Ценности и установки политической толерантности и их соотношение в политической культуре студенческой молодежи

В процессе планирования модели эмпирического исследования была разработана методика, позволяющая выявить ценности и установки политической толерантности студенчества, а также произвести анализ на предмет соотношения их в политической культуре студентов.

«Частотное распределение ответов студентов отдельно по каждому оценочному суждению, выражающему ключевые ценности политической толерантности, показал, что они свойственны политической культуре студенчества и среди них ценность многопартийной системы, конкуренции политических партий, принципа парламентаризма и политического плюрализма, включая партии меньшинств и другие (см. таблицу 2).

Среди всех возможных методов статистического анализа особое внимание заслуживают социологические индексы, поскольку они, в отличие от статистических распределений, построены на основе нескольких эмпирического индикаторов, обладают большей точностью и надежностью. Методика позволила вычислить социологический индекс политической толерантности для каждого из опрошенных, а также средний балл по группе. Среднее групповое значение политической толерантности на ценностном уровне по совокупности опрошенных составило 26 баллов, что можно интерпретировать как высокий уровень (от 8 до 15 - низкий уровень, 16 до 23 - средний уровень и от 24 до 32 - высокий уровень).

Соотношение групп студентов внутри выборочной совокупности с точки зрения выраженности у них ценностей политической толерантности имеет следующий вид: доля студентов, у которых низкий уровень политической толерантности составила 2,7%, средний уровень- 26,9% и высокий уровень - 70,4% (таблица 3). Отсюда видно, что для преобладающего большинства опрошенных толерантность является ценностью и уровень её достаточно высокий. Однако интересным оказывается вопрос о том, насколько актуализируются ценности политической толерантности в условиях взаимодействия с конкретным «политическим другим». В исследовании попытка ответить на данный вопрос осуществлялась через изучение установок политической толерантности студентов.

Таблица 3 - Уровень политической толерантности студенческой молодежи (через научную категорию «ценность»)

«В исследовании предполагалось измерять установки на толерантность у студентов в отношении российских политических партий. Методика включала эмпирические индикаторы, отражающие структуру социальной установки - это такие её структурные компоненты, как объект социальной установки, социальная ситуация, в которую помещён объект, реакция индивида на объект (положительная или отрицательная), которая может проявляться на трёх уровнях - когнитивном, аффективном и конативном» [73].

«Так, в качестве эмпирических индикаторов политической интолерантности на когнитивном уровне выступили оценки респондентов, описывающие взгляды партий, как ошибочные, опасные, а также нежелание понять их точку зрения и идеи.

например, как неприязнь, чувство неуважения. К этому же уровню установки относится отсутствие значимости для респондента партийного плюрализма, ориентация на однопартийную систему и оценка некоторых партий как неважных. Эмпирические индикаторы, описывающие поведенческий аспект социальной установки партийной интолерантности, могут быть выражены в стремлении ликвидировать некоторые политические партии, в отказе предоставлять квотные места партиям меньшинства в парламенте, в готовности отказать им в праве реализовать своё избирательное право» [73].

«Представим некоторые результаты линейного статистического анализа (Таблица 4).

Общий частотный анализ показателей политической толерантности к российским политическим партиям и статистические данные приведенной таблицы 4 продемонстрировали неоднозначную реакцию студентов. Часть эмпирических индикаторов зафиксировала партийную интолерантность преобладающего большинства студентов в отношении российских партий. Это обусловило дальнейший детальный анализ уже в конкретных выделенных подгруппах эмпирических индикаторов, а также с использованием дополнительных статистических методов.

«Индекс политической толерантности студентов для всей выборочной совокупности на уровне установки составил 37,6 баллов. Так как значение индекса по шкале могло варьироваться в пределах от 18 (min) до 72 (max) баллов, где интервал от 18 до 36 баллов характеризовал низкий уровень партийной толерантности, от 37 до 54 - средний и от 55 до 72 - высокий, то получается, что можно говорить о среднем уровне толерантности у студентов в отношении российских политических партий. Частотный анализ позволил выявить соотношение подгрупп студентов, демонстрирующих низкий, средний и высокий уровни толерантности, что составляет соответственно 43,1 %, 51,9 % и 5 %» [73, 143]. (Таблица 5). Как видно, доля студентов, демонстрирующих высокий уровень толерантности к российским политическим партиям (на уровне социальной установки) «крайне мала в сравнении с остальными подгруппами. Одновременно относительно многочисленна подгруппа студентов, настроенных интолерантно в отношении российских политических партий. Детальный сравнительный анализ индекса партийной толерантности на разных уровнях социальной установки (где 6 - min и 24 - max) показал, что значительных отличий здесь не наблюдается. Индекс толерантности на когнитивном уровне установки составил 11,6 баллов, на аффективном - 13,3 балла и на конативном - 14,9 баллов, где интервал от 6 до 12 баллов означает низкий уровень толерантности, от 13 до 18 - средний и от 19 до 24 - высокий (таблицы 6-8). Таким образом, результаты исследования позволили сделать вывод о том, что существует зависимость между разными аспектами толерантности. В данном случае работает правило, которое состоит в том, что если индивид демонстрирует толерантность на каком либо одном из уровней установки, то он толерантен и на остальных уровнях. Т. е. существует зависимость между разными аспектами толерантности, что вполне согласуются с результатами существующих исследований» [73, 143].

ценности политической толератности не актуализируются и студенты в большинстве своем интолерантны по-отношению к конкретным политическим партиям РФ» [73, 144].

Несоответствие ценностей и установок довольно часто возникало в экспериментах исследователей. Характерный пример здесь - так называемый «парадокс Ла Пьера», который был обнаружен в результате эксперимента Р. Ла Пьером в 1934 г. и состоял в том, что реальное поведение человека может не строиться в соответствии с его установками и ценностями [371]. В определенный момент времени даже наступил кризис теории социальной установки, когда на долгое время (примерно 40-60-е гг.) попытки выявить факторы, оказывающие влияние на поведение человека, приостановились. В последующем попытки объяснительных гипотез выявленного парадокса возобновились и особый интерес здесь представляют работы М. Рокича [380]. Он высказал идею, что у человека существуют одновременно два аттитюда: на объект и на ситуацию. «Включаться» может то один, то другой аттитюд. Возникли и другие различные объяснения результатов эксперимента Лапьера, однако исчерпывающих объяснительных моделей создать так и не удалось. В дальнейшем попытка решения этих задач содержится в «диспозиционной концепции регуляции социального поведения личности», предложенной Ядовым В. А. [344], [345]. Основная идея, лежащая в основе этой концепции, заключается в том, что человек обладает сложной системой различных диспозиционных образований, которые регулируют его поведение и деятельность. Эти диспозиции организованы иерархически, т.е. можно обозначить более низкие и более высокие их уровни. Определение уровней диспозиционной регуляции социального поведения личности осуществляется на основании схемы Д.Н. Узнадзе, согласно которой установка возникает всегда при наличии определенной потребности, с одной стороны, и ситуации удовлетворения этой потребности - с другой. Таким образом, Ядов В. А. рассматривает диспозицию как результат взаимодействия (встречи) потребности и ситуации. Однако ввиду того, что и потребности, и ситуации могут чрезвычайно варьироваться, образуя сложную иерархическую систему, варьируются и диспозиции, которые тоже образуют сложную иерархическую систему. Ядов осуществил классификацию как потребностей, так и ситуаций, и диспозиций. Система диспозиций выступает как регулятивная система относительно поведения человека. У Ядова каждый из уровней диспозиций отвечает за регуляцию своего типа человеческого поведения. Сегодня единственной теорией, которая берется объяснить связь между ценностями, установками и реальным поведением человека, является диспозиционная теория.

В процессе подготовки и реализации эмпирических исследований возникло несколько задач, которые заключались в том, чтобы проследить, проявится ли у студентов признание толерантности в качестве ценности на уровне их установок, существует ли связь между признанием ценности толерантности студентами и их толерантными установками на политический объект, изменяются ли эти установки, «если меняется заданный контекст для их проявления (ситуация установки) и если изменяются, то как? В итоге идеи, выдвинутые Р. Лапьером, В. А. Ядовым, были приняты нами на вооружение и легли в основу эмпирического изучения установок политической толерантности» [309, 260]. «На этапе планирования эмпирического исследования 2009 года (программа представлена в приложении 4) предполагалось проверить гипотезу, выдвинутую в рамках теорий К. Шмитта и М. Уолцера, о том, что люди в политике более нетолерантны нежели в ситуации простого повседневного межличностного общения» [309, 260]. При конструировании шкал для оценки объекта установки политической толерантности, важно учитывать, в какую ситуацию будет помещен оцениваемый респондентом объект. В итоге реакции респондентов были измерены с учётом вариаций контекста (ситуации). Контекст задавался формулировкой вопроса, который предшествовал набору шкал. Например, шкалам поведенческого уровня установки предшествовали вводные формулировки вопросов «Если политическая партия, которую Вы отметили в вопросе N°... , высказывает желание придти во власть, Вы ...» и далее серия шкал (где реакции замеряются на конкретную партию, как политического конкурента) и «В беседе со сторонником политической партии, отмеченной мною в вопросе №..., я как правило в процессе общения веду себя так ...» (где реакции замеряются в ситуации простого межличностного общения). Все 3 компонента установки (когнитивный, аффективный, конативный) замерялись в 2 контекстах (ситуациях): во-первых, в ситуации простого межличностного общения (где объект установки - персона), а во-вторых, в ситуации взаимодействия с политическим оппонентом (объект установки - политический институт) (более подробно см. программу исследования приложение 4).

В результате проверки гипотезы, сформулированной в рамках теории К. Шмитта и М. Уолцера, получилось, что люди в политике действительно более интолерантны, нежели в ситуации простого межличностного общения. Сравнивая результаты замеров по двум ситуациям, мы наблюдаем, что количество толерантных преобладает в ситуации межличностного общения, а количество интолерантных - в ситуации политической борьбы (см. рис. 3 и 4 приложения 6).

На начальном этапе планирования исследования предполагалось еще «выявить, какие модели политической толерантности демонстрируют студенты. Были предложены теоретико-типические модели (см. таблицу 7 приложения 6): 1 модель - полная толерантность, когда респондент демонстрирует установки политической толерантности на всех трёх уровнях; 2-4 модель - преобладающая толерантность, когда респондент демонстрирует установки политической толерантности на каких-либо двух уровнях; 5-7 модель - преобладающая интолерантность - когда респондент демонстрирует установки политической интолерантности на каких-либо двух уровнях; 8 модель - полная интолерантность, когда респондент демонстрирует установки политической интолерантности на всех трёх уровнях; 9 модель - отсутствие выраженной реакции - иные варианты сочетаний установок на трёх уровнях» [117, 49].

Корреляционный анализ связей между тремя уровнями проявления установки политической толерантности/интолерантности показал наличие значимых связей на уровне 0,01. Характер связи имеет в данном случае прямую направленность, что позволяет сделать заключение о том, что интолерантность на одном из уровней установки означает проявление интолерантности и на других уровнях установки, и наоборот.

«Сравнивая демонстрируемые респондентами модели политической толерантности/интолерантности, мы сделали вывод о том, что в ситуации политической борьбы респонденты чаще всего демонстрируют модель преобладающей интолерантности, а в ситуации простого межличностного общения - модель преобладающей толерантности» [117, 49] (рис. 5 приложения 6).

«Получается, что у студентов выражена персональная политическая толерантность, в то время как толерантность по-отношению к политическим институтам фактически отсутствует и имеет место институциональная интолерантность. Иначе говоря, студенты вполне толерантны к конкретным персонам, и при этом интолерантны по-отношению к политическим институтам, в частности в нашем исследовании, к политическим партиям» [309, 260].

Эмпирическое изучение соотношения ценностей и установок политической толерантности на примере изучения субкультуры студенчества позволили сделать вывод о том, что демонстрируемые студентами ценности политической толерантности не актуализируются в ситуации с конкретным «политическим другим». Более того, исследование выявило ситуативный характер установок политической толерантности, когда на уровне межличностного взаимодействия актуализируется политическая толерантность, а на уровне институциональном - политическая интолерантность.

«Экстраполяция политической толерантности с ценностного уровня на уровень установок, с уровня личности на уровень институтов, учитывая природу политики и «политического», составляет в условиях современных демократических обществ прикладную научно-исследовательскую проблему, а исследовательский вопрос, который возникает в таком случае состоит в том, как сформировать в российском обществе установки политической толерантности на институциональном уровне? Каким образом политическую толерантность, которая существует на первичном межличностном уровне, распространить и на уровень политических институтов?» [309, 260]

«Корни проблемы институциональной политической интолерантности кроются, как видится, в специфике трансформационных процессов политической системы Российской Федерации и её институциональной подсистемы. С начала 90-х гг. Росси вступила на путь сложных преобразований, характеризующихся попыткой сформировать демократические институты власти. Сегодня в научном дискурсе сохраняется идея о том, что, несмотря на внешние признаки современного государства, политическая и экономическая система России характеризуется неустойчивостью и неопределенностью, отсутствием стабильных правил игры, где действия органов государственной власти и управления слабо предсказуемы, поэтому социальным агентам трудно прогнозировать будущее. А отсюда - и сохранение традиционной ценностной матрицы. Как показывают опросы общественного мнения сохраняется недоверие таким институтам государства и гражданского общества как парламент, политические партии, общественная палата и др. В основе толерантности лежит доверие, то есть уверенность в том, что «другой» не причинит вреда. Толерантность к политическому институту означает уверенность в его функционировании по правилам. Однако в России сохраняется ситуация, когда эти самые правила находятся в процессе изменения и модификации, а сам срок существования политических институтов относительно невелик. В условиях, когда политические институты несформированы, неустоялись или действуют неэффективно, возникает закономерно вопрос: как можно доверять тому, чего нет или несформировано, не устоялось? Г ражданин попадает в ситуацию, когда не вполне ясно, как относиться к новому, находящемуся в процессе становления и модификации, порядку. Для индивида актуальным становится поиск неких оснований уверенности, что и находит своё выражение, прежде всего, в ближайшем окружении в виде семьи, родственников, друзей и традиционных связях. Это традиционные основания уверенности индивида, которые восходят еще к родоплеменной организации общества» [309, 260].

о

«Адам Селигмен в своей работе «Проблема доверия» отмечает, что доверие институтам - это продукт современных обществ с их углубленным разделением труда и статусно-ролевой сложностью. «Доверие являет собой атрибут исключительно современных обществ». Необходимость в доверии появляется в современных обществах, когда появляются абстрактные системы и анонимные «другие». Доверие институтам в таких обществах четко функционально обусловлено. Именно эта способность позволяет индивиду эффективно существовать и действовать в условиях абстрактных социальных систем, когда возникает необходимость в расширении социальных связей и контактов с внешним миром. Традиционное общество предоставляет индивиду ограниченное количество связей и вписывает его в ограниченную систему социальных отношений. И таковые чаще всего имеют межличностный характер и основаны на отношениях родства, дружбы и т. д., что предоставляет индивиду ощущение безопасности и предсказуемости в пределах таких взаимодействий в кругу «своих». В современных обществах круг социальных взаимодействий расширяется за пределы «своих», при этом отношения между индивидами обезличиваются, но регламентируются институциональными рамками. Формальные нормы придают отношениям легитимный характер и служат своего рода гарантами безопасности в отношениях с «другим», придают устойчивость социальному существованию» [309, 260].

«В традиционных обществах радиус доверия охватывает лишь тех, кого индивид знает лично, все остальные заслуживают недоверия, они есть инородцы, иноверцы. Традиционные общества в результате основаны на уверенности в личности, межличностных связях и ограниченном круге взаимодействий. Современные общества способствуют расширению круга взаимодействия, куда попадают малознакомые люди. Ролевая сложность современных обществ, а значит и идентификационная, способствует нарастанию неопределенности в системе социальных взаимодействий, когда актуализируется проблема исполнения обещаний. Поэтому доверие институтам и агентам в условиях таких

⁸ Селигмен А. Проблема доверия / А. Селигмен.- М.: Идея - Пресс, 2002 - 256 с.

обществ следует рассматривать как рациональную основу взаимодействия индивидов и может быть даже меру вынужденную. Доверие делает возможным социальные интеракции в современных обществах и в этом плане оно функционально. Доверие необходимо для социального существования. Доверие возникает как результат уверенности в неизменности правил игры, принятых в социуме» [309, 260-261].

«Закономерность, которую открыл Селигмен, когда модернизация обществ приводит к увеличению доверия, еще не проявляется в условиях российской политической системы. Ввиду несформированности политической системы и её продолжающейся модернизации, неустойчивости и неоформленности политических институтов, состояние неопределенности не преодолено, в то время как доверие конкретной персоне или личности может служить отправной точкой в отношениях с «другим»» [309, 261]. В этих условиях актуальным становится необходимость и требование не только существования демократических институтов власти, но и их работоспособность и функциональность. Необходимо, чтобы в обществе была реально обеспечена конкуренция политических сил и эффективные демократические механизмы её реализации, препятствующие монополии какой-то одной политической силы. «Неэффективные механизмы реализации демократии, монополия на власть приводят в лучшем случае к отчуждению населения от власти и влекут политическую индифферентность. В худшем случае - возможны неконвенциональные формы политической конкуренции (вплоть до физического уничтожения представителей оппозиционных политических сил), то есть политической интолерантности. Как демократические институты не могут нормально функционировать без определенной политической культуры граждан, так и политическая культура граждан зависит от структурных факторов и состояния политических институтов. А политическая толерантность при этом выступает как один из элементов политической культуры гражданина» [309, 261].

«Хочется отметить, что сегодня существенно возрастает роль культурной политики в рамках государственной социальной и молодежной политики, в частности, связанной с профилактикой ксенофобии, экстремизма, насилия и ненависти в обществе. Сегодня целенаправленные усилия научного и педагогического сообщества по формированию навыков толерантного взаимодействия направлены именно на группу молодого поколения. Это связано с особенностями группы, которые были выявлены исследователями указанной возрастной когорты. С молодежью должна вестись усиленная работа по профилактике экстремизма. Молодёжь является той социальной и культурной общностью, которая, в силу своего возраста, отличается крайним максимализмом и радикализмом в суждениях, недостаточным социальным опытом, несформированностью ценностных ориентаций и т. д. Молодой человек пытается конструировать свой мир, отличный от мира взрослых, что зачастую может выражаться, в том числе в противостоянии структуре, нормам» [382, 76-81]. То есть возраст этой социальной группы задаёт априори склонность к конфликтности, экстремизму и проявлениям интолерантного поведения. В этом контексте группа молодежи очень часто рассматривается в научной литературе, как проблема. С другой стороны молодежь в силу особенностей своего возраста и отношения к жизни наиболее подвержена трансформационным процессам и быстрее других впитывает новые ценности, поскольку молодость охватывает этапы социализации личности, что означает процессы формирования личности. С этой точки зрения молодежь необходимо рассматривать как ресурс, позволяющий обеспечить показатели стабильности политической системы при условии управляемого процесса политической социализации. Молодые люди сегодня - это состоявшиеся взрослые завтра, полноправные участники политического процесса. В рамках молодежной политики существенно возрастает роль инструментов культурного воспитания и профилактики экстремизма в молодежных группах. К таковым относятся социальные институты, выполняющие функцию культурных трансляторов в обществе: СМИ, институты образования и др., и конкретные действия, например такие, как мероприятия по формированию у подрастающего поколения уважения к представителям других национальностей и религиозных воззрений; введение в образовательных учреждениях курсов, воспитывающих у подрастающего поколения понимание, что многокультурность при наличии толерантности - фактор стабильного развития общества; воспитание подрастающего поколения в духе миролюбия, веротерпимости, патриотизма и толерантности и др. Речь идет о социальных технологиях, с помощью которых становится возможным управление процессами идентификации индивидов и нежелательными проявлениями интолерантности. В условиях «плюрализации жизненных миров» контакты с альтернативной реальностью, общение с «другим» могут подрывать первоначальную субъективную реальность, способствовать развенчиванию негативных гетеростереотипов, представлений об этом самом «другом». «От действий ученых, практиков, субъектов государственного управления и педагогического сообщества зависит во многом то, как будет формироваться - стихийно или целенаправленно - политическая культура подрастающего поколения и в том числе политическая культура бесконфликтного взаимодействия. Знание факторов, которые лежат в основе толерантного или интолерантного поведения индивидов, можно сегодня рассматривать как средство, с помощью которого возможно производить профилактику и коррекцию нежелательного социального поведения в рамках политической системы и оказывать влияние на конфликтные группы, так называемые группы риска. Субъекты государственного управления, а также руководители общественно - политических организаций, движений и прочих гражданских инициатив, должны обратить внимание, что политическая толерантность, как элемент политической культуры, служит основанием и признаком современной демократической политической системы. Эффективными в данном направлении могут оказаться целенаправленные усилия специалистов педагогического сообщества (социальных педагогов, социальных психологов, социальных работников и преподавателей учебных заведений в целом), реализующих образовательные и просвещенческие задачи в рамках учебных курсов общественных дисциплин и отвечающих за формирование мировоззренческого уровня политической культуры гражданина и такого качества личности как гражданская воспитанность. Востребованными здесь могут оказаться как модернизированные учебные курсы государствоведения, права, политологии, так и специальные курсы, включающие тренинги и семинары по проблемам толерантности и политической толерантности в современном обществе. На макроуровне, или на уровне политической системы, требованием становится необходимость стабилизации правил политической игры, оформленность, действенность и эффективность демократических институтов власти, а также активная вовлеченность граждан в деятельность политических институтов, активизация политического участия и вовлеченность в деятельность разных политических сообществ (а значит и расширение политических идентичностей индивида), без чего институциализация политической толерантности мыслится невозможной [309, 261].

Выводы по главе 3:

Ценности политической толерантности свойственны политической субкультуре студентов и даже имеют декларативный характер, но одновременно они не актуализируются в условиях взаимодействия с конкретным «политическим другим» - на уровне установки политической толерантности студенты в большинстве своем интолерантны в отношении конкретного «политического другого».

Установки политической толерантности студентов имеют ситуативный (коньюнктурный) характер, когда демонстрируется персональная политическая толерантность и институциональная политическая интолерантность. В системе политических взаимодействий индивиды более интолерантны нежели в ситуации простого межличностного общения, что обусловлено конфликтной сущностью политики, где внешние угрозы сужают границы того, что допускает толерантного отношения.

Политическая толерантность и интолерантность являются производной специфики социального статуса студента. На политическую толерантность и интолерантность студентов оказывают влияние гендер, образовательный капитал, экономический капитал, конфигурация и особенности семьи, в которой он воспитывался, религиозная идентичность, социально-политическая практика (или интегрированность в систему социальных отношений, которые представлены

трудовыми, политическими, досуговыми объединениями индивидов), а также социальное окружение (которое представлено агентами первичной и вторичной социализации, такими как институт семьи, институт образования, институт религии, общественно-политические объединения и СМИ).

Преодоление политической интолерантности в обществе должно учитывать факторы микро- и макроуровня, где речь идет о процессах формирования политической культуры индивидов, а также институциональных преобразованиях. «Одна из управленческих задач состоит в том, чтобы распространить ценности и установки межличностной политической толерантности на уровень институциональный. Эффективными в данном направлении могут оказаться целенаправленные усилия специалистов педагогического сообщества в отношении молодежи и студенчества, как её специфической части, рассматриваемые как ресурс, позволяющий обеспечить показатели стабильности политической системы в контексте управляемого процесса политической социализации. На макроуровне, или на уровне политической системы, требованием становится необходимость стабилизации правил политической игры, оформленность, действенность и эффективность демократических институтов власти, а также активная вовлеченность граждан в деятельность политических институтов, активизация политического участия и вовлеченность в деятельность разных политических сообществ (а значит и расширение политических идентичностей индивида), без чего институциализация политической толерантности мыслится невозможной» [309, 261].