<<
>>

§ 2. Руководители советской юстиции о теоретических основах советской уголовной политики и уголовного права

1.

Основы советской теории уголовной политики и уголовного права складывались и развивались под непосредственным руководством В. И. Ленина, в процессе становления Советского государства, практики советских органов правосудия, законодательной деятельности ВЦИК и СНК.

В. И. Ленин сформулировал задачи органов социалистического правосудия. Он обосновал необходимость красного террора как ответной меры на белый террор контрреволюции, обратил особое внимание на принудительное воспитание к дисциплине неустойчивых элементов из среды трудящихся, на сочетание методов убеждения и принуждения. В. И. Ленин разоблачил лживость, лицемерие, жестокость, антинародность буржуазной уголовной политики и глубоко раскрыл классовые цели советской уголовной политики. Намечая планы социалистического строительства и руководя их осуществлением, В. И. Ленин уделял большое внимание вопросам правового строительства молодого Советского государства.

Необходимо подчеркнуть, что даже в самые тяжелые моменты борьбы с иностранной военной интервенцией и внутренней контрреволюцией В. И. Ленин неуклонно требовал от практических работников соблюдения ре- воліоционной социалистической законности, с учетом, конечно, конкретной политической обстановки данного периода, когда Советское государство было вынуждено вводить в ответ на наносившиеся ей удары чрезвычайные меры. Но каждый раз, когда обстановка позволяла это сделать, В. И. Ленин выступал за отмену чрезвычайных мер. Так было, например, в начале 1920 года, когда произошла временная передышка на фронтах и были созданы условия для отмены смертной казни.

Задача руководителей советской юстиции состояла з разработке конкретных проблем советской уголовной политики и права на базе обобщения практической деятельности советских карательных органов. Осуществление данной задачи было связано с немалыми трудностями, ибо отсутствие опыта, ожесточенная классовая борьба, необходимость проведения чрезвычайных мер в борьбе с преступностью — все это осложняло разработку теоретических положений советской уголовной политики и уголовного права.

Трудность решения этой задачи состояла и в том, что юристам-коммунистам, возглавлявшим советскую юстицию, приходилось вести неуклонную борьбу с буржуазными влияниями в области права. С другой стороны, нужно было, учитывая опыт первых лет строительства Советского государства и права и особые условия, в которых это строительство происходило, найти основные черты советской теории уголовной политики и права, отбрасывая все временное, присущее именно рассматриваемому периоду.

Нужно отметить еще одну трудность, которую должны были преодолеть первые теоретики советской уголовной политики и права. О ней говорил Н. В. Крыленко: «...нам, работникам-практикам Советской юстиции, не угнаться, конечно, за буржуазными учеными, ни в смысле их чисто редакционной отделки, ни в смысле снабжения их соответствующим «нижним этажом», т. е. ссылками на «литературу» предмета. Мы не работаем в условиях мирной обстановки, в тиши ученых кабинетов и библиотек. Нам приходится работать наспех, урывать время минутами или получасами».

В создании теории советской уголовной политики и права в 1917—1921 гг. самое деятельное участие принимали руководящие работники юстиции, революционных трибуналов и ВЧК.

П. И. Стучка, М. Ю. Козловский, Д. И. Курский и их соратники по Народному комиссариату юстиции получили юридическое образование главным образом в Петербургском и Московском университетах. Их учеба часто прерывалась арестами в связи с революционной деятельностью. Они изучали науку уголовного права у Таганцева и Фойницкого в Петербурге, у Духоаского и Колоколова в Москве. Эти представители официальной университетской правовой науки были в большинстве реакционерами, любившими иногда щегольнуть умеренно-либеральной фразой. Это были, несомненно, выдающиеся представители русского направления классической школы уголовного права, склонные, однако, воспринять и некоторые идеи социологической школы (Фойницкий, Духовской). В русской группе Международного союза криминалистов они занимали крайне правое крыло, к чему их обязывало официальное положение не только профессоров университета, но и членов Государственного совета.

Совершенно очевидно, что обучавшиеся у ннх студенты, стоявшие на позициях марксизма, не могли не подходить критически к тем теоретическим положениям, которые преподносились им в университете, и их революционная марксистская закалка позволяла преодолевать узкие горизонты буржуазной правовой науки, осмысливать ее классовую сущность, ее антинародную направленность, ее глубоко реакционную природу.

После 1905 года в русскую уголовноправовую литературу стали проникать прогрессивные идеи, развивавшиеся передовой частью младшего поколения профессоров и доцентов университетов.

Они объявили себя представителями «социалистической школы уголовного права». И хотя эти идеи были далеки от подлинно научного социализма, заслугой их носителей было стремление вскрыть классовую сущность русского и зарубежного уголовного права, связать причины преступности в капиталистическом обществе с природой этого общества, разоблачать реакционную карательную политику царизма. Это направление, представленное именами М. Н. Гернета, Н. Н. Полянского и других, сыграло свою роль в критике царского уголовного права, хотя и не могло быть воспринято в своей положительной части юристами- коммунистами, так как было далеко от революционного марксизма.

В 19115—1921 гг. академическая наука уголовного права безмолвствовала. Одна часть русских криминалистов, «не приняв» Октябрьскую революцию и прельстившись постами министров у белогвардейцев, поспешила эмигрировать (Чубинский — к Скоропадскому, Набоков — к Деникину); эмигрировали и такие довольно известные криминалисты, как Гогель, Кузьмин-Караваев, Тимашев и некоторые другие. Другая часть русских криминалистов, хотя и осталась в Советской России, но в течение известного периода времени воздерживалась от активного участия в советском строительстве. Лишь немногие из них вскоре после революции включились в советское правовое строительство, но они были тогда еще далеки от понимания качественно новой природы советского права. Эти ученые продолжали мыслить старыми категориями, стремясь сблизить новое советское право с традиционными идеями классической школы (Жижилен- ко, Мокрипский, Немировский) или социологической школы уголовного права (Познышев, Люблинский, Полянский, Гернет). Им были чужды идеи диктатуры пролетариата, необходимость осуществления суровых мер подавления сопротивления классовых врагов пролетариата. Неудивительно поэтому, что их участие в советском правовом строительстве в те годы ограничивалось более или менее узкими рамками консультационной работы по отдельным вопросам уголовного законодательства. Что же касается преподавания уголовного права в университетах, то в 1918—1921 гг.

оно производилось в основном «по старинке». И именно поэтому на протяжении ряда лет делались попытки «связывать» советское уголовное право и уголовную политику с идеями той или иной буржуазной школы уголовного права, з особенности с теорией «опасного состояния и мер безопасности». Были попытки и прямой «рецепции» буржуазного права не только в 1917—1918, но и в 1920—

1921 гг.

2.

Выдающаяся роль їв развитии советского права, в том числе и права уголовного, принадлежит П. И. Стуч- ке, соратнику В. И. Ленина, одному из руководителей советской юстиции в течение длительного периода времени, крупнейшему теоретику права, автору (ЛЬльшого числа работ по советскому праву59.

Петр Иванович Стучка (1865—1932) — член партии с 1895 года. По окончании юридического факультета Петербургского университета занялся адвокатской деятельностью в Риге. В течение нескольких лет активно сотрудничал в латышской демократической газете «Ежедневный листок». К этому же времени относится начало его политической революционной деятельности в латышской социал-демократической организации. В 1906 году состоялась его первая встреча с В. И. Лениным. П. И. Стучка принимал активное участие в проведении Великой Октябрьской социалистической революции. В 1917—1918 гг. он дважды назначался народным комиссаром юстиции. Во время существования в тот период Советской Латвии он возглавлял Совет Народных Комиссаров Латвии. По возвращении в РСФСР возглавил Латышскую секцию Коминтерна. Был избран членом ВЦИК. С 1919 по 1922 год — заместитель народного комиссара юстиции РСФСР, а с 1923 года до конца своей жизни — председатель Верховного Суда РСФСР.

Наряду со своей большой практической деятельностью П. И. Стучка вел и научную работу в области теории советского права. Он был профессором Московского университета, первым директором Московского института советского права, которому позже было присвоено его имя, профессором Института красной профессуры, членом Совета Социалистической (позже —Коммунистической) Академии, руководителем секции общей теории права и государства этой Академии.

В историю создания и развития советского законодательства П.

И. Стучка вошел непреклонным борцом против буржуазного права и правоведения, автором первых проектов советских законов. Его практическая и научная деятельность сыграла важную роль и в становлении советской теории уголовной политики и уголовного права60.

П. И. Стучка еще в дореволюционное время посвятил ряд своих работ вопросам уголовного права, на которых необходимо остановиться. Эти статьи были опубликованы в 1890—1900 гг. на латышском языке в журналах и газетах, ставших большой библиографической редкостью. Как справедливо отметила Э. Стумбина, П. И. Стучка мало известен как «криминолог, исследователь причин, порождающих преступления и меры борьбы с ними». Между тем эти работы представляют научный интерес как одна из первых попыток рассмотрения проблем уголовного права и криминологии с марксистских позиций.

Отвергая буржуазные концепции причин преступности, критикуя теории уголовно-антропологической и уголовно-социологической школы, П. И. Стучка уже їв дореволюционные годы внес вклад в еще только намечавшую свои контуры марксистскую криминологию. Э. Стумбина справедливо отмечает, что он «впервые в латышской литературе дал четкое марксистское определение основной причины, порождающей преступность при капитализме». Представляет интерес положение, сформулированное П. И. Стучкой, о криминологии как науке. В 1906 году он писал: «...существо преступности и преступника нужно рассматривать в зависимости от состояния классовой борьбы, и только в зависимости от этого состояния и возможна история криминологии (науки о преступлении)».

В 1917—1921 гг. П. И. Стучка редко останавливался на вопросах криминологического порядка, но в последние годы жизни обращался к ним довольно часто. Пи- щущему эти строки посчастливилось неоднократно беседовать с П. И. Стучкой в 1929—1931 гг. по вопросам криминологии и уголовной статистики, и эти беседы, несомненно, во многом определили мои научные поиски в этой области в течение ряда последующих лет.

В первые же дни Великой Октябрьской социалистической революции перед Советским правительством встал вопрос относительно судьбы старого буржуазно-помещичьего права, относительно форм и мер борьбы с преступностью в условиях становления советского строя.

И П. И. Стучка активно включился в решение этого сложного, политически острого вопроса. Как справедливо отмечает Г. Я. Клява, «в трудах 1917—1920 гг. внимание П. И. Стучки было приковано к вопросам слома буржуазных судебных учреждений и создания новых, революционных, подлинно народных судов, замены старого, буржуазного права новым, революционным правом»61. На этом периоде деятельности П. И. Стучки необходимо здесь остановиться.

В начале января 1918 года П. И. Стучка писал: «Когда мы внесли декрет о суде, то в первую очерэдь нам был поставлен вопрос: а по каким законам будут судить революционные суды? Нас убеждали в том, что прежде всего необходимо создать новое революционное материальное право, как гражданское, так и уголовное, которым мог бы руководствоваться новый суд. А до тех пор? Судить в старом суде и по старым законам?». Споры по этим вопросам шли по двум взаимно исключающим друг друга линиям: одни считали, что следует пользоваться старыми законами, другие же по лагали, что революционному суду не нужны никакие законы.

Проект первого декрета о суде, вокруг которого велись споры, был составлен П. И. Стучкой совместно с М. Ю. Козловским. В этом проекте была отчетливо сформулирована точка зрения, опиравшаяся на идеи К. Маркса и В. И. Ленина о сломе старой государственной машины и старого права їв процессе проведения пролетарской революции. В вводной части проекта декрета было сказано: «Великая рабочая и крестьянская революция разрушила основы старого буржуазного порядка, покоящегося на эксплуатации труда капиталом, и вызывает необходимость коренной ломки старых юридических учреждений и институтов, старых сводов законов, приспособленных к отжившим общественным отношениям, и создания новых подлинно демократических учреждений и законов. Перед рабочим и крестьянским правительством встает неотложная творческая задача по созданию новых судов и по выработке новых законов, которые должны отразить в себе правосознание народных широких масс. Но уже в настоящий момент жизнь настоятельно требует уничтожения отжившего судебного, бюрократического и цензового, буржуазного аппарата и отмены действия сохранивших силу особенно ?ненавистных революционному правосознанию законов». Основываясь на этих исходных принципиально-политических положениях, проект предусматривал, что должны быть созданы совершенно новые революционные суды, которые в своей деятельности будут руководствоваться «не писаными законами свергнутых правительств, а декретами Совета Народных Комиссаров, революционной совестью и революционным правосознанием».

История декрета № 1 о суде достаточно полно освещена в нашей литературе62. Отметим лишь, чт,о формулировка, предложенная в проекте П. И. Стучки и М. Ю. Козловского, вызвала большие возражения «даже среди ближайших наших единомышленников», как отметил П. И. Стучка в статье «Пролетарская революция и суд».

Спор был решен в результате предложенной В. И. Лениным формулировки, согласно которой революционные суды могли применять старые законы, если они не отменены революцией и не противоречат революционной совести и революционному правосознанию. П. И. Стучка писал: «Эта мысль не моя, но я считаю ее настолько удачной, что берусь ее защищать от всяких критиков».

Хоггя предложенная П. И. Стучкой формулировка была несколько изменена, но сама идея необходимости слома, уничтожения старого буржуазного права и создания нового, советского, социалистического права, несомненно, восторжествовала, и в этом большая заслуга П. И. Стучки.

В статье «Старый и новый суд» П. И. Стучка глубоко обосновал свою позицию. Он констатировал активное! противодействие проведению в жизнь революционной ломки старого права со стороны всех антисоветских элементов, и в первую очередь со стороны старых чиновников судебного ведомства, судей и адвокатов. Он отметил, что «понятия буржуазной правды и справедливости переживают свои реальные основы и вносят начало путаницы в речи и действия верных в остальном революционеров. Вот почему в первый момент предложение ломки всего старого здания классового суда вызвало сомнение даже в головах весьма лево настроенных товарищей и как ни странно — главным образом в рядах теоретиков».

В такой, очень сложной политической обстановке П. И. Стучка сформулировал принципиальное положение о том, что «только на развалинах этого храма буржуазной справедливости нам удастся возвести здание социалистической справедливости». Он отбрасывал, как несостоятельные, возражения противников, чіто для этого необходимо создать новые кодексы, отвергал иллюзорные надежды на постепенное превращение старого суда в новый, революционный суд. «Революционное право не есть простая реформа старого порядка, а царско- буржуазный классовый суд не может простой переменой личного состава превратиться їв истинно народный, справедливый суд». Преобладающая часть старых судей, в том числе и мировых судей, отказалась работать с Советской властью. Среди юристов в то время было очень мало сторонников Советской власти. Опираясь на коренные положения марксизма, П. И. Стучка доказывал неприемлемость для пролетарской диктатуры использования старого права. Он обосновывал необходимость и неизбежность создания нового, пролетарского права, призывал к непримиримой борьбе со старой правовой идеологией.

Характеризуя обстановку правового строительства в тот короткий период, когда у руководства НКЮ РСФСР находились левые эсеры, П. И. Стучка писал: «Старые законы были «сожжены». И напрасно из уцелевших в этом пожарище обожженных листков некоторые из наших революционеров стали кроить «уложения русской революции», вместо того, чтобы творить действительно новые революционные законы... Но к сожалению, недостаточно сжечь эти вековые кодексы, чтобы их искоренить из памяти и обращения людей». Последовательно проводя мысль о недопустимости «рецепции» старого права, он писал їв апреле 1918 года: «В старом своде, как и в старом суде, мы в буквальном смысле камня на камне оставлять не можем. В этом строительстве, напротив, мы намерены использовать, насколько возможно, тот правотворческий материал, который нам ежедневно дает новый суд и вся текущая жизнь. Задача наших теоретиков, занимающихся этим строительством, нелегка, ибо их работа не имеет прецедентов и готовых образцов и вдобавок происходит в отсталых условиях российской действительности»1.

На всем протяжении своей политической и научной деятельности П. И. Стучка вел неуклонную борьбу с теми, кто пьнтался использовать правовые понятия и институты буржуазного права, придавая им словесную «советскую оболочку». По этому поводу он писал: «И особенно я желал бы, чтобы как во всех областях познания и сознания, так и в особенности в правовой области, мы не ограничивались «переименованием улиц» или «перелицовкой вывесок», а вплотную занялись основательной сломкой и переорганизацией. В особенности широко распространена у нас в правовых вопросах любимая фраза, что то или другое слово понимается в «советском» смысле, после чего повторяется не

\

что иное, как старое буржуазное толкование этого crto- са. Невольно мне при этом каждый раз вспоминается фраза из знаменитой сатиры английского ппсателя Диккенса «Записки клуба Пиквика», что между членами клуба «это слово понимается лишь в пиквикском смысле».

Понятие советского права — слишком серьезная вещь, чтобы так легкомысленно с ним обращаться, ибо это не более и не менее, как революционное право пролетариата в борьбе против контрреволюционного права буржуазии».

В годовщину принятия первого декрета о суде П. И. Стучка писал в «Правде» от 7 декабря 1918 г.: «Раз- Еенчапа фемида. Низложена и объявлена вне закона эта продажная богиня буржуазного правосудия. Из ее рук пролетариатом вырван жестокий меч, и ее фальшивые весы сданы в музей революции. А на костре горят ее законы и сенатские разъяснения». Эти слова были написаны тогда, когда уже был накоплен опыт борьбы с преступностью; когда ВЧК наносили один за другим удары по контрреволюции; когда отпала даже самая ограниченная возможность применения старых законов; когда начали вырисовываться контуры советской теории уголовной политики и уголовного права в статьях и речах работников юстиции и в первую очередь — П. И. Стучки.

По мере развития советского законодательства П. И. Стучка все чаще обращался к вопросу о кодификации советского законодательства.

Намечая контуры этой кодификации, П. И. Стучка относил к «кодексу пролетарского права» конституцию, социальное право, имущественное и трудовое право, международное право. В кодексе, по его мнению, должны содержаться и другие узаконения — «это технические инструкции, руководства, в которых обязательны лишь самые общие места». Сюда же он отнес и «примерную инструкцию об уголовных преступлениях и наказаниях, об отбывании наказания».

П. И. Стучка рассматривал уголовное право в качестве «вторичной» отрасли права, призванной охранять систему общественных отношений, установленных в Советском государстве. Эта мысль была им сформулирована в «Руководящих началах по уголовному праву

РСФСР», в составлении которых он принимал участие и редактором которых он был. По этому поводу он писал: «Когда перед нами, в коллегии Наркомюста, при редактировании руководящих начал по уголовному праву РСФСР (см. Собр. узак. 1919 г. № 66, ст. 590) предстала необходимость формулировать свое, так сказать «советское» понимание права, мы остановились на следующей формуле: «Право — это система (или порядок) общественных отношений, соответствующая интересам господствующего класса и охраняемая организованной силой его (т. е. этого класса)». Возможна, конечно, более совершенная формулировка понятия права. Как известно, такое определение права, данное П. И. Стучкой, неоднократно подвергалось критике. Но здесь важно подчеркнуть, что при создании «Руководящих начал по уголовному праву РСФСР» оно сыграло важную положительную роль.

П. И. Стучка отчетливо сформулировал то понимание уголовного права, которое он и М. Ю. Козловский внесли в «Руководящие начала»: «Уголовное право по нашему определению имеет своим содержанием правовые нормы и другие правовые меры, которыми система общественных отношений данного классового общества охраняется от нарушения («преступления») посредством так называемых мер социальной защиты. Никакой божьей кары, никакой личной или даже классовой мести, на которой основывалась в прежние времена эта отрасль права, наше мировоззрение не признает. Нашему уголовному праву чужды и понятия гуманности в буржуазном смысле, изобретающей одиночные заключения и уюнчен- ные средства пытки и истязания во имя человеколюбия. Из целей социальной меры защиты, как-то: лозмгздия, мести, перевоспитания человека и его исправления, в прошлом, мещански-филистерском смысле, остается лишь приспособление «преступника» к новой общественной жизни и разного вида воздействия на его и других «психологию» и т. д., а если все это не достигает результатов — его изоляция. Поэтому социальная мера защиты должна быть «целесообразна и лишена признаков мучительства и не должна причинять преступнику бесполезных и лишних страданий» (ст. 10). С исчезновением условий, в которых определенное деяние или лицо, его совершившее, представлялись опасными для данного строя, 'совершивший его не подвергается социальной мере защиты.

П. И. Стучка уделял внимание вопросам исправительного воздействия на преступников. Так, в выступлении на Втором Всероссийском съезде .комиссаров юстиции он специально остановился на вопросе о лишении свободы и его применении: «Революцией отменены уставы и о тюрьмах, и о ссыльных, отменены все старые деления по тяжести наказания на разные группы,— в,се это теперь потеряло силу. У нас теперь есть только одно— лишение свободы, и как лишение свободы это наказание всегда связано с обязательным трудом. Мы при этом подчеркиваем необходимость образования особых комиссий, которые имели бы в виду не то, какое преступление совершено, а какой это человек: если случайно впал в преступление, нужно возможно скорее перевести в какие-нибудь облегченные условия, если человек совершенно не годится, выделить его, изолировать от нашего общества, в некоторых случаях, можег быть, даже навсегда»63. Почти їв то же самое время П. И. Стучка, как народный комиссар юстиции и одновременно заведующий карательным отделом, издал циркуляр. Объявив о том, что главное управление мест заключения переименовано в карательный отдел НКЮ, он определил задачи этого отдела: «Наша цель — перелом не только в системе управления местами заключения, но и в самой постановке отбывания наказания». В центре внимания была поставлена задача организации «общественных работ заключенных, всех без исключения, кроме неспособных к труду. Трудовая жизнь обязательна для тюрьмы, но не по прежней системе»64.

Если попытаться суммировать взгляды П. И. Стучки по коренным вопросам уголовного права в 1918—1920 гг., то это, во-первых, постоянное и всестороннее подчеркивание классовой природы советского уголовного права; во-вторых, раскрытие принципиальной противоположности между советским и буржуазным уголовным правом; в-третьих, недопустимость перенесения в советское уголовное право принципов буржуазного уголовного пра ва; в-четвертых, отказ от мести и возмездия как цели наказания; в-пятых, отказ от буржуазного псевдогуманизма в борьбе с преступностью; в-шестых, признание важнейшей задачей советского уголовного права — приспособление преступника к новым условиям общественной жизни. В связи с последним положением представляет интерес решение П. И. Стучкой вопроса о мерах борьбы с уголовно-деклассированными элементами, доставшимися советскому обществу «по наследству» от капиталистического общества: «Я убежден, что по переходе к новому строю отпадет всякое основание к применению наказаний, но сейчас мы переживаем переходное время, и было бы крайне легкомысленно ждать чудесного, моментального исправления или излечения окончательно испорченных элементов «преступного мира» капиталистического общества. Было бы непростительно отказываться от серьезной борьбы с этими элементами, мотивируя свой отказ какими-либо лицемерно-гуманными (человеколюбивыми) фразами. Мы относимся трезво к этому наследию миновавшего строя и прекрасно понимаем, что они как были враждебны к отходящему в вечность обществу, так сейчас еще большую ненависть питают к грядущему строю трудовой жизни. Поэтому мы с искренней радостью освободим от наказания всех случайных нарушителей закона, но будем беспощадны ко всякому закоренелому любителю легкой наживы»1.

М. Ю. Козловский был первым юристом-коммунистом, выступившим в советской печати и на 'всероссийских съездах деятелей советской юстиции по вопросам теории советской уголовной политики и права, активным участником разработки ряда исторических уголовноправовых актов Советской власти, автором «Руководящих начал по уголовному праву РСФСР».

Профессиональный революционер-большевик, с большим подпольным стажем, видный деятель большевистских организаций Польши и Литвы, делегат ряда партийных съездов РСДРП, Мечислав Юльевич Козловский (1876—1927) — юрист по образованию, до революциии занимался адвокатской практикой по политическим процессам. Он принял активное участие в проведении

Великой Октябрьской социалистической революции, был председателем следственной комиссии, председателем Малого Совнаркома, членом коллегии НКЮ РСФСР. В статье П. И. Стучки, посвященной памяти М. Ю. Козловского, отмечалось: «Во время пребывания в Наркомюсте, сначала моим заместителем, затем членом коллегии в левоэсеровском и вновь в большевистском наркомате, т. Козловский показал себя выдержанным диалектиком в области теории и практики права». Далее П. И. Стучка, напомипая, что М. Ю. Козловский был автором «Руководящих начал по уголовному праву РСФСР», указывал: «Всякому, кто сколько-нибудь знаком с тем, что -внесла нового наша революция в область уголовного права, известно и колоссальное значение этих начал, легших в основу всей нашей уголовной политики. Он в этой работе остался тем же выдержанным революционным марксистом, каким он был в первые дни революции 1917 года, в дни Апрельских тезисов т. Ленина, в дни июльские и октябрьские». П. И. Стучка отметил характерную черту М. Ю. Козловского: «Владея словом и пером, он не любил выступать в печати. Он, будучи председателем Малого Совнаркома, получил достойную оценку со стороны Владимира Ильича за его точную и гибкую формулировку в области рсволюциои- июго законодательства. Но, несмотря на все уговоры, он не решался перейти на научную работу по праву».

Отметим здесь основные этапы работы М. Ю. Козловского в области создания советского уголовного права и уголовной политики.

Вместе с П. И. Стучкой он явился автором проекта первого декрета о суде, который с поправками, внесенными В. И. Лениным, был принят Советом Народных Комиссаров.

На первом Всероссийском съезде комиссаров юстиции, состоявшемся в апреле 1918 года, М. Ю. Козловский выступил с докладом по уголовному праву. Этот доклад не был опубликован, но есть основания предполагать, что он лег в основу его статьи «Пролетарская революция и уголовное право», помещенной в первом номере журнала «Пролетарская революция и право» за 1918 год.

Выполняя поручение коллегии НКЮ — создать «наказ» народным судам, в котором следует отразить «общие руководящие указания по вопросу о применении репрессий в настоящий переходный момент, а также по вопросу об определении преступности деяний, а также указание тех уголовных норм, которые содержатся в действующем декретном праве и в тарифах профессиональных организаций, дисциплинарных уставах и постановлениях местных органов»,— М. Ю. Козловский разработал проект, позже названный «Руководящими началами по уголовному праву РСФСР». Этот проект коллегия НКЮ после четырехкратного Постатейного обсуждения приняла и поручила П. И. Стучке окончательно отредактировать, подписать в качестве заместителя наркома юстиции и опубликовать, что и было сделано ^декабря 1919 г.

Весной 1920 года коллегия НКЮ дает М. Ю. Козловскому новое поручение — «внести на обсуждение коллегии в двухнедельный срок проект плана Уголовного кодекса, использовав имеющиеся материалы НКЮ». Представленный М. Ю. Козловским проект был рассмотрен коллегией 10 июня 1920 г., а 28 июня 1920 г. на III съезде деятелей советской юстиции М. Ю. Козловский сделал доклад, сформулировав принципиальные положения о советском Уголовном кодексе, одобренные съездом в специальной резолюции.

Таковы основные вехи активной, новаторской деятельности М. Ю. Козловского, проложившего пути создашия советской науки уголовной политики и уголовного права, основные идеи которой он развивал также в своих лекциях, прочитанных в 1919—1920 гг. в Свердловском университете65.

Первое выступление М. Ю. Козловского непосредственно по вопросам советского уголовного права и уголовной политики состоялось 23 апреля 1918 г. на первом всероссийском съезде губернских и областных комиссаров юстиции, где им был сделал доклад. В первом номере журнала «Пролетарская революция и право» за 1918 год была помещена статья М. Ю. Козловского под названием «Пролетарская революция и уголовное право», на содержании которой необходимо остановиться с большой подробностью, ибо в ней впервые' были сформулированы исходные положения теории советского уголовного права и уголовной политики, развивавшейся М. Ю. Козловским.

Подвергнув критике буржуазные теории права, М. 10. Козловский 'подчеркнул, что «мистические покровы и с этой священной буржуазной категории снял величайший пролетарский мыслитель, определивший место идеологическим «надстройкам». Маркс показал, что право есть общественное отношение, что оно вырастает из производственных отношений, ими создается, им соответствует, с ними видоизменяется, развивается, усложняется, с ними и умирает». Право рождается, отмечал М. Ю. Козловский, из непримиримого антагонизма классов, оно существует лишь в классовом обществе и отмирает в коммунистическом обществе. На примере Февральской революции в России М. Ю. Козловский показывал, что эта революция не могла привести к созданию такого права, которое соответствовало бы интересам трудящихся. Напоминая о фарсе с «отречением» Николая II и о попытке обоснования «непрерывности правового порядка», М. Ю. Козловский сделал вывод: «Лишь тогда, когда одерживает победу рабочий класс, когда большинство становится господствующим классом,— лишь тогда этой лицемерной игре в «легальный» процесс пра- іва нет места, не может быть места, ибо повергнут храм права — проклятый храм, храм насилия над ним, памятник его классового порабощения, его горя, его слез». Победивший пролетариат должен «ломать цепи права, чтобы кодексы «права», бросив в корзину, как ненужную ветошь, выковать в процессе борьбы новое пролетарское право для обуздания своих классовых врагов». Именно так и поступила Великая Октябрьская социалистическая революция: «Она превратила кодексы самодержавно-буржуазного права в макулатуру, разрушила храмы правосудия, прогнала жрецов права — сановных и чиновных служителей капитала и «свободных» приспешников его — адвокатов, драпирующих мерзость своих деяний ггогой жалкой величавости». В переходный период от капитализма к социализму в процессе социалистической революции создается «особое, невиданное нигде право, право не в подлинном его смысле (системы угнетения большинства меньшинством), а право пролетарское, которое все же право, о смысле средства подавления сопротивления меньшинства трудящимися клас- -сами». М. Ю. Козловский тут же отмечает, что «в эту эпоху — право не кодекс, не писаный свод законов; без всяких законов, без особых правил вооруженный народ борется со своими классовыми противниками». Заметим тут же, что эта формулировка почти дословно была включена несколько позже в введение к «Руководящим началам по уголовному праву РСФСР». Сильной и продуктивной стороной развитых М. Ю. Козловским положений явилось глубокое, последовательное разоблачение классовой, антинародной сущности буржуазного права и обоснование неизбежности и необходимости создания в процессе проведения социалистической революции нового права, отвечающего складывающимся новым социалистическим производственным отношениям.

Обращаясь непосредственно к проблемам уголовной политики и уголовного права, М. Ю. Козловский выступил против распространенной в буржуазной науке биологической трактовки преступления и основанного на ней утверждения о «вечности» преступления. Критикуя ?взгляды Менгера, М. 10. Козловский обоснованно говорил, что «по вопросу о преступлениях он упирается в мертвую точку: в основные инстинкты человеческой природы, которые, по его утверждению, исключают возможность в каком бы (то ни было строе общества исчезновения преступлений». Этому антинаучному взгляду М .Ю. Козловский противопоставил положение марксизма о природе и причинах преступности. «Для марксиста,— писал он,— всякое преступление — продукт непримиримости классовых анташиизмов. Анархия капиталистического производства, создающая неустойчивость отдельного существования и вызывающая в индивидууме борьбу за таковое, порождает эксцессы, крайности, преступления, вплоть до самых зверских. Эксплуатация ма,ос создает нужду, нищету, невежество, одичание, пороки. Никакая борьба с ними не может быть плодотворной настолько, чтобы устранить возможность их проявления. Они исчезнут лишь в более поздней фазе коммунистического строя, оставаясь при переходе к коммунизму їв качестве рудиментарного остатка от прошлого».

М. Ю. Козловский отдавал себе отчет в том, что искоренение преступности — длительный и сложный процесс, что преступления еще долгое время будут сущест вовать, пока, говоря словами Ф. Энгельса, человечество не перейдет из состояния необходимости в состоя'нйе свободы.

Характеризуя состояние преступности в начальный период существования Советского государства, М. Ю. Козловский отметил, что последнее получило «чрезвычайно богатое наследство преступности». В условиях нового строя появились и некоторые новые виды преступлений. М. Ю. Козловский в этой связи назвал тягчайшими преступления, посягающие на социалистическое производство, распределение труда и материальных благ. Он полагал, что в условиях переходного периода еще сохранятся преступления против имущественных прав «до тех пор, пока не исчезнет экономическое неравенство, чего следует ожидать лишь на высшей стадии технического развития в коммунистической фазе», Преступления против личности, по мнению М. Ю. Козловского, в переходный период должны будут совершаться все реже, сохраняясь до тех пор, «пока не исчезнут остатки капиталистического строя, породившего одичалость, озверение, грубость нравов, невежество, суеверия и т. п. прелести этого проклятого режима». Если в отношении общеуголовных преступлений М. Ю. Козловский стоял на более или менее реалистических позициях, то его прогноз в отношении контрреволюционных преступлений был ошибочным. Он полагал, что в условиях переходного периода «отпадут преступления так называемые политические (против политического строя), ибо они перестанут быть опасными: народу не страшны покушения отдельных лиц или их незначительных соединений, поскольку он одержал победу и закрепил новый строй». Если во время написания статьи (первая половина 1918 г.) еще не были достаточно ясны формы ожесточенного сопротивления враждебных советскому строю сил, то к тому времени, когда читатели журнала «Пролетарская революция и право» могли ознакомиться со статьей М. Ю. Козловского, это сопротивление вылилось в формы белого террора (покушение на жизнь В. И. Ленина), заговоров, восстаний и иных тягчайших антисоветских преступлений.

Исходя из необходимости организации систематической борьбы с преступностью, М. Ю. Козловский попытался сформулировать основные принципы советского уголовного права. Он выступил принципиальным противником наказания-возмездия и в то же время скептически относился к возможностям исправления преступника, которые представлялись ему «ничтожными». Он полагал, что «единственной целью налагаемой кары должна быть в соответствии с нашим взглядом на причины преступности — самозащита или охрана условий общежития от посягательств, и в этих видах власти придется действовать решительными хирургическими мерами, мерами террора и изоляции».

Отказ от наказания-возмездия и от наказания-исправления вытекал у М. Ю. Козловского из его общего подхода к личности преступника.

Преступник, полагал М. Ю. Козловский, не обладает ни «свободной волей, ни вообще «волей», он продукт социальной среды, и все его действия, все его побуждения от его и нашей воли не зависят». Эта мысль получает дальнейшее развитие: «Благо, приобретенное им от среды—.всегда заранее данное, которое будет предопределять равнодействующую движущих сил его переживаний».

Нетрудно убедиться, что в решении вопроса о свободе воли М. Ю. Козловский стоял на позициях механического материализма и не применял положения В. И. Ленина о соотношении детерминизма и ответственности. Исходя из отрицания свободы воли, он приходил к выводу, который сам по себе являлся правильным, но не основанным на этом отрицании, к выводу об отказе о г принципа возмездия, от применения к преступнику мучительных и жестоких наказаний. Из того же отрицания свободы воли М. Ю. Козловский приходил к отказу от пели исправления преступника. Нельзя не отметить, что этот вывод делался из учета тех методов «исправления» преступников, который принят в капиталистических тюрьмах, но не из складывающегося опыта советских исправительных учреждений. М. Ю. Козловский писал: «Сентиментальные способы перевоспитания,

практикуемые в некоторых заокеанских тюрьмах вроде усиленного питания, продолжительных прогулок, массажа, купания, гимнастики и т. п., могут вызвать у нас в лучшем случае улыбку». Это явно преувеличенная характеристика американской пенитенциарии, конечно, носила в статье случайный характер.

Итак, отвергая наказание-возмездие и наказание- исправление, М. Ю. Козловский видел їв наказании единственную цель — охрану Советского государства и общества: «Нашу работу в области карательной будет направлять не буржуазная лицемерная, индивидуальная гуманность, а классовый интерес непреклонного подавления посягательств паразитирующего меньшинства па условия общежития, соответствующие интересам трудящихся масс населения». По мере приближения советского общества к коммунизму, в силу все большего осуществления общих мер предупреждения преступлений, все более будет сокращаться преступность и сужаться область применения наказания, пока оно вообще не отомрет вместе с правом. Такова перспектива развития советского уголовного права, которую намечал М. Ю. Козловский, сформулированная им как «програм- ма-максимум». Но им была определена и «.программа- минимум» развития советского уголовного права.

М. Ю. Козловский отрицательно относился к идее немедленного создания уголовного кодекса, что было бы, с его точки зрения, созданием более или менее утопической системы. Нужно предоставить революционным массам возможности широкого правотворчества и обобщать этот опыт. «Вооруженный народ во время революции сам управляет. У 'него нет шаблонов и не может быть кодекса особых правил. Без них он и справляется. Но, победив буржуазию и упрочив свое господство, рабочий класс должен выработать на время, до полного уничтожения неравенства, особые нормы права для охраны и защиты социалистического производства, распределения труда и материальных благ». Нетрудно заметить в этих словах многое из того, что через полтора года будет воспроизведено их автором в «Руководящих началах по уголовному праву РСФСР».

Будучи противником немедленной кодификации уголовного законодательства, считая, что это был бы «напрасный труд», М. Ю. Козловский считал, что в области правового строительства задача Советской власти состоит главным образом ч руководстве массами и в их инструктировании. Но, относясь отрицательно к идее кодификации уголовного законодательства, М. Ю. Козловский все же в рассматриваемой статье сделал попытку некоторой систематизации Особенной части уго ловного права. На первое место он постаївил «нарушение экономического порядка, равенства труда и равенства дележа продуктов». Он считал, что посягательство на социалистическое производство, эксплуатацию труда сверх допускаемой нормы, нарушения правил распределения, лень, праздность — «тягчайшие преступления». За ними следуют имущественные преступления и, наконец, преступления против личности.

Мы обращаемся к «Руководящим началам по уголовному праву РСФСР», автором которых был М. Ю. Козловский и которые идейно неразрывно связаны с теми положениями, которые были им развиты в рассмотренной статье.

В апреле 1919 года коллегия НКЮ приняла решение о разработке «наказа» для народных судов, в котором были бы сформулированы общие руководящие указания по уголовному праву. Подготовка этого документа была поручена М. Ю. Козловскому, и его проект, детально рассмотренный коллегией и отредактированный П. И. Стучкой как заместителем народного комиссара юстиции, был опубликован в «Собрании узаконений» 12 декабря 1919 г.

В «Введении» были сформулированы общие принципиальные положения об отношении пролетариата к буржуазному праву, о содержании и форме пролетарского права, об общих задачах уголовного права. Соло,отавление текста «Руководящих начал» со статьей М. Ю. Козловского, рассмотренной выше, свидетельствует, что «Руководящие начала» восприняли основные положения этой статьи.

В первом разделе «введения» говорится: «Пролетариат, завоевавший в Октябрьскую революцию власть, сломал буржуазный государственный аппарат, служивший целям угнетения рабочих масс, со всеми его органами, армией, полицией, судом и церковью. Само собой разумеется, что та же участь постигла и все кодексы буржуазных законов, .все буржуазное право как систему норм (правил, формул), организованной силой поддержавших равновесие интересов общественных классов в угоду господствующим классам (буржуазии и помещикам). Как пролетариат не мог просто приспособить готовую буржуазную государственную машину для своих целей, а должен был, превратив ее в обломки, создать свой государственный аппарат, так и не мог он приспособить для своих целей и буржуазные кодексы пережитой эпохи н должен был сдать их в архив истории».

«Руководящие начала» совершенно ясно проводили мысль о невозможности «приспособить» буржуазное уголовное право к интересам и нуждам социалистического государства. Тем самым они полностью отвергали «теорию», которая исходила из возможности простого приспособления буржуазного права к нуждам Советского государства.

«Руководящие начала» ярко охарактеризовали путь рождения и развития советского уголовного права: «Без особых правил, без кодексов вооруженный народ справлялся и справляется со своими угнетателями. В процессе борьбы со своими классовыми врагами пролетариат применяет те или другие методы насилия, но применяет их на первых порах без особой системы, от случая к случаю, неорганизованно. Опыт борьбы, однако, приучает его к мерам общим, приводит к системе, рождает новое право. Почти два года этой борьбы дают уже возможность подвести итоги конкретному проявлению пролетарского права, сделать из него выводы и необходимые обобщения». Обрисовав тот путь, который проделало советское уголовное право за первые два года существования Советского государства, «Руководящие начала» все же не отразили роль и значение декретов Советской власти, которые к концу 1919 года уже содержали не только общие призывы к борьбе с наиболее опасными преступлениями, но и вполне конкретные указания о мерах борьбы с теми или иными видами преступлений.

В заключительной части «введение» определяет задачи советского уголовного права: «В интересах экономии сил, согласования и централизации разрозненных действий пролетариат должен выработать правила обуздания своих классовых врагов, создать метод борьбы со своими врагами и научиться им владеть. И прежде всего это должно относиться к уголовному праву, которое имеет своей задачей борьбу с нарушителями складывающихся новых условий общежития в переходный период диктатуры пролетариата. Только окончательно сломив сопротивление повергнутых буржуазных и про-

Межуточных классов и осуществив коммунистический строй, пролетариат уничтожит и государство, как организацию насилия, и право, как функцию государства». Как видно из приведенной выдержки, «Руководящие качала», определяя цели советского уголовного права, сконцентрировали все внимание на исключительно важной и для 1919 года особенно актуальной задаче — подавления сопротивления врагов советского строя. Видимо, поэтому в них не нашла отражения другая задача, которую В. И. Ленин считал не менее важной,— задача принудительного воспитания к дисциплине неустойчивых элементов из среды трудящихся. В введении к «Руководящим началам» не получила отражения задача исправления и перевоспитания преступников путем применения к ним соответствующих мер наказания. Однако в самом тексте «Руководящих начал», в частности в ст. 25, содержится — впервые в истории уголовного права— широкий и разнообразный перечень принудительно-воспитательных мер, которые суд вправе применить к преступникам, совершившим менее опасные преступления. Таким образом, между введением и текстом «Руководящих начал» отмечается некоторое расхождение.

Не ставя своей целью рассмотрение здесь со всей подробностью содержания «Руководящих начал», отметим лишь некоторые, наиболее характерные их черты. Следует отметить, что в них впервые содержится материальное определение понятия преступления, данное с марксистских позиций и связанное с тем пониманием права вообще и уголовного права в частности, которое было сформулировано П. И. Стучкой совместно с М. Ю. Козловским. Основная идея, заложенная їв определение понятия преступления «Руководящими началами», проходит красной нитью через все, включая и действующее, советское уголовное законодательство.

Хотя «Руководящие начала» в решении вопроса о вине стояли на неправильной в теоретическом отношении позиции и эта позиция в течение ряда лет была распространена ,в советской уголовноправовой литературе, тем не менее там были отчетливо сформулироваиы основные институты советского уголовного права. С особой подробностью в них были разработаны условия и порядок индивидуализации ответственности и наказа ния. Многие определения, впервые сформулированные в «Руководящих началах», вошли затем в последующее советское уголовное законодательство, начиная с УК 1922

года и кончая «Основами» 1958 года.

Оценивая роль «Руководящих начал» в истории советского уголовного права как первого этагса становления социалистического уголовного права, следует, несомненно, отдать должное его составителю — М. Ю. Козловскому и тем, чья коллективная мысль помогла найти соответствующую редакцию этого исторического документа, в особенности же П. И. Стучке и Д. И. Курскому.

В течение 1920 года НКЮ занимался разработкой вопроса о создании первого советского Уголовного кодекса, и в этой работе должна быть особо отмечена деятельность М. Ю. Козловского. В июне 1920 года состоялся третий всероссийский съезд деятелей советской юстиции, на котором М. Ю. Козловский сделал доклад о проекте Уголовного кодекса.

М. Ю. Козловский отметил, что среди некоторых ра- ботникоів юстиции распространено мнение о нецелесообразности создания такого кодекса. Среди работников революционных трибуналов господствовало мнение, что пролетарскому праву вообще чужда сама идея создания точно фиксированного уголовного законодательства с заранее определенными диспозициями и в особенности с заранее определенными санкциями. Но коллегия НКЮ, подчеркнул докладчик, решает положительно вопрос о создании Уголовного кодекса: «Мы исходим из того положения, что если мы существовали до сих пор без кодекса, то «е потому, что были противниками кодекса, а потому, что не было возможности создать его, и никто не сомневается в необходимости его создания. Дело в том, что Октябрьская революция, которая отменила все законы прежнего правительства, отменила, конечно, и Уголовный кодекс. Однако, практика, товарищи, показала, что сплошь и рядом делаются на местах ссылки на отмененные законы; хотя это и неправильно, но это явление указывает на то, что кодекс в сознании живет и действует. И несомненно, что кодекс должен иметь место. Мы должны его принять, потому что мы не можем стоять на той точке зрения, что каждый районный совнарсуд решает тот или иной вопрос о тех или других преступлениях, .по-своему реагирует на них»66.

М. Ю. Козловский высказал ряд важных положений 0

природе советского уголовного права и предложил проект схемы (системы) Особенной части Уголовного кодекса.

«Областьуголовного права, — сказал он, — в сущности это такая область, 'В которой революция произвела разрушения меньше, чем в других областях. Поскольку мы сохранили прежние отношения и живем в классовом обществе, постольку существует целый ряд преступлений, и они, следовательно, должны бьґть предусмотрены кодексом, даже не видоизмененными». По-видимому, докладчик имел здесь в виду такие общеуголовные преступления, как кража, убийство и т. д. Оговорив, что революция полностью исключила понятия так называемых религиозных преступлений, М. Ю. Козловский назвал те виды преступлений, с которыми Советской власти приходится вести борьбу, — преступления государственные, должностные, имущественные и т. д. Но он указал и на совершенно новые виды преступлений, которые направлены против советской организации производства и распределения, против национализации промышленности, капитала, земли, — они образуют совершенно новый раздел Особенной части советского Уголовного кодекса. Далее М. Ю. Козловский сделал несколько неожиданный вывод, противоречащий его основным положениям: «Я хочу сказать, что собственно изменений кардинальных, революционных в области кодекса не произойдет. В сущности говоря, можно было бы, пожалуй, старый кодекс почистить и оставить в силе». Однако он вовсе не отстаивал это положение, не развил его, а, наоборот, политически и юридически обосновал необходимость создания подлинно советского, социалистического уголовного кодекса. По этому поводу он сказал: «Нам казалось более целесообразным дать такую структуру и такой план, чтобы он выпукло и наглядно обнаружил те новые отношения, которые новый закон будет защищать. Ведь, собственно говоря, что такое уголовный закон? Это мера или норма, которая охраняет определенные имущественные, экономические отношения, и так как эти экономические отношения изменились, то ясно, что произошли изменения в кодексе, охраняющем эти отношения, и желательно эти отношения сделать более выпуклыми, показать то, что раньше лицемерно скрывалось буржуазным правом, показать, что задача уголовного закона заключается просто в том, чтобы охранять в интересах господствующего класса — пролетариата, в интересах его диктатуры определенно сложившиеся и складывающиеся в процессе революции отношения».

М. Ю. Козловский изложил утвержденную коллегией НКЮ «схему» Особенной части проекта Уголовного кодекса. Она состояла из следующих разделов:

1. Преступления против Советской республики. 2. Преступления против организации производства и потребления. 3. Преступления против правильного функционирования государственных органов. 4. Должностные преступления. 5. Преступления против жизни и здоровья. 6. Преступления против порядка пользования (имущественные преступления).

Доклад М. Ю. Козловского вызвал оживленные прения. Большинство выступавших делегатов съезда поддержали предложение НКЮ о подготовке проекта УК, хотя и отмстили недостаточность представленных на обсуждение материалов,'поскольку они касались фактически лишь схемы Особенной части будущего кодекса.

По докладу М. Ю. Козловского третий всероссийский съезд деятелей .советской юстиции принял следующую резолюцию: «Съезд признает необходимость классификации уголовных норм, приветствует работу в этом направлении НКЮ и принимает за основу предложенную схему классификации деяний по проекту нового Уголовного кодекса, не предрешая вопроса об установлении кодексом карательных санкций».

Деятельность М. Ю. Козловского в области разработки коренных проблем советской уголовной политики, уголовного права и строительства советской системы правосудия происходила в период с начала Великой Октябрьской социалистической революции и до конца периода иностранной военной интервенции и гражданской войны. Его имя неразрывно связано с такими правовыми актами, как первый (и последующие) декрет о суде, «Руководящие начала по уголовному праву

РСФСР», первыми попытками создания проекта первого советского Уголовного кодекса. М. Ю. Козловский вошел в историю советской уголовной политики и уголовного права как автор первого в советской правовой литературе исследования коренных проблем борьбы с преступностью, первой попытки преломить основные положения учения К. Маркса и В. И. Ленина о государстве и праіве в области уголовного права.

Когда речь идет об истории советской уголовной политики и уголовного права, то прежде всего должно быть упомянуто имя М. Ю. Козловского, который вместе со своими соратниками— П. И. Стучкой п Д. И. Курским заложил первые ее основы.

В создании основ и развитии теории советской уголовной политики и права выдающаяся роль принадлежит Д. И. Курскому.

Дмитрий Иванович Курский (1874—1932)67 учился в 1896—1900 гг. на юридическом факультете Московского' университета. Получив золотую медаль, он должен был остаться при университете для подготовки к научной деятельности. Но препятствием к этому послужили его участие в революционном движении и арест. Он вступил в московскую адвокатуру. С 1904 года Д. И. Курский — член РСДРП, сотрудник большевистских газет. Был участником московского вооруженного восстания 1905 года. За участие в революционном движении вновь был арестован в 1909 году. В октябрьские дни 1917 года, находясь в Одессе, был избран членом Одеоского ревкома.

Назначенный в 1918 году народным комиссаром юстиции, руководил органами юстиции до 1928 года. Во время гражданской войны и иностранной военной интервенции партия направила Д. И. Курского на военную работу в качестве комиссара Главного полевого штаба и члена Революционного военного совета Республики. После окончания войны он продолжил работу в НКЮ. Одновременно с практической деятельностью по организации органов советского правосудия и по разработке советского законодательства Д. И. Курский ведет большую научную работу. Он был одно (время директором Института советского права, редактором ряда юридических изданий и автором теоретических работ по вопросам права, в особенности уголовного права. Д. И. Курский избирался членом ЦКК, членом Президиума В ЦИК и ЦИК СССР.

Необходимо подчеркнуть, что Д. И. Курский работал под непосредственным руководством В. И. Ленина, который давал ему указания по законопроектам, вносил СБОИ коррективы в них.

Д. И. Курский был активным участником всероссийских съездов деятелей советской юстиции, начиная с первого съезда; он был докладчиком на сессии ВЦИК по проекту первого советского Уголовного кодекса. При его участии составлялись и принимались важнейшие правовые акты Советского государства. В ряде статей и докладов Д. И. Курский сформулировал исходные положения советской уголовной политики и уголовного права68.

На первом всероссийском съезде губернских и областных комиссаров юстиции, состоявшемся в апреле 1918 года, Д. И. Курский сделал доклад об «Основах революционного суда». В этом докладе была дана общая политическая и правовая характеристика советско- ко суда.

На втором всероссийском съезде комиссаров юстиции Д. И. Курский остановился на общих принципах советского права в связи с принятием и осуществлением на практике первого декрета о суде. Он отметил, что этот декрет реализовал идеи К. Маркса и В. И. Ленина о сломе старого строя и старого права в процессе проїве- дения социалистической революции. «Декрет № 1, как вам известно, делал попытку использовать по крайней мере технический аппарат старого суда на местах. Но вам известно также, что и этот технический аппарат з значительной степени или даже почти повсюду не пришлось использовать. Таким образом, пережитый нами момент революции свелся в окончательном итоге к ломке старого и притом к ломке старого без остатка, л нам пришлось творить все на местах и в центре буквально с азов... Может быть, в этом и будет наша победа, что мы сломали все без остатка, потому что когда на местах стали пробовать использовать старые силы при создании народных окружных судов, картина получилась в значительной степени удручающая, потому что старые технические силы, которые постарались привлечь на местах из пиетета к юриспруденции,— эти старые силы оказались совершенно непригодными для нового дела»1.

Д. И. Курский не ограничился вопросами строительства советского суда, а остановился и на вопросах уголовного права — на процессе развития принципов советского уголовного законодательства. «Если раньше декрет разрешал вопрос просто, если он говорил таким образом: применяйте старые уголовные законы, если они не противоречат революционному правосознанию, не противоречат социалистическому правосознанию, то теперь перед нами стала определенная задача—этого требовала жизнь — нормировать ряд явлений в области уголовного права, определить и точно зафиксировать те явления в области уголовной, которые подтачивают и могут свести на нет тог колоссальный сдвиг, который произвела пролетарская революция». Докладчик отметил, что разработка вопросов уголовного права в НКЮ началась с решения отдельных, конкретных вопросов, связанных с нормированием борьбы с некоторыми видами преступлений,— в первую очередь со взяточничеством и спекуляцией. Д. И. Курский имел здесь в виду подготовку в НКЮ проектов и декретов о взяточничестве (принят СНК 8 мая 1918 г.) и о спекуляции (принят СНК 22 июля 1918 г., т. е. уже после окончания

III съезда деятелей юстиции, но проект был составлен раньше). Эти декреты содержали четко сформулированные составы преступлений, основания уголовной ответственности и конкретные меры наказания. В процессе подготовки различных законопроектов в НКЮ уже в середине 1918 года возникла идея систематизации советского уголовного законодательства.

Необходимо констатировать, что уже в середине 1918 года у руководителей НКЮ РСФСР возникла идея о необходимости подготовки проекта советского Уголовного кодекса или по крайней мере о систематизации уголовноправовых декретов. По этому поводу Д. И. Курский сказал: «Мы здесь, в центре, уже выходим из той стадии, когда мы говорим вам — работникам на местах: мы сломали старые суды, создавайте народные суды, и пусть они решают дела, руководствуясь своей революционной совестью. Для нас в центре стало ясно, что необходимо создать нормы этим судам. Пусть они будут абсолютно свободны в том отношении, что будут смягчать наказания, насколько они находят это нужным, будут освобождать от наказания, если считают, что этот человек невинен, будут миловать, если этот человек— случайный преступник,— пусть это будет, но нужно, чтобы они фиксировали свое внимание на тех явлениях, которые подтачивают и могут погубить великое дело, совершенное российским пролетариатом».

Публикуя «Отчет отдела судоустройства Народного комиссариата юстиции за апрель — июнь 1918 г.», Д. И. Курский охарактеризовал созданные первым декретом

о суде «самые общие основания пролетарской юридической надстройки». Он привел и некоторые статистические данные о деятельности народных судов и революционных трибуналов. Он обратил внимание на то, что практика сразу столкнулась с явным противоречием между нормами Уголовного уложения, которое первоначально еще применялось некоторыми судами и революционным правосознанием. Это противоречие состояло в том, что Уложение «по-аптекарски, скрупулезно отмеряло дозы возмездия за тс или иные деяния», а революционное правосознание подсказывало суду совершенно иной подход: «Суд свободен в выборе наказания в зависимости от обстоятельств дела, и сказать заранее, что подсудимому угрожает лишение свободы свыше двух лег, возможно в лучшем случае только относительно таких деяний, как умышленное убийство, разбой, бандитизм».

В речи на заседании ВЦИК в ноябре 1918 года Д. И. Курский вновь осветил вопрос о праве суда в определении мер наказания: «Народный суд не стеснен в выборе мер наказания, но необходимо прибавить то положение, которого не находим в декрете № 2: если в соответствующем декрете установлено наказание не ниже известной нормы, суд вправе уменьшить наказание только при условии, если он мотивирует основания смягчения приговора».

Из приведенных высказываний Д. И. Курского, относящихся по преимуществу к первой половине 1918 года, ЇЗИДНО, что в первой половине 1918 года в коллегии НКЮ складывалось мнение о необходимости немедленной систематизации советского уголовного законодательства и даже о подготовке его кодификации. Более того, были уже предприняты некоторые шаги в этом отношении. Но во втором полугодии 1918 года резко изменилось внутреннее и внешнее положение Советского государства. Достаточно отметить, что второй всероссийский съезд комиссаров юстиции закончил свою работу в тот самый день — 6 июля 1918 г., когда произошел левоэсеровский мятеж, когда начали проявляться и иные формы внутренней контрреволюции и начиналась иностранная военная интервенция. Такая обстановка отнюдь но способствовала работам по кодификации уголовного законодательства, которая фактически тогда и не была осуществлена.

Большую роль в развитии теории советского уголовного права сыграла статья Д. И. Курского «Новое уголовное право». Ее ценность состоит не только в тех теоретических положениях, которые были в ней сформулированы, но и в тех глубоких обобщениях судебной и законодательной практики, которые сделал Д. И. Курский.

Характеризуя исторические изменения в Советской России после октября 1917 года, Д. И. Курский констатировал, что «изменилась не только юридическая надстройка», изменились не только состав суда, процессуальные правила, материальные нормы,— произошел глубокий переворот в самом правотворчестве, повседневном, текучем, так как появился новый источник этого творчества. Таким источником явился созданный пролетарской революцией народный суд»1. Раскрывая содержание нового уголовного законодательства, Д. И. Курский разработал путем обобщения материалов практики советского законодательства схему Особенной части этого законодательства. Приведем ее в более сжатом, чем в статье, виде: 1. Преступления против жизни. 2. Преступления против Рабоче-крестьянского правительства. 3. Нарушение обязанности военной службы. 4. Нарушение постановлений, регулирующих производство. 5. Нарушение порядка снабжения населения продуктами. 6. Имущественные правонарушения. 7. Нарушение постановлений о налогах. 8. Нарушение постановлений о частной торговле и кредите. 9. Нарушение постановлений об охране научных и художественных ценностей. Разрабатывая эту схему, Д. И. Курский сделал около 50 ссылок на декреты, содержащие уголовноправовые нормы. В схеме почти нет ссылок на общеуголовные преступления, так как в тот период советский законодатель обоснованно исходил из того, что в борьбе с ними народные судьи, опираясь на свое социалистическое правосознание, сумеют решить вопрос о наказании виновных без особых указаний в декретах. Жизнь показала правильность такого подхода к подобного рода преступлениям.

Следует отметить, что составленная Д. И. Курским схема Особенной части уголовного законодательства была использована позже, когда НКЮ приступил к подготовке системы проекта Уголовного кодекса.

Возвращаясь к рассматриваемой статье, отметим, что Д. И. Курский на основе изучения законодательства и судебной практики сделал ряд важных обобщений. Он признавал одной из особенностей декретов то, что в них, как правило, содержится лишь указание на ответственность «по всей строгости революционных законов» и значительно реже устанавливается минимум или максимум наказания, которое вправе применять суды. Он раскрыл и принципиальное отличие советского уголовного права от права дореволюционного. «Перечень уголов ных Норм действующего права показывает, что преступление и наказание >в новом праве получили крайне своеобразную постановку, совсем отличную от той, которую знали прежние буржуазные кодексы. Всевозможного рода уложения и уставы о наказаниях, во-первых, всегда точно определяли «состав преступления», его основные признаки и стремились дать исчерпывающий перечень запрещенных деяний, во-вторых, они всегда скрупулезно точно определяли меру наказания». Советское уголовное право в известный период его развития совершенно иначе решает вопрос об определении диспозиций и санкций. «Декреты фиксируют внимание народного суда на тех или иных деяниях, которые являются в настоящий переходный момент наиболее дезорганизующими, наиболее опасными, и дают лишь самые общие указания, часто лишь называют деяние, предоставляя народному суду всю индивидуализацию не только отдельных случаев преступлений, но и определение того, какое деяние требует уголовной репрессии и, следовательно, является преступным. Так, например, наиболее распространенное и їв настоящий переходный момент ломки всех имущественных отношений преступление против имущественных прав — кража — в действующем праве совершенно не регламентировано. И как раз в этой области для народного суда является бесспорным самая наличность в этом деянии признаков дезорганизации слагающихся новых социальных отношений, т. е. преступности деяния, о чем свидетельствует прежде всего самое количество привлечений к суду за это преступление. В особенности характерным является реагирование народного суда на это преступление, т. е. меры налагаемого на него наказания».

Эти положения Д. И. Курский подкрепил анализом данных уголовной статистики московских народных судов. Из 44 899 уголовных дел, возникших в московских народных судах во второй половине 1918 года, значительная часть приходится на дела о преступлениях, которые не были непосредственно предусмотрены в декретах (кража, мошенничество, растрата, преступления против личности — около 27 тыс.). Приводимые в статье статистические данные свидетельствуют о большой индивидуализации репрессии: 21,5% осужденных были приговорены к лишению свободы, 56,9%—к штрафу, 4,2%—к общественному порицанию, 1,1%—к общественным работам, 15,2%—были осуждены условно и 1,1%—ко всем иным видам наказания. «Не стесненные в определении и самого преступления, и налагаемого ими наказания, народные суды становятся на защиту путем суровой репрессии прежде всего слагающегося нового общественного строя, всячески смягчая репрессию против наследия прежнего имущественного неравенства, а в отдельных приговорах выдвигают совершенно своеобразные моменты такой репрессии: признавая, например, виновным в убийстве в состоянии запальчивости и раздражения, народный суд принимает во внимание, что роковое сцепление обстоятельств в жизни подсудимого не повторится ввиду его возраста, а потому опасным для общества подсудимый не может быть признан, и на этом основании ограничивает репрессию временной, на шесть месяцев, изоляцией подсудимого Б трудовой обстановке».

В заключении статьи Д. И. Курский сделал общий политический вывод о том, что «пролетариат не ошибся, дав в руки своего суда такое мощное оружие, как свобода правотворчества». Он призвал ученых-юристов «наметить общие основы нового уголовного права, фиксировать внимание народного суда на этих основах, не нарушая свободы правотворчества самого суда». По существу эта задача в значительной мере была выполнена самим Д. И. Курским как в этой, так и в ряде других статей и речей.

В статье «Пролетарское право» (1919 г.) Д. И. Курский подвел общие итоги развития советского права за два года. Он отметил, что в процессе проведения Великой Октябрьской социалистической революции пролетариат сломал буржуазный государственный аппарат со всеми его органами, разрушил основные институты буржуазного права. «На месте сметенного в мусорную корзину истории буржуазного права пролетариат стал строить новое здание революционного права и в первые же дни Советской власти заложил прочные и незыблемые основы, крепкий железобетонный фундамент для новой юридической надстройки». Подводя итоги двухлетнего процесса развития советского права, которое ои называл «пролетарским коммунистическим правом», Д. И. Курский пришел к выводу, что за этот период были созданы основы советской правовой системы, которая должна получить свое дальнейшее развитие во всех областях социальной жизни.

В статье Д. И. Курский подверг критике попытки перенести на советскую почву идеи буржуазного права. Он напоминал о том периоде, когда во главе НКЮ стояли левые эсеры и еще не были изжиты «иллюзии буржуазной демократии». Он подчеркнул, что «левые эсеры тяготели к буржуазным и мелкобуржуазным предрассудкам и пытались сочетать противоестественным браком пролетарскую демократию с буржуазной демократией». Данное замечание Д. И. Курского имело большое принципиальное и политическое значение, так как и в последующие годы не раз предпринимались попытки отдельных ученых и практиков к перенесению в советское право тех или иных идей буржуазного права.

Выступая на третьем всероссийском съезде деятелей советской юстиции по докладу М. Ю. Козловского «Об уголовном кодексе», Д. И. Курский сделал несколько существенных замечаний, связанных с внесенной на обсуждение схемой Особенной части Уголовного кодекса. «Мы не имеем в виду дать точную дефиницию преступлений, так как мы имеем определенный опыт, и он показывает, что основную дефиницию мы не употребляем, а только называем известные деяния и вкладываем в них содержание, и заранее можно сказать, что такой дефиниции, как в буржуазном кодексе, у нас не будет, но мы можем дать нечто иное — мы можем дать несколько общих признаков, которые помогут разобраться. Я обращаю внимание на то, что тов. Козловским заимствуется из старого кодекса; если вы возьмете область пережитков известных уголовных деяний, которую мы имеем в івиде имущественных преступлений, то увидите, что схема сконструировала их не как покушение на право собственности; исходят при этом из основного положения, что в настоящее время распорядителем является государство в целом, и вопрос соответственно и ставится.

Поэтому я думаю, что в общем эта схема намечает правильный путь, по которому должно идти уголовное право. Что касается санкции, то я должен указать на то «Положение о нарсуде», которое мы приняли: мы только углубили «Положение», когда приняли статью, что народный суд обязуется точно указать статью декрета.

Опыт показал, что правосознание, поскольку оно проявляется в законодательных формах, определенно выдвигает следующее положение: устанавливается минимум наказания, а максимум не устанавливается. Обычная санкция — лишение свободы не ниже известного срока. И это все чаще и чаще вы видите в декретах».

Изучение работ Д. И. Курского по вопросам уголовной политики п уголовного права показывает их большое значение не только для практики советского законодательства и судебной практики, но и для теоретического осмысливания широкого круга вопросов борьбы с преступностью. По мере развития и укрепления Советского государства, <по мере утверждения социалистической законности все более настойчивыми становятся мысли Д. И. Курского о необходимости систематизации и кодификации уголовного законодательства, об определении хотя бы в общей форме составов преступлений («Дефиниций»), об установлении в санкциях законов минимума или максимума наказания, с сохранением за судом широкого простора в выборе наказания. Условия гражданской войны и иностранной военной интервенции вносили свою специфику и в законодательство, и в судебную практику. Не следует упускать из виду, что в период военного коммунизма пути дальнейшего развития социалистического строительства многим не были еще достаточно ясны, и нередко временное, обусловленное чрезвычайными обстоятельствами, принималось за основную тенденцию развития советского права. Не избежал этого, по-видимому, и Д. И. Курский, который в те годы принимал черты уголовного права данного периода за черты, вообще присущие советскому праву. Но вскоре, в условиях перехода к новой экономической политике, существенных изменений в формах классовой борьбы, дальнейшего укрепления социалистической законности Д. И. Курский отказался от указанных ошибочных положений и его участие в создании первого советского Уголовного кодекса явилось ценным вкладом в развитие советского законодательства и в советское уголовное право и уголовную политику.

<< | >>
Источник: А. А. ГЕРЦЕНЗОН. УГОЛОВНОЕ ПРАВО И СОЦИОЛОГИЯ. (Проблемы социологии уголовного права и уголовной политики). 1970

Еще по теме § 2. Руководители советской юстиции о теоретических основах советской уголовной политики и уголовного права:

  1. § 4. Становление основ большевистского права
  2. 2.5. Правовые акты управления в российском административном праве: понятие и юридический режим действия
  3. ДОКТРИНАЛЬНОЕ ОБОСНОВАНИЕ НАУЧНО-ПРАВОВОГО НАПРАВЛЕНИЯ «ЮВЕНАЛЬНАЯ ЮСТИЦИЯ» И УЧЕБНОЙ ДИСЦИПЛИНЫ «ОСНОВЫ ЮВЕНАЛЬНОЙ ЮСТИЦИИ»
  4. § 1. Исторические предпосылки создания советской уголовной политики и уголовного права
  5. § 2. Руководители советской юстиции о теоретических основах советской уголовной политики и уголовного права
  6. § 3. Руководители ВЧК и революционных трибуналов о теоретических основах советской уголовной политики и права
  7. Кораблева М. С. ЗАЩИТА ГРАЖДАНСКИХ ПРАВ: НОВЫЕ АСПЕКТЫ
  8. 3. Возмещение вреда, причиненного источником повышенной опасности, а также в состоянии необходимой обороны и крайней необходимости и при профессиональном риске
  9. 1. ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ВОПРОСЫ ДОСТУПНОСТИ ПРАВОСУДИЯ А. Развитие воззрений на доступность правосудия
  10. Раздел II ПОНЯТИЕ ВИНЫ КАК СУБЪЕКТИВНОГО ОСНОВАНИЯ ГРАЖДАНСКО-ПРАВОВОЙ ОТВЕТСТВЕННОСТИ
  11. Раздел III ФОРМЫ ВИНОВНОСТИ В ГРАЖДАНСКОМ ПРАВЕ Глава 8. ЗНАЧЕНИЕ ФОРМ ВИНОВНОСТИ
  12. § 8. История советской адвокатуры
  13. § 1.   КРИМИНОЛОГИЧЕСКАЯ СПЕЦИФИКА ПРЕСТУПНОСТИ В ВОЙСКАХ: ОБЪЕКТИВНЫЕ И СУБЪЕКТИВНЫЕ АСПЕКТЫ
  14. КОНФЕРЕНЦИЯ «ЧЕСТЬ И ДОБРОЕ ИМЯ. КОНФЛИКТ ЖУРНАЛИСТИКИ И ЮРИСПРУДЕНЦИИ»
  15. 2.1. Законодательные акты, регулирующие деятельность прокуратуры по защите прав и свобод
  16. Надзор за исполнением законов
- Авторское право - Аграрное право - Адвокатура - Административное право - Административный процесс - Акционерное право - Бюджетная система - Горное право‎ - Гражданский процесс - Гражданское право - Гражданское право зарубежных стран - Договорное право - Европейское право‎ - Жилищное право - Законы и кодексы - Избирательное право - Информационное право - Исполнительное производство - История политических учений - Коммерческое право - Конкурсное право - Конституционное право зарубежных стран - Конституционное право России - Криминалистика - Криминалистическая методика - Криминальная психология - Криминология - Международное право - Муниципальное право - Налоговое право - Наследственное право - Нотариат - Образовательное право - Оперативно-розыскная деятельность - Права человека - Право интеллектуальной собственности - Право собственности - Право социального обеспечения - Право юридических лиц - Правовая статистика - Правоведение - Правовое обеспечение профессиональной деятельности - Правоохранительные органы - Предпринимательское право - Прокурорский надзор - Римское право - Семейное право - Социология права - Сравнительное правоведение - Страховое право - Судебная психиатрия - Судебная экспертиза - Судебное дело - Судебные и правоохранительные органы - Таможенное право - Теория и история государства и права - Транспортное право - Трудовое право - Уголовное право - Уголовный процесс - Философия права - Финансовое право - Экологическое право‎ - Ювенальное право - Юридическая антропология‎ - Юридическая периодика и сборники - Юридическая техника - Юридическая этика -