>>

Отрицание буржуазными идеологами единства науки и идеологии в марксизме

Уникальная особенность марксизма состоит в том, что разработанная им научная теория общественного развития стала одновременно идеологией масс. Это неразрывное единство науки и идеологии, воплощенное в марксизме и постоянно подтверждаемое жизнью, особенно важно подчеркнуть сегодня, когда самые различные враждебные ему течения тщатся поставить ото едипство под сомнение и объявить незаконной претензией.

Эмпирическо-позити- вистские воззрения, воцарившиеся в современных буржуазных общественных науках, в принципе противопоставляют науку и идеологию. Сфера деятельности первой ограничивается, на их взгляд, описанием явлений дейст- вительности. Что же касается идеологии, то ее целью, считают сторонники этих воззрений, является преобразование господствующих отношений. То есть, по существу, наука и идеология выполняют, по их мнению, прин- ципиально отличные друг от друга функции: функцию познания мира — наука, а функцию его изменения — идеология. Особенно явно такое принципиальное противопоставление науки и идеологии сформулировал американец Д. Белл, заявив, что ученый видит свою задачу в том, чтобы познать мир, а идеолог — в том, чтобы изменить его.

Противопоставляя науку и идеологию, рассматривая их как взаимно исключающие друг друга сферы, господ- ствующие в современных буржуазных общественных науках течения, написали на своем знамени лозунг «деидеологизация» науки и «обезнаучивание» идеологии. Столь «непримиримое» противопоставление функции познания и функции изменения призвано доказать совершенно различную роль науки и идеологии и их методов. Получается, что наука но своей природе не мож-ет выступать с программой 'Коренного преобразования действительности, а идеология при обосновании необходимости революционного преобразования общества не может ссылаться на научные аргументы. Эта концепция запирает общественные пауки в клетку эмпиризма и делает их панегириками существующего положения, а идеологию она связывает лишь с субъективистско-волюнтаристским подходом.

Это мнение, получившее довольно широкое распространение среди буржуазных ученых, сформулировало следующим образом в книге Р. Е. Риса «Социальные науки л идеология»: «Концепции идеолога выходят за пределы современной действительности. Его цель — преобразование существующей жизни... Дело ученого — наблюдение за данной действительностью... Общественная наука, если она придерживается строго научных принципов, может лишь констатировать провал, крах идеологического или религиозного устремления... может констатировать, что существуют те или иные идеологические или религиозные взгляды, но реальность общественной жизни противоречит этим взглядам... Наука, используя свои собственные методы, не может ни выйти за пределы существующего общества, ни вскрыть его «смысл». Хотя общественная наука и может сделать выводы относительно преобразования человеческого общества, она не может ни потребовать этого преобразования, ни определить его направления» *. Повторяя подобные же взгляды, Л. С. Фойер определяет понятие «идеология» как «сознательную или несознательную попытку кого-либо навязать свою политическую волю существующему облику мира» 2.

Представляется совершенно очевидным, что подобного рода толкование и определение роли науки и идеологии направлено в первую очередь и главным образом против марксизма, являющегося идеологией такого революционного движения масс, которое по самой своей сути требует научного познания процессов общественного развития. Все же, кто провозглашает «деидеологизацию» науки и «обез- научивание» идеологии, пытаются найти в этом требовании неразрешимое внутреннее противоречие. Из этого вымышленного ими же самими противоречия буржуазные идеологи делают обычно два рода выводов. С одной стороны, они утверждают, что марксизм, как таковой, есть лишь идеология и потому он никак не может претендовать иа научное объяснение общественных отношений, с другой стороны, марксизм отчасти является идеологией, а отчасти — наукой. Первую точку зрения точно охарактеризовал один из главных противников концепции «конец идеологии» и один из идейных основоположников теории «новых левых»—К.

Райт Миллс: «Маркса, если его вообще признавали, рассматривали как одного из тех «общественных философов», которых представляли в справочниках как «предвестников» Истинной общественной науки. Или, если сказать еще более упрощенно, по мнению таких ученых-обществоведов, значение марксизма целиком заключается в идеологии и политике, в то время как их собственные труды в политическом отношении являются нейтральными и морально чистыми — одним словом, объективными. Общественная наука является действительно (то есть исключительно) наукой; марксизм является действительно (то есть исключительно) идеологией» 3. Вторая позиция, характеризующая марксизм как отчасти идеологию, а отчасти науку, считает в нем идеологией все то, что является выражением классовых интересов пролетариата, но готова признать наукой, или, по терминологии эмпирического релятивизма, к<рабочей гипотезой», некоторые общеметодологические приемы марксистского анализа действительности. С этой точки зрения кажется, что ни отбрасывание марксизма, ни его принятие неприемлемы, поэтому необходимо стремиться к отделению в марксизме элементов научных от элементов идеологических.

В настоящее время различного рода течения буржуазной идеологии вынуждены давать объяснение тому, ныне уже бесспорному факту, что марксизм является важнейшей и наиболее всеобъемлющей идейной движущей силой общественных преобразований современной эпохи. Самым простым и очевидным аргументом им представляется объяснение влияния марксизма путем проведения аналогии с религией. Такие взгляды имели место и раньше. В частности, известный английский экономист Дж. М. Кейтс в работе, опубликованной в 1925 г., пишет об этом в форме, отражающей еще самодовольные цастроения буржуазии середины 20-х годов: «Мы в такой степени ненавидим коммунизм как религию, что преувеличиваем его экономическую неэффективность, и на нас такое влияние оказывает это отсутствие экономической эффективности, что мы недооцениваем его как религию» 4. 30 лет спустя на фоне огромных успехов мирового социализма стало уже невозможно говорить об отсутствии у социализма экономической эффективности.

Но Арон в попытках «доказать» научную несостоятельность марксизма по-прежнему проводит аналогию с религией. «Распространение коммунистической власти точно так же не доказывает истинности теории, как и завоевания Мохамеда не доказали истинности ислама!» 5 — восклицает он.

В «марксистской эсхатологии», по уверению Арона, пролетариату выпадает роль «коллективного спасителя». «В марксизме молодого Маркса революционная миссия пролетариата вытекает из требований диалектики. Пролетариат — это тот слуга, который побеждает своего господина не только для себя, но и для всех. Он свидетель бесчеловечности и добьется человечности. Оставшуюся часть своей жизни Маркс использовал для того, чтобы путем экономического и общественного анализа найти способ возведения этой истины, заключенной в диалектике, в ранг веры» 6.

Столь примитивное объяснение влияния марксизма, однако, становится все более неприемлемым даже и для значительной части буржуазных идеологов. Так, Й. Шумпетер хотя та заявил, что «марксизм в сущностном смысле— религия», но тут же добавил, что само по себе это положение не может объяснить влияния марксизма, ибо на деле «человечество быстро забывает имена тех, кто пишет либретто для политических опер» 7. Он объясняет стабильное и усиливающееся влияние Маркса тем, что в его лице соединились гений науки и пророк религии.

Дж. Робинсон, подобно Шумпетеру, изображает марксизм как смешение науки и религии, и в своей работе «Марксизм: религия и наука» она утверждает, что усиление якобы религиозного характера марксизма объясняется его стремлением служить компасом для широкого движения масс, направленного на преобразование всех основ общественной жизни. «Упование на идеологию — путь к вере, — писала она. — А с верой развитие науки останавливается. Но так неизбежно должно произойти.

Революционное движение нуждается в вере... Научные начала марксизма неотвратимо должны были уступить дорогу религиозной вере» 8.

Ныне уже целый ряд буржуазных идеологов непреходящей заслугой Маркса считают то, что он увидел гносеологические истоки различных социальных идей в положении классов и рассматривал идеи как отражение классовых интересов.

Но это признание одновременно сопровождалось попыткой доказать разделение науки и идеологии в марксизме ссылками на самого Маркса. Наиболее видный и до сих пор наиболее влиятельный представитель такого рода интерпретаций марксизма Карл Манн- гейм выдвигает следующие доводы в их пользу: «Теперь уже не является исключительной привилегией социалистических мыслителей сводить буржуазный образ мысли к его идеологическим основам и тем самым дискредитировать его... Рассмотрение мышления и идей как идеологий открывает широкие возможпости и является слишком сильным оружием, чтобы быть постоянной монополией какой-либо одной партии. Ничто не мешает противникам марксизма и самим применять это оружие в отношении марксизма» 9. Следуя Маннгейму, Й. Шумпетер главный аргумент против марксистской концепции идеологии усмотрел в том, что Маркс, очень хорошо понимавший идеологическую сущность того образа мысли, которому он не симпатизировал, вместе с тем «был совершенно слеп в отношении идеологических элементов, имеющихся в его собственной системе» 10. А Дж. Робинсон, отмечая бесспорную заслугу марксистской концепции идеологии, вместе с тем ставит под сомнение научное значение марксизма: «Важным вкладом Маркса в развитие познания явилось его понимание идеологии — понимание того, что идеи и веры, особенно в сфере общественных наук, выражают экономические интересы... Но и сам марксизм является идеологией. А если это так, то не является ли он точно так же выразителем интересов и столь же мало частью науки, как любая другая идеология?» 11.

Исходя из такого понимания марксизма, К. Маннгейм, пытаясь преодолеть мнимую «односторонность» идеологической концепции Маркса (то есть способность выявить идеологическую сущность взглядов противника и якобы имеющуюся неспособность понять идеологическую направленность собственных взглядов), разработал так назырае- 2 Г. Рипп мую тотальную концепцию идеологии, или, иными словами, трансформировал «простую теорию идеологии» в социологию знания. За это некоторые буржуазные идеологи прямо назвали Маннгейма «истинным» и даже «завершенным» Марксом.

По мнению Маннгейма, «тотальную концепцию идеологии исследователь использует в том случае, если у него есть смелость подвергнуть идеологическому анализу не только взгляды противника, но и все взгляды, в том числе и свои собственные... С разработкой общего определения тотальной концепции .идеологии простая теория идеологии развивается в социологию знания. То, что ранее было интеллектуальным оружием одной партии, преобразовалось в метод исследования общественной и духовной истории вообще» 12.

Поскольку марксизм свое мировоззрение связал с положением и интересами определенного класса, отмечал он, постольку «не было возможности для того, чтобы социалистическое понимание идеологии развилось в социологию знания» 13. Маннгейм настоятельно подчеркивал, что теория идеологии Маркса — лишь один из источников социологии знания; по его мнению, другими источниками являются концепции «иррационализма» Ницше, Фрейда, Парето, Сореля и других мыслителей. Поэтому необходим какого-либо рода «синтез» концепции, который и осуществляется, по ето словам, в социологии знания. Осуществлять этот «сиптез» призван относительно бесклассовый слой, «социально независимая» интеллигенция», возникшая на месте изолированного некогда слоя интеллигентов 15. Этот «синтез», естественно, мог возникнуть лишь на почве полного отказа от принципа общественного детерминизма, и, несмотря на то что свой подход Маннгейм целомудренно назвал «реляционизм», стремясь формально отличить его от релятивизма, это был чистейшей воды последовательный релятивизм.

Сама возможность такого «синтеза» идеологических концепций неприемлема для марксистов потому, что этот синтез ведет к эклектическому, без всякой определенной принципиальной линии смешению взглядов, исходящих из самых различных классовых основ, и, таким образом, ставит под сомнение право на существование, более того, сомневается даже в самом существовании марксистской общественной науки. Миллс даже сформулировал это мнение, причем весьма категорично: «Ныне, однако, нет «марксистской общественной науки», которая бы. имела какое-либо интеллектуальное значение. Существует просто общественная наука. Без трудов Маркса и друтих марксистов эта наука не была бы тем, чем стала; однако лишь их трудом она не стала бы столь хорошей, какой является в действительности. Не может быть достойным ученым-обще- ствоведом тот, кто полностью игнорирует идеи марксизма, по не может им быть и тот, кто полагает, что марксизму принадлежит последнее слово. Можно ли в этом сомневаться после Вебера, Веблена, Маннгейма — упомяну лишь этих троих? Ныне мы располагаем лучшими методами для изучения и понимания человека, общества и истории, чем Маркс, но творчество упомянутых трех ученых невозможно было бы представить без трудов Маркса» 16. Признание, более того, подчеркивание идеологической сущности общественной науки у Миллса очень хорошо уживаются с вышеуказанным эклектическим пониманием самой этой науки, поскольку ее идеологическая направленность для него не является объективной и имманентно ей присущей, рассматривается как проявление субъективных морально-политических взглядов самого ученого. В своей трактовке общественной науки Миллс, следовательно, абстрагируется от объективной- классовой обусловленности связи идеологии и науки и потому не может высвободиться из ловушки субъективистского релятивизма.

| >>
Источник: Г. Рипп. ПОЛИТИЧЕСКАЯ ЭКОНОМИЯ И ИДЕОЛОГИЯ. 1977

Еще по теме Отрицание буржуазными идеологами единства науки и идеологии в марксизме:

  1. Краткий словарь терминов по теории государства и права598
  2. § 4. Формирование основ гражданского общества
  3. РАЗРЫВ С СОЦИАЛИСТАМИ. ВЫБОР «СРЕДНЕГО ПУТИ*
  4. Отрицание буржуазными идеологами единства науки и идеологии в марксизме
  5. Релятивизм в буржуазной экономической науке. Интерпретация марксизма в духе релятивизма
  6. Как нужно читать Маркса?
  7. «Неомарксистская» интерпретация отношений идеологии и науки
  8. § 4. История как объективный процесс и как результат человеческой деятельности
  9. ВВЕДЕНИЕ
  10. 1. Грамшианская теория гегемонии в перспективе современного постмарксизма
  11. Глава 10 «ТЕОРИЯ ЗАГОВОРА» И СОВРЕМЕННОЕ РОССИЙСКОЕ СОЦИОКУЛЬТУРНОЕ ПРОСТРАНСТВО
  12. ЭМПИРИЧЕСКОЕ СОЦИОЛОГИЧЕСКОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ И РАЗВИТИЕ СОЦИОЛОГИЧЕСКОЙ ТЕОРИИ
  13. ГЛАВА 1. ТЕОРЕТИКО-МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ ИССЛЕДОВАНИЯ ЛЕГИТИМАЦИИ ПОЛИТИЧЕСКОГО УПРАВЛЕНИЯ
  14. 2. ОБЩЕСТВЕННО-ПОЛИТИЧЕСКИЕ ДВИЖЕНИЯ В КОНЦЕ 80-х гг.
  15. § 2. Основные типы идеологии
  16. § 4. Немарксистский социализм: границы идеологического дискурса