<<
>>

1.1. «Система отношений»: от первичного «Я» к господству «Я, как...»

Если Вы не забыли и даже соблюдаете правила чтения данного текста (а автор старается излагать как можно более «ясно» — в одностороннем порядке), то уже наверняка заглянули в какой-нибудь справочник, или хрестоматию, а может быть даже прочли книгу или статью кого-то из классиков социологии (в качестве «наводки» можно использовать упоминающиеся здесь известные фамилии или список литературы в конце), чтобы иметь свое поле для «борьбы на равных».
И, конечно, первым делом Вы скажете, что таких рафинированных определений трех подходов к обществу не нашли. Правильно. Во-первых, социологи очень гибко мыслящие люди — сложность и переменчивость объекта исследования побуждает к этому. Во-вторых, они все-таки «художники», интуиция которых играет не последнюю роль в научной экспертизе реальности. Поэтому в известных концепциях и теоретических «определениях» причинных связей социальных явлений (фак тов) мы часто встречаемся со «смешанными», то есть содержательно и эвристически более богатыми, подходами, а нередко даже с терминологическим заимствованием. Например, П.Со- рокин, один из наиболее известных теоретиков социальной стратификации, среди важнейших причин формирования коллективного единства (в деятельностной концепции общества) называет «разнородность социальных функций, выполняемых различными индивидами... Каждый индивид своими силами может удовлетворить только часть потребностей. Для удовлетворения остальных он вынужден обращаться к другим индивидам и вступать с ними во взаимодействие. Иными словами, социальная разнородность индивидов — вот одна из существенных причин, гонящих одних лиц к другим и заставляющих их «связываться» (он сам ставит кавычки! — ИМ.) друг с другом»9. Интересно, что целый ряд известных и оригинальных социальных теоретиков: Э.Дюркгейм, Г.Зиммель, КМаркс — объясняют нечто, скрепляющее общественное единство индивидов и воспринимаемое людьми как «весьма сильное чувство состояния зависимости»10, удивительно сходным образом.
Чтобы общество взаимодействующих индивидов постоянно не «рассыпалось» теоретически, как оно и не рассыпается в реальной действительности, наука должна найти специальные объяснения для такой самоинтегрироваиной практики. Сорокин изящно решает эту проблему, считая, что когда между индивидами «существует функциональная связь, тоща мы говорим, что эти индивиды взаимодействуют...»t2. То есть априорная дополнительность и комбинирование социальных функций приводят к взаимодействию, порождающему коллективное единство и в конечном счете общество. Поистине божественная, демиургическая роль для «функций»! К.Маркс, напротив, материалистично опирается в своих объяснениях на «определенную ступень развития... материальных производительных сил» (взаимодействующих посредством техники индивидов), которым соответствует «экономическая структура общества, реальный базис» производственных отношений, определяющих своими изменениями «перевороты во всей громадной надстройке» социальных, политических и духовных процессов . И в том, и в другом случае исследователи признают, что общество скрепляет в единое целое некая «зависимость», «связь». Такой теоретический ракурс предполагает относительно самостоятельную область значений для определения «общества», которое предстает как «система отношений», или объективно обусловленных (в значительной степени — вынужденных) и потому постоянно воспроизводящихся контактов между людьми. Здесь сразу нужно оговориться, что самопроизвольные (спонтанные), эмоционально окрашенные связи (любовь, вражда, дружба, соперничество, преклонение, лидерство), возникающие в «микромире» индивидуальных отношений и очень вариабельные, изменчивые по своему характеру, как бы не принимаются во внимание — они «случайны» и потому расположены на смысловой периферии теоретической модели «общества». По крайней мере, им не придают особого значения («Все это мелочи по сравнению с мировой революцией...»). Вообще говоря, такое пренебрежение логически трудно объяснить. Система общественных отношений в первую очередь характеризуется устойчиво воспроизводящимися или объективно обусловленными связями (некоторые считают, что это одно и то же).
Но вот объективность и устойчивое воспроизводство любви эти теории не объясняют, а социальную обусловленность брака объясняют (и находят ее не в любви: распределение сексуальных партнеров, эффективное ведение личного хозяйства, групповое выживание, контроль над репродукцией и многое другое выводится в качестве ведущих причин. Одна из теорий возникновения общества и социальной структуры исходным пунктом считает распределение женщин — фундаментальное правило, которое тем не менее мужчины нарушали всегда, и наиболее болезненно карали друг друга и женщин: за «попустительство» к его нарушению). Отнюдь не безукоризненно, но достаточно последовательно теоретики «общества как отношений» обращаются к проблеме воспроизводства социальных связей, которые вынуждают совсем непохожих, таких индивидуально разнящихся людей попадать в стандартные ситуации, действовать в них стандартным образом, выносить из них стандартные жизненные уроки и обучать известным алгоритмам поведения своих потомков — которые (уж будьте уверены!) найдут «правильно» организованный сегмент общества для послушной демонстрации освоенных правил. Исследователи, конечно, обнаружили, что с развитием общества для «дальнейшего упорядочивания» социальных взаимодействий создавались специальные организации, состоящие из людей, объединенных важной миссией (социальной функ цией) — указать верный путь остальным. Чтобы даже те, кто и не участвовал в заключении «общественного договора», а просто родился в пределах его «юрисдикции», стал заложником существующего негласного (но отчасти и формализованного в праве) сговора остальных соответствовать социальным ожиданиям друг друга. Это придает коллективной жизни определенность, рутинность и позволяет экономить ресурсы для принятия частных решений. Складывающиеся в процессе совместной жизни людей, передающиеся потомкам и «приемным» членам привычки контактировать определенным, типическим образом, а в ряде случаев — и собственно организации, поддерживающие их воспроизводство (государство, право, образование, церковь, семья) исследователи системы общественных отношений определяют понятием «институты».
«Институты — это словесный символ для лучшего обозначения группы общественных обычаев. Они означают преобладающий и постоянный образ мысли, который стал привычным для группы или превратился для народа в обычай... Институты устанавливают границы и формы человеческой деятельности. Мир обычаев и привычек, к которому мы приспосабливаем нашу жизнь, представляет собой сплетение и неразрывную ткань институтов» 4. Поскольку речь идет о закреплении определенного характера общественных связей, которые формируют параметры деятельности, можно сделать предположение о принципиальной сочетаемости подходов к социальной организации в первой и второй концепциях общества. Действительно, это имеет место в теории. Например, в исследованиях Т.Пар- сонса, Г.Ленски само существование социальных институтов объясняется функциональными потребностями поддержки гомеостаза общественной системы. Однако если мы вернемся к выявленным различиям в трактовках природы общества, то окажется, что в «системе отношений» социальная структура должна быть представлена именно отношениями, а отнюдь не «группами людей». При всей логической тривиальности — довольно неожиданный вывод! И он последовательно подтверждается в процессе конструирования соответствующих теорий. В некоторых из них социальные институты считаются порождением отношений неравенства, в других анализируется развитие отношений неравенства благодаря работе социальных институтов. Сторонники экономического детерминизма считают, что собственность (как система специфических отношений) порождает власть, а кратологи и теоретики редистрибуции (перераспределения), напротив, выводят отношения собственности из характера институтов власти. Но в принципе все эти на первый взгляд альтернативные подходы основаны на том, что иерархия социальных групп является следствием институционализации определенной структуры общественных отношений. К примеру, К.Маркс считает производственные связи первичными и порождающими структуры соответствующих социальных, политических и духовных отношений.
Поскольку считается, что субъекты, воспроизводящие определенный тип связей, функционально «закреплены» в устойчивой общественной диспозиции, они образуют иерархию соответственно значимости отношений. Именно поэтому средоточие структурного конфликта он видел в (эксплуататорском, неэквивалентном) характере экономических связей. А институт собственности в его концепции предопределял характер и перспективы развития института власти. Марксистский подход, хотя и в значительно модифицированном виде, популярен до сих пор, поскольку отражает общую логику социальной эволюции обществ «экономической эпохи», а также акцентирует внимание на тенденциях развития индустриальной цивилизации. В работах М.Вебера и Т.Парсоиса еще более «технологично» прописана теоретическая перспектива «общества отношений». Структурирование системы общественных связей создает матрицу социальной диспозиции, в которой каждая ячейка — социальное положение субъекта — окрашена характеристикой «статуса» и «престижа», то есть общественных ценностей и значений, приписываемых «фигурам» носителей отношений, независимо от их конкретных (функциональных) качеств. «...Важный комплекс интегративных институтов составляют стандарты социальной стратификации. Речь тут идет о нормативно узаконенном упорядочении единиц общества в соответствии с критериями относительного престижа, который в свою очередь является главной основой влияния» . Однако все вышесказанное не самым удовлетворительным образом объясняет процесс «объективного» воспроизводства связей, которые конкретные люди устанавливают и поддерживают друг с другом в процессе своей (в том числе частной) жизни. То есть я хочу сказать, что «пока никто не смотрит» мы все старались бы увильнуть от предписаний социальных институтов и дать волю своим индивидуальным проявлениям, если бы кое-что иное не удерживало нас вместе, в границах предсказуемого поведения. Мы можем отвергнуть претензии других и перестать соблюдать обычные правила, но вряд ли станем постоянно игнорировать собственные потребности и не соблюдать свои же интересы.
Практика показывает, что большинство людей заинтересованы в сохранении стабильности собственного мира. Каждый человек социализируется (приобретает основные навыки общежития) под влиянием окружающей его социальной обыденности. Правила поведения, ценности и нормы в первый период своей жизни он воспринимает некритически — просто потому, что нет достаточной базы знаний для сравнения и эксперимента. Очень многие «социальные внушения» мы исполняем до конца собственной жизни и нам даже не приходит в голову ставить их под сомнение. Накапливая опыт «отношений», большинство людей убеждается в том, что получить от других желаемое легче всего, если соответствуешь их ожиданиям. На многих эта прививка социального компромисса действует всю жизнь, и потому люди поддерживают стандарты общественных отношений «рефлекторно» — по сложившейся привычке не нарушать гармонии естественного для них мира. Кроме того, люди довольно часто попадают в ситуации, заставляющие почувствовать собственную уязвимость. Стремление получить надежную, достаточно универсальную защиту проявляется в том числе как потребность в корпорации (семейной, когда между тобой и опасностью «мама и старший брат», товарищеской, когда выручают «свои ребята», профессиональной, этнической, гражданской и т.п.). Солидарность, как неформальная основа социальной организации (общности), есть форма самозащиты посредством защиты других — как себя. Именно статус принадлежности к общности модифицирует личное отношение и социальные реакции: забота об интересах «своих» часто показывает нам, что социальное тело человека (его связи, общественные потребности и ценности) гораздо более объемно, чем функциональное. Лучшая защита — нападение. Социальная позиция конструируется закреплением определенных отношений, то есть требует соответствующих форм активности. А активность — всегда риск. Мы все время рискуем, по-своему обустраивая занятые «социальные гнезда», и потому носим с собой целый багаж «ярлычков», выручающих нас при ошибке. Дипломы, звания, кредитные карточки, галстук или значок колледжа (университета), специальные слова и выражения, стиль одежды, манера поведения и многое другое нивелирует наши частные (отклоняющиеся от всеобщих ожиданий) проявления и позволяет представать перед другими в рамке стандартных типизаций. Поэтому люди общаются друг с другом как с представителями определенных корпораций, относительно которых есть распространенные («общепринятые») представления (мнения, стереотипы) и, более того, стремятся представить себя, как социальную маску («я от Иван Иваныча», «у нас так не принято», «скажу Вам, как профессионал,..» и т.п.). Попадая в определенные «гнезда» — особые системы отношений — человек чаще меняет функциональные, нежели корпоративные, маски и часто блестяще играет десяток ролей за один день, участвуя в разных мизансценах: в семье, на работе, в транспорте, у врача, в магазине. Однако определенные обстоятельства могут заставить его почувствовать и даже проявить солидарность с людьми, играющими схожие-роли (для тех, кто помнит, как мы жили десять лет назад, можно привести в пример солидарность советской очереди). Поскольку солидарности возникают по разным причинам, захватывая разные уровни жизненных ценностей разных людей, однозначный ответ на вопрос: «С кем я?» — невозможен без уточнения: «По какому поводу?» И вот ценность сохранения родовых традиций требует объединяться с одними людьми, развития профессиональной культуры — с другими, вероисповедания — с третьими, реализации политических целей — с четвертыми. Области возникших связей при этом перемещаются, накладываются друг на друга и расходятся розой, нередко оставляя в сфере полного пересечения только тебя самого... Общество как «Я сам», видимо, и является нижней границей смыслового порога возможных определений. Верхнюю понятийную границу определяют солидарности, объединяющие максимально большое число людей: это нации и народы, религиозные конфессии, «партии выживания» с нефиксированным членством (экологические, антивоенные, молодежные) и др. «Общество как совокупность отношений» в своей завершенной трактовке позволяет решить целый ряд теоретических проблем, поскольку признает гомогенность собственных границ (ведь люди — существа хотя бы отчасти духовные, и выступают не только субъектом, но и объектом отношений, воспринимая и транслируя их общий характер), а также свою более сложную пространственную конфигурацию. Оно позволяет объяснить экспансию вовне (империи, цивилизации), процессы социального (социокультурного) обмена внутри и между обществами, то есть принципиальную открытость общественных систем наряду с возможностью реализовать оперативную закрытость, прервать отношения в определенном спектре каналов обмена или в отдельных сегментах общества. Структура общественных отношений, таким образом, создается на «макроуровне» социальных взаимодействий, в процессе институционализации (самовоспроизводства) общества, и закрепляется на «микроуровне» межперсональных контактов, в которых люди предстают друг перед другом в социальных «масках», облегчающих им процедуру идентификации (определения, узнавания) и продуктивного информационного обмена. Чем более массовым и организованным становится общество, тем более распространяются «представительные» социальные контакты и тем чаще человек выступает либо носителем определенных функций (в силу институциональных предписаний), либо посланцем определенных статусных групп («солидарностей»). Отсюда вытекают очень важные операциональные следствия. Первое: большое количество исполняемых социальных ролей в противоречивых контекстах чужих ожиданий оставляет человеку лишь два альтернативных выхода — либо стать отличным актером (профессиональным социальным игроком), либо сделаться невротиком (потому что конкуренция ролей приводит к «раздвоениям личности»). Второе: в игре очень важно партнерство и возможность быть принятым, для чего люди демонстрируют статусный потенциал («символические рекомендации»). Хороший игрок должен знать «правила игры» и быть «техничным» в их исполнении. Для того чтобы научиться этому и в роковой момент сказать: «Маска, я Вас знаю!» — придется над собой поработать. Это не только повысит Вашу социологическую культуру, но и создаст самый эффективный и надежный жизненный капитал.
<< | >>
Источник: Мостовая И.В.. Социальное расслоение: символический мир метаигры. 1997

Еще по теме 1.1. «Система отношений»: от первичного «Я» к господству «Я, как...»:

  1. 1. Понятие и структурные элементы системы права
  2. 7. Соотношение системы права и системы законодательства
  3. 6.1. Юридическая природа международных договоров и их роль в российской правовой системе
  4. ГЛАВА 3. Система отношений собственности в современной экономике
  5. 48. Социальная и социально-психологическая структура группы. 49. Система отношений в коллективе. Методы формирования и управления коллективом. 50. Характер. «Трудные сотрудники» и методы работы с ними.
  6. 3. Капитализм и «трудовые хозяйства» в системе неонароднических взглядов
  7. § 1. Взаимное положение США и развивающихся стран в системе международных отношений 80-х годов: общая характеристика
  8. Конфликт между формальной и неформальной системами отношений
  9. 4. ПРОБЛЕМЫ ОПТИМИЗАЦИИ ФОРМИРОВАНИЯ СОСТАВА СУДА И УСТРОЙСТВА ИНСТАНЦИОННОЙ СИСТЕМЫ В АСПЕКТЕ ДОСТУПНОСТИ ПРАВОСУДИЯ A. Критерии суда как такового
  10. 3. Капитализм и «трудовые хозяйства» в системе неонароднических взглядов
  11. Состояние системы управления как фактор межнациональных отношений в России
  12. Раздел I. ГОСУДАРСТВО В РОССИИ: МЕЖДУ ДЕЗОРГАНИЗАЦИЕЙ И ПОРЯДКОМ
  13. 2.3. Системы контрактных отношений и рынок труда: соотношение формального и неформального
  14. 1.1. «Система отношений»: от первичного «Я» к господству «Я, как...»
  15. 1.1. Модель «коммуникации»: состоит ли общество из людей?
  16. 20.3.2.5. Утверждение равноценного взаимодействия политики и морали
  17. 23. Могут ли сотрудники милиции применять огнестрельное оружие в отношении лиц, застигнутых при совершении таких деяний, как кража, хулиганство и т.п.?
  18. § 4. Оценка заключения эксперта