Введение Историография проблемы и обзор источников

В отечественной историографии наибольшее внимание уделялось (и до сих пор уделяется) лишь одному периоду в истории российско-тибетского взаимодействия - отношениям между царской Россией и Тибетом (1898-1914).

ких документов из только что опубликованной британским правительством «Синей книги», проливавших свет на сущность англорусских разногласий из-за Тибета[2]. Статья Теплова недвусмысленно показала, что Россия проявляет определенный интерес к Тибету и что этот интерес в большой степени обусловлен обострившимся в начале 1900-х гг. англо-русским соперничеством.

Публикации Л.Е. Берлина и А.Л. Попова появились уже в советское время и совпали с возобновлением в 1920-е гг. прервавшегося накануне мировой войны русско-тибетского диалога. Статья референта Наркоминдела Л.Е. Берлина (1923), по сути инспирированная советским дипломатическим ведомством, содержала обзор деятельности Агвана Доржиева в качестве дипломатического посредника между царской Россией и Тибетом. Этой деятельности давалась положительная оценка — Доржиев организовал русофильскую политическую группировку в Лхасе и при её посредстве в течение многих лет «удерживал Англию от захвата Тибета, сталкивая с ней конкурирующую Россию».

В статье историка-марксиста А.Л. Попова «Россия и Тибет» (1927-1928 гг.) русско-тибетские отношения также рассматривались под углом большой азиатской игры Англии и России. Опираясь на большое количество документальных источников из архива царского МИД, Попов впервые дал углубленный анализ этих отношений в период 1898-1907 гг. Важность его работы состоит в том, что в ней было сформулировано несколько ключевых тезисов: 1) о тесной связи тибетского вопроса с дальневосточной политикой России; 2) об отсутствии у России непосредственных интересов (коммерческих или военно-стратегических) в Тибете, что делало тибетский вопрос для России «экзотическим по преимуществу»; 3) о разграничении в 1906 г. российской диплома

тией монгольского и тибетского вопросов как относящихся соответственно к сфере интересов России (монгольский) и Англии (тибетский). Это разграничение подтолкнуло обе державы к дипломатической сделке — заключению англо-русского соглашения по Тибету 1907 г.

Интерес к тибетской теме в СССР заметно ослабел после прекращения политических контактов между Москвой и Лхасой в начале 1930-х. Новый всплеск интереса к Тибету стал наблюдаться лишь в 1950-е гг. в связи с присоединением Тибета к Китаю. В 1956 г. увидела свет монография В.П. Леонтьева «Иностранная экспансия в Тибете в 1888-1919». Эта работа, написанная под несомненным влиянием недавних тибетских событий, носила крайне политизированный характер, отражая новую позицию СССР в тибетском вопросе (признание китайского суверенитета над Тибетом).

Кроме монографии Леонтьева в СССР в конце 1940-х - в 1950-е гг. было опубликовано несколько книг о современном Тибете советских журналистов и переизданы основные труды известных русских путешественников (Н.М. Пржевальский, В.И. Роборовский, М.В. Певцов, Г.Н. Потанин, П.К. Козлов).

Советско-китайская идеологическая конфронтация в 1960-е - нач. 1980-х гг. вызвала новую волну публикаций на тибетскую тему. Это были в основном работы отечественных востоковедов (тибетологов, китаистов), а также востоковедов соцстран (В.А. Богословский, Т.Р. Рахимов, Т.Л. Шаумян, Ш. Бира, Б. Ширендыб, Д. Пурэв,

Д. Маам и др.)[3], посвященные вопросам национальной политики руководства КНР, в которых содержалась необычайно резкая критика китайских властей за проводимую ими политику «насильственной ассимиляции и китаизации» неханьских народов Китая, включая тибетцев. В этот же период появились два исторических исследования — А.Ф. Остальцевой об англо-русском соглашении 1907 г. (1977) и Т.Л. Шаумян («Тибет в международных отношениях начала XX в.», 1977).

Труд Шаумян был первой отечественной монографией, посвященной непосредственно истории русско-тибетских связей.

поэтому его судьба зависела от изменения соотношения сил между заинтересованными иностранными державами. «Англия, Китай и Россия практически “делили” Тибет, не считаясь с действительными интересами его народа, использовали его в качестве “разменной монеты” в “торге” за получение преимуществ в наиболее выгодном для каждой из них районе Азии» (с. 194-195). Монография Т.Л. Шаумян, существенно переработанная и дополненная новыми материалами, была переиздана в 2001 г. в США в серии «Российские исследования по мировой истории и культуре» (Т.

Совершенно иная трактовка политики царской России и держав в отношении Тибета дается в работах Н.С. Кулешова. В ряде публикаций на русском и английском языках в 1990-е гг., в том числе в двух монографиях «Россия и Тибет в начале XX века» (1992) и «Russia’s Tibet File: The Unknown Pages in the History of Tibet’s Independence» (1996), Н.С. Кулешов попытался опровергнуть ключевой тезис об англо-русском соперничестве из-за Тибета, утверждая, что Россия не стремилась к экспансии в этом районе Центральной Азии, поскольку не имела каких-либо политических, экономических или военных интересов в Тибете. Россия «оставалась совершенно пассивна в сфере взаимоотношений, как с Тибетом, так и с другими державами в связи с Тибетом»[4]. Выводя русско-тибетский диалог за рамки Большой игры, автор объясняет его возникновение стремлением русского правительства поддерживать дружеские отношения с буддийским иерархом и главой

Тибета исключительно на религиозной основе. Представленные Кулешовым свидетельства об «отстраненности» Петербурга от тибетских проблем при ближайшем рассмотрении, однако, выглядят малоубедительно. Например, в своей монографии «Россия и Тибет в начале XX века » Кулешов пытается представить посольство А.

Концепция Н.С. Кулешова достаточно убедительно опровергается работами Т.Л. Шаумян, Е.А. Белова и А.И. Андреева. Особенно показательна в этом отношении статья Е.А. Белова «Тибетская политика России (1900-1914)» (1994), в которой впервые вводится в научный оборот ряд важных документов из фонда «Миссия в Пекине» в АВПРИ. Россия, считает автор, проводила осторожную политику в отношении Тибета. Она защищала Тибет от английской агрессии, но не выступала за его отделение от Китая. Русофильская позиция Далай-ламы «являлась важным политическим фактором, который помогал России ограничить и в конечном счете остановить английскую экспансию в Тибете». Полемизируя в этой статье с Н.С. Кулешовым, Е.А. Белов справедливо отмечает, что, если бы Россия не имела собственной тибетской политики, то она едва ли

бы стала заключать с Англией отдельное соглашение о Тибете (англо-русская конвенция по тибетским делам 1907 г.[6].

В ряде статей автора этой книги, опубликованных по-русски и по-английски в конце 1990-х - начале 2000-х гг., приводится ряд новых, неизвестных исследователям фактов, позволяющих говорить о наличии у царской России вполне определенной «тибетской политики», которая по сути являлась политикой сдерживания Англии. Примером такой политики могут служить открытие русского консульства в Дацзянлу (пров. Сычуань) - фактически пункта для наблюдения за деятельностью англичан (1903-1904), отправка А.Н. Куропаткиным группы калмыков-разведчиков в Тибет (1904), планы посылки в Лхасу военно-дипломатической экспедиции под началом П.К. Козлова (1903), обещания А.Н. Куропаткина предоставить тибетцам военную помощь. В статье «The Tsar s Generals and Tibet», посвященной вопросам военного взаимодействия России и Тибета, делается вывод о том, что военное руководство России играло гораздо более активную роль в русско-тибетском диалоге, чем это принято считать до сих пор, хотя оно и не вынашивало каких-либо агрессивных замыслов в отношении Тибета. Данное исследование также показывает, что военные пытались проводить свою собственную линию в тибетском вопросе, отличную от линии дипломатического ведомства.

Что касается английской и индийской историографии, то русско-тибетские отношения рассматриваются в ней преимущественно в контексте англо-русского соперничества (Ф. Янгхазбенд, Ч. Белл, П. Мехра, А. Лэмб, П. Флеминг, X. Ричардсон, П. Адди, П. Хопкёрк, X. Хадли, А. Маккей)[7]. Общим для этих авторов является признание ключевой роли бурятского советника XIII Далай-ламы в деле установления непосредственных отношений между Тибетом и царской Россией. Доржиев убедил юного Далай-ламу, что Россия является

единственной в мире страной, способной оказать помощь Тибету против Англии. Публикации английских дипломатов (Ф. Янгхаз- бенд, Ч. Белл) в целом отражают точку зрения правительственных кругов Британской империи, которая сводилась к тому, что деятельность Доржиева (его посольства в С.-Петербург и секретные переговоры с царским правительством) представляла серьёзную угрозу для безопасности Индии. Авторы двух специальных работ, посвященных теме русско-тибетских отношений, П. Мехра и А. Лэмб, опираясь главным образом на материалы британских архивов, пытались выяснить сущность так наз. «русской интриги» в Тибете, послужившей формальным предлогом для английской интервенции в эту страну. П. Мехра объяснял «особый» интерес России к Тибету двумя факторами: существованием традиционной религиозной связи бурятско-калмыцких буддистов с Лхасой и англофобией Николая II. Главная цель русских, по его мнению, состояла в том, чтобы создать ситуацию мнимой угрозы для англичан — уловка, на которую легко попался русофоб Дж. Керзон. А. Лэмб придерживался несколько иной точки зрения, считая, что Керзон имел достаточные основания, чтобы поверить «свидетельствам» о «русской интриге в Тибете или около Тибета», потенциально опасной для британских интересов в Индии, принимая во внимание экспансию России на Дальнем Востоке и в Монголии.

Из публикаций последних лет заслуживает внимания монография А. Маккея «Тибет и Британская Индия: Пограничные кадры, 1904-1947» (1997), посвященная деятельности чиновников политического департамента англо-индийского правительства, резидентов и торговых агентов в Сиккиме и Тибете. По мнению Маккея, русское влияние в Тибете в начале XX в. было весьма ограниченным. Настоящим врагом Британии эти чиновники считали не Россию, а Китай, пытавшийся присоединить Тибет к своим владениям. Именно Британия и Китай в течение нескольких десятилетий вели борьбу за преобладающее влияние в Тибете, при этом обе страны заявляли, что они действуют исключительно в интересах тибетцев (с. 15). Этот вывод Маккея позволяет по-новому взглянуть на Большую игру в Тибете и участие в ней России - на стороне цинс- кого Китая.

Тема Большой игры стала особенно популярной на Западе в годы после распада СССР, когда зарубежные исследователи получили доступ к материалам российских архивов. В 2001 г. американский

историк Дженнифер Сигел опубликовала монографию «Окончание игры: Британия и Россия в последней схватке за Центральную Азию». В этом исследовании, посвященном возобновлению англо-русского соперничества в период после заключения конвенции 1907 г., автор приводит немало любопытных подробностей, относящихся к тайным переговорам А.Д. Сазонова и Дж. Бьюкенена в Петербурге весной 1914 г. Используя российские и британские архивные источники, в частности переписку статс-секретаря Э. Грея и Дж. Бьюкенена, Дж. Сигел показывает, что российский министр иностранных дел прилагал энергичные усилия, чтобы добиться выгодной для России сделки с англичанами по тибетскому и афганскому вопросам[8], что еще раз подтверждает наличие у России вполне определенной политики в отношении Тибета.

Другой американский историк Д. Схиммельпеннинк ван дер Ойе в ряде статей и в монографии о русско-японской войне «Навстречу восходящему солнцу» (2001)[9] устанавливает наличие тесной связи между имперской идеологией России («конкистадорский империализм») и её внешней политикой в период, предшествующий войне. Отдельная глава в этой книге посвящена Н.М. Пржевальскому, которого Схиммельпеннинк называет наиболее ярким представителем русского имперского мышления. Рассматривая проекты тибетских экспедиций Пржевальского-исследователя и разведчика 1870-х - 1880-х гг., этот автор отмечает, что они по существу служили экспансионистским целям России в Центральной Азии.

Еще одна работа, заслуживающая упоминания, это книга Дж. Снеллинга «Буддизм в России: История Агвана Доржиева, эмиссара Лхасы к царю» (Snelling J. Buddhism in Russia: The Story of Agvan Dorzhiev, Lhasa’s Emissary to the Tsar. Shaftsbury, Dorset, 1993). В ней особенно подробно освещается первая половина жизни бурятского дипломата и религиозного деятеля, в том числе его посольства к русскому двору, заложившие основу русско-тибетского сближения.

В китайской историографии тибетской теме также отводится довольно большое место, хотя трактовка в ней известных событий в Тибете в начале XX в. является в значительной степени политизированной, ориентированной на идеологические установки

китайского руководства в тот или иной период истории. Так, в публикациях 1950-х гг. китайские историки делали основной акцент на агрессивных планах английских и американских империалистов в отношении Тибета, избегая употреблять термин «агрессия» применительно к тибетской политике России. Ухудшение советско-китайских отношений в последующие годы заставило их изменить свои взгляды и утверждать, что царская Россия, как и Англия, проводила экспансионистский курс в отношении западных провинций Китая и «китайского» Тибета[10]. Так, Ван Фуджен и Суо Венсин в изданной по-английски книге «Основные вехи тибетской истории» (1984) утверждали, что Британия, используя Тибет в качестве плацдарма, пыталась связать Индию со своей сферой влияния в долине р. Янцзы. Царская же Россия, со своей стороны, понимая стратегическую важность Тибета, стремилась аннексировать «эту область» и использовать в качестве базы для расширения агрессии в глубь южно-азиатского субконтинента (с. 120). При этом Британия преуспела больше, чем Россия, в достижении своих целей. Характерной особенностью публикаций китайских авторов является то, что они не используют китайских источников по тибетской теме, поскольку такие источники остаются строго засекреченными в архивах КНР. Столь же недоступны для историков (как китайских, так и зарубежных) и тибетские источники, хранящиеся в государственном архиве в Лхасе. Немногие рассекреченные документы из 1-го исторического архива КНР в Пекине были использованы китайским тибетологом-эмигрантом Сон Лимином в статье, посвященной экспедиции Ф. Янгхазбенда и китайской политике в отношении Тибета в 1903-1904 гг.[11]

История советско-тибетских отношений была впервые рассмотрена в монографии А.И. Андреева «От Байкала до священной Лхасы» (1997) и в диссертации на соискание ученой степени к. и. н. «Советско-тибетские отношения, 1918-1929» (1998). Этой же теме посвящены и опубликованные на английском во 2-й половине 1990-х несколько статей того же автора, а также монография «Soviet Russia and Tibet: The Debacle of Secret Diplomacy» (Советская

Россия и Тибет: Крах тайной дипломатии)[12]. В этом обобщающем труде советско-тибетские отношения, особенно их начальная фаза (1920-1922), рассматриваются в довольно широком контексте, с использованием материалов по советско-персидским и советско- афганским отношениям, позволяющих говорить о возобновлении в послереволюционные годы, на новом историческом витке, Большой игры в Центральной Азии. Делается вывод, что советское руководство, стремясь подорвать влияние Англии в Тибете, в течение ряда лет проводило довольно активную наступательную политику в отношении этого буферного пригималайского государства.

Среди других публикаций по данной теме следует назвать книгу калмыцкого журналиста В.Ш. Бембеева «Человек из легенды» (М,; Элиста, 1991), содержащую рассказ о первой советской миссии в Лхасу в 1921-1922 г. и её руководителе калмыцком партийном и государственном деятеле В.А. Хомутникове. Заслуживает также упоминания статья видного советского монголоведа-эмигранта Н.Н. Поппе «Буддисты в СССР»[13], в которой содержатся краткие сведения о второй советской миссии 1924 г. (ошибочно датирована 1922 г.).

Работы западных тибетологов по этому периоду (Д. Макдональд, X. Ричардсон, А. Лэмб)[14] ограничиваются лишь констатацией фактов посещения Лхасы советскими делегациями и отдельными агентами в 1920-е гг. со ссылками на английские источники.

Тема «Тибет в советско-китайских и российско-китайских отношениях (конец 1940-х - 1990-е гг.)» является новой и мало изученной. Впервые она была рассмотрена в заключительной главе упомянутой монографии А.И. Андреева[15] с целью показать, что после окончания Большой игры СССР не только не утратил интереса к Тибету, но и оказал действенную помощь КНР в установлении контроля над этой страной, пытался использовать тибетский вопрос для давления на Пекин в период советско-китайской конфронтации, а после распада СССР Российская Федерация в лице трех своих буддийских субъектов (Бурятия, Калмыкия, Тува) стала стре

миться к установлению тесных связей с тибетскими буддийскими иерархами, т. е. наметилась тенденция к возобновлению российско-тибетского диалога на сугубо религиозной основе.

Что касается зарубежной историографии, то удалось выявить только одну небольшую работу по этой теме — статью американского политолога Т. Уэрстоу «Тибет в китайско-советских отношениях» (1983)[16]. Её автор, опираясь в основном на западные источники, анализирует роль Тибета в политике СССР в период расцвета советско-китайских отношений (1950-е гг.) и в последовавший за ним период острых идеологических разногласий между двумя государствами (1960-е - начало 1980-х), в частности подробно рассматривает различные варианты возможного использования СССР «тибетской карты» против Пекина в будущем. По мнению Уэрстоу, СССР не играл сколько-нибудь важной роли в китайской аннексии Тибета, и не существовало международного «законного вызова притязаниям Китая», поэтому тибетцы не имели иного выбора, как принять навязанное им Пекином «Соглашение о мерах по мирному освобождению Тибета». Такой вывод является ошибочным, особенно в первой его части, ибо, как показывает данное исследование, СССР не только оказывал политическую и дипломатическую поддержку КНР в тибетском вопросе, но и принял непосредственное участие в операции против Тибета Народно-освободительной армии Китая.

В последние годы в России и за рубежом было опубликовано несколько больших монографических исследований, посвященных новейшей истории Тибета, в которых в той или иной степени затрагивается тема «Тибет в советско-китайских и российско-китайских отношениях». Из российских публикаций следует, прежде всего, упомянуть монографию А.С. Клинова «Политический статус Тибета и позиция держав (1914 г. - конец XX в.)» (Майкоп, 2000), подробно освещающую как саму тибетскую проблему, так и её преломление в политике Китая и внешнеполитических отношениях КНР с державами, включая СССР. В своём труде А.С. Клинов также вкратце характеризует начавшийся на рубеже 1990-х, в годы перестройки и «оживления активности ламаистской церкви в СССР», процесс нового сближения между Россией (буддийскими регионами РФ) и Тибетом (XIV Далай-ламой и «высшими руководителями тибетской оппозиции»). При этом он отмечает, что, хотя в 1990-е гг. представители тибетской оппозиции с молчаливого согласия руко

водства стран СНГ (включая Россию) и МНР стали практически свободно вести свою деятельность на их территории, «эти государства воздерживаются от оказания активной помощи борцам за независимость Тибета и от официального признания незаконности суверенитета Китая над Тибетом»[17].

Среди исследований западных тибетологов следует, прежде всего, назвать ставшие классическими монографии М. Голдстейна, А. Лэмба и В.Д. Шакабпы[18]. В этих работах достаточно полно освещается и наиболее драматический, заключительный период существования независимого Тибетского государства. История Тибета уже в составе КНР (до начала 1990-х) подробно рассматривается в недавно опубликованной монографии английского историка тибетского происхождения Церинга Шакья «Дракон в Снежной стране: Современная история Тибета с 1947 г.» (Shakya Ts.The Dragon in the Land of Snows. London, 1999). Основанная на большом массиве западных, китайских и тибетских источников и отличающаяся объективностью и взвешенностью в изложении и оценке тибетских событий 2-й половины XX века, монография Шакья считается лучшим на сегодняшний день исследованием по этому периоду тибетской истории. В ней, как и в монографии американского тибетолога М. Голдстейна (1989), встречаются упоминания СССР в связи с обсуждением тибетского вопроса в ООН в 1959, 1960 и 1965 гг. (вопрос об агрессии КНР против Тибета).

Представляют интерес и статьи западных исследователей о стратегической роли Тибета в пригималайском регионе и «стратегическом строительстве», развернутом коммунистическим Китаем в Тибете, и его значении для соседних государств и среднеазиатских республик СССР (О. Клабб, Д. Норбу)[19].

Нельзя не упомянуть и нескольких работ, проливающих свет на подрывную деятельность спецслужб США в тибето-гималайском регионе в 1950-е - 1960-е гг. (военная помощь тибетским повстанцам)[20].

Эти и другие публикации, как старые, так и новые, носят в целом вспомогательный характер, давая возможность более тщательно рассмотреть отдельные аспекты исследуемой темы.

Источниковую базу исследования по теме российско-тибетских отношений составляют как опубликованные источники, так и выявленные в отечественных и зарубежных архивах. Использованные опубликованные источники по своему происхождению и содержанию представлены несколькими видами. Это, во-первых, разнообразные дипломатические документы, хранящиеся в Архиве внешней политики Российской империи (АВПРИ) — послания XIII Далай-ламы и тибетских министров Николаю II и министру иностранных дел России (1900, 1901 и 1913 гг.), письма и докладные записки по тибетскому вопросу, переданные в МИД посланником Далай-ламы бурятским ламой Агваном Доржиевым, донесения и депеши российских представителей в Урге, Пекине и Калькутте, инструкции главы МИД послу в Лондоне, тексты различных соглашений, касающихся Тибета, заключенных Англией, Китаем, Тибетом, Монголией и Россией в период 1890-1914 гг. Эти документы проливают свет на зарождение и развитие русско-тибетского политического диалога на рубеже и в первые полтора десятилетия XX века, его изначально противоречивый характер, обусловленный обострившимся в этот период англо-русским соперничеством в Азии, позицию России по тибетскому вопросу на разных этапах этого диалога, контакты российских дипломатов с правителем Тибета. Большинство из них опубликовано в приложениях к монографиям Т.Л. Шаумян, А.В. Дамдинова, В.П. Леонтьева и Н.С. Кулешова, в сборниках архивных документов и материалов, таких как «Международные отношения в эпоху империализма» (1933-1940), «Русско-индийские отношения в 1900-1917 гг.» и в др. изданиях[21].

Другую группу опубликованных источников составляют материалы из личных архивов дипломатов и высших государственных

деятелей (гр. Ю.А. Головкин, гр. Н.П. Румянцев, А.Н. Куропат- кин), востоковедов (С.Ф. Ольденбург, Ф.И. Щербатской) и других лиц, причастных к формированию тибетской политики России или оказывавших на неё влияние. Это — инструкции, данные гр. Ю.А. Головкину в связи с его посольством в Пекин (1805), записка о Тибете митрополита Хрисанфа, представленная министру коммерции гр. Н.П. Румянцеву (1805), дневниковые записи военного министра А.Н. Куропаткина 1903-1904 гг., в которых упоминаются «тибетские планы» Николая II с комментариями на них министра, проект научно-разведывательной экспедиции в Тибет подъесаула Н. Уланова (1903), письма и официальные отчеты о встречах с Далай-ламой в Урге (1905) и Даржилинге (1910) востоковеда-буддо- лога Ф.И. Щербатского, проект П.А. Бадмаева о присоединении к России Китая, Тибета и Монголии, его же памятная записка о противодействии англичанам в Тибете и письма императорам Александру III и Николаю II, а также С.Ю. Витте (1893-1905)[22].

Следующая группа опубликованных источников — это свидетельства военных архивов, как-то: письмо А. Доржиева А.Н. Ку- ропаткину от 11 октября 1900 г. в ответ на предложение военного министра подарить Тибету трофейные китайские пушки, черновики двух записок 2-го генерал-квартирмейстера генерал-майора Я.Г. Жилинского по поводу предполагаемой военно-дипломатической экспедиции П.К. Козлова в Тибет (конец 1903), отчет о деятельности русской разведки в Монголии генерал-майора Оранов- ского, где упоминается о планах переселения Далай-ламы в Россию (1905), записка о Далай-ламе и его деятельности в Монголии подполковника Генштаба А.Д. Хитрово (1906)[23]. Эти материалы свидетельствуют о достаточно активной позиции военного ведомства в тибетском вопросе, контрастирующей с весьма умеренной дипломатической линией, проводимой МИД.

Отдельную группу источников составляют описания хождений в Тибет в XVIII - начале XX в. бурятских и калмыцких паломников (Дамба-Доржи Заяев, Пурдаш Джунгруев, База-бакши Менкеджуев, Гомбожаб Цыбиков, Дамбо Ульянов)[24], отчеты и путевые дневники русских путешественников-исследователей Центральной Азии (Н.М. Пржевальский, М.В. Певцов, Н.Г. Потанин, П.К. Козлов), а также материалы мемуарно-биографического характера (тибетская, монгольская и русская автобиографии А. Дор- жиева и сборник документов о его деятельности в царской России и СССР из фондов Национального архива Бурятии)[25]. В этих источниках содержатся сведения как о традиционных религиозных связях бурятских и калмыцких буддистов с Тибетом, так и о попытках властей — царского и затем советского правительств России установить контакты с правящей верхушкой Тибета с помощью научных экспедиций Русского географического общества, прежде всего экспедиций Н.М. Пржевальского и П.К. Козлова. Путевые записки путешественников также содержат разнообразную информацию о Тибете — его природном мире, социально-политической системе, населении, правителях (в том числе о малолетнем XIII Далай-ламе и его регенте) и о крайне враждебном отношении тибетцев к иностранцам в целом, их стремлении не допустить людей из «внешних стран» в Тибет, и особенно в Лхасу, священный город-резиденцию далай-лам[26]. Наиболее содержательный источник этой группы — автобиографическая записка на русском языке

А.              Доржиева (1901), проливающая свет на русофильскую деятельность последнего в 1890-е гг. при дворе Далай-ламы и его визиты в Россию - акции, фактически приведшие к переориентации Лхасы с Китая на Россию как на потенциальную державу-протектора Тибетского государства. Большой интерес представляет и отчет спут

ника П.К. Козлова по монголо-тибетской экспедиции (1899-1901)

В.Ф. Ладыгина, содержащий подробное описание торгово-сырьевых рынков Монголии, Западного Китая и Тибета и рекомендации правительству с целью завязывания выгодного для России товарообмена с Тибетом[27].

Что касается опубликованных иностранных источников по Тибету, то это, прежде всего, сборники документов Форин оффиса (1904-1905)[28]. Эти документы (донесения британских дипломатов в Пекине и С.-Петербурге, меморандумы российских представителей в Лондоне, переписка главы Форин оффиса Г. Лэнсдауна с вицекоролём Индии Дж. Керзоном, статс-секретарем по делам Индии Дж. Гамильтоном) дают представление о том, каким образом формировалась тибетская политика лондонского кабинета и в чем состояла суть англо-русских разногласий из-за Тибета, приведших к английской интервенции в Тибет в 1903 г. и фактическому срыву наметившегося в эти годы русско-тибетского сближения.

Важнейшую источниковую базу исследования составляют архивные документы. Их основной массив сосредоточен в семи крупнейших архивохранилищах России (в Москве и С.-Петербурге) — Архив внешней политики Российской империи (АВПРИ), Архив внешней политики Российской Федерации (АВПРФ), Архив президента Российской Федерации (АПРФ), Российский государственный исторический архив (РГИА), Российский государственный военно-исторический архив (РГВИА), Российский государственный военный архив (РГВА), Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ). Ряд документов и материалов по тибетской теме был также выявлен и в других архивах, таких как Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ), Центральный государственный архив С.-Петербурга (ЦГА СПб.), архив С.-Петербургского филиала РАН, архив С.-Петербургского филиала Института востоковедения РАН, архив Русского географического общества (РГО), архив Музея-квартиры П.К. Козлова, Национальный архив Республики Бурятия (НАРБ), Национальный архив Республики Калмыкия (НАРК), архивы министерств безопасности этих республик и управления ФСБ по С.-Петербургу и

Ленинградской области. Кроме этого при работе над исследованием были использованы материалы двух британских архивов — Oriental amp; India Office Collection and Records в Лондоне и Public Record Office в Кью. Тщательное изучение архивных источников позволило, во-первых, значительно расширить уже существующую источниковую базу по теме русско-тибетских отношений (1898-1914), дополнить её рядом новых, неизвестных исследователям документов, во-вторых, реконструировать умышленно засекреченную и до сих пор утаиваемую властями историю советско- тибетских отношений (1918-1929) и, в-третьих, проанализировать два обширных периода: предысторию отношений царской России и Тибета (начало XVIII - конец XIX в.) и период после завершения советско-тибетского диалога и англо-советского соперничества в Тибете, когда СССР и затем постсоветская Россия вновь оказались вовлеченными в обсуждение тибетского вопроса (с представителями нацистской Германии в 1939-1940 гг.; с лидерами КПК и руководством КНР в 1949-1952 и середине 1990-х гг., а также с дипломатическими представителями зарубежных стран в стенах ООН в 1950-е -1960-е гг.) и были вынуждены сформулировать свою принципиальную позицию по этому вопросу.

Анализ предыстории русско-тибетских отношений (нач. XVIII конец XIX в.) базируется в основном на уже опубликованных источниках (см. выше). В ходе исследования удалось выявить ряд новых документов — это сведения о Малом Тибете (Ладаке) и пути туда из России, собранные комендантом Семипалатинской крепости (1822), доклад главы Азиатского отдела Главного штаба А.Н. Куропаткина на имя императора Александра II (1878) по поводу проекта 1-й тибетской экспедиции Н.М. Пржевальского, записка Н.М. Пржевальского, в которой приводятся доводы в пользу присоединения к России Восточного Туркестана и части Северного Тибета (1880-е гг.), отчеты и донесения в Азиатский департамент МИД ургинского консула Я.П. Шишмарева[29], содержащие разнообразные сведения — о контактах бурятских и монгольских буддистов с Тибетом в 1890-е гг., о XIII Далай-ламе, о деятельности в Монголии торгового дома П.А. Бадмаева, о посещении Урги чрез

вычайным посольством известного закулисного дипломата и тибе- тофила кн. Э.Э. Ухтомского. В этих документах нашли отражение некоторые малоизвестные или совсем неизвестные историкам факты, относящиеся к эпохе Большой игры, которые свидетельствуют о несомненном интересе к Тибету со стороны российских властей, прежде всего военного руководства, задолго до вступления двух государств в официальные отношения.

Отношения между царской Россией и Тибетом (1898-1914)

Большинство наиболее значимых дипломатических документов по истории русско-тибетских отношений сосредоточены в АВПРИ (фонды «Китайский стол», «Среднеазиатский стол», «Азиатский департамент», «Миссия в Пекине») и уже введены в научный оборот отечественными историками (А.Л. Попов, П.И. Остриков, А.Ф. Ос- тальцева, Т.Л. Шаумян, Н.С. Кулешов, Е.А. Белов, А.В. Дамдинов). Некоторые новые документы, относящиеся к этому периоду, были выявлены в фонде «Китайский стол»: это 1) материалы о переговорах между Россией и Англией о русской границе с Монголией и западным Китаем (1907) с целью заключения соответствующего соглашения в рамках англо-русской конвенции по персидским, афганским и тибетским делам; 2) отзыв Я.П. Шишмарева на поданную А. Доржиевым в МИД в 1907 г. докладную записку о более тесном сближении России с Монголией и Тибетом, свидетельствующий о разделении российской дипломатией монгольского и тибетского вопросов (д. 744); 3) проект ответного письма Далай-ламе вице-консула в Урге А.Я. Хионина (1915), позволяющий говорить о полной утрате Россией интереса к Тибету после окончательного раздела сфер интересов и влияния России и Англии в Азии накануне первой мировой войны (д. 670).

Ряд дипломатических документов находится также в РГИА в фонде министерства финансов (ф. 560): среди них перевод монгольского текста и тибетский текст письма Далай-ламы С.Ю. Витте (1900), материалы, относящиеся к учреждению российского консульства в Дацзянлу для поддержания связи с Лхасой (1901), материалы о выдаче денежной ссуды Далай-ламе (1908), блок документов, освещающих англо-тибетские, англо-китайские и тибетско-китайские отношения и позицию России по тибетскому вопросу в 1908-1913 гг.

Совершенно новым и практически не разработанным источником по истории русско-тибетских отношений являются мате

риалы востоковедных архивов, прежде всего переписка между востоковедами, путешественниками (С.Ф. Ольденбург, Ф.И. Щер- батской, кн. Э.Э. Ухтомский, А.Н. Казнаков, П.К. Козлов, Б. Бара- дийн, Ц. Жамцарано), руководителями Императорской Академии наук и РГО (великие князья Константин Константинович, Николай Михайлович, П.П. Семенов-Тян-Шанский) и лицами, находившимися в окружении Далай-ламы и являвшимися посредниками в его сношениях с российскими дипломатическими представителями в Монголии и Китае (А. Доржиев, Н. Дылыков, Ц. Добданов, Р. Бимбаев)[30]. В этой переписке содержится обширная информация конфиденциального характера, прежде всего сведения о Далай- ламе, его политических взглядах, настроениях и планах в период двух его вынужденных эмиграций (1904-1912), а также о закулисной политической деятельности Доржиева с целью содействия установлению более тесных отношений между Россией и Тибетом. Два наиболее ценных документа из этой группы источников - это обнаруженная исследователем неизвестная ранее автобиографическая записка Доржиева (1904), содержащая ряд любопытных подробностей о его поездках в Россию, переговорах с царским правительством и пребывании в Лхасе в 1903-1904 гг., а также проект военно-дипломатической экспедиции в Тибет (1903), предложенный П.К. Козловым руководству Главного штаба, с целью восстановления статус-кво в Тибете, нарушенного английской военной экспедицией Ф. Янгхазбенда[31]. Важность этих документов состоит в том, что они расширяют наши представления о характере русско-тибетского диалога на его начальном этапе, показывают, что Россия не была пассивным наблюдателем во время английской интервенции в Тибет, но взвешивала возможность оказания Англии активного противодействия.

Еще одна группа новых источников — корреспонденция на тибетском языке из архивов РАН и РГИА. Среди них несколько писем Далай-ламы, тибетских министров и сановников на имя Николая II и А. Доржиева (1900, 1910-1911 гг.) и одно письмо Доржиева губернатору Гьялцена (1900)[32]. Представляют интерес также и сохранившиеся в русском переводе и частично по-тибетски два пись

ма и открытка нового фаворита Далай-ламы Царонга П.К. Козлову (1909-1910 гг.)[33]. Письма Далай-ламы и тибетских министров содержат обращение правителей Тибета к России за помощью, в связи с вторжением в Тибет в 1910 г. карательных войск генерала Чжао Эрфена для восстановления китайского сюзеренитета над Тибетом. Об этом же говорится и в одном из писем Царонга Козлову.

Отношения между СССР и Тибетом (1918-1929)

Исследование советско-тибетских отношений существенно затруднено практически полной недоступностью основного массива источников по теме, хранящихся в АВПРФ. Недоступными для исследователей являются и материалы военных архивов. Автору этой работы удалось познакомиться лишь с немногими из документов, находящихся на открытом доступе в АВПРФ. Это, во-первых, материалы, относящиеся к деятельности полуофициальной «Тибе- то-Монгольской миссии» при буддийском храме в Ленинграде в начале 1930-х и, во-вторых, ряд различных по содержанию документов — письмо Г.В. Чичерина члену коллегии НКИД С.И. Аралову о финансировании советско-монгольской миссии в Тибет (1926) и его же письмо председателю Антирелигиозной комиссии при СНК Е.М. Ярославскому в связи с арестом в Верхнеудинске 88 бурятских лам (1927), отзыв НКИД о Б. Мухарайне, одном из участников тибетской миссии С.С. Борисова (1927), информационное письмо: «К предполагаемой поездке Банчин-Богдо» (1927). Наиболее интересные документы в первой группе — справка НКИД о

А.              Доржиеве (ок. 1934), где дается довольно позитивная оценка его дипломатической деятельности и личным качествам, удостоверение (мандат) Доржиева за подписью руководства НКИД (1935) и его политическое завещание (1936), в котором представитель Тибета в СССР подводит итог своей многолетней работе по сближению Тибета и России (Ф. Референтура по Китаю)[34]. Среди документов второй группы следует, прежде всего, отметить письмо заведующего отделом информации НКИД А.А. Каллиникова о намечавшейся поездке во Внутреннюю Монголию и МНР Панчен-ламы, об отношении руководства МНРП к такому визиту, а также характеристику общеполитической ситуации на Дальнем Востоке в этот период

в связи с активизацией деятельности прояпонской «мукденской клики» северокитайского милитариста ген. Чжан Цзолина (Ф. Секретариат Карахана). Большой интерес представляет и письмо Г.В. Чичерина Е.М. Ярославскому, свидетельствующее о негативном отношении главы НКИД к репрессиям против буддийского духовенства Бурятии, поскольку такие акции наносят ущерб внешнеполитическим интересам СССР (Ф. ОДВ НКИД).

Характеристика второго этапа российско-тибетского взаимодействия.gt; дающаяся в исследовании, опирается в основном на материалы из Архива Президента РФ и РГАСПИ, которые в большой степени компенсируют недоступные для исследователей документы из АВПРФ и позволяют достаточно подробно, объективно и достоверно реконструировать тайный диалог Москвы и Лхасы в 1920-е гг. Тибетское досье в АПРФ содержит 24 микрофильмированных документа, охватывающих период 1922-1929 гг.35, в которых раскрывается подход советского правительства к тибетской проблеме и намечаются конкретные мероприятия с целью сближения двух государств. Это докладные записки в форме служебных писем секретарю Политбюро ЦК И.В. Сталину наркома иностранных дел Г.В. Чичерина и члена коллегии НКИД С.И. Аралова по поводу посылки в Тибет двух политических экспедиций (1923 и 1925-1926 гг.)36. В них определяются цели и задачи этих экспедиций, формулируются их «программы», намечаются темы для обсуждения с тибетским правительством, даются оценки социально-политической обстановки в Тибете. В одной из записок приводится характеристика руководителя экспедиции 1927 г. известного государственного и партийного деятеля Калмыкии А.Ч. Чапчаева37. К этой же группе документальных свидетельств относится и коллективное письмо на имя И.В. Сталина (1928) за подписью Е.М. Ярославского, П.Г. Смидовича, М.А. Трилиссера и Л.М. Карахана в связи с планами посылки в Лхасу делегации советских буддистов- обновленцев38, а также докладная записка в Политбюро бывш. полпреда в МНР П.М. Никифорова (1929), призывающая активизировать советскую политику в отношении Тибета, а именно: начать торговые операции с Тибетом через китайскую провинцию Гань- Архив Президента Российской Федерации (АПРФ). Ф. 3, оп. 65, д. 739 (Китай, КНР - О Тибете. 8. II. 1922 - 30. VIII. 1962). Лл. 1-91 (мкф.). Там же. Лл. 17-24, 30, 62-69. Там же. Лл. 73-74. Там же. Лл. 81-83. Копия этого письма хранится в РГАСПИ в фонде Е.М. Ярославского (ф. 89, оп. 4, д. 171, лл. 2-4).

су[35], записки Ф.Э. Дзержинского, М.А. Трилиссера и Г.В. Чичерина, касающиеся научных экспедиций в Тибет П.К. Козлова и А.В. Варченко (соответственно 1923 и 1925 гг.)[36]. Эти документы в своей совокупности позволяют сделать вывод, что тибетская политика СССР была теснейшим образом связана как с дальневосточной политикой, так и с политикой, проводимой Советским государством в отношении своих соседей в Центральной Азии — МНР и относительно автономных западных провинций Китая.

Другим видом документов являются инструкции и постановления советских партийных органов разных уровней. К ним относятся: «Программа деятельности монголо-тибетского отдела Азиатского бюро» (1920) и инструкция сотруднику этого отдела[37]; решение Секции восточных народов Сибирского областного бюро ЦК РКПб об отправке в Лхасу «секретно-рекогносцировочной экспедиции» (январь 1921)[38], решения Политбюро ЦК по «тибетским экспедициям» НКИД (1923-1928)[39].

Отдельную группу источников составляют письма и записки делового характера: главы Дальневосточного секретариата ИККИ Б.З. Шумяцкого Г.В. Чичерину и С.И. Духовскому (заведующий Восточным отделом НКИД) по поводу организации первой советской экспедиции в Тибет (1921)[40]; А. Доржиева на имя Чичерина, Духовского и Шумяцкого по тому же вопросу (1921)[41]; председателя ЦИК Совета депутатов трудящихся Калмыцкого народа А.Ч. Чапчаева совместно с заведующим калмыцким отделом Наркомнаца А.М. Амур-Сананом председателю СНК В.И. Ленину с предложением о посылке к североиндийской границе, через Тибет, экспедиционного отряда калмыков-буддистов (1919)[42]; представителя НКИД СССР в Средней Азии А. Знаменского Г.В. Чичерину (1925)[43].

Наибольшую ценность для исследования представляют материалы, проливающие свет на характер и результаты советско-тибетских переговоров в период 1922-1928 гг. К ним в первую очередь относится отчет о поездке в Лхасу В.А. Хомутникова (1922), хранящийся в Национальном архиве Республики Калмыкия в Элисте[44].

Недоступность отчетов двух других политических агентов, посетивших Лхасу в 1924 и 1927 гг., сотрудника Восточного отдела НКИД С.С. Борисова и А.Ч. Чапчаева, до некоторой степени восполняется материалами из уже рассекреченных архивов. Это, прежде всего, стенограмма лекции о современном Тибете, прочитанной Борисовым (под псевдонимом Баторский) весной 1927 г. на заседании кафедры зарубежного Востока научно-исследовательской ассоциации Коммунистического университета трудящихся Востока (КУТВ) им. И.В. Сталина[45]. В этой лекции Борисов довольно подробно и откровенно рассказал о своей поездке в Тибет, дал анализ политической ситуации в стране, охарактеризовал отношение рядовых тибетцев к Советской России, а также привел содержание некоторых из своих бесед с Далай-ламой и главкомом тибетской армии Царонгом. Другим важным документом является устное сообщение А.Ч. Чапчаева о его беседе с Далай-ламой по религиозным вопросам, записанное в Восточном отделе ОГПУ (1928)[46]. Информация Чапчаева представляет несомненный интерес, поскольку свидетельствует о большой озабоченности Далай-ламы состоянием буддийской религии в СССР. О результатах политических переговоров Чапчаева с правителем Тибета упоминается в проекте докладной записки об организации научно-торговой экспедиции в Тибет П.М. Никифорова[47].

Важным источником при изучении советско-тибетских отношений служат также аналитические обзоры «О буддийских районах» и «Военное дело в Тибете», составленные по результатам экспедиции Чапчаева в середине 1928 г. соответственно Восточным отделом ОГПУ и, предположительно, Разведуправлением Штаба РККА[48]. Первый из материалов особенно ценен тем, что там дается

анализ политической обстановки в дальневосточном и центральноазиатском регионах, в странах «буддийской сферы» (Бурятия, Внешняя и Внутренняя Монголия, Тибет) по состоянию на конец 1927 г., а также содержится ряд конкретных предложений по установлению более тесных связей с Тибетом.

В работе были использованы и другие архивные источники, позволившие более детально разработать отдельные аспекты темы советско-тибетских отношений. Это, во-первых, судебно-следственные материалы из архивов министерств безопасности республик Бурятии и Калмыкии, управления ФСБ по С.-Петербургу и Ленинградской области. Наиболее значимыми из них являются протоколы допросов Ш. Тепкина (главы буддийской церкви Калмыцкой автономной области) и руководителя третьей советской экспедиции в Тибет А.Ч. Чапчаева, а также показания бурятских лам по делу Д. Му- нкужапова (глава бурятских буддистов) и А. Доржиева[49]. Показания Тепкина содержат сведения о поручении, данном ему Далай-ламой в 1922 г. в связи с посещением Лхасы делегацией В.А. Хомутникова, о бегстве Панчен-ламы из Тибета и попытках Доржиева установить с ним связь, о планах буддистов в 1927 и последующие годы отправить в Лхасу своего представителя и др. Чапчаев в своих показаниях рассказал об «особом задании», полученном в НКИД,— удалить из Лхасы калмыка-эмигранта 3. Хаглышева, поскольку его антисоветская агитация подрывала престиж СССР среди тибетцев, а также о политических взглядах номинально возглавлявших монгольскую миссию в Тибет Гомбодчийна и Амуланга (1927 г.). В показаниях бурятских и калмыцких лам содержится информация о связях Доржиева с XIII Далай-ламой в 1920-е гг. и его попытках отправить в Лхасу своих эмиссаров после начала репрессий.

Материалы об обучении группы тибетских студентов на рабфаке Ленинградского института живых восточных языков (ЛИЖВЯ) в 1925-1931 гг. (списки студентов и слушателей, личные дела студентов, учебные программы, переписка администрации института с НКИД и др.) представляют собой важное свидетельство о советско-тибетском сотрудничестве в сфере образования[50] — единственный из неполитических проектов, который удалось реализовать советскому правительству.

В личной переписке востоковедов (письма Ф.И. Щербатского

С.Ф. Ольденбургу)55 упоминаются планы Г.В. Чичерина и Л.М. Ка- рахана, относящиеся к первой советской экспедиции в Тибет, и посещение Лхасы экспедицией С.С. Борисова. Несомненный интерес представляют и проекты несостоявшихся научных экспедиций в Тибет Ф.И. Щербатского, П.К. Козлова и А.В. Барченко56. Содержащаяся в них информация определенно указывает на то, что советские лидеры придавали политическое значение этим поездкам, поскольку авторы проектов, во всяком случае ГЦербатской и Козлов, намеревались вступить в контакт с Далай-ламой, с которым встречались ранее.

Дополнительным источником по теме советско-тибетских отношений послужили свидетельства устной истории: информация, полученная от одного из участников советско-монгольской миссии в Лхасу в 1927 г., ныне покойного М.Т. Бимбаева (интервьюирован автором в Элисте в апреле 1993 г.), и текст (нарратив) «Сквозь империалистическую блокаду», составленный историком, проф. Элистинского университета Ю.О. Оглаевым на основе воспоминаний участника второй советской экспедиции в Тибет Ф.В. Баха- нова. Оба этих материала содержат чрезвычайно ценные сведения о посещении Тибета двумя секретными советскими миссиями, встречах их членов в Лхасе с представителями тибетских правящих кругов и оппозиции, хотя в них и не приводится каких-либо подробностей дипломатических переговоров, поскольку последние происходили конфиденциально между Далай-ламой и руководителями этих миссий.

Что касается британских архивов (Oriental and India Office Collection and Records и Public Record Office), то в них наибольший интерес представляют отчеты о поездках в Лхасу «политических агентов» в Сиккиме (Political officers in Sikkim) Ч. Белла, Ф.М. Бейли и Ж.Л. Уиера. Сиккимские резиденты трижды в течение десятилетия (в 1920-1921, 1924 и 1930 гг.) посещали Лхасу с официальными визитами, в ходе которых обсуждали с Далай-ламой и его министрами главным образом вопросы индо-тибетских отношений. Их отчеты, представленные правительству Индии57, содержат разно- Архив СПб Ф РАН. Ф. 208, оп. 3, д. 685, лл. 118, 162-162 об. (автографы). Архива СПб Ф РАН. Ф. 148, on. 1, д. 97, лл. 78-87 (машинопись); архив РГО. Ф. 18, оп. 2, д. 107 (автограф); АВПРФ. Ф. 100, on. 1, п. 1, д. 1, лл. 8-19 (черновые заметки, автограф); Ф. Референтура по Тибету, on. 1, пор. 1, пап. 4, лл.9-10 (машинопись). ОЮС: /L/Pamp;/10/1113. Bell Ch. Lhasa Mission. Final Report, Delhi, 1921 November 29; F.M. Baileys Report of Lhasa Mission, 1924 October 28; J.L. Weirs Report of Lhasa Mission, 1930 November 18.

образную информацию — дают оценку политической обстановке в Тибете, сообщают о реформах, проводимых Далай-ламой с английской помощью, характеризуют отношения Тибета с соседними странами — Индией, Непалом и Китаем. Сведения о СССР и её «тайных эмиссарах» в Лхасе весьма скупы и поверхностны, хотя и не лишены определенного интереса. В их основе лежат сообщения лхасских информаторов англичан, некоторые из которых кажутся вполне достоверными, поскольку были получены от хорошо осведомленных лиц проанглийской ориентации.

Помимо этих официальных отчетов в британских архивах хранятся многочисленные краткие донесения Бейли и Уиера в форме конфиденциальных писем, содержащие текущую информацию о Тибете, включая сведения о деятельности советских агентов в Лхасе.

Другим важным источником являются письма к Бейли его личного помощника Норбу Дхондупа (Norbu Dhondup), освещающие пребывание в Лхасе летом - осенью 1927 г. советско-монгольской миссии (так наз. «монгольского посольства»)[51]. В этих письмах, со ссылкой на сообщения одного из конфидентов Далай-ламы Кхен- чунга, содержится довольно подробный рассказ о пребывании этой миссии в Лхасе — о реакции Далай-ламы на её приезд, о предполагаемых целях визита «красных русских», о попытках А.Ч. Чапчаева получить аудиенцию у правителя Тибета, о «секретном письме» Доржиева Далай-ламе и многое другое. Сами переговоры, однако, остались за рамками этого рассказа, поскольку состоялись после того, как Дхондуп покинул Лхасу в октябре 1927 г. Тем не менее, информация тибетского чиновника и одновременно английского агента представляет немалый интерес, поскольку существенно дополняет сведения российских источников, воссоздавая ту крайне неблагоприятную атмосферу, в которой проходил визит советско- монгольской делегации.

В архиве Public Record Office удалось выявить группу документов, ранее неизвестных исследователям. В неё входят два секретных донесения Бейли, озаглавленных «Советская деятельность в Тибете» (Soviet Activity in Tibet), от 2 сентября и 14 октября 1924 г. на имя заместителя главы Департамента по иностранным и политическим делам Латимера (С. Latimer) с приложениями (все в машинописных копиях)[52]. В этих донесениях Бейли сообщал своему

шефу в Дели о тревоге тибетского правительства по поводу «большевистских интриг», а также о прибытии в Лхасу 1 августа 1924 г. советской делегации. В приложении содержались переводы с монгольского двух писем, врученных Далай-ламе руководителями делегации, — одно от СНК БМ АСССР, другое от представительства Калмобласти при Наркомнаце, вместе с двумя краткими сопроводительными письмами Далай-ламы Бейли. В этих письмах сообщалось об установлении в России нового политического строя, основанного на принципах равенства и братства, о предоставлении бурятам и калмыкам национальных автономий, а также права свободно исповедовать свою религию. Обнаруженные документы, несомненно, являются ценным источником, свидетельствующим о доверительности в отношениях Далай-ламы с «сиккимскими резидентами» и об определенном влиянии британской дипломатии на внешнюю политику Тибета в начале 1920-х.

Не менее интересен и «Лхасский дневник» Бейли 1924 г.[53] (В архиве ОЮС имеются два его варианта — краткий (4 стр.) и подробный (44 стр.), оба в машинописных копиях.) Дневник содержит ежедневные записи Бейли о пребывании в Лхасе между 17 июля и 16 августа, а также записи, которые он делал в пути после выезда из Лхасы, вплоть до 24 августа. В них зафиксированы все основные события визита английского дипломата — его встречи и беседы с представителями тибетских верхов, в ходе которых неоднократно затрагивалась русская тема (вопрос о большевиках и большевистской пропаганде в Тибете).

Отдельный блок документов составляют недавно рассекреченные материалы британской разведки о Н.К. Рерихе. Наиболее важные из них - это донесение в Лондон от 7 июня 1928 г. одного из сотрудников разведывательного бюро Департамента внутренних дел индийского правительства Ф. Айсмонгера, в котором содержатся сведения о лицах, находившихся в окружении Рериха в 1920-е гг. в США и Индии, индийских националистах-революционерах Д.Г. Мукерджи, Х.Г. Говиле и С. Тагоре[54]. Эти материалы, возможно, дают ключ к пониманию того, каким образом формировались политические взгляды Рериха и что подвигло художника-мистика на тайную поездку в Москву, а затем в Тибет во главе «посольства западных буддистов» к Далай-ламе.

Анализ советско-германских переговоров по индо-афгано-тибетским вопросам в 1939-1940 гг. (обсуждение разработанных нацистами антибританских диверсионных операций «Аманулла» и «Тибет») основан преимущественно на уже опубликованных немецких источниках (документы МИД Германии) и некоторых архивных документах, переданных автору немецким тибетологом И. Энгельхардт, активно разрабатывающей тему германо-тибетских связей62. Эти материалы позволяют говорить о том, что СССР и нацистская Германия одинаково оценивали военно-стратегическое значение территории Тибета и пригималайских буддийских государств-буферов как потенциального плацдарма для нападения на Британскую Индию.

Тема «Тибет в советско-китайских и российско-китайских отношениях в 1950-1990-е гг.» рассмотрена с привлечением всех доступных на сегодняшний день источников. Это в первую очередь опубликованные документы: 1) стенограммы переговоров И.В. Сталина с Мао Цзедуном и Чжоу Эньлаем в 1950-1952 гг., доклад делегации ЦК КПК И.В. Сталину (1949) и некоторые другие материалы63 и 2) стенограмма переговоров Н.С. Хрущева с Мао Цзедуном и другими руководителями КНР в октябре 1959 г.64 В то же время был использован ряд неопубликованных источников из архива Президента РФ (1951-1962 гг.). Это различные по содержанию документы (записки в Политбюро А.А. Громыко, В.В. Кузнецова, В. Зорина, постановления и выписки из приложений к постановлениям Президиума ЦК, инструкции делегации СССР в ООН)65, в которых освещается позиция высшего советского партийного руководства по тибетскому вопросу, полностью совпадающая с позицией пекинских лидеров, и намечаются конкретные мероприятия с целью не допустить обсуждения этого вопроса на XIV и XVI сессиях Генеральной ассамблеи ООН. Особенно показательны в этом отношении инструкции, направленные советскому послу в КНР и дипломатическим представительствам СССР за рубежом в Documents on German Foreign Policy 1918-1945, Series D (1937-1945). Vol. VIII. London, 1961-1964. Doc. №№ 60, 369, 376, 965; Werner von Hentig. Aufzeichnungen // Institut fur Zeitgeschichte (Munich). ED 113/2. S. 31; донесения в германский МИД П. Кляйста (Архив МИД Германии. Политический департамент: АА. R 901,61179). Дедовский А.М. Переговоры Сталина с Мао Цзэдуном в декабре 1949 - феврале 1950 // Новая и новейшая история. 1997. № 1.; Он же. Стенограмма переговоров И.В. Сталина с Чжоу Эньлаем в августе сентябре 1952 г. // Новая и новейшая история. 1997. № 2; Он же. СССР и Сталин в судьбах Китая. Документы и свидетельства участника событий 1937-1952. М., 1999. С. 88-109. Переговоры Н.С. Хрущева с Мао Цзэдуном 31 июля - 3 августа 1958 г. и 2 октября 1959 г. // Новая и новейшая история. 2001. № 1-2 (публикация В.М. Зубка). АПРФ. Ф. 3, оп. 65, д. 739, лл. 92-158.

связи с подавлением войсками НОАК Лхасского восстания 1959 г. Что касается позиции СССР периода перестройки и позиции постсоветской России в 1990-е гг., то они предельно четко выражены в заявлениях МИД СССР и в официальных документах (совместная российско-китайская декларация 1996 г.)[55].

Китайскую точку зрения по тибетскому вопросу достаточно полно отражают опубликованный в Пекине в 1959 г. сборник документов «О тибетском вопросе» и ряд изданий на русском языке пресс-канцелярии Госсовета КНР 1990-х гг.

Точка зрения тибетского правительства в изгнании отражена в обращениях XIV Далай-ламы к мировому сообществу, его Нобелевской лекции и двух автобиографиях («Свобода в изгнании» и «Моя страна и мой народ»), в изданиях Департамента информации и международных отношений центральной тибетской администрации в Дхарамсале (на русском и английском языках)[56], а также Центра тибетской культуры и информации в Москве, являющегося неофициальным духовным представительством Далай-ламы в Российской Федерации.

Ценная информация о посещении Тибета в первой половине 1950-х гг. советскими специалистами и военными советниками содержится в устных сообщениях военного переводчика М.И. Де- миденко (сведения о выборе места для строительства аэродрома под Лхасой и инспекционной поездке в Западный Тибет группы высокопоставленных офицеров НОАК и советских советников). Кроме этого автором была получена информация от переводчика Далай-ламы А.А. Терентьева (о визитах Далай-ламы в Россию в 1990-е гг. и его отношении к новой России) и от председателя Комитета по правам человека Верховного Совета РФ С.А. Ковалева (о встрече Далай-ламы с российскими парламентариями). Эти устные свидетельства позволяют говорить о том, что СССР в 1950-е гг. продолжал проявлять интерес к Тибету, ввиду стратегического положения этой страны, и оказывал некоторую помощь китайскому правительству в его усилиях интегрировать Тибет в составе КНР, а также дают представление о возобновившихся в 1990-е гг. российско-тибетских контактах в связи с начавшимся национальным (религиозно-культурным) возрождением в трех буддийских субъектах РФ (Бурятии, Калмыкии и Туве).

Важным источником по всему исследуемому периоду послужила обширная мемуарно-историческая литература — книги о Тибете русских и западных путешественников XIX-XX вв., журналистов, воспоминания дипломатов, государственных деятелей (С.Ю. Витте,

В.Н. Ламздорф, Я.П. Коростовец, О.А. Трояновский, В.М. Молотов, Н.С. Хрущев) и других лиц, автобиографии и биографии (А. Доржиев, XIII и XIV Далай-лама, Т.Ж. Норбу). В дневниковых отчетах первых английских послов в Тибет Дж. Богля и С. Тернера (1775, 1783) приводятся любопытные сведения о посещениях бурятскими и калмыцкими буддистами Лхасы, упоминаются попытки Екатерины II завязать торговые отношения с Тибетом[57]. В книгах чиновников англо-индийского правительства (Ф. Янгхазбенд, Э. Тейх- ман, Ч. Белл, Д. Макдональд и X. Ричардсон) содержатся сведения о контактах царской России и СССР с тибетским правительством, характеризуется политика XIII Далай-ламы в отношении России и СССР, цитируются его весьма резкие высказывания о большевиках и проводимой ими анти-религиозной политике[58].

В работе также использованы периодические издания XVIII- XX вв.— различные публикации на тибетскую тему в российских (в том числе советских и постсоветских), английских, индийских и китайских печатных органах. Эти публикации, комментируя те или иные связанные с Тибетом события, отражают широкий спектр мнений — официальную точку зрения России (СССР), Китая (КНР), Англии, США и других держав, взгляды оппозиционных правительству кругов, независимых общественных, правозащитных и иных организаций и религиозных групп, что в целом позволяет более ёмко, многосторонне и объективно раскрыть исследуемую тему.

Оглавление:

Вместо предисловия                            6

Введение. Историография проблемы

и обзор источников              11

Глава 1. Россия и Тибет в XVIII - XIX вв              42 Попытки завязывания отношений с Тибетом

в XVIII - начале XIX в              43 Тибет и Большая игра в Центральной Азии              52

Глава 2. Русско-тибетское сближение, 1898 - 1906              76 Миссии А. Доржиева в Россию:

начало русско-тибетского диалога              77 Английская военная экспедиция              105

в Тибет (1903-1904) и её последствия              105 Пребывание Далай-ламы в Монголии              132

Глава 3. Англо-русское размежевание в Азии и тибетский вопрос, 1906 - 1914              154 Англо-русская конвенция 1907 г. и её влияние

на тибетскую политику России              155 Тибетский вопрос в англо-русских             

отношениях в предвоенные годы              179 Независимость Тибета и Симльская конференция              206

Глава 4. Советская Россия в поисках сближения с Тибетом, 1918 - 1925              218 Революция в России и Тибет              219 Рекогносцировочная экспедиция

В.А. Хомутникова, 1921 - 1922              227 Миссия С.С.Борисова - Б.В. Вампилона, 1923 - 1925              247

Глава 5. Кризис в советско-тибетских отношениях,

1926 - 1929              272 Советско-монгольское посольство, 1926 - 1928               273 «Посольство западных буддистов» Н.К. Рериха,

1927- 1928              300 Последние попытки установления

отношений с Тибетом              309

Глава 6. После Большой игры: Тибетский вопрос в советско- германских, советско-китайских и российско-китайских отношениях              324 Переговоры с нацистской Германией:

операции «Аманулла» и «Тибет», 1939 - 1940              325 СССР и китайская аннексия Тибета              332 Тибет в советско-китайских отношениях,

1960-е - 1980-е гг.              370 Тибетская политика постсоветской России              396

Заключение              414

Источники и литература              436

Список титульных иллюстраций                                          462