Глава VI ОБОСНОВАНИЕ ОТПРАВНОЙ ТОЧКИ В ИСТОРИЧЕСКОМ ИССЛЕДОВАНИИ ИДЕИ СОЦИАЛЬНОГО ПРАВА. ПРИМЕНЯЕМАЯ МЕТОДОЛОГИЯ

Средневековье с его богатой внегосударственной правовой культурой, основанной на автономном праве социальных групп и договорных отношениях между этими группами, не может, несмотря на кажущуюся очевидность, служить отправной точкой для нашего исследования.

б) краеугольным камнем всего «правового антииндивидуализма» Средневековья является целостность corpus mysticum (называемого также Вселенской церковью), понимаемого как строго иерархическая тотальность; как иерархия, заранее указывавшая место всем правопорядкам, внешним выражением которой была характеристика Церкви как ассоциации доминирования; в) хотя универсализм «corpus mysticum» благодаря влиянию христианства и стал более благоприятным для индивида, чем этатистский универсализм античности, но и эта разновидность универсализма полностью жертвовала автономией индивида ради предопределенной и стабильной тотальности космического и религиозного универсума; и в этом случае не вставал вопрос о состоящей из отдельных лиц автономной тотальности, об универсализме как «трансперсонализме»; г) наконец, две основные правовые системы Средневековья — «феодального права» и «канонического права» — сами по себе представляли помеху для развития идеи социального права отнюдь не менее серьезную, чем все вышеперечисленные.

Недавно скончавшийся П.

Следовательно, идея социального права является, по сути, продуктом современности. Необходимой была полная эмансипация человеческой мысли, имевшая место в эпоху Возрождения; необходимо было открытие многообразия окружающего мира, утверждение множества равнозначных систем ценностей; необходимо было освобождение человеческого общества (как автономной тотальности, состоящей из лиц, чей разум не имел безграничных возможностей) от зависимости, порой доходившей и до смешения с другими видами тотальностей; наконец, насущно необходимым было достижение последовательного синтеза индивидуализма и универсализма; все это было необходимо для того, чтобы идея права социальной интеграции стала возможной.

Хорошо известно, что основы современной науки и философии в основном были заложены именно в XVII в. Имена Декарта и Спинозы, Галилея и Ньютона обозначают собой решающий этап истории автономии человечества. «Границы современной цивилизации оказываются обозначенными самой историей... Начиная... с картезианского спиритуализма... мудрость гуманизма... спускается... на землю и завладевает Западом».276 Исходя из этой точки зрения, нет ничего удивительного в том, что мы начинаем свое исследование с XVII в.

В сфере общественных наук влияние методов математики и физики в XVII в. привело к триумфу индивидуалистических концепций, что можно заметить в философии права Гоббса, Пуфендорфа1*" и даже Спинозы (чья метафизика максимально отдалена от индивидуализма), в продолженном затем Локком движении (который объединил это направление идей с религиозным либерализмом английских индепендентов277), вплоть до Ж.-Ж. Руссо.

В свете этого могло бы показаться парадоксальным желание найти следы антииндивидуализма в общественных науках XVII в., тогда как (если только речь не идет об Античности или Средневековье) обычно антииндивидуализм связывают с реакцией начала XIX в. против идеологии Великой Французской революции. Мы сознательно хотим порвать с указанной концепцией путем демонстрации того, что в XVII в., наряду с индивидуалистической «социальной физикой», закладывались основы и совершенно иной концепции, единственно новаторской и по-настоящему достойной XVII в. Только такая концепция противопоставляла себя традиции римского права и романо-канонической доктрине: в ее рамках была предпринята попытка разработать новую концепцию автономной социальной тотальности, являющейся имманентной, а не трансцендентной по отношению к своим членам. Предполагалось, что эта концепция состояла бы в синтезе индивидуализма и универсализма и здесь впервые была предпринята попытка (о чем очень редко думали универсалисты XIX в.) ввести идею тотальности в недра правовой сферы.

Несмотря на то что подобное новаторское усилие осталось почти незамеченным в правоведении, данное направление идей сыграло, благодаря физиократам, существенную роль в зарождении двух других научных дисциплин — политической экономии и социологии.

Таким образом, мы берем в качестве точки отсчета XVII век не для того, чтобы еще раз повторить хорошо известную историю индивидуалистической социальной философии, но для того, чтобы воссоздать по ней следы совершенно иного направления идей, которое в равной степени противопоставляет себя средневековой схоластике и в рамках которого впервые был использован термин «социальное право».

Впрочем, совершенно бесспорно то, что идея социального права в XVII в. не могла быть осознана во всей ее полноте и четкости. С одной стороны, еще не была поставлена в терминах этики проблема синтеза универсализма и индивидуализма, и, следовательно, конкретная социальная тотальность не была полностью освобождена от ее интерпретации как иерархического порядка. Это стало возможным лишь после освободительного труда Великой Французской революции и учения Канта об автономной нравственности; однако определенная субординирующая тенденция осталась присущей этой первой теории социального права. С другой стороны, историческое и эволюционистское чутье совершенно отказало исследователям в данном случае; этот пробел обрел свое внешнее проявление в том, что вся проблема социального права в целом была переведена в весьма спорную терминологию догматического естественного права.

Наконец, в силу поразительного исторического парадокса идея социального права впервые была сформулирована в ту эпоху, когда в эмпирической действительности господствовало могущественное как никогда государство, устроенное по территориальному признаку, и когда абсолютизм государственной власти, вдвойне усиленный за счет монархического элемента, был исторической необходимостью и прогрессивной силой. Первые попытки формирования теории социального права (за исключением лишь сферы международного права, где плодотворность идеи социального права проявилась сразу) должны были ориентироваться преимущественно на реалии прошлого, а не настоящего или будущего и поэтому в некоторой степени носили ретроградный характер.

Нам остается только уточнить в нескольких словах ту методологию, которой мы будем следовать в историческом исследовании идеи социального права. Мы уже отмечали, что считаем историю идей абсолютно невозможной без опоры на определенные системные предпосылки. Доктрины имеют собственное историческое бытие и развиваются по определенному, свойственному им ритму, иногда даже совершенно независимо не только от личности их авторов, но и от той среды, в которой они были образованы. Более того, эти доктрины обладают удивительной способностью возрождаться в тех исторических эпохах, которые полностью отличны от эпохи, когда данные доктрины были впервые сформулированы; после периода их образования и длительного забвения они зачастую обладают намного более активным и решающим действием, чем в момент образования. Примеры влияния Аристотеля в Средневековье, святого Августина, чьи мысли стали особо значимыми через пять столетий после его смерти, длительный процесс возрождения неоплатонизма, влияние Канта в начале XX в. и т. п. слишком хорошо известны, чтобы продолжать обоснование их истинности.

Исследование процесса исторического генезиса рассматриваемых нами доктрин, конкретизирование влияния на них условий времени и места, указание на те философские системы, которые могли бы способствовать формированию позиции того или иного мыслителя, — все это представляется важным, но не решающим для имманентного восприятия содержания той или иной доктрины. Содержание той или иной доктрины не сводимо к процессу ее образования так же, как Целое не сводимо к своим частям, а сознание — к тем элементам, которые его образуют.

Поэтому возможно изучать историю идей, полностью абстрагируясь от проблем генезиса этих идей, т.

Философские проблемы так же, как и проблемы строго научные, могут быть четко отграничены от тех систем, в рамках которых они формулируются и в рамках которых ищут ответ на эти проблемы.

Научные проблемы имеют свою судьбу и свою логику, которые оказываются не только самостоятельными, но порой и противостоят логике научных систем. Процесс логического развития проблематики зачастую подрывает границы формулирующих эту проблематику научных систем и приводит к выходу за пределы таких границ. В итоге последовательность проблематики одерживает верх над последовательностью систем. Следуя развитию проблематики, чисто идеологическая история доктрин никогда не утратит контакт с объективной перспективой.

Все эти рассуждения оказываются особенно применимыми к нашему исследованию, которое полагает своей задачей напрямую изучать историю отдельно взятой проблемы. Здесь чисто идеологический метод оказывается единственно возможным и исключает применение других методов. В целях подобного исследования необходимо заранее определить границы той проблемы, исследование истории которой планируется. Излагаемые в процессе исследования доктрины должны представлять интерес только в той мере, в какой они помогают найти ответ на определенную проблему. Поэтому мы полностью произвольно берем из изучаемых нами систем только те элементы, которые имеют отношение к проблеме социального права. Если нам и придется иногда говорить об излагаемой системе в целом, то только тогда, когда это оказывается абсолютно необходимым279 для оценки того вклада, который данная система вносит в проблематику. История определенной нами проблемы проходит зачастую через ряд второстепенных научных систем и минует куда более значимые с другой точки зрения доктрины: это как раз и имеет место применительно к истории проблемы социального права. По той же причине не стоит удивляться и той роли, которую в рамках изучаемой нами истории играют малоизвестные и не слишком авторитетные мыслители в ущерб намного более знаменитым и зачастую более глубоким. Наконец, как мы отметили выше, вытекающие из той или иной проблематики следствия часто заходят намного дальше, чем следствия той или иной системы, не нужно тревожиться и в тех случаях, когда история проблемы социального права приводит нас к совершенно различным на первый взгляд системам.

В заключение заметим, что наша история проблемы социального права не претендует на законченность. Мы ставим своей задачей только проследить наиболее общие пути развития этой идеи и вполне отдаем себе отчет в том, до какой степени будет возможно расширение исторической базы нашего исследования и в каких разнообразных направлениях возможно его завершение. <...>