<<
>>

Классовая структура индустриального общества.

Западная- цивилизация вступила в XX столетие в роли триумфатора, увлекаемая иллюзией «окончательной» победы над природой, ощущением собственной необыкновенной мощи, чувством превосходства над предыдущими поколениями.
Однако эта эйфория скрывала несоразмерность растущих технических возможностей человека и его психологических, нравственных потенций, противоречивость рационализации и секуляризации общественного сознания. Идеал раскрепощенной, независимой личности, обладающей правом на свободный поступок, торжествующей над мощью природы и стихией случая, стал характерным «портретом эпохи». Но, в действительности, индустриальная общественная модель формировала совершенно иной тип мышления и поведения. Любые элементы производственной культуры, правовых и политических отношений начинали рассматриваться не с точки зрения их «высшего» предназначения или «внутреннего» смысла, а лишь их утилитарной целесообразности, в контексте прямых функций. Техногенная цивилизация востребовала и самого человека лишь как носителя суммы определенных качеств и навыков, призванного выполнять соответствующие функции в рамках общественного механизма.

Функционализм быстро вытеснял органическое, целостное восприятие личности. Пытаясь осмыслить этот феномен, немецкий философ Фридрих Юнгер справедливо отмечал: «Ничто так точно не характеризует функциональное мышление, как полная безликость. Оно представляет собой характерное явление мира, развивающегося в сторону безликости и безобразности, в котором отношения стремятся к автономному существованию. Поэтому в функциональном мышлении заключена та сила, которая успешнее всего способствует продвижению и распространению автоматизма. За ним кроется агрессивная хватка, беспощадность которой мало кто осознает в полной мере. Это одно из самых холодных измышлений рационального ума. Весь функционализм насквозь инстру-ментален, это мышление - инструмент, применяемый для воздействия на человека.

Ведь мыслить функционально означает не что иное, как стремиться подчинить человека системе функций, превратить его самого в систему функций».

Закрепление функционального стиля мышления и социального взаимодействия вело к тому, что правовой и социальный статус человека, его самоощущение, мотивы и ценности приобретали все более формальный, надличностный характер. Впервые в истории человечества западная духовная традиция пришла к четкой диверсификации категорий «истины», «справедливости» и «красоты», породив противоестественную дисциплинарную замкнутость науки, этики и эстетики. Само социальное пространство человеческой жизни раскололось на публичную и частную сферы, «работу» и «отдых». Статусная идентификация индивида все больше зависела от его вовлеченности именно в публичную, производственную системы отношений, тогда как его личностные, ценностные устремления оказывались второстепенным, малозначимым дополнением к общественной роли. Такая двойственность порождала устойчивое ощущение изоляции, одиночества, отчуждения. Понятие «отчуждение» стало одним из центральных для европейской философии XIX в. При существенных разночтениях в его трактовке К. Маркс, С. Кьеркегор, Ф. Ницше, Г. Лебон, Г. Тард были едины в понимании отчуждения как крайней формы социального перерождения человека, потери им своей родовой сущности. Отчуждение вело к восприятию мира в качестве противостоящей враждебной среды и деформировало всю систему социализации личности. Не случайно, что философско-мировоззренческие искания на рубеже Х1Х-ХХ вв. приобрели характерное название «заката Европы», или «кризиса европейского пессимизма».

Пессимистическое провозглашение самоутраты человека в условиях индустриального общества и грядущего апокалипсиса западной цивилизации оказались не беспочвенными, но преувеличенными. В действительности формализация мышления человека и всей системы социального взаимодействия вела к складыванию весьма стройной и по-своему очень прочной модели стратификации (социальной дифференциации) общества.

Формирование групповой идентичности оказалось в прямой зависимости от отношения индивидов к средствам производства и их роли в общественном воспроизводстве. К концу XIX в. этот классовый принцип уже приобрел самодовлеющее значение и превратил социальную структуру западного общества в достаточно точный аналог индустриальной экономической иерархии с характерным для нее типом трудовых отношений и структурой собственности. Традиционные сословно-корпоративные механизмы социальной идентификации, интеграции, адаптации, теряли прежнюю силу. Потребительские стандарты и культурные предпочтения, образ жизни, уровень образования, профессиональная специализация, конфессиональная и этническая принадлежность, понятие престижа и прочие критерии статусной групповой идентичности оказывались вторичными по отношению к классовой принадлежности. В итоге индустриальная модель стратификации привела к образованию пирамидальной социальной структуры, один полюс которой образовала буржуазно-аристократическая элита, а другой - пролетарские слои населения.

Важнейшей причиной усиления классовых форм социальной стратификации на рубеже Х1Х-ХХ вв. стали и изменения во внутренней иерархии самих классов. В этот период заметно ускоряется консолидация класса буржуазии. Процесс монополизации, развитие новейших форм ассоциированного банковского капитала привели к ослаблению средней и мелкой предпринимательской буржуазии, стиранию отраслевых отличий буржуазных групп, формированию внутриклассовой олигополической элиты. Продолжался и процесс сближения буржуазных слоев со старой родовой аристократией, унификация жизненных стандартов и поведенческих стереотипов высших социальных групп, их идеологических ориентиров и духовной культуры. Все это создавало предпосылки образования единой социальной элиты, консолидации всех имущих слоев как целостного класса, обладающего общими экономическими интересами и претендующего на политическое главенство в обществе.

В структуре рабочего класса на рубеже Х1Х-ХХ вв. также произошли значительные перемены.

Из люмпенизированного аморфного слоя городской «трудовой бедноты» с недифференцированными доходами, низкой квалификацией и заработной платой, позволявшей лишь поддерживать физическое существование, рабочий класс превратился в мощную социальную группу, способную выработать собственные мировоззренческие ценности и организованно бороться за свои права. Технологическое обновление производства, внедрение конвейерной системы привело к оптимизации труда рабочих и повысило требования к их квалификации. Значительно повысился сам спрос на рабочую силу. В то же время расширение фабрично-заводского законодательства, практика коллективных договоров, рост профсоюзного движения (только за полтора десятилетия перед Первой мировой войной - в 3-7 раз) позволили рабочим значительно улучшить условия труда, организованно бороться за повышение заработной платы и даже добиться сокращения рабочего времени. В 1890-1910 гг. в ведущих странах Запада средняя продолжительность рабочей недели сократилась на 10-15 %. После Первой мировой войны происходит постепенный переход к 8-часовому рабочему дню и 48-часовой рабочей неделе, появляется практика оплачиваемых отпусков для некоторых категорий рабочих. В результате прежний революционно настроенный пролетариат, отличавшийся негативным отношением к своему социальному статусу, превращался в востребованный обществом класс наемных работников физического труда, заинтересованный в сохранении и улучшении своего социального и экономического положения.

Индустриальная модель стратификации, превратившая буржуазию и рабочий класс в базовые социальные группы общества, привела к заметному численному сокращению и снижению общественной роли традиционных средних слоев - крестьянства, ремесленников, мелких торговцев. Развитие монополистического капитализма окончательно подорвало экономические основы существования этих групп. Вместе с тем уже в первые десятилетия XX в. начался стремительный рост рыночного спроса на лиц наемного нефизического труда. С этого времени категория служащих становится основой городских средних слоев.

По сравнению с рабочими служащие обладали рядом преимуществ: более устойчивым спросом на рынке труда (в силу квалификации и образовательного уровня), меньшей продолжительностью рабочего времени, системой льгот, в том числе оплачиваемых отпусков, пенсий, пособий, относительной свободой в организации труда.

Однако они уступали рабочим по организованности в защите своих интересов. Постепенно сокращался и разрыв в уровне оплаты труда. Так, например, в США в начале XX в. заработная плата рабочих была меньше, чем' у служащих, в 2,5 раза, а к концу 1920-х гг. - только в 1,8 раз. Невысока еще была и внутренняя дифференциация служащих по уровню доходов и социально-производственному статусу. Как и рабочий класс, этот социальный слой был пока интегрирован в индустриальную производственную систему в качестве массовой наемной рабочей силы. В то же время в составе городского населения начинался постепенный рост так называемого «нового среднего класса», который заметно отличался не только привилегированным имущественным положением и значительным общественным влиянием, но и внутренней статусной дифференцированнос-тью. В 1920-х гг. к нему относили себя уже около 10% населения промышленно развитых стран. Это были, главным образом, юристы, врачи, преподаватели, а также растущий слой «белых воротничков» (высококвалифицированные инженеры, банковские клерки, служащие частных кампаний и государственной администрации).

Значительную эволюцию претерпели в этот период сельские слои населения. Крестьянство оказалось в чрезвычайно сложном положении к концу XIX в. В результате глубоких преобразований в агарном секторе, произошедших в эпоху промышленного переворота, общий объем сельскохозяйственной продукции существенно вырос. Развитие мировой транспортной системы способствовало организации широкого экспорта продовольствия из регионов, где его производство было наиболее рентабельным (американское и русское зерно, новозеландская говядина и т.д.). Это вызвало драматическое падение цен на сельскохозяйственную продукцию и начало многолетней стагнации аграрного сектора в европейских странах. Выход из кризиса мог быть найден только в коренной перестройке всей системы сельскохозяйственного производства, что в свою очередь было сопряжено с радикальными социальными изменениями. На смену традиционному крестьянству постепенно приходит фермерство.

Процесс фермеризации сохранял семейное хозяйство в качестве основной единицы сельскохозяйственного производства.

Однако его техническая и технологическая база существенно менялась - происходила механизация труда, внедрение новейшей агротехнологии. Через систему кредита фермерское хозяйство оказывалось связанным с общей структурой межотраслевого финансово-инвестиционного рынка. Организация централизованного снабжения и сбыта, развитие кооперации формируют новую систему агробизнеса. Тем самым значительно повышалась общая производительность сельскохозяйственного труда, освобождалось значительное количество рабочей силы. Это приводило к новому и самому значительному витку урбанизации, массовому оттоку населения в города. Существенно менялась демографическую модель воспроизводства сельского населения - на смену патриархальным многодетным крестьянским семьям, состоящим из нескольких поколений, приходили «малые» фермерские, включавшие, как правило, супружескую пару и несовершеннолетних детей. Все это позволяло фермерскому слою достаточно органично интегрироваться как в производственную систему, так и в социальную структуру индустриального общества.

Институт семейных отношений достаточно чутко реагировал на укрепление классовой социальной структуры общества. Уже в конце XIX в. доминирующими культурно-демографическими моделями стали так называемые «буржуазная семья» и «пролетарская семья». Буржуазная семья, как малая социальная группа, была ориентирована на воспроизводство предпринимательской мотивации и психологии, аккумулирование «семейного капитала» и блокирование чрезмерного непроизводственного потребления с помощью моральных ограничений (Макс Вебер емко охарактеризовал этот тип социальной мотивации как «протестантскую этику», хотя к началу Новейшего времени подобное поведение уже окончательно утратило конфессиональные корни). Образ жизни пролетарской семьи определялся характером психологической и физической нагрузки лиц наемного труда, способами и' размерами его оплаты. В обоих случаях быстро утрачивался патриархальный стиль внутрисемейных отношений. Главенствующее положение в семье все чаще занимал индивид, обладающий в силу рода своих занятий наиболее четким и устойчивым классовым, профессиональным статусом. В целом, социальное положение семьи все больше зависело от профессиональной занятости ее членов, а не от этнической принадлежности, вероисповедания или иных социокультурных факторов.

Уже в первой трети XX в. все эти тенденции спровоцировали обострение межпоколенных отношений - в условиях быстрой модернизации общественного производства молодежь получала дополнительные возможности для достижения социального успеха и все в меньшей степени зависела от социального статуса родителей. Огромное значение имело и массовое вовлечение женщин в общественное производство. Оно началось на фоне Первой мировой войны и продолжилось в дальнейшем. По мере приобретения женщинами равноправного профессионального статуса складывались предпосылки для тендерного «выравнивания» внутрисемейных отношений. Именно в это период возникает феминизм, представлявший собой радикальную реакцию на распад традиционной структуры семейно-половых социальных ролей.

Итак, социальная структура, сложившаяся в индустриальном обществе, носила ярко выраженный биполярный характер. На фоне сокращения численности и общественной значимости средних слоев лицом к лицу оставались два основных класса - буржуазия и наемные работники. Неизбежное в такой ситуации противостояние «имущих» и «неимущих» стало причиной острейшего общественного конфликта на рубеже Х1Х-ХХ вв. и привело к расколу мира на противоборствующие общественные системы. Особую остроту этим процессам придал и внутренний раскол западной цивилизации на «эшелоны модернизации».

<< | >>
Источник: Пономарев М. В.. История стран Европы и Америки в Новейшее время. М.: Проспект - 416 c. 2010

Еще по теме Классовая структура индустриального общества.:

  1. Классовая структура индустриального общества.
  2. Эволюция социальной структуры в зрелом индустриальном обществе.
  3. «Общество потребления» и его крах.
  4. Кризис идентичности в условиях глобализации и становления информационного общества.
  5. Типы власти в обществе
  6. Социально-политическая культура традиционного общества
  7. Политическая культура постиндустриального общества (политическая культура постмодерна)
  8. Техноструктура и новая форма фетишизации капитала
  9. Место "класса интеллектуалов" в постиндустриальном обществе: методологический аспект
  10. Типы власти в обществе
  11. ТРАНСФОРМАЦИЯ СОЦИАЛЬНОЙ СТРУКТУРЫ УКРАИНСКОГООБЩЕСТВА
  12. ПРОТИВОРЕЧИЯ РАЗВИТИЯ СОЦИАЛЬНЫХ ИНТЕРЕСОВ КЛАССОВИ ГРУПП
  13. 4. СОЦИОЛОГИЯ И ИНДУСТРИАЛЬНОЕ ОБЩЕСТВО
  14. Общество риска
  15. 1.1. Общество как «тело»: проблема определения границ
  16. Типология обществ