7. Религия и некоторые характерные черты американской политической жизни

Существует теснейшая и многообразная связь между характером американской религиозной и политической жизни, особенностями политических партий и организаций. Попробуем проследить эту связь.

Важнейшее отличие американских политических партий от европейских заключается в генезисе, способе возникновения партий.

В США возникновение буржуазнодемократических институтов предшествует образованию партий143. Первое время эти институты есть, а партий еще нет. Партии возникают в ходе поляризации мнений внутри уже выбранных органов, затем вокруг этой поляризации (между Джефферсоном и Гамильтоном) кристаллизуется и поляризация мнений электората. Как показал Р. Гофштадтер (108), вначале появление партий мыслится чем-то неестественным и ненормальным, нездоровым, что во многом способствует разжиганию партийных страстей, ибо противники борются друг с другом, желая положить конец ненормальному явлению партийного раскола в стране. Однако эти партийные страсти все же не настолько велики, чтобы помешать мирному приходу Джефферсона в 1800 г. к власти в результате выборов,— первый в истории случай мирного перехода власти от партии к партии в результате выборов144. Федералистская партия довольно быстро дезинтегрируется и на длительный период устанавливается практическое господство одной — республиканской джефферсоновской партии, внутри которой, однако, усиливается распад и фракционная борьба. И постепенно, медленно пробивает себе дорогу мысль, наиболее ярким выразителем которой был один из создателей второй двухпартийной системы (де- мократов-вигов) Вен Верен, что партия — явление естественное и нормальное, что, если есть выборы, не может не быть партий, что лучше, когда есть явно противостоящие друг другу партии, чем когда партий вроде бы нет, но зато есть бесконечная и неорганизованная, аморфная фракционная борьба. Вторая двухпартийная система рушится в результате раскола Юга и Севера, не совпадающего с партийной поляризацией.

Старые партии разрушаются, и после гражданской войны устанавливается третья и последняя партийная система — демократов и республиканцев.

Итак, партии возникают после учреждения выборных органов, «вокруг» выборов и для выборов. В Европе таким путем из ставших массовыми партий возникли лишь старые английские партии — консерваторы и либералы (но уже не лейбористы)145. Большинство европейских партий возникло до возникновения парламентских институтов, и, когда возникает парламент, они приходят в него «извне». Очевидно, наиболее яркий пример диаметрально противоположного соотношения между партиями и парламентскими институтами являет Испания. В Испании еще не было парламента, еще не было выборов, но все партии уже были налицо.

Различие в способе возникновения партий, связанное с различиями в религии и секуляризационных процессах, определило многие другие характеристики партий.

То, что выборные институты возникли в США до партий, и о партиях как нормальном и постоянном явлении в момент их возникновения никто и не думал, связано с большой степенью единодушия в американском революционном лагере. И хотя возникшая затем борьба джеф- ферсониан и федералистов — самый ожесточенный момент в истории партийной борьбы в США, все-таки произошел мирный переход власти. Даже в этот период поляризация мнений между партиями была не такая уж большая. «Все мы республиканцы. Все мы федералисты»,— сказал победивший Джефферсон.

Эта слабость политической поляризации сохраняется как характерная черта американской партийно-политической жизни на протяжении всей истории США. Она очевидным образом связана с особенностями американской религии и типа секуляризации.

Так, в европейской и латиноамериканской политической жизни большую роль играет наличие полярности: кле-. рикализм, религия — антиклерикализм, секуляризация. Но в США такой поляризации практически нет. В США религия — секуляризована, а секулярная сфера освящена религиозно. Возможно, лишь какую-то слабую аналогию борьбы клерикализма и антиклерикализма являет собой защита государственного покровительства конгрегационализму в Новой Англии, а затем подчеркивание именно протестантской традиции у федералистов, затем вигов и республиканцев и, напротив, подчеркивание принципа отделения церкви от государства и равноправия всех религий у джефферсоновских республиканцев, затем у демократов146.

Поэтому в США нет основания для таких партий, характерных для европейских и латиноамериканских стран, как разного рода «христианские» или «католические» партии (такие партии могут возникнуть лишь тогда, когда часть народа отошла от религии, когда религия признает, что она не охватывает все общество, и тогда, когда нет такого вероисповедного плюрализма, как в США). Но нет также основания и для партий — носителей традиций буржуазной просветительской антиклерикальной идеологии (итальянские «республиканцы», французские радикалы).

Европейские буржуазные революции, разрушившие мощные, имеющие глубокие корни «старые режимы», не смогли ни уничтожить полностью следы этих «старых режимов» в сознании, в памяти, ни ликвидировать всех поклонников этих режимов. Отсюда возникает дихотомия: консерватизм, аристократизм, монархизм — модернизм, буржуазный демократизм. В США нет «настоящего» национального феодального прошлого (а о том, какую роль в этом отсутствии феодального прошлого сыграли особенности религии, мы уже говорили достаточно) и соответственно нет основы для такой дихотомии и для партий типа монархических147. ' Равным образом в США нет характерной для большинства европейских стран полярности «космополитизм («западничество» в России, ориентация на Францию в Испании) —национализм». В США космополитизм — националистичен, национализм — космополитичен (а какую роль при этом играет религия, видно из всего предшествующего изложения). Поэтому в США нет и не может быть партий националистического типа148.

«Неидеологичность», прагматизм политической жизни в США связан со слабостью политической поляризации и опять-таки — с особенностями американского варианта секуляризации и американской религиозной жизни.

Мы можем сказать, что американское буржуазное общество, не допуская идеологического выражения социального протеста в форме целостного нерелигиозного мировоззрения, обрушивая против носителей этого мировоззрения все свои идеологические и психологические ресурсы, производит над разными идеологиями как бы некоторую хирургическую операцию.

Оно отсекает от религиозных идеологий (в процессе американизации церквей и обуржуазивания сект) их специфические социально-политические ценности, противоречащие ценностям американского общества, превращая их в идеологии, тождественные друг другу по своим реальным социально-политическим «выходам». Оно «отсекает» от социально-политических движений их общемировоззренческие обоснования, вернее, не допускает распространения идеологий, способных дать такое обоснование, и поощряет оппортунистические формы таких движений, не имеющие подобных обоснований. Получаются как бы «усеченные» религии, неотличимые друг от друга по социально-политическим «выходам», по воздействию на социально-политическую сферу, и «усеченные» полити ческие организации, неотличимые друг от друга по своим общемировоззренческим основам149.

И именно «частичный» характер американских вероисповеданий-деноминаций, не пытающихся полностью подчинить человека, с разложившейся догматикой, терпимых друг к другу, делает возможным «частичный», оппортунистический характер политической жизни, ибо «мощная» церковная религия неизбежно породила бы антирелигиозные формы идеологий, обладающих собственными позитивными социальными идеалами. Для становления таких идеалов необходим разрыв с религией, необходимо, чтобы решение экзистенциальных проблем, которое давала религия, люди стали бы искать в идеологии, выдвигающей земной социальный идеал. Но, чтобы порвать с религией, нужно, чтобы религия была мощной, догматической, сдерживающей развитие и диктующей свои законы.

И как слабость поляризации означает отсутствие чет? ких социальных идеалов и способствует сохранению абстрактно-религиозного характера идеологии политических партий, так сохранение абстрактной религиозности означает отсутствие социальных идеалов и тем самым —? слабость поляризации. Здесь функциональная, двусторонняя связь.

Слабость поляризации и неидеологический характер партийных различий неразрывно связаны с особенностями внутренней структуры американских партий.

Слово «партия», как и -слово «церковь», иногда затемняет глубокие различия, существующие между различными, именующими себя так организациями.

Церквами называют себя и пятидесятники, и пресвитериане, и католики. Так же партиями называют себя и крохотные экстремистские группы, и республиканская, и демо кратическая партии США, и, скажем, фашистская НСРПГ Очевидно, можно провести аналогию между типами религиозных и партийных буржуазных организаций. Там, где у истоков духовного развития нового времени — тотально господствующие церкви, буржуазные партии имеют тенденцию к движению от организации типа секты (разные крохотные экстремистские группки) к организации типа церкви (например, фашистские партии — те же экстремистские группки, но пришедшие к тотальному господству). Американские же партии, возникающие в условиях господства деноминации, сами по своему типу приближаются к деноминациям.

В самом деле, для организационной структуры этих партий не характерны ни харизматическое лидерство, ни тотальное господство иерархии —они организованы в соответствии с теми же принципами буржуазной демократии, в соответствии с которыми организовано общество и которые сами во многом вытекают из организационного устройства протестантских деноминаций. Власть партийных органов очень слаба и имеет тенденцию ко все большему ослаблению. Партийной дисциплины очень мало 150

Как и для деноминаций, для этих партий характерно отсутствие четкой вдеологии, поэтому они объединяют лиц с очень разными ориентациями. Как писал Ф. Энгельс, «в каждой из двух больших партий представлены в зависимости от местности совершенно различные группы и интересы» (17; 214) 151. Такие партии не могут возбу дить к себе настоящей преданности, не могут подчинить себе людей, сделать служение партии смыслом жизни152.

Как и деноминации, партии терпимы друг к другу. Подобно тому как методисты давно уже не питают надежды сделать всех методистами, так и демократы не стремятся сделать всех демократами и установить однопартийную систему. Как деноминации, так и партии похожи друг на друга, различия между ними — в нюансах, то почти исчезающих, то усиливающихся.

С идеологической аморфностью партий функционально связана и двухпартийная система.

Двухпартийность — очень устойчивая черта американской политической жизни, сохраняющаяся, несмотря на неоднократные попытки образования третьей партии, различные перегруппировки партий и периоды длительного господства одной партии. Чем она объясняется? Во многом она объясняется организацией выборов. В отличие от стран, где места в законодательных органах распределяются в соответствии с общим процентом полученных партией голосов, так что партия, которая не могла бы победить ни в одном округе, но получает свои один-два процента от общего числа избирателей, имеет парламентские места и может даже, вступая в коалиции, пробраться в правительство, в США округа выбирают одного депутата простым большинством голосов. Такая система не дает маленьким группкам пробраться в конгресс и к власти, и избирателю, который действительно хочет добиться своим голосованием каких-то реальных целей, голосовать за них невыгодно. Способствуя гибели слабых партий, такая система одновременно «сбивает» все политические силы в две большие коалиции, у которых есть реальный шанс на успех. На это указывал Ф. Энгельс в письме к Ф. А. Зорге от 2.XII 1893 г., говоря об особенностях американской конституции: «...в силу чего каждый голос, не поданный за одного из выставленных кандидатов, считается как бы потерянным. А американец, как и англичанин, хочет оказывать влияние на свое государство и свой голос на ветер не бросает» (19; 149). Впоследствии эту же идею развивали Липсет и Сартори (123; 166) 153.

Но сами эти особенности конституции связаны с тем, что во время ее появления партий не было, почему и не могло возникнуть идеи пропорционального представительства партий. Кроме того, если бы возникшие затем, партии воплощали целостные мировоззрения, то «непрактичность» голосовать за кандидата, который наверняка не пройдет, не играла бы большой роли: ведь чем сильнее мировоззренческое значение партии, тем скорее голосование будет носить «экспрессивный» характер. Голосуя за партию явного меньшинства, человек не столько стремится к воздействию на ход решений в парламенте, сколько «выбрасывает флаг», подтверждает свою преданность мировоззрению. Поэтому число «два» связано не только с нерезонностью голосовать за имеющих мало шансов кандидатов, но и с изначальным и сохраняющимся на протяжении вс^ей истории США отсутствием достаточно мощных политических мировоззрений", имеющим независимое от двухпартийности глубокое основание во всей идеологической системе американского буржуазного общества, в особенностях религии и процесса секуляризации.

И поэтому острота борьбы на американских выборах, на которых претенденты, как правило, имеют реальные шансы 10°, связана с идейной пустотой этой борьбы.

Идеологическая аморфность, прагматизм и слабая поляризация политических партий ведет к тому, что может безболезненно осуществляться переход власти от партии к партии. Есть ритм американской истории—* чередование пребывания у власти то более консервативных элементов — федералистов, вигов, республиканцев, то более прогрессивных — джефферсоновских республиканцев, демократов. Этот ритм аналогичен ритму истории различных европейских буржуазных обществ. И здесь и там развитие происходит как бы в ритме движения маятника, который то заходит далеко вперед, то откатывается назад. Но если продолжать эту аналогию, то различие — в амплитуде колебаний маятника. Мы уже говорили, что есть аналогия между движением от господства федералистов к Джефферсону с «восходящим» (от Мирабо к Робеспьеру) движением во французской революции. Но это движение — .первая фаза движения маятника. Затем происходит «федерализация» победивших джефферсониан, их «поправение», достигнувшее максимума при Джоне Квинси Адамсе, затем вновь движение «налево» при Джексоне и вновь «направо» — поражение Вен Берена и победа вигов. Маятник начал работать. «Эра Рузвельта» — движение «влево», «эра Эйзенхауэра»— движение «вправо» и т. д. Сохраняется ли аналогия, например, с французской историей? Да. Движение к Робеспьеру — «восходящее» движение, движение «влево», к Карлу X — «вправо», от 1830 г. к 1848 г.— вновь «влево». Но «амплитуды» колебаний разные, ибо различна степень политической поляризации. Во Франции разі личие политических сил и партий так велико, что мирно они передавать власть не могут, а, придя к власти, делают все возможное, чтобы уничтожить противника. Движение идет от революции к контрреволюции и вновь к революции. Каждый раз, расправляясь со своими противниками и бескомпромиссно проводя свою идеологию, партия заходит «слишком далеко». И расплачива-* ется кровью и мощным откатом в противоположную сторону. И хотя «колебания маятника» во Франции затухают, ритма постоянного мирного перехода власти от партии к партии нет до сих пор. И сейчас социальные и политические следствия возможной победы левых сил на выбо-) рах выходят за рамки современной социально-политической системы. В США такой ситуации не было никогда. Победа той или другой партии радикальных перемен не несет.

В США нет оснований для той пестрой партийной системы, которая характерна для европейских стран и связана с наличием в прошлом и настоящем целостных политических мировоззренческих систем, сменявших Друг друга в борьбе за власть. Зато в США есть все основания для разветвленной системы организаций, преследующих какие-то частные цели и действующих на политической арене как «группы давления». Такой системы нет ни н одной европейской стране. Она буквально -потрясает своими масштабами. Д. Бурстин приводит поразительную цифру — в середине нашего века в США ежегодна происходит 18 тыс. съездов разных добровольных организаций, в которых участвуют 10 млн. человек (65; 143);* 65—75% американцев состоят членами разного рода добровольных организаций (это больше, чем процент постоянно голосующих,— 25—30%) (118; 91); для американца «среднего слоя» нормальной является принадлежность к 5—6 добровольным организациям. Появление такой системы естественно, ибо социальная активность, не организованная мировоззрением в какую-либо единую целостность, распадается на преследование отдельных, частных целей, на отдельные «сегменты» активности 154. В результате социально-политическая и духовная активность оказывается как бы распределенной по разным организациям. Человек, с одной стороны, предположим, пресвитерианин, с другой стороны (и это уже не связано 'прямо с вероисповедной принадлежностью), голосует за республиканцев, еще он — член организации, борющейся против загрязнения среды, еще он — член масонской ложи и т. д. и т. п. Как распадается его активность, так распадается между этими организациями его лояльность, и лояльность по отношению к какой- либо одной из этих организаций не может уже «перевесить» лояльность по отношению к государству и строю.

Естественно, что подобная буржуазная идеологическая и политическая система, подобный способ организации духовной и политической жизни общества очень прочны, значительно прочнее других буржуазных систем.

161

<< | >>

↑

Источник: Д. Е. ФУРМАН. РЕЛИГИЯ и социальные конфликты в США. 1981

Еще по теме 7. Религия и некоторые характерные черты американской политической жизни:

- Бизнес, предпринимательство - Военное дело - Гуманитарные науки - Исторические науки - Маркетинг, реклама и торговля - Медицина - Менеджмент - Политология - Психологические дисциплины - Социология - Экологические дисциплины - Экономические науки - Юридические науки -