Особенности становления раннефеодальных славянских государств на Балканах Г. Г. ЛИТАВРИН, Е. П. НАУМОВ

Особенности этого процесса определялись, по нашему мнению, прежде всего тремя группами факторов. Во-первых, это различия в социально-экономической, общественно-политической и этнокультурной структуре славянских племепных союзов во время их расселения на территории будущих государственных образований. Во-вторых, это демографические, хозяйственные и географические особенности, характерные для разных районов Балканского полуострова ко времени поселения славянских племен. Это, наконец, в-треть- их, те конкретные внутренние и внешнеполитические условия, в которых совершался у славян в каждом конкретном случае процесс становления органов государственной власти.

Рассмотрим последовательно эти три группы факторов, останавливаясь по преимуществу лишь на самом существенном, как оно нам представляется.

Сначала, однако, одна оговорка: в основном будет идти речь о Болгарии и сербских и хорватских княжествах; словенские земли оставлены вне рассмотрения, поскольку Карантанское и Паннон- ское (Блатенское) княжества рано потеряли свою независимость, войдя в состав Франкской империи и соответственно Германского королевства. 1.

Согласно данным современной археологии и показаниям письменных источников, уровень общественно-экономического и культурного развития славянских племен в пределах всего заселенного ими ареала в I—VII вв.

Хозяйственно-культурный тип славян этой эпохи характеризуется в основном как оседло-земледельческий 2. Их участие в Великом переселении народов на его последних этапах не имело ничего общего с миграцией или сезонными передвижениями кочевых или полукочевых народов 3: славяне передвигались поэтапно, не оставляя занятия земледелием, с многолетними остановками на пути миграционных трасс; их более частые переселения на незначительные расстояния были связаны с используемой ими практикой подсечного земледелия.

Славяне возделывали в VI—VIII вв. пшеницу, рожь, ячмень, полбу, просо, овес. Им было знакомо и овощеводство, и выращивание плодовых деревьев. Скотоводство занимало также большое место в их хозяйственной деятельности, причем преобладало разведение именно крупного рогатого скота, свойственное оседлым народам 4.

Повсеместно славяне освоили металлургию железа, из которого изготовляли оружие и основные орудия труда: сошники, серпы, ножи, косы, топоры, долота и т. д.5 Они ткали льняные и шерстяные ткани, занимались кожевенным делом и гончарным ремеслом, изготовляя лепную керамику без применения гончарного круга. Широко было распространено у славян столярное производство.

Общественное устройство славян определяется как последняя стадия «варварства», как строй военной демократии, непосредственно предшествующий оформлению государства. Процесс имущественной дифференциации и классообразования уже привел к выделению социальной верхушки, племенной аристократии, окружавшей вождя племени и уже определявшей формы и масштабы изъятия у свободных общинников-воинов прибавочного продукта, шедшего первоначально на общественные нужды (укрепление городищ, строительство оборонительных линий, содержание культовых сооружений, выкуп пленных и т. п.), а также устанавливавшей направление внешнеполитического курса. Славянские племена были объединены в территориальные военные союзы во главе с господствующим племенем, из которого происходил высший вождь союза, власть которого тяготела к превращению в наследственную.

Тем не менее мы полагаем, что в общей картине славянского мира в конце V—VI вв. наметились различия, выразившиеся, в частности, в ускорении темпов развития тех контингентов славян, которые вступили в непосредственный контакт с Восточноримской (Византийской) империей, заселив земли по левому берегу Дуная. Славяне оставались здесь до поселения на территории империи, от 50 до 100 лет. В течение этого времени (по крайней мере с 527 г.) они совершили множество набегов на Византию, а иногда (как, например, анты) вступали с ней и в союзнические отношения.

Эти отношения (и враждебные, и мирные) с высокоразвитым цивилизованным государством тех времен играли роль катализатора общественного развития славян: они становились обладателями более совершенных орудий труда, оружия, предметов быта, изделий роскоши, знакомились с более развитой агротехникой и ремесленным производством, овладевали военным искусством византийцев, накапливали и осмысливали новую информацию в сфере организации общественной жизни. Высшая славянская знать обретала новые идеалы упрочения своего социального и общественного престижа.

Существенное значение имел, на наш взгляд, увод славянами в плен массы жителей империи: лишь часть их возвращалась за выкуп или попадала на рынки рабов; большинство же вливалось в славянское общество (зачастую на равных правах с бывшими их хозяевами), обогащая это общество своими производственными навыками и знаниями.

Большинство военно-политических союзов племен, участвовавших в заселении Балкан, обрели к этому времени постоянный характер, и переселение совершалось целыми союзами, безусловно, в какой-то мере организованно. Эти объединения получили в византийских (а затем и в латинских) памятниках название «Славиний» (или «Славий») 7.

В историографии продолжается дискуссия о степени этнокультурных отличий славян, занявших северо-западные районы Балканского полуострова (сербохорватская группа), и славян, принимавших участие в формировании Болгарского государства, а также поселившихся в других областях Восточных, Центральных и Южных Балкан (Фракия, Македония, Эпир, Фессалия, Пелопоннес, так называемая славяно-болгарская группа) 8.

Важнее другое обстоятельство: славяне, обосновавшиеся впоследствии в Мисии, Фракии, Македонии и других более южных районах Балканского полуострова, в течение нескольких десятилетий обитали в левобережье Дуная, в непосредственной близости от империи, находясь с ней в постоянном контакте. Значительная их часть входила в крупные военно-территориальные союзы, сумевшие отстоять свою независимость во второй половине VI в. как от империи, так и от аваров. К концу этого века эти славянские земли считались аварами и византийцами экономически процветающими 10. Славяне этого региона («склавины» византийских источников) находились то в мирных, то во враждебных отношениях с крупным военным славянским объединением антов, достигавшим левобережья дунайского устья. Во время войны устойчивые союзы «склавинов» объединялись, по-видимому, в крупные политические образования. Вполне вероятно, что в конце VI — начале VII в. среди этих союзов играл серьезную роль союз «Семь родов» (или «Семь племен»), непосредственно участвовавший затем в формировании Первого Болгарского царства. После понесенного антами в 602 г. поражения от аваров в этот союз влилась, как мы полагаем, часть и антских племен. Важно отметить также, что славяне левобережья Дуная рано вступили в контакт с протоболгарскими племенами и в VI в. совершили совместно с ними несколько набегов на империю.

Во время похода аваров против антов, пролегавшего, несомненно, через земли «склавинов», часть «склавинов» вступила, по всей вероятности, в союзнические отношения с империей и вскоре, возможно после разгрома аваров в 626 г. под Констанинополем, по соглашению с Византией заняла Мисию и Малую Скифию, обязавшись оборонять ее от возможных вторжений врагов (прежде всего аваров) ".

Условия жизни сербохорватских племен до их поселения на Балканах заметно отличались от условий «славяно-болгарской» группы.

Все сказанное оправдывает предположение, что предпосылки поступательного развития славян еще до их расселения на Балканах были более благоприятными именно для той их части, которая обитала в левобережье Дуная (они раньше вступили в непосредственный контакт с Восточноримской империей), чем для славян, осевших затем на северо-западе Балканского полуострова. 2.

Отличались и условия, в которых оказались на Балканах славяне, населявшие впоследствии Болгарию, Хорватию и сербские княжества, несмотря на то что все эти территории входили в пределы издревле освоенных человеком и культивируемых земель, население которых испытало многовековое воздействие позднеантичной и ранневизантийской цивилизации; эти территории к тому же были расположены в основном в зоне значительно более мягкого (сравнительно с областями, лежащими к северу и северо-востоку от Дуная) средиземноморского климата.

Юго-Восточную Европу определяют в историографии как зону умеренного («уравновешенного») синтеза позднеримских общественных и «варварских» институтов, обусловившего специфику протекавшего здесь в VII—IX вв. процесса феодализации и формирования государственности. Это обстоятельство в отличие от остального «бессинтезного» ареала, занятого славянами, содействовало в целом ускорению темпов развития у всех южных славян 13. Тем не менее эффективность происходившего синтеза общественного строя «варваров» (славян) и местного населения была различной, убывая в направлении с юга на север и северо-запад, так как соответственно ослабевала в этом направлении и степень развитости на Балканах институтов позднеантичного и ранневизантийского общества.

Разумеется, все эти территории (входившие в состав имперских провинций Малая Скифия, Мисия, Паннония, Иллирик и Далмация) были разорены в ходе следовавших друг за другом в течение IV—VII вв. почти непрерывно вторжений готов, гуннов, протоболгар, аваров, славян. Местное фракийское и иллирийское население, подвергшееся к VI в. почти полной романизации и эллинизации, значительно поредело: оно частью укрылось в горах, отошло к югу под давлением «варваров», погибло в сражениях с ними либо была уведено в плен. Хозяйство па этих землях было расстроено, города пришли в упадок: часть их лежала в развалинах, часть была оставлена жителями, уцелевшие же (преимущественно на Черноморском и Адриатическом побережьях) аграризировались и утратили былое- значение. Сравнительно дольше в течение V—VI вв. во власти «варваров» оказывались северо-западные, а не восточные и северо- восточные балканские провинции Восточноримской империи.

Влияние местного уклада на общественный строй славян находилось в прямой зависимости от степени сохранения на занятой ими территории автохтонного населения, живого носителя более развитых производительных сил. И в этом отношении положение было- более благоприятным также в восточных и центральных районах Балканского полуострова, особенно во Фракии и Македонии. Как между Славиниями, возникшими здесь в последней четверти VI — первой половине VII в., так и внутри самих Славиний сохранялись поселения эллинизированных фракийцев и греков. В меньшей мере это было характерно для Мисии, но и здесь коренные жители еще оставались в сельской местности, особенно в горной, а на побережье (в приморских городах) они первоначально, видимо, преобладали над пришельцами (славянами и протоболгарами). Города по Дунаю в его нижнем течении (Никополь, Силистра-Доростол) и по Черноморскому побережью (Томи, Варна, Констанция и др.) не сумели сохранить своей независимости и в ходе постепенного возрождения торгово-ремесленной деятельности были вовлечены в экономическую систему Первого Болгарского царства 14.

Существенно отличалось положение на северо-западе Балкан ко времени поселения здесь хорватов и сербов. Прежде всего различие состояло в том, что хорваты и сербы составили лишь вторую волну славянских поселенцев, осевших в этом ареале, и их приход на Балканы датируют 30—40-ми годами VII в.15

Уже в конце VI — начале VII в. территорию будущей Хорватии заняли славяне, находившиеся под властью Аварского каганата, и хорваты в ходе расселения выдержали упорную борьбу с аварами, подчинив своему влиянию всех славян региона и возглавив обширный новый союз, в который вошли и остатки живших здесь аваров. Более многочисленное, чем аварское, иноэтничное население этого района представляли романизированные жители, которые несколько позже фигурируют в византийских источниках под названием «влахи» и которые составляли вместе с прямыми потомками римлян основное население приморских (адриатических) городов. Сюда, к береговой кромке, романизированное население было оттеснено аварами и славянами. Лишь часть его, главным образом в горных местностях, осталась во внутренних районах, но в силу своей малочисленности и разбросанности оно не играло серьезной политической роли и не создало в то время собственных этнополитических объединений.

Удержавшееся в некоторых уцелевших на Адриатике городах (Котор, Сплит, Задар и др.) романское население оказалось в VII— IX вв. вне сферы прямой власти хорватских и сербских политических объединений, их экономическое развитие не было непосредственно подчинено интересам формирующейся хорватской и сербской государственности: и в торговом отношении, и в политическом они более тесно были связаны с Византией и Италией 16.

Следовательно, есть основания говорить о значительной этнической (славянской) однородности населения северо-запада Балкан, а также о том, что это население в своей существенной части — в отличие от славян к востоку и юго-востоку от этого ареала — испытало, видимо, гораздо меньшее влияние местных форм общественной жизни.

Сходным было положение в районах, занятых сербами, которых, вероятно, во время расселения, так же как и хорватов, поддерживала против аваров Византия. Вскоре, однако, славяне этого региона оказались разделенными на большое количество племенных объединений, боровшихся за гегемонию и не обладавших явным перевесом сил над другими родственными союзами. Закреплению этнополитических различий сербских племен, упрочению в пределах ограниченных территорий разных общественно-культурных традиций содействовал и характер заселенных сербами земель: пересеченная высокими, покрытыми лесом горами, тесными ущельями и глубокими долинами местность создавала серьезные трудности для постоянных хозяйственных связей и политического взаимодействия между разными частями сербского региона.

Как и в Хорватии, здесь также приморский район, более благоприятный для экономического развития, оказался на длительное время — как раз в эпоху оформления сербской государственности — исключенным из процесса аккумуляции материальных средств и социальных сил, участвовавших в создании органов классового господства. Хозяйственная и социально-политическая структура этого района, унаследованная от ранневизантийской эпохи, тяготела к автаркии и к обеспечению условий автономного развития по типу итальянских приморских городов, связанных со средиземноморской торговлей 17.

Иными словами, и вторая группа кратко рассмотренных нами факторов (т. е. особенности местности, заселенной разными славянскими племенами и группами) позволяет прийти к заключению, что северо-западные районы Балкан по сравнению с центральными и восточными представляли в VII—IX вв. менее благоприятный для хозяйственного и социального прогресса регион полуострова. 3.

Сколь, однако, ни благотворно было воздействие двух комплексов рассмотренных выше факторов, обусловивших опережающие темпы формирования государственности у славян на востоке Балканского полуострова, на исход этого процесса решающее влияние •оказывали те конкретные обстоятельства, в которых этот процесс ?совершался. Иначе говоря, те преимущества, о которых было сказано выше и которыми обладало население, объединившееся в составе Первого Болгарского царства, сами по себе не были столь велики, чтобы предопределить исход эволюции.

Доказательством этого тезиса является судьба Славиний, сложившихся в Македонии, Фракии, Фессалии и на Пелопоннесе. По своей социально-политической структуре они были не менее зрелыми, "чем Славиния в Мисии — союз «Семь родов». Расположены же они ?были в местности, горазо более выгодной и с точки зрения природ- но-географических условий, и в отношении контактов с автохтонным населением империи и возможностей усвоения элементов производственной и социальной структуры более развитого византийского общества. Некоторые из этих Славиний в течение VII—IX вв. сохраняли независимость от империи или автономию во внутренних делах. Однако ни одна из них не превратилась в подлинное государственное образование. И причины этого, по нашему мнению, заключались прежде всего в том, что Византия оказывала на эти Славинии постоянное политическое и прямое военное давление, используя для этого целую систему средств — от проповеди христианства и мирных союзных договоров до организации карательных экспедиций.

Славинии в силу этого были лишены возможности мирного или военного объединения вокруг единого политического центра; предоставление Славинии статуса «архонтии» даже при сохранении внутренней автономии предполагало утверждение архонта со стороны императора, установление постепенно усиливавшегося контроля за политической ориентацией архонта, в особенности за его внешнеполитическими акциями. Расположенные поблизости от Славиний крупные византийские городские центры-крепости с сильными гарнизонами (Адрианополь, Фессалоника, Веррия, Ларисса, Коринф, Патры и др.) служили опорными пунктами империи в ее действиях против славян.

Существенным результатом византийского влияния на Славинии было ослабление единства их руководящего социального слоя: часть представителей племенной славянской аристократии проникалась идеалами византийской знати, тяготела к соединению с ней и к поискам своего места в имперской иерархии чинов и должностей.

Сохранявшие самостоятельность Славинии в условиях неравной борьбы с Византией истощали свои материальные и людские ресурсы, постоянные изнурительные войны вели к консервации общественной структуры таких Славиний, к замедлению их эволюции и в конечном счете к завоеванию их империей и постепенной ассимиляции славян греками18. Сходное положение было и в Карантании (Хорутании), и у полабских славян, втянутых в ожесточенную борьбу с превосходящими по силе и организации социального и политического строя франками и германцами 19. Не смогли упрочиться в VII—VIII вв. и Славииии, входившие в пределы Аварского каганата — примитивной военно-политической организации кочевников, обеспечивавшей их власть над земледельческим населением. Господствующий слой здесь в целом составляли авары, являвшиеся по преимуществу непроизводительным населением, занятым в основном функцией подавления, сбора дани и организации набегов на соседей 20.

Иной была ситуация в Мисии и Малой Скифии, на территории между Дунаем и Балканским хребтом. Среди славянских военно-территориальных союзов наиболее крупным был здесь союз «Семь родов», в который, видимо, входили как «склавины», так и анты, сохранявшие в пределах союза свою племенную структуру, имевшие собственных вождей и обладавшие автономией во внутренних делах. Это объединение находилось, возможно, в союзнических отношениях с империей, имело статус «федератов», т. е. обязывалось защищать дунайскую границу империи от аваров. Собственно византийских войск и гарнизонов, как и византийской администрации, на этой территории (кроме городов на Черном море) не было. Связи местной славянской аристократии с Константинополем были непрочными. Относительно самостоятельному развитию местных Славиний (прежде всего союза «Семь родов») содействовала и заметная естественногеографическая изоляция региона, огражденного со всех сторон морем, горами и крупной речной артерией.

И славяне этого региона, и протоболгары к последней четверти VII в. находились на последней стадии развития строя военной демократии. Как в том, так и в другом обществе процесс классооб- разовапия еще не привел к консолидации племенной аристократии в такую социальную силу, которая сумела бы преобразовать органы союзно-племенного управления в аппарат своего классового господства, превратить традиционные взносы соплеменников на общественные нужды и участие в строительстве укреплений в регулярно действующую систему податей и трудовых повинностей, а также ликвидировать или ограничить власть племенных вождей и старейшин и обеспечить повиновение центральной власти всех славян, входивших в союзное объединение, как и славян других племенных союзов в Мисии.

Однако поселение в географически замкнутом пространстве, на издревле входивших в состав империи землях, и союзные отношения с Византией должны были ускорить процесс разложения строя военной демократии: резко сузились возможности организации военных экспедиций, и накопление материальных ресурсов могло совершаться преимущественно за счет интенсификации внутреннего социально-экономического развития. В социальной структуре земледельческого славянского общества в Мисии в это время, по-види- мому, уже созрели предпосылки для регулярного изъятия части прибавочного продукта в интересах господствующего социального слоя. Напротив, хозяйственно-культурный тип полукочевого протобол- гарского племенного союза, лишь переходившего к организации постоянных становищ с традиционными зимовищами и создаваемыми при них земледельческими хозяйствами,— тип, способный к воспроизводству условий своего существования, еще не мог обеспечить устойчивого возрастания прибавочного продукта без грабежа соседних народов и эксплуатации иноплеменных невольников. Однако в социально-политической сфере союзу Аспаруха, как и другим союзам кочевых п полукочевых народов, были присущи спаянная тесными родовыми связями четкая воинская организация, сильная ханская власть, опиравшаяся на аристократию выдающихся знатных родов. Почти все мужское население союза представляло собой постоянно готовое к бою войско, способное к тому же — сравнительно с земледельческим населением — более быстро и надежно обеспечить безопасность своих семей и имущества. Хозяйственный и социальный уклад этого общества отличался крайней замедленностью темпов развития, консервативностью своей структуры, которая сама по себе пе могла лечь в основу устойчивой государственной системы.

Объединение этих двух народов (славян и протоболгар) в единую политическую организацию дало начало становлению качественно новой, более развитой социально-общественной системы. Произошло как бы взаимное восполнение недостаточно созревших институтов одного общества институтами другого. Экономический базис нового государственного образования составила, однако, структура земледельческого славянского общества — именно она обеспечивала упрочение социальных позиций формирующегося господствующего класса и регулярное поступление материальных средств в казну. Именно поэтому военный потенциал протоболгарского союза р свою очередь позволил быстро решить проблему объединяющего цен- тра и форм организации центральной власти.

Славянская знать и протоболгарская аристократия оказались одинаково заинтересованными как в утверждении своего господства над массами трудового народа, так и в ликвидации опасности реставрации византийской и установления аварской власти в Мисии. Оттесненная на первых порах от участия в центральном аппарате власти, базировавшемся на институтах тюркского кочевого общества, славянская знать отстояла, однако, свои социальные и общественные позиции, сохранив под своей властью и юрисдикцией население Славиний, вошедших в новое объединение на правах автономии. В конце VII — первой половине VIII в. это государство еще отличалось неразвитостью и социальной и политической системы. Но с самого своего возникновения Первое Болгарское царство не может быть, по нашему мнению, уподоблено по своему типу восточному каганату, как, например, Аварскому. Протоболгары (находившиеся, впрочем, на более высокой ступени развития, чем авары) были не в состоянии низвести славян до положения невольников или бесправных данников, а славянские союзы — изгнать пришельцев. Огромную роль сыграли значительное численное преобладание славян и одинаково угрожавшая независимости славян и протоболгар опасность от аваров и Византии. Формы симбиоза двух народов оказались поэтому здесь более гибкими и приемлемыми для обеих сторон, чем в Аварском каганате 2‘.

В силу превосходства социально-хозяйственной структуры и значительного численного преобладания славян дальнейший процесс развития ознаменовался переходом протоболгар к оседлости и их ассимиляцией, в результате чего складывалась новая, стадиально боле высокая этническая общность — болгарская феодальная народность. Но развитие новой державы неоднократно, особенно в 50—60-х годах VIII в., осложнялось вспышками острых противоречий между знатью обоих народов и соперничеством внутри протоболгарской знати. Однако кризис был преодолен. Утрата протоболгарской аристократией своего господствующего статуса в государственном аппарате была предопределена всем ходом внутреннего развития страны.

В первой четверти IX в. были ликвидированы как особые привилегии родовой аристократии протоболгар, так и широкие права автономии славянской знати Славиний: государство получило новое административное деление — во главе комитатов стояли наместники, назначаемые центральной властью22. Социальные верхи обоих народов все быстрее сливались в единый господствующий класс. Эти; процессы в целом нашли завершение в первом полустолетии после принятия христианства (865 г.), которое из фактора дезинтеграции,, каким оно было в Болгарии в VIII — первой половине IX в.т стало в качестве официальной религии могущественным орудием упрочения государственной системы, усиления центральной власти и укрепления формирующейся социальной системы феодализирующе- гося общества. Примечательно, что лишь с этого времени в государственной и общественной структуре болгарского общества стали различимыми признаки византийского влияния 23.

Обратимся теперь к северо-западным районам полуострова. Ни этническая относительная гомогенность населения хорватских земель (помимо самоназвания «хорваты», нам здесь известен лишь один термин «гудусканы» или «гачане»), ни ранние (уже в VII в.) попытки христианизации оказались недостаточными для упрочения и развития хорватских военно-территориальных союзов. Крупное объединение хорватов эпохи заселения ими своего региона распалось, видимо, к 70-м годам VII в. в результате вмешательства аваров, сумевших вновь усилить здесь свои позиции.

К сожалению, конкретный ход событий, которыми ознаменовался процесс становления хорватских государств, нам не известен. В сочинении Константина Багрянородного «Об управлении империей» сохранились лишь смутные и противоречивые известия, основанные- на местных преданиях, которые отразили соперничество различных хорватских политических образований, борьбу возглавлявших их династий за верховенство и роль основного организующего центра в сфере укрепления государственной власти, а также в обеспечении единства хорватских земель. Эти предания, несмотря на их легендарный характер, принадлежат к памятникам исторической и общественно-политической мысли и как таковые подвергались, без сомнения, существенным и тенденциозным переработкам.

Во всяком случае в IX в. в хорватском ареале еще не сложилось единого государственного образования: существовало приморское (далматинское) княжество во главе с князем Борной и его преемниками, в котором особую роль играло племя гудускан (или га- чан), а также Посавское княжество и Неретвлянское княжество (Константин Багрянородный называет его Арентанией или Пага- нпей). Видимо, довольно долго ни одно из этих княжеств не достигало явного перевеса над другими. Не случайно поэтому, что нелегко сопоставить полный и хронологически точный перечень хорватских князей (в сочинении «Об управлении империей» назван сначала Порг, а из последующих князей — Трпимир и Крешимир, затем и другой Крешимир и Мирослав). На фоне этих неясных сообщений выделяются своей подробностью известия о клятве крестившихся хорватов папе римскому, о миссионерской деятельности св. Мартина и т. д., что свидетельствует, скорее всего, о влиянии латинского духовенства приморских городов Далмации на хорватскую политическую традицию, об ожесточенной борьбе княжеств за верховенство или разных родов за власть в одном и том же княжестве24.

Процесс государственной консолидации задерживался тадже и вмешательством соперничавших за господство в этом регионе держав: Франкской империи, Византии, Венеции, а позднее Венгрии. Почти столетие, видимо, с конца VIII до конца IX в., Далматинская Хорватия находилась в разной степени зависимости от Франкской империи, а время от времени от Византии. Лишь в X в. Хорватия выступает как единое сильное королевство, объединявшее почти все хорватские земли. Однако сложность и замедленность процесса консолидации обусловили стойкость местных традиций в Далматинской и Посавской Хорватии, временное объединение не привело к сплочению этих двух княжеств в единую государственную систему. Положение вновь осложнилось вмешательством внешних сил: в 1000 г. далматинские города были ненадолго захвачены Венецией, и примерно в то же время снова отделилась Посавская Хорватия.

В не менее сложных условиях проходил процесс развития сербских княжеств. Прежде всего сыграла роль относительно большая политическая разобщенность сербских племен, несмотря на широкое распространение этнонима «сербы» на обширной территории уже в X—XI вв. Наличие нескольких почти равных по силе и обособленных военно-территориальных объединений определило длительность раннесредневекового полицентризма и устойчивость этносоциального партикуляризма. В IX—X вв. на территории современных Сербии, Боснии, Герцеговины и Черногории известны четыре княжества (архонтии или земли): Рашка, Захумье, Травуния (Требинье), Дукля (Зета). При этом внутри некоторых княжеств имелись области (Конавли, Босния), тяготевшие к выделению в самостоятельные княжества 25.

В ожесточенной борьбе этих центров сербской государственности между собой так же, как и в Хорватии, возникали политически тенденциозные исторические памятники, служившие юридическим обоснованием особых прав того или иного княжества или той или иной династии. Следы одного из таких источников, использованных Константином Багрянородным, ясно различимы в его труде «Об управлении империей»: это так называемая «Хроника сербских правителей». В ней, в частности, обосновывается законность верховной власти кпязей Сербии (Рашки) над соседними княжествами, в том числе над Паганией, хотя ее зависимость от Сербии была кратковременной и, скорее всего, формальной.

Нет, по всей видимости, достаточных оснований и для вывода о зависимости Травунии от властителей Сербии. В византийских источниках IX—X вв.26 Травуния фигурирует как особое независимое княжество, что подтверждает и Летопись попа Дуклянина (Барский родослов) 27. Трудно поэтому согласиться с встречающимся в литературе тезисом о ступенчатой, иерархической зависимости области Конавли от архонта Травунии, а архонта Травунии от правителя Сербии28. Конавли ко времени Константина Багрянородного уже составляла интегральную часть Травунии, а это княжество, как сказано, было независимо от Сербии. Утверждение Константина Багрянородного, что «архонты Травунии всегда были послушны архонту Сербии» 29, может быть истолковано в пользу временного династического верховенства (ибо сербский князь Властимир был тестем сына травунского жупана), оно, скорее всего, говорит нам о претензиях сербских правителей, а не об их реальной власти.

Процесс консолидации затруднялся и упомянутой выше тенденцией к выделению отдельных областей внутри княжеств в качестве новых государственных образований. Так обстояло дело с Боснией: в X в., согласно Константину Багрянородному, она составляла особую область Сербского княжества, а к середине XII в. это было уже самостоятельное государство, где начался процесс формирования новой южнославянской (боснийской) народности.

Существенное значение имели, наконец, вмешательство в дела сербских княжеств и прямая вооруженная агрессия Византии и Болгарии: в начале X в. (при Симеоне) Рашка временно была в зависимости от Болгарии, а в начале XI в. сербские земли ненадолго попали под суверенитет Византийской империи. Культурно-политическому единству сербских территорий мешала также и разница в толке христианства, исповедуемого населением: в прибрежном (ад- риатическом) регионе было сильно, как и в Хорватии, влияние папства и итальянских государств, господствовал латинский (западный) обряд, на землях к востоку от побережья — восточнохристианский (византийский).

Подводя итоги бегло осуществленному нами сопоставлению процессов становления и развития славянской раннефеодальной государственности на Балканах, мы должны, видимо, констатировать, что и конкретные условия, в которых эти процессы протекали на их раннем этапе, были в целом более благоприятными в восточном, а не в северо-западном регионе Балканского полуострова. Причем этническая гомогенность славянского населения — при всей ее важ- нос-ти — отнюдь не являлась в это время решающим фактором развития. Следует отметить также, что «уравновешенный» синтез, упомянутый выше, имел место именно в сфере социально-экономического развития балканских славян; что же касается государственного устройства, то влияние Византии отразилось тогда крайне слабо. Здесь отчетливо доминировали институты, развившиеся в ходе эволюции самого «варварского» общества. 1

См., например: Ферлуга Л Византина и постанак HajpamjHx ^ужнословен- ских држава.— Зборник радова Византолошког института, 1968, кн. 11; Grafenaaer В. Die ethnische Gliederung und geschichtliche Rolle der westlichen S?dslawen im Mittelalter. Ljubljana, 1966; Фер]анчиЬ. В. Византща и 1ужни Словени. Београд, 1966; Королюк В. Д. Особенности становления феодализма и формирования славянских раннефеодальных государств и народностей в Восточной, Центральной и Юго-Восточной Европе.— Сов. славяноведение, 1970, № 5; Ангелов Д. Образуване на българската народ- ност. С., 1971; Историка Црне Горе. Титоград, 1967. Кн. 1; Ditten H. Bemerkungen zu den ersten Ans?tzen zur Staatsbildung bei Kroaten und Serben im 7. Jahrhundert.— In: Beitr?ge zur byzantinischen Geschichte im 9,—11. Jahrhundert. Praha, 1978; Klaic N. Povijest Hrvata u ranom srijednjem vi- jeku. Zagreb, 1975; Z?stSrov? B. Zu einigen Fragen aus der Geschichte der slawischen Kolonisation auf dem Balkan.— In: Studien zum 7. Jahrhundert in Byzanz. B., 1976; Исторща спрског народа. Београд, 1981. Кн>. 1; Иванов В. В., Топоров В. Н. Древнее славянское право: архаичные мифопоэтические основы и источник в свете языка.— В кн.: Формирование раннефеодальных славянских народностей. М., 1981, с. 10—31; Мачинский Д. А. Миграция славян в I тысячелетии н. э.: (По письменным источникам с привлечением данных археологии).— Там же, с. 31—52; Гиндин Л. А. К хронологии и характеру славянизации Карпато-Балканского пространства: (По лингвистическим и филологическим данным).— Там же, с. 52— ?96; Иванова О. В. Некоторые вопросы экономического развития славян в долинах Струмы и Вардара в VII—VIII вв.—Там же, с. 215—231; История на България. С., 1981. Т. 2; Петров П. Образуване на българската държава.

С., 1981; Литаврин Г. Г. К проблеме становления Болгарского государства.— Сов. славяноведение, 1981, № 4; Наумов Е. П. Советская историография о возникновении и развитии Первого Болгарского царства.— В кн.; История и культура Болгарии. М., 1981; Королюк В. Д., Литаврин Г. Г., Флоря Б. Н. Древняя славянская этническая общность.— В кн.: Развитие этнического самосознания славянских народов в эпоху раннего средневековья. М., 1982, с. 10—33; Литаврин Г. Г. Формирование этнического самосознания болгарской народности (VII — первая четверть X в.).— Там же, с. 49—82; Наумов Е. П. Возникновение этнического самосознания раннефеодальной хорватской народности,— Там же, с. 167—181; Он же. Формирование этнического самосознания древнесербской народности.— Там же, с. 181—195; Третъяков П. Н. По следам древних славянских племеп. М., 1982; и др. 2

Herrmann 1. Siedlung, Wirtschaft und gesellschaftliche Verh?ltnisse der slawischen St?mme zwischen Oder/Neisse u. Elbe. B., 1968; Ляпушкин И. И. Славяне Восточной Европы накануне образования древнерусского государства (VIII —первая половина IX в.): Ист.-археол. очерки. JL, 1968; Авду- син Д. А. Материальная культура древней Руси.— ВИ, 1972, № 7. 3

См.: Плетнева С. А. Восточноевропейские степи во второй половине VIII— X в.— В кн.: Степи Евразии в эпоху средневековья. М., 1981, с. 62—82; Она же. Кочевники средневековья. М., 1982, с. 27 след. 4

Сымонович Э. А. Культура карпатских курганов и ее роль в этногенезе славян.— В кн.: VIII Международный съезд славистов: История, культура, этнография и фольклор славянских народов. М., 1978. 5

Колчин Б. А. Черная металлургия и металтообработка в Древней Руси. 6

Королюк В. Д., Литаврин Г Г., Флоря Б. Н. Древняя славянская этническая общность, с. 18—21. 7

Литаврин Г. Г. Славинии VII—IX вв.—социально-политические организации славян.— В кн.: Этногенез народов Балкан и Северного Причерноморья. М.. 1983. 8

См., например: Займов Й. Найстарите заселища на българските словени в балканските земи.— В кн.: Етногенезисът и културно наследство на българския народ. С., 1971, с. 51—56. 9

Иванов В. В. Диалектные членения славянской языковой общности и единство древнего славянского языкового мира.— В кн.: Развитие этнического самосознания..., с. 216 след. 10

Извори за българската история, т. III. Гръцки извори за българската история. С., 1958, т. II, с. 232, 281, 282, 286. 11

Тъпкова-Заимова В. Нашествия и етнически промени на Балканите. С., 1966, с. 70 след., 90—97; Ditten H. Zur Bedeutung der Einwanderung der Slawen.— In: Byzanz im 7. Jahrhundert: Untersuchungen zur Herausbildung des Feudalismus. B., 1978, S. 78 ff. 12

Наумов E. II. Возникновение..., с. 169 след.; Он же. Формирование..., с. 182 след. 13

Удалъцова 3. В. Византия и Западная Европа: (Типологические наблюдения).— В кн.: Византийские очерки. М., 1982. 14

Лишев С. Българският средновековен град. С., 1970, с. 10 след. 15

Наумов Е. П. Возникновение..., с. 168. 16

См., например: Историка српског народа, кн>. 1, с. 145—150 и др. 17

Наумов Е. П. Формирование..., с. 184 след. 18

Литаврин Г. Г. Славинии... 19

Санчук Г. Э. Особенности формирования этнического самосознания у по- лабских славян (VI—X вв.).— В кн.: Развитие этнического самосознания..., с. 195-212. 20

Z?sterov? В. Les Avares et les Slaves dans la Tactiqtie de Maurice. Pr., •

1971, p. 31-35, 71—79. 21

Литаврин Г. Г. К проблеме становления..., с. 40—45. 22

Гюзелев В. Функции в ролята на кавхана в живота на първата българска държава (VII—XI вв.).— В кн.: Годишник на Софийския университет. История, 1967, т. 60, кн. 3; Он же. Ичиргу боилите па първата българска държава.— Там же, 1973, т. 65, кн. 3. 23

Ангелов Д. Образуване на българската народност, с. 265 след.

2i Klaic N. Povijest..., s. 36 i sl. 25

Истори]а српског народа, кн>. 1, с. 145 след. 26

Византи}ски извори за историку народа 1угослави]е. Београд, 1959, т. II, с. 14 след. 27

Uluuiuh Ф. Летопис попа Душьанина. Београд, 1928, с. 320 след. 28

Грачев В. П. Сербская государственность в X—XIV вв.: (Критика теории «жупной организации»). М., 1972, с. 209. 29

Константин Багрянородный. Об управлении империей/Пер. Г. Г. Литав- рина.— В кн.: Развитие этнического самосознания..., с. 296.