Проблемы формирования национальной идентичности

Важнейшим индикатором политической культуры на уровне политической системы общества является уровень развития национальной идентичности. В современной политической науке отсутствует единство позиций исследователей по вопросу формирования белорусской национальной идентичности.

С одной стороны, политолог Дэвид Мэрплз (Канада) называет Беларусь “денационализированной нацией” [2]. Исследователь Григорий Иоффе (США) считает, что Беларусь является государством, но еще не нацией [3]. Известный американский политолог Хантингтон полагает, что проблема национальной идентичности играет несущественную роль в Беларуси, а в середине 90-х гг. ХХ в. наша страна “только своим названием отличалась от России” [4].

С другой стороны, известный белорусский историк, живущий в США, Янка Запрудник обращает внимание на продолжение процесса формирования национальной идентичности в Беларуси после обретения страной независимости, несмотря на наличие серьезных трудностей в этом деле [5]. Такую же позицию занимает и французский политолог Александра Гужон, которая указывает, что “политика ЕС по отношению к Беларуси должна освободиться от геостратегического подхода, включающего эту страну в сферу влияния России” [6]. По мнению исследователя Центра гражданского общества Лондонской школы экономики Натальи Лещенко, для современной Республики Беларусь характерным является “интенсивный процесс национального строительства”, который самым непосредственным образом отражается на политической ситуации. Здесь нация возникает в уже сложившемся государстве, т.е. осуществляется тот же самый процесс, который был характерен для “старых” европейских народов в эпоху модерна [7].

Вторая точка зрения нам представляется более аргументированной, нежели первая. Мы уже с 1991 г. живем в независимом государстве, само существование в котором не могло не наложить отпечаток на самоидентификацию граждан, какая бы антинациональная политика не проводилась властями в течение этого времени.

Очень важным моментом в национальном строительстве является сознательное отнесение человеком себя к определенному культурному сообществу, которое отличается от других сообществ. Известный британский специалист в области национальных исследований Эрнст Геллнер указывал, что “1) два человека принадлежат к одной и той же нации, если они разделяют общую культуру, если культура, в свою очередь, означает систему идей, символов, ассоциаций, способов поведения и коммуникации; 2) два человека принадлежат к одной и той же нации тогда и только тогда, когда они признают друг друга в качестве принадлежащих к одной и той же нации” [8]. Как же обстоят дела с подобным образом понимаемой национальной идентичностью у белорусов? По мнению историка из Белостока (Польша) Олега Латышонка, не так плохо, как может показаться на первый взгляд.

"Есть ли в Беларуси белорусы? Конечно же есть. Вопрос про белорусскую идентичность возникает только тогда, когда мы пытаемся ответить на вопрос: что означает быть белорусом... Для одних "сознательный белорус" - это такой, который знает "подлинную" историю своего народа, считает Великое княжество Литовское своим государством и живет под символом Погони и бело-красно-белым флагом. Ну и говорит по-белорусски. Для других важным является славянское единство и братство с российским народом. Их флаг имеет красно-зеленый цвет, а русский язык признается вторым родным языком. Тем не менее, и одни и другие считают себя белорусами, а оценка, какая из этих позиций является более значимой, не имеет ничего общего с научным анализом.

Если отталкиваться от этой позиции, то белорусы - это очень молодой этнос и еще более молодая нация. Нам известно имя первого белоруса. Был это Соломон Рысинский, который назвал себя белорусом в 1586 г., вписав себя в книгу записей университета в Альтдорфе, что под Нюрнбергом. Рысинский был ученым-фольклористом и латиноязычным поэтом родом из-под Витебска.

Понимание того, что белорусы - это особый народ, который обладает собственной историей и должен осуществлять собственную политику, пришло только во второй половине XIX в. ... Про полностью сформированную национальную идею можно говорить только в отношении издателей русскоязычного альманаха Гомон, которые действовали в начале 80-х гг. XIX в. В конце столетия уже были случаи, когда крестьяне называли себя белорусами. Все же более массовым это явление стало в начале ХХ в. В то время белорусские политики взяли на вооружение лозунг автономии, а также стала выходить первая регулярная газета Наша Hiea... Лозунг построения белорусского независимого государства впервые выдвинул в 1917 г. Вацлав Ластовский. Этот лозунг был реализован в 1991 г., когда Беларусь стала независимым государством с десятимиллионным населением, среди которого восемь миллионов составляют белорусы.

Непредубежденному наблюдателю история белорусского национального движения должна показаться просто-таки необычайно удачной. От осознания группкой белорусов себя в качестве отдельной нации прошло только 120 лет, а от выдвижения лозунга борьбы за независимость до ее получения - всего 74 года. Все фактически случилось в пределах жизни одного человека" [9].

Тем не менее, наличие двух, достаточно сильно отличающихся друг от друга дискурсов национальной идеи (национальных проектов, как их называют некоторые исследователи) не может не вызывать озабоченности. Это обстоятельство заставило Латышонка расположить белорусов в третьей группе европейских народов: они имеют собственные государства, но еще не решили языковую проблему.

Отмеченный Латышонком дуализм белорусского национального дискурса подтверждают практически все ученые, занимающиеся Беларусью. Они по-разному называют его составные части, но суть от этого не меняется.

Национальная версия идентичности. Согласно Лещенко, которая удачно адаптировала гелнеровскую парадигму возникновения модерных наций применительно к объяснению ситуации в Беларуси, национальная версия идентичности сложилась в первые годы независимости и мало чем отличалась от мероприятий по формированию идентичности у народов, недавно освободившихся от имперского владычества. Они сопровождались изменением государственной символики, внедрением языка титульной нации, новой интерпретацией истории. Главной политической силой, выступавшей за последовательную реализацию этой программы, был Белорусский народный фронт - тогда широкое гражданское движение за демократию и национальное возрождение [11].

Иоффе сделал важное уточнение, касающееся содержания национального проекта, который он назвал нативистско-проевропейским (Nativist/pro-European). Действительно, существенной составной частью усилий белорусских интеллектуалов, таких как В. Булгаков, И. Бобков, И. Дынько, В. Орлов, Г. Саганович, Я. Запрудник, В. Аку- дович, П. Садовский, был поиск подлинных европейских корней в белорусской истории и культурной традиции, что должно было служить основанием для борьбы за освобождение нации от последствий российского колониализма.

Иоффе выделил и существенные преимущества данного проекта: "Главное преимущество проекта 1 - прежде всего в тесном, сплоченном сообществе, объединенном сознательным выбором белорусского языка, преданностью ему, антиколониальным национально-освободительным духом, т.е. борьбой против российского культурного колониализма. Верность языку - преимущество, потому что он позволяет отделить национально сознательных белорусов от русских. Если принять во внимание, что черт, с помощью которых можно отделить белорусов от русских вообще мало, то язык, в самом деле, можно рассматривать как существенный признак формирования нации. Эта точка зрения подтверждается и реальным опытом других европейских народов (например, чехов, словаков, литовцев, латышей, эстонцев, норвежцев), которые преодолели языковое влияние иностранцев, несмотря на очень большие препятствия. Они доказали, что языковой национализм может выходить победителем даже в самых неблагоприятных обстоятельствах и играть очень важную роль в процессе формирования наций" [12].

Однако, как отмечает Лещенко, "мероприятия БНФ, направленные на изменение политического окружения, не соответствовали уровню развития национального самосознания в стране. Оно носило советский характер, так как Беларусь вступила в эпоху модерна в условиях советской государственности. Во времена СССР Беларусь превратилась из безымянной провинции Российской империи, 97% коренного населения которого составляли крестьяне, в развитое индустриальное государство с всеобщим образованием. Ценой, заплаченной за быструю модернизацию, стала традиционная белорусская культура. Репрессии против национальной интеллигенции при Сталине, огромные потери, понесенные в годы Второй мировой войны, а также занятие русскоязычными профессионалами основных административных позиций в послевоенное время, все это внесло вклад в то, что советская идентичность стала восприниматься как естественное следствие модернизации. К началу 90-х гг. Беларусь превратилась в "витрину социализма", республику с наиболее высоким уровнем жизни в СССР; она стала также "наиболее советской" из всех союзных республик.

В результате национальный проект столкнулся с серьезными трудностями. "Его недостатки стали продолжением его достоинств", считает Иоффе. "Если национализм - это навязывание высокой культуры в обществе, можно сказать, учитывая неблагоприятный политический климат, что Проект 1 отлично справляется с этой функцией. ARCHE и Наша Н'юа задают планку высокой культуры по-белорусски. Но проблема возрожденческой культурной элиты в том, что количество ее сторонников оставляет желать лучшего. Бескомпромиссность духовных вождей возрожденческого сообщества, их нежелание наводить мосты вызывает удивление как своей самозацикленностью, так и потенциальной саморазрушительностью. Кроме того, против Проекта 1 работает тяжелый груз трех неудачных кампаний белорусизации, а также то, что его адепты огулом отрицают советское время - пока что самый продолжительный период существования белорусов как национально сознательного сообщества" [14]. наконец, Мэрплз, который не согласен с мнением Иоффе о том, что "в Беларуси нет белорусов", выделяет несколько объективных причин слабости национального проекта в нашей стране. "Во-первых, когда во время великой кампании индустриализации, которая началась в конце 20-х гг. ХХ в., сельские жители потянулись в города, они вливались там в советские, а не в белорусские массы. Националисты оказались вне закона и вне общества. Во-вторых, белорусы не имели своего национального центра, который сыграл бы для них ту же роль, которую сыграл Львов для украинцев. Больше всего его напоминал Вильно, но этот город рассматривали своим культурным центром и поляки, и евреи, так что для деревенских белорусов в Вильно почти не оставалось места. В-третьих, традицию независимого государства, хотя и созданную в 1918 г. во время немецкой оккупации, в определенной мере подорвало создание Белорусской ССР. После укрупнения территории сам факт ее существования гарантировал, что национальная республика будет ассоциироваться с советской властью. Лукашенко тоже признает историческое наследие белорусов только избирательно - исключительно в российском контексте... В-четвертых, и в России, и в Беларуси как в советскую, так и в постсоветскую эпоху поднимали и поднимают на уровень мифа Великую Отечественную войну. Сохранение на государственном уровне памяти про события войны - фактически ее пропаганда - помогает закалять режим Лукашенко и укреплять связи с Россией" [15].

Следует сделать несколько замечаний к вышеизложенной интерпретации белорусского национального проекта известными зарубежными экспертами.

Во-первых, консервация советской модели в Беларуси бывшим коммунистическим руководством породила острый экономический кризис середины 90-х гг., который и привел Лукашенко к власти. Однако, будучи популистом, он предложил не демонтаж доставшейся в наследство модели, а ее укрепление. Подобная политика вызвала не национальную катастрофу, как можно было ожидать, а рост экономики, начиная с 1996 г., и закрепление советского образа жизни в стране на долгие годы [16]. Все это стало возможным благодаря одному очень важному обстоятельству: колоссальной помощи “социалистической” и авторитарной Беларуси со стороны “капиталистической” и тогда еще демократической России. То есть сохранение советской идентичности в Республике Беларусь - это в гораздо большей степени следствие внешнего влияния, нежели серьезных внутренних резервов у данной модели.

Во-вторых, нельзя согласиться с утверждением Иоффе о том, что представители белорусской национальной интеллигенции отлично справляются с “навязыванием высокой культуры в обществе”. Если бы это было так, Беларусь бы ничем не отличалась от Литвы, Польши, Франции, Германии и целого ряда других государств, которые являются национальными. Дело в том, что Геллнер, который ввел в научный оборот понятие высокая культура, понимал под ней не культуру творческой интеллигенции, а универсальную и стандартизированную культуру, служащую средством коммуникации в индустриальном обществе, опирающуюся на нормы литературного языка [17]. Национальная интеллигенция, которая в самых трудных условиях доказала свою способность создавать высококачественные образцы культуры на белорусском языке, оказалась отгороженной от белорусского народа. И это не вина интеллигенции, а вина государства, которое обязано с помощью системы образования, средств массовой информации, органов публичной администрации распространять высокую культуру. В нашем случае государство во главе с Лукашенко делало и продолжает делать все, чтобы отгородить белорусский народ от белорусскоязычной культуры, “навязывать в обществе” только русскоязычную культуру.

В-третьих, масштабная индустриализация и урбанизация в Беларуси проводилась только после Второй мировой войны (в 50-70-е гг.), однако ее последствия для белорусского языка и культуры оказались еще более пагубными, чем отметил Мэрплз. Эти процессы привели к быстрой ликвидации традиционной культуры в сельской местности и превращению белорусскоязычного населения в меньшинство в своей собственной стране. Городское же население быстро ассимилировалось в господствующую русскоязычную среду. Жители белорусских городов в большинстве своем остаются горожанами в первом поколении, которые сохранили многие предрассудки традиционного общественного сознания, в том числе стремление к покровительству со стороны сильной власти и поддержку авторитарных методов правления, на чем успешно спекулирует Лукашенко.

Советская идентичность. Советская версия идентичности была восстановлена почти в полном объеме после прихода Лукашенко к власти в середине 90-х гг. Реставрация включала в себя: превращение символики БССР в национальную, придание русскому языку статуса второго государственного (по мнению президента РБ, “белорусский язык является настолько бедным, что на нем невозможно выразить никакие великие мысли”). Оба эти события произошли в 1995 г. после проведения референдума, результаты которого не были признаны легитимными оппозицией и многими международными наблюдателями. Вскоре была предпринята попытка очередной ревизии истории Беларуси. Президентская интерпретация этого предмета, “освободившись от влияния национализма”, подавала в выгодном свете советскую эпоху и период нахождения нашей страны в составе Российской империи.

Как указывает Лещенко, “в отличие от БНФ, ясно декларировавшего в качестве важнейшей цели создание независимого государства, основанного на белорусском языке и культуре, Лукашенко никогда четко не формулировал свое видение развития РБ, которое колебалось: от членства в союзе славянских государств до сохранения суверенитета... В области внешней политики БНФ выступал за равные партнерские отношения со всеми странами, что влекло за собой ухудшение отношений с РФ, Лукашенко же выстроил особые отношения с Россией и странами СНГ, обещая восстановить старые экономические связи и обеспечить местных потребителей более дешевыми российскими энергоресурсами. Если БНФ рисовал перспективы “блестящего будущего”, то Лукашенко предлагал вернуть утраченный “золотой век”” [18].

Концептуальным закреплением советской идентичности выступила так называемая государственная идеология, принятая в 2003 г. По мнению Гужон, она может рассматриваться в качестве особой разновидности славянского национализма, “который стремится вписать белорусскую идентичность в славянскую культуру, подчеркивая свое отличие от русской идентичности. Он пытается доказать, что политический режим Беларуси - это продукт традиционной культуры, которая является “духовным лидером восточнославянской цивилизации”, в то время как Россия утратила свои преимущества. Активизация православной церкви хорошо вписывается в эти представления. В 2002 г. были приняты поправки к Закону О религии, в которых обосновывается “определяющая роль православной церкви в историческом развитии и в росте духовных, культурных и государственных традиций белорусского народа”. Это превосходство было еще раз подтверждено год спустя в подписанном конкордате между государством и православной церковью в ущерб другим конфессиям... Лукашенко пытается заклеймить позором Запад и показать, что Беларусь не может следовать западному способу политического, экономического и социального развития: “Беларусь никогда не была частью западной цивилизации, и в особенности ей чужд сложившийся на Западе “стиль жизни””[19].

По мнению большинства исследователей, советская идентичность в Республике Беларусь претерпела определенные изменения, связанные с усилением значения государственного суверенитета в ее содержании. Это было связано с ухудшением отношений с Россией, затягиванием процесса формирования реального союзного государства белорусской стороной, увеличением цен на поставки энергоресурсов российской стороной.

Еще в июне 2002 г. российское руководство устами президента Путина заявило: "Не должно быть никакой юридической шелухи и каши, с которыми мы потом не сможем разобраться. Нужно, чтобы наши партнеры поняли для себя, определились, чего они хотят. Мы часто слышим, что хотелось бы, допустим, что-то вроде Советского Союза. Но если что-то вроде Советского Союза, тогда зачем в проекте Конституционного акта писать, что это будет суверенное государство, территориальная целостность, право вето на все решения и так далее?.. Да, возможно право вето, если народ так хочет, руководство так определилось... но тогда право вето должно быть и у нас... Но тогда это уже не будет что-то вроде Советского Союза, это совсем другое. И нужно понять, чего мы хотим, чего хотят наши партнеры. Котлеты отдельно, мухи отдельно должны быть" [20]. Через месяц Путин конкретизировал российские предложения: "Всей Белоруссии можно объединиться с Россией только в соответствии с российской Конституцией. Зачем же нам распускать Российскую Федерацию, уничтожать нашу Конституцию, а потом все снова заново начинать"

В ответ Лукашенко заявил, что "Белоруссия никогда не станет 90-м субъектом России. Союз должен строиться только на равноправной основе. Мы всегда слышали, что Белоруссия будто бы является гирей на ногах России и хочет решить свои внутренние проблемы за счет РФ. Мы это услышали на самом высоком уровне" А в передаче Савика Шустера на НТВ в ноябре 2003 г. он даже пригрозил России возможным вооруженным конфликтом: "Путин не понимает, что говорит? Хочет на Западе получить вторую Чечню?!" [21].

Вместе с тем Лукашенко ни на йоту не отошел от прежнего курса в области национальной политики, направленного на сознательное или бессознательное стирание остающихся культурных различий между русским и белорусским народами. Для него "белорусы и русские - это люди абсолютно похожие, это просто неразличимые, наверно, даже на генном уровне существа"... "Белорусы и россияне - это практичеки один и тот же народ. Это один народ. Их трудно различать"... "Белорусы - это русские только со знаком качества" [22].

В этом вопросе белорусского президента полностью поддержал его российский коллега: "Ну чего греха таить - это этнически и исторически почти один и тот же народ. И конечно, при самобытности белорусского народа, при самобытности его культуры и так далее, но очень много общих элементов. Согласимся с этим" [23].

После двух обострений межгосударственных отношений, вызванных повышением цен на российский газ в 2004 и 2007 г., президент Лукашенко заявлял: "Политика России все больше и больше уподобляется американской, которую они ежечасно осуждают. Без всяких на то оснований РФ уже записала себя в ведущие центры силы в мире. Появились некие имперские замашки. Чуть ли не в каждой точке мира присутствуют российские интересы, как они заявляют. Как будто в Беларуси присутствуют только российские интересы, к примеру, а белорусских интересов в самой Беларуси и быть не должно. В этой части позиция российского руководства очень опасна не только для Беларуси. Это беспокоит не только меня, но и руководство всех бывших советских республик. Россия нас, бывшие республики Советского Союза, пытается не замечать, мол, они все равно никуда не денутся и будут "пристегнуты" и дальше к Российской Федерации. Это - ошибочная позиция. Причина этому - огромные денежные ресурсы, которые поступают в Россию от продажи нефти, газа и других сырьевых ресурсов. Это в какой-то степени нивелирует нынешнюю политику нынешнего руководства России. Но так будет не всегда" [24].

Приведенные высказывания руководителей двух стран свидетельствуют, помимо всего прочего, об остром кризисе политики идентичности, которую с 1994 г. проводит в жизнь А. Лукашенко. Не выдержали испытания на практике два фундаментальных принципа этого курса.

Во-первых, стирание культурных различий между белорусским и русским народами, чем активно занимался наш президент, в обмен на дешевые российские энергоресурсы, оказалось не таким уж безобидным делом. В позиции Путина есть определенные резоны: раз “наши народы этнически и исторически представляют собой почти единое целое”, то для данного, в высшей степени культурно интегрированного сообщества, должна существовать и единая политическая организация. В качестве таковой лучше всего подходит российское федеративное государство. С другой стороны, РФ не обязана экономически и военно-политически обеспечивать суверенитет территории, на которой проживает “русское население”, но руководство которого упорно не желает подчиняться верховной российской власти.

Во-вторых, в противоречие всей антизападной риторике государственной идеологии оказалось, что не НАТО, США или ЕС представляют собой реальную угрозу государственной независимости Беларуси, а Россия, связанная с нашей страной “крепкими узами” союзного государства и пресловутым “славянским братством”. А. Лукашенко вынужден был почти дословно повторить слова З. Позняка, еще в 1994 г. предупреждавшего белорусов об угрозе со стороны возрождающегося российского империализма.

Кризис политики советской идентичности позволял надеяться на то, что правящая элита Беларуси предпримет неотложные меры, направленные либо на возрождение элементов национальной версии идентичности, либо хотя бы на радикальное реформирование существующей модели. Ничего подобного не произошло. Руководство страны, как всегда, ограничилось полумерами.

Лещенко считает, что Лукашенко начал видеть для себя "спасение в сохранении независимости государства" только после того, как осознал реальную угрозу ограничения своей личной власти в случае превращения Беларуси в обычный регион РФ. Противоречия с Россией по вопросам интеграции содействовали принятию некоторых мер, направленных на усиление позиций государственного суверенитета в рамках господствующей советской модели идентичности. Это нашло свое выражение в регулярном исполнении гимна (немного модернизированного гимна БССР. - замеч. авт.) на радио и телевидении, широком использовании термина национальный, очередном пересмотре учебников по истории, которые стали больше походить на те, которые выходили в свет в первые годы независимости, большем акцентировании внимания в выступлениях президнта на понятиях: государство, родина, народ и его традиции. Были предприняты и некоторые новые шаги в области языковой политики.

В 2002 г. Лукашенко поздравил граждан с Днем независимости на белорусском языке. В том же году одна из центральных школ Минска была преобразована в белорусскоязычный лицей. Наконец, Беларусь предприняла попытку проводить независимую от России внешнюю политику, активно развивая, например, отношения с Движением неприсоединения [25].

К сделанному Лещенко описанию можно добавить и некоторые новые факты, которые вписываются в ее концепцию. Самым важным, наверное, является проведение президентской избирательной кампании Лукашенко в 2006 г. под лозунгом “За Беларусь!”, а также активное использование официальными властями словосочетания “За суверенную, процветающую Беларусь!”, в том числе и вне контекста выборов. В 2007-2008 гг. глава государства дал серию громких интервью солидным международным изданиям, в которых пообещал улучшить отношения Республики Беларусь со странами Евросоюза, освободил из тюрем некоторых политзаключенных, что привело к снятию европейских санкций против президента и некоторых других должностных лиц.

Однако за всеми этими мерами не просматривается некая последовательная и продуманая линия поведения. Каждый шаг вперед сопровождается двумя если не тремя шагами назад. После попыток переосмысления роли БНР в создании белорусского независимого государства на страницах государственной Советской Беларуси последовал один из самых жестоких за последние годы разгон участников мирной акции Дня Волi, которые пытались достойно отметить 90-ю годовщину провозглашения Белорусской Народной Республики в 2008 г. Вслед за разрешением преобразовать одну из школ Минска в белорусскоязычный лицей последовало изгнание из страны старейшего белорусскоязычного гуманитарного Колосов- ского лицея (2004 г.) вместе с в основном русскоязычным Европейским гуманитарным университетом. Под давлением властей произошла смена руководства Союза писателей Беларуси, что привело к его расколу. После громогласных заявлений Лукашенко о том, что он собирается “дружить” с Европой и даже призывов к Евросоюзу вмешаться в ситацию, в случае если Россия попытается воздействовать на Беларусь вооруженным путем, как она это сделала в Грузии в августе 2008 г., в начале 2009 г. наша страна включилась в реализацию ненужного для безопасности государства российского проекта по созданию сил быстрого реагирования в рамках ОДКБ. В июне 2009 г. белорусский президент отказался ехать на саммит этой организации в Москве в знак протеста против дискриминационной политики российского руководства в сфере торговых отношений, но не заявил о выходе Беларуси из данной структуры.

Во всем этом хаосе и метаниях из стороны в сторону неизменным остается только один элемент - личные интересы господина Лука- шеко. Они у нас, к сожалению, давно уже превратились в подлинный критерий суверенитета, не государственного, а персонального, понимаемого как ничем не ограниченная власть президента над своими подданными. “Но, - как справедливо заметил Мэрплз, - тождественность государственной позиции и позиции президента представляет собой опасность для государства” [26].

Интересный анализ современной версии советской идентичности предпринял Иоффе. Он назвал ее Проектом 3 или креольским проектом (Project 3: Creole). Подобная нумерация объясняется тем, что в отличие от других исследователей, американский ученый выделяет три модели, в рамках которых идет процесс формирования белорусской нации (подробнее о проекте 2 будет сказано ниже). Название же заимствовано у украинского интеллектуала Миколы Рябчука и нижеуказанных белорусских авторов, которые полагают, что его подход может быть использован для объяснения культурной ситуации в современной Беларуси. Для Рябчука креолы - это те украинцы, которые с энтузиазмом поддерживают украинскую государственность, но при этом говорят на русском языке и дистанцируются от других аспектов “украинскости”. Для Абушенки, Булгакова, Дынько, Бобкова и некоторых других наши креолы представляют собой людей, говорящих на смеси русского и белорусского языка (трасянке), но настроенных довольно патриотично. Поскольку такие люди составляют большинство в белорусском обществе, они выступают в качестве культурной основы режима Лукашеко, которого можно смело называть “президентом всех креолов”.

Выразителями креольской идеи в Беларуси Иоффе называет П. Якубовича,

Э. Скобелева, л. Криштаповича и некоторых других разработчиков государственной идеологии, а духовным лидером - А. Лукашенко. Концептуально данный проект ориентирован на обоснование исторической близости народов Беларуси и России, дружба которых прошла проверку на прочность в годы Великой Отечественной войны, антипредпринимательский дух и своеобразный "антибелорусский национализм", как назвал государственную идеологию А. Федута. В интерпретации истории доминирует редукционизм: подлинная история Беларуси началась только после 1917 г., то, что было до этого, не имеет значения. Наконец, в сфере внешней политики преобладает откровенный антизападный подход, хорошо выраженный Лукашенко во время его выступления в Брестском университете в 2004 г.: "Да, мы были и будем неотъемлемой частью панъевропейской цивилизации. Но к католической и протестантской цивилизации Беларусь и белорусы, которые являются преимущественно православными и в течение столетий жили вместе с русскими и Россией, относятся враждебно" [27].

"Очевидным преимуществом Проекта 3, - считает Иоффе, - является его более широкая социальная база, чем у двух других. Еще одно его преимущество заключается в том, что его поддерживает господствующий режим. Можно сказать, что экономические успехи Беларуси достигнуты за счет мобилизации нации в рамках так называемого креольского проекта, а также за счет лояльности профессиональных, дисциплинированных кадров белорусской бюрократии при ее относительно низкой коррумпированности. Очевидно, стиль управления лукашенко, его харизма выходца из крестьянской среды нравится многим белорусам. Как заметил Манаев, миллионы белорусов на культурном и психологическом уровне отождествляют себя с лукашенко" [28].

Недостатков у этого проекта не так уж много. Тем не менее Иоффе отмечает, что "несомненным его преимуществом является ориентация на поддержание тесных связей с Россией, с которой ощущают себя соединенными такое большое количество белорусов, но эти связи не должны вести к утрате белорусской государственности. Наиболее слабым местом проекта является его невысокая популярность у наиболее квалифицированных и образованных белорусов... Остракизм лукашенковского режима со стороны Запада также можно рассматривать в качестве одного из его недостатков, хотя бы потому, что мнение Запада важно для наиболее образованной части жителей Восточной Европы" [29].

По мнению Мэрплза, “хотя Иоффе и хорошо аргументирует свои взгляды, однако они не во всем убедительны... Если говорить кратко, процесс становления современной белорусской нации происходит медленными темпами, но этого процесса невозможно не заметить. История не всегда оказывается на стороне победителей. И серьезно ошибаются те ученые, которые думают, что Лукашенко - это продукт современного мировоззрения белорусских граждан, который отвечает их потребностям” [30]. На наш взгляд, наиболее убедительная критика жизнеспособности современной версии советской идентичности (креольской модели в терминологии Иоффе) принадлежит Лещенко.

Автор отмечает то обстоятельство, что “в своем понимании национального государства Лукашенко акцентирует внимание на государстве. Одной из причин этого является то, что белорусская национальная идея уже давно эксплуатируется оппозицией, занимающейся “антипрезидентской пропагандой”. Вторая же причина состоит в том, что Лукашенко по-прежнему нуждается в поддержании советских ценностей и практики из-за настроений электората и своего собственного благополучия. Советская идентичность помогает поддерживать абсолютную власть руководства и преобладание государства во всех сферах социальной жизни. Дальнейшее проникновение государства в социальную область, поглощение им гражданского общества оправдывается задачами укрепления суверенитета. Таким образом, политика поддержания суверенитета используется для создания оборонной стены, отделяющей Беларусь от внешнего мира, а советская идентичность служит укреплению авторитаризма внутри страны.

Поскольку правительство не позволяет людям самостоятельно обеспечивать свое благополучие, оно должно о них заботиться. Но эти возможности зависят от экономических благ, получаемых из России (это - важнейшая причина экономического роста в Беларуси за последнее десятилетие, а не мифический мобилизационный потенциал креольской модели. - замеч. авт.)... Российская Федерация остается ключевым фактором экономической стабильности лукашенковского режима и поэтому она может влиять на него. Возникает порочный круг: укрепление суверенитета требует улучшения экономического положения, а это, в свою очередь, зависит от сдачи суверенитета России. Поскольку инкорпорация Беларуси является дорогостоящим предприятием даже для РФ, она не может произойти в один момент времени. Более вероятным представляется, что российское руководство предпочтет получить Беларусь по частям, установив контроль над основными промышленными предприятиями и гарантировав соблюдение союзнических отношений белорусским правительством” [31].

Разорвать этот порочный круг можно было бы в случае перехода белорусского руководства к внедрению национальной модели идентичности в ее полном объеме, что и сделало подавляющее большинство постсоветских государств, ведь национализм вполне совместим с авторитаризмом. Однако Лукашенко на это вряд ли пойдет, потому что полностью поставит под удар советскую экономическую модель, спонсором которой является Россия. С другой стороны, сказанное объясняет, почему так медленно и половинчато идут в стране рыночные реформы и развиваются отношения с Западом. Ведь они создали бы иное общество, в котором положение людей не зависело бы в такой степени от главы государства, как теперь. Но и политика полумер, и сохранения верности основным идеалам креольской идентичности имеет весьма ограниченный запас прочности. Она в состоянии лишь на некоторое время отсрочить неизбежное превращение Республики Беларусь в часть Российской Федерации, потому что всемерно содействует превращению страны в духовную провинцию России.

Как указывалось выше, Иоффе выделил и еще один проект формирования белорусской идентичности, который назвал Проектом 2: Московские либералы (Project 2: Muscovite Liberal). под ним автор понимает русскоязычную часть общества, оппозиционно настроенную по отношению к лукашенко. людей русскоязычной культуры, но выступающих за независимость государства и его европейскую интеграцию. Среди лидеров этого направления он называет ю. Драгохруста, л. Заико, л. Злотникова, А. Федуту и др. Между представителями нативистско-проевропейского и московского либерального течений существуют серьезные противоречия, которые не перерастают в культурные войны только из-за авторитарной политики режима. но если власть лукашенко падет, Беларусь может стать ареной настоящей культурной войны [32].

На наш взгляд, поскольку в вопросах государственного суверенитета и внешнеполитической ориентации Беларуси выделенные американским профессором географии оппозиционные группы полностью совпадают, их нельзя относить к самостоятельным проектам. Другими словами, Проект 2 является составной частью Проекта 1.

Различия связаны только с их отношением к языку. Но, как отмечает сам автор данной классификации, нативистский проект в Беларуси является проевропейским, т.е. предполагающим не этнический, а гражданский или политический национализм, полностью совместимый с правами человека, в том числе и с правом на национальное самоопределение и обеспечение гарантий от дискриминации по языковому, расовому и другим признакам. То есть вопрос об остром конфликте по культурным вопросам, раздирающим оппозиционное сообщество в Беларуси, является явно надуманным.

Вместе с тем следует согласиться с Иоффе в том, что в Республике Беларусь давно уже идет самая настоящая культурная война, но ведется она не между белорусскоязычными и русскоязычными противниками Лукашенко (см. вставку 19.1). Она была объявлена президентом против белорусской культуры. Вот только некоторые сводки с фронтов этой войны. “Народное образование на родном языке пало первой жертвой. Доля средних школ, в которых ведется преподавание на белорусском языке, снизилось с 75% в 1993-1994 гг. до 28% в 1997-1998 гг" [33]. Правда, перед Лукашенко еще огромное поле деятельности: ведь в конце 80-х гг. в БССР только 0,2% школьников обучались на родном языке. Как и в советские времена, в Беларуси нет ни одного университета, в котором бы преподавание всех предметов осуществлялось на белорусском языке. За первую половину 90-х гг. соотношение книг, издаваемых на белорусском языке, сократилось с 21% до 13%. В то же время доля белорусскоязычных газет уменьшилась с 42% до 34% [34]. Положение дел не улучшилось в этой сфере и по сей день. На русский язык вещания были переведены фактически все основные телевизионные компании страны.

Перечень фактов культурной войны можно было бы и продолжить, но проблема заключается в другом - реальном отсутствии стимулов у людей для того, чтобы совершенствовать свои навыки владения родным языком. Что делать с такими навыками? Как применить язык, если на нем не говорят ни в государственных учреждениях, ни в высших учебных заведениях, ни на предприятиях с высокооплачиваемым трудом? Жертвой политики властей стала и высококачественная культура на русском языке, которая подменяется дешевыми поделками сервильных авторов.

Все это свидетельствует о явном неравенстве условий, которое обеспечивает чисто количественное и искусственное преимущество проекта советской идентичности над его оппонентом. В условиях сохраняющейся угрозы государственному суверенитету чрезвычайно важную роль играет национальное единство общества, готовность элиты и контрэлиты к компромиссу во имя обеспечения независимости государства. Отказ руководства Беларуси от войны с белорусской культурой мог бы стать индикатором того, что власти в полной мере осознали эту угрозу и, наконец, поднялись в своем понимании суверенитета над узким и примитивным эгоизмом.

ВСТАВКА 19.1 Мы и Россия

Как отмечает белорусский философ Акудович, "милосердность культуры - это сказка для взрослых. Культуры агрессивнее, чем их носители - народы (этот тезис применим и к белорусской культуре). Если в войнах между народами хотя бы изредка случаются перемирия, то в войнах культур перемирий не бывает.

Так вот, если спросить - почему сегодня большинство белорусов не отождествляет себя с белорусской культурой, то ответ будет следующий: потому что на наших землях уже долгие годы ни на минуту не утихает война русской и белорусской культур, в результате которой последняя оказалась разгромлена на всех фронтах. И, пожалуй, самое трагичное в этом разгроме было поражение белорусского языка...

Отсюда, из победы русской культуры (на штыках и без штыков) и появилась манипулятивная выдумка о том, что белорусы очень похожи на русских - ну почти близнецы. Сходства с русскими, прежде всего, благодаря общей принадлежности к славянству, у нас, разумеется, хватает. К тому же существенную роль в уподоблении одного народа другому сыграло православие - последние два столетия господства русской церкви на наших землях основательно способствовали русификации белорусов. Но все это вместе взятое (как и многое другое) не дает нам права забывать, что мы два совсем разных народа с различными историческими путями и со своей уникальной судьбой у каждого - и будем такими до тех пор, пока будем" [35].