«Общество» — это такое обыденное понятие, смысл которого большинство людей никогда и не пытается корректно сформулировать. Спросите десять человек подряд, и Вы больше узнаете о себе и цене свой любознательности, чем о существе вопроса. Если же Вы настойчивы, и, избегая эксцессов «случайной выборки», перейдете к методам «экспертного опроса», выслушивая мнения людей интеллигентных, вдумчивых и компетентных, то запаситесь временем и внимающей почтительностью (ибо это будут ответы-лекции), а также зарядом здорового скепсиса (так как точного ответа Вы не узнаете ни за что). Забавно, что все мы, как правило, не задумываемся о самых существенных условиях собственной жизни — и при этом пытаемся контролировать ход событий и строить планы на будущее. А ведь именно «общество» предъявляет к нам требования, которые мы почти всегда вынуждены безукоризненно выполнять, забывая о собственных потребностях, желаниях и ценностях! Мы моем руки перед едой, ходим в школу и на работу, «поддерживаем хорошие отношения», «делаем карьеру», одеваемся и ведем себя в соответствии с «приличиями», не всегда испытывая радостное удовлетворение по этому поводу. Отчасти потому, что «общество» окружает нас постоянно, мы перестаем ощущать вызываемые им резонансы в развитии собственной социальной судьбы и жизни наших социальных корпораций. Игнорируя его влияния, мы уподобляемся страусу, прячущему голову в песок своих надежд: «Авось пронесет». Но есть более радикальный способ борьбы со страхом неизвестности — узнавание, которое позволяет принимать осмысленные решения и — в особо значимых случаях — поступать по-своему. При том, что «наблюдаемая», актуальная часть нашего мира помается простой систематизации (хорошие — плохие; богатые — бедные; начальники — подчиненные; порядочные — бесчестные; умные — дураки; свои — чужие) и формируется как таковая в основном благодаря нашим собственным, неред ко осознанным, выборам (с кем поддерживать отношения, куда стремиться, откуда черпать значимую социальную информацию), «общество» предстает неким неявным образованием с туманными очертаниями и внешне разбалансированной, неопределенной динамикой. Представления о нем людей «простых» и даже «сложных» (!) так же часто разрушаются, как и подтверждаются, хотя каждое общество (надо отдать должное) стремится предоставить своим гражданам шанс «пойти с собой в разведку», то есть всем вместе пережить какие-нибудь жизнепотрясающие испытания — и узнать друг друга получше. Возникающее при этом сразу у многих людей субъективное ощущение солидарности — один из лучших индикаторов объективности общества. Однако сходство «ощущений» даже целого ряда наблюдателей — не всегда критерий истины (ср., например; «Солнце всходит и заходит», «Мы — впереди планеты всей» и др.), тут требуются и другие подтверждения. Во-первых, еще и повторение результата от испытания к испытанию, что при изменчивости общества происходит не всегда: в 40-е годы мальчишки (не повально, ясное дело) стремятся попасть на фронт, а в 90-е годы — «за границу». Во-вторых, принципиальное соответствие другим выявленным закономерностям строения социального мира, в том числе на «микроуровне» человеческих взаимодействий. Интуиции по поводу общества, основанные на обыденном опыте, обычно укладываются в три обобщенных представления: 1) общество — это люди (то есть не один человек, а многие); 2) люди эти чем-то связаны, объединены, и это нечто позволяет отличать «наших» людей от «не-наших»; 3) человеку необходимо (и выгодно) ^сить в обществе; причем общество воздействует на человека мистически, принудительно и тотально, а человек на общество — практически, избирательно и локально. Общество туманно мыслится как некое организованное единство, правила которого лучше не нарушать, если хочешь (вынужден) в нем оставаться; как некая сила, противостояние которой чревато наказанием; как естественная атмосфера, которую не выбирают, по должны в ней дышать... Устное народное творчество, прививаемые правила морали, передающиеся духовные заповеди разных народов отражают это общее генерализованное верование. В науке, в отличие от искусства, очень важна определенность. И хотя «живая» современная социология в лице своих виднейших представителей, честно говоря, не настаивает на собственной «научности» (чему причиной являются серьезные методологические подвижки в умонастроениях исследователей самых разных школ, или традиций изучения общества — но об этом позже), дидактические требования призывают считать изучаемый предмет «научным», так примем эти правила. И уточним, что с настоящего момента задачей автора будет «вносить теоретическую ясность» в рассматриваемые вопросы, а задачей читателя — вырабатывать в себе недоверчивость ко всякого рода «ясности» (поскольку практический опыт и здравый смысл подсказывают: ясность — подозрительна!): задавать ехидные и каверзные вопросы, замечать логические и фактические промахи, противопоставлять любому выводу свою систему доказательств в подтверждение противоположных (или просто других) выводов и все остальное в том же духе. Это единственный способ освоить теорию и воспринять ее по-своему операционально, повышая вероятность того, что прочитанное — пригодится... Итак, чтобы размышлять о структуре общества и происходящих в нем «тектонических» процессах, которые влекут нас с вами в неизведанном направлении и изменяют социальные характеристики, не спрашивая нашего согласия, не позволяя вмешаться — нужно более строго определиться с понятием самого «общества». Как минимум, выбрать рабочую гипотезу: что оно такое? Ответ па сей вопрос очень непрост, и в каждой книге, справочнике, словаре, энциклопедии он свой, и его смысловые акценты расставлены по-разному, даже в рамках одной только социологии. Эта наука собственно и родилась в претензии на изучение общества как целостности, используя позитивные методы познания. За полтора века ее существования выявилось, что она может либо изучать «общество» (приобретая умозрительную окрашенность), либо изучать его «научными методами» (и тогда «за деревьями не видеть леса»). Словом, проблема «общества», разделив социологов на два лагеря: теоретиков и прикладников, глобалистов и регионалис- тов, макро- и микроаналитиков, институционалистов и «бихе- виористов», переросла в основной невротический «пунктик» развития системы социального знания, периодически заходящего в тупики, обусловленные неопределенностью собственного предмета. Если Вам смешно об этом читать (а ситуация действительно забавная), и Вы продолжаете думать, что общество — это просто люди, собранные вместе, закройте книгу и живите в счастливом неведении, пока не попадете в армию или в круиз, или на заграничную стажировку, или не женитесь (выйдете замуж) или... ну, в общем, пока не столкнетесь с тем, что люди есть, а общества — нет. Тогда можете вновь поинтересоваться вопросом, более детально. Продираясь сквозь дебри десятков различных социологических (есть и другие) определений общества в поисках области пересечений их смысла, можно выделить три кардинально отличающихся подхода. Пока что они не подвергались систематизации, столь дерзкой в своей отвлеченности, а всегда были представлены более плавными переходами смысла. Однако здесь нам следует изложить суть дела максимально абстрактно и обобщенно, поскольку представления об обществе просто задают парадигму рассмотрения социальной структуры и речь идет не о выяснении научной истины, а о выборе стиля интерпретации. В основе каждого из них — люди, но в одном случае как социальный субстрат, в другом — как источник созидания, в третьем — как контекст (фон, периферия) общества, обладающего выраженной самостью. Если предельно упростить исходную конструкцию «люди общество», то мы получим три возможные области соотнесения этих понятий: 1) их смыслы «накладываются» (совпадают); 2) их смыслы «пересекаются» (имеют как общую, так и самостоятельные области значений); 3) их смыслы «пограничны» (не пересекаются, хотя и имеют общность значений «на стыке»). И хотя это не артикулируется (четко и явно не обозначается) сторонниками соответствующих исследовательских направлений, легко можно заметить существенные различия в их методах изучения общества и социальной структуры. Первый подход представляет общество в его «телесности». Исходным материалом теоретического моделирования здесь становятся живые, действующие люди, совместная деятельность которых, приобретая более-менее устойчивый характер, формирует ассоциацию. Концепт взаимодействия как существа общественного устройства и человека как элементарной единицы общественной организации породил целый спектр функционалистских подходов к социальной структуре (от ЭДюркгейма до Т.Парсонса). Суть их состоит в интерпретации общества как системы (согласованно действующих людей), структурированной (разделенной на социальные группы) в соответствии с набором функций, необходимых для поддержания ее целостности. Поэтому методологические принципы анализа социальной структуры в такой парадигме общества требуют выявления групп, проявляющих себя в действии. Хотя среди объективных индикаторов, помогающих выявить в структуре общества относительно автономные элементы, исследователи этого направления часто называют «интересы», «потребности», «установки», «мотивы» и др., но реальной они признают группу только тогда, когда она проявляется в согласованной активности. Такой метод анализа социального структурирования в целом ряде случаев продуктивен, однако он фиксирует только организационно сложившиеся группы (в обществах переходного типа, да и во всех современных обществах они составляют лишь видимую часть «айсберга» социального тела, динамики которого скрыты в кипении неоформившихся и разъедаемых процессами маргинализации общностей). К тому же «группы» нередко предпочитают играть «в прятки»: их деятельность не всегда заметна (латентна), ее согласованный характер по разным причинам скрывается взаимодействующими субъектами (акторами), или носит сложный, не поддающийся регистрации характер. Конечно, ученые проявляют виртуозное техническое мастерство, методологическую изощренность и гибкость теоретических интерпретаций в анализе наиболее непроявленных элементов социальной структуры, но все же рамки избранной ими теоретической перспективы не позволяют отследить все неявные «детали» организации общества. Второй подход базируется на признании того, что содержание понятия «общества» как объединения людей должно выводиться не из определения «люди» (хоть это и неприятное испытание для рассудка), а из другого. Поскольку исходная база выбора в принципе ограничена (ведь трудно отрешиться от мысли об истинности самоочевидного), акцент перенесен на «объединение». Сущность общества в такой теоретической модели усматривается в наличии «союза». Единство, общность, солидарность, связь, договор — людей, конечно же, людей! — но здесь внимание концентрируется на том, что между ними. При этом «общество» становится более эфемерным, идеальным, поскольку оно мыслится как система отношений, взаимосвязь. Потребности, интересы, ценности; установки и ожидания; сложившиеся нормы и социальные институты определяют форматы социального пространства, насыщенность его заполнения, групповые диспозиции, существующие структурные конфликты... Социальный мир для «объективного» исследователя, как и для «включенного наблюдателя» становится более тонким, так и хочется встревоженно кричать: «Материя исчезла!» — но на этом не принято фиксировать внимание, хотя — революция, ревизия смысла... Такой подход к анализу общества и его социальной структуры самим исследователям нередко представляется достаточно «материалистичным» (традиция может быть прослежена, например, от К.Маркса до Р.Дарендорфа). Однако стержнем связей, организующих структурные элементы общества, оказываются отнюдь не эквивалентные (экономические), а крати- ческие (властные) отношения, совсем не материальные (хотя и стремящиеся к материализации и даже «овеществлению») по природе. Парадокс? И не единственный! Социальная структура, представленная в конфликтологической перспективе, словно зачарована проблемами социальной конкуренции общественна «субъектов», конфронтацией групп и «классов», в то время как борьба «не на жизнь, а на смерть» разыгрывается, фактически, в области социальных оценок престижа положения и статусных ценностей (М.Вебер), которые позволяют внедряться в уже «зарезервированные» общественным договором (легитимные) позиции с определенным радиусом социального влияния. Частным случаем таких структурных конфликтов являются политические перевороты, иногда предвосхищавшие действительную социальную революцию... Третий подход к определению сущности общества, который долгое время развивался непроявленно, имплицитно, связан с метафизическим рывком в «новое измерение» смысла (и понимания) того, что есть социальное (теории А.Щюца, Д.Мида, НЛумана, П.Бурдье). Результат выводится не методом синтеза, как раньше, а методом сепарации. Под воздействием чего человек становится общественным существом? Какие силы формируют общность? В чем качественное отличие общества людей от сообществ животных, которые нередко строятся и на «взаимодействиях», и на «отношениях» (данные социобиологи- ческих исследований), только ли в их особой сложности? Последовательно отклоняя все факторы, являющиеся пусть необходимыми, но не достаточными для однозначного ответа, мы выделяем особый сегмент: коммуникацию (социальное сообщение), культурную трансляцию (передачу социальных образцов, норм, ценностей), производство (артефактов, в широком смысле элементов культуры). Культура, как система взаимосвязанных и воплощенных смыслов, искусственная реальность, символическое пространство социальной жизни, обладает достаточно высокой автономией от отдельного человеческого существования, чтобы воспринимать физические жизни как контексты. Этот весьма неожиданный рациональный вывод, к которому интуитивным путем пришла постмодернистская социология (что, впрочем, в глазах традиционно мыслящих ученых не придает ему особой авторитетности и теоретического веса) позволяет рассматривать третий возможный тип моделирования социальной структуры. Структурные взаимодействия, социальная диспозиция, функ- ционально-ролевая система, статусная шкала общества представ* лены в этой теоретической перспективе как самовоспроизво- дящиеся культурные контуры разделяемых большинством социальных оценок и ценностей. Они порождают символические солидарности, организующие тело (действующих людей), волю (социальные связи) и душу (смыслы, идеалы и верования) общества. Непривычный и отчасти шокирующий «культурологический» взгляд социологов на общество позволяет, как мы увидим дальше, достаточно успешно решать определенный класс сложных теоретических проблем, связанных с анализом развития социальной структуры, в том числе динамично изменяющихся (как, например, современное российское) обществ. Итак, три теоретические модели общества: «люди», «отношения» и «культура» — заостряют наше внимание соответственно на проблемах функционально-ролевой, статусной (престижной) и символической (номинационной) интерпретации социальной структуры.