2. Критика зарубежной буржуазной политической экономии

Отношение к зарубежной буржуазной политической экономии в 20—30-е годы формировалось под влиянием целого комплекса процессов, охвативших разнообразные сферы общественной жизни — политику и идеологию, экономику и социальную психологию.

Существенное влияние на появление таких исследований, на методологию критики оказали труды Н. И. Бухарина, написанные в период эмиграции (1912—1914) и изданные на родине после победы революции. Ведущую роль здесь играла популярная в то время и переведенная на многие языки книга Бухарина «Политическая экономия рантье» (1919). Признанием среди обществоведов пользовались и полемические статьи из сборника «Атака» (1924), направленные против идей Е. Бём-Баверка и Ф. Оппенгеймера.

По замыслу Бухарина, его монография должна была явиться началом серии исследований, содержащих «систематическую критику теоретической экономии новейшей буржуазии»1 с целью защитить экономические идеи марксизма и способствовать их распространению. «Политическая экономия рантье» продолжала сложившуюся в западноевропейской социалистической литературе критическую традицию, которая наиболее отчетливо была представлена работой Р. Гильфердинга «Бём-Баверк как критик Маркса» (1904). Основное внимание Бухарин сосредоточил на критике с позиций исторического материализма общеметодологических основ австрийской школы (субъективизм, индивидуализм, неисторическая точка зрения, постановка во главу угла анализа потребления), а также на доказательстве несостоятельности концепции предельной полезности в качестве альтернативы трудовой теории стоимости.

В совокупности методологических взглядов Бухарина проявлялись разнородные, неоднозначные тенденции. Находясь в эпицентре острейшей политической борьбы, он, естественно, заострял внимание на классовых, идеологических целях исследования и преимущественно сосредоточивался на проблемах, где идеологическая направленность проявлялась в наибольшей степени. Тенденция к абсолютизации классового подхода приводила Бухарина к целому ряду упрощенных трактовок. Так, исходя из роли проблемы полезности в концепциях австрийской школы, Бухарин рассматривал ее идеи в качестве «политической экономии рантье», находившихся вне процесса производства и сконцентрировавших свои интересы в основном на сфере потребления. Развивая эту точку зрения, ученик и последователь Бухарина, Д. Марецкий, утверждал, что теории австрийских экономистов являются отражением интересов как рантье, так и буржуазной интеллигенции, не занятой в производственной сфере.

Выдвинутая Бухариным при анализе методологических основ австрийской школы абсолютизация примата производства приводила к известной недооценке роли полезности в процессе формирования общественной стоимости. В то же время, будучи интеллектуалом, проявляющим живой интерес к развитию общественной мысли, Бухарин признавал определенные достижения отдельных современных буржуазных теоретиков (Р. Штольцмана, М. Вебера, В. Парето). Имея репутацию «безжалостного полемиста», Бухарин тем не менее считал, что на концепции идеологических противников надо отвечать не бранью, а сочетанием «социологической, методологической и логической критики».

Как правило, методологические принципы, свойственные работам Бухарина, в той или иной степени воспроизводились (а иногда в определенной степени и преодолевались) в трудах других марксистских авторов, которые стремились серьезно исследовать экономическую мысль Запада4. Наиболее значительные достижения в этой области были связаны с работами И. Г. Блюмина. В них автор развернул широкую панораму буржуазной экономической мысли конца XIX — первых десятилетий XX в., охватив анализом почти все ее основные направления.

Монография «Субъективная школа в буржуазной политической экономии», посвященная идеям экономического субъективизма, представляла собой капитальное исследование австрийской, англо-американской и математической школ. Блюмин подробно рассмотрел объект своего критического анализа, с глубоким знанием материала осуществил исследование рассматриваемых концепций как целостной системы идей, с их внутренней логикой, проблемами и противоречиями. Демонстрируя серьезный научный подход к анализу идей буржуазных экономистов, Блюмин отмечал: «В своей критике я исходил из следующего принципа — я пытался встать на точку зрения критикуемого автора, выяснить его основную аргументацию, выделить в последней рациональное ядро и затем показать, как и почему возникает ошибочность критикуемых положений»5. Реализация этой задачи осуществлялась в контексте анализа экономических и социально-классовых корней рассматриваемых концепций, в связи со спецификой конкретной исторической обстановки.

В своей работе И. Г. Блюмин показал, что становление и развитие субъективной школы означало существенную теоретико-методологическую и в значительной степени целевую переориентацию буржуазной экономической теории, пересмотр ее основных понятии и принципов.

В работах Блюмина критический анализ буржуазных концепций сочетался с выдвижением конструктивных идей, прежде всего в сфере методологии исследования экономической мысли. Давая свое осмысление понятия школы политической экономии, ее характерных черт и критериев, Блюмин обосновывал правомерность объединения рассматриваемых направлений в рамках субъективной школы в качестве определенной теоретико-методологической целостности. В то же время он раскрывал специфику входящих в ее состав направлений и произвел сравнительный анализ идей, выдвинутых их ведущими теоретиками. Как историк экономической мысли, Блюмин показал теоретические истоки концепций субъективной школы, проследил эволюцию ее идей и проницательно высказал ряд соображений относительно ее воздействия на последующий ход экономического анализа (влияние методологических новаций Маршалла, перспективы математического метода в экономических исследованиях и пр.).

В «Очерках современной буржуазной теоретической экономии» Блюмин дал развернутый анализ концепций социального направления.

В то же время Рубин, как и Блюмин, дал резкую критику идеалистическому наполнению этого метода, подчеркнув прежде всего неправомерность отрыва социальных форм хозяйствования от процессов развития производительных сил. Примечательно, что этот принципиально важный аспект критического анализа полностью выпал из сферы внимания тех, кто вскоре стал обвинять Блюмина в «подмене марксизма вульгарной экономией» и третировать Рубина как «социальника»-идеалиста.

С начала 30-х годов, когда окончательно утвердилось господство командно-административной системы, исключающей плюрализм мнений, в отношении немарксистской политической экономии возобладал и упрочился односторонний подход.

Культивировавшиеся представления о капитализме как «агонизирующей» и «находящейся на краю пропасти» системе (новый импульс этим ожиданиям дал кризис 1929—1933 гг.) приводили к выводу о том, что дальнейшее и, как утверждалось, регрессивное развитие буржуазного общества неизбежно сопровождается предельным обострением его противоречий и неуклонным нарастанием классовых битв. Отсюда единственной, всеохватывающей целью буржуазной политической экономии провозглашалась непримиримая борьба с революционным движением, причем формы этой борьбы трактовались узко и одномерно. Их сводили лишь к беззастенчивой апологетике, основанной на грубой лжи и «полицейских соображениях». При этом недооценивались или игнорировались такие формы защиты классовых интересов буржуазии, как поиски разнообразных средств, направленных на сглаживание наиболее острых социально-экономических конфликтов, на повышение стабильности и эффективности функционирования капиталистической экономики.

Был отвергнут принцип дифференцированного подхода к буржуазным авторам. Вся без исключения буржуазная экономическая мысль, вышедшая за пределы классической школы, относилась к вульгарной или неовуль- гарной, что являлось синонимом примитивно-поверхностной описательности, антинаучности и апологетической предвзятости, априорно ориентированной на искаженш реальной действительности. Характерно, что при этог^ предавалась забвению мысль Маркса о неправомерности «сваливать... в одну кучу с вульгарными экономистами апологетами» 8 ученых типа Джона Ст. Милля, субъек тивно честных исследователей, взгляды которых в целол отличались критическо-демократической направленно стью. В советской литературе стала превалировать абсо лютизация идущей от Бастиа, Сэя и Сениора явно вуль гарно-апологетической тенденции, направленной на за тушевывание классовых противоречий капитализма Ее не отличали от зачастую переплетавшейся с нею, но отнюдь не тождественной тенденции экономического ана лиза, которая делала основной акцент на исследовании закономерностей хозяйствования, что невозможно без опоры на объективные знания. Любым работам в рамках буржуазной политэкономии стали автоматически отказывать в статусе науки, а ее история с пострикардиан- ских времен рисовалась лишь как «путь похоронного шествия».

На страницах советских изданий утвердилось понятие кризиса буржуазной политической экономии, интерпретируемого как перманентное состояние всей буржуазной экономической мысли. Это понятие неправомерно «обобщало» тот действительный кризис ортодоксальной неоклассической теории, который развернулся в связи с событиями 1929—1933 гг. При этом наряду с реальными кризисными процессами в качестве таковых трактовались и процессы естественного обновления экономических идей, выхода на авансцену концепций, более адекватно отражающих потребность нового исторического этапа и более гибко и эффективно служащих интересам буржуазии, наконец, сам факт существования плюрализма идей, мнений и направлений. Ему противопоставлялся принцип единомыслия и монолитности взглядов в качестве проявления здоровой и жизнеспособной науки. За буржуазной политической экономией не признавалась не только познавательная, но и набиравшая все большую силу практическая, хозяйственная функция, которая объявлялась прерогативой прикладных конкретноэкономических дисциплин, развивающихся якобы в сторону «узкого эмпиризма, граничащего с делячеством»9.

Один из оппонентов Блюмина, И. Пильмейстер, писал: «Методологические исходные пункты критики нео- вульгарной экономии Блюминым ничего общего не имеют с марксизмом»10. Противопоставляя логику классовой борьбы «логике внутреннего содержания», критики Блюмина обвиняли его в приверженности к «логическому методу критики», в чем усматривался призыв к «притуплению классовой борьбы».

Многие советские экономисты стали абсолютизировать положение о том, что современная буржуазная политическая экономия концентрируется па педантичной систематизации обыденных представлений буржуа и ограничивается исключительно областью внешних кажущихся зависимостей. При подобном подходе игнорировался тот факт, что многие выступающие на поверхности экономической жизни взаимосвязи (в частности, относящиеся к сфере хозяйственного механизма) носят реальный, объективный характер и являются неотъемлемой частью системы производственных отношений, исследование которых предполагает использование различных уровней абстрактного подхода. Принципиальнейшее значение имеет и то обстоятельство, что отношения, представляющиеся лишь «внешней видимостью» при анализе проблем эксплуатации, приобретают первостепенное значение, когда речь заходит о процессах функционирования экономической системы, о вопросах рационального использования ресурсов.

Свою позицию по отношению к западной политической экономии критики оправдывали и обосновывали апелляцией к полемически заостренным цитатам из произведений Маркса и Ленина, абсолютизируя и догматизируя эти высказывания, придавая им характер вневременных истин. При этом игнорировался проявленный Марксом дифференцированный подход к экономистам пост- рикардианского периода, не принималось во внимание то, как глубоко исследовал он идеи критикуемых авторов и сколь аргументированна и конструктивна была его критика.

Создание стереотипа буржуазного экономиста как совершенного воплощения «образа врага» широко использовалось для очернительства крупнейших отечественных экономистов Н. Д. Кондратьева, А. В. Чаянова, Л. Н. Юровского и других, идеи которых формировались в тесном контакте с достижениями мировой экономической науки. Эти ученые, работы которых могли иметь большое значение для развития советской экономики, характеризовались как «авангард мировой буржуазии в ее идеологической борьбе против социализма». «Наиболее ярко выраженным буржуазным течением в СССР» объявлялась деятельность Кондратьева и близких к нему экономистов, обвинявшихся, в частности, в том, что они «в сладких грезах о былом величии буржуазной науки в России... готовы протянуть руку любой западноевропейской и американской доктрине» п.

Характерно, что, сконцентрировавшись на разоблачении идеологической функции буржуазной политической экономии, руководствуясь вульгаризированными методологическими посылками, советские экономисты 30-х годов в делом не могли эффективно, на достаточно высоком научном уровне решить эту задачу, ибо ущербные средства были не в состоянии привести к осуществлению поставленной задачи. Упрощенная, легковесная критика стала отделяться от подлинно научного исследования даже апологетических в основе своей, но далеко не всегда примитивных и однозначных теоретических построений. Его не могли заменить стереотипы пропагандистского плана, сверхэмоциональные хлесткие выражения.

В целом при господстве вульгарных установок в анализе буржуазной экономической мысли определенные успехи в области ее критики были связаны с разоблачением идеологии фашизма в его национал-социалистической форме. Это направление особенно активизировалось с начала 30-х годов, когда в него включился широкий круг экономистов (И. Г. Блюмин, Г. Гольдштейн, К. В. Островитянов, Н. Е. Сегал и др.), видевших в этом свой гражданский и профессиональный долг. Последовательную борьбу с теорией и практикой фашизма вел Н. И. Бухарин в своих выступлениях и многочисленных статьях на страницах «Известий». В качестве одной из важнейших проблем выдвигался анализ социально-классовых корней фашистской идеологии. Фашизм рассматривался как продукт кризисного развития капиталистического общества, как попытка сохранить господство буржуазии при помощи новых средств.

Анализ классовой сути фашизма как защиты интересов наиболее реакционных кругов финансового капитала сочетался с признанием массового характера его социальной базы, включавшей средние слои и часть рабочего класса. Весьма характерным для советской политико- экономической литературы было стремление (как показал опыт, не всегда достаточно обоснованное) отметить внутреннюю неустойчивость и нарастающую дестабилизацию фашистского режима. Особо подчеркивался демагогический характер концепции «национал-социализма», вскрывались ее теоретические истоки и специфика методологических принципов, отмечалась несостоятельность приемов, доказывающих гармонизацию классовых отношений в условиях «третьего рейха».

Развернутый критический анализ буржуазной политической экономии в рамках изучения истории экономических учений был осуществлен Д. И. Розенбергом. Опираясь на методологию и оценки Маркса, имея перед собой плодотворный опыт исследования И. И. Рубина,

Розенберг в «Истории политической экономии» дал систематизированную экспозицию развития экономических идей от меркантилистов до мелкобуржуазного социализма Сисмонди и Прудона 12.