§ 1. Понятие личности преступника, ее социальная сущность

Нет необходимости доказывать, что изучение личности преступника — частный случай изучения поведения человека в обществе. Именно в обществе, а не в искусственно созданном «вакууме», в условиях «робинзонады», ибо личность неотделима от тех общественных отношений, в которых она -существует, развивается, действует.

Изучение личности и ее поведения осуществляется многими науками.

ческом, физиологическом, физико-космическом, медицинском, психиатрическом, психологическом, социальном и т. д.

Единое 'по своему содержанию криминологическое изучение личности преступника имеет свои особые аспекты в зависимости от того, изучается ли эта личность для целей расследования или судебного разбиратель ства, или Для целей исправительно-трудового воздействия на осужденного, или в целях индивидуальной или социальной профилактики, или, наконец, в научно-позиа- вательных целях, имеющих также свои определенные задачи и границы.

Характеризуя поведение человека под углом зрения каждой науки о человеке, мы сталкиваемся с таким множеством и разнообразием факторов, что учесть влияние каждого из них, соотношение между ними, определить общую направляющую линию представляется делом исключительной сложности.

Для решения этой задачи в свое время была создана, как известно, теория факторов — один из важнейших инструментов позитивистской философии и социологии. Еще во времена Монтескье и Бентама делались попытки установления и систематизации факторов человеческого поведения. Рассматривая человека в качестве изолированного индивида, представители различных научных специальностей выявляли факторы, обусловливающие его поведение.

С позиции теории факторов нетрудно установить, что поведение человека в большей или меньшей степени детерминировано и социальными условиями, и наследственностью, и анатомическим и физиологическим складом, и деятельностью желез внутренней секреции, и характером вегетативной нервной системы, и особенностями характера, темперамента и интеллекта и т. д. Человек, страдающий внешними физическими дефектами, ведет себя в обществе иначе, чем физически полноценный человек; человек, страдающий от чувства своей психо-физической недостаточности, ведет себя иначе, чем, например, общепризнанный герой футбольной команды; девушка, переживающая как серьезный физический недостаток наличие у нее большого числа веснушек на лице, ведет себя иначе, чем ее подруга, обладающая завидными внешними данными; субъект с пониженной половой способностью ведет себя иначе, чем субъект, об ладающий повышенной половой потенцией. Подобный перечень факторов можно было бы продолжать до бесконечности, причем вряд ли можно было бы отрицать, что любой из них не имеет хотя бы некоторого значения в сумме факторов человеческого поведения.

Применение естественных наук о человеке для объяснения социальных фактов, начатое еще до Дарвина и получившее затем развитие в так называемом социальном дарвинизме, привело буржуазную науку в тупик — к биологическому объяснению социальных явлений, к биологическому объяснению поведения человека в обществе. Но классики марксизма-ленинизма с исчерпывающей полнотой доказали, что никакое социальное явление не может быть объяснено с позиций биологических наукК

Несомненно, в любой форме поведения человека в обществе участвуют все стороны его личности, и биологический фактор здесь также играет свою большую или меньшую роль.

Но можно ли объяснить поведение людей в обществе, опираясь на естественные науки? Ответ может быть лишь отрицательным.

Необходимо напомнить основные положения марксистской социологии о недопустимости использования естественных наук при изучении общественных явлений, закономерностей общественного развития.

Рассматривая этот вопрос, В. И. Ленин, основываясь на положениях К. Маркса и Ф. Энгельса, категорически отрицал .возможность применения естественных

Маук в области изучения общественных явлений. Если мы обратимся к письмам К. Маркса и Ф. Энгельса, то найдем в них уничтожающую критику социал-дарвиниз- ма (см. Сочинения, т. 30, стр. 204; т. 31, стр. 209—210; т. 32, стр. 493; т. 34, стр. 133—138; т. 35, стр. 362—363). Основоположники марксизма считали антинаучными попытки перенесения биологических законов в область общественных отношений и объяснения общественных закономерностей закономерностями биологическими. Этот комплекс вопросов глубоко рассмотрен Ф. Энгельсом в «Анти-Дюринге».

Критикуя попытки перенесения в область общественных явлений понятий естественных наук, В. И. Ленин писал: «На деле никакого исследования общественных явлений, никакого уяснения метода общественных наук нельзя дать при помощи этих понятий. Нет ничего легче, как наклеить «энергетический» или «биолого-социо- логический» ярлык на явления вроде кризисов, революций, борьбы классов и т. п., но нет и ничего бесплоднее, схоластичнее, мертвее, чем это занятие»16.

Несколько дальше В. И. Ленин указывает: «...перенесение биологических понятий вообще в область общественных наук есть фраза»17, а в «игре в биологию и социологию нет ни грана марксизма»18.

И хотя В. И. Ленин в приведенных выдержках не касается проблемы преступности, но из самого 'перечня социальных явлений, упоминаемых им,—«вроде кризисов, революций, борьбы классов и т.

В этой связи возникает вопрос: можно ли изучить природу и закономерности таких явлений, как, например, классовая борьба, изучая индивидуальные особенности участников этой борьбы? Ответ на этот вопрос может быть только отрицательным: никакие обобщения индивидуальных особенностей не приведут к уяснению сущности и форм классовой борьбы.

Можно ли понять сущность капиталистического строя, природу буржуазии как класса, выясняя индивидуальные особенности представителей этого класса? Разумеется, нет!

И столь же категорическим должен быть отрицательный ответ на вопрос о возможности изучить природу и причины преступности на основе выявления индивидуальных особенностей преступников19.

Таким образом, следует прийти к выводу, что для научно обоснованного изучения поведения человека в обществе должен быть точно определен аспект этого изучения, его цели, отрасль науки, могущей осуществить эту задачу, конкретные методы изучения.

Вместе с тем хотелось бы подчеркнуть, что одной из сложных и пока что, по-видимому, достаточно не разрешенных проблем является определение связи, взаимозависимости и взаимодействия социальных и биологических истоков и компонентов человеческого поведения в обществе. Ибо, не решив данную проблему, по существу нельзя иметь и сколько-нибудь твердой научной основы для рассмотрения поведения человека в обществе. В самом деле, в механизме человеческого поведения в обществе лежит сложный комплекс психологических процессов, возникающих, с одной стороны, на почве воздействия всевозможных внешних влияний со стороны общества и ближайшей социальной среды, включая и социально-психологические влияния, с другой стороны.

Но можно ли рассматривать в одном ряду явлений и психические процессы, и обусловливающие их социальные и социально-психологические влияния, и биологическую структуру личности, и психологические особенности данной личности? Можно ли, говоря о социальных процессах, социальных закономерностях, выводить их из биопсихосоциальной характеристики личности? Может ли быть качественно принципиально иной постановка этих вопросов в том случае, когда изучается любое поведение человека в обществе и когда изучается «преступное поведение»? Нужно ли вообще изучение личности преступника и какую цель оно может и должно преследовать? Каково должно быть изучение личности преступника, осуществляемое с криминологической точки Зірения? Каковы пределы углубления изучения личности преступника, необходимого практике и теории криминологии? В чем состоит индивидуально-социологическое и психологическое изучение личности преступника и каковы реальные возможности использования результатов этого изучения в практических и научных целях? К какой отрасли науки относится изучение личности преступника? Таков главный комплекс вопросов, которые должны быть решены при организации изучения личности преступника и которые здесь могут быть рассмотрены, естественно, лишь в общем виде.

Вопрос об изучении личности преступника, по-видимому, должен рассматриваться в двух главных аспектах: 1.

Изучение личности преступника и совершенного им преступления в целях выявления условий, которые способствовали совершению преступления, и принятия наиболее эффективных предупредительных мер, включая и меры, направленные на исправление и перевоспитание данной личности, путем применения к ней предусмотренных законом мер. В этом аспекте речь идет об индивидуально-социологическом изучении личности преступника. 2.

Изучение личности преступника в целях выявления и обобщения тех главных социальных черт, которыми характеризуются преступники в их массе, и тех социальных причин совершения ими преступлений, которыми характеризуется преступность как сложная статистическая совокупность. Речь идет, таким образом, о путях сведения индивидуального к социальному, о нахождении в единичном элементов общего, о сведении случайного к закономерному.

Говоря об изучении личности преступника необходимо уточнить само понятие личности преступника. Советская криминология категорически отвергает биопси- хологическое понятие личности преступника как особой индивидуальности с чертами криминальной прирожденное™ или криминальной предрасположенности. Преступник— это индивид, совершивший общественно опасное деяние на почве конкретной жизненной ситуации в силу наличия у него антиобщественных, аморальных взглядов. Для личности преступника характерно противопоставление своих узколичных, эгоистических интересов интересам общества. В преступлении проявляется индивидуально-антагонистическое противоречие между личностью преступника и обществом. Преступник — нарушитель социалистических общественных отношений; его нравственные устои, его поведение, его отношение к обществу находятся в резком противоречии с социалистической моралью и правом, с социалистическими правилами общежития.

Обычно личность преступника рассматривается вне ее политической характеристики как абстрактный индивид, наделенный теми или иными особыми чертами, обусловленными его биопсихологическим складом. Такой подход к личности типичен для буржуазной криминологии.

Признавая, что преступление является результатом известной жизненной ситуации и нравственных устоев индивида, мы тем самым подчеркиваем, что преступ ник не автомат, слепо действующий под влиянием внешних условий. Он — живой человек, с уже сложившимися или складывающимися в неблагоприятном направлении мировоззрением, моральными взглядами, привычками, которыми в конечном счете и обусловливается его антиобщественное реагирование на ту или иную/жизненную ситуацию. В процессе изучения личности преступника 'нельзя недооценивать значения раскрытия его внутреннего мира, его психологии.

Но, рассматривая личность преступника, необходимо особое внимание обратить на известное положение К. Маркса относительно самого понятия личности человека: «...сущность человека не есть абстракт, присущий отдельному индивиду. В своей действительности она есть совокупность всех общественных отношений»20.

Поведение человека — социальное или антисоциальное— является результатом взаимодействия субъективных и объективных факторов. К числу субъективных факторов относится широкий взаимосвязанный комплекс особенностей и потребностей человека, его психического склада, интеллекта, моральных устоев. К числу объективных факторов относятся конкретные условия жизни индивида — труд, быт, взаимоотношения с окружающей средой, общие условия общественной жизни. Одной из важных задач, стоящих перед биологией и социологией— на стыке названных отраслей «аук,— является исследование качественного перехода биологического в социальное, раскрытие особенностей, закономерностей, присущих биологическим и психологическим компонентам личности, и закономерностей социальных.

Решение данной проблемы представляется чрезвычайно сложной задачей, выходящей далеко за пределы криминологии. Но для криминологических целей нет необходимости погружаться в глубинную сущность личности, искать биологические истоки ее поведения, выяснять влияние наследственности, иаличия или отсутствия психопатических симптомов и т. д.

Криминолог ставит своей целью уяснить социальный аспект поведения данной личности и изыскать с соблюдением гарантий социалистической законности социально полезные пути для исправления й перевоспитания данной личности. Тем самым криминология устанавливает определенные границы изучения личности преступника.

Если изучение личности является по сути дела беспредельным, когда речь идет об определении факторов, обусловливающих поведение человека, если в этом изучении должны принимать участие представители самых разнообразных иаук о человеке и обществе, то, естественно, возникает вопрос о методологических путях решения столь сложной задачи. Ключом здесь служат положения марксизма о необходимости и неизбежности искусственного изолирования тех или иных сторон изучаемого явления. В. И. Ленин, цитируя известные положения Ф. Энгельса по вопросу о соотношении причины и следствия, делает из них чрезвычайно важ«ые выводы. В «Материализме и эмпириокритицизме» мы читаем: «Энгельс подчеркивает особенно диалектический взгляд на причину и следствие: «Причина и следствие суть представления, которые имеют значение, как таковые, только в применении к данному отдельному случаю; но как только мы будем рассматривать этот отдельный случай в его общей связи со всем мировым целым, эти представления сходятся и переплетаются в представлении универсального взаимодействия, в котором причины и следствия постоянно меняются местами; то, что здесь или теперь является причиной, становится там или тогда следствием и наоборот. Следовательно, человеческое понятие причины и следствия всегда несколько упрощает объективную связь явлений природы, лишь приблизительно отражая ее, искусственно изолируя те или иные стороны одного единого мирового процесса»21.

Применяя эти общеметодологические положения марксистской философии к интересующей нас области антисоциального поведения и к его обусловленности безграничным по сути дела комплексом причин и условий, мы должны исходить из тех задач, которые ставят социальные науки в области изучения закономерностей поведения человека в обществе. Говоря применительно к предмету криминологии в части, относящейся к выяснению поведения преступника, мы, быть может, несколь-

Ко упрощаем объективную связь явлений и искусственно изолируем отдельные стороны этих явлений, когда из всего комплекса условий, которые способствовали совершению преступления, выделяем только те, которые являются чисто социальными, зависящими от более общих социальных закономерностей, и которые известным образом преломляются в психике человека. Но это именно те стороны личности, на которые возможно реально воздействовать в целях предупреждения преступления, иоправления и перевоспитания преступника с учетом действительно реальных возможностей всей действующей системы мер борьбы с преступностью — системы уголовноправовых мер.

Преступление, рассматриваемое в широком социологическом плане,— это разновидность человеческого поведения в определенных условиях общественной жизни, это, иначе говоря, действие, бездействие, деятельность, нарушающая общественные отношения, установленный ?правопорядок, это вид правонарушения.

Как известно, наряду с уголовными правонарушениями существуют и иные виды правонарушений: административные, трудовые, гражданские, земельно-колхозные, семейные и т. д. По-івидимому, всем указанным отраслям науки права повезло в том отношении, что среди теоретиков данных отраслей науки права не оказалось Ломброзо и его многоликих приверженцев. В противном случае им пришлось бы изучать биологические и биопсихологические факторы любых правонарушений: ведь во всяком поведении человека, следовательно и во всяком правонарушении, можно попытаться найти биологические и биопсихические факторы. И, соблюдая определенную последовательность, сторонники биопсихокриминологии должны были бы исследовать этнографические, антропологические, физиологические, патологические, психиатрические, психологические факторы таких, например, правонарушений, как опоздание на работу, систематические прогулы или нарушение договора займа и т. д.

Сторонники биокриминологии оказались бы в затруднительном положении, если бы им пришлось исследовать, например, такое явление, как самоаборт или опоздание на работу. Одно время эти явления находились за пределами уголовного права и криминологии, и тогда, йч&виД'но, не было необходимости прибегать к поискам наследственных или конституциональных корней подобных явлений. Но с того момента, когда они оказались в сфере уголовного права, очевидно, биокриминологам надлежало бы обратиться к таким изысканиям, стремясь найти причины самоаборта и прогулов. Однако, с исключением этих явлений из сферы уголовного права, биокриминологам вновь пришлось бы отказаться от раскрытия «закодированных» в наследственности программ поведения. И по мере сужения сферы действия уголовноправовых запретов, видимо, сужалась бы и сфера био- криминологических упражнений...

Но если подобное изучение личности праївонаруши- теля по здравому смыслу все же не проводится, то какие же основания для такого изучения можно найти при изучении личности правонарушителя, совершившего преступление? Думается, что над этим вопросом следовало бы задуматься тем, кто с большим упорством и постоянством настаивают на биопсихо-криминологическом изучении личности преступника, воспроизводя теории нео- ломброзианства «образца» 60-х годов взамен «образца» 20-х годов.

Позиция автора этих строк .в отношении принципиальней недопустимости внесения биологического или биосоциального фактора в объяснение причин преступности поддерживается и разделяется большинством советских криминалистов.

Приведем некоторые высказывания советских ученых- криминалистов по данному вопросу.

Профессор А. А. Пионтковский в «Учении о преступлении по советскому уголовному праву» (М., 1961) рассматривает любые попытки биологического объяснения причин преступности в качестве «глубоко антинаучных», реакционных по своей природе. Он подчеркивает, что «в методологическом отношении все эти «неоантропологические» теории исходят из той же антинаучной концепции, из которой исходила уголовно-антротюлогиче- ская теория Ломброзо. Они проповедовали наследственную передачу предрасположения к совершению преступлений и ,пытались общественные явления объяснить теми или иными особенностями, притом ложно понятыми, природы человека». Профессор А. А. Пионтковский подчеркивает, что все эти «неоантропологические бред- нй» служат лишь дымовой завесой, прикрывающей подлинную природу преступления.

Коллективный труд «Криминология», являющийся официальным пособием по этому предмету в наших вузах, полностью отвергает биосоциальную концепцию причин преступности (см. 1-е изд., 1966, 2-е изд., 1968). Авторы главы о личности преступника — проф. И. И. Карпец, іпроф. В. Н. Кудрявцев и доктор юридических наук Н. Ф. Кузнецова,— указывая на коренное отличие советской криминологии от буржуазной, пишут, что в вопросе изучения личности преступника оно состоит в том, что «личность изучается не как некий индивид, якобы обладающий определенными задатками и предрасположенностью к совершению преступлений, не как комплекс физиологических и психологических качеств, являющихся «внутренними причинами преступности», якобы присущими человеку, а как член общества, живущий в обществе, среди людей, воздействующий на природу, общество и на самих людей и испытывающий обратное воздействие с их стороны».

Авторы пособия по криминологии (для студентов ВЮЗИ) — проф. М. А. Гельфер, доктор юридических наук П. И. Гришаев и кандидат юридических наук Б. В. Здравомыслов — подвергают резкой критике биологические и биосоциальные теории причин преступности. Они справедливо указывают, что «следует категорически отвергнуть включение в предмет социалистической криминологии изучение так называемых биологических и космических «причин» преступности, «факторов преступности», которые созданы на порочной теоретической основе, главным образом на философском позитивизме, и представляют собой различные эклектические теории. Они находятся в глубоком противоречии с марксистско- ленинским учением о причинах преступности, об исследовании общественных явлений».

Профессор М. И. Ковалев в работе «Причины преступности в капиталистическом обществе с позиций буржуазной и советской криминологии» (Свердловск, 1967) подвергает последовательной и острой критике биокри- минологические и иные буржуазные концепции причин преступности, убедительно показывая, что современные биокриминологи принципиально ничем не отличаются от теории своего идейного «отца» — Чезаре Ломброзо.

Серьезная критика биокриминологических концепций содержится в работе Н. С. Лейкиной «Личность преступника и уголовная ответственность» (Л., 1968).

В монографии профессора В. Н. Кудрявцева «Причинность в криминологии» (М., 1968) специально рассматривается воіпрос о «социальном и биологическом в преступном поведении» в параграфе, носящем такой заголовок. Подвергая критике попытки биологизировать проблему причин преступности, автор делает четкий вывод: «Позиция марксизма-ленинизма не может иметь ничего общего с таким эклектическим, позитивистским перечислением различных факторов. Определяющим в генезисе преступного поведения является социальное, и потому мы должны сказать со всей категоричностью, что преступность — это социальное, а не биологическое явление». А несколько выше профессор В. Н. Кудрявцев отмечает, что «биологические свойства человеческого организма не являются причинами преступлений. Они лишь условие для всякого человеческого поведения, в том числе и антиобщественного».

В монографии профессора И. И. Карпеца «Проблема преступности» (М., 1969) попытки реставрации реакционных биокриминологических теорий в современных условиях также подвергнуты решительной критике. Он справедливо указывает, что «не могут быть всерьез приняты даже в качестве объяснения поведения человека, а не только в качестве причин преступности» какие-либо «прирожденные инстинкты» или «прирожденные социальные инстинкты, закодированные в сознании человека». Отмечая, что наука генетика играет важную роль в развитии естественных наук, профессор И. И. Карпец правильно отмечает, что «е следует строить каких-либо иллюзий относительно возможности объяснять общественные явления путем применения генетики: «Сущности социальных явлений она не объяснит, так же как и законы развития человеческого общества. Область генетики ограничена определенными рамками, ее выводы имеют специальное, а отнюдь не всеобъемлющее значение». Он рассеивает иллюзии сторонников биологизации причин преступности о том, что генетика способна подтвердить биологическое происхождение или биологическую наследственность преступных наклонностей. Профессор С. С. Остроумов и доктор юридических наук Н. Ф. Кузне цова в статье «О предмете советской криминологии» (Вестник МГУ, 1968, № 3), подчеркивая, что преступность— социально-правовое явление, справедливо пишут, что «бесчисленные попытки буржуазных исследователей в течение двух веков доказать криминологическое значение наследственности, антропологии, физиологии на сегодня, как хорошо известно, потерпели полное фиаско». Они отмечают далее, что «все известные теории наследственности в криминологии, ведущие свое начало от Ломброзо, являются реакционными и признаны таковыми даже большинством буржуазных ученых». Правда, авторы, иронизируя над просочившимися в нашу литературу утверждениями о криминогенном «коде наследственности», пишут, что лишь будущее покажет возможность его применения в криминологии, но это, конечно, только иронически высказанное предположение, риторический прием авторов.

В коллективном «Курсе советского уголовного права» (часть Общая, т. 1), написанном коллективом ленинградских ученых, под редакцией профессоров Н. А. Беляева и М. Д. Шаргородского (Л., 1968) обоснованно сказано: «С точки зрения марксистской криминологии преступность — это явление социальное и как таковое оно имеет социальные причины вне зависимости от того, идет ли речь о капиталистическом или социалистическом обществе». Они подчеркивают, что «марксистская криминология полностью отвергает взгляд буржуазной криминологии на преступность и ее причины как на явление биологическое».

Профессор М. Д. Шаргородский в книге «Современное буржуазное уголовное законодательство и право» (М., 1961) указывает, что марксизм не отрицает ни законов наследственности, ни генетики, он не признает лишь влияния этих законов на преступность, которая является не биологическим, а социальным явлением.

Кандидат юридических наук Ф. М. Решетников в книге «Уголовное право буржуазных стран, вып. III», характеризуя современные биопсихологические теории в американской криминологии, указывает, что общим для них «является трактовка преступления, как «симптома» биологических или психологических недостатков преступника, т. е. игнорирование действительной приро ды преступления, как социального явления, порожденного социальными же причинами». И автор обоснованно утверждает, что подобные теории являются базой для самых реакционных выводов в области борьбы с преступностью. В книге того же автора «Современная американская криминология» (М., 1965) содержится глубокая критика биокриминологических и им подобных теорий причин преступности, раскрывающая подлинное политическое звучание всех попыток биологизировать проблему причин преступности.

Наконец, необходимо отметить весьма содержательную статью профессора А. Л. Ременсона «Некоторые замечания относительно дискуссии о соотношении в преступлении социальных и биологических факторов» («Доклады итоговой научной конференции юридических факультетов», ч. III, Томск, декабрь, 1968). Автор, подводя некоторые итоги названной дискуссии, делает вывод «о научной неправомерности рассмотрения преступления как биологического или социально-биологического феномена». Он указывает, что «сегодня, как и 60 лет назад, в полной мере подтверждается мысль В. И. Ленина о том, что никакого исследования общественных явлений нельзя дать при помощи биологических понятий».

Выше была приведена лишь небольшая часть высказываний видных советских криминалистов по вопросу о недопустимости внесения їв советскую криминологию тех или иных биологических или биосоциальных концепций причин преступности. Советские криминалисты и зарубежные криминологи, стоящие на позициях марксизма- ленинизма, категорически отвергают подобные концепции и неуклонно разоблачают подлинную реакционную сущность этих псевдонаучных изьгакаїний. Можно лишь поражаться, как отдельные (к счастью, очень немногочисленные) юристы в современных условиях стремятся гальванизировать насквозь проржавевший арсенал ломброзианского и неоломброзианского оружия. Прошло уже более сорока лет, как подобные взгляды были до конца раскритикованы советской наукой уголовного права и криминологии, и возвращаться к ним или к современным зарубежным поделкам — не значит ли «изобретать» биокриминологический «велосипед», место которому в археологическом музее?