1. Агрессия: врожденный инстинкт или социальный феномен?

Как уже отмечалось, биологизация социальных явлений и процессов, общественной жизни в целом — одна из традиционных тенденций буржуазной социальной мысли. Находясь на позициях биологического идеализма, многие буржуазные социологи доказывают, что развитие общества и вся социальная деятельность людей зависят прежде всего от физической природы человека, от его антропологических особенностей.

Несовершенство социально-политического устройства, классовые антагонизмы и конфликты, военные столкновения и борьба на международной арене объясняются ими прежде всего неполноценностью биологической природы человека, генетически тесно связанного с животным миром, из которого он сравнительно недавно выделился. Именно потому, что человеческая природа не соответствует достигнутому уровню развития цивилизации и социальным условиям бытия, по их мнению, и происходят все катаклизмы в общественной жизни. Одним из наиболее опасных проявлений несоответствия социальной среды и атавистических животных черт, якобы присущих человеку, они считают действие тех генов, которые обусловливают его агрессивную поведенческую реакцию, необузданное стремление к насилию и властвованию над другими людьми, нарушающее социальную гармонию и мир. Человек, согласно их взглядам, существо антисоциальное. В наиболее последовательном и концентрированном виде эта точка зрения находит сегодня свое выражение в так называемой социальной этологии — недавно возникшем течении в буржуазной социальной мысли, которое, используя экспериментальные и теоретические данные ряда конкретных наук (биологии, экологии, генетики, медицины), обосновывает заимствованную из социального дарвинизма идею о «биогенетической детерминированности» социального насилия, об его «этологической природе» 1. Жажда насилия и стремление к агрессии являются врожденным инстинктом человеческой природы и основным источником всех социальных конфликтов современности — таков исходный тезис этой довольно широко распространенной в настоящее время на Западе концепции.

Ее авторы доказывают, что люди развязывают войны, ведут революционную борьбу, поднимают мятежи и восстания, совершают государственные перевороты и другие насильственные действия исключительно в силу того, что их толкает на это извечный и неистребимый инстинкт агрессии. Эта модернизированная разновидность социального дарвинизма всплыла на поверхность буржуазной социально-философской мысли в последнее десятилетие прежде всего благодаря работам таких западных ученых-естественников, как Р. Ардри, К. Лоренц, Н. Тинберген, Дж. Скотт, Д. Моррис, Т. Томсон, А. Элланд. Она сумела приобрести известную популярность потому, что заставила общественное мнение поверить в свою причастность к новейшим научным открытиям в области этологии. Последние достижения в области биологии, генетики, этологии и нейрофизиологии позволили открыть ряд закономерностей в поведении животных и, опираясь на высокий уровень современной научно- технической мысли, средства электроники и новые оригинальные методы исследования, подтвердить и развить основополагающие материалистические принципы формирования сознания и функционирования различных областей жизнедеятельности животных и человека. Вместе с тем среди определенной “j 1 Этология (от греч. ehtos — обычай, характер и logos — слово, учение) — учение о поведении животных в естественной для них среде, возникшее на рубеже 40—50-х годов XX века. Его основные принципы сформулированы в работах австрийского биолога Конрада Лоренца. части буржуазных ученых-естественников отчетливо наметилась тенденция использовать новейшие научно-исследовательские принципы и методы, а также открытые закономерности в поведении животных для анализа и объяснения социального поведения человека. Только изучение поведения животных и проведение соответствующей аналогии, считают сторонники социальной этологии, может помочь разобраться в действительных причинах тех или иных общественных действий и поступков людей, в тйм числе объяснить феномен социального насилия. Основываясь, в частности, на так называемом физиологическом принципе «пускового механизма» и неоправданно перенося его действие в область социальных отношений, они выдвинули идею о врожденной инстинктивной агрессивности человеческой природы.

Вокруг этой идеи начались всякого рода идеологические спекуляции, она незамедлительно была взята на вооружение идейными апологетами милитаристских кругов. Австрийский биолог и социолог Конрад Лоренц на основании изучения поведения некоторых видов животных в естественных для них природных условиях одним из первых пришел к выводу, что в определенных обстоятельствах у животных автоматически срабатывает инстинктивный механизм агрессии и они нападают на других представителей своего же вида. Эта «внутривидовая агрессия», по утверждению К. Лоренца, имеет столь же неодолимый и естественный характер, как, например, голод или половой инстинкт, и, в свою очередь, также служит целям сохранения вида. Рассматривая любое агрессивное поведение животного в качестве спонтанной врожденной реакции, которая может в случае конфликтной ситуации усиливаться, но которая отнюдь не является ее непосредственным порождением, К. Лоренц заявляет, что именно проявление действия этого агрессивного инстинкта имеет одним из своих результатов строго ограниченное расселение особей одного вида на определенной территории. Проявление агрессивности в качестве инстинктивной реакции, направленной на защиту выбранной и обитаемой территории, соперничество за обладание самкой или же за господство в иерархической структуре определенной группы особей одного вида, по мнению Лоренца, свойственн© даже тем видам животных, которые ведут стадный образ жизни и которым в принципе не должна быть присуща вражда В то же время К. Лоренц и большинство его последователей признают, что процесс эволюции и естественный отбор выработали у животных соответствующий запретительный инстинктивный механизм, не позволяющий им использовать агрессивные инстинкты в ущерб своему виду. Установлено, что внутривидовая агрессия и борьба регулируются рядом специально выработанных с этой целью природой мер и действий сдерживающего и предупредительного характера, например специально подаваемыми сигналами одной из конфликтующих сторон (в тех случаях, когда сталкиваются животные одного вида), которые ведут к немедленному прекращению борьбы между ними,и признанию одной из особей себя побежденной.

К. Лоренц, которого называют «отцом социальной этологии», и другие сторонники этологической трактовки социальных явлений неправомерно устанавливают прямую аналогию между открытыми ими закономерностями в поведении животных и действиями людей в общественной жизни. Рассматривая биологические принципы в качестве некой универсальной модели, они механически переносят их в сферу общественной жизни, на отношения между индивидами, классами, нациями и государствами. Утверждается, что поведение животных служит абсолютным прототипом поведения человека. «Вряд ли в поведении животных,— пишет английский исследователь У. Торп,— можно найти хоть один аспект, который не имел бы хоть какого-то отношения к проблеме поведения людей» 51. Научно несостоятельный метод аналогии с жизнедеятельностью животных применяется сторонниками социальной этологии и при анализе природы и источников политического насилия. Определяя агрессию как своего рода инстинктивную потребность, в одинаковой степени свойственную как животным, так и человеку, К. Лоренц пишет: «Этологическая наука располагает в настоящее время исчерпывающими и убедительными данными о естественной природе и истории феномена насилия, чтобы быть в состоянии точно указать на подлинные причины несовершенного механизма его функционирования у человека... Внутривидовая агрессия у людей представляет собой совершенно такое же самопроизвольное инстинктивное стремление, как и у других высших позвоночных животных» 52. Согласно сформулированному австрийским антропологом Р. Ардри учению о «территориальном императиве», корни всех проявлений насилия в общественной жизни, включая войны в защиту собственности и территории или ради их приобретения, заложены в атавизмах биологической природы человека. Человек генетически запрограммирован на совершение насильственных действий, доказывает Р. Ардри, он бессилен против инстинктов собственной природы, которые неотвратимо приводят его к социальным конфликтам и борьбе. Люди при всем желании не в состоянии осуществлять рациональный и эффективный контроль над проявлениями своей агрессивности.

«Когда мы защищаем права или независимость своей страны, мы действуем под влиянием побуждений, которые ничем не отличаются от соответствующих побуждений у более низкоорганизованных животных. Эти побуждения являются врожденными и неискоренимыми» 53. Аналогичных взглядов по этому вопросу придерживаются и многие другие буржуазные теоретики. Так, канадский ученый, специалист по проблемам полемологии (науки о войне), Н. Олкок, рассматривая принцип «территориального императива» в качестве основного фактора, обусловливающего войны и все другие политические коллизии в современном мире, утверждает, что «основной национальной ценностью у людей является территория их обитания и именно от этого фактора следует отталкиваться при исследовании агрессивного поведения людей и возникновения различного рода конфликтов в общественной жизни» К Исключая, по сути дела, из поведения человека сознание и рассматривая его как совокупность чисто внешних механических реакций организма на тз или иные стимулы, представители социальной этологии идут по стопам бихевиоризма. «Господство является подлинной целью агрессивного поведения,— утверждает английский зоолог Д. Моррис,— и в этом отношении человек ничем не отличается от всех других живых существ» 54. В качестве аргументов, доказывающих существование в природе человека неустранимого инстинкта к обладанию и защите определенной территории от посягательств чужих, сторонники этой точки зрения приводят такие факты, как существование государственных границ, разграничение частных земельных владений, даже наблюдающуюся у детей тенденцию к отгораживанию своей территории в общих комнатах для игр. Обосновывая концепцию «территориального императива», некоторые буржуазные теоретики вкладывают в понятие «территориальность» весьма расширительный смысл. «Каждый индивид,— пишет американский социолог Д. Стэй,— обычно обладает несколькими «территориальными единицами» — на работе, дома, на отдыхе и т. д., которые он склонен удерживать и защищать от посторонних посягательств» 55.

Американский социолог Ральф Уайт само понятие «территория» истолковывает исключительно в психологическом смысле, как чисто умозрительный «национальный символ», «психологический образ», который составляют себе различные группы людей о территории как неотъемлемой части их самих. По его мнению, оценивая роль территории как одного из возможных факторов возникновения войн, не следует «становиться на позицию экономической интерпретации ее значения в обычном смысле, какое придается этой категории, например, марксизмом. Территория важна для того или иного народа вовсе не вследствие ее экономического или даже военного значения, она важна прежде всего как символ образа национальной целостности, как психологический фактор национального сознания» 56. Ряд буржуазных теоретиков занимают промежуточную позицию в трактовке природы «человеческой агрессивности». Воздерживаясь от категорического утверждения о врожденном характере агрессивного инстинкта у человека, они тем не менее считают, что, даже будучи благоприобретенной, наклонность к агрессивному поведению становится неотъемлемым свойством человеческой натуры. «Агрессивность, может быть, и нельзя считать «инстинктом»,— пишет американский антрополог Ш. Уошберн,— однако черта эта очень легко приобретается. Дайте мальчику ружье, и он тут же отправится на охоту. Это свойство присуще нам... Человеку очень нетрудно стать крайне жестоким» 57. Согласно взглядам английского биолога Н. Тинбергена, степень и уровень агрессивных проявлений весьма различны у разных индивидов и социальных групп: одни претендуют на захват большего пространства, большего количества жизненных благ, чем другие. Объяснение этому явлению следует, по его мнению, искать исключительно в биологическом неравенстве людей58. Из логики его рассуждений следует, что капиталист обладает несравненно большими благами и социальными привилегиями, чем эксплуатируемый им трудящийся, лишь в силу его индивидуальных биологических свойств: генетическая природа рабочего якобы предполагает ограниченность и скромность потребностей, природа буржуа, напротив, проявляется в естественном, а следовательно, и законном стремлении обладать большими ценностями, чем другие. Таким образом, получается, что все антагонизмы и пороки капиталистического общества заложены в человеческой природе, которая вечна и неизменна. Поэтому никакими социальными изменениями и революциями исправить создавшееся положение невозможно. Исходя из «инстинктивной агрессивности» человеческого рода, сторонники социальной этологии заявляют, что именно потому, что в природе человека, независимо ни от каких общественных сдвигов и культурных достижений, неизменно сохраняются врожденные каналы, через которые при определенных обстоятельствах агрессивные наклонности вырываются наружу, до сих пор все попытки предупредить или хотя бы ограничить проявления насилия в истории человечества оказывались бесполезными и терпели неудачу. «Периодически предпринимаемые попытки запретить войны потому не имели до сих пор сколько-нибудь ощутимого успеха,— пишут американские философы Н. Зинберг и Г. Феллман,— что обычно исходили из ложной предпосылки, будто заключение мирных договоров и соглашений по разоружению, та или иная реконструкция социальных, политических и экономических институтов способны разрешить эту вечную проблему. В то же время очень мало внимания уделялось тому обстоятельству, что, возможно, человеческая природа сама по себе, независимо ни от каких внешних факторов, обладает элементом деструктивности, что сущность и динамика этой деструктивности могут быть поняты только на базе исследования самой этой природы и что только таким путем может быть найден эффективный способ положить конец всем проявлениям насилия в жизни общества» К Откуда же взялся у современного человечества «инстинкт агрессии»? Согласно утверждению буржуазных ученых, он, оказывается, унаследован людьми от своих животных предков почти в неизменном виде и генетически передается из поколения в поколение. Логика их рассуждений при этом сводится в общих чертах к следующему: поскольку общепризнанным является тот факт, что человек произошел из животного мира и что его далекие предки прошли период длительной эволюции, постольку человек должен обладать всеми теми свойствами и признаками, которые присущи животным, включая и биологическую основу мотивации его агрессивного поведения. «Врожденные биологические мотивации — страх, голод, жажда, агрессия, эгоцентризм, сексуальное влечение и т. п.,— утверждает американский физиолог К. С. Лэшли,— определяют поведение людей не только как высших представителей животного царства, но и как членов общества, как социальных существ. Они естественны, необходимы и имеют поэтому извечный характер» 59. Итак, сама природа человека оказывается причиной отчуждения личности в условиях современного капитализма, основой всех антисоциальных поступков людей, любых проявлений насилия в общественной жизни. Именно в ней заложен непреоборимый «импульс агрессии», якобы воплощающий в себе естественное проявление жизненной активности каждого индивида. Вот как пишет об этом директор Института социальной психиатрии США Дж. Браун в статье «Анатомия насилия»: «Агрессия служит естественным средством для преодоления барьеров на пути к удовлетворению определенных потребностей человеческого организма, средством, которое является не только врожденным и естественным, но и составляет как бы органическую часть нервной системы, функция которой состоит в том, чтобы мобилизовать человеческую энергию к достижению тех или иных конкретных целей. При этом в соответствии с теми трудностями, которые возникают при преодолении имеющихся препятствий, объем этой мобилизуемой энергии будет соответственно возрастать до тех пор, пока не создастся одно из двух положений: либо все возникающие препятствия будут преодолены и преследуемое желание будет удовлетворено, либо же индивид приходит к выводу, что поставленная цель недостижима. В последнем случае крушение его планов служит поводом для различных степеней разочарования или выражения злости, и степень последней зависит от того, насколько значительным и важным был для него предмет его желаний, как он воспринимает и переносит факт неудовлетворения своих желаний, а также своего социального положения... Таким образом, выражение агрессивных чувств в определенных рамках, установленных и общепризнанных в данном обществе, является своего рода регулятором человеческой жизнедеятельности и, как правило, не представляет никакой опасности. Как раз именно в тех случаях, когда агрессивные эмоции человека искусственно подавляются или игнорируются причины, их порождающие, может возникнуть ненормальная и опасная ситуация. Агрессивное поведение становится опасным тогда, когда неудовлетворенное желание и вызванное им чувство озлобления облекаются в конкретную форму и направляются против какого-либо противостоящего объекта, который в данном случае служит как бы козлом отпущения и оправданием неудовлетворенного желания; либо же в том случае, если существующее агрессивное чувство полностью подавляется в индивиде и он вынужден проявлять внешне видимость удовлетворения, в то время как внутренне и скрытно он полон озлобления, неудовлетворен существующим положением вещей» 60. Поскольку, по мнению буржуазных ученых, проявление в людях агрессивного инстинкта не имеет никакого внутреннего противовеса и подчиняет себе все другие инстинктивные наклонности, включая и чувство самосохранения, они считают, что человечество стоит перед вполне реальной угрозой самоуничтожения. «Человек по своей природе хищник, врожденным и естественным Инстинктом которого является убийство. Сочетание в нем хищных наклонностей с развитым интеллектом явилось фактором, создавшим не только сам феномен человека, но одновременно и серьезную проблему существования человеческого рода» 61. Признавая, что отношение человека к природе регулируется высшими центрами мозга, буржуазные авторы утверждают, что во взаимоотношениях между людьми, наоборот, главную роль играют эндогенные механизмы. Последнее и представляет, по их мнению, тот барьер, который человек не в силах преодолеть в попытках мирными, ненасильственными средствами разрешать проблемы общественных отношений. Если определенные рамки, регулирующие отношения взаимной вражды и борьбы, поддерживаются инстинктивно всеми видами животного мира, то у человека эти тормозные механизмы благодаря специфике социальной жизни якобы значительно ослаблены или отсутствуют вовсе. Он единственное в своем роде живое существо, не признающее никаких ограничительных рамок и способное убивать себе подобных. Способность убивать представителей своего же рода, по мнению многих буржуазных социологов, специфическая черта человека, отличающая его от других плотоядных животных. «Среди всех других животных «братоубийство» является весьма редким исключением, ибо все они обладают соответствующей системой предупредительной сигнализации. Человек не обладает такого рода автоматическим механизмом предупреждения и мирного разрешения конфликтов. Возможно, что когда-нибудь он имел нечто подобное, но затем в процессе своего развития, по мере отхода от подчинения законам природы, он утратил этот механизм за ненадобностью» 62. Стремясь доказать, что эволюция не выработала в людях способность и потребность в обуздании своих инстинктов, многие западные социологи и антропологи ссылаются на данные нейрофизиологических исследований внутримозговых механизмов, управляющих «агрессивным поведением человека». Более того, они считают, что с развитием цивилизации аг рессивные потенции человека многократно возросли по сравнению с начальным этапом существования человечества. «Следует признать,— пишет американский социолог Ш. Волин,— что талант человека в этой области намного превзошел способности и возможности всех других видов животных. Он единственный, кто изобрел необычайно широкий ассортимент разнообразных методов и средств насилия, а также и хитроумную систему их применения с целью господства над другими людьми и контроля над их социальным поведением. Человек оказался способным также создать сложную систему религиозных ценностей, политических идеологий и научных мифов, которые в течение многих веков с помощью веры, предрассудков и логических догм узаконивали насилие и всячески оправдывали его использование, затеняя и умело скрывая все мрачные стороны и издержки, связанные с его применением 63. «Роковой разрыв» между достигнутым благодаря прогрессу цивилизации материально-техническим могуществом человека и атавистическим, «дикарским» образом его мышления и поведения, обусловленным неизменностью человеческой природы, по мнению многих буржуазных теоретиков, имеет тенденцию быстро возрастать прямо пропорционально научно-техническому прогрессу и усовершенствованию военной техники. «Сила человеческого интеллекта и взлет научной мысли позволили изобрести виды оружия необычайной мощи, создать сложные общественные отношения и организацию социальной жизни людей, но в то же самое время инстинкты человеческой природы не позволяют людям осуществлять контроль над продуктами их собственного ума,— пишет К. Лоренц.— Эволюция человеческой природы происходит, если она вообще происходит, в миллион раз медленнее, чем развитие культуры. Последняя развивается необычайно быстрыми темпами, но в этом факторе и таится главная опасность для человечества» 64. Очевидно, что в биогенетической трактовке проблема насилия выступает, по сути дела, как проблема неразрешимых антиномий. И сторонники социальной этологии делают самые пессимистические прогнозы в отношении возможности предотвращения войн и других проявлений насилия в общественной жизни: проявления инстинктивной агрессивности в ракетно- ядерную эпоху ставят человечество на грань катастрофы, предотвратить которую, как они считают, практически невозможно 65. При этом вся ответственность за эту грядущую катастрофу возлагается совсем не на тех, кто стремится продлить жизнь отживающим антагонистическим общественным отношениям капитализма, а на «образ человеческого поведения» 66. Пытаясь обосновать свои теоретические положения, авторы концепции «инстинктивной агрессивности человеческой природы» проделывают, по сути дела, тот же методологический трюк, о котором упоминал в свое время Ф. Энгельс, подвергая критике антинаучные взгляды проповедников социал-дарвинизма. Вначале они переносят из общественной жизни в животный мир тезис Гоббса «о войне всех против всех», а затем с той же легкостью совершают обратный процесс: извлекают это учение из истории природы и вновь помещают его в историю общества. Вскрывая научную порочность и реакционность подобного рода методологии, Ф. Энгельс писал: «...взаимодействие живых существ включает сознательное и бессознательное сотрудничество, а также сознательную и бессознательную борьбу. Следовательно, уже в области природы нельзя провозглашать только одностороннюю «борьбу». Но совершенное ребячество — стремиться подвести, все богатое многообразие исторического развития и его усложнения под тощую и одностороннюю формулу: «борьба за существование». Это значит ничего не сказать или и того меньше» 67. Ставить знак равенства между социальной деятельностью людей и инстинктивным поведением животных абсолютно неправомерно. Инстинкты животных, представляющие собой определенную реакцию на окружающую среду, носят неосознанный характер, закрепляются в процессе естественного отбора и служат важнейшим условием их физического сосу- ществования и выживания. Но совершенно абсурдно приписывать инстинктам роль регуляторов социального поведения и общественных отношений. Политическая борьба и разнообразные виды социального насилия есть форма выражения классовых взаимоотношений сознательных индивидов, ставящих перед собой вполне определенные цели и преследующих конкретные интересы. Поэтому любое отождествление этих феноменов с поведением животных и проявлением у них различного рода инстинктов не только антинаучно, но и имеет реакционный смысл. «Нет ничего легче,— писал В. И. Ленин,— как наклеить «энергетический» или «биолого-социологи- ческий» ярлык на явления вроде кризисов, революций, борьбы классов и т. п., но нет и ничего бесплоднее, схоластичнее, мертвее, чем это занятие» \ Метафизическим и идеалистическим представлениям о существовании у человека врожденных неизменных инстинктов и способностей, различного рода извращенным толкованиям человеческой природы в целом марксизм противопоставляет диалектико-материалистическое учение о законах развития природы и общества. Человек как общественное существо представляет собой высшую ступень развития живых организмов, его возникновение явилось качественным скачком в исторической эволюции жизни на Земле. Животные не способны производить коренные изменения в условиях своего существования, а лишь чисто инстинктивно стремятся приспособиться к окружающей среде, которая и определяет их поведение и весь образ жизни. Только человек, целеустремленно преобразующий окружающую среду, является тем единственным живым существом, которое осознанно создает условия своего бытия. Вспомним образное замечание К. Маркса, что самый плохой архитектор отличается от самой хорошей пчелы тем, что пчела строит ячейку сот традиционно, опираясь на рефлекс, а архитектор прежде всего воздвигает здание в своем мозгу, в воображении 1. Переход границы от мира животного к миру социальному, превращение предка современного человека в разумное существо произошли далеко не «вдруг», отнюдь не в одно «чудесное мгновение». Это был весьма длительный и сложный процесс, занявший отрезок времени в несколько миллионов лет. Теперь научно установлено (благодаря проведенным в последние годы исследованиям, в том числе данным археологических раскопок в Азии и Африке), что этот процесс «очеловечивания» охватывает ряд принципиально важных и качественно различных ступеней. Первые человекоподобные существа — австралопитеки по строению тела, хотя они и ходили на двух ногах, были все-таки ближе к обезьянам, чем к человеку. Эволюционный процесс на этом этапе заключался в том, что австралопитеки уже могли изготавливать и применять очень примитивные, грубо обработанные камни-орудия. Новое поколение подражало предыдущему, принимаясь за обработку камня и применяя его в качестве орудия. Все это тесно связано с характером мышления, которое было столь же примитивным, как и сама технология производства орудий. Поэтому не случайно ученые присвоили этому виду нашего древнейшего предка название Homo habilis — человек умелый. Хотя это еще не был Homo sapiens — человек разумный, факт его появления означал принципиальный момент в становлении человеческого рода, ибо именно с него начинается то, в чем заключается собственно человеческая сущность — возможность противопоставить умение и разум слепым силам природы. Начавшийся процесс становления и развития мышления, который нашел свое непосредственное отражение прежде всего в производстве и применении орудий методом «проб и ошибок», отличается сложностью и медлительностью. По мере того как орудия становились все более совершенными по форме и методам изготовления, расширялся их ассортимент, наши древние предки получали все более широкие возможности в борьбе за существование, в способах приспособления к разнообразным местам обитания, большую географическую пластичность. Но пока шел данный процесс, пока человек не стал человеком разумным, эволюция его оставалась преимущественно процессом биологическим, а не социальным. Этот порог, по данным науки, человеческий род перешагнул только в эпоху неандертальского человека (приблизительно 500 тыс. лет назад), когда произошла стабилизация производства орудий труда и образовалась первая социальная организация— первобытное общество. С этого момента и начинается развитие, причем все более ускоряющимися темпами, особой социальной формы жизни на Земле, качественно отличной по своим закономерностям от животного мира. В процессе преобразования людьми внешнего мира происходит одновременно и преобразование самого человека, изменение его природы. «Образование пяти внешних чувств,— отмечал К. Маркс,— это работа всей... всемирной истории» 1. Вместе с тем научно доказано, что те или иные видовые физиологические задатки и биологические возможности, сложившиеся в ходе эволюции человеческой природы, сами по себе не определяют еще возникновение у индивида присущих ему особенностей, которые формируются и развиваются только в процессе общения людей, их социальной активности. Именно в непрекращающемся процессе освоения каждым человеком, начиная с самого раннего возраста, социальных, исторически сложившихся форм деятельности и поведения осуществляется превращение заложенных в нем потенциальных способностей в жизненную реальность. В этом и заключается главное условие индивидуального становления человеческой личности. Только определенный уровень самосознания, осмысления индивидом себя как субъ екта исторического процесса характеризует его как самодеятельную личность, обладающую социальными правами и обязанностями, имеющую возможность проявлять свою индивидуальность как носителя определенной нравственности. Утверждая, что человека следует изучать прежде всего с позиций его индивидуального существования, его антропологических особенностей, буржуазные философы и социологи игнорируют то, что сами эти антропологические особенности являются результатом преобразующего воздействия общественнотрудовой деятельности людей и что сложились они в длительной социально-исторической практике человечества. Марксизм впервые научно доказал определяющую роль социальной среды и конкретно-исторических условий на становление и развитие сознания и всей психической деятельности человека, его поведенческих реакций. «...Чувства общественного человека суть иные чувства, чем чувства необщественного человека. Лишь благодаря предметно развернутому богатству человеческого существа развивается, а частью и впервые порождается, богатство субъективной человеческой чувственности... не только пять внешних чувств, но и так называемые духовные чувства, практические чувства (воля, любовь и т. д.),— одним словом, человеческое чувство, человечность чувств,— возникают лишь благодаря наличию соответствующего предмета, благодаря очеловеченной природе» 1. Вступая в жизнь, человек погружается в многообразный и сложный мир сформировавшихся до него социальных отношений и связей, исторически сложившихся и господствующих в данном конкретном обществе традиций, норм права и морали, идеологических воззрений, эстетических вкусов и т. п. Процесс усвоения всей этой «очеловеченной природы» и играет решающую роль в формировании поведения и сознания человека, определенного образа жизни, мировоззрения, культуры и психологии. Человек, писал К. Маркс, «только в обществе может развить свою ис тинную природу, и о силе его природы надо судить не по силе отдельных индивидуумов, а по силе всего общества» 68. Критикуя идеалистические представления о человеке как некой изолированной монаде, К. Маркс подчеркивал, что индивид всегда в той или иной степени включен в контекст общения с окружающими его людьми, что осознание человеком своего «я» опосредствовано его отношением к другим людям. Индивид есть прежде всего общественное существо, и всякое проявление его жизни «является проявлением и утверждением общественной жизни» 69. Современная материалистическая наука доказала неправомерность отождествления сознания и психики животных с сознанием-и психикой человека, элементарного конкретного мышления, присущего высшим видам животных, со словесным, сложным абстрактным мышлением человека. Сознание в полном и точном смысле этого слова является свойством лишь человека. Оно «с самого начала есть общественный продукт и остается им, пока вообще существуют люди» 70. Научная несостоятельность идеалистической концепции «инстинктивной агрессивности человеческой природы» становится совершенно очевидной в свете ленинской теории отражения, согласно которой вся психическая, сознательная деятельность есть отражение материального мира, «высший продукт высших форм органической материи» 71. Будучи свойством особым образом организованной материи — мозга, человеческое сознание — это наивысшая форма отражения объективного мира и, конечно, не может быть присуще организмам с низшей в эволюционном отношении структурой нервной системы. Это научно-материалистическое положение разделяют сейчас многие трезво мыслящие буржуазные ученые, исследующие проблему человека. «Сознание— это не какое-то неизменное, независимое и врожденное свойство данного индивидуума, а динамичная система сенсорных восприятий окружающего мира, которые взаимодействуют и трансформируются через внутренние анатомические и функциональные структуры мозга,— пишет американский ученый-физиолог Хозе Дельгадо.— Личность — это не какой-то непостижимый и неизменный способ реагировать, а гибкий процесс, находящийся в непрерывном развитии, на который влияет окружающая среда. Культура w воспитание предназначены для того, чтобы сформировать типовые реакции, которыми человек не обладает при появлении на свет; они призваны установить границы личной свободы и выбора» Утверждая определяющую роль социальной детерминации в жизнедеятельности людей, марксизм в то же время отнюдь не преуменьшает влияния биологических факторов на индивидуальность и психический склад личности. Было бы в равной степени вульгаризацией сводить человека либо лишь к его духовному началу — сознанию, либо исключительно к его физической, телесной организации и биологической природе. Он представляет собой уникальное диалектическое единство природного и социального, наследственного и приобретенного в процессе жизнедеятельности. Вопреки утверждениям буржуазных теоретиков, марксисты никогда не абсолютизировали роли социальной стороны в этом единстве, неоднократно подчеркивали значение биологического начала в человеке как природном существе. «Человек является непосредственно природным существом,— писал К. Маркс.— В качестве природного существа, притом живого природного существа, он, с одной стороны, наделен природными силами... являясь деятельным природным существом; эти силы существуют в нем в виде задатков и способностей...» 72 На эту же специфику человека специально указывал и Ф. Энгельс, считая наивным и ошибочным полагать, что люди полностью преодолели в себе все природное, свойственное им как биологическим существам: «...на каж дом шагу факты напоминают нам о том, что мы отнюдь не властвуем над природой так, как завоеватель властвует над чужим народом, не властвуем над ней так, как кто-либо находящийся вне природы,— что мы, наоборот, нашей плотью, кровью и мозгом принадлежим ей и находимся внутри ее...» 73 Диалектическое сочетание в человеке социального и биологического означает, что его стремления и действия есть одновременно результат как социальных условий его жизни, так и его биологических особенностей. Решающее значение социального фактора состоит не в его абсолютной детерминирующей роли, а в том, что он есть необходимое условие формирования и развития человека как личности. Не случайно соотношение социального и биологического как детерминирующих факторов поведения человека может меняться в зависимости от уровня развития его личности, от его физических и психических состояний. Нельзя недооценивать также доказанного психологами факта, что природные индивидуальные особенности опосредствуют характер реакции человека на внешние воздействия—«индивидуальный стиль», определенного рода избирательность людей по отношению к внешнему миру. «Глупо было бы отрицать субъективный мир,— говорил академик И. П. Павлов.— Само собой разумеется, он, конечно, есть. Психология как формулировка явлений нашего субъективного мира совершенно законная вещь. И нелепо было бы с этим спорить. На этой основе мы действуем, на этом складывается вся социальная и личная жизнь... Речь заключается в анализе этого субъективного мира» 74. Осуществление такого анализа на базе марксистской методологии как раз и позволяет установить, что любое субъективное поведение и мышление личности имеют в своей основе вполне материальные факторы и определяются прежде всего социальными условиями через соответствующие психологические механизмы. К. Маркс, употребляя понятие «вторая природа» че ловека, подразумевал под ним именно ту социальную характеристику человека, содержание которой обусловлено системой связей и детерминант, непосредственно определяющих его психический облик и социальное поведение. Направляющими факторами мотивации человеческого поведения в тех или иных конкретных жизненных ситуациях, конечно, могут быть определенные внутренние, врожденные и приобретенные в жизни модели поведения. Но в формировании таких внутренних моделей поведения у человека решающая роль принадлежит социальным факторам. Эти высшие мотивации человеческого поведения качественно отличны от инстинктивных мотиваций в поведении животных и несравненно разнообразнее последних. И хотя в основе высших мотиваций человеческого поведения могут лежать так называемые механизмы «основных влечений», последние, как правило, существенно изменяются первыми. Именно социальная среда формирует у человека такие мотивации, которые вообще неизвестны в животном мире. Чтобы убедиться в этом, достаточно сопоставить такие возвышенные мотивы человеческого поведения, как самопожертвование ради патриотических целей, во имя защиты Родины, отстаивания свободы и независимости своего народа, во имя осуществления революционных идеалов, и присущий животным инстинкт самосохранения, многоликие проявления чувства человеческой любви — с половым инстинктом и т. п. В процессе исторической эволюции человека происходит откладывающееся тем или иным образом в его генетической программе или психической конституции последовательное накопление определенных социально полезных качеств и свойств, оказывающих во все возрастающей степени обратное воздействие на его «естественную» природу. Так, вопреки утверждениям сторонников социальной этологии, неоспоримым фактом является прогрессирующая способность человека контролировать, ограничивать и подавлять нежелательные проявления своей «естественной» природы, координировать их в соответствии с нравственными нормами и представлениями человеческого общежития. Человек давно уже получил возможность отрешиться от беспрекословного подчинения давлению биологических потребностей, научился их рациональному управлению и регулированию в соответствии со своим социальным образом жизни. «Человек — единственное животное, которое способно выбраться благодаря труду из чисто животного состояния,— писал Ф. Энгельс,— его нормальным состоянием является то, которое соответствует его сознанию и должно быть создано им самим» 1. Конечно, без учета данных конкретных научных исследований в области биологии, психологии, генетики и нейрофизиологии невозможна философско-со- циологическая разработка проблемы человека, в том числе изучение его социального поведения. Но любая попытка рассматривать мотивы социального поведения человека, его нравственные принципы, нормы и ценности как следствие исключительно биологических закономерностей неизбежно приведет к искаженной картине действительности. Такое искаженное изображение и получила человеческая природа в зеркале социальной этологии. Утверждение ее сторонников, будто бы сама необходимость удовлетворения тех или иных потребностей человека обусловила существование врожденного и передаваемого по наследству «неистребимого» инстинкта агрессии, научно несостоятельно. Способы действий по удовлетворению потребностей у человека не являются врожденными и передающимися по наследству хотя бы потому, что они носят условный характер и меняются в зависимости от социальной структуры общества, от прогресса культуры. Использование человеком различных способов деятельности по удовлетворению своих потребностей есть результат социального развития личности, усвоения ею выработанного многими поколениями общественного опыта. Возникновение политического насилия лишь на определенном этапе общественного развития доказывает лишний раз, что оно есть явление социального порядка и, подобно социальным явлениям, не может порождаться несоциальными факторами. Человек в развитии своего сознания и бытия настолько далеко ушел от животного мира, что распространять закономерности последнего на человеческое поведение, его мотивы и механизмы с научной точки зрения абсолютно бесперспективно. Отождествление процессов функционирования животного мира и человеческого общества ведет к затушевыванию не только социально-классовых факторов в жизнедеятельности человека, но и тех специфических особенностей, которые присущи ему как общественному существу, действующему в социальной среде, на принципиально новой основе. Обладая специфической и уникальной в природе способностью сознательно производить орудия труда и целенаправленно использовать их в своем воздействии на окружающий мир, наличием второй сигнальной системы и связанной с ней членораздельной речью, человек выступает прежде всего как субъект труда, мысли, воли и общения. Труд создал не только самого человека, отмечал Ф. Энгельс, но также и человеческое общество с присущими только ему социальными закономерностями и образом жизни, прежде всего закономерностями развития производственных отношений. «Благодаря совместной деятельности руки, органов речи и мозга не только у каждого в отдельности, но также и в обществе, люди приобрели способность выполнять всё более сложные операции, ставить себе всё более высокие цели и достигать их» Борьба людей за овладение законами природы, за подчинение их действия своим потребностям и целям есть еще одно важное свидетельство того, что человеку всегда свойственно стремление выйти за пределы биологических закономерностей, и прежде всего тех, которые сковывают его сознательную социальную деятельность. «...Животное только пользуется внешней природой и производит в ней изменения просто в силу своего присутствия; человек же вносимыми им изменениями заставляет ее служить своим целям, господствует над ней» 2. Человек как выделившееся из животного мира общественное существо обладает специфическими, только ему присущими чертами и признаками. В этом, и только в этом, смысле можно говорить о «человеческой природе». Вместе с тем эти черты и признаки приобретены им в процессе длительной и непрекращающейся эволюции исключительно благодаря конкретным социальным и историческим условиям его бытия. В задачу данной книги не входит детальный анализ исходных данных собственно биологических, генетических и этологических исследований, на которые ссылаются буржуазные авторы при обосновании предлагаемых ими концепций насилия. Нас интересуют прежде всего социологические аспекты данной проблемы, т. е. общефилософские выводы, конструируемые буржуазными учеными путем научно не оправданного механического перенесения принципов и методов исследования жизнедеятельности животных на социальные явления и закономерности общественной жизни. Однако даже поверхностное ознакомление с «доказательствами», приводимыми сторонниками концепции о врожденной инстинктивной агрессивности животных и человека, обнаруживает их несостоятельность уже на уровне исследований в рамках самой биологической науки. Научно не оправданным оказывается не только перенесение положений этой концепции на общественную жизнь, но и применение их к жизнедеятельности животных. К. Лоренц и его последователи утверждают, например, что проявляемые животными в определенных условиях агрессивные реакции есть «существенный элемент в совокупности инстинктов, направленных на сохранение жизни» 75. Но как раз именно этот тезис опровергается материалами многих исследований в области физиологии, которые показывают, что соответствующие поведенческие реакции животных всегда и безусловно детерминированы определенными физиологическими потребностями, конкретными условиями и обстоятельствами. Добывание, например, хищником пропитания не может поэтому быть квалифицировано как проявление инстинктивной агрессивности, совершение насилия ради насилия. И. П. Павлов относил наблюдаемые у животных определенного рода агрессивные реакции к активным разновидностям защитной реакции на внешние раздражения. Экспериментальные данные новейших исследований в области нейрофизиологии также подтверждают, что все агрессивные реакции у животных самым непосредственным образом связаны с деятельностью некоторых подкорковых образований и, подобно всем другим психическим, поведенческим реакциям, мотивируются и обусловливаются прежде всего взаимодействием организма с окружающей средой и являются отражением тех или иных внешних воздействий на организм. Это материалистическое положение признается сейчас и целым рядом буржуазных теоретиков, занимающихся исследованием мотиваций поведения животных. Например, новозеландский биолог Роберт Бигелов пишет по этому поводу следующее: «Изолирование от внешней среды в раннем возрасте может значительно изменить поведение определенных видов животных, которое длительное время считалось «инстинктивным»» ]. Не выдерживает критики и утверждение буржуазных теоретиков о том, что агрессивность — это не просто врожденный, но и весьма полезный и даже необходимый инстинкт, что агрессивное поведение представляет будто бы «самое ценное» качество для выживания биологического вида. Большинство буржуазных специалистов признает наличие у животных специального тормозного механизма, препятствующего убивать себе подобных. Именно этот механизм, а не мнимый инстинкт агрессивности направлен на сохранение жизни как отдельных особей, так и существования биологического вида в целом. Если определенным образом целесообразно регулируемые отношения складываются даже среди представителей животного мира в целях обеспечения их существования и продолжения рода, то естественным будет предположить, что еще более совершенные сдерживающие механизмы для рационального регулирования поведения были выработаны людьми в процессе их исторической эволюции в связи с необходимостью взаимных контактов и деятельности по организации совместного труда и распределения продуктов этого труда. «Человеческое общество требует скорее подавления животной природы человека, чем свободы ее проявления,— пишет в этой связи американский психолог Маршалл Салинс.— Общественная жизнь человека определяется вовсе не биологическими, а социальными факторами» 76. Положение марксизма о том, что сущность человека не есть абстракт, присущий отдельному индивиду, а совокупность всех общественных отношений77, следует понимать в том смысле, что несмотря на безусловно имеющиеся индивидуальные особенности, присущие характеру и психике каждой конкретной личности, прежде всего именно общество и господствующие в нем производственные отношения формируют людей вполне определенным образом, неизбежно накладывают на них свойственный их классовой природе отпечаток, определяют их сознание и поведение, мораль и нравы, образ жизни. «...Обстоятельства в такой же мере творят людей, в какой люди творят обстоятельства» 78. Человек как личность формируется и развивается в определенных социальных и исторических условиях. Господствующие общественные отношения, социально-политический и духовно-нравственный климат предопределяют в конечном счете, какие именно черты и свойства личности получат наиболее благоприятные возможности для своего развития и совершенствования. Если в современном буржуазном обществе сознательно и настойчиво насаждается культ силы, а вся система частнособственнических отношений, буржуазная идеология и пропаганда воспитывают в человеке чувства эгоизма, индивидуализма, национальной розни, то нет ничего удивительного в том, что в таких условиях создается благоприятная почва для проявлений расизма, геноцида, неофашизма, наблюдается рост преступности. Иррациональные и антигуманные по своей сущности общественные отношения капитализма неизбежно порождают и воспроизводят в массовом масштабе социальные антагонизмы, являются первоисточником всех видов и форм политического насилия.

<< | >>

↑

Источник: В.В. ДЕНИСОВ. СОЦИОЛОГИЯ НАСИЛИЯ (КРИТИКА СОВРЕМЕННЫХ БУРЖУАЗНЫХ КОНЦЕПЦИЙ). 1975

Еще по теме 1. Агрессия: врожденный инстинкт или социальный феномен?:

- Гендерная социология - Методы сбора и анализа социологических данных - Основы социологии и политологии - Первоисточники по социологии - Социальная работа - Социальная структура и стратификация - Социальная философия - Социально-экономическая статистика - Социологическая теория - Социологическое исследование - Социология науки - Социология риска - Социология управления - Этнополитология -

- Бизнес, предпринимательство - Военное дело - Гуманитарные науки - Исторические науки - Маркетинг, реклама и торговля - Медицина - Менеджмент - Политология - Психологические дисциплины - Социология - Экологические дисциплины - Экономические науки - Юридические науки -