6.4. Тибетская политика постсоветской России

Распад СССР привел к появлению группы суверенных среднеазиатских государств - новых геополитических субъектов в зоне соприкосновения России и Китая, являвшейся в прошлом ареной англо-русского соперничества.

странами ATP. По мнению западных политологов, ельцинское руководство начало разыгрывать «евроазийскую карту», стремясь к установлению более тесных отношений с восточными соседями - прежде всего с Китаем, Индией и Японией[791].

Этот «поворот» во внешней политике России — активизация российской дипломатии на восточном направлении — наметился в ходе визитов председателя КНР Цзян Цзэмина в Москву (2-6 сентября 1994) и президента РФ Б.Н. Ельцина в Пекин (24-26 апреля 1996). Российско-китайские отношения вышли на новый, более высокий уровень стратегического партнерства, которое в дальнейшем становится важным контрбалансом партнерству России и Запада. Таким образом, Российская Федерация, по мнению министра по делам национальностей С.М. Шахрая, продолжила «традицию Российской империи и СССР в многовековых отношениях со Срединным государством»[792]. В то же время всестороннее обсуждение реалий и перспектив российско-китайских отношений в ходе парламентских слушаний в Государственной Думе весной 1994 г. выявило ряд негативных моментов нового российско-китайского взаимодействия, таких как нелегальная миграция китайцев, контрабандная деятельность, проникновение криминальных элементов («китайской мафии») на территорию России. Кроме этого, серьёзную опасность для Российского государства, как было отмечено в выступлении востоковеда-китаиста П.М. Иванова, могут представлять демографический и экологический взрывы в Китае, возможности внутренней политической дестабилизации, возникновения гражданской войны и центробежные тенденции, связанные с тем, что некоторые регионы Китая, возможно, будут стремиться к отделению от КНР. Наибольшие опасения в этой связи внушал Синьцзян — мусульманский район, где очень сильны фундаменталистские тенденции, развивающиеся во взаимодействии с теми процессами, которые происходят в бывшей советской Средней Азии и в странах Центральной Азии. Этот набор факторов, по мнению П.М. Иванова, «безусловно, должен вызвать беспокойство и настороженность России как крупнейшего соседа Китая»[793].

Столь же взрывоопасным районом Китая, вероятно, следует считать и Тибет, хотя на слушаниях о нем и не шла речь. Обстановка в Тибете заметно ухудшилась, после того как к власти в Китае пришли сторонники «жесткой линии» во главе с Цзян Цзэмином (председатель КНР с 1993 г.).

Напряженная ситуация в Тибете в середине 1990-х совпала по времени с Чеченской войной в России — полномасштабными во

енными действиями федеральных войск против вооруженных формирований чеченских сепаратистов, что не могло не отразиться на переговорах Б.Н. Ельцина и Цзян Цзэмина в Пекине весной 1996 г. В результате в опубликованной по их окончании совместной российско-китайской декларации появились следующие пункты: китайская сторона заявила, что «поддерживает меры и действия, предпринимаемые Российской Федерацией в целях защиты единства страны, и считает чеченскую проблему внутренним делом России», а российская сторона, в свою очередь, подтвердила, что «правительство Китайской Народной Республики является единственным законным правительством, представляющим весь Китай», и что «Тайвань является неотъемлемой частью территории Китая», а также, что Россия «неизменно признает, что Тибет — неотъемлемая составная часть Китая»[797].

Пекинский договор 1996 г., в котором обе стороны провозгласили свою решимость «развивать отношения равноправного доверительного партнерства, направленного на стратегическое взаимодействие в XXI веке», открыл новую главу в истории российско-китайских отношений. Чрезвычайно важным в контексте нашего исследования является то, что Россия в этом договоре еще раз подтвердила свою принципиальную позицию в тибетском вопросе, которая в дальнейшем — после отставки в 1999 г. Б.Н. Ельцина — останется неизменной.

Тем временем — особенно в первой половине 1990-х — продолжал самостоятельно и довольно интенсивно развиваться «по буддийской линии» диалог трех субъектов РФ (Бурятии, Калмыкии и Тувы) с XIV Далай-ламой и тибетским правительством в эмиграции. В 1992 г. Далай-лама дважды посетил Россию. Во время первой поездки (с 16 по 22 августа) он принял участие в международной конференции «Перед лицом третьего Апокалипсиса: харизма власти и священная война». Участники конференции тепло приветствовали Далай-ламу и в промежутке между заседаниями с большим интересом просмотрели и обсудили посвященный ему фильм «Сострадание в изгнании», снятый американским кинематографистом М. Лемке. Во время конференции произошло примечательное событие: впервые встретились два лауреата Нобелевской премии мира — Далай-лама и бывший президент СССР М.С. Горбачев. По

мимо участия в конференции, тибетский гость дал ряд аудиенций и интервью, посетил вдову академика А.Д. Сахарова Е. Боннер, выступил с лекцией в Доме писателей, совершил освящение земли для строительства комплекса Центра традиционной медицины, в рамках которого планировалось возведение первого в Москве буддийского храма[798]. Осенью того же года (с 13 по 26 сентября) Далай-лама совершил новую поездку в Калмыкию и Бурятию и впервые посетил Туву, где его принимали на государственном уровне. В аэропорту Кызыла Далай-ламу встречало высшее руководство Республики Тува — президент Ш.Д. Ооржак и председатель Верховного Совета К.А. Бичелдей, которые преподнесли «живому богу» традиционное национальное угощение.

В ходе поездок в Россию в 1991-1992 гг., несмотря на их сугубо религиозный характер, Далай-ламе неизбежно пришлось коснуться и злободневных политических проблем. Так, отвечая на вопросы на встречах с калмыцкой общественностью, он говорил о нарушении прав человека в Тибете, о систематически проводимом Китаем геноциде в отношении тибетской культуры, о разрушении окружающей среды на Тибетском плато. В Тибете, по его словам, сложилась «критическая ситуация» — «постигшие тибетцев неисчислимые беды и лишения представляют собой острейшую политическую проблему, которую надо решать политическими методами»[800].

В конце 1992 г. Дхарамсалу официально посетила делегация Республики Калмыкия во главе с членом Верховного Совета РФ, первым заместителем председателя Совета министров Калмыкии М.Б.Мукубеновым. Целью поездки являлось дальнейшее укрепление традиционных религиозных и культурных связей между тибетским и калмыцким народами. Это был первый визит официальных представителей одного из субъектов РФ к главе буддийской церкви и одновременно правительства Тибета в эмиграции[801]. Вскоре после этого (в феврале 1993 г.) произошло еще одно знаменательное событие — в Москве была учреждена общественная организация под названием «Центр тибетской культуры и информации» (Tibet Culture amp; Information Center), по сути, неофициальное представительство Далай-ламы в России.

Далай-лама посетил Россию вновь в 1994-1995 гг. Весной 1994 г. он приехал в Москву по приглашению Российской Академии наук и Фонда за выживание и развитие человечества для участия в так называемом «молитвенном завтраке» (breakfast prayer) и научном семинаре по разрешению конфликтов на национальной и религиозной почве. 19 мая Далай-лама встретился с депутатами Государственной Думы (на встрече присутствовало около 60 депутатов), дал пресс-конференцию журналистам в международном пресс-центре (гостиница «Славянская») и выступил с публичной лекцией о ненасилии и терпимости в повседневной жизни, организованной обществом «Мир через культуру». В этой лекции он вскользь коснулся тибетской проблемы, подчеркнув, что её решение «должно произойти ненасильственным путем». Далай-лама также имел возможность встретиться с рядом видных религиозных, общественных и государственных деятелей России, включая президента Калмыкии К.Н. Илюмжинова и председателя Народного хурала Тувы К. Бичелдея169. Во время «молитвенного завтрака» (состоялся 20 мая в гостинице «Пента» при участии высших церковных иерархов России, академиков и депутатов Думы) он выступил с краткой речью, основная мысль которой сводилась к тому, что в нынешнем мире все народы и страны тесно связаны друг с другом и несут общую ответственность за все, что происходит на Земле. Поэтому люди и правительства не должны оставаться на узко эгоистических позициях. Нужно перейти на иной уровень межэтнических и межгосударственных отношений, следует распространить демократические принципы на всех людей и все народы мира, и эти принципы также должны укорениться в сфере внешней политики. По воспоминанию А.А. Терентьева, присутствовавшего на встрече в качестве переводчика, Далай-лама в то время считал, что развал СССР неизбежно повлечет за собой распад всей тоталитарной системы, включая Китай, и возлагал большие надежды на процесс демократизации России. «Тибетцы, буряты и калмыки — народы-братья, которые находятся в одинаковой ситуации,— говорил он.— Мы, тибетцы, не имеем возможности пока возрождать свою культуру и потому хотим помочь вам в России»170.

В следующем году, направляясь в Монголию, Далай-лама остановился на один день в Москве (29 июля) — выступил с проповедью перед представителями монгольской общины, дал несколько Нартанг бюллетень. 1994. № 2 (20). С. 14-15. Этот визит Далай-ламы состоялся 18-21 мая 1994 г. Интервью с А.А. Терентьевым, 16 декабря 2004 г.

интервью (монгольскому, российскому и калмыцкому ТВ) и принял ряд посетителей, в том числе делегацию депутатов Госдумы, ЦДУБ РФ, президента Калмыкии, а также приехавших в Москву необуддистов — популярного американского актера и филантропа Ричарда Гира и российского рок-музыканта Б. Гребенщикова[804].

В результате этих визитов Далай-ламы тибетский вопрос начал привлекать к себе внимание широких общественных кругов новой, демократической России. В центральной прессе появился целый ряд публикаций на тибетскую тему, авторы которых резко критиковали Китай за проводимую им политику в отношении Тибета и отзывались с похвалой о миротворческих усилиях Далай-ламы, игнорированных Пекином. По мнению собкора «Московских новостей» Д. Радышевского, Далай-лама — «лидер без страны» — оказался единственным политиком в мире (после Махатмы Ганди), способным делать сегодня народно-освободительное движение ненасильственным. Более того, разрабатывать свою собственную политическую программу, которая начала объединять супердержавы. Программа называется «Зона Ахимсы» «расширение полностью демилитаризованной зоны ненасилия, которой он предлагает сначала сделать Тибет, до размеров земного шара»[805]. В российских газетах прямо говорилось об оккупации коммунистическим Китаем Тибета в 1950 г. и о том, что нынешние китайские власти проводят «репрессивную политику в Тибете против местного населения». Китай опутал Тибет сетью тюрем и трудовых лагерей, заключенные подвергаются пыткам и психологическому унижению. За годы китайской оккупации в стране было закрыто и разрушено более 6 тысяч монастырей (90 % их общего числа), и в Тибет переселилось 7,5 миллионов китайских колонистов. Перспективы разрешения тибетской проблемы, однако, оценивались по-разному: так, в 1992 г., в атмосфере всеобщей эйфории в стране, «Известия» предсказывали, что в ближайшие 5-10 лет коммунистический режим в Китае падет и Тибет станет независимым, а два года спустя, когда ельцинские реформы начали пробуксовывать и в то же время наметилось более тесное сотрудничество Москвы и Пекина, та же

газета писала уже довольно пессимистично о том, что «надежды добиться самоопределения для Тибета становятся призрачными»[806].

Та же смена настроений, как кажется, произошла и среди российских парламентариев. Если в начале 1990-х депутаты Верховного Совета горячо приветствовали Далай-ламу и тибетский вопрос даже обсуждался в комитете по правам человека, то их интерес к Тибету значительно ослабел в середине 1990-х (в чем, вероятно, можно усмотреть определенное влияние российско-китайского диалога). Так, в 1995 г. представительница Тувы в Госдуме К.Д. Аракчаа (партия «Новая региональная политика») внесла на обсуждение нижней палаты парламента проект резолюции ГД «О ситуации в Тибете». В этом документе содержалось осуждение политики Китая в отношении Тибета и выдвигался ряд конкретных требований: с одной стороны, к правительству КНР — «немедленно прекратить организуемую и поощряемую им массовую миграцию китайского населения в Тибет» и «положить конец нарушениям прав человека и гарантировать уважение основных прав тибетского народа и личности», с другой — к правительству РФ — «немедленно признать Далай-ламу и членов тибетского правительства в изгнании в качестве подлинных и законных представителей тибетского народа» и «способствовать любой инициативе, направленной на решение китайско-тибетской проблемы путем политического диалога». Кроме этого, в проекте резолюции выражалась полная поддержка «усилий Далай-ламы по мирному восстановлению культурных и религиозных свобод тибетского народа, а также его права на самоопределение» и высказывалась надежда «на установление тесных связей между Тибетским Парламентом в изгнании и Государственной Думой»[807]. Инициативу К.Д. Аракчаа, однако, поддержала лишь небольшая часть депутатского корпуса — всего 103 человека (при трех воздержавшихся и 344 не принявших участие в голосовании). Свою неудачу Аракчаа объяснила тем, что в Думе сложилось «устойчивое большинство депутатов, которые не хотят трений по тибетскому вопросу с правительством, считающим отношения с Китаем чрезвычайно важными и готовым закрывать глаза на нарушение прав человека в этой стране». Эти депутаты уже дважды «проваливали» её другие предложения по тибетскому вопросу, внесенные в Госдуму в конце мая и в июне 1995 г.: послать думс

кую делегацию в Вильнюс на Всемирный конгресс парламентариев, посвященный Тибету, и направить обращение китайскому правительству в связи с исчезновением Гедуна Чьоки Нима, признанного Далай-ламой реинкарнацией X Панчен-ламы[808].

Впрочем, российское правительство и парламент, несмотря на своё явное нежелание вовлекаться в обсуждение столь щекотливой для них — и крайне болезненной для Пекина — тибетской проблемы, не препятствовали развивающимся контактам российских буддистов со своим духовным пастырем, при том, что этим контактам открыто покровительствовали высшие властные структуры в трех «буддийских республиках» РФ. Так, летом того же 1995 г. в Дели на празднование 60-летия Далай-ламы беспрепятственно отправились делегации от Бурятии, Тувы и Калмыкии, возглавляемые соответственно новым бурятским хамбо-ламой Дамба Аюшиевым, председателем тувинского парламента К.А. Бичелдеем и госсоветником президента Калмыкии В.Н. Илюмжиновым. По случаю своего юбилея Далай-лама также получил поздравления от главных мировых лидеров, включая Дж. Картера, В. Гавела, епископа Д. Туту и М.С. Горбачева. 4-5 июля российские делегаты приняли участие в приуроченном к торжествам Международном симпозиуме, посвященном современным проблемам человечества и роли буддизма в их разрешении[809]. Далее, осенью 1995 г. в Москве и С.-Петербурге с большим успехом прошли «Дни тибетской культуры». Их программа включала лекции, дискуссии, выступления тибетских фольклорных ансамблей, показ фильмов.

Наиболее тесные контакты с Дхарамсалой удалось установить правительству Калмыкии, которое пыталось таким образом возродить существовавшую в XVII-XVIII веках традицию прямого общения калмыцких ханов и буддийского духовенства с тибетскими Далай-ламами. Главную роль в этом процессе сыграл молодой и энергичный президент Республики Калмыкия К.Н. Илюмжинов, впервые встретившийся с Далай-ламой в 1991 г. Уже на инаугурационной церемонии (в апреле 1993 г.) он заявил, что готов «от имени калмыцкого народа» пригласить Его Святейшество XIV Далай-ламу в Калмыкию и предоставить ему политическое убежище, а также выделить землю для строительства автономного монастырского комплекса и «буддийского Ватикана», подобного резиденции рим

ских пап. 21-24 ноября 1994 г. К.Н. Илюмжинов впервые посетил Дхарамсалу с официальным визитом во главе большой калмыцкой правительственной делегации. Тибетская диаспора горячо приветствовала калмыцкого президента как первого в мире государственного главу, посетившего «столицу Тибета в изгнании». По сообщениям обозревателей, во время встречи К.Н. Илюмжинова с Далай-ламой была сделана попытка заключить «нечто вроде дипломатического соглашения между Дхарамсалой и Калмыкией», однако она не увенчалась успехом из-за вмешательства министра иностранных дел Индии[810]. Три года спустя (31 июля - 1 августа 1997 г.) президент Калмыкии вновь побывал в Дхарамсале, где встретился с Далай-ламой и министрами тибетского правительства в эмиграции (Кашага). На обеде, устроенном Кашагом в его честь, калмыцкий президент заявил, что Калмыкия, несмотря на то, что она объединена на федеративных началах с Россией, сохраняет глубокое родство с Тибетом, и выразил надежду, что отношения между двумя странами будут и далее развиваться. «Хотя мы добились некоторого успеха в решении материальных задач, нам предстоит многому научиться у тибетцев в духовной области»,— сказал К.Н. Илюмжинов[811].

По мере возрождения буддизма в России и развития религиозных контактов российских буддистов — традиционных (бурят, тувинцев и калмыков) и новых буддистов-европейцев — с Дхарамсалой, с начала 1990-х годов в стране начало набирать силу общественно-политическое движение в поддержку Тибета. Его главная цель состояла в том, чтобы привлечь внимание российской общественности к современному положению в Тибете и побудить правительство КНР к возобновлению прерванного диалога с Далай- ламой. Застрельщиками этого движения выступили возникшие в постсоветский период в С.-Петербурге, Москве и других городах России общества «Друзей Тибета» (ОДТ) — информационно-культурные центры, аналогичные существующим на Западе «группам поддержки Тибета» (Tibet support groups) и целиком разделявшие их идеологию и методы работы. Серьёзную озабоченность ситуацией в Тибете стали проявлять и различные российские правозащитные организации, а также некоторые политические партии, такие, например, как «Яблоко» или Радикальная партия (РП). Деятельность этих сил была самой разнообразной по форме — обсуждение

тибетской проблемы на дискуссионных «круглых столах», с участием ученых и представителей общественности, организация фестивалей и других культурных мероприятий, посвященных Тибету, а также сугубо политические акции — митинги, демонстрации, пикетирование китайского посольства в Москве и консульства в

С.-Петербурге, обращение с петициями к российским политикам, ученым и парламентариям. Так, 9 марта 1997 г. на Пушкинской площади в Москве прошла манифестация «За свободу оккупированного Китаем Тибета», организованная Радикальной партией совместно с ОДТ и приуроченная к 38-й годовщине Лхасского восстания. Участие в манифестации приняли около двухсот человек, включая проживающих в Москве тибетцев. На митинге у памятника Пушкину было объявлено о начале петиционной кампании «Площадь свободного Тибета» по сбору подписей москвичей под обращением к мэру Москвы Ю.М. Лужкову с призывом назвать одну из улиц или площадей столицы в честь свободного Тибета или духовного лидера тибетского народа Далай-ламы[812].

Приведенные выше факты убедительно свидетельствуют о значительно возросшем в 1990-е годы интересе к Тибету — тибетской религии, культуре и истории со стороны различных слоёв российского общества и в то же время о несомненной озабоченности российских граждан нынешним трагическим положением Тибета. Этому во многом способствовали как начавшийся процесс демократизации России, так и частые визиты в Москву и буддийские регионы РФ (в первой половине 1990-х) харизматичного тибетского лидера. Далай-лама в эти годы, безусловно, находился в центре всеобщего внимания и вызывал к себе большую симпатию и уважение. То, что более всего привлекало к нему жителей обновленной России (равно как и стран Запада), это его гуманистическая философия ненасилия, пристальное внимание к проблемами экологии, призывы к созиданию нового — ненасильственного — миропорядка, основанного на принципах демократии и уважения прав человека. Для России, однако, Далай-лама имеет гораздо большее значение, чем для западных стран, в силу нахождения в её составе трех буддийских народов, для которых тибетский лидер служит символом национального и культурного возрождения. Что касается самого Далай-ламы, то он, как и его предшественник, обнаруживает явное тяготение к России. В частных беседах и интервью российским

газетам он неоднократно подчеркивал тот факт, что между Тибетом и Россией исторически, еще со времен XIII Далай-ламы, сложились «особые отношения» по сравнению с другими странами. Россия воспринимается тибетцами «как могущественная держава, испытывающая дружественные чувства к Тибету, поскольку в ней проживает буддийское население». А так как буддизм в настоящее время быстро возрождается на российской почве, «Россия в будущем может стать одной из ведущих буддийских стран, откуда учение Будды будет распространяться по всему миру». Более того, в России (или Монголии) в будущем может произойти новое, пятнадцатое перерождение Далай-ламы[813].

Дальнейшее сближение Москвы и Дхарамсалы, однако, стало невозможным после того, как российская дипломатия во второй половине 1990-х приняла явно прокитайский крен. Уже в 1996 г. Далай-лама не смог совершить запланированную поездку в Россию с очередным пасторским визитом из-за невыдачи ему въездной визы. Практически, на целое десятилетие высший буддийский иерарх становится «персоной нон-грата» в России — лишь в конце 2004 г. МИД РФ разрешило ему совершить двухдневную поездку в Калмыкию, оговорив при этом, что она не будет носить политического характера[814]. Таким образом, налицо явное противоречие между государственными интересами РФ и интересами её отдельных субъектов (Бурятия, Калмыкия, Тува): одним из главных приоритетов внешней политики нынешней России является тесное торгово-экономическое и политическое сотрудничество с Китаем, в то время как её буддийские регионы настойчиво стремятся к более тесным контактам с Далай-ламой и тибетским правительством в эмиграции. Эти контакты, хотя и в сильно ослабленной форме, все же продолжают медленно развиваться. Однако Далай-ламу Пекин считает злейшим врагом, и потому Россия, во имя дружбы («стратегического партнерства») с Китаем, вынуждена занять столь непоследовательную и двусмысленную позицию в отношении тибетского лидера.

Ситуация в Тибете еще более осложнилась после начала в 1996 г. пекинскими властями новых политических кампаний — «Патрио

тического воспитания», «Духовной цивилизации» и «Жесткого удара», взявших на вооружение директивы III рабочего форума. Целью «Жесткого удара» являлось искоренение тибетского «сепаратизма» как главной угрозы «единства Родины». Остриё кампании было направлено, прежде всего, против Далай-ламы и его «клики» и политически нелояльного буддийского духовенства в ТАР. Монахам и монастырям строго запрещалось иметь у себя или публично вывешивать портреты Далай-ламы и поклоняться им, что квалифицировалось властями как проявление сепаратизма — деяние, уголовно наказуемое. Начались гонения на «сепаратистов» — аресты и изгнания монахов и монахинь из монастырей и мест затворничества. В Тибете в этот период также продолжали наблюдаться и другие случаи нарушения прав человека, как-то: дискриминация по расовому признаку, избиение и пытки заключенных в тюрьмах, ограничение рождаемости тибетцев путем насильственной стерилизации и контрацепции тибетских женщин[815].

Официальный Пекин, естественно, отрицал и продолжает отрицать, что в Тибете имеют место какие-либо нарушения прав человека. Еще в сентябре 1992 г. Пресс-канцелярия Госсовета КНР опубликовала так называемую «белую книгу» («Кому принадлежит суверенитет над Тибетом и как в Тибете обстоит дело с правами человека»), в которой обосновывались тесные исторические связи Тибета с Китаем, говорилось о прогрессе и успехах современного Тибета в области защиты прав человека. В феврале 1998 г. Пекин издал на русском языке брошюру «Новый прогресс в защите прав человека в Тибете», которая в настоящее время распространяется посольством КНР в России вместе с другой литературой о Тибете откровенно пропагандистского содержания[816]. Автор этой брошюры утверждал, что с начала 1990-х гг. в области прав человека в Тибете был достигнут значительный прогресс, при этом речь велась исключительно о коллективных «правах народа» — на существование и развитие, образование, культуру, здравоохранение, из числа которых, по понятной причине, исключалось право народа

на самоопределение. В брошюре также говорилось, что после «мирного освобождения» Тибета китайское правительство «неизменно проводит там политику уважения и защиты свободы вероисповедания народных масс Тибета»: вкладывает значительные средства в реставрацию храмов и монастырей, издает священные религиозные книги, уважает институт перерождения «живого Будды». Следуя исторической традиции тибетского буддизма, Управление по делам религии при Госсовете КНР в 1992 г. утвердило кандидатуру живого Будды Кармапы XVII, а в 1995 г. с санкции того же Госсовета в Тибете проводились поиски и идентификация мальчика-пере- рожденца почившего Панчена-Эртни X и затем были совершены интронизация и ритуал пострига Панчена-Эртни XI. Что касается Далай-ламы, то Пекин не скрывал своего резко негативного отношения к нему, утверждая, например, что он «всячески клевещет и нападает на прогрессирующий Тибет, не гнушаясь выдумками и ложью в целях обмана мировой общественности». Впрочем, порицая деятельность Далай-ламы, автор брошюры все же признавал, что «общий уровень социально-экономического развития Тибета пока остается невысоким» и потому «положение с правами человека в Тибете пока оставляет желать лучшего»[817].

Прервавшиеся контакты между Пекином и Дхарамсалой оставались до конца 1990-х главным препятствием на пути окончательного урегулирования тибетского вопроса. На протяжении всего десятилетия Далай-лама настойчиво стремился к возобновлению диалога с китайскими властями, хорошо понимая, что решить проблему Тибета можно только путем политических переговоров. В своих публичных выступлениях он уже не требовал предоставления независимости Тибету и говорил лишь о необходимости обеспечить тибетскому народу подлинную автономию, которая позволила бы сохранить его «культурное, религиозное и языковое единство», «уникальный путь социально-культурного развития»[818]. Наибольшее беспокойство Далай-ламы, как и прежде, вызывала массовая миграция китайцев на территорию Тибета, в результате чего тибетцы постепенно становятся «незначительным меньшинством» в собственной стране. Его основные усилия были направлены на сохранение тибетской культуры и национальной идентичности, находящихся под угрозой полного уничтожения.

Такая позиция Далай-ламы не могла не вызывать симпатий и сочувствия в странах Запада (в Европе и в США), где давно укоренились и сильны демократические традиции. В течение 1990-х тибетский вопрос (главным образом в его гуманитарном аспекте) неоднократно обсуждался в парламентах европейских стран, Европарламентом, а также Конгрессом США, и выносились резолюции, осуждавшие Китай за проводимую им политику «культурного геноцида» в Тибете. Так, в 1991 г. подкомитет по предотвращению дискриминации и защите национальных меньшинств при Комиссии по правам человека ООН в Женеве вновь выразил озабоченность в связи «с сообщениями о нарушениях основных свобод и прав человека в Тибете, результатом чего является угроза культурной, религиозной и национальной идентичности тибетского народа»[819]. В 1997 и 1999 гг. Дания и США еще раз попытались внести тибетский вопрос на рассмотрение этой Комиссии, однако их предложения были заблокированы представителем КНР. В то же время главы правительств многих государств мира и влиятельные политические деятели открыто принимали Далай-ламу, выступали с заявлениями в защиту основных прав тибетского народа, поднимали вопрос о нарушении прав человека в Тибете во время переговоров с китайскими лидерами, не опасаясь при этом испортить отношения с Китаем.

Этот повышенный интерес Запада к Тибету, однако, не вызвал серьёзного беспокойства в Пекине. Китайские лидеры, по мнению Ц. Шакья, хорошо понимают, что западный блок не имеет стратегических или экономических интересов в Тибете. Тибетский вопрос используется Западом преимущественно как «раздражитель» Пекина и «средство в дипломатическом торге» (device in diplomatic bargaining) для получения экономических уступок со стороны Китая, и «едва ли станет когда-нибудь приоритетным в политике западных держав»[820]. Тем не менее, растущая мировая поддержка Далай-ламы и тибетской оппозиции Западом оказалась достаточно сильным «раздражителем», побудившим Пекин развернуть в 1990-е гг. ответную пропагандистскую кампанию с целью дискредитации Далай-ламской «клики» и создания привлекательного в глазах западной общественности образа неуклонно «прогрессирующего» Тибета благодаря проводимым в нем Китаем экономическим и социальным реформам[821].

Президент США Б. Клинтон приветствует Далай-ламу XIV в Белом доме, 28 апреля

1994. Фото из журнала Tibet Press Watch, 1994. (с. 1)

Наиболее активную, хотя и не всегда последовательную, политику в отношении Тибета в 1990-е годы проводили администрация и Конгресс США, особенно в период президентства Б. Клинтона, поставившего вопрос о предоставлении Китаю торгового статуса наиболее благоприятствуемой нации в зависимость от соблюдения КНР прав человека в Тибете. Б. Клинтон и вице-президент А. Гор неоднократно принимали Далай-ламу в Белом Доме, публично заявляли о своей поддержке требований тибетской оппозиции, призывали китайское руководство к возобновлению диалога с Дхарам- салой[822]. Пекин, однако, не торопился садиться за стол переговоров с Далай-ламой. По мнению Дхарамсалы, китайские лидеры умышленно затягивают обсуждение тибетской проблемы (вопроса о статусе Тибета): увязывая существование тибетского вопроса с личностью Далай-ламы, они рассчитывают, что со смертью тибетского лидера этот вопрос разрешится сам собой[823].

Сдвиг в этой почти что тупиковой ситуации наметился лишь в самое последнее время в связи с отставкой Цзян Цзэмина и приходом к власти в Китае нового руководства. В сентябре 2002 г. Пекин посетило представительство Далай-ламы во главе с влиятельным Лоди Гьяри (глава базирующейся в Вашингтоне и пользующейся

поддержкой американского правительства «Международной кампании за Тибет» — International Campaign for Tibet). За ним в мае 2003 г. последовала еще одна делегация, направленная Далай-ламой, вступившая в переговоры с китайским правительством. Накануне её отправки Далай-лама вновь заявил: «Я не добиваюсь отделения или независимости Тибета от КНР. Всё, что я хочу,— это истинное самоуправление Тибета внутри Китая»[824]. Комментируя эти новые контакты Дхарамсалы и Пекина, И. Гарри отмечает: «Думается, что при сохранении новым руководством Китая курса либерализации по-прежнему сохраняется надежда на мирное разрешение тибетской проблемы, которое потребует от обеих сторон очень большого компромисса. Очевидно, однако, что решение тибетского вопроса будет происходить в пределах единого Китайского государства»[825]. С этим выводом нельзя не согласиться.

В условиях продолжающегося активного диалога Далай-ламы с Западом и перспектив нового раунда переговоров Дхарамсалы с китайским руководством пассивная и политически слишком ориентированная на Пекин позиция МИД РФ в тибетском вопросе, несомненно, наносит урон имиджу России как демократического государства в глазах остального мира. Эта позиция, как нам кажется, нуждается в существенной корректировке, принимая во внимание исторические и фактически существующие на сегодняшний день тесные связи буддийского населения Бурятии, Тувы и Калмыкии с Далай-ламой, исключительно дружеское расположение буддийского иерарха к России и ту немаловажную роль, которую он играет с конца 1980-х гг. в национальном и духовном возрождении народов этих трех автономных республик, субъектов РФ. Кроме того, новой России, заявившей о своей приверженности демократическим ориентирам, вероятно, также следовало бы выразить своё отношение к одному из наиболее острых аспектов тибетской проблемы — нарушению Китаем прав человека в Тибете, как это делают другие державы.