Исследование властно-политических отношений в XX веке
Исследования властно-политических отношений в XX веке проводятся уже в рамках научно-эмпирического периода развития политической мысли, начавшегося с середины XIX в., когда она отделяется «от политической философии, с тем чтобы исследование фактов не продолжало быть служанкой нормативных рефлексий»195, от истории и юриспруденции, становится институциональной и утверждаться в качестве самостоятельной научной дисциплины. В 1857 г. в США в Колумбийском колледже (ныне университете) Ф. Лейбер начал читать курс лекций по политической теории, организует кафедру истории и политической науки. Чуть позднее (в 1880 г.) здесь же Дж. Берджесс создаёт школу политической науки196. Этому примеру вскоре последовали университет Дж. Гоп- кинса и другие учебные заведения. С 1880 г. в США начинает издаваться первый политологический журнал «Political sciences», а с 1886 г. - «Ежеквартальник политической науки», с 1903 г. - журнал «Анналы американской академии политических и социальных наук», с 1906 г. - «Обозрение американской политической науки». В 1890 г. всё тот же Дж. Берджесс издаёт книгу «Политическая наука и сравнительное конституционное право», а в 1908 г. А. Бентли публикует свою работу «Процесс осуществления правительственной власти: изучение общественных движений» (1908 г.). Обе эти книги сыграли заметную роль в американской политической науке. В 1903 г. возникает Американская ассоциация политических наук (ныне она объединяет в своих рядах примерно 16 тысяч индивидуальных и коллективных членов). Аналогичный процесс идёт и в Европе. В 1871 г. Э. Бутли основывает Свободную школу политических наук во Франции (ныне - Институт политических исследований Парижского университета), в 1895 г. учреждается Лондонская школа экономики и политической науки. В 1912 г. в Оксфордском университете открывается специализированная кафедра политической науки. Многие учёные публикуют работы, имеющие характерное название и составляющие основу политической науки того времени: Э. де Парье в 1870 г. - «Принципы политической науки», Э. Шеврьер в 1871 г. - «Элементы политической науки», Э. Акол в 1877 г. - «Философия политики», Г. Моска в 1884 г. и 1896 г. - соответственно «Теория правления и парламентское правление» и «Основы политической науки» (Т. 1), А. Мишле в 1896 г. и 1901 г. - соответственно «Идея демократии» и «Политическая доктрина демократии», Р. Михельс в 1911 г. - «Социология партийных организаций в современной демократии», Л. Дюги в 1911 г. - «Трактат о конституционном праве», В. Парето в 1921 г. - «Трансформации демократии», некоторые из которых стали политологической классикой. Вместе с тем в этот период продолжают развиваться такие направления политической философии и идеологии, как либерализм (Б. Н. Чичерин, М. М. Ковалевский, Н. Н. Коркунов, Дж. Кейнс), консерватизм (Н. Я. Данилевский, К. Н. Леонтьев), позитивизм (Г. Спенсер), радикализм (А. И. Герцен, Н. Г. Чернышевский, М. А. Бакунин, П. А. Кропоткин, П. Л. Лавров), социализм (К. Маркс, Ф. Энгельс, Г. В. Плеханов), возникают большевизм (В. И. Ленин, Н. И. Бухарин, И. В. Сталин), национализм и фашизм (Х. С. Чемберлен, О. Шпенлер, Б. Муссолини, А. Гитлер). Однако доминирующая его тенденция - бурное развитие эмпирических исследований политики в сочетании с построением на их основе определённых теоретических обобщений. Так, А. Бентли, исходя из теории Л. Гумпловича, в центр своего исследования поставил понятие группы, изучал возможность интерпретации управленческих действий в категориях человеческой деятельности. На основе его разработок в 1920-е гг. формируются различные концепции заинтересованных групп (работы П. Одегарда, Э. Херрига, Дж. Поллака, Э. Шатшнайде- ра, Э. Лейзерсона). Кроме того, в эти годы активно разрабатывается проблематика политических партий, избирательного процесса, демократии, конституционного правления, например, в работах М. Я. Острогорского, Дж. Брайса, В. Вильсона, преобладающее влияние в политической науке получила так называемая Чикагская школа (Ч. Мерриам, Х. Госснел, Г. Лассуэлл, Л. Уайт, Э. Фройнд и другие) - одна из первых школ в социальных науках, которая пыталась органически соединить эмпирические исследования с теоретическими обобщениями, способствовала развитию бихевиоризма в изучении политики. В 1923 г. Ч. Мерриам призывает отказаться от юридических методов и сосредоточиться на технике поиска фактов. Политологи (например, Дж. Уоллес, Г. Ласки, Г. Лассуэлл) акцентируют внимание на необходимости исследования психологических (в том числе, подсознательных), религиозных, социокультурных факторов политического поведения, используют методы естественных наук, психоанализа, эмпирической социологии, антропологии, математики, статистики, пытаясь исключить или, по крайней мере, существенно ограничить в политологическом исследовании мировоззренческое и ценностное начало. В 1936 г. Г. Лассуэлл в своей работе «Политика: кто получает, что, когда и как» ставит перед политологией задачу определения цели и объекта политического процесса, вероятных будущих изменений, основных тенденций в распределении ценностей и способов достижения ценностей. Тенденция усиления эмпирического, позитивистского начала в политологии была в большей мере характерна для США, чем для стран Европы, где, особенно в Германии, она сохраняла традиции историзма и классической философии (сосредотачивалась на философском осмыслении политики, выработке целей и норм политической деятельности, ориентировалась на определённые социальные и моральные ценности). После того как с середины 1930-х годов значительная часть европейских политологов переместилась в США, политологические исследования во многих странах Европы были, как правило, свёрнуты и мировым центром их развития становятся США. В целом научно-эмпирический этап становления политологии характеризуется тем, что как она как самостоятельная наука формируется и утверждается прежде всего в русле рационализма, сциентизма (от лат. scientia - наука), позитивизма. Она испытывала сильное влияние господствовавшей в то время универсально-рационалистической и механистически-сциентистской модели видения мира, абсолютизирующей роль в культуре науки вообще и естественных наук, в частности, рассматривала их в качестве своего образца, преимущественно ориентировалась на объективность познания, освобождение его от уникального, индивидуального, неповторимого, от влияния религии, философии, идеологии, теории, каких либо ценностей, от нравственных проблем и других ненаучных элементов, на обнаружение, выявление, открытие в политике повторяемых, единообразных, одинаковых (или, по меньшей мере, сходных) и проверяемых её проявлений (элементов, их отношений и свойств), «чистых» фактов, непреложных закономерностей, причинно-следственных связей, на использование количественных, статистических методов исследования и построение отвлечённых политологических моделей. В ней не допускались аргументы, выводы, суждения, умозаключения ценностного, нравственного, идеологического, мировоззренческого характера. Такой подход получил своё последовательное изложение, например, в книге американского политолога А. Г. Кэтлина «Наука и метод политики», изданной в 1927 г. и являющейся одной из попыток создания «чистой» политической науки. Завершается данный этап развития политической науки с окончанием Второй мировой войны. Его символическим логическим финалом стало создание в 1949 г. под эгидой ЮНЕСКО Международной ассоциации политической науки. Исследования властно-политических отношений продолжаются в рамках научно-рефлексивного периода развития политологии, который характеризуется сначала восстановлением, а затем и бурным развитием политологических исследований в странах Западной Европы, их активизацией в Австралии, Японии, странах Латинской Америки, Азии и Африки, наличием в мире нескольких политологических школ. Наиболее влиятельными из них являются две. Условно их можно назвать американской и европейской. Некоторые авторы склонны европейскую школу подразделять на английскую и французско-итальянскую197. Немецкая же политическая наука в этот период развивалась под прямым американским влиянием (многие немецкие политологи считают её одной из ветвей социологии, но органически связанной с наукой о государственном праве). Между этими двумя школами имеются различия в определении предмета, структуры и методов политологии (политической науки). Общим же является то, что и в Европе, и в Америке политологи всё более и более переносят фокус своего внимания с государства, его институтов и норм на эмпирически наблюдаемое политическое поведение и политические отношения людей, социальных групп и организаций, критически переосмысливают, ревизуют весь арсенал накопленных ими эмпирических и теоретических знаний, значительно расширяют и углубляют его, окончательно превращая политологию в самостоятельную, специализированную и весьма дифференцированную науку. Существенно расширяется круг охватываемых ею проблем. Тщательно исследуются, например: история политических учений; политическая философия; политические институты и процессы; заинтересованные группы, общественно-политические движения и политические партии; политическое лидерство; политические элиты; роль государственной бюрократии и корпоративизм в политике; политическое поведение; политическая культура; политические идеологии; роль общественного мнения и средств массовой информации в политике; политические системы. Дальнейшее развитие получают выдвинутые ещё в довоенный период концепции (идеи, теории) элит и элитизма (например, в работах Г. Лассуэлла, Р. Ч. Миллса, представителей «неоэлитизма» 1960-х-1970-х гг. - П. Бакрака, Р. Гамильтона, Т. Дая, Г. Домхоффа, Х. Зейглера), власти, контроля и влияния (например, в работах Е. Банфельда, П. Блау, М. Вайла, Р. Даля, М. Дюверже, А. Каплана, Д. Картрайта, Дж. Кэтлина, Г. Лассуэлла, Б. Рейвена, Ч. Мерриама, Г. Моргентау, Т. Парсонса, Б. Рассела, Д. Ронга, Ж. Фройнда, Дж. Френча, М. Фуко, К. Хайниг- са, Д. Хиксона), заинтересованных групп и равновесия политических сил (например, в работах Д. Истона, Р. Тейлора, Д. Трумена), демократии (например, в работах К. Берча, Р. Даля, Д. Маккинтоша, Дж. Сартори, Б. Смита, Ф. Стейси), а также сравнительные политологические исследования (например, в работах Г. Алмонда, С. Бергера, С. Вербы, Дж. Голдтропа, И. Кима, Г. Лембрука, А. Лийп- харта, Р. Макридиса, Р. Меррита, С. Пая, Р. Путнема, Дж. Сартори, Р. Чилкота, Ф. Шмиттера, Д. Эптера, продолживших традицию сравнительного анализа политики, заложенную ещё в 19 в. Г. Б. Адамсом, Дж. Барджесом, А. Уайтом и, конечно, Э. Фрименом, а также в первой половине XX в. М.Вебером, М. М. Ковалевским, М. Острогорским, Е. Притчардом, Г. Файнером, М. Фортесом, К. Фридрихом). Продолжают изучаться политические партии и партийные системы (например, в работах К. Бейме, У. Д. Бернхэма, К. Бойля, П. Габори, Д. Гаксье, М. Глена, М. Дюверже, Б. Жанно, У. Кротти, К. Лоусона, Р. Макридиса, П. Меркла, С. Ноймана, Дж. Сандквиста, Дж. Сартори, Ф. Сорауфа, Дж. Фишеля, Б. Хеннесси, В. Чемберса, С. Эльдерсвельда), избирательные системы, электоральный процесс и поведение избирателей (например, в работах Р. Арона, Ф. Брода, П. Вейля, М. Дюверже, Д. Линдона, Р. Мёрфина, Ж. Мишла, Г. Помпера, М. Прело, М. Симона, М. Туане, Ж. Шарло, Р. Шонфельда). В поле зрения политологов проблемы коррупции (например, в работах Фридриха, А. Банадео, А. Хайденхеймера), тактики и стратегии политического руководства, престижа власти, оценки правительственных программ (например, в работах И. Вольфа, Н. Дяйтеса, С. Хангтингтона), поддержки общественного порядка в моменты кризиса политического руководства, решения конфликтных ситуаций, угроз гражданских возмущений (например, в работах В. Велша, Р. Нойштадта), политического прогнозирования, анализа вероятности предполагаемых событий (например, в работах Д. Белла, Э. Винера, Г. Кана). Исследуются современные политические системы (например, в работах Г. Алмонда, Р. Арона, Д. Дивайна, К. Дойча, Д. Истона, У. Митчелла, Г. Шильса, К. Фридриха, А. Этциони), политические режимы (например, в работах Ж. Бюрдо, М. Дюверже, Д. Истона, М. Прело, М. Хагопяна), политические конфликты и политический консенсус (например, в работах Дж. Бернара, Р. Бейли, Т. Боттомора, К. Боулдинга, Г. Бутуля, Д. Бухера, Р. Дарендорфа, Дж. Дьюка, Л. Коузера, Л. Крисберга, С. М. Липсета, Д. Лындиса, Л. Макка, А. Рапопорта, Дж. Рекса, Р. Снайдера, Р. Стагнера, А. Турена, А. Филипа, Ж. Фройнда, Т. Шеллинга), политическая культура (например, в работах Г. Алмонда, К. Бейме, А. Боднера, А. Брауна, С. Вербы, Е. Вятра, Д. Девайна, Л. Дитмера, Х. Доменигеза, Г. Лембуха, А. Липсет, А. Липхарта, К. Опалека, Г. Пауэлла, Л. Пая, Д. Пола, У. Розенбаума, Р. Роуза, Р. Такера, С. Хантингтона, Х. Экстайна, Д. Элазара), политическая модернизация (например, в работах Ф. Броделя, А. Бэнкса, И. Валлерштейна, А. Ге- шенкрона, Р. Гру, Р. Дора, Д. Растоу, Ч. Тилли, П. Флоры), проводится структурно-функциональный анализ политического мира в целом (например, в работах Ч. Бернарда, Р. Мертона, Т. Парсонса). Крупный вклад в развитие политической науки в целом внесли также: в Великобритании - Д. Брогэн, Г. Ласки, М. Оукшот, Ч. Уильсон; во Франции - Ж. Вендель, Б. де Жувенель, П. Фавра; в ФРГ - К. Зонтхаймер, Г.-К. Кальтенбруннер, Г. Рормозер, Г. Люббе. Значительное внимание в этот период уделяется разработке методологии, методов технологии и инструментария политологического исследования. Политическая наука не только дифференцируется на множество дисциплин, но параллельно начинается процесс и их интеграции. Её позитивистские установки начинают существенно изменяться, модернизироваться, синтезироваться с другими мировоззренческо-методологическими традициями и новациями. В новых модификациях возрождается интерес к политической теории, политической философии, политическим идеологиям, к проблемам места и роли в реальной политике и политологии ценностей, морали, религии, других внерациональных и ненаучных элементов. Более того, ныне создаются предпосылки, когда политология может начать формировать парадигму, основанную на достижениях всей мировой науки и культуры человечества в целом. Повсеместно идёт процесс дальнейшей институализации политологии. Например, только в одной Франции создаются и активно работают такие учреждения, как Институт политических исследований Парижского университета, Национальная административная школа, Французская ассоциация политических наук, Национальный фонд политических наук, вводится учёная степень доктора политических наук, наряду с выходящим с 1884 г. «Журналом публичного права и политической науки» (RDP) издаются «Французский журнал политической науки» (с 1951 г.) и журнал конституционных и политических исследований «Пувуар» (с 12 1977 г.), учебники профессора Ж. Лафферьера и профессора Ж. Веделя , капитальный десятитомный «Трактат политической науки» профессора Ж. Бюрдо3 и другие популярные учебники4, в учебных заведениях вводится курс «Конституционное право и политические институты». В Великобритании учреждается Ассоциация политических исследований Соединённого Королевства (АПИСК) и её печатный орган «Политические исследования» (1950 г.). Ныне здесь издаются также и другие политологические журналы, например, «Британский журнал политической науки» и «Политический ежеквартальник». Сегодня на Западе все достаточно крупные университеты имеют кафедру или центр политологии (только в вузах США действует более полутора тысяч кафедр политологии). Политология занимает заметное место в учебных программах многих общеобразовательных школ и средних специальных учебных заведений. Политологи, как правило, не только преподают в учебных заведениях, но занимаются и научными исследованиями. Свои корни и трудности становления имеет политическая наука в России. Она активно развивалась здесь в конце XIX - начале XX вв. благодаря научной деятельности М. М. Ковалевского, В. И. Ленина, П. И. Новгородцева, М. Острогорского, Г. В. Плеханова, Б. Н. Чичерина. Последний, например, подготовил и издал фундаментальную работу «О народном представительстве» (1866 г.), а затем пятитомный курс для юридических факультетов университетов под названием «История политических учений» (1869-1902 гг.). Широко известны работы М. М. Ковалевского «История современной демократии», П. И. Новгородцева «Об общественном идеале» и «Политические идеалы древнего и нового мира». Как уже упоминалось, М. Острогорский в 1898 г. опубликовал (к сожалению, первоначально на французском языке и лишь в 20-е гг. на русском языке) фундаментальный труд «Демократия и политические партии». В СССР политология как самостоятельная научная и учебная дисциплина отсутствовала, считалась буржуазной лженаукой, политические исследования осуществлялись под давлением марксистско-ленинской идеологи в рамках исторического материализма, научного коммунизма, истории КПСС, теории государства и права. Однако здесь шёл процесс накопления знаний о политике. Научные исследования политики проводились в Институте государства и права, Институте философии и других институтах Академии наук СССР, Московском государственном университете им. М. В. Ломоносова и иных высших учебных заведениях страны, во временно создаваемых научно-исследовательских коллективах. С 1955 г. работает Советская ассоциация политических наук, советские учёные участвуют во всемирных конгрессах, организованных Международной ассоциацией политической науки. В 1979 г. в Москве проходит 7-й Всемирный конгресс Международной ассоциации политической науки. С середины 70-х годов в ряде высших учебных заведений страны читаются отдельные специальные курсы и лекции по проблемам политологии. Среди активных разработчиков политологических проблем советского периода необходимо назвать С. С. Андрева, Э. Я. Баталова, Г. А. Белова, Ф. М. Бурлацкого, К. С. Гаджиева, А. А. Галкина, Б. И. Краснова, М. Н. Марченко, В. В. Мшвениерадзе, А. С. Панарина, Г. Х. Шахназарова, Е. Б. Шестопал, М. Х. Фаркушина. В 1970-1980 гг. публикуются, например, монографии Ф. М. Бурлацкого и А. А. Галкина «Социология. Политика. Международные отношения» (М., 1974), П. С. Грацианского «Политическая наука во Франции: Критические очерки» (М., 1975), Ю. П. Урьянса «Политический механизм ФРГ. Социал- либеральная коалиция у власти» (М., 1978), А. Г. Орлова «Политические системы стран Латинской Америки» (М., 1982), Ф. М. Бурлацкого и А. А. Галкина «Современный Левиафан: Очерки политической социологии капитализма» (М., 1985), коллективный труд «Основы теории политической системы» (М., 1985). Ф. М. Бурлацкий и другие советские учёные-обществоведы, как свидетельствуют Н. Д. Александров и В. Е. Сулимов, ещё до апреля 1995 г. доказывали необходимость конституирования политология как самостоятельной науки198. Однако для этого потребовалось несколько лет перестройки. В конце 1980-х гг. политология начинает преподаваться в советских вузах. С осени 1989 г. функционирует экспертный Совет по политологии Высшей аттестационной комиссии, в ряде высших учебных заведений и научноисследовательских институтах создаются диссертационные советы по защите кандидатских и докторских диссертаций по специальностям 23.00.01 «Теория и история политической науки», 23.00.02. «Политические институты и процессы», 23.00.03 «Политическая культура и идеология». В 1990 г. официально признаётся номенклатура научных работников под общим названием «политические науки». Позднее утверждается Государственный образовательный стандарт специальности 020200 «Политология». С 1991 г. в стране помимо журнала «Социальнополитические науки» (в последствии «Социально-политический журнал») начинает издаваться журнал «Политические исследования», а затем и другие периодические (серийные) издания. Они сыграли важную роль в становлении политической науки в России. Несмотря на существенное расширение поля политологических исследований, в нём видное место продолжают занимать исследования государственной власти, властно-политических отношений. В научно-политологической литературе XX века складываются различные подходы к определению природы и сущности власти. Так, если либеральное мировоззрение XIX века рассматривало власть преимущественно юридически, то в XX столетии предпринимаются попытки выработки совершенно новых подходов к решению проблемы определения власти. Одним из первых здесь был М. Вебер, благодаря которому юридический подход к определению власти как мировоззренческая установка был преодолён и на первый план были поставлены отношения между людьми и возможность осуществлять в них свою волю даже вопреки сопротивлению других людей. Согласно М. Веберу, «власть означает любую возможность проводить внутри данных социальных отношений собственную волю даже вопреки сопротивлению, независимо от того, на чём такая возможность основана» (либо на традиции, либо на рациональном обосновании, либо на харизме властвующего)199. Б. Рассел (Russell) истолковывает власть как осуществление намеченных целей, подчеркивая, что это - чисто количественное понятие: из двух данных людей со сходными устремлениями большей властью обладает тот, кто сможет осуществить больше своих намерений. Подобно энергии, власть имеет множество форм. Например: богатство, вооруженные силы, гражданская власть, влияние на взгляды людей. Ни одна из них не является подчинённой другой или источником зарождения всех других. Каждая из них может переходить в другую форму. Например, богатство или армию можно использовать для влияния на взгляды людей, благодаря влиянию на взгляды людей можно достичь богатства или разложить армию. Власть осуществляется посредством либо прямого физического воздействия на тело человека (когда его заключают в тюрьму или убивают), либо воздействия системой вознаграждений или наказаний, выступающих в качестве стимулов (предоставляя работу или отказывая в ней), либо пропаганды (воздействуя на взгляды и мнения людей) . Для Т. Парсонса власть - это обобщенная способность обеспечивать исполнение связывающих обязательств элементами системы коллективной организации, когда обязательства легитимированы относительно коллективных целей. Это - реальная способность единицы системы аккумулировать свои интересы (достичь целей, пресечь нежелательное вмешательство, внушить уважение, контролировать собственность и т. д.) в контексте системной интеграции и 3 в этом смысле осуществлять влияние на различные процессы в системе . М. Фуко (Foucault) считает, что власть надо изучать в той точке, где она проявляет себя. Он рассматривает власть как тесно связанную «решетку» некоторого множества различных актов дисциплинарного принуждения, диктующих формы поведения. Её не следует понимать как твёрдое и однородное господство одного индивидуума над другим или одного класса или группы над другими. Она не локализуется в каком-либо месте или в чьих-либо руках, не присваивается как товар или богатство. Власть находит своё применение и использование через сетевую организацию. Индивидуумы же не только движутся между нитями и ячейками этой сети, но всегда находятся в состоянии, когда могут подвергнуться или подвергаются влиянию этой власти и осуществляют её. Властные отношения предполагают проявления непокорности и сопротивления. Власть никогда не имеет чисто негативного характера, например, подавления или исключения. Различные типы власти порождают и саму реальность, и объекты познания, и «ритуалы» их постижения. В современной своей «диспозиции» власть не есть привилегия одного лица (как в монархии), не имеет центра, не является привилегией государства и государственного аппарата, это власть, основа модальности которой - всеобщая «поднадзорность» и дисциплина, всеобщее нормирование. Она предполагает определение стратегии управления индивидами, надзор за ними, процедуры их изоляции, перегруппировок, наказания или терапии социальных недугов. Властные отношения пронизывают всю общественную структуру и могут быть обнаружены в лицее и казарме, кабинете врача и семье200. Г. Лассуэлл и А. Каплан понимают власть как участие в принятии решений: А имеет власть над В в отношении ценностей С, если А участвует в принятии решений, влияющих на политику В, связанную с ценностями С201. Как отмечают Р. И. Гудин и Х.-Д. Клингеманн, сохраняет свою актуальность неовеберианское определение власти, данное Р. Далем. В соответствии с ним некто X обладает властью в отношении Y постольку, поскольку, во-первых, X тем или иным способом может заставить Y сделать нечто, что, во-вторых, соответствует интересам X и что, в-третьих, сам Y иначе не стал бы делать . В современной науке власть часто понимается как некоторое свойство (качество), некоторая способность и возможность людей. Ф. М. Бурлацкий определяет власть как «способность и возможность осуществлять свою волю, оказывать определяющее воздействие на деятельность, поведение людей с помощью какого-либо средства»202. В «Словаре социальных и политических наук» под редакцией аргентинского политолога Т. С. Ди Телла читаем: Власть определяется как способность или возможность производить желаемое воздействие на поведение какого-либо объекта, что подразумевает наличие активного субъекта, который влияет на объект какими-либо физическими (материальными) или идеальными (духовными) методами. В сфере социальных наук субъектами и объектами являются люди. Власть подразумевает определённое «воление» или желание (намерение) со стороны субъекта повелевать, и предполагает, что объект (другой человек) воспримет определенное отношение и последует желаемому поведению, но при этом вовсе не обязательно, чтобы объект осознал смысл данной ситуации, т. е. мог следовать определенному курсу, не понимая, что тот ему навязан203. Согласно Ж. Фройнду (Freund), власть не существует без командования (распоряжения) и подчинения (исполнения). «Власть, - пишет он, - это социальное средоточие командования, опирающегося на один или несколько слоёв или классов общества»204. Е. Вятр констатирует следующее. В самом общем виде власть одного лица над другим можно определить следующим образом: Иван имеет власть над Петром всякий раз и только тогда, когда, согласно нормам общества, к которому принадлежат Иван и Петр, Иван имеет право приказывать Петру, а Петр обязан подчиняться приказам Ивана. Власть - это возможность приказывать в условиях, когда тот, кому приказывает, обязан повиноваться. Поэтому общее определение власти должно включать следующие элементы: не менее двух партнеров отношений власти, причём этими партнерами могут быть как отдельные лица, так и группы лиц; приказ осуществляющего власть, т. е. выражение им воли по отношению к тому, над кем он осуществляет власть, сопровождаемый угрозой применения санкций в случае неповиновения выраженной таким образом воли; подчинение того, над кем осуществляется власть, тому, кто её осуществляет, т. е. подчинение выраженной в приказе воли осуществляющего власть; общественные нормы, устанавливающие, что отдающий приказы имеет на это право, а тот, кого эти приказы касаются, обязан подчиняться при- 3 казам осуществляющего власть . Н. М. Кейзеров выделяет следующие признаки власти: 1) способность детерминировать поведение людей; 2) наличие взаимодействия между людьми; 3) её «универсальный во времени и пространстве характер», поскольку она является неотъемлемым атрибутом любой общественной ассоциации; 4) власть «есть идеологическое отношение, надстроечное явление»; 5) «власть есть общественное, волевое отношение, детерминированное материальными условиями жизни общества, определенный волевой акт, при котором обеспечивается примат и доминирование властной воли»; 6) власть предполагает «наличие общественной организации для выявления и осуществления властной воли»; 7) власть предполагает подчинение - добровольное или принудительное; 8) власть при её осуществлении «опирается на социальные формы, одной из разновидностей которых является право» . Существует множество других определений власти. Исследователи пытаются сгруппировать их определенным образом. Е. Вятр, например, выделяет шесть типов таких определений: 1) бихевиористские определения, в которых власть - это особый тип поведения, основанный на возможности изменении поведения других людей (Г. Саймон); 2) телеологические определения, в которых власть - это достижение определенных целей, получение намеченных результатов (Т. Парсонс); 3) инструменталистские определения, в которых власть - это возможность использовать определенные средства, в частности, насилия (А. Каплан); 4) структуралистские определения, в которых власть - это особого рода отношения между управляющими и управляемыми (М. Дюверже); 5) определения, исходящие из концепций влияния, в которых власть - это влияние, оказываемое на других (Е. Банфельд); 6) конфликтные определения, в которых власть - это возможность принятия решений, регулирующих распределение благ в конфликтных ситуациях (Г. Лассуэлл)205. Кроме того, определения власти разделяют на системные и реляционист- ские определения. Первые (к ним, например, относится концепция Т. Парсонса) определяют власть либо как атрибут макросоциальной системы, либо как свойство систем более конкретного уровня - семьи, производственной группы, организации и т. п., либо как взаимодействие индивидов, действующих в рамках специфической социальной системы. Вторые рассматривают власть как межличностные отношения, позволяющие одному индивиду изменить поведение другого, либо преодолевая его сопротивление (теория «сопротивления» Д. Картрайта, Дж. Френча, Б. Рейвена), либо обмениваясь с ними ресурсами (теория «обмена ресурсов» П. Блау, Д. Хиксона, К. Хайнигса), либо разделяя с ним зоны влияния (теория «разделения зон влияния» Д. Ронга и других) . В отечественной политической науке, как считает В. Пастухов, длительное время доминировали два основных подхода к пониманию власти: 1) как особого общественного отношения (структурный подход - Н. М. Кейзеров и другие); 2) как необходимой общественной функции (функциональный подход - А. И. Королёв, Л. С. Мамут, А. Е. Мушкин, Ю. А. Тихомиров и другие). Однако постепенно приходило и осознание необходимости анализа власти как деятельности (например, в работах В. Пастухова) . Отметим также, что в зарубежной политологической литературе XX в. широкое распространение получает так называемая олигархическая теория первоначального возникновения государства и государственной власти. Согласно этой теорри, в любом человеческом обществе существует определённая асимметрия, иерархия людей и их групп, первоначально возникающая благодаря естественному неравенству между ними, в том числе физического неравенства или неравенства способностей. В результате в нём выделяется элита, или олигархия, которая становится во главе него, берёт на себя функцию управления этим обществом, которая до этого принадлежала всему обществу. Французский политолог Б. Шантебу (Chantebout) констатирует, что когда олигархи берут на себя функции всего общества, появляется политическая власть и рождается го- сударство206. Олигархия, или правящая элита, может сформироваться из верхушки военачальников, которые опираются на живущие за счёт войны вооружённые силы, перераспределяют общественный продукт, прежде всего захваченную военную добычу, в свою пользу и в пользу своих сторонников, как, например, у франков и монголов. Она может формироваться из потомков родовой аристократии, людей знатных, наделённых хорошими природными и иными доблестями, в том числе умом, храбростью, военным искусством, наследующих особое положение в обществе и властные функции, например, в Древнем Риме. Кроме того, она может формироваться из плутократии - людей, сосредоточивших власть благодаря своему выдающемуся имущественному положению в обществе и опирающихся на зависимых от них многочисленных сторонников, что характерно преимущественно для островных и приморских районов Востока. Отсюда, как считают представители олигархической теории, существует три основных способа возникновения государства и, следовательно, государственной власти: военный, аристократический и плутократический. В 60 гг. XX в. возникает кибернетическая школа государствоведения. В ней государство рассматривается как основной институт политической системы общества, как особая уникальная система в обществе, связанная потоками информации, рецепторами (приёмниками) этой информации с внешней средой (обществом, международной системой). Поступающие на «вход» системы импульсы внешней среды (требования и поддержка) циркулируют в государственной системе, и в результате их переработки на «выходе» системы государственными органами принимаются решения. Эти решения в виде законов, указов, постановлений правительства вновь порождают информацию, которая вводится в систему (государство), и процесс продолжается207. Все эти подходы к определению природы и сущности власти отражают соответствующие присущие ей элементы, стороны, аспекты. Они могут и должны быть в той или иной мере учтены при разработке не только теории власти, но и теории политических отношений, основанной на современной научной парадигме. 1.7. Современная парадигма политологического исследования Сегодня в недрах политологии, как и внутри социального познания в целом, формируются мировоззренческо-методологические ориентиры, которые могут составить основу её будущей парадигмы. К этим ориентирам относятся в первую очередь такие фундаментальные ориентиры современной науки, как: во-первых, системный подход, или общая теория систем, во-вторых, синергетический подход, или общая теория самоорганизации, в-третьих, деятельностный и бихевиористский подходы, или общая теория деятельности и поведения. Поэтому парадигма политологического исследования может быть определена как системно-синерго-деятельностная, синтезирующая (интегрирующая) в себе системный подход, о котором шла речь в гл. 1.2, синергетический подход, деятельностный и бихевиористкий подходы208. Фундамент синергетики (в научный обиход данный неологизм ввёл в 1970 г. Г. Хакен) как картины мира, методологии и науки о процессах развития и самоорганизации сложных систем, закладывается в начале 70-х годов XX века благодаря исследованиям нобелевского лауреата И. Пригожина, а также исследованиям В. И. Арнольда, В. Волькенштейна, Ю. А. Данилова, Г. Р. Иваницкого, Б. Б. Кадомцева, Ю. Л. Климонтовича, С. П. Курдюмова, Г. Г. Малинецко- го, Н. Н. Моисеева, С. В. Петухова, Ю. М. Романовского, А. А. Самарского, О. Тоффлера, Р. Тома, Г. Хакена, Д. С. Чернавского и других учёных. В сравнении с господствующей на протяжении предшествующих столетий картиной мира классической науки - науки И. Ньютона и П. Лапласа - синергетика даёт новое мировидение, новый подход к изучению самоорганизации, функционирования и развития открытых нелинейных систем, представляет собой определенную ценность именно своей методологической и эвристической стороной как особый способ мышления. Она носит междисциплинарный характер, представляет собой раскрывает наиболее общие, универсальные механизмы образования и разрушения различных упорядоченных структур, механизмы перехода от хаоса к порядку и от порядка к хаосу, присущие и природному, и социальному миру, показывает конструктивную роль в нём не только необходимости, детерминистических законов, но и случайности209. Исследователи выделяют следующие методологические принципы синергетики: а) принципы, характеризующие фазу «порядка», стабильности функционирования системы: 1. Принцип гомеостатичности, т. е. поддержания программы функционирования системы в некоторых рамках (границах), позволяющих ей следовать к своей цели (к своему аттрактору - притягивателю), поскольку, согласно Н. Винеру, всякая система телеологична - имеет цель-программу своего существования и поведения, от которой она получает сигналы, позволяющие ей не сбиться с курса, а благодаря отрицательным обратным связям, подавляющим любое отклонение от него, имеет возможность корректировать свое поведение. 2. Принцип иерархичности, т. е. многоуровневого характера структур системы, в которой существуют нижестоящие и вышестоящие (например, микро-, мезо-, макро-, мега-уровни) структуры (например, в языковой системе - слова, фразы, тексты; в мире политических идей - политические мнения, взгляды, программы; в системы государственно-политического управления - местные, региональные, центральные). Каждый уровень имеет внутренний предел сложности. То, что для низшего уровня выступает как структура-порядок, для высшего уровня есть бесструктурный элемент хаоса, строительный материал. Всякий раз элементы, связываясь в структуру, предают ей часть своих функций, степеней свободы, которые теперь выражаются от лица коллектива всей системы. Высший уровень системы имеет возможность дирижировать поведением множества элементов её низшего уровня. Долгоживущие переменные управляют короткоживущими, вышележащий уровень - нижележащим. б) принципы, характеризующие фазу трансформации (становления), обновления системы, прохождения последовательно этапов гибели старого порядка, хаоса испытаний альтернативами и, наконец, рождения нового порядка: 3. Принцип нелинейности, согласно которому результат суммы воздействий на систему (и её изменений) не равен сумме результатов этих воздействий (этих изменений), кода результаты действующих причин нельзя суммировать (Результат Суммы Причин ф Сумме Результатов Причин). Иначе говоря: результат не пропорционален усилиям; игра не стоит свеч; целое не есть сумма его частей; качество суммы не тождественно качеству слагаемых, поскольку в системе число связей между её элементами растёт быстрее роста числа самих элементов. Люди часто, усваивая опыт, прогнозируют события, линейно экстраполируя (продолжая) в будущее происходящее в настоящем или бывшее в ближайшем прошлом. Но история - это нелинейный процесс и её уроки не сводятся к выработке условного рефлекса на происходящее. Любая граница целостности объекта, его разрушения, разделения, поглощения, предполагает нелинейные эффекты. Нелинейность «живёт», ярко появляется вблизи границ существования системы. Чтобы перейти от одного состояния гомеостаза к другому, необходимо попасть в область их совместной границы, сильной нелинейности. Барьер тем выше, чем сильнее притяжение и больше область гомеостаза. Радикальная перестройка системы, находящейся вблизи глубокого гомеостаза, требует больших усилий. Человеческая деятельность и человеческие отношения носят крайне нелинейный характер, в частности, потому, что существуют границы чувств, эмоций, страстей, вблизи которых поведение становится «неадекватным». 4. Принцип незамкнутости (открытости), т. е. невозможности пренебрежения взаимодействием системы со своим окружением, с которым она обменивается веществом (массой), энергией и информацией. 5. Принцип неустойчивости, характеризующий систему в состоянии, когда она подходит к точке выбора (бифуркации), как мгновению между её прошлым и будущим (рис. 1.7.1): Рис. 1.7.1. Точка бифуркации Состояние, траектория или программа системы неустойчивы, если любые сколь угодно малые отклонения от них со временем увеличиваются. Символом неустойчивости является перевёрнутый маятник (рис. 1.7.2), который готов упасть вправо или влево в зависимости от малейших воздействий извне или случайных колебаний маятника, ранее абсолютно несущественных. Рис. 1.7.2. Перевёрнутый маятник 6. Принцип динамической иерархичности (эмерджентности), т. е. основной принцип прохождения системой точек бифуркаций, её становления, рождения и гибели её иерархических уровней. Это обобщение принципа подчинения на процессы становления - рождения параметров порядка, когда приходится рассматривать взаимодействие более чем двух уровней, и сам процесс становления есть процесс исчезновения, а затем рождения одного из них в процессе взаимодействия минимум трёх иерархических уровней системы; здесь, в отличие от фазы стабильности, переменные параметры порядка, напротив, являются самыми быстрыми, неустойчивыми переменными среди конкурирующих макрофлуктуаций (случайных отклонений характеристик системы от средних значений). Он описывает возникновение нового качества системы по горизонтали, т. е. на одном уровне, когда медленное изменение управляющих параметров мегауровня приводит к бифуркации, неустойчивости системы на макроуровне и перестройки ей структуры. В точке бифуркации макроуровень (например, центральная власть) исчезает, возникает прямой контакт микроуровней (например, региональных властей), рождающий макроуровень (центральную власть) с новыми качествами. 7. Принцип наблюдаемости, который подчёркивает ограниченность и относительность наших представлений о системе в конечном эксперименте, относительность интерпретаций к масштабу наблюдений и изначальному ожидаемому результату. С одной стороны, то, что было хаосом с позиций макроуровня, превращается в структуру при переходе к масштабам микроуровня, т. е. сами понятия порядка и хаоса относительны к масштабу-окну наблюдений; целостное описание иерархической системы складывается из коммуникаций между наблюдателями разных уровней. С другой стороны, мы видим в первую очередь то, что хотим, что готовы видеть210. Понятия «деятельность», «активность», «поведение», составляющие категориальную основу деятельностного и бихевиористского подходов, в современной науке относятся к числу фундаментальных. Они оказали и продолжают оказывать заметное влияние на различные сферы гуманитарных наук. Своими корнями деятельностный подход восходит к работам И. Канта, И. Фихте, Ф. Шеллинга, Г. Гегеля, К. Маркса. И хотя ещё Аристотель отмечает, что «деятельность - главное в жизни», что «жизнь - это своего рода деятельность»211, лишь И. Кант возводит проблему деятельности в ранг философской, методологической проблемы, «впервые разрушил миф о пассивной, созерцательной природе разума, человеческого сознания вообще» . Г. Гегель, а за ним К. Маркс, Ф. Энгельс и В. И. Ленин отмечают, что существуют две основных формы объективного процесса: природа и целесообразная деятельность людей. Первую изучают естественные науки, или «науки о природе», вторую социальные науки, или «науки о культуре», к которым относится также и политология. Как отмечает Э. Г. Юдин, понятие деятельности употребляется с определённой методологической нагрузкой, играет ключевую, методологически центральную роль, поскольку через него даётся универсальная характеристика человеческого мира, его фундаментальное измерение. Это понятие задаёт такой взгляд на социальную реальность, при котором из множества её разнообразных напластований вычленяется то и только то, что объединяется в определённое целое как мир Деятельности, её продуктов, условий и форм организации. Немецкая классическая философия в лице Канта, Фихте и Гегеля не просто указала на деятельность как на «первоматерию» человеческого мира, но раскрыла этот мир как подлинный универсум деятельности. Так, Фихте вполне последовательно строит свою систему как философию активизма, а Гегель довершает дело, проектируя на принцип деятельности всю человеческую историю и - что не менее важно - придавая этому принципу структурно развёрнутое выражение через категории цели, средства и результата. Однако универсальность понятия деятельности не означает, что с его помощью можно объяснить всё, что угодно. Оно не может выступать в качестве единственной и исчерпывающей основы изучаемых явлений, в частности, политики, так как всякое понятие, сколь бы оно ни было универсальным, задаёт вполне определённые границы предмету мысли, и в рамках этих границ могут решаться только вполне определённые, а отнюдь не любые произвольные типы научных задач. Исследование должно осознавать и учитывать ограничительный характер, предел всякого объяснительного принципа и понятия, составляющего его основу212. В социологии основы теории деятельности заложили Э. Дюркгейм (Durk- heim), М. Вебер (Weber), В. Парето (Pareto), Ф. Знанецкий (Znaniecke), Т. Ко- тарбинский (Kotarbinski). Однако более или менее систематизированная концепция деятельности появляется лишь работах Т. Парсонса (Parsons), прежде всего, в его работе «Структура социального действия», которая впервые была опубликована в конце 30-х годов XX века, но широкую известность получила лишь в послевоенный период. Заметный вклад в разработку теории деятельности внесли во второй половине XX века Э. Гидденс (Giddens), А. Турен (Tou- raine), Ю. Хабермас (Habermas). В отечественной литературе исследованию деятельности было посвящено немало книг и статей. Деятельность вызывает интерес не только философов, но и представителей частных наук, в том числе представителей психологии, социологии, культурологии, логики, лингвистики, искусствоведения и, конечно, политологии, а также представителей естественных и технических наук. Журнал «Вопросы философии» в середине 1980-х годов провёл специальный «круглый стол» по данной проблеме . Можно сказать, что возникла своеобразная мода на употребление терминов «деятельность», «деятельностный подход». Среди исследователей деятельности необходимо назвать таких философов, как Г. С. Батищев, Л. П. Буева, М. А. Булатов, М. С. Каган, В. Ж. Келле, М. Я. Коваль- зон, В. А. Лекторский, М. А. Розов, В. Н. Сагатовский, Н. Н. Трубников, В. П. Тыщенко, В. П. Фофанов, В. С. Швырёв, Г. П. Щедровицкий, Б. Г. Юдин. Все они в той или иной мере опираются не только на классическую немецкую философию, но и на достижения психологии, прежде всего, на труды создателей психологической теории деятельности - Л. С. Выготского, С. Л. Рубинштейна и А. Н. Леонтьева. Как мировоззренческо-методологический ориентир, бихевиоризм также первоначально сложился в психологии. Программу бихевиоризма и сам термин впервые предложил Дж. Уотсон (Watson) в опубликованной весной 1913 года статье «Психология с точки зрения бихевиоризма», а в своем фундаментальном труде «Психология как наука о поведении», вышедшем в свет в 1919 году, он показывает, что ко всем проблемам психологии можно подойти с этой новой точки зрения. Его последователями были многие психологи. Затем бихевиоризм проникает в социальную психологию, социологию, политическую науку и завоевывает здесь прочные позиции. Наиболее видными родоначальниками бихевиористской ориентации в политологии являются американские учёные Ч. Мерриам и Г. Лассвелл. Они, а за ними и многие другие исследователи, например, бихевиористы А. де Грациа, К. А. Маккой, постбихевиористы Ю. Дж. Меен, К. Ней, Дж. Л. Уолкнер, сосредоточились на изучении политического поведения людей. Бихевиористский подход требует от политологов изучать преимущественно политическое поведение индивидов и их групп, трактовать это поведение как взаимосвязь «стимула»213 и «реакции»214, как побуждаемое определёнными мотивами, а также требует качественного и количественного его измерения, использовать для этого методы точных наук. «Кредо бихевиоризма, - отмечают В. П. Пугачёв и А. И. Соловьёв, - политология должна изучать непосредственно наблюдаемое (вербальное, словесное и практическое, осознанное и мотивированное подсознанием) политическое поведение людей при помощи строго научных, эмпирических методов»3. Конституирующими началами этого подхода в политологии выступают следующие парадигмы: 1) личностное измерение, когда коллективно-групповые действия людей так или иначе восходят к поведению конкретных личностей, являющихся объектом политологического исследования; 2) доминирование психологических мотивов в политическом поведении, которые далеко не всегда внешне детерминированы и могут иметь специфическую индивидуальную природу; 3) разграничение фактов и ценностей, освобождение политологии от ценностных суждений; 4) использование в политологии методов и достижений других наук, в том числе естественных; 5) квантификация, т. е. количественное выражение и измерение, политических явлений . Большинство политологов и ныне придерживаются бихевиористской ориентации, поскольку, изучая политические явления и события, они фиксируют внимание на том, что делают люди, когда вовлекаются в политику, что представляет собой эти действия и эти отношения. Следует, пожалуй, согласиться с К. Дойчем, который уверен, «что бихевиористский подход не исчезнет, как какое-то модное направление», «в политических исследованиях длительное время будут использоваться главным образом бихевиористские данные»215. Следуя этим мировоззренческо-методологическим ориентирам, можно придти к выводу, что человеческая деятельность, которую необходимо отличать от биофизической (физико-химической и биотической) активности, предстаёт перед нами в качестве необходимого и всеобщего содержания человеческой истории, человеческого бытия. «История, - отмечает К. Маркс, - не что иное, как деятельность преследующего свои цели человека»216. И это действительно так, ибо «деятельность есть отличительная черта... жизни...» . Она явля- 3 ется «основной «единицей» жизненного процесса» , в том числе политики. «Само существование выступает как акт, процесс, действование»217. Точно так же как и субъект-контрсубъектные отношения. Вне деятельности и вне субъект- контрсубъектных отношений человеческая жизнь невозможна, а, следовательно, невозможны и все её, человеческой жизни, проявления, в том числе политика, политическое бытие людей, реальный процесс их политической жизни. При этом однако необходимо учитывать, что человеческая жизнь не исчерпывается деятельностью, субъект(контрсубъект)-объектными отношениями, а включает в свой состав также и субъект-контрсубъектные отношения, которые могут и должны изучаться как особого рода системы, т. е. как такие образования, в которых доминирует интегральная связанность (связность) находящихся в них элементов, а не их разъединённость или суммарная связанность. Так, любая деятельность R, в том числе телесная, психическая, духовная (идеальнознаковая), социальная, вещественная, экономическая и политическая деятельность, осуществляемая людьми, выступающими в качестве её субъектов С и/или контрсубъектов С' и побуждаемых определёнными мотивами, представляет собой систему (обозначим её символом J) некоторого количества n интегрально связанных друг с другом (обозначим эту связь символом х) субъект (контрсубъект)-объектных актов-отношений аг - психических актов Па, направленных на получение определённых психических образований По, высказываний (идеально-знаковых актов) В, направленных на получение определённых идеально-знаковых образований Ио, и действий (материальных актов) Д, направленных на получение определённых материальных образований Мо, когда R = J(ar)n = /(Па хД х В). (1.7.1) включающих в свой состав определённые цели Ц - потенциальные (будущие) промежуточные результаты Пр-а, отвечающие актуально доминирующим потребностям ±ND и репрезентированные в психических образованиях По субъектов и/или контрсубъектов политики (обозначим эти результаты символами Пр-а±жПо), объекты О, средства Ср и актуальны е (реальные, действительные, подлинные) результаты (продукты) Пр, когда Па = [(С л / v С')(Ц = ПргаадаПо)] ^ В = [(С л / v С') (Ц = Пр-%вПо)] — — Ср — О — Ио Д = [(С л / v С')(Ц = Пр-%вПо)] — — Ср — О — Мо а также 1) регулирующую, управляющую часть Шг, представленную соответствующими психическими образованиями и актами, которые ориентируют, организуют и контролируют осуществление, исполнение деятельности, когда [Ur - иПа л иД л иВ] - (Пои л Паи), 12 2) исполнительную часть, т. е. операции , процедуры , порядок, способы осуществления, исполнения деятельности Иаь когда [Иаг — ИПа л ИД л ИВ] — (Ср —— О —— Пр) что может быть представлено также рис. 1.7.3 . 4 4 Средства Окружающая среда Рис. 1.7.3 Модель состава и структуры деятельности Согласно системно-синерго-деятельностной парадигме, синтезирующей системный, синергетический и деятельностный (и отчасти бихевиористский) подходы, политика, политическая реальность может и должна рассматриваться как определённая совокупность соотносящихся друг с другом элементов: в частности, включающая в свой состав государственную власть, людей, выступающих в качестве субъектов и/или контрсубъектов политики, субъектов и/или контрсубъектов государственной власти, их политическую субъектность, политическую деятельность и политические отношения. Каждый из этих элементов и политика в целом обладают как системными, так и несистемными свойствами (качествами, признаками, характеристиками); они могут проявлять себя либо в качестве особого рода систем, либо в качестве несистемных образований; отношения между ними и внутри них, а также с внешней средой могут быть как интегрально-связывающими и организующими, т. е. системообразующими, так и разъединяющими, дезинтегрирующими и дезорганизующими, т. е. несистемообразующими или системоразрушающими. Исследуя их, политологи должны различать наличие или отсутствие в них системных свойств, качеств, признаков, характеристик. Они должны изучать их с нескольких точек зрения: во-первых, предметно - с точки зрения их состава, наличия в них определённого набора элементов и структуры, взаимосвязи между их элементами; во-вторых, функционально - с точки зрения внутреннего функционирования их элементов, их роли в отношении друг друга и внешнего функционирования, их роли в отношении окружающей действительности, среды; в-третьих, с точки зрения их истории - генезиса218, происхождения, возникновения, порождения и перспектив развития, изменения, или эволюции. При этом все три плоскости, вектора, направления исследования должны не просто время от времени пересекаться друг с другом в некоторой исследовательской точке, а должны быть синтезированы, соединены, объединены, слиты друг с другом во всех возможных его точках. Речь, следовательно, идёт о синтезе структурного, функционального и эволюционного (исторического) подходов, а не об их плюрализме на основе известного принципа «всё дозволено», который выдвигает известный американский методолог науки П. Фейерабенд в связи с осознанием им ограниченности, односторонности любой методологии219. Такой подход, в частности, означает, что исследуемые нами объекты - власть, политика, политическая субъектность, политическая деятельность и политические отношения - должны изучаться как особенные, специфические объекты, отличные не только друг от друга, но и от других объектов. В частности, они могут изучаться: во-первых, как системы, которые порождаются другой системой - системой более высокого порядка, и которые, изменяясь, эволюционируя, развиваясь, порождают свои собственные элементы - системы более низкого порядка; во-вторых, как системы, которые являются элементами порождающей их системы; в-третьих, как системы, которые сохраняют все основные свойства порождающей их системы, сходство, единство, неразрывную внутреннюю связь с ней; в-четвёртых, как системы, которые представляют собой целостное множество соотносящихся друг с другом элементов, относительно независимых, отделённых друг от друга и одновременно зависимых, нераздельных друг от друга, т. е. связанных, объединённых друг с другом; в-пятых, как системы, которые состоят из элементов, представляющих собой системы более низкого порядка. Системно-синерго-деятельностная парадигма требует также, чтобы политолог всесторонне исследовал, описал, объяснил и понял: во-первых, зависимость каждого элемента исследуемой системы от его места и функции в ней с учётом того, что их свойства в целом несводимы к сумме свойств их элементов; во-вторых, насколько динамика исследуемой системы, её функционирование и развитие обусловлены особенностями её отдельных элементов и особенностями её структуры; в-третьих, специфику и механизм взаимосвязи, взаимозависимости исследуемой системы с порождающей их системой, а также между существующими, функционирующими и развивающимися внутри исследуемой системы её собственными элементами, их иерархичность. Характеристика власти, политики, политической субъектности, политической деятельности и политических отношений как систем означает необходимость их изучения как некоторых целостностей, когда целое не равно сумме частей, не сводимо к ней, не меньше и не больше суммы частей, когда оно качественно иное, т. е. означает необходимость их изучения как органических систем. Они должны изучаться не только и не столько как закрытые, сколько как в той или иной мере (частично или в полной мере) открытые системы, которые (даже такие «закрытые системы», как органы государственной власти СССР или современной России) обмениваются чем-либо с окружающей средой, другими системами. Они должны изучаться не только как статические, но и как динамические системы, как находящиеся не только в равновесном, но и неравновесном состоянии. Они должны изучаться как системы, которые могут включать в свой состав не только однородные, но и противоположные элементы, обладающие не только сходными, но и противоположными свойствами, и, следовательно, вступающие в противоречивые отношения друг с другом, что характерно, прежде всего, для динамических, неравновесных систем. Противоречие является их существенной характеристикой и важнейшим принципом их познания (при этом надо иметь в виду, что в данном случае принцип противоречия не имеет ничего общего с формально-логическим законом, принципом противоречия, выражающемся в отрицании, запрещении, недопустимости противоречия в высказываниях, суждениях). Они должны изучаться как системы, имеющие относительно гибкую структуру, неустойчивость, нестабильность и, следовательно, возможность развития, ибо «без неустойчивости нет развития»220, возможность изменения вообще. Их необходимо понять не только как постоянно функционирующие, но и как постоянно изменяющиеся, эволюционирующие, развивающиеся системы, необходимо описывать и объяснять генезис, происхождение и дальнейшее изменение или развитие тех или иных их структур. Причём это изменение, во-первых, «характеризуется чередованием устойчивых областей, где доминируют детерминистические законы, и неустойчивых областей, вблизи точек бифуркации, где перед системой открывается возможность выбора одного или нескольких вариантов будущего»221, во-вторых, 3 может носить характер коэволюционного процесса, в котором изменения одних систем сопряжены с изменениями других систем. При этом необходимо учитывать, что при определённых условиях эти системы - власть, политика, политическая субъектность, политическая деятельность и политические отношения - могут утратить свои системные качества. Происходящие в этих системах процессы, в том числе их функционирование и изменение, могут носить либо обратимый характер, когда они обратимы, либо, наоборот, необратимый характер, когда они необратимы. Если обратимые процессы - это процессы, которые могут осуществляться в обратном направлении, последовательно повторяя в обратном порядке все промежуточные состояния системы, то необратимые процессы - это процессы, которые не могут осуществляться в обратном направлении. Реальные процессы, протекающие в этих системах, строго говоря, всегда являются необратимыми процессами. Их обратимость или необратимость определяется состоянием систем, которое может быть равновесным или неравновесным и в свою очередь определяется характером её элементов и отношений между ними. Однородность системы может привести её в равновесное состояние и вызвать в ней обратимые процессы, тогда как её неоднородность, противоречивость, наоборот, может привести её в неравновесное состояние и вызвать в ней необратимые процессы. Власть, политика, политическая субъектность, политическая деятельность и политические отношения должны рассматриваться как системы, в которых протекают не только и не столько обратимые процессы, сколько необратимые процессы. Они функционируют и изменяются, эволюционируют, развиваются преимущественно как необратимые системы, поскольку они являются элементами человеческого общества, а «общество почти лишено стационарных состояний» и «происходящие в обществе процессы развития, благодаря присущей им стохастике и непрерывной чреде бифуркаций, приобретают необратимый, малопредсказуемый и всё более разнообразный характер»222. Функционирование и изменение, эволюция, развитие власти, политики, политической субъектности, политической деятельности и политических отношений, протекающие в них процессы могут носить либо линейный, либо нелинейный характер. В первом случае это функционирование и изменение, эти процессы осуществляются безальтернативно, лишь в одном-единственном направлении, тогда как во втором случае - в нескольких альтернативных направлениях, имея возможность выбирать одно из них. Исходя из этого, и сами эти системы характеризуются либо как линейные, либо как нелинейные. Нелинейная система - это всегда открытая, динамичная, неустойчивая, изменчивая система. Власть, политика, политическая субъектность, политическая деятельность и политические отношения - это системы, которые могут рассматриваться не только и не столько как линейные, сколько как нелинейные системы. Для любой нелинейной системы благодаря её неустойчивости и необратимости характерны повышенная непредсказуемость или, наоборот, пониженная предсказуемость её функционирования, изменения, эволюции, развития и хаотичность её переходных состояний, которые, тем не менее, могут выступать в качестве созидающего, конструктивного начала, порождать в ней порядок, организованность, а также, следовательно, её устойчивость и предсказуемость. По мере упорядочения системы, установления в ней порядка, усложнения её организации происходит ускорение её изменения, эволюции, развития и, следовательно, понижение уровня её стабильности, устойчивости и предсказуемости, что вновь может возвратить её в хаотическое и непредсказуемое состояние. Политология, исследуя власть, политику, политическую субъектность, политическую деятельность и политические отношения, должна учитывать это. Хаос и непредсказуемость, нередко царящие, например, в органах государственной власти, других политических институтах, механизмы вырастания, порождения, возрастания в них порядка, организованности и предсказуемости должны находиться в центре внимания политологии. Политологи должны видеть в них не только факторы стабилизации, устойчивости, организации, упорядочения и предсказуемости, но и факторы, вызывающие нестабильность, неустойчивость, хаос, беспорядок и непредсказуемость. Они должна как бы «схватить» эти противоположные, но взаимосвязанные свойства власти, политики, политической субъ- ектности, политической деятельности и политических отношений: стабильность и нестабильность, порядок и хаос, определённость и неопределённость, предсказуемость и непредсказуемость. Нарастание неустойчивости, нестабильности, хаоса, непредсказуемости в системе возникает главным образом благодаря увеличению её колебаний, или флуктуаций223 - случайных отклонений от некоторого центрального, или среднего, направления её функционирования, изменения, эволюции, развития. Оно, как правило, происходит внутри или вблизи её бифуркации224 - в «момент» и «точке» разветвления одного центрального (среднего) и реально существующего направления её функционирования или изменения, эволюции, развития по нескольким возможным альтернативным направлениям. «Вблизи точек бифуркации в системах наблюдаются значительные флуктуации. Такие системы как бы «колеблются» перед выбором одного из нескольких путей эволюции. ...Небольшая флуктуация может послужить началом эволюции в совершенно новом направлении, которое резко изменит всё поведение макроскопической системы»225. Здесь зависимость настоящего и будущего системы от её прошлого практически исчезает, но зато обнаруживает, проявляет себя некоторая предопределённость, зависимость развёртывания её процессов, функционирования и изменения от её будущего состояния, которое как бы организует, формирует, изменяет наличное её состояние. Власть, политика, политическая субъектность, политическая деятельность и политические отношения могут быть либо самоорганизующимися, либо слабоорганизованными, либо внешне организованными. В первом случае их функционирование и изменение, а также функционирование и изменение, упорядочение и координация или субординация их элементов происходит под влиянием не только и не столько внешних, сколько внутренних факторов, автоматически, «само собой». Во втором случае их элементы слабо упорядочены, скоординированы, иерархичны. В третьем случае их функционирование и изменение, а также функционирование и изменение, упорядочение и координация или субординация их элементов происходит под влиянием не только и не столько внутренних, сколько внешних факторов. Слабо организованные власть, политика, политическая субъектность, политическая деятельность и политические отношения могут трансформироваться сначала во внешне организованные, а затем и в самоорганизующиеся системы. И наоборот, самоорганизующаяся или внешне организованные власть, политика, политическая субъектность, политическая деятельность и политические отношения могут трансформироваться в неорганизованные системы. Для самоорганизующихся форм власти, политики, политической субъектности, политической деятельности и политических отношений характерны такие черты, как: открытость - для других систем; гибкость структуры; нелинейность - множество путей их эволюции и возможность выбора из данных альтернатив; их непредсказуемость; хаотичность их переходных состояний. Кроме того, они характеризуются способностью активно взаимодействовать со своей средой, изменять её в направлении, обеспечивающем наиболее успешное их функционирование, а также способностью учитывать собственный прошлый опыт и когерентностью - сцеплением, связью, согласованностью во времени протекающих в них процессов. Все системы, в том числе власть, политика, политическая субъектность, политическая деятельность и политические отношения власть, в той или иной мере детерминированы. Следует согласиться с мнением А. Пуанкаре, для которого наука явно детерминистична, так как она такова по определению. Недетерминистической же науки не может существовать, а мир, в котором не царит детерминизм, был бы закрыт для учёных226. Детерминизм систем не сводится к какой-то одной его форме, например, механистической. Он может проявляться, выражаться, в частности, в форме вероятности и включать в себя случайность. Поэтому утверждение И. Пригожина о том, что современная наука перестала быть детерминистической, что нестабильность в некотором отношении заменяет детерминизм227, является чрезмерно сильными и категорическими, ибо в неустойчивых, нестабильных системах «появляется в некотором смысле высший тип детерминизма - детерминизм с пониманием неоднозначности будущего и с возможностью выхода за желаемое будущее»3. Власть, политика, политическая субъектность, политическая деятельность и политические отношения должны рассматриваться не с позиций механистического детерминизма, а как вероятностно-детерминированные системы, детерминизм которых проявляется, выражается в форме вероятности и включает в себя случайность. При этом определяющее, доминирующее значение здесь должны иметь вероятностно-статистические закономерности, закономерности стохастического характера, учитывающие случайность, которые с особой силой проявляются в неустойчивых состояниях и сферах власти и политических отношений вблизи моментов и точек бифуркации, где возникает возможность выбора вариантов будущего. Власть, политика, политическая субъектность, политическая деятельность и политические отношения детерминированы не только прошлым или настоящим, но и будущим. И в этом ещё одно отличие данной формы детерминизма от его механистической (или классической) формы, которое связано в первую очередь со спецификой власти, политики, политической субъектности, политической деятельности и политических отношений. Они детерминированы в первую очередь мотивами и целями осуществляющих их людей, а затем объектом (предметом), средствами и результатами, а также той жизненно-политической ситуацией, в которой они возникают и существуют. Они никогда не являются как всецело свободными, независимыми от внешних обстоятельств и своих собственных элементов, так и полностью зависимыми от них, полностью предопределёнными, детерминированными ими. С точки зрения системно-синерго-деятельностной парадигмы во главе, в начале, центре и конце исследования власти, политики, политической субъект- ности, политической деятельности и политических отношений должен стоять осуществляющий их человек. Вспомним Протагора с его принципом: «Мера всех вещей - человек»! Этот человек может выступать в них либо как единичный, отдельный индивид, либо как коллектив, группа, множество, совокупность индивидов. Политология должна ориентироваться на человека как субъекта и/или контрсубъекта власти, политики, политической субъектности, политической деятельности и политических отношений, который всегда включён в них в качестве такового и потому должен стать начальным, центральным и конечным пунктом любого политологического исследования. При этом особое внимание должно уделяться не только коллективному, общему, но и индивидуальному, особенному, единичному, уникальному, однако на основе познания общего, или закономерного, которое может быть «обществоведческим, отвечающим общесоциологическому критерию повторяемости..., и экзистенцио- нальным, данным в научно-психологическом анализе личностных характеристик в строгом соответствии с реалиями эпохи»228. Наука, претендующая на изучение реальной власти, политики, политической субъектности, политической деятельности и реальных политических отношений, в которых центральное место занимает человек, должна ориентироваться на этого человека, на их и его «человеческое измерение», на постижение в них духовного начала, которое не поддаётся количественному измерению. Представители западной общественно-политической мысли, пишет К. С. Гад- жиев, нередко сетуют на дегуманизацию политической науки, на исчезновение человека, его интересов и потребностей из фокуса её внимания. Необходимо, указывают они, восстановить роль и значение человеческой личности как главного субъекта исследуемого наукой общественно-исторического процесса, вернуть в центр исследований человека и его основополагающие интересы, потребности, устремления229. Сегодня даже представители «наук о природе» начинают смотреть на мир с позиций, которые ранее были свойственны в первую очередь представителям «наук о культуре», когда взгляд учёного останавливается не только на том, что тиражируется, повторяется, но и на том, что является уникальным, неповторимым. Такой способ видения власти, политики, политической субъектности, политической деятельности и политических отношений политология должна обязательно сохранить. Для политологии важно, как справедливо замечает А. С. Панарин, также попридержать характерный для неё «прометеев пафос - нетерпеливое стремление технологически обработать, обуздать «слепую органику» социума»230. Она должна давать «не проекты будущего, соответствующие высшей логике самой истории», не только «инструментальное, рецептурное знание - основу тех или иных «технологий»...», но и не упускать из виду ценностный 4 контекст . Политологическое исследование власти, политики, политической субъект- ности, политической деятельности и политических отношений должно происходить на основе реализации так называемого «антропного принципа», всё более укрепляющегося в современной науке, включая естествознание, устанавливать связь любого человека со всей окружающей действительностью, если угодно, со всей Вселенной. Независимого от власти, политики, политической субъектности, политической деятельности и политических отношений человека нет и быть не может. Его невозможно изолировать от них. Человек находится не вне власти, политики, политической субъектности, политической деятельности и политических отношений, а внутри них. Политология должна выявлять, описывать, объяснять и понимать соотношение между существующими во власти, политике, политической субъектно- сти, политической деятельности и политических отношениях стохастическими, или случайными, микропроцессами и макропроцессами. Оно, как правило, значительно интенсифицируются в периоды их неустойчивости, нестабильности, флуктуаций, бифуркаций. В этих случаях появляется возможность решающего влияния малых процессов, действий, высказываний, а иногда и психических актов каждого отдельного человека на большие процессы. Применительно к социальным системам в целом на это указывают Е. Н. Князева и С. П. Курдюмов: «усилия, действия отдельного человека не бесплодны, они отнюдь не всегда полностью растворены, нивелированы в общем движении социума. В особых состояниях неустойчивости социальной среды действия каждого отдельного человека могут влиять на макросоциальные процессы»231. Системно-синерго-деятельностная парадигма политологического исследования власти, политики, политической субъектности, политической деятельности и политических отношений требует также, чтобы его результатом были не только знания, но и ценности, то, что определяется как имеющее определённое значение для удовлетворения человеческих потребностей, и оценки - суждения, определяющие чего-либо или кого-либо в качестве положительной или отрицательной ценности. В качестве его результатов должны выступать не только знания, описывающие и объясняющие те или иные проявления власти, политики, политической субъектности, политической деятельности и политических отношений, их элементы и свойства, но должно выступать и их понимание, означающее, как замечает М. М. Бахтин, превращение чужого в «своё-чужое» . Политология должна не только описывать и объяснять власть, политику, политическую субъектность, политическую деятельность и политические отношения, их элементы и свойства, подводить их под закон, общее, но и обеспечить их понимание на основе этого описания и объяснения. Она должна быть не только описывающей и объясняющей, но и понимающей. Понять те или иные проявления власти, политики, политической субъектности, политической деятельности и политических отношений - значит не только беспристрастно выразить их в понятии, но обнаружить и выразить в нём их значение, ценность, смысл для людей, общества, определить их роль и дать им оценку, значит открыть лежащие в их основе человеческие мотивы и цели. Однако, подчеркнём ещё раз, это должно осуществляться не до или во время описания и объяснения, а после и на основе их. Г. Х. фон Вригт отмечает, что в обычном словоупотреблении не проводится чёткого различия между словами «понять» и «объяснить». Практически любое объяснение, будь то казуальное, телеологическое или какое-то другое, способствует пониманию предметов. Однако в слове «понимание» содержится психологический оттенок, которого нет в слове «объяснение»232. Независимого от власти, политики, политической субъектности, политической деятельности и политических отношений, беспристрастного политолога, способного только пассивно наблюдать и не вмешиваться в «естественный ход политических событий», не бывает. Его, как и любого другого человека, невозможно изолировать от них. Он не только наблюдает за ними, но и проводит научные, как правило, мысленные, а иногда и реальные, эксперименты с ними, активно вмешивается в изучаемую ситуацию и управляет ею. Он всегда есть лишь часть, познающая целое. Поэтому прав В. И. Вернадский, когда пишет, что в научно выраженной истине всегда есть отражение духовной личности че- ловека233. Необходимость изменений в парадигме политологических исследований осознают многие отечественные и зарубежные политологи. Так, К. С. Гаджиев, излагая взгляды Д. Истона на постбихевиористский подход в политологии, формулирует следующие его положения. Во-первых, сущности принадлежит приоритет перед техникой. Важнее понять смысл актуальных социальных проблем, чем в совершенстве владеть техникой исследования. Во-вторых, делать упор на описание фактов - это значит, что вы ограничиваете своё понимание этих фактов. Поэтому задача постбихевиоризма заключается в том, чтобы помочь политической науке стать на службу действительным потребностям человечества в период кризиса. В-третьих, изучение и конструктивная разработка ценностей являются неотъемлемой частью изучения власти, политики, политической субъектности, политической деятельности и политических отношений. В-четвёртых, политологи несут ответственность перед обществом, и их роль, равно как и всей интеллигенции, состоит в защите человеческих ценностей. В- пятых, знать - значит действовать, а действовать - значит участвовать в перестройке общества234. Политологическое исследование власти, политики, политической субъект- ности, политической деятельности и политических отношений - это не монолог учёного-одиночки, а его диалог с самим собой и мировым сообществом учёных, в пределе - с человечеством в целом. Это есть не только и не столько обязательно внешний, слышимый, видимый посторонним наблюдателем диалог, сколько, прежде всего, внутренний диалог, часто не слышимый, не видимый для постороннего наблюдателя. Осуществляя такой диалог, политолог может руководствоваться, например, такими, предложенными В. В. Ильиным, принципами. Во-первых, принципом терпимости - этической толерантности к про дуктам научного творчества, легализации здорового плюрализма научных мнений, восприимчивости к аргументам и инакомыслию. Во-вторых, принципом условности - понимания относительности собственных результатов. В-третьих, принципом гуманизма, когда общество - средство, человек - цель235. Политология, как нам представляется, должна изучать власть, политику, политическую субъектность, политическую деятельность и политические отношения, используя и обогащая не только свои собственные предшествующие достижения, но также предшествующие, уже существующие достижения (в том числе, знания, правила, средства, методы) других социальных и естественных наук, всей культуры человечества. Эти достижения, как правило, носят преимущественно текстовый характер. «Текст - первичная данность (реальность) и исходная точка всякой гуманитарной дисциплины»2. Текст, используемый в политологическом исследовании в качестве его исходного материала, всегда имеет знаковую природу, является знаковой системой. Он несёт в себе ту или иную информацию о тех или иных проявлениях власти, политики, политической субъектности, политической деятельности и политических отношений, их элементах и свойствах, в той или иной мере замещает, представляет их. Наличие у него автора или нескольких авторов, предполагает, что содержащаяся в них информация есть результат их деятельности, в том числе интерпретирующей деятельности, есть информация, которая опосредствует политическую реальность и изучающего её политолога. Она всегда есть не только авторское описание, но представляет собой отпечаток, содержит в себе след авторских знаний, оценок, интерпретаций, объяснений, авторского понимания описываемых, интерпретируемых, объясняемых авторами проявлений политической реальности. Это значительно усложняет политологу процесс познания и требует от него осуществления специальных познавательных процедур, направленных на критику текста, как говорят историки, «критику источника», на «очищение» заложенной в нём объективной информации от субъективных авторских наслоений и искажений. В политологическом исследовании власти, политики, политической субъ- ектности, политической деятельности и политических отношений нельзя ограничиваться только формальной или содержательной логикой, теорией познания - эпистемологией. Здесь необходимы ещё продуктивное воображение, интуиция, вдохновение политолога-исследователя, красота теоретических построений, другие психолого-эвристические и культурно-эвристические внерацио- нальные средства. «Признание фундаментальной роли интуитивного суждения наравне с логикой представляет собой коренное изменение методологии математики и физики (а значит и вообще естественных наук)» , а также, добавим, социальных наук, в частности, политологии. Политолог должен изучать власть, политику, политическую субъектность, политическую деятельность и политические отношения на основе сочетания различных логик, например, формальной, содержательной и ситуационной логики, и различных подходов - научного, рационального и внерационального, эмпирического и теоретического подходов. В конце XX века продолжало усиливаться, как считают многие авторы, сближение естественных и социальных наук, науки и искусства как элементов единой и столь многообразной культуры человечества. Идеи и принципы, полученные в каждой из этих её сфер, обогащают друг друга, как обогащают друг друга и такие различные, даже во многом противоположные, культурные, в том числе научные, традиции, как западная и восточная. «Мы считаем, что находимся на пути к синтезу», в котором «удастся слить воедино западную традицию, придающую первостепенное значение экспериментированию и количественным формулировкам, и такую традицию, как китайская традиция: с её представлениями о спонтанно изменяющемся самоорганизующемся мире»236. Вопреки распространённому и устоявшемуся мнению, системно-синерго- деятельностная парадигма допускает использование в политологическом исследовании власти, политики, политической субъектности, политической деятельности и политических отношений некоторых результатов естественных наук, а также разработанных в них понятий: таких, как «энергия», «сила», «работа», «информация», а также упоминавшееся выше понятие динамики. Такое проникновение понятий естественных наук, или наук о природе, в гуманитарные науки, или науки о культуре, уже началось. В частности, историк и этнограф Л. Н. Гумилёв в ряде своих работ предпринимает попытку создания целостной теории этногенеза, используя понятия «энергия», «сила», «работа», «поле», «вещество». Правда при этом он, как правило, подчёркивает, что рассматривает этногенез как процесс, в котором «сочетаются», соединяются «история природы и история людей», «соприсутствуют социальные и биологические компоненты, проявляющиеся в самой этнической истории»237. Представляется возможным использовать их и при исследовании власти, политики, политической субъектности, политической деятельности и политических отношений. Политология может и должна при их исследовании использовать также методы, применяемые в естественных науках, так как «между методами теоретических наук о природе и об обществе нет совсем никаких различий», «методы естест- 3 венных и социальных наук по существу тождественны» . Уже пифагорейцы и Платон применяют количественные методы в изучении государственной власти и политики. В «Государстве» Платона понятие числа, равно как и само число, играет исключительно важную роль. Известный исследователь Платона А. Ф. Лосев отмечает, что «число пронизывает у Платона решительно всё бытие с начала до конца, сверху донизу», выступает как «регулятор государственной и общественной жизни», «является здесь моделью всей жизни», что, по Платону, «вся социально-политическая жизнь есть сплошная стереометрия»238. В новое время Т. Гоббс также пытается внедрить в политическую науку элементы математического метода, в частности действия сложения и вычитания однопорядковых величин. Он считает, что в политике можно вычислить отношения государств, если суммировать договоры между ними. Активно применялся им и давно известный науке метод аналогии. Однако, при этом ему, конечно, не удалось избежать механицизма, когда он механистически уподобляет строение государства строению живого человеческого организма. Под воздействием достижений триумфально шествующей по Европе классической механики он пытается рассматривать государство в качестве сконструированного людьми «искусственного человека», машины, механизма- автомата. Во второй половине XIX в. Г. Спенсер первым из социологов использует аналогии и термины биологии в исследовании общества, государства и государственной власти. В частности, он уподобляет общество биологическому организму. У него не существует никаких других аналогий между политическим телом и живым телом, кроме тех, которые являются необходимым следствием взаимной зависимости между частями, обнаруживаемой одинаково в том и другом239. Дж. Локк в качестве методологического ориентира использует идеи классической механики, рассматривая, в частности, государство и его властные органы, «гражданское общество» или «сообщество» людей как «единый организм», действующий «по воле и решению большинства». Он, в частности, пишет: «Ведь то, что приводит в действие какое-либо сообщество, есть лишь согласие составляющих его лиц (сил. - И. Г.), а поскольку то, что является единым целым, должно двигаться в одном направлении, то необходимо, чтобы это целое двигалось туда, куда его влечёт большая сила, которую составляет согласие большинства: в противном случае оно не в состоянии выступать как единое целое или продолжать оставаться единым целым, единым сообществом, как на то согласились все объединённые в него отдельные лица; и, таким образом, каждый благодаря этому согласию обязан подчиняться большинству. И вот почему. действие большинства считается действием целого и, разумеется, определяет силу целого, которой по закону природы и разума оно обладает» . Ш. Монтескье в основу своей теории разделения властей ставит идею равновесия. Он уподобляет соотношение властей физическому равновесию различных взаимодействующих сил . В XX в. идею равновесия использует французский правовед и политолог М. Ориу240. Он пишет о «равновесии власти», «правовом равновесии», «политическом равновесии». У него государство, властные и правовые отношения в нём уравновешивают враждебные и противоположные интересы людей, социальных групп и классов, вечную противоположность между личностью и обществом, приводит их в состояние равновесия. Для английского политолога М. Вайля, например, проблема контроля в современной «массовой демократии» - это не только проблема равновесия внутри государственного механизма, но и равновесия между государством и народом241. Общая характеристика методов, используемых в эмпирической и теоретической политологии, дана в одной из наших работ242 и некоторых работах других авторов. Поэтому нет необходимости возвращаться к ней. Отметим только, что системно-синерго-деятельностная парадигма требует от политолога- исследователя решения вопроса о начале и последовательности последующих этапов любого проводимого им исследования и изложения его результатов. В данном случае нам требуется определить, с чего начать построение и изложение теории власти, политики, политической субъектности, политической деятельности и политических отношений, как его продолжить и чем закончить, какие понятия, суждения, умозаключения, факты будут при этом первыми, исходными, основными, какие последующими, промежуточными и какие завершающими. Как известно, ещё Г. Гегель уделяет этой проблеме особое внимание и требует, чтобы при её решении применялось «системное построение» на основе «необходимой внутренней связи» между элементами (понятиями) теории. Он считает: во-первых, что «основательность, по-видимому, требует, чтобы прежде всего было вполне исследовано начало как основа, на которой зиждется всё остальное, и даже требует, чтобы не шли дальше, прежде чем оно не окажется прочным»; во-вторых, что «трудно найти начало»; в-третьих, что «наука должна начинать с абсолютно простого и, стало быть, наиболее всеобщего и пустого», что «начало должно быть абсолютным, или, что здесь то же самое, абстрактным, началом; оно, таким образом, ничего не должно предполагать, ничем не должно быть опосредствовано и не должно иметь какое-либо основание; оно само, наоборот, должно быть основанием всей науки»; в-четвёртых, что «вся наука в целом есть в самом себе круговорот, в котором первое становится также и последним, а последнее - первым», что «поступательное движение от того, что составляет начало, следует рассматривать как дальнейшее его определение, так что начало продолжает лежать в основе всего последующего и не исчезает из него»; в-пятых, что «то, что составляет начало, будучи ещё неразвитым, бессодержательным, по-настоящему ещё не познаётся в начале и что лишь наука, и притом во всём её развитии, есть завершённое, содержательное и теперь только истинно обоснованное познание его», в-шестых, «то, что составляет первый шаг в науке, должно было явить себя 3 первым и исторически» . Таковы те общие методологические ориентиры, которые, как нам представляется, составляют основное содержание формирующейся системно- синерго-деятельностной парадигмы политологии и которыми мы руководствуемся при исследовании власти, политики, политической субъектности, политической деятельности и политических отношений. 2.