§ 3.2 Классификация правовых презумпций по характеру закрепления в норме права
Закрепление в правовых нормах презумпций может иметь косвенную или прямую форму, в связи с чем в юридической науке выделяются прямые и косвенные правовые презумпции. Критерием, положенным в основу данной классификации, является способ (форма) закрепления предположения в нормах права. К числу прямых правовых презумпций традиционно относят те, существование которых очевидно вытекает из формулировки закона. Они могут находить свое отражение в нормах права в нескольких вариациях: 1) в тексте закона, названии статей содержится сам термин «презумпция». Например, презумпция согласия на изъятие органов или тканей, закрепленная в ст. 8 Закона РФ от 22.12.1992 N 4180-1 «О трансплантации органов и (или) тканей человека»; презумпция невиновности судов, сформулированная в ст. 315 Кодекса торгового мореплавания Российской Федерации" от 30.04.1999 N 81-ФЗ, и, пожалуй, самая известная правовая презумпция - презумпция невиновности, которая нашла свое нормативное закрепление сразу в нескольких нормативных правовых актах РФ - ст. 49 Конституции РФ, ст. 1.5 Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях от 30.12.2001 N 195-ФЗ, ст. 14 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации от 18.12.2001 N 174-ФЗ. 2) в нормативном акте используются конструкции «если (пока) не доказано иное (другое)», «если докажет», «предполагается», «считается» и т.п. Примером могут служить нормы п. 2 ст. 1064 Гражданского кодекса РФ, устанавливающие презумпцию вины причинителя вреда, согласно которым лицо, причинившее вред, освобождается от возмещения вреда, если докажет, что вред причинен не по его вине. Прямые презумпции также закреплены в семейном законодательстве (например, презумпция отцовства п. 2 ст. 48 Семейного кодекса РФ). К косвенным правовым презумпциям, как правило, относят такие предположения, имеющие юридическое значение, которые, не находя непосредственного прямого закрепления в тексте закона, выводятся из его смысла путем толкования правовых норм. Такой подход к пониманию косвенных правовых презумпций видится оправданным, и разделяется в науке такими авторами как Д.М. Щекин, О.А. Кузнецова318. Отличный от классического способ формулирования презумпций в тексте закона с помощью использования термина презумпция и слов «если иное не доказано» «предполагается», «считается», не устраняет саму юридическую конструкцию презумпции. Необходимость прибегать к построению умозаключений и толкованию норм права рассматривались в науке как условия для выявления в их содержании косвенных правовых презумпций319. Формулированием и выявлением такого рода презумпций в большей степени занимаются высшие судебные инстанции, что отражается в соответствующих судебных актах. Многие косвенные правовые презумпции, имеющие в целом общеправовое значение в рамках российской правовой системы, были выведены Конституционным Судом РФ320. Среди них можно назвать презумпцию добросовестности законодателя и его приверженности общим правовым принципам321, презумпцию конституционности положений федерального законодательства322, презумпцию знания закона323 и др. Также, на сегодняшний день уже упраздненный Высший Арбитражный Суд РФ, в своем Постановлении от 12 октября 2006 г. № 53 «Об оценке арбитражными судами обоснованности получения налогоплательщиком налоговой выгоды» указал на существование в налоговом праве прямо не закрепленной в налоговом законодательстве презумпции добросовестности налогоплательщика, согласно которой предполагается, что действия налогоплательщика, имеющие своим результатом получение налоговой выгоды, экономически оправданны, а сведения, содержащиеся в налоговой декларации и бухгалтерской отчетности, - достоверны324. Такая презумпция гражданского права как презумпция морального вреда при причинении вреда здоровью была сформулирована Пленумом Верховного Суда РФ в своем Постановлении от 26 января 2010 г. № 1325. Такого рода косвенные правовые презумпции, которые получили свое право на существование с помощью высших судебных инстанций, в юридической науке также получили название «судебные» (Ю.А. Сериков326), и «презумпции судебной практики» (Д.М. Щекин327). Как представляется, выявление косвенных презумпций может происходить не только посредством официального нормативного толкования, которое дают высшие судебные инстанции. Еще одним видом юридического, но уже неофициального, толкования является доктринальное толкование, которое связано с теоретическим осмыслением норм права и юридических конструкций специалистами в области права, имея в виду представителей правовой науки, что приобретает свое значение в вопросе выявления в праве и формулирования правовых презумпций328. Осуществляя деятельность по интерпретации нормативных юридических актов, ученые-правоведы применительно к правовым презумпциям способны установить из содержания правового акта те юридические конструкции, которые основаны на предположениях и заключены в нормах правах. Вместе с тем, в этой связи может возникнуть проблема необоснованного расширения перечня явлений, которые подпадают под понятие правовой презумпции, о чем справедливо высказывались опасения со стороны некоторых исследователей329. Преодолением обозначенной проблемы, как видится, может служить только выработка в правовой науке единого подхода к пониманию правовых презумпций, уяснению вопроса об их сущности, а при признании их в качестве таковых исходить только из существенных характеристик, присущих данному правовому явлению, что на сегодняшний день пока не находит в науке однозначного разрешения. Негативное отношение в науке к косвенным презумпциям, которое обусловлено возможным не ясным и не единообразным их толкованием и применением, высказывали Е.Ю. Веденеев, Н.Н. Цуканов, О.В. Жажина, М.Н. Бронникова330. Отдельными авторами высказывалось мнение, что косвенные презумпции по своей природе носят не правовой, а фактический характер331. Тем не менее, согласимся с теми авторами, которыми констатируется положительный эффект существования в праве косвенных правовых презумпций. Их основная роль сводится к возможности использования правоприменителями в процессе доказательственной деятельности, а также к тому, чтобы по сути ориентировать законодателя на необходимость и потребность прямого закрепления косвенных презумпций. Деление правовых презумпций на прямые и косвенные стоит положительно оценить и применительно к судебному административному процессуальному праву. Порой законодательно в норме права может закрепляться не само предположение, а правило, которое из него вытекает. Свидетельством некоторых косвенных презумпций действительно могут являться указания в норме права на способ распределения доказательственных обязанностей, имеющий специальный характер и отличный от общего правила, сформулированного в процессуальном законе. Такому подходу, как представляется, соответствует выделение в судебном административном процессуальном праве правовой презумпции незаконности решений, действий бездействий органов, органов, организаций и должностных лиц, наделённых властными полномочиями и нарушающих права и законные интересы граждан и организаций, которую можно вывести посредством толкования ч. 2 ст. 62, ч.11 ст. 226 Кодекса административного судопроизводства РФ. Согласно данным нормам, обязанность доказывания законности решений, действий (бездействия) органов, организаций и должностных лиц, наделенных государственными или иными публичными полномочиями, возлагается на соответствующие орган, организацию и должностное лицо. По таким административным делам административный истец, прокурор, органы, организации и граждане, обратившиеся в суд в защиту прав, свобод и законных интересов других лиц или неопределенного круга лиц, не обязаны доказывать незаконность оспариваемых ими решений, действий (бездействия). В рамках судебного разбирательства, на лицо, обратившееся в суд, возлагается обязанность доказывания таких обстоятельств, как нарушение прав, свобод и законных интересов административного истца или лиц, в защиту прав, свобод и законных интересов которых подано соответствующее административное исковое заявление, а также соблюдение сроков обращения в суд. С учетом соответствия нормативного положения всем обязательным признакам презумпции, такой косвенный способ формулирования правовой презумпции в тексте закона, как представляется, не устраняет ее, а лишь отражает механизм ее действия. Данная правовая презумпция может быть объяснена и иным образом. Нельзя отрицать, что, издавая правовой акт, совершая действие (бездействие) субъект, наделенный властными полномочиями, утверждает наличие у себя соответствующей компетенции. В случае возникновения спора относительно незаконности реализации полномочий властного субъекта, что повлекло нарушение прав свобод и законных интересов других лиц, именно он должен доказать законность объектов оспаривания, которые ставятся под сомнение в судебном административном процессе. Вместе с тем, любое нарушение прав и свобод человек и гражданина должно быть устранено. Это распространяется и на нарушения, которые допущены субъектами, наделенными властными полномочиями. Здесь административное судопроизводство является гарантией, обеспечивающей реализацию в этой связи конституционного положения ч.2 ст. 46, согласно которому решения и действия (или бездействие) органов государственной власти, органов местного самоуправления, общественных объединений и должностных лиц могут быть обжалованы в суд. Кроме того, согласно ч. 2 ст. 55 Конституции РФ в Российской Федерации не должны издаваться законы, отменяющие или умаляющие права и свободы человека и гражданина. То есть, нарушающий права свободы и законные интересы правовой акт является незаконным, пока в судебном порядке не подтверждена его законность. Опровержение указанной презумпции связано с установлением таких обстоятельств, что решение, действие (бездействие) властного субъекта соответствует нормативным правовым актам, регулирующим спорные правоотношения и, что ими не нарушены права, свободы и законные интересы лица, обращающегося в суд за судебной защитой. Интересен тот факт, что аналогично российскому подходу в распределении доказательственных обязанностей по административным делам об обжаловании в суд решений, действий (бездействия) субъектов, обладающих властными полномочиями, следуют и процессуальные кодексы отдельных стран-членов СНГ (например, ч. 2 ст. 71 Кодекса административного судопроизводства Украины, ч. 1 ст. 51 Административно-процессуального кодекса Кыргызской Республики)332. Аргументируя возможность выделения в административном судопроизводстве указанной правовой презумпции, необходимо обратиться к научной дискуссии, существовавшей в отечественной юридической науке, по поводу выделения в данной сфере правовой презумпции, а также проследить отдельные наиболее значимые изменения в правовом регулировании осуществления правосудия по делам, связанным с обжалованием незаконных решений, действий (бездействия) субъектов, наделённых властными полномочиями. Разграничивая прямые и косвенные презумпции, И.В. Решетникова отмечает, что последние не вытекают из законодательства с той же очевидностью, что прямые правовые презумпции и зачастую устанавливаются судебной практикой. В качестве примера И.В. Решетникова приводит презумпцию добросовестности налогоплательщика в налоговом праве (п.7 ст. 3 НК РФ), относительно существования которой высказался Конституционный Суд РФ в п. 2 своего Определения от 25.07.2001 № 138-О. Далее И.В. Решетникова в качестве косвенного закрепления правовой презумпции приводит разъяснение, содержащееся в Постановлении Пленума ВС РФ от 17.03.2004 № 2, а именно то, что «при рассмотрении дела о восстановлении на работе лица, трудовой договор с которым расторгнут по инициативе работодателя, обязанность доказать наличие законного основания увольнения и соблюдения установленного порядка увольнения возлагается на работодателя» . По сути автор, избегая формулирования соответствующего названия, говорит о существовании в трудовом праве презумпции незаконности увольнения работника в случае расторжения трудового договора по инициативе работодателя. Здесь прослеживается сходный с административным судопроизводством механизм формулирования законодателем в КАС РФ правовой презумпции незаконности оспариваемого нормативного правового акта, обжалуемого в суд решения, действия (бездействия) субъекта, наделенного публичными полномочиями. Причисляя к числу косвенных презумпций те, которые, как правило, выводятся и формулируются в рамках судебной практики, а к числу прямых - презумпции, существование которых очевидно вытекает из формулировки закона, в частности, путем указания в названии конкретных статей нормативного акта термина «презумпция», или же использования конструкций «если (пока) не доказано иное (другое)», презумпцию незаконности оспариваемого нормативного правового акта, обжалуемого в суд решения, действия (бездействия) субъекта, наделенного публичными полномочиями следует отнести к презумпциям, имеющим косвенную форму закрепления в законе. На наличие указанной презумпции по сути указывает лишь установленный законодателем порядок распределения между сторонами судебного административного процесса доказательственных обязанностей, являющийся отражением действия самой презумпции. Как видится, выявлением посредством толкования норм права правовых презумпций в тексте закона, могут заниматься не только высшие судебные инстанции, такие, как Конституционный Суд РФ. Здесь свою роль играет и юридическая наука, в условиях которой исследователи, занимающиеся проблематикой правовых презумпций как в области общей теории права, так и в рамках отраслевых наук, приходят к выводу о существовании в праве косвенных презумпций. О существовании по такой категории дел как обжалование в суд действий (бездействия), решений субъектов, обладающих властными полномочиями, и нарушающих права и свободы граждан и организаций презумпции, кратко упоминалось в специальной литературе. Не указывая на название и сущность такого рода предположения, на примере такой категории дел как отказ в регистрации по месту жительства, А.В. Закарлюкой лишь был сделан акцент на его действии, которое по сути проявлялось в том, что обязанность доказать законность объекта обжалования возлагается на должностное лицо, принявшее обжалуемое решение. Само лицо, в отношении которого был осуществлен такой отказ, обязано доказать факт нарушения его прав и свобод обжалуемым решением333. Исходя из буквального толкования предложенного подхода, речь идет о презумпции незаконности актов индивидуального правоприменения и действий (бездействия) субъектов, наделенных властными полномочиями. Не аргументируя свою позицию, автор лишь указывает на существование по данной категории дел презумпции и на то, как в соответствии с ней при таких условиях распределяются доказательственные обязанности между сторонами. Краткое упоминание о наличии презумпции по делам, возникающим из публичных правоотношений (утратившая силу ст. 249 ГПК РФ - обязанности по доказыванию обстоятельств, послуживших основанием для принятия нормативного правового акта, его законности, а также законности оспариваемых решений, действий и бездействия возлагаются на субъектов, обладающих властными полномочиями и принявших данный нормативный правовой акт или совершивших обжалуемые действия, бездействия), высказывалось С.Ф. Афанасьевым, который, анализируя данную норму, пришел к выводу о существовании здесь «процессуальной презумпции вины, которую опровергают субъекты, перечисленные в приведенной статье»334. Данный подход представляется не совсем верным с точки зрения определения автором презюмируемого факта при рассмотрении судом данной категории дел об оспаривании нормативных правовых актов, обжаловании решений, действий (бездействия), поскольку юридически значимым более правильно считать юридический факт незаконности оспариваемых нормативных правовых актов, решений, действий (бездействия). Когда основания для вынесения оспариваемых нормативных правовых актов, решений, совершения обжалуемых действий (бездействия) отсутствовали, с точки зрения предмета доказывания нас интересует не вина органов государственной власти, органов местного самоуправления, должностных лиц и муниципальных служащих, а факт незаконности. В свое время, в период регламентации производства по делам, возникающим из публичных отношений подразделом III ГПК РФ, о необходимости закрепления в законодательстве процессуальной правовой презумпции незаконности обстоятельств, послуживших основанием для принятия оспариваемого нормативного акта, оспариваемых решений, действий (бездействия) органов государственной власти, местного самоуправления, их должностных лиц и служащих высказывала мнение Е.А. Нахова335. Однако, позиция, высказанная автором, по обоснованию законодательного введения последней презумпции, как представляется, носит двусмысленный характер. Так, Е.А. Нахова вначале пишет, что в п.1 ст. 249 ГПК РФ «Распределение обязанностей по доказыванию по делам, возникающим из публичных правоотношений» необходимо законодательно ввести презумпцию незаконности обстоятельств, послуживших основанием для принятия оспариваемого нормативного акта, оспариваемых решений, действий (бездействия) органов государственной власти, местного самоуправления, их должностных лиц и служащих. Вышеуказанная презумпция учитывается только по делам, возникающим из публичных правоотношений. Далее автором указывается, что норма п.1 ст. 249 ГПК РФ содержит не презумпцию, а нормативно установленные правила распределения обязанностей по доказыванию336. К похожему выводу относительно необходимости закрепления презумпции незаконности нормативных правовых актов, решений, действий (бездействия) публичных субъектов еще в период действия ст. 249 ГПК РФ, предусматривающей порядок распределения обязанностей доказывания по делам, возникающим из публичных правоотношений в судах общей юрисдикции (ныне - ч. 2 ст. 62 КАС РФ), приходили исследователи в рамках анализа судебной практики международных и национальных судов по конкретным категориям споров. Так, О.В. Макаров задается вопросом, значит ли возложение обязанности по доказыванию законности нормативного правового акта, решений, действий (бездействия) публичного органа их незаконность? Автор высказывается о том, что из ст. 249 ГПК РФ такой презумпции не вытекает, в связи с этим законодательная регламентация данной нормы нуждается в реформировании с целью закрепления в тексте закона презумпции незаконности данных объектов оспаривания. Кроме того, О.В. Макаров предлагает дифференцировать такое законодательное реформирование в части установления презумпции незаконности нормативных правовых актов, решений, действий (бездействия) не по всем, а лишь по отдельным категориям правовых споров, без указания таковых337. Анализируемая правовая презумпция отдельными процессуалистами рассматривается в качестве специального правила распределения доказательственных обязанностей (исключения из общего правила) (О.В. Баулин, М.К. Треушников, И.В. Решетникова). По мнению О.В. Баулина, освобождение лица, в отношении которого совершено обжалуемое действие (бездействие) или вынесено решение, нарушающее его права, от обязанности доказывать их незаконность и возложение обязанности доказывания противоположного на публичного субъекта не дает оснований полагать о существовании здесь презумпции незаконности. В данном случае законодателем не формулируется никакого предположения в праве. Менее того, такого рода предположение незаконности в действиях (бездействиях), решениях органов и должностных лиц, по замечанию автора, «лишено здравого смысла и права на существование не имеет»338. Негативный взгляд на презумпцию незаконности правового акта высказывался и относительно ее распространения в рамках конкретных отраслей публичного права, такой как налоговое право339. О.В. Баулин высказывается об отсутствии в данной сфере какой-либо презумпции, и рассматривает такую конструкцию (в виду отсутствия в ней формулировки предположения) в качестве специального доказательственного правила, перераспределяющего обязанности доказывания, которое не является ни презумпцией законности, ни презумпцией незаконности действий (бездействия), решения властных субъектов340. Схожей позиции относительно рассматриваемой категории дел, регламентация доказывания по которой ранее осуществлялась ч. 2 ст. 6 Закона РФ от 27.04.1993 N 4866-1 «Об обжаловании в суд действий и решений, нарушающих права и свободы граждан», придерживается М.К. Треушников, который рассматривает данную норму как содержащую иной, отличный от общего, способ распределения обязанностей по доказыванию341. Здесь прослеживается преемственность в подходе к регулированию вопросов доказывания по делам, возникающим из публичных правоотношений, между вышеуказанным и утратившим силу Законом и действующим КАС РФ, АПК РФ. В условиях современного правового регулирования административного судопроизводства, связанного, в частности, с принятием КАС РФ, сходная позиция прослеживается в специальной научной (И.В. Решетникова) и учебной юридической литературе342. Как указывает И.В. Решетникова, по делам об оспаривании нормативных правовых актов, решений, действий (бездействия) органов, организаций и должностных лиц, наделенных государственными или иными публичными полномочиями (ч.2 ст. 62 КАС РФ) законодателем предусмотрено исключение из общего правила об обязанности по доказыванию. Данный подход к распределению обязанностей по доказыванию связан со стремлением защитить истца, являющегося в административном деле «слабой стороной»343. Позволяя себе не согласиться с обозначенным подходом ученых, стоит отметить, во-первых, то, что выявление презумпций в праве не всегда может сопровождаться очевидностью их существования. В данном случае, как представляется, необходимо исходить из существенных характеристик, присущих любым правовым презумпциям и того действия, которое они оказывают на процесс доказывания. Формулирование законодателем лишь механизма действия правовой презумпции не может однозначно свидетельствовать об отрицательном решении вопроса о наличии презумпции и по сути близко к такому признанному в науке способу их закрепления, как косвенный. Отсутствие в тексте закона формулировок относительно наличия именно предположения не означает отсутствия презумпции. Отличный от классического способ формулирования презумпций в тексте закона с помощью использования термина презумпция и слов «если иное не доказано» «предполагается», «считается», в данном случае не устраняет саму юридическую конструкцию презумпции. Необходимость прибегать к построению умозаключений и толкованию норм права рассматривались в науке как условия для выявления в их содержании косвенных правовых презумпций344, что применимо и к анализируемой презумпции в административном судопроизводстве. Интересным также представляется мнение, высказанное в цивилистической науке В.О. Ойгензихтом, что отсутствие в норме права даже указания на распределение доказательственного бремени все равно позволяет говорить о потенциальной возможности существования презумпций в праве. В отношении таких правовых презумпций усложняется формулирование вывода об их наличии из нормы права, в связи с чем в понимании ученого они являются скрытыми правовыми презумпциями - разновидностями косвенных345. Рассматриваемое правило ч. 2 ст. 62, ч. 11 ст. 226 КАС РФ представляется целесообразным признавать в качестве презумпции в связи с тем, что при разрешении соответствующей категории дел имеется хоть и в неопределенной степени, но все же вероятность того, что оспариваемые решение, действие, бездействие органов и должностных лиц, наделенных властными полномочиями, в действительности являлись незаконными, что согласуется с такой существенной характеристикой правовых презумпций как вероятность вывода об объекте предположения. Кроме того, здесь сохраняется такой признак правовой презумпции как нормативность, которая проявляется в закреплении в тексте закона механизма ее действия при рассмотрении и разрешении соответствующего дела в суде. Факт обращения лица за судебной защитой с целью восстановления нарушенных прав обжалуемым действием (бездействием), решением связан с фактом презюмируемым - незаконностью объектов обжалования346. Сохраняется и возможность опровержения презюмируемого факта, которая с позиций юридической техники строится законодателем как прямое указание о возложении обязанности доказывания законности действий (бездействия), решения на орган, должностное лицо, обладающие властными полномочиями. Предполагаемый факт будет считаться установленным при соблюдении со стороны административного истца иных требований к распределению доказательственных обязанностей, а также недоказанности законности со стороны ответчика. В правовой доктрине верно отмечается, что презумпции в праве носят двойственный характер, поскольку одновременно являются и процессуальным правилом, устанавливающим особый порядок распределения обязанностей по доказыванию, и предположительным выводом о существовании определенного факта, события, действия, состояния. Причем способы формулирования в нормах права презумпций могут варьироваться в зависимости от указания в законе либо на обе обозначенные стороны презумпции (что является обычным, но не всегда постоянным), либо на одну из них. В качестве примера, когда в правовой норме закрепляется как специальное правило распределения доказательственных обязанностей, так и предположение, называется презумпция вины родителей при ответственности по сделкам малолетнего, где содержится и предположение об ответственности родителей, и доказательственное правило о том, что тяжесть доказывания факта нарушения обязательства не по их вине возлагается на них (ст. 28 ГК РФ). Как противоположный пример формулирования презумпции с наличием лишь одного элемента рассматривается правило ч. 1 ст. 152 ГК РФ, в которой отсутствует указание на предположение о несоответствии действительности сведений, порочащих честь, достоинство и деловую репутацию, однако есть доказательственное правило, согласно которому бремя доказывания соответствия действительности порочащих сведений возлагается на лицо, их распространившее347. Еще в дореволюционной литературе высказывалось мнение о том, что правовая природа обязанностей по доказыванию совпадает с презумпциями (по терминологии автора - законными предположениями)348. Данный подход представляется верным и наглядно подтверждает, что указание в нормах ч. 2 ст. 62 КАС РФ и ч.11 ст. 226 КАС РФ лишь на особый способ распределения доказательственных обязанностей в отсутствии формулировки самого вероятного предположения не устраняет презумпцию незаконности обжалуемых действий (бездействия), решений, субъектов, обладающих властными полномочиями, а является особым способом нормативного закрепления презумпции, при котором в тексте закона отражается только одна сторона презумпции как правового явления. В качестве контраргумента относительно существования презумпции незаконности решений, действий (бездействия) в административном судопроизводстве можно рассматривать тезис о том, что такая презумпция не отражает «обычный порядок вещей и явлений», не является следствием наблюдения за повторяющимися событиями и результатом их устойчивой связи. Не выделяя в настоящей работе данный признак в качестве существенного для категории общего предположения, являющегося родовым понятием для правовой презумпции, о чем было рассмотрено ранее, все же рационально обосновать этот контраргумент применительно к анализируемой презумпции. С точки зрения данной характеристики, незаконность в действиях, решениях властных субъектов, должна обладать свойством постоянности, носить устойчивый и в целом неизменный характер. Вместе с тем, не верным было бы утверждать, что в действительности деятельность властных субъектов постоянно является незаконной, нарушающей права и свободы граждан и организаций. Это противоречит самой сути правового государства и принципу законности, как основополагающим началам российской правовой системы. В этой связи надо сказать, что предположение незаконности действий, бездействий публичных субъектов обладает по сути признаком исключительности, а не является предположением, обладающим характером постоянности. В этой связи, Д.М. Щекин, считавший, что именно высокая степень вероятности не является обязательной характеристикой правовой презумпции, указывал на тот факт, что, например, презумпция законности индивидуального акта правоприменения также не всегда и не во всех сферах обладает высокой степенью вероятности, приводя в качестве примера существование на практике довольного большого числа случаев вынесения налоговыми органами незаконных решений, например по причине произвольного толкования ими налогового законодательства349. А это значит, что ключевой чертой данной презумпции является вероятность вообще, а не ее степень, а также она не обязательно должна отражать «обычный порядок» вещей и явлений в действительности, а носит, наоборот, исключительный характер. Неверным было бы делать вывод о том, что наиболее вероятным при рассмотрении судом данной категории дел было бы установление юридического факта незаконности обозначенных объектов оспаривания или обжалования. Наоборот, с точки зрения действия общеправового принципа законности и учреждения в нашей стране правового государства, целесообразным было бы предполагать законность нормативных правовых актов, решений, действий (бездействия) властных субъектов, о чем в специальной литературе отмечалось отдельными авторами350. Вместе с тем, установление в нормах права именно такой презумпции можно расценивать как стремление законодателя защитить наиболее слабую сторону в административных (в широком смысле) правоотношениях и облегчить тем самым ее доказательственную деятельность при разрешении спора в суде. Будучи своего рода правовой гарантией защиты прав граждан и организаций от незаконных действий (бездействий) публичной власти, презюмируемый факт в рамках данной презумпции не носит постоянный характер и не свидетельствует о том, что незаконность в действия органов государственной власти и органов местного самоуправления является настолько повсеместной и обычной, что законодатель установил это в качестве презумпции. Здесь решающее значение имеет необходимость защиты «слабого» субъекта, чьи права, свободы и законные интересы были нарушены, что в рамках осуществления административного судопроизводства реализуется посредством распределения с помощью указанной презумпции доказательственных обязанностей специфичным способом. Вместе с тем, отсутствие признака постоянности не исключает как представляется существование данной презумпции, а лишь подчеркивает ее особый характер по сравнению с иными общепризнанными презумпциями, действующими в материальных и процессуальных отраслях российского права. Данная презумпция в административном судопроизводстве является маловероятной (квазипрезумпцией) и сформирована законодателем как правовой механизм защиты интересов слабой стороны в административных и других публичных правоотношениях. По мнению Ю.А. Серикова, квазипрезумпции ... по сути являются искусственно сформулированными предположениями, нацеленными на защиту социальных интересов351. Есть мнения и о наличии в административном судопроизводстве прямо противоположной презумпции - презумпции законности решений, действий (бездействия) субъектов, наделенных властными полномочиями, о чем в науке гражданского процесса также было высказано мнение (Ю.А. Попова352). Указанная Ю.А. Поповой презумпция по сути является проекцией общеправовой презумпции истинности государственного акта на сферу судопроизводства. Вместе с тем, выделение презумпции законности действий (бездействия), решений органов и должностных лиц не согласуется порядком распределения обязанностей по доказыванию, который использовал законодатель, и которые по сути должны отражать механизм действия самой презумпции. Если вести речь о презумпции законности, почему тогда обязанность ее доказывания все равно возлагается на ответчика - орган власти или должностное лицо? Исходя из сущности презумпций, в таком случае презюмируемый факт изначально считался бы установленным, должен быть принят без доказывания, если он не был опровергнут в установленном законом порядке (при наличии факта- основания презумпции). В нашем случае имеет место противоположный порядок, связанный с возложением доказательственной обязанности законности обжалуемых действий (бездействия), решения на властного субъекта материального правоотношения, являющегося ответчиком в процессе. Схожая позиция высказывалась авторами относительно административного судопроизводства в судах арбитражной системы. Однако такая юридическая конструкция, которая влияет на распределение доказательственных обязанностей при разрешении дел об оспаривании нормативных правовых актов, решений, действий (бездействия) органов публичной власти и их должностных лиц, рассматривается в качестве «презумпции доказывания законности» соответствующих объектов оспаривания353. В данном случае, помимо уже отмеченного выше возражения относительно отсутствия в условиях, установленной законом презумпции законности объектов обжалования, позволим себе не согласиться с используемой терминологией. Использование словосочетания «презумпция доказывания» не согласуется с сущностью правовых презумпций как юридических конструкций, в основе которых лежит предположение о наличии конкретного юридического факта и по сути ведет к смешению распределения доказательственных обязанностей, отражающих механизм действия презумпции, и правовой презумпции как юридически- значимого предположения. В этой связи представляют интерес следующие рекомендации, выработанные научно-консультативными советами при ФАС Западно-Сибирского и ФАС Уральского округа: «Если при принятии ненормативного правового акта государственным органом или органом местного самоуправления допущены существенные нарушения законодательства, такой ненормативный правовой акт суд может оценить как не имеющий юридической силы и не подлежащий применению при рассмотрении спора. К существенным нарушениям, в частности, могут быть отнесены случаи, когда: - ненормативный акт принят в нарушение запретов, установленных императивными нормами (например, предоставление в собственность земельных участков, изъятых из оборота, предоставление земельного участка с нарушением целевого использования земель, предоставление земельного участка лицу, которое не названо законом в качестве возможного обладателя соответствующего права); - ненормативный акт ограничивает права гражданина или юридического лица, гарантированные законом (например, исключительное право на приватизацию земельных участков или приобретение права аренды земельных участков собственником зданий, строений, сооружений); - ненормативный акт принят государственным органом или органом местного самоуправления с превышением компетенции»354. Интересно отметить, что практика арбитражных судов в целом выработала подход, согласно которому акты публичной власти, противоречащие законодательству, выступающие основанием возникновения гражданских прав, поставлены в один ряд с ничтожными сделками и не подлежат применению независимо от того, предъявлялись ли требования о признании акта недействительным355. В результате проведенного анализа, следует отметить, что данная классификация правовых презумпций по характеру их закрепления в норме права, как таковая, в наибольшей степени позволяет говорить о существовании правовых презумпций в административном судопроизводстве вообще, поскольку прямая форма их закрепления почти не используется законодателем при регулировании данной сферы. С точки зрения юридической техники прямая форма закрепления правовых презумпций применительно к административному судопроизводству должна оцениваться как наиболее приоритетная. Такой подход позволил бы избежать трудностей в толковании норм права с целью выявления в их содержании правил, закрепляющих презумпции или механизм их действия, и способствовал бы более единообразному пониманию правовых презумпций, действующих при разрешении судом конкретных административных дел. Вместе с тем, на сегодняшний день правовое регулирование судебного административного процесса в этом контексте нельзя оценить положительно. Нормы, регламентирующие осуществление судами административного судопроизводства по различным категориям дел, не соответствуют наиболее рациональной модели закрепления в процессуальном законодательстве правовых презумпций. Прямой формы закрепления в Кодексе административного судопроизводства РФ требует правовая презумпция при производстве по такой категории административных дел, как дела об оспаривании результатов определения кадастровой стоимости (глава 25 КАС РФ)356 357. Согласно ч.5 ст. 247, ч. 1 ст. 248 КАС РФ, административный истец обязан доказывать в процессе рассмотрения дела недостоверность сведений об объекте недвижимости, использованные при определении его кадастровой стоимости, а также ту величину рыночной стоимости объекта недвижимости, по состоянию на которую установлена его кадастровая стоимость. Данная норма, указывает на порядок распределения доказательственных обязанностей между сторонами соответствующего процесса, однако не содержит прямого указания на существование по данной категории административных дел правовой презумпции. Стоит отметить, что для определения кадастровой стоимости земельных участков и отдельных объектов недвижимости на основании решения исполнительного органа государственной власти субъекта РФ или в случаях, установленных законодательством субъекта РФ, по решению органа местного самоуправления проводится государственная кадастровая оценка, результаты которой вносятся в государственный кадастр недвижимости358. В данном случае в целях обеспечения стабильности правоприменения и реализации принципа законности в рамках административного судопроизводства обоснованным представляется установить правовую презумпцию достоверности сведений, содержащихся государственном кадастре недвижимости, непосредственно в тексте КАС РФ (по аналогии с презумпцией публичной достоверности данных, внесенных в Единый государственный реестр юридический лиц, действующей в гражданском праве - ст. 51 Гражданского кодекса РФ.) Законодателю, таким образом, при правовом регулировании следует отдавать предпочтение прямой форме закрепления презумпций в праве, поскольку это не позволит «размывать» категорию правовых презумпций в рамках административного судопроизводства и будет основой для более точного правоприменения. Прямое закрепление в судебном административном процессуальном законодательстве по данным категориям дел предложенных правовых презумпций, как видится, сможет стать предпосылкой для единообразного подхода судей в применении правовых презумпций, исключит противоречивую негативную практику установления процессуальных презумпций по инициативе суда, позволит избежать неточностей в толковании норм права с целью выявления в их содержании правил, закрепляющих презумпции. В нормах общей части Кодекса административного судопроизводства РФ с этих позиций целесообразно закрепить правовые презумпции, с указанием в нормах Особенной части на их применение только в том случае, если иное не установлено Кодексом административного судопроизводства РФ по конкретной категории административных дел.