения истории экономической мысли, все события, которыми отмечена постановка и решение теоретических задач создания фундамента социализма, могут быть сгруппированы в два периода.

съезда партии, когда разработанная под руководством И. Сталина экономическая политика завершения переходного периода, осуществления индустриализации и форсированной коллективизации крестьянского населения при ликвидации кулачества как класса с применением насильственных, принудительных мер стала рассматриваться как единственно возможная и безоговорочно правильная. Конечно, развитие экономической науки продолжалось и в этих условиях, но она утратила в значительной мере свою творческую самостоятельность. Теоретическая мысль оказалась вынужденной в первую очередь обосно вывать формируемую авторитарно-экономическую политику, не обсуждая ее правомерность, была на длительный период скована представлениями, приспособленными для решения хозяйственных и политических задач рубежа 20—30-х годов, выработанными в условиях усиливающегося культа личности Сталина.

Без учета этого момента нельзя понять направленность развития экономической мысли в рассматриваемый период. Уже в ходе решения крупномасштабных задач построения фундамента социализма все более выкристаллизовывалась социально-экономическая концепция будущего общества, складывающегося после завершения в основном переходного периода. Сутью этой концепции является установление однообразия форм хозяйствования, всеохватывающая и глубокая централизация экономической жизни на базе двух форм социалистической общественной собственности на средства производства — государственной (всенародной) и колхозно-кооперативной. Государственная (всенародная) собственность выделялась как ведущая форма социалистической собственности, занимающая господствующие позиции в народном хозяйстве.

Выделение особого этапа непосредственного создания фундамента социалистической экономики в рамках завершающегося переходного периода поставило теоретическую мысль перед вопросом о соотношении этого этапа с нэпом. В 1930 г. состоялась серия заседаний экономической секции Комакадемии, где обсуждались доклад К. Розенталя «О новом этапе нэпа» и его статья по этой проблеме, опубликованная, в журнале «Большевик». Участники обсуждения высказали свое несогласие с утверждением К. Розенталя о том, что «новая экономическая политика является «предысторией» к непосредственному социалистическому строительству во всем народном хозяйстве» 6.

Дело в том, что из такого представления К. Розенталя вытекало два его принципиальных вывода. Первый — создание фундамента социалистического хозяйства происходит за пределами нэпа, требует полного отказа от свойственных ему хозяйственных отношений. В связи с этим К. Розенталя упрекали в отходе от ленинской концепции нэпа. В. И. Ленин, как известно, полагал, что «экономически и политически нэп вполне обеспечивает нам возможность постройки фундамента социалистической экономики» 7. В ходе данной дискуссии и в других материалах того периода подчеркивалось, что этап создания фундамента социализма включает в себя и нэп, и начальные основы социализма. Так, например, Н. Вознесенский говорил о том, что реконструктивный период сочетает «последний этап нэпа и первый этап социализма»8. «Теперь наша экономика не только переходная экономика, — писал К. Бутаев. — Теперь мы вступили в период социализма и в 1931 г. завершили построение фундамента социалистической экономики»9. Такая точка зрения соот- ^стствует в общем исторической логике общественного развития, поскольку экономические (а также любые другие) формы не возникают сразу в готовом виде, они проходят постепенный процесс созревания в лоне предшествующей социально-экономической формации.

Второй вывод К. Розенталя, вокруг которого также разгорелась острая дискуссия, заключался в том, что историю становления социализма в СССР можно представить как смену этапов непосредственного и опосредованного решения этой задачи, соответственно наступления и отступления. До введения нэпа — наступление, непосредственное строительство социализма; затем следует нэп — отступление, отказ от непосредственного перехода к социализму и использование опосредующих путей; наконец, вновь наступление — этап построения фундамента нового общества, характеризующийся возвратом к политике непосредственного социалистического строительства.

Отношение к подобному выводу имеет принципиальное значение, так как он связан с оценкой существа экономической политики большевиков на всем протяжении переходного периода. Естественно, что вопросы содержания этой политики находились в центре внимания буржуазных и мелкобуржуазных авторов, представителей альтернативного большевикам взгляда на Октябрьскую революцию и ее перспективы. Последние утверждали, что военно-коммунистические методы социалистических преобразований являлись программной установкой партии как до революции, так и после ее осуществления 10.

Возможно, что выражение «непосредственный пере^ ход» использовалось В. И. Лениным в разных значениях. Но нельзя не видеть то, что и до, и после «военного коммунизма», говоря о непосредственном переходе, он имел в виду последовательное осуществление мер, все более приближающих -новое общество (отсюда, видимо, и мысль об использовании госкапитализма), а не отказ от постепенности в’преобразованиях и не курс на немедленное введение социализм-а Устраняя всякие основания для‘произвольных догадок, еще в марте 1917 г. В. И. Ленин ’Писал, что социализм «непосредственно, сразу, без переходных мер, России неосуществим, но вполне осуществим м. насущна необходим в результате такого рода переходных мер»11.

Характерно это, однако, не только для России. Последнее специально подчеркивалось в ходе рассматриваемой дискуссии.

Период построения фундамента социализма, завершающий переходный период и открывающий фазу социализма, делал очевидным, что в теоретическую схему, рассматривающую этапы переходного периода как смену непосредственного строительства социализма использованием опосредующих приемов и форм, чередованием наступления и отступления, нельзя «уложить» ни один из практически пройденных этапов. На это обращали внимание участники обсуждения доклада К. Розенталя.

Выступивший в дискуссии Е. Карпинский так возражал К. Розенталю в связи с его трактовкой нэпа: «У Розенталя волей-неволей получается (хотя он и делает ряд оговорок), что нэп был в сущности сплошным отступлением или сплошным обходным движением и только теперь мы опять осуществляем переход к наступлению на капиталистические элементы в порядке непосредственного строительства социализма. В действительности же непосредственное строительство, начавшись в первом периоде, продолжалось во втором периоде. Это, во-первых. Во-вторых, в оба периода — и особенно как раз во втором периоде — закладывался фундамент социалистической экономики» 14.

Данный подход получил подтверждение и в более поздних работах. «Основным содержанием каждого этапа (переходного периода. — Авт.), — писал Л. Гатов- скип, — являлось решение специфических для данного периода задач по строительству фундамента социалистической экономики» ,5.

Создание основы социалистической экономики вновь актуализировало вопрос об экономических преимущест вах социализма для наиболее эффективного использования их на практике. Такого рода преимущества усматривались в «уничтожении частной собственности на основные средства производства и в плановом руководстве всем хозяйством» 16. Представлялось, что этого достаточно для создания более высоких стимулов трудовой деятельности, чем те, на которых строится капиталистическое производство. Вместе с тем подчеркивалось, что данные преимущества обеспечивают более высокий темп экономического роста, исключают кризисы и диспропорции, поскольку они снимают присущий капитализму антагонизм противоречия производительных сил и производственных отношений. «Производительные силы растут ускоренными темпами, — писал Н. А. Вознесенский, — так как социалистические производственные отношения в СССР дают полный простор для такого развития»1739.

В современных обществоведческих публикациях отмечается, что в 30-х годах наукой предполагался автоматизм в обеспечении соответствия производительных сил и производственных отношений, что приводило к недооценке необходимости постоянного совершенствования производственных отношений. Такое заключение, однако, упрощает фактическое положение в области теории, существовавшее на рубеже 20—30-х годов. Действительный уровень истматовской подготовки научных экономических кадров был вполне достаточен, чтобы тезис об автоматическом соответствии производительных сил и производственных отношений не выдвигался в качестве руководящего принципа. Более того, его критиковали, предупреждая об опасности такого истолкования. Приведем в данной связи один характерный пример. «В нашем переходном строе зависимость производственных отношений между людьми от уровня развития производительных сил, конечно, не может не быть подчинена тем же закономерностям, как и во всей человеческой истории, — писал, например, Б. Борилин. — Однако здесь следует отметить некоторые дополнительные обстоятельства. Если в любом обществе производственные отношения ни в какой степени не представляют собой просто пассивную форму развития производительных сил, но обладают способностью обратного влияния на производительные силы, то особенно следует это иметь в виду в отношении нашего хозяйства. Сознательное регулирование нами отношений между людьми служит одновременно мощным рычагом нашего воздействия на движение производительных сил» 18. И это не отдельная позиция, а теоретическая линия, приверженности которой придавалось принципиальное значение.

Проблема, однако, заключалась в том, что воздействие производственных отношений на производительные силы виделось не в совершенствовании хозяйственного механизма, отработке его звеньев на основе развития самоуправления и использования материальной заинтересованности. Такая задача в условиях резко повышающегося удельного веса фонда накопления в объеме национального дохода и не могла получить сколько-нибудо серьезного практического разрешения. Поэтому тезис об отсутствии автоматизма в решении важнейших экономических задач практически означал необходимость постоянной организационной и политической работы в трудовых коллективах. Без мобилизации воли и энергии широких масс трудящихся, и в первую очередь рабочего класса, без подлинного творческого энтузиазма этих масс, без высочайшей организованности и решительности выполнение плана оказывалось под угрозой срыва. В конечном счете все дело сводилось к необходимости политического воздействия на процесс становления социалистического общества. «Построение социализма осуществляется не «самотеком», не «автоматически», — подчеркивал эту сторону дела Л. Гатовский, — а на базе руководящей и преобразующей роли партии в развитии экономики (в этом суть диктатуры пролетариата)»19. •

Таким образом, взгляд на проблему диалектики производительных сил и производственных отношений, как он сложился в процессе построения фундамента социалистической экономики, не должен упрощаться. Нельзя не видеть философскую культуру исследователей того времени, уровень которой вполне надежно защищал их от иллюзий об автоматическом соответствии производительных сил и производственных отношений при социализме. Недостаток их воззрений состоял скорее"в некон- кретности экономического мышления, в отсутствии четких представлений о формах и методах адекватной реализации верного методологического подхода к проблеме: Важным составным элементом концепции создания фундамента нового общества была теория обобществле- иия. Оценивая ее основные идеи, нельзя не отметить роль, которую в толковании этого процесса сыграли рассуждения «от противного», контрастное противопоставление капитализма и социализма. Сущность социалистического обобществления, писал М. Кривицкий, «включает и владение средствами производства коллективами производителей, и плановость производства и, следовательно, распределения»20. Социалистическое обобществление, утверждал Р. Вайсберг, сводится «к постепенному изменению производственных отношений в сторону уничтожения классового общества»21. Отсюда в качестве меры обобществления рассматривались динамика удельного веса государственной и кооперативной промышленности, торговли, кредита, масштабы кооперирования населения, рост различных форм коллективного ведения хозяйства, влияние социалистического сектора на частный в различных формах (контрактация, кредиты, налоги, цены и т. д.) 22.

Но при такой трактовке социалистическое обобществление отрывалось от своих общеэкономических черт (превращение мелкого производства в крупное, рост технологической интеграции в экономике в результате развития производительных сил) и рассматривалось исключительно со стороны социально-экономической определенности, характеризуя количественный рост социалистического сектора хозяйства. Поэтому завершение переходного периода и создание экономического фундамента нового общества связывалось с окончанием социалистического обобществления производства: «доведенное до конца обобществление превращает переходное хозяйство в социалистическое»23. С этих позиций воспринималась и коллективизация. «Сплошная коллективизация, — писал Б. Раскин, — предполагает не только объединение крестьянства в колхозы, но и включение этих, колхозов в общую систему обобществленного народного хозяйства как составную часть этого хозяйства»24. Такой же точки зрения придерживался в целом и Н. И. Бухарин. Настаивая на эволюционном пути развития, он в конце 20-х годов снял свой тезис о том, что колхозы не могут быть столбовой дорогой крестьянства к социализму.

Социалистическое обобществление имеет свои принципиальные особенности. И то, что экономическая мысль в революционное время концентрировала па них свое внимание, вполне оправданно. Но обобществление всегда сохраняет свои общие родовые признаки, без которых оно невозможно в любой общественной форме. Абсолютное противопоставление капитализма и социализма явилось причиной того, что вместе с капиталистической формой как бы отбрасывалось и общеэкономическое содержание обобществления. Такое понимание обобществления ослабляло внимание к его объективным основам, способствовало смешению обобществления с государственной централизацией, переоценке роли административных, формальных методов в трансформации необобществленного хозяйства в обобществленное.

Все это проявилось в полной мере при решении вопроса об экономической роли социалистического государства, обусловленности его превращения в единый хозяйственный центр страны. Реальная трудность заключалась здесь в том, что объективность действия экономических законов нужно было осмыслить не вне, а в связи с сознательной деятельностью общества, которое как целое представляет государство. Этот момент превращения субъективного в особый род объективного был зафиксирован в экономической литературе. Так, например, Н. А. Вознесенский писал, что «при изучении экономики социализма в центре внимания должно стоять изучение экономической политики пролетарского государства. Это вытекает из того обстоятельства, что на смену стихийным законам товарно-капиталистического общества пришли новые законы, осознанные и сознательно формулируемые пролетарским государством» 25.

Конечно, любые теоретические взгляды правильно могут быть поняты лишь в реальном контексте своего времени. Для рассматриваемого же периода интенсивных революционных преобразований характерным было огромное значение всевозможных организационных факторов. Без сильной власти центра, его способности контролировать положение на местах большевики не только не смогли бы приступить к социалистическим преобразованиям, но и удержать власть. Успешный опыт, который накапливался в этой области, создавал иллюзию, что за счет экономической централизации можно решить любые задачи.

В таких обстоятельствах превращение государства в определяющий хозяйственный субъект служило практической основой для сближения в теории категорий «субъект» и «объект», для настойчивого подчеркивания органического единства экономики и политики. Так, например, типичным для рассматриваемого времени было ут верждение, что в «плановом хозяйстве... экономика и политика представляют неразрывное единство» 26. Единство, разумеется, не только не исключает, а, наоборот, предполагает различие, противоположность и даже противоречивость своих элементов. Но в социально-экономической обстановке того времени подчеркивание единства означало их фактическое отождествление. В немалой степени подобному упрощению существующих взаимосвязей экономики и политики способствовали действительные успехи социалистического строительства. К этому подталкивало также то, что буржуазные и мелкобуржуазные экон • мисты доказывали несостоятельность плановых усилий государства, если они заключались в прямом воздействии на формирование воспроизводственных пропорций, а не были лишь отражением и прогнозом стихийного автоматизма экономической жизни. Необходимость обосновывать экономические преимущества социализма, противодействовать попыткам противопоставить теорию советской экономики теории народнохозяйственного планирования и, следовательно, активной централизующей роли государства была реальной.

Однако здесь не обошлось без типичных для того времени упрощений и преувеличений, несоответствия слов и фактического положения дел. Указание на то, что планирование опирается «на действительно существующие, материальные законы развития»27, в целом носило формальный характер и не препятствовало волюнтаристским трактовкам экономической роли социалистического государства. В крайних своих проявлениях такие трактовки порождали утверждения об отрицании в случае сознательной деятельности организованного общества объективных экономических законов, вели к признанию того, что народнохозяйственные планы «направлены против равнения на объективные законы»28, что «у нас роль субъективного фактора стала решающей» 29. В целом же нужно констатировать, что стремление ряда уче- ных-экономистов преодолеть субъективно-волюнтаристские представления об экономической роли государства в то время успеха не имело.

Фактически огосударствление экономики стало рассматриваться не только как одно из средств уничтожения причин эксплуатации человека человеком, которым, следовательно, можно пользоваться лишь в той мере, в какой не искажается цель, а в качестве самой цели. В этой связи нельзя не подчеркнуть обоснованность позиции Н. Бухарина (она актуальна и для сегодняшних дней), который писал: «У нас должен быть пущен в ход, сделан мобильным максимум хозяйственных факторов, работающих на социализм. Это предполагает сложнейшую комбинацию личной, групповой, массовой, общественной и государственной инициативы. Мы слишком все перецентрализовали... Гиперцентрализация в ряде областей приводит нас к тому, что мы сами лишаем себя добавочных сил, средств, ресурсов и возможностей, и мы не в состоянии использовать всю массу этих возможностей, благодаря ряду бюрократических преград...» 30

Переход к развернутому социалистическому строительству поставил вопрос не только о соотношении периода создания фундамента социализма с предшествующими периодами, но и о том, какие конкретные факты изменившейся социально-экономической жизни свидетельствуют о завершении переходного периода и вступлении общества в этап социализма, а также каков тот новый рубеж, к которому должно стремиться общество. Оценивая экономические воззрения того периода с позиций сегодняшнего исторического опыта, можно выделить следующие присущие им особенности.

Во-первых, в центре теоретических разработок находились насущнейшие проблемы страны (в первую очередь необходимость индустриализации), которые должны были разрешаться одновременно и в результате формирования экономического строя с характерными признаками социализма (общественная собственность, народнохозяйственный масштаб обобществления, плановость производства, активная хозяйственная роль государства). Экономические концепции, разрабатываемые советскими учеными и практиками народного хозяйства, недвусмысленно предлагали строить новую жизнь на принципиальных преимуществах социализма, а не на заимствовании и копировании досоциалистических хозяйственных механизмов.

Представляется, что в актив экономической мысли рассматриваемого периода может быть отнесено и положение о двух формах социалистической собственности, вошедшее в Конституцию СССР 1936 г. В статье 5 конституции было зафиксировано, что социалистическая собственность на средства производства в государственной (всенародной) и колхозно-кооперативной формах образует экономическую основу советского общества 31.

Прежде в произведениях научного социализма такой идеи не было. В последних работах В. И. Ленина, как известно, кооперации придавалось исключительное значение. Тем не менее и там, хотя к этому подводит весь ход ленинской мысли, кооперативная собственность еще не была признана как особая самостоятельная форма социалистической собственности, существующая наряду с общенародной собственностью, поскольку, во-первых, речь шла о кооперативном хозяйствовании в условиях, когда все средства производства принадлежат государственной власти 32, а, во-вторых, крестьянская кооперация рассматривалась как путь строительства социализма в переходный период.

Ограничение самостоятельности колхозов, узкие рамки использования кооперации в промышленности и других сферах экономики привели к тому, что в 30-е годы по существу был «заморожен» потенциал кооперативной формы собственности.

С позиций сегодняшнего дня особенно видна весьма односторонняя оценка того не лишенного глубоких противоречий результата экономического строительства, которого достигла страна. К концу второй пятилетки, подчеркнул И. В. Сталин в статье, помещенной в газете «Правда» 26 ноября 1936 г., в СССР «осуществлена в основном первая фаза коммунизма — социализм». Так появилась и сразу непререкаемо утвердилась формула, сочетающая в себе констатацию завершения переходного периода и общее определение достигнутого социально- экономического этапа — построение социализма в основном. Данная формула стала заметным явлением уже на XVII

съезде ВКП(б), о чем свидетельствует даже название, которое он получил, — «съезд победителей». На нем были выдвинуты аргументы, обосновывающие победу социализма в СССР, повторенные и развернутые затем на XVIII

съезде партии, в документы которого вошла формулировка И. В. Сталина.

Анализируя характер этих аргументов, нужно отметить, что они касались не столько полноты реализации принципов научного социализма, являющихся, по мысли классиков марксизма-ленинизма, высшей формой демократии и гуманизма, сколько эмпирического факта замены прежней капиталистической системы хозяйства новой общественно-экономической системой при почти полном исчезновении частной собственности. В докладе на XVII съезде ВКП(б) И. В. Сталин, отмечая мощный подъем экономики СССР, указал на «окончательную победу на основе этого подъема социалистической системы хозяйства над системой капиталистической как в промышленности, так и в сельском хозяйстве, превращение социалистической системы в единственную систему всего народного хозяйства, вытеснение капиталистических элементов из всех сфер народного хозяйства» 33.

Но победа социализма не исчерпывается преодолением хозяйственной многоукладное™ и возникновением экономической системы, основанной на общественной собственности. Отрицая капитализм, эта система должна наполняться адекватным ей социально-экономическим содержанием и тем обеспечить торжество социализма. В этом отличие диалектического смысла отрицания капитализма и победы социализма от метафизического истолкования этого вопроса, начало которому было положено в 30-х годах. Этот подход стал в дальнейшем источником многих ошибок при разработке вопроса об этапах экономической зрелости социализма. Жизнь показала, что наполнение социализма «родным» для него содержанием — это длительный и сложный процесс, далекий от завершения и сейчас.

Каковы же причины одностороннего подхода к оценке достижений СССР в 30-е годы? Одна из них конечно же в отсутствии опыта социалистического развития, что не могло не сказаться на уровне зрелости экономической теории, ограничивало возможности достоверного научного предвидения. «Забегание» вперед определили и успехи, достигнутые в развитии советской экономики, и стремление идеологически поддержать энтузиазм трудящихся масс, в то время как капиталистический мир был охвачен самым глубоким в своей истории экономическим кризисом. С констатации последнего обстоятельства начиналось большинство крупных партийных документов того времени 40.

Большую роль в завышении оценок достигнутых рубежей в строительстве социализма сыграло и невнимание к человеческому фактору, что имело отчасти объективные корни. Суровая необходимость достигнуть в крат чайшие сроки экономической независимости и обеспечить обороноспособность властно требовала концентрации внимания главным образом на проблеме «материально-технической базы» общественного производства. Соответственно и система централизованного планового управления в условиях экономической отсталости и крайней ограниченности ресурсов была приспособлена в первую очередь к решению технико-производственных задач, а не задач всемерного повышения благосостояния трудящихся и совершенствования социально-экономических отношений. Возник технико-экономический перекос в понимании социализма, усугубленный субъективными причинами, в силу которых специфическая ситуация «осадного положения» с ее вынужденной логикой жесткого отношения к человеку как к средству, а не цели преобразований распространялась на общее понимание его места и роли в условиях социализма. Тем самым забвению предавалась самая суть научного социализма. В общественной жизни это вело к деформации закономерно выросшей из классовой борьбы новой формы социально-экономического прогресса, к появлению противоестественного противоречия между социализмом, с одной стороны, демократией и гуманизмом — с другой.

Приходится констатировать и господство далеких от истины представлений о процессе перерастания социализма в коммунизм. Последнее логически вытекало из упрощенного понимания победы социализма. Даже отвлекаясь от того, было ли в существующей в середине 30-х годов социально-экономической ситуации оправданным безоговорочное утверждение о достижении в основном фазы социализма, нельзя не признать преждевременности того’, что еще до решения обществом своих задач на социалистическом этапе в полном объеме была поставлена качественно новая практическая задача — перехода к коммунизму. В резолюции XVIII съезда ВКП(б) отмечалось, что «СССР вступил в третьем пятилетии в новую полосу развития, в полосу завершения строительства бесклассового социалистического общества ц постепенного перехода от социализма к коммунизму, когда решающее значение приобретает дело коммунистического воспитания трудящихся, преодоление пережитков капитализма в сознании людей — строителей коммунизма»34. Несколько позже Л. Гатовский назовет еще более ранний срок начала перехода к коммунизму. По его мнению, полосу преобразований «социалистических производственных отношении в коммунистические открывает 1935 год» 35.

Помимо воспитательной работы решающее значение придавалось также развитию производственного потенциала, что, как уже отмечалось, соответствовало технико-экономическому «уклону» хозяйственной идеологии. Видный теоретик социалистической экономики Н. А. Вознесенский, выступая на XVIII съезде партии, указывал: «Третья пятилетка является крупнейшим шагом в переходе от социализма к коммунизму, в развитии технико- экономической базы коммунизма»36.

Социализм — низшая фаза коммунизма. В этом смысле строительство социализма, повышение уровня его социально-экономической зрелости есть одновременно и решение задач, приближающих высшую фазу. Но социализм и коммунизм имеют качественные отличия. И, не утвердившись окончательно на низшей фазе, нельзя без искажения смысла самого этого движения переходить к высшей. Однако оптимизм, порожденный некритической оценкой результатов экономического и культурного строительства в период 30-х годов, приводил к поразительному отходу от реальностей жизни даже крупных теоретиков. «Путь, который прошли народы Советского Союза от капиталистического рабства до победы социализма, — писал Н. А. Вознесенский, — потребовал два десятилетия. Все говорит за то, что для перехода от социализма к коммунизму в нашей стране потребуется исторически более короткий срок»37.

Теоретические взгляды, сформировавшиеся в период создания фундамента социалистической экономики, оказали сильное влияние па всю последующую историю экономической мысли. Присущий им дефицит понимания глубины и противоречивости разворачивающихся процессов, обусловленный объективными и субъективными причинами, преодолевался в дальнейшем весьма медленно и неполно. Это обусловило в итоге отставание экономической теории не только от запросов жизни, но и от уровня анализа аналогичных проблем классиками марк- сизма-ленинизма, содержательности и глубины их выводов.