И индивидуальные, и групповые истории социальных перемещений являются результатом соединения социальных воль и социальных обстоятельств. Поскольку общественная жизнь настолько сложна, что даже специальное разностороннее изучение (а этим как раз и занимается социология, а также союзы социальных и гуманитарных наук и искусств) не дает нам удовлетворительного прагматичного результата, постольку с точки зрения любого субъекта социальная картина мира полна неопределенности, носит отчетливый вероятностный характер и поддается лишь некоторой концептуализации в соответствии с привитыми в процессе освоения конкретной культуры типами рациональности. Но все же человек — рефлексивное, обучаемое и способное к логическим умозаключениям существо, деятельность которого подчинена принципам целесообразности, информационного обмена, априорного идеального моделирования предстоящей (вероятной) практики. И поскольку мы способны предполагать, социальная деятельность более или менее осознанно программируется. Туманное или ясное представление о направлении и способах социального действия помогает более эффективно реагировать на неожиданные импульсы среды, а осознание своих целей — по возможности не сбиваться с социальной траектории. (Хотя, надо сказать, сравнительные опыты социобиологии и социальной психологии показали, что крысы значительно быстрее реагируют на изменение условий игры «Найди в лабиринте приманку», в то время как люди многократно возвращаются в «пустой» лабиринт, хотя не получают никакого позитивного подкрепления, что, видимо, демонстрирует большую прагматичность животных и отсутствие переживаний «надежды», которые делают столь долготерпеливыми некоторые человеческие сообщества.) Поскольку детальное социальное планирование — довольно экзотический и, в силу стохастического характера общественных систем, а также обычно низкой степени рефлексивности (и рациональности действий) социальных акторов неблагодарный труд, можно говорить лишь о стратегиях индивидов и групп как о наиболее общей характеристике их динамических проявлений. Жизненные стратегии строятся с учетом в первую очередь собственных целей — доминантных социальных потребностей, которые определяют направление социального внимания и социальной воли субъекта — энергия, формирующая активность текут именно в этом направлении. Определение цели может быть весьма туманным или осознанным и детальным, весьма символическим и вполне конкретным, но независимо от этого практическая результативность целеполагания будет вероятностной: в текучей социальной среде жестко «держать точку» в процессе социальных перемещений может оказаться столь же вредно, как упускать ее из виду или ориентироваться только на общее направление («сторону света»). Доминирующие социальные потребности людей находятся в сложном корреляционном отношении с системой нормативных социальных ценностей и могут либо поощряться, либо негативно санкционироваться. При этом официальные ценностные шкалы и протекционируемые цели, как показывает Р.К.Мертон, часто противоречат легальным способам их достижения, в результате чего логика достигательной активности становится амбивалентной. Декларируемые цели вообще, как правило, слабо подкрепляются даже символически: советское общество довольно формально и лишь спорадически стимулировало одну из главных провозглашаемых ценностей — «труд», современное российское столь же прохладно (как говорят в народе, со сложным чувством) относится к подкреплению ценности «развития национального производства» в его государственной и частной форме, обирая производителей налогами. Тем не менее социальные волны приливают туда, где высока конъюнктура: дефицитные лакуны социального пространства в первой трети нашего века очень многих призвали «в рабочие», в середине столетия Россия породила огромный класс образованных специалистов, в последнее десятилетие востребовала динамичных субъектов экономического обмена и организации рыночного производства. Помимо определения личных и групповых ценностей (социальных потребностей), жизненная стратегия включает оценку аскриптивных ресурсов как социального инварианта, который тем или иным образом влияет на ход социальных перемещений. Такого рода базовые возможности, являющиеся результатом социальной трансляции (наследования капиталов: собственности, родового имени, происхождения, культуры, сформированных навыков и т.п.), а также объективных социальных характеристик (пол, возраст, место социализации, даже внешность — социологические исследования показывают, что это небезразличный компонент, влияющий на эффективность коммуникации, др.), могут оказаться самодостаточными для реализации поставленных целей. Однако в современном динамичном обществе с раскрепощенным характером мобильности и довольно высокой культурной толерантностью они являются лишь основой «социального старта» и могут либо эффективно использоваться, либо игнорироваться и даже вуалироваться при неблагоприятной с точки зрения целей социального перемещения аскрипции. Гораздо большее значение в жизненных стратегиях люди уделяют своим «дополнительным» возможностям — использованию достигательного ресурсного потенциала. Он позволяет значительно превысить аскриптивные позиции, сбалансировать их недостатки, трансформировать объективные факторы в эффективные рычаги продвижения. Накопление социального капитала в его финансовой, вещественной, символической, номинационной и других конвертируемых и рентоприносящих формах в результате собственной активности социального субъекта, опирающегося на свои стартовые позиции, может успешно осуществляться только в результате стратегического расчета. Одни люди делают ставку на свой действительный, реально «включаемый» в процессе социального взаимодействия потенциал, другие ориентируются на иллюзорные возможности, затрачивая энергию в тех сферах, где не получают должной отдачи ни в форме сиюминутной удовлетворенности, ни с точки зрения достижения социальных целей. Конечно, в таком выборе большую роль играют собственный и передаваемый социальный опыт, рациональные способности и интуиция; многие в определенный момент довольно резко меняют социальные траектории. В детском периоде социализации закладываются ориентиры, ожидания, идеалы, происходит первоначальная общесоциальная и профессиональная «настройка», но вызов изменяющихся общественных потребностей создает массовые эффекты направленной мобильности. В России два послевоенных поколения людей ориентировались на ценности образования, которое давало статусные преимущества. И, хотя последние входили в противоречие с ценностями социального происхождения, многие семьи стремились помочь детям получить высшую образовательную и профессиональную подготовку. В конце 80-х годов новые цели создали новую жизненную перспективу, в которой «деньги» окончательно заменили «культурный престиж», а «доходы» перестали даже символически соотноситься с «квалификацией». Молодежь однозначно переориентировалась, а образование стало функциональным приложением к механизму достижения новых ценностей, что не могло не сказаться на этом общественном институте в целом. Достигательный ресурсный потенциал содержательно очень многогранен: в него включаются знания, способности, таланты, опыт, освоенные социальные технологии и др. Одни могут работать над повышением своего профессионализма, другие — оттачивать технику психологического обольщения, кто-то — «изучать», кто-то — «создавать». С точки зрения эффективного использования обретенного в социальной практике ресурсного потенциала важно только насколько его возможности соответствуют реализации поставленных целей и насколько выражена предрасположенность к данному виду социальной деятельности, способна ли она быть успешной. Жизненная стратегия не может быть представлена, а тем более сформулирована, без учета социальной конъюнктуры, которая, как мы видели, меняется, причем не только от поколения к поколению, но и в зависимости от места и весьма коротких отрезков социального времени. Успехи в мобильности зависят от соответствия друг другу частной и общей структур целей и ценностей, конкретных и общих механизмов их достижения, соблюдения пределов «допустимых социальных отклонений» при выборе социальной траектории, быстроты и качества реакции на локальные дефициты общественных потребностей. При этом, в противовес законам ньютоновской физики, удлинение и усложнение конфигурации социального «пути» часто приводят к ускорению социального «продвижения», увеличению социального «веса» и повышению позитивной «инерции» по мере перемещении вверх, к элите. Важнейший элемент жизненной стратегии, имеющий самостоятельное и в целом самодостаточное значение — это знание и учет правил социального продвижения в конкретном сообществе. Роль системообразующей конструкции здесь играют последовательность и скорость прохождения идентификационных этапов при смещении социальной позиции и изменении статуса. Общие правила мобильности имеют множество нюансов в зависимости от характера участвующих во взаимодействии социальных «фигур». Например, продвижение на художественном поприще абстрактно предполагает достижение определенного уровня профессионализма: развития таланта, изобразительной техники. То же самое (развитие функциональных возможностей), казалось бы, требуется от кандидатов на социальное продвижение в других профессиональных группах. Однако помимо целого ряда факторов, влияющих на исход вертикального перемещения социальных позиций, выделяются фундаментальные аскриптивные (поколение, поселенческая локализация, пол, этнокультурная принадлежность: язык, религия) и символические статусные (репутация, номинация, демонстрация). Бурдье, например, пишет: «Следовало бы изучить все институционализированные процедуры, которые направлены на улаживание отношений между идущими на смену друг другу поколениями, соперничающими в борьбе за одну позицию, путем ритуализации передачи власти: предисловие есть безусловно самая типичная форма символической трансакции, когда более посвященный посвящает менее посвященного, взамен «признания» (в обоих значениях этого слова). Но следовало бы также проанализировать все механизмы, определяющие темп продвижения к признанию, а также механизмы пресечения любых попыток новичков сократить срок своего доступа за счет ускорения, не совпадающего с характерным ритмом условного жизненного цикла (осуждение раннего и слишком шумного успеха и т.п.). Если траектории некоторых... развиваются слишком быстро по сравнению с траекториями других, то в группах, занимающих одинаковые позиции внезапно обнаруживаются линии раскола» 38. Такого рода ритуализация передачи власти в российском обществе лишь частично сохранена в политике, в той ее части, которая связана с распределением государственной власти, в фундаментальной естественной и общественной науке, где «предисловие» и экспертиза мэтров является обязательной санкцией продвижения, в большинстве же других областей социальной жизни, где она традиционно регламентировала мобильность, такого рода протекция потеряла свою ритуальную значимость (хотя, бесспорно, восстановит ее со стабилизацией социальной структуры). Не только возраст и субкультурная принадлежность к поколению модифицируют правила общественного продвижения. Для России может быть более актуальным является поселенческая (региональная) локализация, поскольку модели мобильности в столицах, региональных центрах и в провинции достаточно сильно различаются. Внешне парадоксальный характер формирования политических (правящих) элит, которые практически всегда вырастают из провинциальной, пришлой, «немосковской» основы; структурные, а чаще «фигурные» (связанные со сменой команды: размещением «своих» на ключевые «места») перестановки при передаче власти (как не вспомнить концепт Д.Коулмена!); всякого рода лоббирование и «земляческие» приоритеты при принятии государственных решений — все это практика действующих правил «де факто». Не учитывать их в частной жизненной стратегии ошибочно, поскольку символические связи, именуемые в просторечии землячеством, являются реальным ресурсом для идентифицированных «земляков» и возможным основанием для предпочтения конкурентов, если субъект таковым не является, а также эффективным способом «подстраивания» (демонстрации специфических знаний, навыков) или социальной мимикрии (вплоть до симуляции), что также позволяет получать «пропуск» или «поддержку» как специальный выигрыш. Модификация правил, связанных с полом, несмотря на внешнюю простоту (в современном обществе «западного» типа 13&БурдьеП. Рынок символической продукции//Вопросы социологии. 1993. №1,2. С.61, женщина тоже социально дискриминирована, что прослеживается и в чисто формальных структурных параметрах, фиксирующих разные возможности социальной мобильности), достаточно сложна. В зависимости от ориентационной и личностной конфигурации «невыгодный» пол может принести большие выигрыши, чем формально предпочтительный. Однако в общем мобильность женщины в андрогенной цивилизации более энергозатратна. Социальные стереотипы и модель ожидаемого поведения требует от женщины, ищущей общественной самореализации, либо «мускулинизации» — гипертрофированного ому- жествления, требующего еще и быть «на голову выше» профессионально, поскольку пол как бы несет на себе печать недостатков, либо самообъективирования — сексуальной утилизации. Эти модели социальной мимикрии, при хорошем техническом исполнении приносящие дивиденды, все же не дают полам играть «на равных». Этнокультурные, в первую очередь языковые и религиозные «допускающие» правила связаны не столько с формальным правом, которое в современном обществе учитывает и равноправие, и приоритеты меньшинств, а с неписаными социальными нормами, стереотипами, предубеждениями и предпочтениями. В России формирование некоторых национальных элит (культурных, научных, а сейчас и политических) рассматривалось как самостоятельная социальная программа, в сфере же прикладной (производственной, обменной и сервисной) деятельности межэтнические отношения продолжают создавать особого рода напряженности, которые сложно изучать из-за закрытости информации и постоянных структурных перемен. Тем не менее, они влияют на направления и скорость социальных перемещений через определенные каналы мобильности в локальных и метасообществе. Статусные параметры, приобретающие в силу рентного характера полуаскриптивное качество, также изменяют общие правила социальной мобильности. Репутация, как разделяемое многими мнение о социальных, профессиональных, человеческих достоинствах социального субъекта (личности, группы, учреждения) тоже может рассматриваться либо как капитал либо как банкротство. Знаки отличия, которые человек носит (в зависимости от репутации институций или персон, наделивших его), в политическом, экономическом, культурном, научном мире являются дополнительными знаками статуса, которые вне зависимости от рейтинга общей социальной позиции дают преимущества при продвижении через определенные каналы мобильности. Военные, ветераны, стипендиаты, ученые и мно гие другие имеют официальные и ритуальные льготы, связанные с их номинацией, которые могут использоваться людьми как стратегический ресурс в достижении их целей. Однако и чисто демонстративные, ложные (частично или полностью) символические формы могут использоваться в качестве дополнительных «козырей» игры со стороны как перемещающихся, так и обороняющихся. Заключительный элемент разработки жизненной стратегии — выбор возможных источников энергетической подпитки, соответствующих социальных корпораций, включаясь в которые на разных этапах жизненной траектории, субъект (человек или группа) может подкрепить свой промежуточный статус и использовать ресурсы среды для дальнейшего социального «восхождения» или движения в более комфортные лакуны своего «горизонта» (уровня). Жизненные стратегии группы (общности), включая перечисленные стандартные элементы, характеризуются некоторыми существенными дополнительными возможностями. В стратегии продвижения большую роль играет соотнесение социальной претензии (выраженной в потребности и сформулированной в цели) с социальными требованиями относительно динамик элементов сообщества. Часто возникают практические проблемы такого рода. При этом индивид, как правило, не может, а координированная деятельность группы может сформировать общественную потребность, то есть вместо коррекции собственных социальных установок — изменить свое координатное пространство. Звучит это несколько непривычно, однако описан этот феномен давно, начиная от марксистского закона «возвышения потребностей» (расширение ассортимента массового товарного производства формирует новый жизненный стандарт, потребительские привычки и предпочтения) до «самовоспроизводства политической прессы», исследованной научной школой Бурдье (политика производит информацию, информация воспроизводит субъектов mass-media и политики). Если рассмотреть практику создания новой государственной, национальных, классовых и партийных идеологий в современной России, то этот концепт может быть воспроизведен уже как описательный для анализа идентификационных оснований новых встроенных, легализованных в общественной структуре страт. Итак, реальные и символические социальные требования вырастают из логики общественных потребностей и нормативных ценностей, регулирующих взаимодействия внутри общности. Их объективная и устойчивая природа, однако, не спа сает от отношений социального паразитирования на реальных и мнимых потребностях, «донорских» группах, временных «союзниках». Динамичное состояние, которое переживает в настоящее время российское общество, и особенно мобильность политических структур, дают все повторяющиеся примеры того, как социальные носители поддержки периодически отбрасываются, как отработанные «ступени ракет», и меняются на новые. Причем закономерность таких отношений проявляется как при использовании достаточно крупных социальных общностей в качестве сил политической поддержки, так и в ротации персонального состава членов «команд» политических лидеров (что можно отчетливо наблюдать в последнее десятилетие). Аналогичные микроструктурные изменения фиксировали американские социологи в другой социальной сфере: мужчины, имевшие жен-соратниц примерно такого же возраста и достигшие значительного продвижения в профессиональной карьере, достаточно часто меняют своих подруг на более «презентабельных» и молодых женщин, которые представляются соответствующими их новому статусу и социальному имиджу. Если жизненный результат в статусном плане — продукт социальной неопределенности, то социальная стратегия является рациональным ответом субъекта на вероятностный смысл его включения в социальную среду со своими целенаправленными действиями. Она позволяет сочетать технику адаптивности с конструированием социального пространства и осуществлением осознанных выборов. В этом смысле стратегии социального продвижения зависят от правильного выбора каналов мобильности, тех «эскалаторов», которые способны переместить в заданную точку социального пространства с наименьшими потерями. Пути перемещений могут быть массовыми, для продвижения по которым не нужно специальных качеств и подготовки, а могут быть узкими, экзотическими, движение по которым требует особых обстоятельств и социальной изобретательности; и те, и другие делятся на легальные, теневые и криминальные, что влияет на риск прохождения. Т.Парсонс писал, что «одним из источников изменения служит распространение отклоняющегося поведения, равно как и разрастание различного рода конфликтов, причем большинство конфликтов содержит в качестве существенных ингредиентов то, что может быть с полным основание названо отклоняющимся поведением»97. Стратегия распределения энергозатрат также выступает базовым элементом жизненного продвижения: постепенный расход ресурсов по принципу периодических подтверждений (подкреплений) является наименее рискованным, поскольку каждый раз «закрепляет» субъекта в более выгодной социальной «точке»; авансирование социальных затрат в перспективные и далеко идущие жизненные проекты дает солидный, надежный задел и более обеспеченный конечный статус, однако не снабжает гарантиями от парадоксов социального времени; экономия вложений в мобильность (социальный капитал, приносящий решу) приводит к минимальной сиюминутной отдаче, зато в соответствии с правилами многих социальных игр может удлинять потенциальный срок получения «социальных доходов» в широком смысле. Для российских элит, формирующихся в текучих социальных условиях, актуален выбор стратегических приоритетов между повышением экономического рейтинга для последующего внедрения в политическую элиту и проникновением в политическую элиту, чтобы, в соответствии с закономерностями редистрибуции (контроль над ресурсами приносит самостоятельные доходы), повысить экономический потенциал своей статусной позиции. По логике вещей, позиции такого рода не взаимозаменяемы и не тождественны (они не конвертируются, а лишь приносят прибыли другого рода: бизнесменам — политические, политикам — сервисные, денежные или имущественные), однако взаимное движение по пересекающимся траекториям быстрее приведет к солидарности, нежели к конфликту «Социология, как и здравый смысл, больше говорят за то, что две группы, замкнутые в рамках конфликта с нулевой суммой, скорее сольются в своих ценностях, подходах и поведенческих стереотипах, чем разовьют альтернативные принципы»98. Можно, конечно, считать, что мы рассматриваем модель игры с ненулевой суммой, и учитывать логику развития того, что с точки зрения элит предстает лишь неодушевленной объективированной средой... а можно дать процессу прорасти и через несколько лет посмотреть еще раз. Жизненные стратегии людей, групп, общностей и целых страт обеспечивают более целенаправленное и упорядоченное социальное продвижение, более-менее предсказуемое для самих участников перемещений и для их вольных и невольных контрагентов. В результате возникает живая динамика социальной среды общества, формируются его особые состояния — уникальные и повторяющиеся, масштабные и микроскопические. Некоторые формы социальных колебаний с точки зрения стратификации представляют особый интерес.