«Посольство западных буддистов» H.K. Рериха, 1927 - 1928

В середине апреля 1927 г., когда караван Гомбодчийна - Чапчаева приближался к Лхасе, в том же направлении выступила еще одна экспедиция, возглавляемая художником-эмигрантом Н.К.

ским монастырям — Дрепунгу,

Сера и Гандану.

Идея подобного посольства родилась у Н.К. Рериха в начале              .

1920-х, вскоре после его эмиг-              ^              ,

рации с семьёй в США. Вернее, её внушили или подсказали ему              :

некие «махатмы» — гималайс-              -

кие учителя, но не прямо, а через его жену Е.И. Рерих, которая, как рассказывают, общалась с «махатмами» оккультными методами (посредством спиритических сеансов и телепатически).

Цель же «махатм», насколько можно судить, состояла в создаНИИ нового миропорядка в Азии Н К' РеРих " lt;lt;пос°л западных буддистов» х А              накануне своей тибетскои миссии.

путем реализации идеи «миро- Архив музея Н.К. Рериха в Нью-Йорке, вой общины», которая отныне

становится краеугольным понятием в учении Н.К.

Задуманное Н.К. Рерихом путешествие в Лхасу, как показывает исследование В.А. Росова, было частью его «Великого плана» (опять же инспирированного «махатмами») с целью объединения буддийских народов Азии «именем Грядущего Будды Майтреи» и создания Монголо-Сибирского государства — «Священного Союза Востока» — на территории от Алтая до Гобийской пустыни, при поддержке и покровительстве СССР[576]. Известно, что Рерих, как и многие другие представители русской творческой интеллигенции,

поначалу был настроен крайне враждебно по отношению к Советской власти, однако под влиянием «махатм» он в 1922-1923 гг. отбросил свой антибольшевизм и повернулся лицом к красной «Московии». Отныне всё, что делают Советы, вызывает у него не возмущение и протест, но искреннее сочувствие и энтузиазм. Но это и понятно, ибо осуществить задуманное без содействия большевистской России было немыслимо, тем более что Рерих собирался начать строительство своей «Новой страны» с приобретения у советского правительства сельскохозяйственных и горнопромышленных концессий на юге Алтая.

Кто в действительности стоял за спиной Н.К. Рериха и подвиг его на столь грандиозное и вместе с тем утопическое предприятие, иначе говоря, кто скрывается под масками рериховских «махатм» (если, конечно, считать, что созданный Е.П. Блаватской «миф о махатмах» имеет под собой какую-то реальность)? Американский исследователь Пол Джонсон в книге «Разоблачённые Мастера: Мадам Блаватская и миф о Великом Белом Братстве» пытается идентифицировать личности «тайных покровителей Блаватской» и называет имена возможных прототипов её главных учителей — махатм Кут Хуми и Мории.

дительного движения и исходил изначальный импульс «великого переустройства Азии». Большое влияние на Рериха, несомненно, оказали и активно распространявшиеся тибетскими ламами (прежде всего последователями бежавшего из Тибета Панчен-ламы) буддийские пророчества о скором пришествии в мир будды Май- треи со своим воинством с целью сокрушить силы зла и восстановить на земле счастливое царство Шамбалы. Но главным для Рериха-мистика всё же были загадочные послания-инструкции облечённых «высшим» авторитетом «махатм», под влиянием которых он искренне уверовал в свою избранность, в свою историческую миссию — в то, что ему предназначено «свыше» стать «спасителем» азиатских народов, земным «царём Шамбалы» (!). Несколько забегая вперёд, отметим, что встречавшийся с Н.К. Рерихом в Пекине в конце 1920-х (скорее всего накануне его тибетской экспедиции) востоковед и сотрудник советского полпредства в Китае Б.И. Панкратов вспоминал впоследствии: «Художник хотел въехать в Тибет как 25-й князь Шамбалы, о котором говорили, что он придёт с севера, принесёт спасение всему миру и станет царём света.

В 1923 г. Н.К. Рерих, его жена и старший сын (Ю.Н. Рерих) отправились в Индию, намереваясь совершить оттуда большую экспедицию по древним оазисам Центральной Азии. Поселились они в небольшом городке Даржилинг в предгорьях Гималаев в доме, где некогда жил XIII Далай-лама. Год спустя Рерих неожиданно вернулся в Европу и Америку. В Берлине он посетил советское представительство, где имел долгую беседу с полпредом Н.Н. Крестинским и его секретарем Г.А. Астаховым. Об этом визите Крестинский немедленно сообщил Г.В. Чичерину, отметив в своём донесении, что посетивший его художник Рерих «настроен совершенно советски и как-то буддийско-коммунистически». У него «очень хорошие отношения с индусами и особенно с тибетцами», с которыми он объясняется при помощи своего сына-востоковеда (Ю.Н. Рериха), и он «осторожно агитирует там (на севере Индии.— АЛ.) за Совроссию, обещает через своих американских корреспондентов (Лихтмана и Бородина) присылать нам оттуда информацию»[580].

Сообщение Крестинского весьма заинтересовало Чичерина. В ответном письме полпреду от 31 марта 1925 г. он настоятельно

просил «не упустить того полубуддиста-полукоммуниста, о котором Вы мне в свое время писали... У нас до сих пор не было такого серьезного мостика в эти столь важные центры. Ни в каком случае не надо потерять эту возможность»[581].

По возвращении в Индию Рерих, однако, исчез из поля зрения Москвы почти на целый год. В апреле 1926 г. его экспедиция достигла Урумчи, столицы Синьцзяна. Здесь Рерих незамедлительно вступил в контакт с дипломатическим представителем СССР — генконсулом А.Е. Быстровым, которому раскрыл свои сокровенные планы — о том, что он собирается ехать в Москву для переговоров с советскими вождями, а оттуда через Монголию в Тибет, вместе с Таши-ламой (Панчен-ламой). Рерих также сообщил Быстрову о своей тайной связи с «махатмами» — он часто получает от них «директивы» и теперь везет их послания на имя Чичерина и Сталина.

В начале июня Рерих вместе с семьёю прибыл в Москву. Встретившись с Чичериным (13 июня), художник передал ему свою программу «буддийской революции» из девяти пунктов. Учение Будды, говорилось в ней, есть «революционное движение», Май- трея — это «символ коммунизма». Миллионы буддистов в Азии могут быть привлечены немедленно к «мировому движению в поддержку идеалов Общины». «Союз буддизма и ленинизма» потрясет Европу. Поводом же для выступления буддийских народов является «отъезд Таши-ламы из Тибета». А посему советское правительство должно предпринять немедленные действия, «полностью учитывая местные условия и пророчества Азии»[583].

Выступая в качестве посланца Гималайского братства «махатм», Рерих также передал Чичерину ларец со священной землей с места рождения Будды, якобы посланной «махатмами» на могилу свое

го собрата, «Махатмы Ленина», и два послания тех же «махатм» — одно московским коммунистам, а другое лично наркому. Их авторы (скорее всего сами Рерихи, судя по стилистике писем) приветствовали все свершения большевиков, направленные на уничтожение старого мира, «во имя эволюции Общины», и обращались с конкретным предложением — если СССР признает буддизм «учением коммунизма», то общины Востока, насчитывающие сотни миллионов буддистов, окажут ему «деятельную помощь», дадут «необходимую мощь неожиданности»[584].

Идеологически сомнительный и откровенно авантюристичный план Рериха едва ли мог понравиться советскому руководству, особенно архиосторожному Чичерину, и тем более летом 1926 г., когда НКИД готовил к отправке в Тибет свою собственную миссию.

Находясь в Москве, Рерих, по всей видимости, обсуждал с Чичериным и Трилиссером свои тибетские планы, прежде всего довольно щекотливый в политическом отношении вопрос о возможном возвращении в Тибет Панчен-ламы. С одной стороны, такое

возвращение было весьма желательным, поскольку контролировавший северо-восток Китая генерал Чжан Цзолин и стоявшая за его спиной милитаристская Япония стремились использовать Панчен-ламу для расширения своего влияния во Внутренней и Внешней Монголии (МНР), что представляло косвенную угрозу для СССР. Но, с другой стороны, поскольку разногласия Далай- ламы и Панчен-ламы не были урегулированы, самовольное возвращение последнего вместе с хорошо вооруженным отрядом сподвижников могло спровоцировать столкновение между сторонниками двух высших перерожденцев в Тибете (национальной и китаефильской группировками) с совершенно непредсказуемыми последствиями. Чичерин, конечно же, более всего опасался английского вторжения в Тибет в случае возникновения там беспорядков и смуты, что в конечном счете могло привести к аннексии Тибета Англией.

Прибыв осенью 1926 г. в Монголию, Рерих немедленно приступил к организации своей тибетской экспедиции, вернее «посольства», при этом он пытался подключить к своим планам монгольское правительство. Имеются сведения, что руководство МНРП обсуждало в конце 1926 г. возможность приглашения Панчен-ламы в Монголию и предоставления ему в стране временного убежища — идея, за которую особенно ратовал Цыбен Жамцара- но (бурят-эмигрант, возглавлявший в 1920-е гг. Ученый комитет в правительстве МНР). Однако от неё вскоре отказались, посчитав, что «мир и дружба с Далай-ламой, стоящим у власти в Тибете, для Монголии гораздо важнее, чем дружба с не имеющим власти изгнанником Банчен-Богдо»[587]. В декабре того же года П.М. Никифоров писал из Улан-Батора Чичерину: «Надо полагать, что дальнейшее пребывание Богдо в Китае может иметь для нашей политики во Внутренней и даже Внешней Монголии нежелательные последствия: Панчен-Богдо может быть легко использован Японией в своих интересах... Считаю, что его необходимо возможно скорее изъять из обихода японской и английской политики совершенно... Негласный представитель Далай-ламы в Улан-Баторе намекнул мне, что очень плохо, если Панчен Богдо не сумеет скоро вернуться в Тибет, что ему в Китае очень тяжело и что он сам хочет вернуться, но ему в этом мешают китайцы. Я полагаю, что, может быть, нам пора вмешаться в это дело в смысле содействия

Урга, осень 1926 г. 1-й ряд (стоят), слева направо: Ю.Н. Рерих, Е.В. Козлова, Ц. Жамца- рано (глава Учкома МНР), Н.Н. Поппе; сидят: Н.К. Рерих и П.К. Козлов; нижний ряд (крайний слева) Гомбодчийн. Архив музея-квартиры П.К. Козлова.

возвращению Панчена Богдо в Тибет и, если нужно, то помочь ему бежать из Китая»[588]. Свой замысел Никифоров непосредственно увязывал с планами Рериха, хотя и не вполне был уверен в политической лояльности последнего.

Какой ответ Никифорову дал Чичерин, неизвестно. Мы знаем только, что попытки Рериха объединиться с Панчен-ламой не увенчались успехом, несмотря на то, что Панчен действительно помышлял о возвращении в Тибет и даже предпринял для этого некоторые шаги. В результате Рериху пришлось внести коррективы в свою тибетскую программу. Поскольку «поход» Панчен-ламы на Лхасу явно задерживался (хотя и не отменялся в принципе), он делает главной задачей своей миссии переговоры с Далай-ламой о воссоединении восточных и западных буддистов[589]. Но зачем Рериху такое «воссоединение»? Ведь еще недавно он относился к Лхасе и царящим там порядкам крайне негативно и даже собирался низвергать буддийского первосвященника-англофила — с помощью Панчен-ламы. Вероятнее всего, Рерих хотел побудить Далай-ламу к реформированию тибетского буддизма (ламаизма) в том духе, как это происходило в 1920-е гг. в СССР (в Бурятии и Калмыкии) под

руководством Агвана Доржиева, что опять-таки должно было бы привести к сближению буддизма и коммунизма. В случае его отказа Рерих собирался провозгласить себя главой западных буддистов — западным Далай-ламой. Можно, однако, сильно сомневаться в достоверности сообщения о том, что посетившие Даржилинг в г. «высокопоставленные» тибетские ламы «опознали» Рериха воплощением 5-го Великого Далай-ламы[590].

Посольство Рериха к XIII Далай-ламе, как известно, потерпело фиаско. Тибетские власти, получив от Бейли сообщение о том, что из Урги в сторону Лхасы движется караван американского художника, который в действительности является «красным русским»[591], перепугались и немедленно блокировали рериховскую экспедицию на подступах к священному городу. Любопытнее всего, однако, было то, что «посольский» караван Н.К. Рериха вез партию русского оружия для Далай-ламы, закупленного тибетским представителем в Урге (дониром) у советского полпредства в Монголии (!) при посредничестве Ю.Н. Рериха, как об этом свидетельствует секретное донесение монгольского резидента ОГПУ Я.Г. Блюмкина[592]. Британская разведка, как кажется, знала или, по крайней мере, догадывалась об амбициозном плане Рериха — его намерении провозгласить себя Далай-ламой[593] — и потому решительно вмешалась в ситуацию, чтобы расстроить новую интригу Москвы.

Главные итоги беспрецедентной «буддийской миссии» Н.К. Рериха — это полное разочарование художника-мистика в Тибете как духовной метрополии северного буддизма и в то же время не меньшее разочарование в коммунистической «Московии», не принявшей высшего руководства «махатм», и, как следствие, разрыв контактов с советскими вождями. В 1929 г. Рерих утратил свои концессионные права в СССР, однако не отказался от идеи строительства «Новой страны». Правда, теперь для осуществления «Великого плана» он будет искать покровительства и поддержки другой великой державы Запада — Соединенных Штатов Америки[594].