1. Концепция «конфликтующих сознаний» и психоэлектронная модификация социального поведения
Как разновидность психоаналитической трактовки природы социального насилия можно рассматривать и так называемую концепцию «конфликтующих сознаний», или «ошибочного мнения», проповедуемую сейчас некоторыми буржуазными теоретиками. Ее суть заключается в том, что в основе агрессивного поведения как отдельных индивидов, так и социальных групп (классов, наций, государств) лежит якобы определенного рода субъективно искаженная форма восприятия тех или иных явлений реальной действительности и соответствующая реакция на это восприятие. Как считает ряд буржуазных ученых, складывающаяся в сознании в процессе восприятия модель социальной действительности всегда носит в силу разнообразных причин неадекватный воспринимаемой реальности характер. Кроме того, в силу различия человеческого интеллекта и психики, несхожести национальных характеров, исторических традиций, воспитания, социального положения, недостатка «достоверной информации» и некоторых других факторов как индивиды, так и народы, как правило, по-разному воспринимают и оценивают явления и события общественной жизни. Именно эти обстоятельства, заявляют авторы концепции «ошибочного мнения», в первую очередь и обусловливают идеологические и политические противоречия между людьми и народами, порождают социальные конфликты и конфронтацию в современном обществе. Таким образом, согласно логике рассуждений этих теоретиков, истоками проблемы насилия служат чисто субъективные факторы. Главной причиной социальных конфликтов и проявлений насилия объявляется несовершенство человеческого сознания и психики, возникающие в процессе познания несоответствия между реальной социальной действительностью и представлениями о ней. Конкретными виновниками в этом случае оказываются либо массы, которые неправильно понимают и воспринимают политику правящих кругов, либо отдельные политические лидеры, которые или сами допускают ошибки, или же оказываются неспособными довести до сознания масс правильность проводимого ими политического курса, убедить их в соответствии этого курса всеобщим интересам. «В основе отношений людей к социальной власти,— пишут американские социологи Кнуд Ларсен и Генри Минтон,— лежит определенный образ восприятия ими этой власти. Власть всегда есть власть лишь постольку, поскольку она воспринимается как таковая. Взаимоотношения, складывающиеся между властью и массами, управляющими и управляемыми могут быть поняты и объяснены только лишь на основе исследования различных способов и форм восприятия, присущих отдельным индивидам и общественным группам. При этом само собой предполагается, что у разных индивидов это восприятие может быть и действительно является совершенно не одинаковым... Но независимо от этого, именно эти сугубо субъективные и неизбежно отличные друг от друга восприятия служат решающим фактором для понимания и оценки тех общественных отношений, которые выражаются в подчинении или неподчинении, в мирном или агрессивном поведении людей» Аналогичных взглядов по этому вопросу придерживается американский социолог А. Стоссинджер, доказывающий, что причины вооруженных конфликтов между современными государствами не имеют ничего общего с характером их социально-политического строя, а обусловлены исключительно такими психологическими факторами, как «национальный престиж» и «естественная подозрительность», вытекающая из политики «тотальной секретности», которой придерживаются все страны и которая лишает: их возможности узнать лучше намерения и планы друг друга Специфические особенности человеческого сознания и поведения рассматриваются как источники современных социальных и военных конфликтов и в нашумевшей на Западе книге «Никто не хотел войны» американского социолога Ральфа Уайта. В предисловии к этому труду автор следующим образом сформулировал поставленную перед собой задачу: «Цель книги — исследование психологических факторов, которые делают возможной войну вообще, несмотря на то что в настоящее время ядерное оружие, средства химического и бактериологического уничтожения сделали войну опасной до такой степени, о которой не имели представления предшествующие поколения. Мы должны понять причины, порождающие такое явление, как войны, для того чтобы предотвратить третью мировую войну...»99 Как же подходит Р. Уайт к этой проблеме, каким путем пытается найти ее разрешение? По его мнению, ни характер того или иного общественного строя, ни сущность проводимой определенными социальными кругами политики не имеют никакого отношения к проблеме войны и социального насилия вообще. «В современном мире,— пишет он,— большинство людей, вовлеченных в принятие решений, ведущих к войне,— лидеров и подчиненных, принимают решение о ведении войны не потому, что они действительно хотят этого... Они делают это по специфическим психологическим причинам» 100. Что же это за «психологические причины», толкающие человечество на ведение истребительных войн? Оказывается, войны возникают исключительно из-за «взаимонепонимания», из-за того, что «каждая воюющая сторона крайне нереалистична в своих представлениях о том, что думают люди по другую сторону границы». Нередко это происходит в силу того, считает Р. Уайт, что жизненная действительность оказывается более подвижной, чем создаваемый в сознании людей образ этой действительности: «Бытие изменилось, а представление о нем в сознании человека остается на прежнем уровне, не соответствует изменившейся действительности» *. Социальные и военные конфликты сводятся, та- •шм образом, к конфликту различных противостоящих друг другу образов мышления, к взаимному непониманию позиций противостоящих сторон. Подобное состояние «конфликтующих сознаний» или «непонимания» обозначается Р. Уайтом специальным термином «мисперцепция» (misperception), что буквально означает «ошибочное мнение». Ссылаясь на примеры из истории войн, Р. Уайт утверждает, что «каждая из конфликтующих сторон никогда не может правильно воспринять то, что совершается в сознании другой стороны — ее противника, и обычно оказывается неспособной участвовать в сопереживании происходящих событий в том виде, в каком они переживаются сознанием другой стороны. Поэтому для каждой из сторон существует свой «реальный мир», в котором она живет и который она зашищает всеми способами» 101. При этом каждая из конфликтующих сторон всегда считает свою позицию справедливой и морально оправданной, а позицию своего противника — несправедливой и аморальной, рассматривает себя как жертву, а другую сторону — как агрессора. Но если каждая из сторон искренне убеждена в своей правоте и соответственно в неправоте своего противника, рассуждает Р. Уайт, то тогда получается, что каждая из них, независимо от реального состояния дел, находится как бы в равном по отношению к другой стороне положении, т. е. они ничем не отличаются, по существу, одна от другой. При таком подходе для Р. Уайта естественно вообще снимается вопрос о том, что могут существовать агрессоры и их жертвы, войны справедливые и несправедливые, морально оправданное или неоправданное применение насилия. Все различия между сторонами сводятся фактически им к одному-единственному критерию — к различной степени мисперцепции, которой обладают участвующие в том или ином конфликте стороны. Одни могут заблуждаться в большей, другие в меньшей степени— и только. «Существует ли какое-либо реальное значение и практическая потребность в самом вопросе о том, какая из сторон «в действительности» является агрессором, если очевидно, что каждая сторона искренне убеждена в том, что не она, а ее противник — агрессор? Но может быть более правильным и логичным будет, если мы вообще снимем этот вопрос, который уже сам по себе подразумевает, что одна из сторон обязательно должна быть агрессором и что имеется наличие заранее обдуманного преступного действия. Почему бы не допустить, что обе стороны могут быть невиновными в сознательном преступлении и одновременно жертвами искаженного видения действительности и взаимного непонимания» 102. Насколько теоретически беспомощны и субъективны в своей основе рассуждения Р. Уайта, лучше всего показывает его ответ на вопрос, какая же из сторон и при каких условиях действительно выступает в качестве агрессора в том или ином военном конфликте. «Каждый человек пусть решает этот вопрос сам,— пишет он.— Но при решении он должен без всякого предубеждения подойти к выбору той или иной дефениции самого понятия «агрессия» и внимательно исследовать относящиеся к делу исторические факторы» 103. Очевидно, что, как нельзя судить об отдельном человеке по тому, что он сам о себе думает, исходя только из его личного субъективного мнения о самом себе, так и о социальных субъектах — классах, партиях и т. п.— нельзя судить только по их программам, декларациям и т. д., а необходимо исходить из объективных критериев и фактов реальной жизненной действительности. При оценке военных конфликтов, роли участвующих в нем сторон не может существовать двух истин: агрессор всегда должен нести полную и безусловную ответственность за развязанную им войну. Это аксиома международного права. Оставаясь на субъективно-идеалистических позициях, полностью отвлекаясь в своих исследованиях проблемы войн от объективных факторов, Р. Уайт оказывается неспособным выполнить поставленную перед собой задачу—«понять причины, порождающие такое явление, как войны». Хотя он и допускает, что «некоторые люди могут желать войны (или, точнее, власти, которую они могут получить с помощью войны)», он в то же время утверждает, что большинство политических деятелей принимают решения, ведущие к войне, только по причинам чисто психологического характера. Поэтому и проблему предотвращения войн в современном мире он обусловливает психологическими факторами в отношениях между нациями и государствами. Рассматривая эту проблему применительно к двум лагерям — социалистическому и капиталистическому, он призывает к устранению взаимного недоверия и предубеждения, ратует за «идеологическое сосуществование» двух систем. Однако за абстрактно-гуманистической заботой о всеобщем мире скрывается стремление буржуазного идеолога к обеспечению внутренней стабильности капиталистического строя, к повышению его пошатнувшейся репутации в глазах широких народных масс. Все большую популярность в настоящее время на Западе приобретает и нейрофизиологическая трактовка социального насилия, в которой в качестве детерминирующего это явление фактора выдвигаются механизмы деятельности нервной системы и мозга человека. Сторонники этого направления (X. Дельгадо, Б. Ф. Скиннер, Дж. Макконэл) считают необходимым дифференцировать понятие «насилие» и подразделяют его на два вида. К первому виду, носящему, как правило, индивидуальный характер, предлагается относить все проявления «естественного», или, как они его именуют, «эмоционального», насилия. Называя этот вид насилия «физиологической агрессией», они считают, что в его основе лежат бессознательные факторы, выражающие такие органически присущие человеческой натуре неизменные чувства и потреб ности, как соперничество, страх, честолюбие, любовь, эгоизм, стремление к благополучию, счастью, власти, наслаждению, познанию, красоте и т. п. Этот вид человеческой агрессивности, по мнению приверженцев нейрофизиологической концепции насилия, не только не представляет опасности для общества, а, наоборот, служит важнейшим фактором развития и совершенствования всех областей социальной жизни, стимулирует и двигает общественный прогресс. Проявлению этого вида «агрессивной тенденции» в людях не следует препятствовать и создавать искусственные помехи, ибо это бесполезно и даже вредно. Эти тенденции можно только в разумных пределах контролировать и регулировать, направляя их на благо всего общества. Второй вид насилия, определяемый как «антисоциальное насилие», согласно этой концепции, является сознательной поведенческой реакцией индивида, таким волевым актом, который преднамеренно и целеустремленно направлен против чьих-либо интересов, свободы, здоровья или жизни. Именно этот вид насилия и представляет опасность для интересов личности и общества, социального порядка, мира и всеобщего благосостояния, служит помехой для развития цивилизации. Совершать только рациональные (справедливые, моральные и гуманные) действия, отказаться от применения насилия второго вида человек может, лишь обладая свободой выбора. А достижение такой свободы связывается авторами данной концепции с «осознанием многообразия факторов», которые влияют на поступки. Только тогда эти поступки якобы превратятся из автоматических в обдуманные и рациональные. «Наше поведение слагается в значительной степени из автоматических реакций на сенсорные раздражения,— пишет активный проповедник данной концепции американский нейрофизиолог X. Дельгадо,— но если бы нам были известны генетические факторы, элементы воспитания и интимные механизмы мозга, участвующие в различных поведенческих актах, то мы смогли бы лучше понять истинные причины наших поступков» К Каким же путем считает возможным X. Дельгадо разрешить эту задачу? По его мнению, этого можно достичь путем искусственной переделки нейрофизиологических механизмов агрессивного поведения, а также созданием специальной системы воспитания, способной сформировать такую личность и такие стандарты ее общественного поведения, для которых применение насилия будет в принципе невозможно. «Хотя индивидуальные и коллективные акты насилия и кажутся нам очень далекими от электрических потенциалов нейронов,— утверждает он,— мы должны помнить, что поведение зависит не столько от внешней среды, сколько от состояния нервной ткани» К Психофармакологический и электронно-хирургический контроль над мозговой деятельностью — единственный реальный, по его мнению, путь к «психоцивилизованному обществу», в котором не будет бунтов, конфликтов и насилия. Только «изучив морфологическую и функциональную основу» определенных видов поведенческой деятельности людей, например агрессивности и враждебности, считает Дельгадо, мы будем в состоянии искусственным путем «подавлять активность нейронов, ответственных за их возникновение» 104, и тем самым управлять поведением людей в обществе. Проблема насилия выступает, таким образом, как проблема индивидуального поведения личности в общественной жизни. «Человеческую агрессивность,— утверждает Дельгадо,— можно рассматривать как поведенческую реакцию, для которой характерно применение силы с целью нанести повреждение людям или предметам» 105. Согласно теории Дельгадо и его последователей, в мозгу участника любого конфликта определенные группы нейронов реагируют соответствующим образом на сенсорную информацию, в результате чего и возникают поведенческие реакции, представляющие собой насилие. Однако возникают вопросы: в зависимости от чего же мозг человека «толкует» поступающую в него ин формацию, почему он при совершенно разных возможностях интерпретирует ее именно так, а не иначе, что является определяющим при разной оценке разными людьми одной и той же информации? Дельгадо не только не дает никакого ответа на подобные вопросы, но предпочитает вообще их не ставить. И это, конечно, не случайно, ибо всякая попытка ответить на эти вопросы с позиции субъективноидеалистического, абстрактного, внеклассового подхода к данной проблеме неизбежно обречена на провал. Социальное бытие, классовая принадлежность человека определяют характер интерпретации поступающей в его мозг информации и соответствующей реакции на явления и процессы объективной действительности. Дельгадо и сторонники его взглядов ратуют за то, чтобы поиски решения наиболее актуальных и острых проблем современного общественного развития были перенесены в область психической жизни и эмоциональных реакций человека, на изучение нейрофизиологических механизмов формирования и функционирования его сознания и психики. Устранить «агрессивное насилие» из жизни общества, по мнению Дельгадо, возможно лишь в том случае, если «взглянуть на наше поведение не со стороны, а изнутри, оттуда, где возникают спайковые потенциалы нейронов, где происходит осознание информации и зарождаются реакции» \ т. е. посредством искусственной модификации человеческого поведения. Освобождение человека от всех пороков и противоречий современного общественного устройства, его господство не только над природой, но и над созданными им самим общественными связями Дельгадо видит, таким образом, не в познании и овладении социальными закономерностями, не в создании на этой основе новых общественных отношений, а исключительно лишь в различного рода искусственных манипуляциях с человеческим мозгом, в воздействии на механизмы волевого поведения личности, в переделке ее внутреннего мира. На основе искусственной «перестройки психиче ской структуры личности» Дельгадо предлагает осуществлять разработку социально-политических и мо- рально-этических мероприятий для устранения конфликта между индивидом и обществом, а также между классами, нациями, государствами. Усовершенствование системы воспитания в широком смысле этого понятия, способствующее осознанию и овладению человеком принципами и внутренними механизмами, лежащими якобы в основе мотивации его социального поведения, должно, как считает X. Дельгадо, привести автоматически к качественному оздоровлению как отдельной личности, так и всего общества в целом, открыть путь к совершенствованию современной цивилизации. Утопичность и ненаучность подобного рода рас- суждений очевидны. Все попытки буржуазных теоретиков наметить пути и осуществить совершенствование капиталистических общественных отношений через воздействие на сознание и психику индивидов, не выходя за рамки этих отношений, игнорируя их внутреннюю антагонистичность и историческую обреченность, заведомо ведут к неудаче. Не делая никакого различия между физиологической и социальной жизнью индивидов, X. Дельгадо неизбежно впадает в грубую ошибку даже тогда, когда он оперирует экспериментальными данными в области нейрофизиологии и психофармакологии. Для обоснования своих теоретических выводов он, в частности, ссылается на тот факт, что электрическим или химическим воздействием на соответствующие области мозга животных и человека можно искусственно вызывать определенные эмоциональные состояния (ненависть, страх, покорность, агрессивность и т. п.), а также подавлять или затормаживать реакции на эти состояния. Но эти факты — дополнительное подтверждение материалистического положения об определяющей роли внешней среды, ее детерминирующего влияния на все поведенческие реакции. Именно накопленный социальный опыт определяет содержание и направленность той или иной поведенческой реакции. Косвенно это вынужден признать сам Дельгадо, когда утверждает, что электрическое раздражение мозга не может служить способом преодоления агрессивности, что «это только метод для исследования данной проблемы, с помощью которого можно получить необходимую информацию об участвующих в этих реакциях механизмах мозга... Электрическое раздражение не может выбрать объект для нападения или направить к определенной цели последовательную систему агрессивных действий» *. Теоретические выводы и экспериментальные исследования Дельгадо и его последователей стали на Западе объектом идеологических и политических спекуляций. Эксперименты по раздражению глубинных структур мозга путем вживления в него электродов и создания систем телеметрической стимуляции, позволяющих управлять реакциями человека, а также применение разнообразных методов химического воздействия на психические функции и сознание людей вызвали интерес определенных политических кругов. Возникли различного рода идеи о возможности применения указанных методов нейрофизиологии и психофармакологии в политических и военных целях. Эти идеи нашли широкое отражение в научно- фантастической литературе на Западе, где описываются люди с вживленными в мозг электродами и действующие по приказам, посылаемым им с помощью радиоволн различного рода диктаторами и узурпаторами. Не следует, однако, думать, что дело ограничивается только областью научной фантастики. Возможность манипуляции сознанием и психикой людей, привития массам определенных стереотипов социального мышления и поведения указанными выше методами, по мнению некоторых буржуазных ученых, близка к осуществлению. Решить эту проблему призвана новая дисциплина, названная одним из ее создателей и проповедников, американским психологом Б. Ф. Скиннером, «технологией социального поведения». В ее арсенал входят средства психофармакологии и нейрофизиологии, психохирургии и невропатологии, электроники и кибернетики. Именно с их помощью, как полагают, станет вскоре возможным устанавливать «жесткий» контроль над «нежелательным» поведением индивидов и целых групп, т. е. над всеми инакомыслящими и оппозиционными элементами. «Используя побочные результаты медицинских, военных, аэрокосмических и промышленных исследований,— заявил член американского конгресса Джеймс Шейер,— мы сейчас разрабатываем такие способы и создаем такие средства, которые дадут нам возможность легко и просто контролировать не только индивидов, но даже целые толпы бунтарей. Мы сможем приводить в спокойствие, останавливать, парализовывать... или просто застращивать до потери всякого соображения всех и каждого...» 106 При помощи влияния на социальное поведение некоторые реакционные политические деятели планируют истребить в людях способность критически думать и рассуждать, подавлять в них здоровые эмоции, превратив человека в бездумного и послушного робота. Очевидно, что не об устранении проявлений насилия в общественной жизни пекутся в данном случае буржуазные идеологи и политики, а о выработке новых форм и средств физического и духовного подавления людей, протестующих против несправедливостей и пороков капитализма. «Когда психиатрия применяется в юридической и социальной областях,— заявил американский психиатр Томас Шаш,— она на самом деле служит в большинстве случаев средством подавления» 107. Учитывая это, сам Дельгадо и некоторые из его последователей сочли своим долгом указать на серьезный риск и реальную опасность (как с медико-генетической, так и с общественно-политической точек зрения) любых искусственных манипуляций с человеческим мозгом, неконтролируемого применения психотропных средств воздействия на сознание и психику людей вне рамок науки. «Опасность уничтожения человеческой индивидуальности в результате медицинского вмешательства или, что еще хуже, возможность целенаправленного управления личностью многие считают более ужасной угрозой, чем всемирная ядерная катастрофа... Возможность какого бы то ни было управления сознанием с помощью физических методов вызывает возражения как с моральной, так и с этической и философской точек зрения, потому что это затрагивает такие вопросы, как свобода воли, чувство ответственности, механизмы самозащиты, а также угрожает сохранению индивидуальности» К Одно дело, когда медики и биологи воздействуют с помощью физических и химических средств на патологический строй и извращенное сознание с целью лечения людей с больной психикой, стремятся таким путем изменить или предотвратить антиобщественные поведенческие реакции этих людей, а также проводят научные исследования и эксперименты в данной области. Практика лечения больных методами и средствами психотерапии, фармакологии, хирургии успешно проводится в настоящее время в клиниках и лабораториях всего мира. И совершенно другое дело, когда кто-либо пытается обосновать и доказать правомерность и полезность использования указанных средств и методов для целенаправленного воздействия на сознание и психику нормальных людей, на их эмоции и поведенческие реакции. Осуществление таких манипуляций над нормальными людьми, причем в массовых масштабах и без учета мнения и желания самих объектов этих манипуляций, если бы оно когда-либо произошло, было бы, несомненно, самым изощренным преступлением против прав и интересов личности, гуманизма и свободы в истории человечества.