Эволюция социальной структуры в зрелом индустриальном обществе.

Уже к середине XX в. жесткая классовая поляризация западного общества начала сменяться дифференцированной, «многоярусной» социальной структурой, большую часть «этажей» которой заполняли представители «нового среднего класса». Эти изменения были связаны прежде всего с закреплением новых форм отношений собственности и трудовых отношений, имевших ключевое значение для системы социализации личности в индустриальном обществе.

Тенденция расширения категорий собственников появилась еще на рубеже Х1Х-ХХ вв., когда быстрое развитие акционерного капитала привело к возникновению широкого слоя мелких вкладчиков.

Внедрение «собственности работников» было не только способом повысить трудовую дисциплину и качество труда. Многие политики рассматривали эту практику как основу «третьего пути» развития (в противовес социализму и капитализму). Примером может служить претенциозная программа «ассоциации труда и капитала», выдвинутая в конце 1950-1960-х гг. голлистами во Франции. В соответствии с ордонансом 1959 г. французское правительство ввело в государственном секторе «систему участия» - участия рабочих в прибылях своего предприятия, в дивидендах от технической рационализации, в информации о рыночной стратегии предприятия. Частные предприниматели, использовавшие аналогичную практику, получали налоговые льготы. В соответствии с ордонансом 1967 г. предприятия, вступившие в систему «участия», почти полностью освобождались от государственных налогов. Схожие меры предпринимались в тот же период в ФРГ, Швеции, Бельгии.

В 1930-1960-х гг. широко распространился еще один особый тип собственнических отношений, субъектом которых наряду с индивидами выступало государство. Развитие государственной формы собственности (в рамках государственного сектора экономики), активизация бюджетной политики в самых различных сферах, прямая социальная поддержка со стороны государства тех или иных слоев населения приводили к широкомасштабному перераспределению валового дохода в общенациональных интересах.

Расширению средних слоев общества способствовало не только «размывание собственности», но и существенные изменения в структуре доходов. Имущественная дифференциация на протяжении первой половины XX в. оставалась очень зависимой от собственности на недвижимость. Причем основная часть крупных состояний была по-прежнему основана на переходящей по наследству земельной собственности. Изменения первоначально коснулись именно ее структуры - по сравнению с экономической значимостью земельных и лесных латифундий стабильно возрастала роль городской недвижимости. К середине XX в. основным источником богатства уже стала собственность на средства производства, в том числе владение предприятиями и фирмами. Само по себе это не могло существенно изменить состав высшего класса общества - крупные собственники капитала, как правило, сосредоточивали в своем владении различные формы недвижимости. Но зато решительным образом начала меняться система текущих доходов, связанных не только с личным имуществом, но и с профессиональной занятостью. Уже к 1930-х гг. стало очевидно, что классический механизм капиталистического предпринимательства, основанный на соединении функций владения и распоряжения (когда собственник сосредоточивал в своих руках и управление производством), уходит в прошлое.

В 1941 г. американский социолог Дж. Бернхем впервые развернуто обосновал понятие «менеджерской революции» - глобального переворота в социальной структуре индустриального общества, связанного с заменой класса капиталистов новой управленческой элитой. Вызвавшая оживленные дискуссии, теория «менеджерской революции» достигла пика своей популярности в 1950-х гг. и оставалась одной из доминирующих социологических концепций вплоть до 1970-х гг. Впоследствии стало очевидно, что выводы ее сторонников о необратимости все более полного отделения собственности от контроля над производством были иллюзорны. Но в то же время теория «менеджерской революции» достаточно точно отразила характерную для середины XX в. тенденцию усиления социальной роли наемного труда.

Обособление в среде наемных работников элитарных групп «управленцев» было лишь одним из проявлений быстрой дифференциации всего рынка наемной рабочей силы. Динамика этого процесса отражала устойчивый рост наукоемкое™ производства, сокращение доли физического труда, снижение спроса на неквалифицированный труд. Особенно быстро увеличивалась численность «белых воротничков» (работников преимущественно нефизического труда). Так, например, в США при общем росте численности занятых на производстве с 63 млн чел. в 1955 г. до 97,3 млн в 1980 г. доля «белых воротничков» увеличилась с 24,6 до 50,8 млн чел., а работников преимущественно физического труда - с 38,4 до 46,4 млн чел. В самой категории «белых воротничков» по своему социальному статусу, общественной активности, роли в процессе производства все более выделялись наиболее элитарные группы управленцев, служащих, представителей интеллигенции, мелких самостоятельных предпринимателей.

Научно-техническая революция предъявляла совершенно новые требования как к профессиональной подготовке, так и к психологической ориентации человека, занятого на производстве. Появилась тенденция «усложнения» рабочей силы - роста значимости профессиональной, социальной, территориальной мобильности человека, способности к активной и творческой деятельности, индивидуальной ответственности и т.д. Однако все эти изменения носили весьма локальный характер. Ими были охвачены лишь немногие категории работников. В целом же научно-техническая революция в 1950-1960-х гг. не разрушила, а лишь укрепила фордовско-тейлоровскую организацию труда. Комплексная автоматизация производства привела на этом этапе даже к относительной деквалификации той части наемных рабочих, которые были заняты в обслуживании узкоспециализированных производственных участков. При быстром увеличении интеллектуального потенциала в области проектирования и технологических разработок, большая часть производственного труда распадалась на еще более локальные, достаточно примитивные по характеру операции. Как следствие в составе рабочего класса наряду с обособлением групп высококвалифицированных рабочих, занятых в наиболее перспективных, наукоемких отраслях, сохранялось значительное число рабочих средней квалификации, работающих в условиях конвейерного производства, а также низкоквалифицированных рабочих.

В послевоенный период динамика предложения на рынке труда определялась влиянием еще нескольких факторов. Демографические потери, вызванные нарушением естественного прироста населения в 1930-1940 гг., стали ощутимы в производственной системе спустя два десятилетия. Однако за счет все более широкого вовлечения женшин в обшественное производство, значительного оттока сельскохозяйственного населения в города, высвобождения значительного количества рабочих рук в результате процесса автоматизации производства и растущего импорта рабочей силы демографический спад не принес каких-либо негативных последствий для экономики стран Запада.

Большую роль в обеспечении гибкости рынка труда сыграла активизация миграционных потоков.

Рост трудовой эмиграции и активное вовлечение женщин в различные отрасли производства способствовали стабилизации рынка труда и стали важным фактором общего экономического подъема. В то же время эти процессы еще больше усиливали дифференциацию предложения на рынке труда. К обычным критериям, образующим иерархию наемных работников (уровень квалификации, стаж работы), добавились половозрастные и этно-национальные отличия.

Дифференциация класса наемных работников и процесс «размывания собственности» вели к глубинным изменениям во всей системе стратификации индустриального общества. Прежняя пирамидальная социальная структура, где буржуазно-аристократическая элита противостояла огромной пролетарской массе, сменялась ромбовидной моделью с явным преобладанием средних слоев и сравнительно малочисленными высшими и низшими категориями населения. Более того, представители «нового среднего класса» вместе с высококвалифицированными рабочими и значительной частью фермерства составили особый социальный слой, вообще не вписывающийся в традиционную индустриальную классовую систему. Вокруг них образовывалось социальное пространство, интегрирующее образ жизни и род занятий буржуазии и наемных работников. Тем самым классовая организация начинала терять прежнюю определяющую роль в формировании социальной структуры общества. Классы сохранялись как составная часть экономического пространства, но социальный порядок начал формироваться вокруг общностей иного рода - статусных групп.

Первые шаги по диагностике и осмыслению новой модели стратификации были предприняты в 1940-1950-х гг. американскими социологами У. Уорнером, Т. Парсонсом, К. Дэвисом, У. Муром, М. Тьюменом. Это поколение исследователей рассматривало статусные группы (страты) как общности, членство в которых определяется не распространением на индивида неких формализованных критериев и признаков, а следованием самого индивида определенному стандарту поведения, его стремлением поддерживать определенный образ жизни и, в конечном счете, его собственными притязаниями на принадлежность именно к данной общности. Таким образом, новая система стратификации резко повышала значимость механизмов самоидентификации человека, его собственных социальных ориентации, психологических и мировоззренческих установок. Но в самом поведении человека и его мотивации решающее значение пока сохраняли экономические факторы, в том числе профессиональная принадлежность, уровень доходов, собственность на недвижимость и т.п. Не сразу возросла и социальная мобильность населения, способность перемещаться по ступеням социальной иерархии. Поэтому, при всей условности границ между статусными группами, в целом, в обществе сохранялась вполне определенная грань между «верхами» и «низами». Наиболее примечательным в этом отношении было положение высших слоев среднего класса. Судя по социологическим опросам, представители «высших средних» групп проявляли заинтересованность в сохранении своего статуса и распространении его на своих детей. Подобная установка всегда была характерна для высших слоев общества. Остальная же часть среднего класса, равно как и низшие группы общества, неизменно ориентировалась на повышение своего статуса в новых поколениях.