Революция в России и Тибет
Тибет впервые попал в поле зрения большевиков в годы первой мировой войны. В.И. Ленин, занимаясь в эмиграции (в 1915-1916 гг.) изысканиями в области политической экономии, натолкнулся в западных источниках на упоминание о договорах, заключенных Россией в начале XX века с Китаем и Англией по Тибету.
Эти сведения не вызвали у него ни малейшего сомнения — так, он считал вполне достоверной информацию о несуществующем русско-китайском договоре о Тибете 1902 г. («признание Китаем протектората России над Тибетом») и уступке Россией Тибета Англии вследствие заключения конвенции 1907 г. Это дало Ленину повод утверждать, что «царизм и все реакционеры России lt;...gt; хотят одного — побить Англию в Азии (отнять всю Персию, всю Монголию, весь Тибет и т. д.)»1. В том же ключе рассуждал позднее и глава Наркомата иностранных дел Г.В. Чичерин, охарактеризовавший договор 1907 г. как «дело рук англ о-русского металлургического империализма, подчинившее Тибет Англии»2. Но, как мы уже видели, англо-русская конвенция не столько развязывала, сколько связывала руки английским империалистам.После прихода к власти большевики почти сразу же демонстративно аннулировали все «грабительские» договоры, заключенные царским и Временным правительствами России с Англией и другими державами в эпоху империалистического раздела мира. В их числе оказалась и англо-русская конвенция 1907 г. Подобный шаг являлся частью пропагандистской кампании большевиков по упразднению «тайной дипломатии», хотя текст конвенции, обнародованный (в начале 1918 г.) Наркоминделом среди других «секретных договоров», в свое время публиковался в русских газетах3.
Осенью 1918 г. «Известия» впервые поместили на своих страницах небольшую заметку о Тибете, что определенно может служить свидетельством интереса к этой стране со стороны руководства новой России. В ней говорилось о борьбе, якобы начатой тибетцами, по примеру своих соседей, индийцев, против «иностранных поработителей», — пользуясь ослаблением китайской власти, Тибет, «эта забытая всеми страна», поднял «знамя восстания за самоопределение».
По утверждению автора заметки, тибетцы вдруг Ленин В.И. Поли. собр. соч., изд. 5-е. Т.28 («Тетради по империализму»). М., 1962. С. 492; Т.30 («О сепаратном мире»). С. 188. Чичерин Г.В. Статьи и речи по вопросам международной политики. М., 1961. С. 96. См., напр.: Новое время. 1907. 13 (26) сентября.219
вспомнили о том, что в 1914 г. они заключили договор с англичанами, гарантировавший им независимость[420],-— очевидный намек на Симльскую конвенцию.
Заметка в «Известиях» — типичный пример ранней революционно-пропагандистской публицистики большевиков. В действительности же на момент ее появления никакого восстания в Тибете против англичан не происходило, хотя, как уже говорилось, в 1917-1918 гг. имел место вооруженный конфликт на границе между Камом и Сычуанью. Но большевики едва ли могли знать о событиях в далекой Сычуани, да и речь в «Известиях» шла о борьбе тибетцев не с китайцами, а с англичанами. Вообще же, судя по упомянутой публикации, большевики имели довольно смутные представления о политической ситуации в Тибете, как, впрочем, и в других странах «пробуждающейся Азии». Однако им хотелось верить, что под влиянием русской революции повсюду на Востоке, а значит и в Тибете, началось мощное национально-освободительное движение.
Довольно неожиданное появление заметки о Тибете в «Известиях» было все же вызвано вполне конкретным событием — возвращением на политическую сцену Агвана Доржиева. Произошло это при весьма необычных обстоятельствах. Летом 1918 г. Доржиев был арестован ЧК под Саратовом, на пути из Калмыцких степей в Забайкалье, по подозрению в попытке вывоза ценностей за пределы Советской России (это были средства, собранные им среди калмыков на строительство общежития при буддийском храме в Петрограде), помещен в Бутырскую тюрьму, а затем неожиданно освобожден, как кажется, при содействии Г. В. Чичерина[421]. Условием освобождения «тибетского дипломата», по-видимому, стало его согласие сотрудничать с советским дипломатическим ведомством.
Привлечь Доржиева к такому сотрудничеству было не трудно, поскольку он всегда выступал за сближение между Россией и Тибетом. Перед руководителями НКИД Г. В.Чичериным и Л. М. Караханом (заместителем наркома), таким образом, открылась заманчивая перспектива — завязать через Доржиева дружеские связи с Далай- ламой и другими правителями Тибета, что позволило бы Советам закрепиться в этой буддийской метрополии, в самом центре Азиатского континента. Оттуда, с тибетской территории, можно было
Г.В. Чичерин и Л.М. Карахан. Нач. 1920-хх гг. Из кн. В. Генис. Красная Персия. М., 2000.
бы приступить к осаде главной цитадели британского империализма в Азии — Индии и в то же время продвинуть социальную революцию в другие страны буддийского Востока. Именно по этой причине, надо думать, Тибет и привлек к себе внимание НКИД.
Вскоре после освобождения Доржиева, 19 октября 1918 г., состоялось заседание Русского комитета для изучения Средней и Восточной Азии (находился в ведении НКИД), на котором его председатель академик С.Ф.Ольденбург выступил с проектом двух экспедиций — в Восточный Туркестан и Кашмир, под его собственным руководством, и в Тибет, под началом профессора Ф. И. Щербатского и при участии профессора Б. Я. Владимирцова. Обе экспедиции, хотя перед ними формально ставились чисто научные задачи, в то же время должны были служить политическим целям большевиков. Так, в проекте тибетской экспедиции говорилось, что она должна сосредоточить свои усилия на исследовании центральной части страны в области Лхасы и Ташилхумпо6 — двух главных религиозных и политических центров Тибета, где находились резиденции Далай-ламы и Панчен-ламы. Тот факт, что Щербатской был близко знаком с Далай-ламой, давал Наркоминделу возможность вступить в контакт с правителем Тибета и попытаться восстановить прерванные между двумя странами отношения.
Архив СПб Ф РАН. Ф. 148, on. 1, д. 97, л. 84. Проект экспедиции Ф.И. Щербатского в Тибет.221
Экспедиционный проект Щербатского был поддержан Л. М. Ка- раханом и Г. В. Чичериным, но его осуществлению помешала гражданская война, отрезавшая европейскую Россию от Восточной Сибири и Монголии, где обычно начинались русские экспедиции в Тибет. Тем не менее, в НКИД продолжали проявлять интерес к Тибету. Так, летом 1919 г. советскому дипломатическому ведомству удалось заполучить весьма ценную информацию — списки всех тибетских правительственных учреждений, префектур, заводов, арсеналов, монастырей, с полным указанием их штатов, а также списки гражданских чиновников и высших представителей духовенства. Эти документы были доставлены в Москву каким- то буддийским паломником, вероятно при содействии Доржиева, и по просьбе Л. М. Карахана переведены Щербатским на русский язык[422]. Кто был информатором НКИД, мы не знаем, но, очевидно, этот человек имел доступ к правительственной документации и, возможно, даже находился в ближайшем окружении Далай-ламы. При всей ценности этой информации, она, однако, не давала представления о конкретной ситуации в Тибете — о главных политических группировках в стране, расстановке классовых сил, настроении народных масс и т. п., что более всего интересовало советское руководство.
В том же 1919 г. в Наркоминделе рассматривался еще один проект экспедиции в Тибет. На этот раз инициатива принадлежала двум высокопоставленным калмыкам-болыиевикам: А.Ч.Чапчае- ву (председатель ЦИК Совета депутатов трудящихся калмыцкого народа) и А. М. Амур-Санану (заведующий калмыцким отделом Наркомата по делам национальностей). 26 мая 1919 г. издававшаяся Наркомнацем газета «Жизнь национальностей» опубликовала статью Амур-Санана «Ключи Востока». В ней калмыцкий революционер предлагал использовать калмыков для распространения «идеи власти Советов» на Востоке, среди многомиллионных монголо-буддийских племен, близких им по крови, религии и языку. Проживавшие на огромной территории между Байкалом и Тибетским нагорьем, они «могли бы охотнее откликнуться на призыв своих братьев-калмыков, чем на призывы чуждых им наций и религий».
Для связи с ними существовал древний «монголо-буддийский путь», начинавшийся в калмыцких степях и проходившийчерез Алтай, Монголию, Тибет и далее в Индию. Таким образом, «в сферу влияния Советской власти» попала бы не только Монголия, но и связанный с ней тесными религиозными узами Тибет. В свое время, напоминал читателям Амур-Санан, Россия уже пыталась установить связь с Тибетом с помощью бурятских и калмыцких буддистов. В новых же условиях, «когда весь Восток просыпается», русским буддистам будет намного легче достичь запретной страны, чем европейцам. Оттуда буддисты-агитаторы без труда смогли бы проникнуть в индийские владения Англии: «Тибет же непосредственно соприкасается с Индией; вот каким образом последняя могла бы установить связь с очагом мировой революции, Россией». Осуществить эту крайне важную политическую задачу предстояло калмыцкой интеллигенции, с помощью «таких известных политических деятелей Востока», как хамбо Агван Доржиев.
Через некоторое время (13 июля 1919) «Жизнь национальностей» опубликовала еще одну заметку на ту же тему, озаглавленную «Монголия как ворота буддийского Востока». Её автор Ойратский (псевдоним А.Ч.Чапчаева) призывал советское правительство ориентироваться в своей восточной политике не только на мусульманство, но, в равной мере, и на «буддийский мир» и расточал похвалы А. Доржиеву. В этой связи следует отметить, что в первые послереволюционные годы советская дипломатия проявляла наибольшую активность на ближне- и среднеазиатском направлениях, пытаясь завязать дружеские отношения с лидерами сопредельных мусульманских стран — Турции, Персии и Афганистана. Это было не случайно, ибо через Персию и Афганистан пролегал самый короткий путь в Индию, и потому идеологи мировой революции считали эти три страны, Индию, Персию и Афганистан, наиболее уязвимыми местами («ахиллесовыми пятами») для ударов по Англии на Востоке. Так, еще осенью 1918 г. К. М. Трояновский (создатель «Союза освобождения Востока») предложил программу Восточной революции, ключевая роль в которой отводилась Персии.
Находясь в центре мусульманского мира, Персия, по его замыслу, должна была стать «мостом», соединяющим мусульман Русского Туркестана с исламистским движением в Индии. «Наша ближайшая задача,— утверждал Трояновский,— заключается в том, чтобы поднять восстание в Персии и расчистить почву дальше на Восток, в Индию, в Китай, в твердыню империалистов Англии, Америки и Японии. Революция в Персии должна стать сиг-
alt="Карта пути в Индию через Афганистан." />
Карта пути в Индию через Афганистан.
Из журнала «Новый Восток» (1924)
налом для ряда революций на всем огромном пространстве Азии и отчасти в Африке...»[423]. А осенью 1919 г. председатель Реввоенсовета Республики Л. Д. Троцкий предложил создать в только что освобожденном от армий Колчака и воссоединенном с Советской Россией Туркестане военную базу и «штаб Азиатской революции», откуда можно было бы нанести удар по Индии через территорию Афганистана[424].
За публикациями Амур-Санана и Чапчаева последовал практический шаг. 14 июля 1919 г. В.И. Ленину была передана их докладная записка, с предложением немедленно послать вооруженный отряд к северо-восточной границе Индии, через Монголию и Тибет. Внезапное появление такого отряда «на буддийском участке ее пограничной линии», там, где Индия прикрыта цепочкой буферов — Бутаном, Сиккимом и Непалом,— вызвало бы переполох среди англо-индийских властей, чье внимание в то время было всецело приковано к границе с Афганистаном, в связи с недавно начавшейся третьей англо-афганской войной. Внешне отряд должен был напоминать караван мирных буддийских паломников. С ним, по мнению калмыков, следовало отправить некоторое количество стрелкового оружия (револьверов, винтовок, пулеметов) и боеприпасов для раздачи местному населению. В дальнейшем предполагалось наладить регулярные поставки оружия в этот регион, что фактически превратило бы пограничный «буддийский участок»
в плацдарм для военных операций в глубь Юго-Восточной Азии. «Здесь прямой путь в наиболее революционно настроенную провинцию Индии — Бенгалию; Бирма же и Сиам,— писали Амур-Са- нан и Чапчаев,— дают возможность проникнуть сухим путем еще глубже в тыл английским колониальным владениям, даже в пределах Индо-Китая»[425]. Собственно Тибету, равно как и Монголии, в этих планах отводилась второстепенная роль, хотя калмыцкие деятели и подчеркивали важность распространения революционных идей среди монголов и тибетцев с целью «приобщения этих народов к мировой революции».
Письмо калмыцких революционеров вызвало интерес у Ленина, который без промедления (16 июля) переправил его через Оргбюро ЦК Чичерину с указанием начать «подготовительные] мероприятия»[426]. Однако НКИД в условиях гражданской войны не сумел оперативно снарядить и отправить к индийской границе летучий отряд буддистов-агитаторов летом 1919 г. Тем не менее, Тибет продолжал привлекать к себе внимание Москвы. Так, советское правительство довольно резко реагировало на англо-китайские переговоры по Тибету, проходившие в Пекине во второй половине 1919 г.: «Сейчас радио принесло нам сообщение, что на очередь поставлен вопрос о независимости Тибета,— писали «Известия».— Между Китаем и Англией ведутся переговоры о “даровании Китаем Тибету автономии, при условии сохранения суверенитета Китая”. Нет сомнения, что в постановке этого вопроса замешана английская дипломатия, которая, стремясь оградить подступ к Индии, плетет свою дипломатическую паутину, в которой должны в конечном счете запутаться и Китай, и Тибет. Но для нас ясно, что вопрос этот связывается еще и с желанием монголо-тибетских народов получить право на национальное самоопределение»[427].
Летом 1920-го, когда гражданская война подходила к концу, на стол Чичерина лег еще один проект — «научно-пропагандистской экспедиции» в Тибет, принадлежавший литератору, парапсихологу и оккультисту А.В.Барченко[428]. Экспедиция Барченко ставила своей целью «исследование Центральной Азии и установление связи с населяющими ее племенами», хотя в действительности Барченко намеревался установить контакты с центром «доисторической
культуры» в Тибете — легендарной Шамбалой северных буддистов. Арестованный в 1937 г., он так рассказывал об этом следователю: «В своей мистической самонадеянности я полагал, что ключ к решению социальных проблем находится в Шамбале-Агарте, в этом конспиративном восточном очаге, где сохраняются остатки знаний, опыта того общества, которое находилось на более высокой стадии социального и материально-технического развития, чем современные общества. А поскольку это так, необходимо выяснить пути в Шамбалу и установить с нею связь»[429]. Принять участие в столь необычном путешествии изъявили желание моряки Балтийского флота, посещавшие лекции Барченко в Петрограде,— большевики И.Я. Гринев и С.С. Белаш. Но и эта поездка не состоялась, скорее всего по той же причине, что и планировавшиеся ранее НКИД другие экспедиции в Тибет.
Между тем в Петрограде в конце 1919 г. неожиданно произошел инцидент, поставивший под угрозу «тибетские планы» большевиков,— разгром буддийского храма. Виновницей происшествия оказалась расквартированная в соседнем доме красноармейская часть. Из храма были похищены многие ценные культовые предметы, некоторые из которых являлись личными подарками Далай-ламы. Полному уничтожению подверглись библиотека тибетских и монгольских книг, а также обширный дипломатический архив Доржиева. Узнавший об этом Доржиев осенью 1920 г. срочно приехал из Калмыкии в Петроград. Потрясенный случившимся, 1 октября он направил гневное письмо заведующему отделом Востока НКИД Я.Д.Янсону. В нем Доржиев писал, что разгром и надругательство над Петроградским буддийским храмом, являющимся общебуддийской святыней, находящейся под особым покровительством Далай-ламы, будут иметь, несомненно и определенно, отрицательное значение для укрепления налаживающихся связей между Советроссией и буддийским Востоком[430]. 4 октября 1920 г. его заявление НКИД переслал председателю Петросовета Г.Е. Зиновьеву, при этом в сопроводительной записке Л.М.Карахан и Я.Д.Янсон выразили свою озабоченность по поводу случившегося — «факт его (храма.— АЛ.) разрушения преступен не только по отношению
к исторической ценности, но подорвет всякое доверие буддистов к Советской России, если до их слуха дойдет известие о гибели храма»[431]. Расследование инцидента, предпринятое петроградским ЧК, не дало никаких результатов. Впрочем, руководство НКИД, со своей стороны, обещало Доржиеву помощь в восстановлении «общебуддийской святыни» и действительно выделило на это некоторые средства. Насколько можно судить, сведения о разгроме Петроградского «дацана» все-таки дошли до Далай-ламы, хотя, вероятно, и не сразу, через бурятских и калмыцких лам, но о его реакции нам ничего не известно.
Еще по теме Революция в России и Тибет:
- Формирование фондового рынка в России
- О ДРЕВНЕЙ И НОВОЙ РОССИИ В ЕЕ ПОЛИТИЧЕСКОМ И ГРАЖДАНСКОМ ОТНОШЕНИЯХ
- Вместо предисловия
- Введение Историография проблемы и обзор источников
- Миссии А. Доржиева в Россию: начало русско-тибетского диалога
- Тибетский вопрос в англо-русских отношениях в предвоенные годы
- Революция в России и Тибет
- Рекогносцировочная экспедиция В.А. Хомутникова, 1921 - 1922
- Миссия С.С.Борисова - Б.В. Вампилона, 1923 - 1925
- Советско-монгольское посольство, 1926 - 1928
- «Посольство западных буддистов» H.K. Рериха, 1927 - 1928
- Последние попытки установления отношений с Тибетом
- СССР и китайская аннексия Тибета
- Тибет в советско-китайских отношениях, 1960-е - 1980-е гг.
- 6.4. Тибетская политика постсоветской России